– Мне жарко, я разденусь, – пожаловалась Марфа.
   – Давай, заодно отдохнем и поедим, – предложил я, сбрасывая на землю тяжелую ношу.
   Я развязал один из мешков и вытащил из него копченый свиной окорок. Полкан сразу же воодушевился и пристроился с ним рядом. Печеного хлеба у нас не было, зато в избытки оказалось муки и крупы. Однако варить кашу я не рискнул, опасаясь дымом привлечь людей, потому нам пришлось, есть одну ветчину. Каждый получил по увесистому куску.
   Только тут до меня дошло, что я вполне могу ополовинить груз, выбросив лишние продукты. Это очевидное решение – зачем нам в эпоху дирижаблей пшено и полба, сразу заставило начать думать конструктивно. Стопор, вызванный шоком начал проходить и тут же появились свежие идеи. Главная из них была в том, что нищие, самые свободные люди и если мы избавимся от наших шуб, то никому не придет в голову приставать к бомжам в холщевых портках и монастырском сарафане.
   Просто выбрасывать меха не хотелось, хотя бы потому, что я не знал, где придется нам ночевать, а спать между двумя такими шубами можно было даже на Северном полюсе.
   – А скоро мы увидим телегу без лошади? – спросила девушка.
   – Скоро, – добродушно пообещал я, – скоро ты много нового увидишь! Ты главное, ничего не бойся. Здесь нет ни демонов, ни колдунов, просто люди придумали разные штуки, чтобы облегчить себе жизнь. На первый взгляд они бывают страшными, но на самом деле безобидные.
   На сытый желудок настроение у меня поднялось до состояния эйфории. Какое бы ни было это будущее, все лучше находиться здесь, чем висеть на березе вниз головой, да еще с содранной кожей. Полкан, слопав килограмм ветчины, тоже развеселился и позволил себе покататься по желтой листве.
   Прежде чем снова пуститься в путь, я удалил все лишнее, потом плотно свернул шубы и засунул их в мешки на освободившееся место. Мы с Марфой разом превратились в двух нищих оборванцев. Даже мой камзол, когда-то роскошный, бархатный с медными пуговицами, в том состоянии, до которого я его заносил, вполне подходил к крестьянским порткам и поршням. Единственной проблемой оказалась сабля. Если великолепный афганский кинжал я спрятал в мешок, то саблю пришлось, оставить на виду, и нести на перевязи. У нас не было лишней тряпки, что бы ее завернуть и хоть как-то замаскировать.
   Когда все было упаковано, мы без промедления пошли дальше. Время, судя по положению солнца, было послеполуденное и до скорого вечера следовало добраться до какого-нибудь человеческого жилья.
   Удивительно, но лес, по которому мы шли, был чистый, без привычного мусора, обычно оставляемого туристами и грибниками. Я, было, порадовался за нежданную цивилизованность сограждан, но тут выяснилось, что он частный. Мы наткнулись на высоченную изгородь из колючей проволоки.
   – Это еще что такое? – донельзя удивилась Марфа.
   – Боярские земли, – популярно объяснил я, – нам здесь нельзя находиться.
   Неприятно было даже не то, что лес оказался огорожен, а то, что мы находились внутри охраняемой территории. Короткая верхняя часть столбов, сделанная в виде козырька, была наклонена не в нашу, а в противоположную сторону. Получалось, что мы разгуливаем по частным владениям.
   Я оглядел столбы и саму проволоку. Кажется, эту территорию охраняли вполне серьезно. На каждом третьем столбе, стояла камера слежения, надписи на русском и английском языках, предупреждали о высоком напряжении. Если бы я был один, то меня такое ограждение вряд ли бы остановило. Во время службы в армии мы в самоволку бегали и не через такие кордоны, Но одно дело солдат, другое, женщина и собака. Для них наша простая, но эффективная методика преодоления подобных препятствий, к сожалению, не подходила.
   Пока я придумывал, как легче перелезть за колючку, нас заметили. Камеры слежения, которые раньше вертелись по кругу, замерли и нацелили объективы в вашу сторону. У меня теперь остались только две возможности, ждать, когда сюда прибежит охрана, или перерубить проволоку саблей возле ближайшего столба и бежать самим.
   Электрический ток меня не пугал, эту проблему при небольшом навыке в электротехнике всегда можно обойти. От прорыва останавливало другое, где нам прятаться, если хозяева устроят погоню. Сразу же вступать в конфликт с законом мне совсем не улыбалось. Впрочем, вопрос решился сам собой и гораздо быстрее, чем я предполагал.
   Вдоль ограды в нашу сторону уже бежали два охранника в осенней камуфляжной форме.
   – Ой, смотри, кто это? Какие смешные! В чем это они одеты? – воскликнула Марфа, пораженная необычной униформой.
   Меня вид сезонного камуфляжа тоже несколько удивил, я привык к его зелено-желтой окраске, это же была желто-серой. Однако любоваться на элегантные туалеты пришлось недолго. Охранники быстро приближались. На всякий случай, я убрал за спину саблю, чтобы зря не мозолила глаза. Полкану, нападающие на нас мужики с толстыми черными палками в руках, очень не понравились. Он встал в стойку и оскалил зубы. Я скалиться не решился, напротив, пытался приветливо улыбаться. Вот, мол, наконец-то мы встретились! Какая неожиданная радость!
   Жаль, но все мои потуги выглядеть приветливым, пропали даром. Лица у стражей были решительные, если не сказать свирепые. Ждать от них радостных приветствий явно не стоило.
   – Встань мне за спину! – приказал я Марфе, после чего события стали развиваться так стремительно, что ни на разговоры, ни на переговоры времени не нашлось.
   Стражники набросились на нас. Полкан, как и положено собаке, отразил нападение. Он с рычанием кинулся на ближнего к себе охранника. Однако тот оказался подготовлен к атаке. Палка в его руке нацелилась на бедного пса, и ее конец вспыхнул неоновым светом. Полкан завизжал и, не долетев до противника, грохнулся на землю. Это оказалось слишком даже для меня. Я выхватил саблю и взмахнул клинком. Палок у парня стало две, но теперь коротких. Второй, дернулся и успел направить подобное странное оружие и на меня, но на выстрел времени ему не хватило. Сабля прочертила в воздухе дугу и отсела конец у второй черной палки.
   – Ты это чего наделал! – почти в один голос закричали сторожа, сопровождая вопрос однообразными и всем известными эпитетами, потом отступили, растеряно рассматривая остатки своих электрошоков.
   Ответить им мне было нечего. К тому же было не до разговоров, я испугался за Полкана.
   Пес лежал на боку, не подавая никаких признаков жизни.
   Между тем охранники пришли в себя и решили от слов перейти к делу. Даже сабля в моей руке не показалась им достойным аргументом начать мирные переговоры.
   – Да я сейчас тебя, такой... (тра-та-та!), – заорал один из них очень грубым голосом, полностью лишенным какой-либо мелодичности и, выставив вперед руки на манер мастера кун-фу, собрался лишить меня если не жизни, то здоровья.
   – Чего это он такое говорит? – спросила меня из-за спины Марфа изо всего сказанного на новом русском языке, уразумевшая только исконные исторические слова отечественного мата.
   Перевести я не успел, «грубоголосый» охранник закричал «К-ий-я», подскочил на месте и ударил меня ногой по голове. Ботинок у него был новый, начищенный, не в пример моему поршню, но все равно, целоваться с ним никакой охоты не было, и пришлось отступить в сторону, чтобы случайно не столкнуться. Парень, хоть и не достиг цели, но выполнил в воздухе великолепный кульбит с переворотом, приземлился на ноги и снова встал в боевую стойку. Ногами и телом он владел не в пример лучше, чем языком. Мне же была больше по нраву тихая дружеская беседа, а не гимнастический язык жестов, поэтому я попробовал перевести общение в другую, дипломатическую плоскость:
   – Еще раз прыгнете, – сказал я сразу обоим собеседникам, – поотрубаю ноги.
   В подтверждении серьезности намерений, я махнул саблей и перерубил ствол ничем не повинной березки. Ополовиненное деревце упало на ковер из опавших листьев, а мастера восточных единоборств медленно отступили на несколько шагов. Кажется, только теперь они нас толком разглядели и догадались, что мы не обычные бомжи, влезшие в барские владения, Охранники переглянулись, и лица у них сделались слегка растерянными.
   – Если с собакой что-нибудь случилось, – продолжил я, – то вам мало не покажется!
   Теперь обвиняемой стороной стали они, и охранником это не понравилось.
   – Подумаешь, – пробормотал мастер кун-фу.
   Я, держа клинок так, чтобы у них не появился соблазн воспользоваться ситуацией, присел и проверил у пса пульс. Слава Богу, сердце у Полкана билось.
   – Ну, ваше счастье, жив, – сказал я, поднимаясь.
   – Здесь частные владения, посторонним быть запрещено, – вполне человеческим голосом сказал тот, что подстрелил пса.
   Я ему ответить не успел. Полкан дернул головой и привстал, опираясь на передние лапы. Выглядел он совершенно ошарашенным и растерянным.
   – Что это было? – на старорусском наречии, неразборчиво и хрипло спросила собака, посмотрев на меня удивленными глазами.
   – Электрошок, – коротко объяснил я, не сводя глаз с охранников. Непонятно почему один из них вдруг сказал: «мама», и сел на землю. Второй стоял столбом вытаращив глаза, потом отступил на безопасное расстояние и кому-то доложил, приложив руку к уху:
   – Я не знаю. Нет, не бомжи. Он их саблей разрубил и у них собака разговаривает!
   Охранник, доложив обстановку, судя по выражению лица, слушал новые распоряжения. Оглянулся на ближайшую камеру и, взяв под козырек, сказал:
   – Слушаюсь!
   Только тут до меня дошло, что происходит. Я посмотрел на Полкана, он уже смог встать на ноги, и растеряно мотал головой, словно отгоняя наваждение.
   – Вас хозяева приглашают в дом, – обратился неизвестно к кому, охранник, Смотрел он куда-то между мной и собакой.
   – Чего это он такое говорит? – спросила Марфа. – Чудно-то как, вроде и по-нашему, но слова какие-то непонятные и одет-то срамно!
   Говорящая собака девушку, судя по всему, не удивила, поразил говорящий охранник.
   – Теперь все так говорят, привыкай, – объяснил я ей понятным языком.
   – Вот это чудо, и как им не стыдно, так язык ломать!
   Однако оказалось, что лингвистикой интересуется не только Марфа.
   – А вы кем будете молдаванами? – спросил прямостоящий охранник.
   Товарищ его после обращения к своей маме, до сих пор продолжал сидеть на корточках, не сводя взгляда с Полкана.
   – Почему ты решил, что мы молдаване? – не понял я.
   – Говорите с акцентом.
   – Нет, мы славяне, – нейтрально объяснил я, дабы не смущать его душу дремучестью нашего происхождения.
   Пока он обдумывал мои слова, я прикидывал, что нам делать дальше и решил, не отказываться от приглашения. Не один раз после перемещения в новую эпоху, я попадал к родственникам. Чем черт не шутит, может быть, снова повезет! Родственные связи, часто помогают решать многие проблемы.
   – Славяне? – перекопав всю свою память, переспросил охранник. – А говорите, похоже, как мы русские. Собака тоже славянка?
   – А она настоящая? – вмешался в разговор все еще сидящий страж. – Или робот?
   – Настоящая, – уверил я, предпочитая не ответить на первый вопрос и не уточнять принадлежность Полкана к славянской группе народов. – Куда нам идти?
   – Туда, – показал направление первый охранник. – Это ваши мешки?
   – Наши, – подтвердил я, – только несите осторожнее, там ценные вещи.
   Появляться перед незнакомыми людьми в нашем неказистом платье, да еще и с мешками, было бы моветоном. Да и тащить их мне надоело.
   Под опавшей листвой была видна бетонная тропинка, так что дорогу искать не приходилось. Мы с Марфой шли рядом, за нами Полкан, охранники с мешками отстали метров на двадцать, шли, тихо переговариваясь.
   – А чего это они так чудно одеты? – допытывалась девушка.
   – Нормально одеты, они здешние стрельцы, это у них такая форма.
   – Куцые они, какие-то, а ноги голые, срамно смотреть, – посетовала она.
   Понятно с моим длиннополым камзолом их куртки и рядом не лежали, но я все-таки заступился за моду будущего.
   – В коротком платье удобнее ходить, полы ногам не мешают. Я тебя предупреждал, что теперь все будет другое, так что не удивляйся! Сейчас и женщины по-другому одеваются. Более открыто, чем вы.
   Марфа подозрительно на меня посмотрела, но уточнить в чем состоит «открытость», не успела, впереди показалось какое-то строение. Издалека, сквозь кроны деревьев, здание было толком не рассмотреть, но по крыше и ордеру, оно напоминало дворцовые постройки девятнадцатого века. Скоро мы вышли из леса на открытое пространство. Теперь здание открылось во всей красе и великолепии.
   – Ишь ты... посмотри, какая большая изба! – воскликнула Марфа. – Отродясь такой не видела!
   – Тише ты, веди себя спокойно, и что бы ни увидела, ничему не удивляйся! – попросил я. – Никто не должен знать, откуда мы сюда попали.
   – А откуда мы попали? – бесхитростно спросила она.
   – Из Сибирской тайги! – пошутил я, рассматривая роскошную «избу» стилизованную под княжеский дворец середины позапрошлого века: с огромными окнами первого этажа, лепниной по эркеру и золоченым гербом на фронтоне.
   – Ой, посмотри! – не выдержала Марфа. – А для чего вон те столбы?
   – Для красоты, только это не столбы, а колонны – объяснил я, любуясь белыми мраморными колоннами ионического ордера, своими сдержанными, строгими формами, компенсирующие варварское богатство фронтона и золотого герба.
   Неплохо стали жить наши потомки, вынуждено признал я, удивляясь, величине и гармоничности здания и непривычному русскому глазу, идеально ровному двору, вымощенному шлифованными гранитными плитами, общей чистоте и, как говорится, законченности форм и линий.
   Мы остановились напротив парадного входа во дворец, к которому вели широкие ступени, опять-таки сделанные из цельного мраморного массива. К нам подошли охранники и положили на розовые гранитные плиты наши замызганные мешки. Я с внутренним протестом представил себе со стороны нашу странную компанию, никак не вписывающуюся в этот совершенный дворцовый ландшафт.
   – Сейчас за вами придут, – с поклоном, сказал первый охранник, после чего наша троица осталась перед крыльцом без сопровождения.
   – Никак здесь сам турецкий султан живет? – спросила Марфа, так и не внявшая моей просьбе сдерживать эмоции.
   В Турции Марфа не была, а в гарем султана ее хотели продать казаки. Так что она почти понимала, о чём говорит. Поддержать разговор на тему сравнительного анализа восточной и западной архитектуры я не успел. Парадная дворцовая дверь раскрылась, из неё вышел высокий дородный человек в лиловой ливрее с позументами, белом парике, и белых же чулках до колен. От такого дивного видения челюсть не отпала разве что у Полкана. Мы же с девушкой, правда, по разным причинам одновременно ойкнули и устремили на новое действующее лицо завороженные взоры.
   Между тем это лицо, ступая величаво и неспешно, сходило к нам вниз по беломраморным ступеням. Не доходя до нас трех шагов, чудной человек остановился и, отвесив глубокий, но не подобострастный, поклон, произнес хорошо поставленным голосом:
   – Господа просят вас пожаловать во дворец!

Глава 3

   Колонный зал занимал всю центральную часть здания. Я стоял, смотрел и выпадал в осадок! Все как в лучших, пожалуй, самых лучших домах старого и нового света: двусветные окна, лоснящийся паркет из драгоценных пород деревьев, анфилада колонн неведомого мне нежно-голубого минерала, не стенах портреты и огромные картины в роскошных рамах, напротив входа парадная лестница! Эрмитаж отдыхает!
   Мажордом, проводивший нас в зал, попросил меня оставить одетому в скромный серый фрачный костюм лакею саблю и войлочную шапку, немного скривился на Полкана, не пожелавшего оставаться во дворе и попросил извинения от имени хозяев, задерживающихся на пару минут – объяснив, что им нужно подготовиться к выходу.
   Я мог дать им не то что несколько минут, но и пару часов, желая прийти в себя от забытого великолепия прекрасных интерьеров и лучше рассмотреть необыкновенное жилище.
   Однако сделать этого не успел, на парадной лестнице показались двое, он и она. Стройная рыжеволосая женщина в длинном фисташковом платье спускалась свободной походкой, что называется, от бедра, мелькая золотистыми туфельками. Высокий подтянутый мужчина в элегантном домашнем костюме шел подле нее, почти рука об руку, словно случайно касаясь ее кисти, своей. Пара была потрясающе красивая. Я, разумеется, смотрел больше на нее, успел заметить и глубокий вырез платья, и округлость ног, при шаге заметную обтягивающихся узким подолом, но не мог не отметить и достоинств кавалера.
   «Вот с кем бы я...» – мелькнуло в голове грешная мысль, но до конца ее сформулировать не успел, великолепная пара уже дошла до конца лестницы и теперь приближалась к нам по скользкому паркету, улыбаясь приветливыми голливудским улыбками.
   Не зная как вести себя в подобной ситуации, и в каком я вообще теперь времени, я поклонился сдержано, но достаточно низко, чтобы, даже в восемнадцатом веке меня не посчитали недостаточно вежливым. У Марфы сомнений на это счет не было, она поступила так, как ее учили, склонилась в глубоком поклоне, коснувшись пальцами правой руки пола.
   – Здравствуйте, дорогие гости, – звучным контральто произнесла дама, – простите, что мы заставили вас ждать!
   Ждать они нас не заставляли, дорогими мы им, никоим образом, не были, так что у меня промелькнула мысль, не перепутали ли они нас с кем-нибудь другим. Однако то, что нас ни с кем не путают, выяснилось сразу же. Дама, продолжая обворожительно улыбаться, сказала мужу несколько фраз на французском языке, после которых всякие сомнения по этому поводу разом исчезли.
   С иностранными языками у меня как у большинства бывших граждан Советского Союза большие сложности, но пока я жил в восемнадцатом века, где дворянство предпочитало говорить на этом языке, научился сносно понимать франкскую речь. Сам говорить не осмеливался, дабы не пугать нежных аристократов нижегородскими акцентом и отечественными модуляциями голоса, профанирующими благородный французский прононс.
   – Посмотри, какой мерзкий, грубый, грязный мужик и от него воняет зверем, – говорила по-французски дама, нежно нам улыбаясь, – а эта жуткая баба! Неужели это женщина! Я даже не пойму, во что она одета!
   Окончив фразу, дама очаровательно прищурила глаза, но крылья ее носа расширились и побледнели, непонятно от чего, гнева или отвращения.
   Мужчина снисходительно погладил ей руку и, улыбаясь нам всеми тридцатью двумя великолепными зубами, ответил, на том же языке:
   – Это была твоя идея познакомиться с простыми русскими людьми. Вот они перед тобой во всей красе. Приказать, чтобы их прогнали?
   Рыжая ответила, но не сразу, а после паузы. Она прямо посмотрела мне глаза, и в них мелькнули искорки. Актрисой она была великолепной, если бы я сам, собственными ушами не слышал, как она только что меня оценила, никогда бы не догадался, что так ей отвратителен. Однако и я, в свою очередь, не стал показывать, что понял их разговор. Тем более что грязным я не был, только за день до того мылся в бане. И одежда у меня была свежестиранная!
   – Да, да, конечно, еще насекомых напустят! Нужно будет приказать, чтобы здесь сделали дезинфекцию.
   Однако прогнать нас не успели. В дело вмешался Полкан. Во время разговора он сидел рядом с Марфой, принюхивался, вытягивая вперед морду, как это делают все собаки. Не знаю, чем ему досадил тонкий аромат духов рыжей красавицы, но что он псу не понравился, можно было не сомневаться:
   – Баба смердит, – на старорусском языке, пророкотал Полкан, неловко выпихивая слова из непривычной к членораздельной речи пасти и прямо посмотрел на носительницу неприятно запаха. Увы, его поняли, причем правильно.
   Не знаю, что больше поразило хозяев то, что собака разговаривает или ее оценка ароматной дамы. Улыбки моментально сползли с лиц, и наступила гробовая тишина. Пришлось извиняться за невоспитанного пса.
   – Не обращайте на него внимания, – светски улыбнувшись, сказал я, – просто Полкан не привык к хорошим духам. У собак, как и у людей, свои оценки окружающих. И он, как и многие невоспитанные люди, не привык их скрывать.
   Удар получился, что называется ниже пояса. Красавица вспыхнула всей не скрытой платьем нежной кожей и щеками сделалась ярче собственных волос. Даже мужа слегка зацепило, он смущенно кашлянул и отвернулся.
   Мы довольно долго молча стояли друг против друга.
   – Вы говорите по-французски? – когда дольше молчать стало неприлично, спросила женщина.
   Ответить я не успел, в разговор вмешалась Марфа, которая, само собой, вообще ничего не понимала.
   – О чем они все время говорят? – спросила она. – Я ничего не понимаю.
   Кажется, только теперь до хозяев дошло, что с нами не все так просто. Они во все свои четыре глаза уставились на мой поношенный камзол, внимательно рассмотрели крестьянские портки и обувь, потом так же вместе тщательно изучили Марфу.
   – Что они так смотрят, никогда живых людей не видели? – опять спросила девушка, интуитивно понимая, как проигрывает во внешности рыжеволосой леди.
   – Стой спокойно, я тебе скоро все объясню, – ответил я, – Мы сейчас отсюда уходим.
   Я думаю у любого мало-мальски образованного человек, если в его присутствии собака и двое людей наряженные в средневековые лохмотья начнут свободно разговаривать на архаичном языке, в котором с трудом узнается родной, неминуемо случится ступор. Однако хозяева, достойно выдержали испытание, даже попытались соблюсти светские нормы:
   – Надеюсь, – пискнула рыжая, – вы у нас погостите...
   – Да, да, – подержал ее мужчина, – вас устроят, а пока, извините, нас ждут.
   Жена покачнулась, муж подхватил ее под руку и они, не оглядываясь, пошли к лестнице.
   – Платье у бабы срамное, – сердито глядя вслед уходящей паре, сообщила мне Марфа, – сразу видно, что нет у нее ни стыда, ни совести, ходит при мужчинах простоволосой!
   – Здесь все так ходят, скоро и ты платок снимешь, – заступился я за хозяйку.
   – Ни за что! – отчеканила воеводина дочь. – Скорее помру!
   Однако до смерти дело не дошло, да и не до нее пока было, к нам опять приближался ливрейный мажордом.
   – Милостивая государыня и милостивый государь, – изыскано вежливо сказал он, – господа, просят их извинить, у госпожи разболелась голова. Не соблаговолите ли вы пока пройти в гостевой флигель? Смею надеяться, что вам там будет удобно. Ваши вещи уже туда отнесли.
   После недавней оценки сделанной нам хозяевами, приглашение прозвучало более чем нелогично. Однако меня это не смутило, в конце концов, почему бы нам здесь не помыться и не передохнуть. Управляющий, передав приглашение, сохраняя непроницаемое выражение лица, повернулся и пошел вперед, показывать дорогу. Марфа, как завороженная, шла следом, не сводя глаз с его ног в белых чулках.
   Апартаменты для гостей располагались во флигеле, размерам которого мог бы позавидовать иной особняк на Рублевском шоссе начала века. Построен он был в российской манере, под псевдо европейский замок, из красного кирпича, с круглыми башенками, ложными бойницами, украшенными кремлевскими зубцами, словом, типичная пошлая архитектура нуворишей конца двадцатого века. Можно было предположить, что раньше здесь жили владельцы имения, но когда построили новый дворец, приспособили «замок» для проживания гостей.
   Мажордом дошел до арочной «средневековой» двери, закованной в стальную броню, и нажал кнопку звонка. Тотчас дверь распахнулась и из нее выпорхнула симпатичная девушка в длинном, очень узком старинного покроя платье, с рюшками и фестончиками, оживленном кокетливым белоснежным фартучком. Я ждал, что она удивится нашему виду, но девушка лишь лучезарно улыбнулась, сделала низкий книксен (хорошо хоть не придворный реверанс!) и пригласила нас войти. Мажордом, передав нас с рук на руки, посчитал свою миссию выполненной и остался во дворе, отвесив вслед почтительный поклон.
   Мы вошли в гостевой дом. Да, похоже, в нашей стране научись красиво и комфортабельно жить! Конечно, гостевому флигелю было далеко до парадных покоев барского дворца, но всему, что я видел подобного раньше, до такой роскоши и великолепия было далеко.
   Девушка между тем семенила впереди, плавно покачивая бедрами и плотно обтянутой тонкой материей круглой попкой.
   Я покосился на Марфу. Кажется, она уже совсем перестала реагировать на окружающее и цеплялась взглядом хоть за что-то знакомое и понятное. Давеча не отрывая взгляда от ног управляющего, теперь от ягодиц горничной.
   В середине большого зала девушка остановилась и с прежней сердечной улыбкой спросила, как нам предпочтительнее спать, вместе или порознь.
   – Вместе, – быстро ответил я, не представляя, как Марфа сможет обойтись одна, без опеки и наставлений.
   – У нас есть общая спальня, но она очень большая и неуютная, – сказала горничная, – я бы вам посоветовала две смежные спальни, если захотите, то между ними можно убрать стену. Там есть ложе и для собаки, – она так и сказал «ложе», а не место. – Если вам будет угодно, собаку можно поселить и отдельно.
   – Хорошо, вам виднее, две так две, а собака останется с нами, – сказал я. – Здесь есть, где помыться?