Вечером в деревушке барабаны загудели в ритме военного танца. Все ее обитатели вышли на широкую улицу между хижинами. Шаман появился в огромной, остроконечной маске. Его шею украшали ожерелья из собачьих и свиных зубов и ракушек. Все тело шамана с головы до ног было раскрашено в красный, белый, желтый и черный цвета. В правой руке он держал череп своего предшественника, а в левой — волшебную кисть. Увидев это, все присутствующие задрожали от страха. Шаман одевался так только тогда, когда намеревался просить совета у бога, обитающего в каменной пещере, в глубине джунглей. Самые храбрые воины, если кому нибудь из них приходилось проходить вблизи скалы, внутри которой жили могущественные боги, дрожали от страха. Поэтому тревожные взгляды сопутствовали шаману до тех пор, пока он не скрылся в темной чаще джунглей.
   Очутившись в джунглях, шаман присел на камень. Зачем ему ходить в пещеру?! Он прекрасно знал, что кроме летучих мышей в ней никого нет. Из поколения в поколение шаманы таваде передавали сказку об ужасных духах, будто бы обитающих в одинокой пещере. Они заботились также о том, чтобы никто не усомнился в их правдивости. Несколько смельчаков, пытавшихся проникнуть в пещеру, погибли при весьма таинственных обстоятельствах. Но сам шаман не боялся мести богов, он не боялся ходить в одиночестве по ночным джунглям. Он очень хорошо знал всех «духов», с которыми вел «беседу» с помощью чародейских барабанов. Теперь шаман сидел под деревом и прислушивался к звукам, доносившимся из деревушки. Шаман вернулся в деревню к ошеломленным танцами таваде, только на рассвете. Все обитатели деревушки выстроились перед ним в ожидании вестей от богов.
   Шаман остановился между двумя отрядами воинов, напротив Элеле Когхе и важно обратился к нему:
   — Я говорил с духами, обитающими внутри горы... Они очень разгневаны. Они говорят, что нельзя жить в мире с белыми людьми, которые заклинают души таваде в мертвых животных, птиц и цветы, чтобы потом подвергать их ужасным мучениям. Я с трудом испросил прощение у грозных духов... Они еще раз обещали вам свою милость. Не пройдет и одна луна, как белая женщина погибнет, а вождь Элеле Когхе даст сигнал к нападению на белых. Вас ожидает великая победа!
   — Кто убьет белую женщину? — тревожно спросил Элеле Когхе. Он боялся, что шаман поручит ему эту неблагородную роль.
   — Это сделаю я с помощью змеи, в которую я вселил душу храброго охотника за человеческими головами, — ответил шаман. — Вскоре вы увидите белую женщину мертвой. Тогда молодой белый охотник потеряет свою волшебную силу.
   — Хорошо, мы сделаем по-твоему... — решил Элеле Когхе. — На рассвете мы отправимся на место засады. Будем ждать смерти молодой женщины.
* * *
   Глухо гремели барабаны. Светало. В джунглях проснулись птицы и к звукам барабанов присоединили свои голоса. Элеле Когхе и шаман отправились во главе отряда воинов таваде в джунгли. Широкой дугой они обошли лагерь белых охотников и направились к западу. Здесь, через болото вела только одна, доступная для людей тропа. Именно на ней шпионы шамана видели несколько дней назад Смугу, и на ней по совету шамана воины решили устроить засаду на белых. Укрыв отряд воинов в ближайших зарослях, Элеле Когхе отправил разведчиков в сторону, откуда должны были прийти путешественники. Разведчики вскоре вернулись с вестью, что караван идет по пути, указанному шаманом. Видимо, духи из горной пещеры дали ему хороший совет.
   Правильность предвидений шамана несколько успокоила таваде. Они не боялись битвы, даже с сильнейшим противником[114], но на этот раз приходилось иметь дело с белыми могущественными чародеями. Останется ли такое нападение безнаказанным? Если надо противостоять таинственным духам, простого человеческого мужества мало... Кроме того, таваде трудно было понять почему эти добрые и спокойные белые духи, как уверяет шаман, так сильно ненавидят таваде. Ведь лекарства белых быстро излечивали раны от укусов пиявок; их советы тоже бывали лучше, чем советы шамана. Белые никого не пугали злыми духами, не боялись молнии, грома и землетрясения. Все чудесные явления они объясняли просто и понятно.
   Вождь Элеле Когхе, подобно своим воинам, тоже мучился сомнениями. Как и все остальные, он очень боялся духов и чародеев. Напуганный и раздраженный шаманом, он согласился напасть на белых людей. Он вступил на тропу войны и знал, что если ему суждена победа, то об его мужестве и храбрости многие поколения таваде будут слагать песни. Но Элеле Когхе не чувствовал радости, когда думал о скорой смерти веселой, доброжелательной и мудрой белой женщины. Если бы не то, что по словам шамана она вселила его душу в тело мертвой райской птицы, Элеле Когхе ни за что на свете не согласился бы напасть на белую женщину...
   Элеле Когхе прекрасно понимал, что теперь уже поздно менять принятое решение. Воины воодушевлены боевыми танцами, извечный инстинкт борьбы, веками воспитанный в их душах, глушил дружественные чувства по отношению к белым. Воины жаждали крови и ужасного пира.
   К вождю подбежал новый разведчик. Караван белых охотников приближался к болотам. Элеле Когхе вопросительно взглянул на шамана. Тот кивнул головой и встал с места, на котором сидел. Вождь приложил руки рупором ко рту. Раздался пронзительный крик райской птицы. Воины вышли из укрытия и направились вслед за Элеле Когхе.
   Там, где тропа начинала спускаться в широкую болотистую низменность, Элеле Когхе разделил воинов на два отряда. Один из них замаскировался в кустах, чтобы ударить по тылам противника, второй, во главе с Элеле Когхе, отошел по тропинке в глубь болота.
   Шаман притаился в кустах у тропы, между обоими отрядами. Здесь тропа вела через густые заросли. В кустах, на самом краю тропы, шаман положил толстую бамбуковую трубу, закрепил ее колышками, вбитыми в землю и тщательно замаскировал зелеными ветками. К выступающему из одного конца трубы клубку из чулок, шаман привязал длинную тонкую лиану, а сам, держа в руках конец лианы, удалился в кусты на безопасное расстояние.
   Шаман присел за стволом дерева, прислушался. Как только белая женщина очутится рядом с отверстием трубы, он дернет за лиану, вытащит комок, затыкающий отверстие. Разъяренное пресмыкающееся воспользуется случаем, чтобы выползти на свободу, почувствует знакомый запах и поступит так, как во время мучений: вобьет ядовитые зубы в ногу белой женщины. Смерть наступит быстро, движение каравана нарушится... Элеле Когхе и его воины закончат дело...
* * *
   Караван охотников спешно приближался к болотам. Глухой гром барабанов и ночной танец таваде не обещали ничего хорошего. Уже несколько дней ни один из таваде не приходил в лагерь охотников, но Смуга и Томек быстро обнаружили следы разведчиков, наблюдавших из укрытия за жизнью лагеря.
   Звероловы не хотели битвы с туземцами. Поэтому, как только они убедились, что стали нежелательными гостями, сразу же постарались, как можно скорее, уйти из страны таваде. Они уже собрали множество экземпляров флоры и фауны, располагали прекрасной этнографической коллекцией. Бентли все чаще стал с вожделением поглядывать на горы, громоздившиеся в центре острова.
   Мафулу обрадовались уходу из страны таваде. Они не доверяли своим исконным врагам. Мафулу тревожно прислушивались к зловещему гудению барабанов. Теперь они весело шли за вооруженным авангардом белых людей.
   Хотя Смуга и не ожидал засады, он все же принял меры предосторожности. Вместе с Новицким, Томеком, Бальмором и Бентли он занял место впереди каравана. Шествие замыкали Вильмовский, Збышек и два препаратора — Станфорд и Уоллес. Обе женщины шли впереди носильщиков, сразу же за вооруженным авангардом.
   Тропинка, по которой двигался караван становилась болотистее. Деревья росли реже, между кочками, поросшими остролистной травой, чернели мутные лужи воды. Смуга уже не раз бродил по этим местам, поэтому уверенно шел по дорожке, протоптанной среди влажного болота.
   Салли с сожалением оглянулась на живописную долину, где охотники провели несколько спокойных недель. Немного опечаленная, она обратилась к Томеку:
   — Все хорошее быстро кончается. Нам было хорошо в той красивой долине. Мне не хотелось бы слишком долго бродить по болотам.
   — Не печалься, Салли! Не пройдет и нескольких дней, как мы опять разобьем лагерь в какой-либо прекрасной долине. Смуга уверен, что нам удастся дойти до центра острова, — утешил ее молодой человек.
 
 
   — Здесь мрачно и сыро, — жаловалась Салли. — Посмотри, даже Динго вертит носом, недовольный болотом.
   И правда, Динго выказывал явное беспокойство. Он поднимал нос вверх, что-то вынюхивал, словно чуял опасность. Томек тихо свистнул два раза. Смуга и Новицкий замедлили шаг. Через минуту Томек и Салли подошли к ним.
   — Динго стал беспокоиться, — кратко заявил Томек.
   — Я не заметил следов на тропе, — ответил Смуга.
   — Я тоже ничего не заметил, — добавил Новицкий. — Может быть какие-нибудь молодцы притаились в чаще?
   — Видимо, таваде хотят убедиться, в самом ли деле мы уходим, — вмешался Джемс Бальмор.
   — Я предпочел бы никого не встретить в этом болоте, — буркнул Смуга.
   — Разве нет другой дороги? — спросил Новицкий.
   — Нет. Это единственная тропа, ведущая на запад... — ответил Смуга.
   — Держите винтовки наготове, вперед!
   Но не успели они сделать и двух шагов, как Салли пронзительно вскрикнула... В это же мгновение Динго вырвал поводок из рук Томека, и как молния бросился на серовато-стальное тело змеи с красной полосой вдоль спины. Змея свернулась как пружина, но Томек был столь же быстр, как и Динго. В одно мгновение пять пуль, выпущенных из револьвера, размозжило большую, плоскую голову гадюки.
   Капитан Новицкий подхватил смертельно напуганную Салли под руку. В это время Динго как стрела бросился в кусты. Джемс Бальмор храбро побежал вслед за собакой. Вильмовский, находясь в арьергарде каравана не знал, что случилось впереди. Однако, услышав крик Салли и заметив смятение впереди каравана, побежал на помощь Бальмору. Держа наготове винтовку, Бальмор бежал за Динго. Он слышал его ворчание и короткий лай. Бальмор не сомневался, что пес бросился на кого-то, притаившегося в кустах вблизи тропинки. Бальмор с размаху выскочил прямо на туземца, который острым ножом из кости казуара, пытался защититься от клыков взбесившегося Динго.
   — Брось нож! — крикнул Бальмор, совсем забыв, что туземец не понимает по-английски.
   Шаман замахнулся ножом. Неопытный Бальмор, вероятно, получил бы удар и погиб, но Динго бросился на шамана, пытаясь схватить его за горло. Шаман отпрянул в сторону и ему удалось избегнуть острых клыков собаки. Левой рукой Бальмор успел схватить руку шамана вооруженную ножом, но вдруг оступился, и его ноги увязли в трясине. Бальмор пошатнулся, выронил из рук винтовку, упал на спину, увлекая за собой шамана. Свободной рукой Бальмор уперся в грудь противника, пытаясь оттолкнуть его, потому что сильный папуас мог подмять его под себя. Острие костяного ножа медленно приближалось к груди англичанина. Пальцы Бальмора, сжимавшие руку шамана, вооруженную ножом, стали ослабевать. Смерть заглянула Бальмору в глаза, тем более, что Динго почему-то притих и прекратил атаки на туземца. Бальмор закрыл веки... Его покинули силы.
   В этот момент на место борьбы прибежал Вильмовский. Отбросив в сторону винтовку, он схватил шамана за шиворот левой рукой, а правой выкрутил ему руку, сжимавшую нож. Не прошло и минуты, как обезоруженный и связанный шаман уже лежал на земле.
   Тяжело дыша, Бальмор поднялся на ноги.
   — Это он испугал Салли? — тревожно спросил Вильмовский.
   — Кажется, на нее бросилась змея. Динго побежал в джунгли, а я — за ним, — ответил Бальмор. — Видимо, этот человек сидел в засаде у тропинки.
   Вильмовский насупил брови. Внимательнее взглянул на пленника.
   — Это шаман таваде, — после минутного молчания заявил он. — Давай, скорее возвратимся к нашим... Дело выглядит очень подозрительно.
   Вильмовский поднял с земли винтовку и, подгоняя впереди себя испуганного шамана, поспешно направился к тропе. Громкие команды Смуги и глухой ропот перепуганных мафулу свидетельствовали о том, что произошло несчастье. Вильмовский прикладом подогнал папуаса. Почти бегом выскочил на тропу.
   Носильщики бросили тюки по обеим сторонам тропы, так что образовалось нечто вроде баррикады. Под ее защитой собрались все участники экспедиции. Смертельно бледная Салли сидела на расстеленном одеяле. Рядом, наклонившись над ней, стояли Томек, Смуга и Новицкий.
   Как только Смуга увидел Вильмовского, он сказал обращаясь к нему:
   — Возьми на себя команду, Андрей! Змея укусила Салли, но, отнюдь не случайно! Посмотри-ка, что я нашел в кустах близ тропы.
   Говоря это он показал Вильмовскому бамбуковую трубку и комок из чулок, с привязанной лианой.
   — Это наверняка его рук дело, — добавил Смуга, кивнув в сторону папуаса.
   — Это шаман таваде, — сказал Вильмовский. — Разве?...
   — Не будем терять времени! — перебил его Смуга. — Стреляйте во всякого кто покажется из чащи. А этого преступника держите под строгим караулом! Мы им потом займемся.
   Вильмовский понял, что каждая упущенная минута может грозить Салли смертью. К счастью, Наташа уже раскладывала рядом с ней подручную аптечку.
   — Слушай, красавица, ты в своей Австралии привыкла к разным гадинам, — говорил капитан Новицкий. — Ты лучше других знаешь, что надо делать в таких случаях...
   От волнения и страха Салли не могла произнести ни слова. Ведь она знала, что для ее спасения надо немедленно вырезать мясо в месте укуса. Положив голову на плечу сидевшего рядом с ней Томека, она судорожно схватила его за руку.
   — Ничего не бойся, — успокаивал ее моряк, пытаясь улыбнуться чтобы развеселить Салли. — Я еще потанцую на твоей свадьбе. Рука у меня легкая. Посмотри на Смугу! Парень силен, как дуб, потому что я собственноручно вынул из его плеча пулю, полученную им от хунхузов в Маньчжурии.
   Новицкий пытался разговорами отвлечь внимание Салли от ножа, который он промывал спиртом из банки. Взглядом дал знать Томеку, чтобы тот придержал Салли. Молодой человек обнял девушку, крепко прижав ее к груди.
   Нога Салли была уже обнажена. Новицкий сразу же после укуса змеи задержал кровообращение в ноге, перевязав ее пояском выше и ниже колена. Спиртом обмыл края ранки.
   Смуга взглянул на часы.
   — Скорее, — потребовал он.
   Новицкий кивнул головой. Четыре маленькие кровоточащие ранки были не очень глубоки. К счастью, прежде чем углубиться в ногу девушки, зубы змеи прошли через текстильную ткань ботинка, что значительно ослабило укус. Новицкий взял нож. Смуга придержал вторую ногу девушки. Томек побледнел, когда почувствовал как пальцы Салли впиваются ему в руку. Девушка застонала...
   — Все в порядке, готово... — с облегчением вздохнул Новицкий, нажимая пальцами на рану, чтобы выдавить побольше крови.
   Салли медленно приходила в себя. Новицкий уже заканчивал перевязку ноги. Делал это ловко и быстро. Только лишь капли пота на его лбу свидетельствовали о пережитом волнении.
   Все облегченно вздохнули. На лице девушки появился румянец. Она сквозь слезы улыбнулась встревоженным друзьям. Дрожащей рукой достала из кармана носовой платок и наклонилась к лицу Новицкого. Вытерла ему пот со лба. Моряк схватил маленькую ручку девушки, поцеловал ее и быстро встал, чтобы скрыть слезы, навернувшиеся ему на глаза. Ведь он любил Салли, почти так, как и Томека.
   — А ну-ка Смуга, давайте сюда этого подлеца... — хрипло сказал он.
   Смуга кивнул Бальмору. Тот подтолкнул шамана к Новицкому. Жилистой рукой моряк схватил шамана за горло. Не говоря ни слова достал из-за пояса нож, которым только что делал операцию Салли.
   — Нет! Нет! — крикнула Салли, закрывая глаза от ужаса. Моряк не ударил шамана, но и не опустил руку с ножом.
   — Я не выздоровею, если вы его убьете... — пригрозила Салли. — Пусть себе идет куда хочет!
   В этот момент к Новицкому подошел Вильмовский. Тихо, но решительно и твердо приказал:
   — Оставь его в покое, Тадеуш, возможно это будет для него худшее наказание, чем смерть, на которую он заслужил даже по здешним законам.
   Моряк еще колебался некоторое время; потом взглянул на Томека. Тот всецело был занят Салли, которую поддерживал, обнимая ее одной рукой. Томек смотрел на Салли с такой нежностью, что добродушный моряк сразу забыл о мести. Спрятав нож за пояс, он выпустил дрожавшего от страха шамана.
   — Айн'у'Ку, скажи ему, что он свободен и пусть уходит отсюда, — сдавленно сказал моряк.
   Шаман продолжал стоять в полном недоумении. Он никак не мог понять странностей этих белых людей. Видимо, они и в самом деле духи, раз девушка не погибла от укуса змеи и не позволила убить его, шамана.
   Бормоча какие-то невнятные извинения, а может быть заклинания, шаман стал неуверенно отступать. Смуга, который ни на секунду не перестал наблюдать за тем, что происходит в ближайших кустах, крикнул:
   — Внимание! Они нападают на нас! Без приказа не стрелять!
   Все вскинули винтовки.
   С ветки, росшего вблизи дерева соскочил воин таваде, вооруженный луком. Путешественники сразу узнали вождя Элеле Когхе, так как только он один носил на голове пурпурный султан из перьев райских птиц. По его краткой и резкой команде, появилась толпа таваде, вооруженных луками и топорами. Они окружили караван плотным кольцом.
   Белые путешественники подняли винтовки, готовясь к сопротивлению.
   — Без моей команды не стрелять! — повторил Смуга, сделав несколько шагом по направлению к Элеле Когхе, целясь в него из револьвера.
   А вождь, не обращая внимания на Смугу, подошел к шаману. Мрачно взглянул на него. Несколько мгновений стоял без движения, как бы продолжая внутреннюю борьбу, но быстро справился с собой и сказал громко, так чтобы слышали все:
   — Ты обманул нас, ты, сын таракана! Уходи из нашей деревни вместе со своими помощниками!
   Белые путешественники стояли в полном недоумении. Они знали уже немало слов на языке таваде. Знали также, что назвать кого-нибудь в этой стране сыном таракана значит нанести ему тягчайшее оскорбление. Кроме того, жест вождя, показавшего шаману дорогу из деревни в болота был и без того красноречив и понятен. Вождь изгнал хитрого мошенника из деревни таваде.
   Шаман отступил и вскоре исчез среди болот. Элеле Когхе бросил на землю лук и стрелы. Взглянул на Томека, продолжавшего держать Салли в объятиях, потом перевел взгляд на лицо девушки. Медленно направился к ней. Мягким движением руки отстранил Смугу, пытавшегося преградить ему путь. Никем не задержанный, Элеле подошел к Салли. Долго, в молчании смотрел на нее. Казалось, что выражение дикости постепенно сходит с его лица, раскрашенного в военные цвета.
   Элеле Когхе повернулся к Смуге. Широким жестом руки он дал ему понять, что перед белыми путешественниками открыты все пути. Они могут вернуться в долину, могут уйти совсем из страны таваде. Потом он сломал зазубренную стрелу и куски положил к ногам Салли.
   В толпе таваде раздались пронзительные крики. Воины сняли стрелы с тетив и опустили луки вниз. Расступились в стороны. Дорога на восток и запад была свободна.
   — Опустить ружья! — дал команду Смуга.
   И вдруг произошло событие, за которым присутствующие следили затаив дыхание. Храбрый вождь таваде снял с головы великолепный пурпурный султан и положил его к ногам Салли. С его точки зрения это был неслыханный по ценности дар, так как по верованиям таваде султан хранил Элеле Когхе от гибели в бою.
   Салли инстинктивно поняла важность момента. Она почувствовала что должна показать воину, как она благодарна за столь ценный дар. Дрожащими от волнения руками, она вынула из мочки уха серьгу и подала ее Элеле Когхе. Вождь принял подарок. Не отрывая взора от Салли, он вбил острие серьги себе в ухо, так что по его шее и груди потекла струйка крови. Низко поклонился белой женщине и отступил в чащу джунглей. За ним исчезли и воины таваде.

XVIII
Охотники за человеческими головами

   Полтора дня караван брел через обширные, коварные топи, в которых кишели всякого рода земноводные, пресмыкающиеся и среди них пиявки. Четверо мафулу несли Салли в наскоро изготовленном паланкине, со всех сторон закрытом противомоскитной сеткой. Томек и Наташа ни на шаг не отходили от Салли.
   Опечаленный болезнью Салли, Томек старался отгадать и предупредить все ее желания. Он подавал ей воду, когда она хотела пить, вытирал лицо и руки, кормил во время постоев. Салли благодарила слабой улыбкой, и ежеминутно впадала в тревожный сон.
   Караван остановился на отдых. Мафулу осторожно поставили паланкин на пригорок, поросший сухой травой. Салли спала. Ее грудь поднималась и опускалась в неровном, тяжелом дыхании. Томек удостоверился, что под москитьеру не пробралось ни одно насекомое, способное потревожить больную, потом отозвал друзей в сторону.
   — Салли нисколько не лучше, — тихо, с тревогой сказал он. — Она даже говорить уже не может...
   — Не пугай меня, браток, — сказал Новицкий. — Я очень глубоко вырезал укушенное место, тщательно выжал кровь из раны. Совсем не много яда могло попасть в кровь.
   — Капитан прав, не теряй надежды, Томек, — вмешался Смуга. — После такой операции на ее месте всякий бы плохо себя чувствовал. Это естественно. Подстрели-ка попугая. Дадим ей бульону для подкрепления сил.
   Томек взял малокалибровку, свистнул Динго и исчез в кустах. Как только он удалился, Смуга тяжело вздохнул и сказал:
   — Я не хотел беспокоить Томека, но мне тоже не нравится состояние Салли.
   — Ее укусила очень ядовитая и опасная змея, но капитан прекрасно справился с задачей, словно всю жизнь провел у нас в буше, — сказал Бентли. — Любой австралийский поселенец должен знать, как поступать в таких случаях. Мне приходилось видеть не мало людей укушенных ядовитой змеей. По-моему нет никакого повода к тревоге. Салли выздоровеет!
   — Спасибо вам, Бентли, за добрые слова! Вы будто бальзам пролили на мою кровоточащую рану! — растроганно воскликнул Новицкий. — Я предпочитаю погибнуть сам, чем видеть несчастье этой милой голубки! Что Томек сделает без нее?!
   Все растроганно умолкли; Новицкий сам выглядел больным. Лицо мрачное, глаза подпухли и покраснели.
   — Приободрись, Тадек! — прервал воцарившееся было молчание Вильмовский. — Салли молода, сил ей не занимать, она выдержит кризис. Не будем ей показывать, что мы встревожены.
   — Поверьте мне, Бентли знает, что говорит, — добавил Смуга. — Уже возвращается Томек, свари бульон, капитан!
   Поев бульона, поданного ей Томеком, Салли почувствовала себя лучше. Караван продолжал путь. Смуга стремился по возможности быстрее пройти болота и выйти на плоскогорье. Горный воздух помог бы Салли выздороветь.
   На следующий день вечером экспедиция остановилась на ночлег среди каменных осыпей горного склона. На рассвете, однако, путешественники снова начали спускаться по тропе вниз. Смуга то и дело опережал караван и просматривал местность в бинокль.
   — Впереди опять болото, Ян? — с тревогой спросил Смугу Вильмовский, который теперь заменял Томека в авангарде каравана.
   — Нет, кажется на плоскогорье сухо, — ответил Смуга. — Видна травянистая степь и буш. Я высмотрел на двух горных склонах столбы дыма. Туземцы не жили бы в болотах.
   — Прекрасно! — обрадовался Вильмовский. — Надо поскорее устроить стоянку. Салли необходим покой и длительный отдых.
   Еще до того, как солнце оказалось в зените, караван вышел на равнину, покрытую высокой травой кунаи. Смуга повел караван прямо к горным склонам, на которых раньше видел дым от костров. По всей вероятности там находятся туземные деревушки. Смуга и Новицкий шли впереди каравана. Они внимательно осматривали местность. Трава доходила им до пояса, ветер дул сзади, поэтому нельзя было полагаться на чутье Динго.
   Как вдруг откуда-то со стороны, но довольно близко, раздался пронзительный крик. В высокой траве, как из-под земли показались темно-коричневые фигуры воинов. Из-за продолговатых щитов послышался опять крик, от которого леденела кровь в жилах: «Га-га-га-ааа!» На караван посыпались стрелы, что привело к некоторому замешательству. Белые путешественники немедленно ответили выстрелами из винтовок. К счастью, на этот раз носильщики мафулу не поддались панике. За эти несколько недель пребывания в обществе белых, мафулу убедились в том, что белые — друзья канаков. Поэтому они, перед лицом опасности взяли сразу сторону белых. В одно мгновение мафулу соорудили вокруг паланкина баррикаду из тюков и сами хватились за оружие. Винтовочный огонь охладил пыл нападающих. Словно злые духи, они исчезли в высокой траве, унося с поля боя своих мертвых и раненых.
   Взяв с собой Динго, Смуга отправился в разведку. Вильмовский и Новицкий занялись перевязкой раненых. Мафулу прекрасно переносили боль и не испугались полученных ран. Правда, большинство стрел попало в тюки с багажом, но четыре из них ранили людей. Мафулу сами отважно вырвали стрелы из ран, прежде чем Вильмовский приступил к перевязке.