Страница:
патриарх с внешностью британского аристо-крата, -- что ничего подобного ни
здесь, ни в министерстве, ни при сотрудничестве с любым институтом с вашим
проектом не случится. Мы долго и тщетно искали выход в конструкции прочного
корпуса, в точности его изготовления, а тут такое изящное и оригинальное
решение! Корабелка может гордиться такими выпуск-никами! Феликс Ильич, вы
поняли? Все ваши недюженные способности -- на ох-рану прав инженера
Смирновой. Вас же, Татьяна Алексеевна я почту за честь видеть в числе моих
аспирантов. Скучаете небось по Ленинграду?" "Отнюдь. Но я очень польщена
вашим предложением. И особенно формой, в которой оно сдела-но, хотя до сих
пор научной карьеры и не планировала. Поэтому пока ничего вам насчет себя не
обещаю. В Ленинграде мне нравится меньше, чем во Владивос-токе." "Вот в этом
я позволю себе усомниться, -- засиял профессор своей бри-танской улыбкой. --
Ленинград ничем не заменим!" "Как кому." "Ладно. Время пока работает на нашу
с вами совместную работу. Вы свободны, молодые люди. В понедельник --
обсуждение. А пока... напомните нашей гостье город, Феликс Ильич. Пробудите
в ней ностальгию для общей пользы."
Элла:
Как-то к концу рабочего дня у меня вдруг запульсировала в висках
боль-пред-чувствие. Я отпросилась, приняла пятерчатку и вышла из института.
Моросило, как обычно в августе. Я раскрыла зонтик, машинально кивнув на
"добрый день" какой-то женщине, поднимающейся навстречу тоже под зонтом.
Мельком за-метила, что на ней нет чулок -- стройные загорелые ноги. В такую
погоду это было непривычно. И вдруг меня как током дернуло, даже голова
прошла -- сложив зонтик, тяжелую парадную дверь открывала "миледи"!..
Я не поверила своим глазам и просто не могла не повернуть назад. Когда
я заглянула в холл, она уже сдала в гардероб синий плащ и японский зонтик и
была с такой прической, в таком костюме и вообще та-а-акая стала, что я
просто обалдела! И звонит из кабинки Антокольскому. В командировку ее,
видите ли, прислали.
Спрятавшись за колонной, я видела, как этот кретин Феликс бежит к ней,
споты-каясь. Мало того, он подкупает чем-то вахтера и ведет свою любовницу в
коморку под лестницей. При молодой и уже беременной жене! Я скользнула к
вахтерской с другой стороны и стала подслушивать, о чем они там шепчутся. И
тут же взлетела по лестнице рассказать секретарше Антокольского, кто это к
нам приехал. Та тот-час сказала о гостье профессору, который прямо из
приемной принялся взвол-нованно говорить в телефон, называя фамилию
"миледи", а потом, чуть ли не так же спотыкаясь, как Феликс, помчался вниз.
Когда Сан-Дмич выковыривал голубков из вахтерской, он только головой
крутил от их вида. "Миледи" выглядела разве что чуть лучше, чем тогда в
парке с моря-ком. Ну и Феликс! Референт профессора!..
Часа через полтора возлюбленные выпорхнули из кабинета профессора в
самом феерическом настроении. И -- напоролись на меня.
Таня:
Первый человек, которого мы встретили в коридоре, была Элла Коганская.
В зеркале, у которого она безусловно терпеливо ждала нашего выхода на эту
сцену, я увидела нас троих. Я не очень представляла здесь четвертую -- Дину
Богун-Даш-ковскую -- но среди присутствующих дам, если без ложной
скромности...
Я вспомнила мои фантазии на лыжной прогулке в уссурийской тайге по
поводу их союза. Пусть и не со мной, но хоть не с ней!..
Людоедка Эллочка фальшиво ахала, как я элегантно выгляжу, какая я
загорелая, не в Крыму ли отдыхала? Что ты, отвечаю, у нас там свой Крым, на
дому. Никуда и ездить не надо. Море у самого крыльца.
Она демонстративно прижималась к уже ни ее, ни моему Феликсу и таращила
свои лживые круглые глаза у переносицы. Как дала бы в них вот так двумя
пальцами!.. Вот было бы забот профессору и его референту...
За сценой загремел такой "Танец с саблями" Хачатуряна, что от "Балеро"
Равеля, что сопровохдало нашу с Феликсом любовь, и следа не осталось.
А я под этот зажигательный танец у них хорошую школу прошла в
Севастополе. Так что теперь ей еще и не так улыбалась и не такие еще
комплименты отпускала, причем откровенным подтекстом. Феликс смотрел на меня
почти со страхом, а эта дура таяла, словно я ее хвалю искренне. Женщина
вообще в этом плане просто жаждет быть обманутой и чем наглее, тем ей
приятнее... Элла до того расчув-ствовалась, что пригласила меня сегодня к
ним на званый ужин. Естественно, не в мою честь, а ради как раз гостящих в
Ленинграде родителей Феликса. "В тебя, Таня, Илья Арнольдович просто
влюблен, -- чирикала она. -- Без конца меня расспрашивает, как там эта
потряса-ющая блондинка, которую он как-то отвозил в аэропорт..."
Феликс:
Знал бы я, что последует за этой репликой!
Элла была шокирована преображением занюханной "миледи", но начала
вместе с Таней непостижимые для меня женские игры. Они стали трещать
фальшивыми го-лосами, комично подражая интонациям друг друга, какие обе
стали интересные, как много хорошего Таня слышала о Дине, как счастлива, что
я выбрал девуш-ку из своего круга, какого славного парня Колю она встретила
во Владивостоке и как ей нравится по вечерам пить с ним водку и петь песни
до поздней ночи, сидя на печи и болтая ногами в валенках.
Я удвоил бдительность, так как Элле грозило полететь через голову
"миледи" пря-мо на нашу главную лестницу и сломать на ней шею, когда она
таяла и ахала при рассказах о том, как Таня с Колей по утрам пьют стаканами
рассол, чтобы снять похмелье и не опоздать на родной завод. И тут Элла, к
моему ужасу, пригласила Таню сегодня к ним на званый ужин в честь как раз
гостящих в Ленинграде моих родителей.
"Раз ты уже успокоилась у себя на Дальнем Востоке и не претендуешь на
Феликса, то Софья Казимировна будет тебе рада, -- щебетала она. -- А об Илье
Арнольдовиче я и не говорю. Он, говорят, в тебя влюблен чуть ли не сильнее,
чем его Феликс..."
"А что? Вот это идея! -- каким-то совсем другим голосом вдруг сказала ей
Таня, потемнев лицом. По всей вероятности, последняя фраза живо напомнила ей
все, о чем она было забыла в вахтерской. -- Пойду-ка я на этот ужин
специально, чтобы охмурить полковника. Так говоришь, что я сейчас в
расцвете, в теле? Вот формы и сработают на убой. Особенно, если ненароком
кофточку вот так расстегнуть, что-бы загар полоской белой кожи
подчеркнуть.... Я его отбиваю у Казимировны, и вот этого холеного сынулю с
его Диночкой лишаю кредита! Пусть живет на свои референтские сто десять в
месяц. Софочке же мы с Арнольдычем от нашего дома с садом, естественно,
грубо и веско откажем. И вообще нафиг нам дом в Севасто-поле! Что я там
забыла? "Молодого" мужа я увожу в свое убежище. Там за стои-мость нашего с
ним дома такой можно особняк купить! И всего-то что от меня требуется, так
это вовремя вот так над ним наклониться на этом вашем е... пар-дон званом
ужине."
У меня все внутри оборвалось. Вот это "миледи"! Надо же, только что...
"Таня! -- между тем, в востроге кричала Элла. -- Да тебя просто не
узнать! Надо же! Ты же никогда не была такой остроумной! Я сегодня же
расскажу дяде Илье о твоей шутке. Они с тетей Соней просто умрут от смеха".
Вот уж кому было не до смеха, так это мне!.. Идиотская шутка оскорбила
меня до глубины души. Не верилось, что Таня все это произнесла наяву.
Так или иначе, следовало ее куда-то проводить, но я не мог взять ее под
руку, а она тоже не проявляла ни малейшего интереса к продолжению теплых
отношений. В одночасье фантастическая встреча обернулась свирепой местью,
чего я так опасал-ся. Ничего-то она мне не простила! Просто забылась, пока
не увидела Эллу. И ничуть она не успокоилась, изгнанная, не без моего
участия, из родного Ленин-града на "свой" Дальний Восток...
Целый час мы молча шли рядом. Потом свернули с Фонтанки на
Лермонтовский и оттуда на Дровяную.
"Добро пожаловать, Феликс Ильич, в тот ад, -- глухо сказала Таня,
остановившись почти вплотную передо мной, -- который я, по мнению профессора
Антокольского, должна считать любимым городом, а, по не менее уважаемому и
очень импера-тивному мнению моего следователя из КГБ, интеллигентного до
поры до времени Андрея Сергеевича -- своей единственной и любимой Родиной..."
Не совсем понимая, как я вообще после всего могу с ней общаться, я все
же обни-маю ее, целую и отстраняюсь. Она не отвечает на поцелуй.
"Ты права, Таня, -- говорю я глухо -- Думай обо мне что хочешь, но..."
"А чего мне вообще о тебе думать, Ильич? -- горько улыбается она,
бессильно опу-стив руки. -- Пообщались, вспомнили старую яркую любовь и будет
с нас. До по-недельника. Привет жене и всем приличным людям на вашем ужине."
Я уныло побрел по Фонтанке к Галерному острову и остановился у чугунной
решетки Калинкина моста, глядя на отражение желтого корпуса и белых колонн
Корабелки в пузырящейся под дождем воде. Здесь мы всегда назначали свидание
с Таней, подумалось мне. Я привычно подтягивал из памяти счастливые мину-ты
нашей любви, но ничего не получалось. Таня больше не была фантомом. Она была
рядом, в нескольких кварталах от меня, живая респектабельная женщина в
черном мокром плаще и с японским зонтиком.
Но для меня больше не существовало беззащитной бедной Тайки. На
Дровяной переоделась в домашнее опасная "миледи", способная на самые
сакраментальные поступки.
Элла:
Как же они оба подло описывают! Спору нет, выглядела она как никогда.
Приоде-лась, прическу сделала современную, вместо тех патлов, которых она
никогда не стеснялась. Но и я-то была ничуть не хуже! Ну, ростом поменьше,
так ведь жен-щину это только украшает. Ну, загар у нее, а я еще белая -- лето
у нас было на ред-кость мерзкое. У Таньки, надо отдать ей должное, вообще
кожа при загаре прио-бретает удивительный золотистый оттенок. Красиво, спору
нет, но это ли не приз-нак низкого происхождения? Благородная женщина должна
иметь круглый год ин-тересную бледность и белизну, а не румянец во всю щеку.
Именно так мы и выгля-дели с ней у зеркала -- владелица того имения рядом со
своей горничной...
Вранье, что мне грозила опасность получить от "миледи" двумя пальцами в
глаза или перелететь через ее голову на лестницу. Я же дочь Юрия Коганского,
такого же морского пехотинца, как и отец Феликса. Да я бы... замахнись на
меня эта до-морощенная "миледи", шевельнись только... я бы так приложилась к
ее осиной та-лии, что она до конца дней писала только в пробирку... Надо же!
Он меня, видите ли, снова опекал...
Тем более подло считать меня такой примитивной! Я, мол, поверила в
разные бредни о "типично русских", с моей, еврейской точки зрения, буднях, с
водкой по вечерам и рассолом по утрам. И ее фальшивым комплиментам, после
которых, растаяв, пригласила ее на званый ужин с участием тети Сони. Я не
зна-ла, что ее там ждет! Я!
Это Феликс сам не знал свою подлую "миледи", которая произнесла свою
цинич-ную фразу о его родителях. Я не ожидала такого успеха!
Он только пучил свои прекрасные глаза, дурачок несчастный. Забыл,
наивная душа, с кем любезничает. Думал, что если она ему позволяет лапать
себя в вах-терской, то это как ленинская власть -- всерьез и надолго!
Таня:
Мама тревожно и близоруко щурилась на меня, одеваясь у зеркала нашего
шкафа -- идти на свою постылую опасную для полуслепого человека работу.
"Что-нибудь случилось, Танюшечка? -- жалко спросила она. -- Тебя обидели?"
"Что ты, мама! Наоборот, пригласили в аспирантуру. Сам Антокольский меня
принимал в дирек-торском кабинете, представляешь?" "А что? Почему бы не
принимать? Ты инже-нер, талант, красивая женщина... А плакала тогда чего? Я
же всегда вижу. Твой носик для меня с детства барометр. И глазки совсем
потемнели. Неужели Фельку своего встретила?" "Встретила, мамочка. От него
как от смерти не уйдешь!.." "И он тебя, конечно, снова предал?" "Он не может
меня уже предать. Он женатый, скоро ребеночек родится. Проводил до самого
нашего милого двора и..." "Зайти побрезговал!.. Не для нас с тобой такой
парень, Таня! Он совсем другой, пойми..." "Ладно, мама, -- сменила я тему. --
К папе нельзя в эти дни, что я здесь?" "Можно, -- расцвела она. -- Как славно,
деточка, что ты сама о нем спросила! Я все думаю, спросит -- не спросит. И
про себя решила -- не спросит, так и не надо!.. В воскре-сенье ему дали со
мной свидание." "С нами, мама! Я так рада!.."
Но до воскресенья еще надо было дожить с этой пятницы... Мама ушла во
вторую смену. Я переоделась в домашнее, сделала уборку, вымыла окна у нас в
комнате и на общей кухне под ворчание Тамары Леопольдовны. Но было светло и
рано, а девать себя решительно некуда.
Тем более, что опять на меня накатило...
Мой Феликс ушел от меня к своей жене. Я села на наш плюшевый диван и
ох-ватила голову руками. Все поплыло перед глазами.
--
"Сестренка, нет страшного на свете. Все рано или поздно решается в этом
мире в ту или в другую сторону. Иди и забери его! Увези сюда к нам. Только
он тебя, ей-Богу, не стоит..."
--
"Это подло с твоей стороны, Смирнова, и не по-комсомольски! Впрочем, я
лично от тебя и не ожидала ничего другого. Иди же! Иди, если у тебя нет ни
совести, ни самолюбия. Тебе же сказали, что он любит свою жену все сильнее,
а после рож-дения ребенка вообще о тебе забудет. Иди, разрушай решившую
стать счастливой семью, твори зло, потом раскаешься, но будет поздно. И он
раскается и тебя же, стерва, возненавидит..."
--
"Танька, иди ты!.. Вот это номер... Даже не знаю, что вам и сказать,
поросятам..."
--
"Так у тебя вообще мужика не будет в жизни! Плюнь, не сомневайся. Она
тебя, а ты ее. Я именно так Коленьку моего и получила. Иди прямо туда, Таня,
будь реши-тельнее, за любимого надо драться!"
--
"Я так в вас разочарован, Татьяна Алексеевна, что прямо не нахожу
слов... Ведь разбить семью может только очень безнравственный человек.
Впрочем, это не мое стариковское дело. И на наши научные отношения ваше
решение не повлияет. Удачи вам, Феликс Ильич, на новом месте..."
А ноги сами несут меня черт знает куда... Естественно, мне было не до
того, чтобы кого-то там охмурять и отбивать. Мне просто надо было немедленно
увидеть Фе-ликса, все равно где и с кем...
Таня:
"Девушка, вам нехорошо? Позвольте, как же можно сидеть на холодной
лестнице? Нет-нет, никаких "я сама". Феликс! Спустись, пожалуйста, к нам.
Что вы там все столпились? Тут какой-то девушке дурно стало в нашем
подъезде... Надо помочь ей зайти к нам и вызвать скорую. Ну что ты стоишь,
как истукан, сынок? Мне что ли ее поднимать с моим ишиасом? Что вы все на
меня уставились?.. Господи! Так это и есть... Смирнова? Феликс!! Ты хоть
скажи, Дина!"
"Это и есть Таня Смирнова, папа!.. Неужели ты ее забыл? Она же ночевала
как-то у нас, ты же с нее глаз на сводил утром, даже мама приревновала.
Теперь эта хищ-ница пришла сюда за моим мужем! Элла мне все о ней
рассказала. Господи! Да прогоните же ее отсюда хоть кто-нибудь с ее
фальшивым обмороком! Я же врач, я проверила по состоянию зрачков. Это
спектакль!"
"Перестаньте, наконец преследовать моего сына, дрянь! Неужели вам не
ясно, что вы никогда, ни при каких ваших грязных уловках не войдете в мою
семью! И пе-рестаньте нам тут симулировать. Вас все знают и никто вам
верит..."
"Подождите, Соня. А вдруг... Вам действительно плохо, Таня? Я совсем
сошла с ума от этой ревнивицы... Да уйди же ты в квартиру, Диночка!" "Не
уйду, мама, пока она не уйдет! Слышишь? Убирайся вон! Тварь, жалкое двуногое
животное! Блудливая кошка!"
"Она не кошка, она -- развратная сука!" "Элла, тебя тут нехватало!"
"Семен Бо-рисович, уж я-то ее лучше других знаю! Бездарная комедиантка!.."
"Что у вас тут происходит?"
"Илья, ты пьян! Ну-ка марш обратно! Я кому сказала, а? Повторять не
буду!.."
"Отставить! Всем -- смир-р-но! Кру-гом. Кто это тут сидит? Что?...
Таня!.. А мы тут как раз только что... Ну-ка все вон отсюда во главе с моим
ублюдком! Вырас-тил я "мужчину"!"...
Меня поднимают сильные руки, прижимают мокрым холодным плащом к белой
рубашке, за которой прямо пылает плотное тело отставного полковника. Он
несет меня не вверх, на растерзание обиженных семей, а вниз, под порывы
холодного ветра с моросящим дождем. "Такси! -- оглушает меня прямо в ухо
командирский бас. -- В скорую..." "Арнольдыч, милый, не надо в скорую...
Домой, пожалуйста... Мои... таблетки... От других мне только хуже..."
"Адрес, быстро, пока ты в соз-нании!.." "Дровяная восемь, квартира один,
первый этаж."
"Ключ? Где у тебя ключ?" "Нет, не в сумочке... В кармане плаща... Нет
во внут-реннем кармане! Осторожнее..." "Господи, какая женщина! Где
таблетки? Таня, не засыпай, пожалуйста..." "В чемоданчике... Там кармашек...
В желтой коробочке, две сразу... Вода в графине... свежая, я сегодня
меняла... Какая вкусная невская вода!.."
"Да не бойся ты! Тебе просто необходимо снять с себя мокрое. Иначе
прод-рогнешь и простудишься. Которая постель твоя? Так, вот вижу и
грелочку... А где чайник? Где ваша плита?" "У окна... левые две комфорки."
"Ну, тебе легче? Чайку горяченького с медом, просто необходимо.
Приподнимись-ка. Вот так. Не торопись, он горячий. Сейчас бы тебе
стопочку..." "Н-н-несов-местимость..." "Понял. Потом помянем эту твою
болезнь. Нет, ну какая же ско-тина этот Феля! Стоит! Его подругу поносят..."
"Что вы, Илья Арнольдович... Он просто растерялся. Это я виновата,
приперлась... А ведь я не просто пришла, меня Элла пригласила... И я хотела
всем объявить, что больше на Феликса не претен-дую. Честное слово, никаких
прочих намерений не было. А тут приступ. Уже год как не было... Простите
меня и спасибо вам большое. Вы -- человек..."
"Я всегда вами восхищался, Танечка, -- вдруг переходит он на официальный
тон. -- И мне было так за вас обидно, что вы такого слизняка выбрали и так
бездумно его полюбили. Танечка, а вы не могли бы считать меня своим другом?
Просто стар-шим другом, а?" "Конечно, Илья Арнольдович. Я так и считаю."
"Тогда давай на "ты" и по имени, идет?" "П-попробуем..." "Скажи мне: Илья, я
тебя уважаю..." "Илья, а ты меня поил?" "Что?.. Ха-ха-ха! Мы уже шутим! Мы
выздоравливаем." "Это просто таблетки такие замечательные, Илья. И ты --
настоящий мужчина. И сюда придти не побрезговал. А Феликс меня сегодня едва
до двора проводил. Так обидно, знаешь..." "А мама где?" "На работе. Дежурный
гастроном у Балтийского вокзала." "Скоро придет?" "Нет. Она до часу
работает."
"Я тебе тоже нравлюсь?" "Ты очень симпатичный. Стоп, да ты же в одной
сороч-ке! И в совсем мокрой. Ты же у меня тоже простудиться можешь. А у нас
с мамой ничего нет мужского одеть... разве что мой свитер. Он растягивается.
Вон там, на спинке той кровати." "Не надо. Мне с тобой только жарко." "Илья,
ты что!.." "Я бы с тобой немедленно уехал на твой край света... Я же не
такой и старый. Мне всего-то сорок семь. Я тебя никогда в обиду не дам..."
"А как же Казимировна?" "Эта зараза? Пусть удавится от ревности... Ну,
Танечка... Господи, какое у тебя тело... Какая грудь... на фоне загара,
сияет... сказка!" "Илья, не балуй... Грудь как грудь, я это давно и хорошо
усвоила, но пока не для тебя, понял?" "Пока? Значит, я могу надеяться?..."
"Не знаю... А пока руки-то не распускай, полковник, слы-шишь? Сам меня самбо
учил. Смотри -- нарвешься, если разозлюсь."
"Какие глаза, Господи! Как тогда, когда ты вышла из нашего дома...
Таня, я же не просто развлечься или использвать твою слабость. Я прошу твоей
руки!" "Одурел, товарищ полковник?" "Я серьезно. Я уже два года тебя люблю.
Я знаешь как работать умею! И пенсия у меня, и наградная надбавка... Я же не
какой-нибудь гар-низонный полковник... я на Кубе, в Заливе Свиней, Орден
боевого красного знамени заслужил. Я в Сирии..." "В Сирии? Ты же еврей,
Ильюша, как же ты вра-гов своей нации на своих назюкивал?" "Так я же не
израильский, а советский боевой офицер! Мне Родина доверила... Таня, сейчас
не об этом. Я серьезно о на-шем с тобой будущем." "Я подумаю, Илья, спасибо.
И тебе напишу." "Где у тебя бумага?.. Вот адрес моего боевого друга в
Севастополе. Когда ты напишешь?"
"Пока не знаю... Для меня это слишком неожиданно. Да подожди ты! Ну
порода... А целоваться-то ты не умеешь, полковник. Вот так надо, сын твой
научил. Ого! Тебе самому мои таблетки сейчас понадобятся, нет? Ты чего,
Илья? Илья-а! Нет, совсем старикашку ухайдакала Татьяна! Стой, выпей
водички. Ай, ты куда это? Ожил на мою голову... Нет... нет... Ой, а я думала
он уже дохлый... Ну и пово-ротики... Ладно... Как есть... Неживая я что ли,
в самом деле?.."
Феликс:
"Я думаю, что он увез ее в скорую, -- говорил я перепуганным
родственникам и друзьям, когда прошли два часа, а папа не возвращался. -- И
там ждет, когда ей станет лучше."
"А по-моему, -- истерически хохотала неузнаваемая Дина, -- ей уже давно
стало гораздо лучше, чем всем вам. Но еще лучше твоему бравому папаше! Я
обзвонила все приемные покои. Никакие Смирновы сегодня не поступали."
"Господи, Господи, -- повторяла мама.-- В такой холод, в дождь, в одной
рубашке, без копейки денег..."
"Об этом ты можешь не беспокоиться, Соня, -- хрустя по своей дурацкой
причине пальцами, возражал адвокат. -- Они там на Востоке тысячи
зарабатывают. Смот-рите, как она одета -- с иголочки. Даст ему на такси, не
обеднеет."
"А по-моему, папа, -- продолжала поражать меня Дина, -- тебя, Гену и
особенно моего Феликса волнует не то, как она с иголочки одета, а как она в
данный момент обольстительно раздета!"
"Диночка, -- заливалась слезами мама, -- так ты думаешь, что она не
пошутила? Что она пришла не за Феликсом, а за Илюшей?"
"Она пришла за тем, кто с ней пойдет, -- безжалостно ответила Дина. --
Пока мой олух переминался с ноги на ногу, ваш благоверный сыграл
героя-любовника! И на-прасно мой папа сейчас обзванивает морги. Пусть Феликс
едет к своей "миледи" и выковыривает Илью Арнольдовича, хотя я уверена, что
уже поздно, и он успел схватить там люэс."
"Что схватить, Динуля?" -- замирая, спросила ее моя мама.
"Сифилис. Вам очень повезет, если на этот раз все обойдется банальным
тихо-океанским триппером." "Это очень опасная форма? -- cевшим голосом
произнесла глаза несчастная соломенная вдова. Она была уже не рада, что
напала сразу на эту, когда открыла ей дверь и толкнула "миледи", после чего
та села и не встала. -- Это заразно?"
"Прекратите, -- не выдержал я. -- Начинается! Таня ничуть не грязнее нас
всех. Короче, я еду за папой."
"Я с тобой! -- бросилась к вешалке Дина. -- Я тебя к ней одного не
отпущу!!"
"Ну вот, -- развел я руками. -- Сейчас ей пришьют любовь втроем..."
"Неужели такое бывает? -- подала голос моя тетушка, -- это же
извращение..."
"А "миледи" обожает всякие извращения, -- несло Дину. -- Мой муженек с
ней такое вытворял, что..."
"Ляпнешь -- убью," -- сказал я тихо, но так, что разъяренная Дина тут же
сту-шевалась, обняла меня и со слезами убежала. -- Я скоро вернусь", --
добавил я и быстро вышел.
Таня:
"Илья, это звонят нам, три звонка..." "Кого это черт несет? Мама?"
"Нет. У мамы свой ключ. Лежи, я сама открою... Феликс? Что ты тут забыл?"
"Как ты себя чув-ствуешь, Таня?" "Чувствую. А что?" "Так это был... все-таки
спектакль?!" "А ты как думал?" "Я думал ты... порядочнее..." "Да ты что!
Напрасно ты так думал, Феля. Тебе же при мне подробно объяснили, кто я на
самом деле... Гебрид блуд-ливой кошки с сукой, представляешь такого зверя? И
ты промолчал, не возражал. Именно такая, так?" "Хорошо. Не будем о нас с
тобой. Ты не знаешь, где папа? Он же ушел в одной рубашке, увез тебя на
такси и домой не вернулся. Мы все бо-льницы, все морги обзвонили..."
"Делать вам нечего. Илья, а Илья! Одевайся. Тут твой сын пришел. Тебе в
туалет не надо, Феликс? Тогда я зайду. Моя комната вон та, если уже не
брезгуешь. Твой папа там. А тут, кстати, скорее всего, теперь твоя мама.
Скажи мне "ма-а-амочка", сынок. Не хочешь?"
"Бред какой-то!.. Папа!"
"Сюда иди, Феликс."
"Ну что? Успокоился? Тогда поезжай и привези ему свитер там какой и
плащ. Не идти же ему домой голым?"
"А я никуда и не тороплюсь, Таня, -- счастливо смеялся полковник. --
Дождусь сей-час твоей мамы, попрошу ее согласия на брак с тобой и прощай
бесконечный про-клятый кошмар моей семейной жизни."
"Старый идиот. Но ты-то, Таня, ведь разумная девушка! Я все понимаю.
Ты, по своему обыкновению, его разыграла, зная, что он тобой всерьез
увлечен. Смотри, с огнем играешь... Не дай Бог мама узнает о твоих фокусах.
Ты и отдаленно не пред-ставляешь, на что она способна в гневе."
"Ой! Они гневаться на нас будут, если узнают, что их бросили... Ильюша,
пред-ставляешь их во гневе? Не боишься?" "В гробу..." "Ты понял, сынуля? Нам
с па-почкой теперь все это до лампочки. Пусть себе гневается. Надо было ей
нам с тобой не мешать. Поздно пить "Боржоми", почки отсохли. Так ей и
передай, такой непредсказуемой. Я сама еще и не такая непредсказуемая, как
видишь."
"Ты все шутишь, а она действительно там с ума сходит."
"Не все же мне из-за нее с ума сходить. То ли еще будет. Узнает, на что
я способна в гневе."
"Ладно. Мне пока что надо что-нибудь для нее придумать, вернуться с
одеждой для предка и забрать его домой. Папа, я сейчас. Я быстро обернусь."
"А ты не больно спеши, сыночек, -- сказала я в дверях. -- Мы еще тут
кое-что об-говорим с твоей бабушкой, то бишь с моей мамой о дальнейших
планах твоего папы с твоей новой, молодой и красивой мамочкой -- Таней
Дашковской, понял? Фиг вы его теперь когда увидите. Гуляй, Вася."
Ошеломленный Феликс, без конца трогая свои уши, пересек наш слабо
освещен-ный двор и сгинул в проезде на Дровяную улицу.
здесь, ни в министерстве, ни при сотрудничестве с любым институтом с вашим
проектом не случится. Мы долго и тщетно искали выход в конструкции прочного
корпуса, в точности его изготовления, а тут такое изящное и оригинальное
решение! Корабелка может гордиться такими выпуск-никами! Феликс Ильич, вы
поняли? Все ваши недюженные способности -- на ох-рану прав инженера
Смирновой. Вас же, Татьяна Алексеевна я почту за честь видеть в числе моих
аспирантов. Скучаете небось по Ленинграду?" "Отнюдь. Но я очень польщена
вашим предложением. И особенно формой, в которой оно сдела-но, хотя до сих
пор научной карьеры и не планировала. Поэтому пока ничего вам насчет себя не
обещаю. В Ленинграде мне нравится меньше, чем во Владивос-токе." "Вот в этом
я позволю себе усомниться, -- засиял профессор своей бри-танской улыбкой. --
Ленинград ничем не заменим!" "Как кому." "Ладно. Время пока работает на нашу
с вами совместную работу. Вы свободны, молодые люди. В понедельник --
обсуждение. А пока... напомните нашей гостье город, Феликс Ильич. Пробудите
в ней ностальгию для общей пользы."
Элла:
Как-то к концу рабочего дня у меня вдруг запульсировала в висках
боль-пред-чувствие. Я отпросилась, приняла пятерчатку и вышла из института.
Моросило, как обычно в августе. Я раскрыла зонтик, машинально кивнув на
"добрый день" какой-то женщине, поднимающейся навстречу тоже под зонтом.
Мельком за-метила, что на ней нет чулок -- стройные загорелые ноги. В такую
погоду это было непривычно. И вдруг меня как током дернуло, даже голова
прошла -- сложив зонтик, тяжелую парадную дверь открывала "миледи"!..
Я не поверила своим глазам и просто не могла не повернуть назад. Когда
я заглянула в холл, она уже сдала в гардероб синий плащ и японский зонтик и
была с такой прической, в таком костюме и вообще та-а-акая стала, что я
просто обалдела! И звонит из кабинки Антокольскому. В командировку ее,
видите ли, прислали.
Спрятавшись за колонной, я видела, как этот кретин Феликс бежит к ней,
споты-каясь. Мало того, он подкупает чем-то вахтера и ведет свою любовницу в
коморку под лестницей. При молодой и уже беременной жене! Я скользнула к
вахтерской с другой стороны и стала подслушивать, о чем они там шепчутся. И
тут же взлетела по лестнице рассказать секретарше Антокольского, кто это к
нам приехал. Та тот-час сказала о гостье профессору, который прямо из
приемной принялся взвол-нованно говорить в телефон, называя фамилию
"миледи", а потом, чуть ли не так же спотыкаясь, как Феликс, помчался вниз.
Когда Сан-Дмич выковыривал голубков из вахтерской, он только головой
крутил от их вида. "Миледи" выглядела разве что чуть лучше, чем тогда в
парке с моря-ком. Ну и Феликс! Референт профессора!..
Часа через полтора возлюбленные выпорхнули из кабинета профессора в
самом феерическом настроении. И -- напоролись на меня.
Таня:
Первый человек, которого мы встретили в коридоре, была Элла Коганская.
В зеркале, у которого она безусловно терпеливо ждала нашего выхода на эту
сцену, я увидела нас троих. Я не очень представляла здесь четвертую -- Дину
Богун-Даш-ковскую -- но среди присутствующих дам, если без ложной
скромности...
Я вспомнила мои фантазии на лыжной прогулке в уссурийской тайге по
поводу их союза. Пусть и не со мной, но хоть не с ней!..
Людоедка Эллочка фальшиво ахала, как я элегантно выгляжу, какая я
загорелая, не в Крыму ли отдыхала? Что ты, отвечаю, у нас там свой Крым, на
дому. Никуда и ездить не надо. Море у самого крыльца.
Она демонстративно прижималась к уже ни ее, ни моему Феликсу и таращила
свои лживые круглые глаза у переносицы. Как дала бы в них вот так двумя
пальцами!.. Вот было бы забот профессору и его референту...
За сценой загремел такой "Танец с саблями" Хачатуряна, что от "Балеро"
Равеля, что сопровохдало нашу с Феликсом любовь, и следа не осталось.
А я под этот зажигательный танец у них хорошую школу прошла в
Севастополе. Так что теперь ей еще и не так улыбалась и не такие еще
комплименты отпускала, причем откровенным подтекстом. Феликс смотрел на меня
почти со страхом, а эта дура таяла, словно я ее хвалю искренне. Женщина
вообще в этом плане просто жаждет быть обманутой и чем наглее, тем ей
приятнее... Элла до того расчув-ствовалась, что пригласила меня сегодня к
ним на званый ужин. Естественно, не в мою честь, а ради как раз гостящих в
Ленинграде родителей Феликса. "В тебя, Таня, Илья Арнольдович просто
влюблен, -- чирикала она. -- Без конца меня расспрашивает, как там эта
потряса-ющая блондинка, которую он как-то отвозил в аэропорт..."
Феликс:
Знал бы я, что последует за этой репликой!
Элла была шокирована преображением занюханной "миледи", но начала
вместе с Таней непостижимые для меня женские игры. Они стали трещать
фальшивыми го-лосами, комично подражая интонациям друг друга, какие обе
стали интересные, как много хорошего Таня слышала о Дине, как счастлива, что
я выбрал девуш-ку из своего круга, какого славного парня Колю она встретила
во Владивостоке и как ей нравится по вечерам пить с ним водку и петь песни
до поздней ночи, сидя на печи и болтая ногами в валенках.
Я удвоил бдительность, так как Элле грозило полететь через голову
"миледи" пря-мо на нашу главную лестницу и сломать на ней шею, когда она
таяла и ахала при рассказах о том, как Таня с Колей по утрам пьют стаканами
рассол, чтобы снять похмелье и не опоздать на родной завод. И тут Элла, к
моему ужасу, пригласила Таню сегодня к ним на званый ужин в честь как раз
гостящих в Ленинграде моих родителей.
"Раз ты уже успокоилась у себя на Дальнем Востоке и не претендуешь на
Феликса, то Софья Казимировна будет тебе рада, -- щебетала она. -- А об Илье
Арнольдовиче я и не говорю. Он, говорят, в тебя влюблен чуть ли не сильнее,
чем его Феликс..."
"А что? Вот это идея! -- каким-то совсем другим голосом вдруг сказала ей
Таня, потемнев лицом. По всей вероятности, последняя фраза живо напомнила ей
все, о чем она было забыла в вахтерской. -- Пойду-ка я на этот ужин
специально, чтобы охмурить полковника. Так говоришь, что я сейчас в
расцвете, в теле? Вот формы и сработают на убой. Особенно, если ненароком
кофточку вот так расстегнуть, что-бы загар полоской белой кожи
подчеркнуть.... Я его отбиваю у Казимировны, и вот этого холеного сынулю с
его Диночкой лишаю кредита! Пусть живет на свои референтские сто десять в
месяц. Софочке же мы с Арнольдычем от нашего дома с садом, естественно,
грубо и веско откажем. И вообще нафиг нам дом в Севасто-поле! Что я там
забыла? "Молодого" мужа я увожу в свое убежище. Там за стои-мость нашего с
ним дома такой можно особняк купить! И всего-то что от меня требуется, так
это вовремя вот так над ним наклониться на этом вашем е... пар-дон званом
ужине."
У меня все внутри оборвалось. Вот это "миледи"! Надо же, только что...
"Таня! -- между тем, в востроге кричала Элла. -- Да тебя просто не
узнать! Надо же! Ты же никогда не была такой остроумной! Я сегодня же
расскажу дяде Илье о твоей шутке. Они с тетей Соней просто умрут от смеха".
Вот уж кому было не до смеха, так это мне!.. Идиотская шутка оскорбила
меня до глубины души. Не верилось, что Таня все это произнесла наяву.
Так или иначе, следовало ее куда-то проводить, но я не мог взять ее под
руку, а она тоже не проявляла ни малейшего интереса к продолжению теплых
отношений. В одночасье фантастическая встреча обернулась свирепой местью,
чего я так опасал-ся. Ничего-то она мне не простила! Просто забылась, пока
не увидела Эллу. И ничуть она не успокоилась, изгнанная, не без моего
участия, из родного Ленин-града на "свой" Дальний Восток...
Целый час мы молча шли рядом. Потом свернули с Фонтанки на
Лермонтовский и оттуда на Дровяную.
"Добро пожаловать, Феликс Ильич, в тот ад, -- глухо сказала Таня,
остановившись почти вплотную передо мной, -- который я, по мнению профессора
Антокольского, должна считать любимым городом, а, по не менее уважаемому и
очень импера-тивному мнению моего следователя из КГБ, интеллигентного до
поры до времени Андрея Сергеевича -- своей единственной и любимой Родиной..."
Не совсем понимая, как я вообще после всего могу с ней общаться, я все
же обни-маю ее, целую и отстраняюсь. Она не отвечает на поцелуй.
"Ты права, Таня, -- говорю я глухо -- Думай обо мне что хочешь, но..."
"А чего мне вообще о тебе думать, Ильич? -- горько улыбается она,
бессильно опу-стив руки. -- Пообщались, вспомнили старую яркую любовь и будет
с нас. До по-недельника. Привет жене и всем приличным людям на вашем ужине."
Я уныло побрел по Фонтанке к Галерному острову и остановился у чугунной
решетки Калинкина моста, глядя на отражение желтого корпуса и белых колонн
Корабелки в пузырящейся под дождем воде. Здесь мы всегда назначали свидание
с Таней, подумалось мне. Я привычно подтягивал из памяти счастливые мину-ты
нашей любви, но ничего не получалось. Таня больше не была фантомом. Она была
рядом, в нескольких кварталах от меня, живая респектабельная женщина в
черном мокром плаще и с японским зонтиком.
Но для меня больше не существовало беззащитной бедной Тайки. На
Дровяной переоделась в домашнее опасная "миледи", способная на самые
сакраментальные поступки.
Элла:
Как же они оба подло описывают! Спору нет, выглядела она как никогда.
Приоде-лась, прическу сделала современную, вместо тех патлов, которых она
никогда не стеснялась. Но и я-то была ничуть не хуже! Ну, ростом поменьше,
так ведь жен-щину это только украшает. Ну, загар у нее, а я еще белая -- лето
у нас было на ред-кость мерзкое. У Таньки, надо отдать ей должное, вообще
кожа при загаре прио-бретает удивительный золотистый оттенок. Красиво, спору
нет, но это ли не приз-нак низкого происхождения? Благородная женщина должна
иметь круглый год ин-тересную бледность и белизну, а не румянец во всю щеку.
Именно так мы и выгля-дели с ней у зеркала -- владелица того имения рядом со
своей горничной...
Вранье, что мне грозила опасность получить от "миледи" двумя пальцами в
глаза или перелететь через ее голову на лестницу. Я же дочь Юрия Коганского,
такого же морского пехотинца, как и отец Феликса. Да я бы... замахнись на
меня эта до-морощенная "миледи", шевельнись только... я бы так приложилась к
ее осиной та-лии, что она до конца дней писала только в пробирку... Надо же!
Он меня, видите ли, снова опекал...
Тем более подло считать меня такой примитивной! Я, мол, поверила в
разные бредни о "типично русских", с моей, еврейской точки зрения, буднях, с
водкой по вечерам и рассолом по утрам. И ее фальшивым комплиментам, после
которых, растаяв, пригласила ее на званый ужин с участием тети Сони. Я не
зна-ла, что ее там ждет! Я!
Это Феликс сам не знал свою подлую "миледи", которая произнесла свою
цинич-ную фразу о его родителях. Я не ожидала такого успеха!
Он только пучил свои прекрасные глаза, дурачок несчастный. Забыл,
наивная душа, с кем любезничает. Думал, что если она ему позволяет лапать
себя в вах-терской, то это как ленинская власть -- всерьез и надолго!
Таня:
Мама тревожно и близоруко щурилась на меня, одеваясь у зеркала нашего
шкафа -- идти на свою постылую опасную для полуслепого человека работу.
"Что-нибудь случилось, Танюшечка? -- жалко спросила она. -- Тебя обидели?"
"Что ты, мама! Наоборот, пригласили в аспирантуру. Сам Антокольский меня
принимал в дирек-торском кабинете, представляешь?" "А что? Почему бы не
принимать? Ты инже-нер, талант, красивая женщина... А плакала тогда чего? Я
же всегда вижу. Твой носик для меня с детства барометр. И глазки совсем
потемнели. Неужели Фельку своего встретила?" "Встретила, мамочка. От него
как от смерти не уйдешь!.." "И он тебя, конечно, снова предал?" "Он не может
меня уже предать. Он женатый, скоро ребеночек родится. Проводил до самого
нашего милого двора и..." "Зайти побрезговал!.. Не для нас с тобой такой
парень, Таня! Он совсем другой, пойми..." "Ладно, мама, -- сменила я тему. --
К папе нельзя в эти дни, что я здесь?" "Можно, -- расцвела она. -- Как славно,
деточка, что ты сама о нем спросила! Я все думаю, спросит -- не спросит. И
про себя решила -- не спросит, так и не надо!.. В воскре-сенье ему дали со
мной свидание." "С нами, мама! Я так рада!.."
Но до воскресенья еще надо было дожить с этой пятницы... Мама ушла во
вторую смену. Я переоделась в домашнее, сделала уборку, вымыла окна у нас в
комнате и на общей кухне под ворчание Тамары Леопольдовны. Но было светло и
рано, а девать себя решительно некуда.
Тем более, что опять на меня накатило...
Мой Феликс ушел от меня к своей жене. Я села на наш плюшевый диван и
ох-ватила голову руками. Все поплыло перед глазами.
--
"Сестренка, нет страшного на свете. Все рано или поздно решается в этом
мире в ту или в другую сторону. Иди и забери его! Увези сюда к нам. Только
он тебя, ей-Богу, не стоит..."
--
"Это подло с твоей стороны, Смирнова, и не по-комсомольски! Впрочем, я
лично от тебя и не ожидала ничего другого. Иди же! Иди, если у тебя нет ни
совести, ни самолюбия. Тебе же сказали, что он любит свою жену все сильнее,
а после рож-дения ребенка вообще о тебе забудет. Иди, разрушай решившую
стать счастливой семью, твори зло, потом раскаешься, но будет поздно. И он
раскается и тебя же, стерва, возненавидит..."
--
"Танька, иди ты!.. Вот это номер... Даже не знаю, что вам и сказать,
поросятам..."
--
"Так у тебя вообще мужика не будет в жизни! Плюнь, не сомневайся. Она
тебя, а ты ее. Я именно так Коленьку моего и получила. Иди прямо туда, Таня,
будь реши-тельнее, за любимого надо драться!"
--
"Я так в вас разочарован, Татьяна Алексеевна, что прямо не нахожу
слов... Ведь разбить семью может только очень безнравственный человек.
Впрочем, это не мое стариковское дело. И на наши научные отношения ваше
решение не повлияет. Удачи вам, Феликс Ильич, на новом месте..."
А ноги сами несут меня черт знает куда... Естественно, мне было не до
того, чтобы кого-то там охмурять и отбивать. Мне просто надо было немедленно
увидеть Фе-ликса, все равно где и с кем...
Таня:
"Девушка, вам нехорошо? Позвольте, как же можно сидеть на холодной
лестнице? Нет-нет, никаких "я сама". Феликс! Спустись, пожалуйста, к нам.
Что вы там все столпились? Тут какой-то девушке дурно стало в нашем
подъезде... Надо помочь ей зайти к нам и вызвать скорую. Ну что ты стоишь,
как истукан, сынок? Мне что ли ее поднимать с моим ишиасом? Что вы все на
меня уставились?.. Господи! Так это и есть... Смирнова? Феликс!! Ты хоть
скажи, Дина!"
"Это и есть Таня Смирнова, папа!.. Неужели ты ее забыл? Она же ночевала
как-то у нас, ты же с нее глаз на сводил утром, даже мама приревновала.
Теперь эта хищ-ница пришла сюда за моим мужем! Элла мне все о ней
рассказала. Господи! Да прогоните же ее отсюда хоть кто-нибудь с ее
фальшивым обмороком! Я же врач, я проверила по состоянию зрачков. Это
спектакль!"
"Перестаньте, наконец преследовать моего сына, дрянь! Неужели вам не
ясно, что вы никогда, ни при каких ваших грязных уловках не войдете в мою
семью! И пе-рестаньте нам тут симулировать. Вас все знают и никто вам
верит..."
"Подождите, Соня. А вдруг... Вам действительно плохо, Таня? Я совсем
сошла с ума от этой ревнивицы... Да уйди же ты в квартиру, Диночка!" "Не
уйду, мама, пока она не уйдет! Слышишь? Убирайся вон! Тварь, жалкое двуногое
животное! Блудливая кошка!"
"Она не кошка, она -- развратная сука!" "Элла, тебя тут нехватало!"
"Семен Бо-рисович, уж я-то ее лучше других знаю! Бездарная комедиантка!.."
"Что у вас тут происходит?"
"Илья, ты пьян! Ну-ка марш обратно! Я кому сказала, а? Повторять не
буду!.."
"Отставить! Всем -- смир-р-но! Кру-гом. Кто это тут сидит? Что?...
Таня!.. А мы тут как раз только что... Ну-ка все вон отсюда во главе с моим
ублюдком! Вырас-тил я "мужчину"!"...
Меня поднимают сильные руки, прижимают мокрым холодным плащом к белой
рубашке, за которой прямо пылает плотное тело отставного полковника. Он
несет меня не вверх, на растерзание обиженных семей, а вниз, под порывы
холодного ветра с моросящим дождем. "Такси! -- оглушает меня прямо в ухо
командирский бас. -- В скорую..." "Арнольдыч, милый, не надо в скорую...
Домой, пожалуйста... Мои... таблетки... От других мне только хуже..."
"Адрес, быстро, пока ты в соз-нании!.." "Дровяная восемь, квартира один,
первый этаж."
"Ключ? Где у тебя ключ?" "Нет, не в сумочке... В кармане плаща... Нет
во внут-реннем кармане! Осторожнее..." "Господи, какая женщина! Где
таблетки? Таня, не засыпай, пожалуйста..." "В чемоданчике... Там кармашек...
В желтой коробочке, две сразу... Вода в графине... свежая, я сегодня
меняла... Какая вкусная невская вода!.."
"Да не бойся ты! Тебе просто необходимо снять с себя мокрое. Иначе
прод-рогнешь и простудишься. Которая постель твоя? Так, вот вижу и
грелочку... А где чайник? Где ваша плита?" "У окна... левые две комфорки."
"Ну, тебе легче? Чайку горяченького с медом, просто необходимо.
Приподнимись-ка. Вот так. Не торопись, он горячий. Сейчас бы тебе
стопочку..." "Н-н-несов-местимость..." "Понял. Потом помянем эту твою
болезнь. Нет, ну какая же ско-тина этот Феля! Стоит! Его подругу поносят..."
"Что вы, Илья Арнольдович... Он просто растерялся. Это я виновата,
приперлась... А ведь я не просто пришла, меня Элла пригласила... И я хотела
всем объявить, что больше на Феликса не претен-дую. Честное слово, никаких
прочих намерений не было. А тут приступ. Уже год как не было... Простите
меня и спасибо вам большое. Вы -- человек..."
"Я всегда вами восхищался, Танечка, -- вдруг переходит он на официальный
тон. -- И мне было так за вас обидно, что вы такого слизняка выбрали и так
бездумно его полюбили. Танечка, а вы не могли бы считать меня своим другом?
Просто стар-шим другом, а?" "Конечно, Илья Арнольдович. Я так и считаю."
"Тогда давай на "ты" и по имени, идет?" "П-попробуем..." "Скажи мне: Илья, я
тебя уважаю..." "Илья, а ты меня поил?" "Что?.. Ха-ха-ха! Мы уже шутим! Мы
выздоравливаем." "Это просто таблетки такие замечательные, Илья. И ты --
настоящий мужчина. И сюда придти не побрезговал. А Феликс меня сегодня едва
до двора проводил. Так обидно, знаешь..." "А мама где?" "На работе. Дежурный
гастроном у Балтийского вокзала." "Скоро придет?" "Нет. Она до часу
работает."
"Я тебе тоже нравлюсь?" "Ты очень симпатичный. Стоп, да ты же в одной
сороч-ке! И в совсем мокрой. Ты же у меня тоже простудиться можешь. А у нас
с мамой ничего нет мужского одеть... разве что мой свитер. Он растягивается.
Вон там, на спинке той кровати." "Не надо. Мне с тобой только жарко." "Илья,
ты что!.." "Я бы с тобой немедленно уехал на твой край света... Я же не
такой и старый. Мне всего-то сорок семь. Я тебя никогда в обиду не дам..."
"А как же Казимировна?" "Эта зараза? Пусть удавится от ревности... Ну,
Танечка... Господи, какое у тебя тело... Какая грудь... на фоне загара,
сияет... сказка!" "Илья, не балуй... Грудь как грудь, я это давно и хорошо
усвоила, но пока не для тебя, понял?" "Пока? Значит, я могу надеяться?..."
"Не знаю... А пока руки-то не распускай, полковник, слы-шишь? Сам меня самбо
учил. Смотри -- нарвешься, если разозлюсь."
"Какие глаза, Господи! Как тогда, когда ты вышла из нашего дома...
Таня, я же не просто развлечься или использвать твою слабость. Я прошу твоей
руки!" "Одурел, товарищ полковник?" "Я серьезно. Я уже два года тебя люблю.
Я знаешь как работать умею! И пенсия у меня, и наградная надбавка... Я же не
какой-нибудь гар-низонный полковник... я на Кубе, в Заливе Свиней, Орден
боевого красного знамени заслужил. Я в Сирии..." "В Сирии? Ты же еврей,
Ильюша, как же ты вра-гов своей нации на своих назюкивал?" "Так я же не
израильский, а советский боевой офицер! Мне Родина доверила... Таня, сейчас
не об этом. Я серьезно о на-шем с тобой будущем." "Я подумаю, Илья, спасибо.
И тебе напишу." "Где у тебя бумага?.. Вот адрес моего боевого друга в
Севастополе. Когда ты напишешь?"
"Пока не знаю... Для меня это слишком неожиданно. Да подожди ты! Ну
порода... А целоваться-то ты не умеешь, полковник. Вот так надо, сын твой
научил. Ого! Тебе самому мои таблетки сейчас понадобятся, нет? Ты чего,
Илья? Илья-а! Нет, совсем старикашку ухайдакала Татьяна! Стой, выпей
водички. Ай, ты куда это? Ожил на мою голову... Нет... нет... Ой, а я думала
он уже дохлый... Ну и пово-ротики... Ладно... Как есть... Неживая я что ли,
в самом деле?.."
Феликс:
"Я думаю, что он увез ее в скорую, -- говорил я перепуганным
родственникам и друзьям, когда прошли два часа, а папа не возвращался. -- И
там ждет, когда ей станет лучше."
"А по-моему, -- истерически хохотала неузнаваемая Дина, -- ей уже давно
стало гораздо лучше, чем всем вам. Но еще лучше твоему бравому папаше! Я
обзвонила все приемные покои. Никакие Смирновы сегодня не поступали."
"Господи, Господи, -- повторяла мама.-- В такой холод, в дождь, в одной
рубашке, без копейки денег..."
"Об этом ты можешь не беспокоиться, Соня, -- хрустя по своей дурацкой
причине пальцами, возражал адвокат. -- Они там на Востоке тысячи
зарабатывают. Смот-рите, как она одета -- с иголочки. Даст ему на такси, не
обеднеет."
"А по-моему, папа, -- продолжала поражать меня Дина, -- тебя, Гену и
особенно моего Феликса волнует не то, как она с иголочки одета, а как она в
данный момент обольстительно раздета!"
"Диночка, -- заливалась слезами мама, -- так ты думаешь, что она не
пошутила? Что она пришла не за Феликсом, а за Илюшей?"
"Она пришла за тем, кто с ней пойдет, -- безжалостно ответила Дина. --
Пока мой олух переминался с ноги на ногу, ваш благоверный сыграл
героя-любовника! И на-прасно мой папа сейчас обзванивает морги. Пусть Феликс
едет к своей "миледи" и выковыривает Илью Арнольдовича, хотя я уверена, что
уже поздно, и он успел схватить там люэс."
"Что схватить, Динуля?" -- замирая, спросила ее моя мама.
"Сифилис. Вам очень повезет, если на этот раз все обойдется банальным
тихо-океанским триппером." "Это очень опасная форма? -- cевшим голосом
произнесла глаза несчастная соломенная вдова. Она была уже не рада, что
напала сразу на эту, когда открыла ей дверь и толкнула "миледи", после чего
та села и не встала. -- Это заразно?"
"Прекратите, -- не выдержал я. -- Начинается! Таня ничуть не грязнее нас
всех. Короче, я еду за папой."
"Я с тобой! -- бросилась к вешалке Дина. -- Я тебя к ней одного не
отпущу!!"
"Ну вот, -- развел я руками. -- Сейчас ей пришьют любовь втроем..."
"Неужели такое бывает? -- подала голос моя тетушка, -- это же
извращение..."
"А "миледи" обожает всякие извращения, -- несло Дину. -- Мой муженек с
ней такое вытворял, что..."
"Ляпнешь -- убью," -- сказал я тихо, но так, что разъяренная Дина тут же
сту-шевалась, обняла меня и со слезами убежала. -- Я скоро вернусь", --
добавил я и быстро вышел.
Таня:
"Илья, это звонят нам, три звонка..." "Кого это черт несет? Мама?"
"Нет. У мамы свой ключ. Лежи, я сама открою... Феликс? Что ты тут забыл?"
"Как ты себя чув-ствуешь, Таня?" "Чувствую. А что?" "Так это был... все-таки
спектакль?!" "А ты как думал?" "Я думал ты... порядочнее..." "Да ты что!
Напрасно ты так думал, Феля. Тебе же при мне подробно объяснили, кто я на
самом деле... Гебрид блуд-ливой кошки с сукой, представляешь такого зверя? И
ты промолчал, не возражал. Именно такая, так?" "Хорошо. Не будем о нас с
тобой. Ты не знаешь, где папа? Он же ушел в одной рубашке, увез тебя на
такси и домой не вернулся. Мы все бо-льницы, все морги обзвонили..."
"Делать вам нечего. Илья, а Илья! Одевайся. Тут твой сын пришел. Тебе в
туалет не надо, Феликс? Тогда я зайду. Моя комната вон та, если уже не
брезгуешь. Твой папа там. А тут, кстати, скорее всего, теперь твоя мама.
Скажи мне "ма-а-амочка", сынок. Не хочешь?"
"Бред какой-то!.. Папа!"
"Сюда иди, Феликс."
"Ну что? Успокоился? Тогда поезжай и привези ему свитер там какой и
плащ. Не идти же ему домой голым?"
"А я никуда и не тороплюсь, Таня, -- счастливо смеялся полковник. --
Дождусь сей-час твоей мамы, попрошу ее согласия на брак с тобой и прощай
бесконечный про-клятый кошмар моей семейной жизни."
"Старый идиот. Но ты-то, Таня, ведь разумная девушка! Я все понимаю.
Ты, по своему обыкновению, его разыграла, зная, что он тобой всерьез
увлечен. Смотри, с огнем играешь... Не дай Бог мама узнает о твоих фокусах.
Ты и отдаленно не пред-ставляешь, на что она способна в гневе."
"Ой! Они гневаться на нас будут, если узнают, что их бросили... Ильюша,
пред-ставляешь их во гневе? Не боишься?" "В гробу..." "Ты понял, сынуля? Нам
с па-почкой теперь все это до лампочки. Пусть себе гневается. Надо было ей
нам с тобой не мешать. Поздно пить "Боржоми", почки отсохли. Так ей и
передай, такой непредсказуемой. Я сама еще и не такая непредсказуемая, как
видишь."
"Ты все шутишь, а она действительно там с ума сходит."
"Не все же мне из-за нее с ума сходить. То ли еще будет. Узнает, на что
я способна в гневе."
"Ладно. Мне пока что надо что-нибудь для нее придумать, вернуться с
одеждой для предка и забрать его домой. Папа, я сейчас. Я быстро обернусь."
"А ты не больно спеши, сыночек, -- сказала я в дверях. -- Мы еще тут
кое-что об-говорим с твоей бабушкой, то бишь с моей мамой о дальнейших
планах твоего папы с твоей новой, молодой и красивой мамочкой -- Таней
Дашковской, понял? Фиг вы его теперь когда увидите. Гуляй, Вася."
Ошеломленный Феликс, без конца трогая свои уши, пересек наш слабо
освещен-ный двор и сгинул в проезде на Дровяную улицу.