Страница:
Свидетельства о военных подвигах русских людей той эпохи – как воевод, так и рядовых дворян – редко содержатся в русских источниках. Люди русского Средневековья не любили кичиться подвигами и выделяться из общей массы «государевых холопов». Однако есть и исключения из этого правила.
Знаменитый антагонист Ивана Грозного князь Андрей Курбский так описывает подвиги своего брата Романа во время Казанского взятия 1552 г.: «Потом, рассказывают, подоспел брат мой, который… первым взошел на городскую стену, он застал неприятеля еще на середине луга и, взнуздав коня, врезался в первый строй их полка, да так мужественно и храбро, как и подобает истинному христианину, и двукратно проехал через все войска, топча их конем и посекая, чему все были свидетелями… Брата ранили пятью стрелами в ноги, кроме иных ран, но он остался жив благодаря Божьей благодати и крепким доспехам. Мужественное сердце было у моего брата, так, что даже конь его упал и с места двинуться не мог, он взял нового коня у одного дворянина… и не вспоминая о своих тяжелых ранах и пренебрегая ими, гнал полк бусурманский вместе с другими воинами, рубя их до самого болота…» Курбский не лгал, описывая подвиги и ранения брата – князь Роман умер на следующий год после взятия Казани, так и не оправившись от тяжких ран.
О военной доблести и боевых ранах свидетельствуют прозвища многих служилых людей XVI–XVII вв. – князь Иван Борисович Тугой Лук Суздальский, Григорий Криворот Сорокоумов-Глебов (носил прозвище от раны, полученной в 1442 г. в бою с татарами), князь Иван Телеляш (Лихач) Ромодановский, князь Михаил Голица Куракин (голица – рукавица, по преданию, получил это прозвище потому, что перед боем надевал рукавицу только на одну руку), князь Иван Буйнос (Удалец) Ростовский, Василий Вострая Сабля, князь Никита Сеченая Щека Гагарин…
Родословцы и синодики (поминальные книги) пестрят именами служилых людей, убитых в различных походах и сражениях. До глубокой старости дворянин сражался на государевой службе, и если доживал до отставки, то выходил на покой дряхлым, увечным и «посеченным» в боях.
Возьмем, к примеру, провинциальный дворянский род Болотовых, предков знаменитого мемуариста и энциклопедиста Андрея Тимофеевича Болотова (1738– 1833).
В 1622 г. на смотру Горяин Васильевич Болотов явился «стар и увечен», и вместо него определен в службу его сын Безсон. Вероятно, что увечья Горяин получил в боях в эпоху Смуты.
Безсон, выступивший с отцовского поместья «на коне в саабаке и в сабле, да человек с ним с возом», в 1632–1634 гг. участвовал в неудачной осаде русскими войсками Смоленска и вскоре умер. О судьбе другого сына Горяина, Дорофея, его вдова писала в челобитной: «Будучи на твоей государевой службе, занемог, и привезли его с твоей государевой службы больного и в нынешнем, государь, во 155 (1647) году посля Богоявленьева дни на завтрея мужа мово не стало».
Хлебнул горя и младший сын Горяина, Еремей. В 1660 г. он вместе с боярином Василием Борисовичем Шереметевым в бою под Чудиновым был взят в плен татарами и провел в плену целых 22 года. Вернулся Еремей на пепелище – его сына Филимона убили казаки Разина, другой сын, Иван, в 1668 г. также был пленен татарами и умер в плену, а жена и дочь Олена погибли в 1666 г. при нападении разбойников.
Внук Горяина Кирилл Ерофеевич участвовал в Русско-польской войне 1654–1667 гг., был ранен под Нежином и Конотопом, отличился в бою с войском гетмана Сапеги, в 1678 г. участвовал в Чигиринском походе, а в 1687 г. – в Крымском. В челобитной царю Алексею Михайловичу, исчисляя заслуги своего рода, Кирилл указывал, что его «дядьев и братьев родных на службах побито и в полон имано двенадцать человек». Брат Кирилла, Гаврила, также отличился под Конотопом и на «Сапегином бою», участвовал и в Чигиринском походе. Их двоюродный брат, Емельян Безсонов, сложил свою голову в бою под Могилевом в 1655 г.
Воевали Болотовы и во всех последующих войнах, которые вела Россия вплоть до Первой мировой войны. Однако этот пример не уникален. Большинство русских дворянских родов ведут славную летопись ратных подвигов предков.
Царский двор
Потомки Рюрика, Гедимина и Чингисхана
Знаменитый антагонист Ивана Грозного князь Андрей Курбский так описывает подвиги своего брата Романа во время Казанского взятия 1552 г.: «Потом, рассказывают, подоспел брат мой, который… первым взошел на городскую стену, он застал неприятеля еще на середине луга и, взнуздав коня, врезался в первый строй их полка, да так мужественно и храбро, как и подобает истинному христианину, и двукратно проехал через все войска, топча их конем и посекая, чему все были свидетелями… Брата ранили пятью стрелами в ноги, кроме иных ран, но он остался жив благодаря Божьей благодати и крепким доспехам. Мужественное сердце было у моего брата, так, что даже конь его упал и с места двинуться не мог, он взял нового коня у одного дворянина… и не вспоминая о своих тяжелых ранах и пренебрегая ими, гнал полк бусурманский вместе с другими воинами, рубя их до самого болота…» Курбский не лгал, описывая подвиги и ранения брата – князь Роман умер на следующий год после взятия Казани, так и не оправившись от тяжких ран.
О военной доблести и боевых ранах свидетельствуют прозвища многих служилых людей XVI–XVII вв. – князь Иван Борисович Тугой Лук Суздальский, Григорий Криворот Сорокоумов-Глебов (носил прозвище от раны, полученной в 1442 г. в бою с татарами), князь Иван Телеляш (Лихач) Ромодановский, князь Михаил Голица Куракин (голица – рукавица, по преданию, получил это прозвище потому, что перед боем надевал рукавицу только на одну руку), князь Иван Буйнос (Удалец) Ростовский, Василий Вострая Сабля, князь Никита Сеченая Щека Гагарин…
Родословцы и синодики (поминальные книги) пестрят именами служилых людей, убитых в различных походах и сражениях. До глубокой старости дворянин сражался на государевой службе, и если доживал до отставки, то выходил на покой дряхлым, увечным и «посеченным» в боях.
Возьмем, к примеру, провинциальный дворянский род Болотовых, предков знаменитого мемуариста и энциклопедиста Андрея Тимофеевича Болотова (1738– 1833).
В 1622 г. на смотру Горяин Васильевич Болотов явился «стар и увечен», и вместо него определен в службу его сын Безсон. Вероятно, что увечья Горяин получил в боях в эпоху Смуты.
Безсон, выступивший с отцовского поместья «на коне в саабаке и в сабле, да человек с ним с возом», в 1632–1634 гг. участвовал в неудачной осаде русскими войсками Смоленска и вскоре умер. О судьбе другого сына Горяина, Дорофея, его вдова писала в челобитной: «Будучи на твоей государевой службе, занемог, и привезли его с твоей государевой службы больного и в нынешнем, государь, во 155 (1647) году посля Богоявленьева дни на завтрея мужа мово не стало».
Хлебнул горя и младший сын Горяина, Еремей. В 1660 г. он вместе с боярином Василием Борисовичем Шереметевым в бою под Чудиновым был взят в плен татарами и провел в плену целых 22 года. Вернулся Еремей на пепелище – его сына Филимона убили казаки Разина, другой сын, Иван, в 1668 г. также был пленен татарами и умер в плену, а жена и дочь Олена погибли в 1666 г. при нападении разбойников.
Внук Горяина Кирилл Ерофеевич участвовал в Русско-польской войне 1654–1667 гг., был ранен под Нежином и Конотопом, отличился в бою с войском гетмана Сапеги, в 1678 г. участвовал в Чигиринском походе, а в 1687 г. – в Крымском. В челобитной царю Алексею Михайловичу, исчисляя заслуги своего рода, Кирилл указывал, что его «дядьев и братьев родных на службах побито и в полон имано двенадцать человек». Брат Кирилла, Гаврила, также отличился под Конотопом и на «Сапегином бою», участвовал и в Чигиринском походе. Их двоюродный брат, Емельян Безсонов, сложил свою голову в бою под Могилевом в 1655 г.
Воевали Болотовы и во всех последующих войнах, которые вела Россия вплоть до Первой мировой войны. Однако этот пример не уникален. Большинство русских дворянских родов ведут славную летопись ратных подвигов предков.
Царский двор
Наряду с военной службой не меньшим уважением в XVI–XVII вв. пользовалась и придворная. Существовали различные чины и должности, которые царь жаловал служилым людям как награду или знак доверия.
Вершину лестницы этих чинов составляла Боярская дума. Она состояла из четырех степеней. Высшим был чин или звание боярина. Наиболее близким к царю боярам жаловался чин «ближнего боярина». Вторым чином Боярской думы был окольничий. Впервые должность окольничего упоминается в 1284 г. Возможно, что первоначально окольничьи были наместниками и судьями в отдельных (окольных) областях. Как и бояре, окольничьи возглавляли приказы, управляли войсками и городами в чине воевод, правили посольства и вели переговоры с иностранными дипломатами.
Третье место в Думе занимали думные дворяне. Эта категория возникла при Иване Грозном. Даже грозный царь не мог преодолеть силу традиции и сделать своих худородных любимцев, Малюту Скуратова и Василия Грязного, боярами или окольничими. Тогда он ввел новый чин думного дворянина. В дальнейшем его получали незнатные приближенные или родственники царя по линии жены. Наконец, младшими в Думе были думные дьяки. Во время ее заседаний они даже не имели права сидеть. Однако при этом значение думных дьяков было необыкновенно велико. Они вели все делопроизводство Думы, оформляли ее указы, наблюдали за архивом и т. д. Среди думных дьяков многие не являлись представителями дворянского сословия. Вообще дьяческая бумажная служба не пользовалась уважением у дворянства. Но думные дьяки были образованными людьми, опытными администраторами и тонкими политиками, и в управлении страной они значили больше, нежели многие из бояр.
Отдельно от Боярской думы существовал обширный штат придворных чинов, который веками складывался на основе еще ближайшего круга слуг древнерусского князя. Главой дворцового ведомства был дворецкий. Еще у московских князей XIV–XV вв. дворецкий был главой княжеского хозяйства, ведал доходами с вотчин, княжеским столом и обиходом, штатом дворцовых слуг. Те же функции перешли и на дворецких XVI–XVII вв., с той лишь разницей, что царский двор был гораздо пышнее княжеского.
Другие придворные чины XVI–XVII вв. также ведут свое происхождение от княжеского двора XIV и более ранних столетий. Особое место среди них принадлежало конюшему. Первоначально эта должность состояла в том, чтобы ведать великокняжеской конюшней. Однако в XVI в. за должность конюшего боролись наиболее видные бояре. Конюшим был фаворит Елены Глинской князь Иван Федорович Телепнев Овчина Оболенский, в конце 1540-х гг. им стал дядя царя – князь Михаил Васильевич Глинский. В конце XVI в. конюшим был Борис Годунов, а при Лжедмитрии I – мнимый дядя царя Михаил Федорович Нагой. Наконец решением Земского собора 1612 г. должность конюшего была упразднена, поскольку ее носитель представлял угрозу для государства.
Чем же отличался конюший от других чинов царского двора? Писатель XVII в. Г. К. Котошихин сообщает: «А кто бывает конюшим, и тот первый боярин чином и честью; и когда у царя после его смерти не останется наследия, кому быть царем, кроме того конюшего иному царем быти некому, учинили б его царем и без обирания (избрания. – С. Ш.)». Таким образом, конюший считался как бы наследником царя. Как можно видеть, не случайно Борис Годунов взошел на престол с должности конюшего.
После отмены этой должности заведовать царской конюшней стали ясельничьи (название этой должности происходит от слова «ясли» – кормушка для лошадей). Ясельничьи уже ничем не выделялись среди других придворных чинов.
Царская охота состояла в ведении ловчего и сокольничего. Первый занимался организацией зверовой охоты – облав на волков, лис и зайцев, охот на медведя и потех с медведями, когда для царского удовольствия удальцы вступали в единоборство с этим мощным зверем. Сокольничий занимался птичьей – ястребиной и соколиной – охотой. Особенно возросло значение сокольничего при царе Алексее Михайловиче, который был большим любителем соколиной охоты и даже написал руководство по ее ведению – «Урядник сокольничего пути». При царе Алексее должность сокольничего занимал такой же ярый охотник Афанасий Иванович Матюшкин, приходившийся по матери двоюродным братом государю. Среди эпистолярного наследия царя письма к Матюшкину занимают значительное место. Царь интересовался делами на Сокольничем дворе, требовал отчета о состоянии здоровья своих любимцев – соколов и кречетов, – обсуждал с ловчим подготовку к предстоящим охотам, а ежели доводилось охотиться без Афанасия Ивановича, то отправлял ему подробные отчеты о том, как проходило это действо.
Оружничий ведал хранением и изготовлением царского оружия. Ему подчинялись мастера царских Оружейной, Золотой и Серебряной палат. Обычно оружничьими назначались знатоки изящного, поэтому часто они следили не только за производством оружия, но и за другими художественными работами, которые исполнялись по царскому заказу – росписями церквей, шитьем платья, оформлением царских палат. Должность оружничьего занимали лица, близкие к государю. При Иване Грозном им был его любимец Богдан Бельский, племянник кровавого Малюты, а при Алексее Михайловиче – Богдан Матвеевич Хитрово, пользовавшийся особым доверием государя.
Из других должностей следует выделить постельничего. Постельничий не только блюл царскую постель, состоящую из множества тюфяков, подушек, одеял и драгоценных покрывал, но и занимался тайным сыском. Во время царских приготовлений ко сну в тайне и тишине, постельничий излагал государю сведения, не предназначенные для лишних ушей.
В обязанностях кравчего состояла организация царских пиров, за которыми он прислуживал государю, и рассылка в торжественные дни угощения, пожалованного царем послам, боярам и людям иных чинов. Помощниками кравчего были стольники – один из самых многочисленных придворных чинов. Они наливали вина во время пиров и «смотрели в стол», т. е. распоряжались порядком за отдельными столами на царских пирах. С должности стольника обычно начинали службу молодые люди из знатных семей. Как и бояре, стольники могли быть «ближними» или «комнатными» – это звание показывало особую степень доверенности государя. Став стольником, служилый человек не оставался до конца дней привязанным к кувшинам и чаркам. Так же как и боярство или окольничество, должность стольника была и должностью, и званием. Стольник мог быть назначен воеводой во время походов или городовым воеводой.
Некоторые из стольников пользовались особым доверием царя. Они именовались «ближними» стольниками (как были «ближние» бояре и окольничьи) и назначались спальниками. Спальники помогали царю разоблачиться перед сном и спали в его покоях, охраняя и ночью.
Существовали и почетные телохранители государя – рынды, символизировавшие «чин государский, да и грозу». В рынды выбирали наиболее красивых и видных юношей из боярских семей. Во время дипломатических приемов или царских пиров они стояли за троном, одетые в белое платье, с золотыми топорами в руках. В походах рынды исполняли должность царских оруженосцев. В записях о тех или иных походах упоминаются «рында у копья» или «рында с саадаком», т. е. рында, хранивший набор из лука и стрел в общем колчане, т. е. саадаке.
Ниже чина стольника находился чин стряпчего. Во время торжественных церемоний стряпчие участвовали в процессии, на пирах наравне со стольниками прислуживали за столом, помогали при облачении государя, подавая ему платье и прочую «стряпню». Как и в случае со стольниками, чин стряпчего являлся вместе с тем и званием. Стряпчие также исполняли и другие службы – были воеводами, командовали военными отрядами, участвовали в посольствах и т. д.
Наконец, в самом низу придворной иерархии находились жильцы. Посменно по 40 человек они жили на государевом дворе, охраняя его. Придворные чины от стряпчего и выше давались только избранному московскому дворянству (около двух сотен фамилий), а чин жильца уже могли получить и провинциальные, городовые дворяне. Для них служба в жильцах открывала дальнейшую дорогу наверх для себя и для потомков.
Царский двор, особенно в периоды его расцвета – в конце XVI в. и во второй половине XVII в., – поражал иностранцев. На посольских приемах сотни придворных выстраивались в почетном карауле в Кремле и в царском дворце и рассаживались по лавкам в палате, где проходила аудиенция, блистая золотым шитьем и драгоценным мехом одеяний, многие из которых выдавались специально для этого случая из казны.
Вот, например, как описывает посольский прием курляндец Яков Рейтенфельс, побывавший в России при царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче: «Когда же наконец послы отправляются во дворец для изложения пред царем своих поручений, то снова до ворот дворца им предшествует многочисленный отряд всадников, великолепно убранных, несколько рот пехоты, а также и большие пушки, везомые в несколько длинных рядов… Пройдя ворота, христиане входят далее во внутренние покои иною дверию, нежели магометане и язычники, сквозь тесную стражу телохранителей: тут важно сидят много внушительного вида пожилых мужей, занимающих различные должности при царе, в высоких башнеподобных шапках и великолепных, золотом расшитых, одеждах. Каждый раз как послы входили в какую-либо комнату, двери за ними запирались, пока наконец, пройдя их несколько и сняв предварительно с себя шпаги, они предстали перед царем, сидящим на пышном троне; перед ним стоял длинный ряд бояр в замечательно роскошных одеждах. Позади царя стояли два молодых спальника в одеждах из серебряной парчи, в высочайших шапках, сшитых из лисьих шкур: один держал в руке секиру, а другой – булаву…»
Вершину лестницы этих чинов составляла Боярская дума. Она состояла из четырех степеней. Высшим был чин или звание боярина. Наиболее близким к царю боярам жаловался чин «ближнего боярина». Вторым чином Боярской думы был окольничий. Впервые должность окольничего упоминается в 1284 г. Возможно, что первоначально окольничьи были наместниками и судьями в отдельных (окольных) областях. Как и бояре, окольничьи возглавляли приказы, управляли войсками и городами в чине воевод, правили посольства и вели переговоры с иностранными дипломатами.
Третье место в Думе занимали думные дворяне. Эта категория возникла при Иване Грозном. Даже грозный царь не мог преодолеть силу традиции и сделать своих худородных любимцев, Малюту Скуратова и Василия Грязного, боярами или окольничими. Тогда он ввел новый чин думного дворянина. В дальнейшем его получали незнатные приближенные или родственники царя по линии жены. Наконец, младшими в Думе были думные дьяки. Во время ее заседаний они даже не имели права сидеть. Однако при этом значение думных дьяков было необыкновенно велико. Они вели все делопроизводство Думы, оформляли ее указы, наблюдали за архивом и т. д. Среди думных дьяков многие не являлись представителями дворянского сословия. Вообще дьяческая бумажная служба не пользовалась уважением у дворянства. Но думные дьяки были образованными людьми, опытными администраторами и тонкими политиками, и в управлении страной они значили больше, нежели многие из бояр.
Отдельно от Боярской думы существовал обширный штат придворных чинов, который веками складывался на основе еще ближайшего круга слуг древнерусского князя. Главой дворцового ведомства был дворецкий. Еще у московских князей XIV–XV вв. дворецкий был главой княжеского хозяйства, ведал доходами с вотчин, княжеским столом и обиходом, штатом дворцовых слуг. Те же функции перешли и на дворецких XVI–XVII вв., с той лишь разницей, что царский двор был гораздо пышнее княжеского.
Другие придворные чины XVI–XVII вв. также ведут свое происхождение от княжеского двора XIV и более ранних столетий. Особое место среди них принадлежало конюшему. Первоначально эта должность состояла в том, чтобы ведать великокняжеской конюшней. Однако в XVI в. за должность конюшего боролись наиболее видные бояре. Конюшим был фаворит Елены Глинской князь Иван Федорович Телепнев Овчина Оболенский, в конце 1540-х гг. им стал дядя царя – князь Михаил Васильевич Глинский. В конце XVI в. конюшим был Борис Годунов, а при Лжедмитрии I – мнимый дядя царя Михаил Федорович Нагой. Наконец решением Земского собора 1612 г. должность конюшего была упразднена, поскольку ее носитель представлял угрозу для государства.
Чем же отличался конюший от других чинов царского двора? Писатель XVII в. Г. К. Котошихин сообщает: «А кто бывает конюшим, и тот первый боярин чином и честью; и когда у царя после его смерти не останется наследия, кому быть царем, кроме того конюшего иному царем быти некому, учинили б его царем и без обирания (избрания. – С. Ш.)». Таким образом, конюший считался как бы наследником царя. Как можно видеть, не случайно Борис Годунов взошел на престол с должности конюшего.
После отмены этой должности заведовать царской конюшней стали ясельничьи (название этой должности происходит от слова «ясли» – кормушка для лошадей). Ясельничьи уже ничем не выделялись среди других придворных чинов.
Царская охота состояла в ведении ловчего и сокольничего. Первый занимался организацией зверовой охоты – облав на волков, лис и зайцев, охот на медведя и потех с медведями, когда для царского удовольствия удальцы вступали в единоборство с этим мощным зверем. Сокольничий занимался птичьей – ястребиной и соколиной – охотой. Особенно возросло значение сокольничего при царе Алексее Михайловиче, который был большим любителем соколиной охоты и даже написал руководство по ее ведению – «Урядник сокольничего пути». При царе Алексее должность сокольничего занимал такой же ярый охотник Афанасий Иванович Матюшкин, приходившийся по матери двоюродным братом государю. Среди эпистолярного наследия царя письма к Матюшкину занимают значительное место. Царь интересовался делами на Сокольничем дворе, требовал отчета о состоянии здоровья своих любимцев – соколов и кречетов, – обсуждал с ловчим подготовку к предстоящим охотам, а ежели доводилось охотиться без Афанасия Ивановича, то отправлял ему подробные отчеты о том, как проходило это действо.
Оружничий ведал хранением и изготовлением царского оружия. Ему подчинялись мастера царских Оружейной, Золотой и Серебряной палат. Обычно оружничьими назначались знатоки изящного, поэтому часто они следили не только за производством оружия, но и за другими художественными работами, которые исполнялись по царскому заказу – росписями церквей, шитьем платья, оформлением царских палат. Должность оружничьего занимали лица, близкие к государю. При Иване Грозном им был его любимец Богдан Бельский, племянник кровавого Малюты, а при Алексее Михайловиче – Богдан Матвеевич Хитрово, пользовавшийся особым доверием государя.
Из других должностей следует выделить постельничего. Постельничий не только блюл царскую постель, состоящую из множества тюфяков, подушек, одеял и драгоценных покрывал, но и занимался тайным сыском. Во время царских приготовлений ко сну в тайне и тишине, постельничий излагал государю сведения, не предназначенные для лишних ушей.
В обязанностях кравчего состояла организация царских пиров, за которыми он прислуживал государю, и рассылка в торжественные дни угощения, пожалованного царем послам, боярам и людям иных чинов. Помощниками кравчего были стольники – один из самых многочисленных придворных чинов. Они наливали вина во время пиров и «смотрели в стол», т. е. распоряжались порядком за отдельными столами на царских пирах. С должности стольника обычно начинали службу молодые люди из знатных семей. Как и бояре, стольники могли быть «ближними» или «комнатными» – это звание показывало особую степень доверенности государя. Став стольником, служилый человек не оставался до конца дней привязанным к кувшинам и чаркам. Так же как и боярство или окольничество, должность стольника была и должностью, и званием. Стольник мог быть назначен воеводой во время походов или городовым воеводой.
Некоторые из стольников пользовались особым доверием царя. Они именовались «ближними» стольниками (как были «ближние» бояре и окольничьи) и назначались спальниками. Спальники помогали царю разоблачиться перед сном и спали в его покоях, охраняя и ночью.
Существовали и почетные телохранители государя – рынды, символизировавшие «чин государский, да и грозу». В рынды выбирали наиболее красивых и видных юношей из боярских семей. Во время дипломатических приемов или царских пиров они стояли за троном, одетые в белое платье, с золотыми топорами в руках. В походах рынды исполняли должность царских оруженосцев. В записях о тех или иных походах упоминаются «рында у копья» или «рында с саадаком», т. е. рында, хранивший набор из лука и стрел в общем колчане, т. е. саадаке.
Ниже чина стольника находился чин стряпчего. Во время торжественных церемоний стряпчие участвовали в процессии, на пирах наравне со стольниками прислуживали за столом, помогали при облачении государя, подавая ему платье и прочую «стряпню». Как и в случае со стольниками, чин стряпчего являлся вместе с тем и званием. Стряпчие также исполняли и другие службы – были воеводами, командовали военными отрядами, участвовали в посольствах и т. д.
Наконец, в самом низу придворной иерархии находились жильцы. Посменно по 40 человек они жили на государевом дворе, охраняя его. Придворные чины от стряпчего и выше давались только избранному московскому дворянству (около двух сотен фамилий), а чин жильца уже могли получить и провинциальные, городовые дворяне. Для них служба в жильцах открывала дальнейшую дорогу наверх для себя и для потомков.
Царский двор, особенно в периоды его расцвета – в конце XVI в. и во второй половине XVII в., – поражал иностранцев. На посольских приемах сотни придворных выстраивались в почетном карауле в Кремле и в царском дворце и рассаживались по лавкам в палате, где проходила аудиенция, блистая золотым шитьем и драгоценным мехом одеяний, многие из которых выдавались специально для этого случая из казны.
Вот, например, как описывает посольский прием курляндец Яков Рейтенфельс, побывавший в России при царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче: «Когда же наконец послы отправляются во дворец для изложения пред царем своих поручений, то снова до ворот дворца им предшествует многочисленный отряд всадников, великолепно убранных, несколько рот пехоты, а также и большие пушки, везомые в несколько длинных рядов… Пройдя ворота, христиане входят далее во внутренние покои иною дверию, нежели магометане и язычники, сквозь тесную стражу телохранителей: тут важно сидят много внушительного вида пожилых мужей, занимающих различные должности при царе, в высоких башнеподобных шапках и великолепных, золотом расшитых, одеждах. Каждый раз как послы входили в какую-либо комнату, двери за ними запирались, пока наконец, пройдя их несколько и сняв предварительно с себя шпаги, они предстали перед царем, сидящим на пышном троне; перед ним стоял длинный ряд бояр в замечательно роскошных одеждах. Позади царя стояли два молодых спальника в одеждах из серебряной парчи, в высочайших шапках, сшитых из лисьих шкур: один держал в руке секиру, а другой – булаву…»
Потомки Рюрика, Гедимина и Чингисхана
Уже к концу XVII в. этнический состав российского дворянства был довольно пестрым. Помимо коренного русского дворянства, в его состав вошли также выходцы из служилого сословия татарских ханств, включенных в состав России, – Казанского, Астраханского, Сибирского, Крымского. Первоначально большинство из них получали в России княжеские титулы. Татарский дворянский титул «мурза» переводился в России как «князь». Павел I как-то спросил у своего приближенного Ф. В. Ростопчина (впоследствии прославившегося как инициатор пожара Москвы в 1812 г.), почему он, будучи потомком татар, не носит княжеского титула. «Ваше Величество, – отвечал Ростопчин, – тогда было принято, что если татарин выезжает на цареву службу летом, то получает княжеское звание, а если выезжает зимой – то теплую шубу. Мой предок выехал зимой и предпочел шубу». В этой шутке немалая доля истины. Впрочем, уже со второй половины XVII в. правительство стало относиться к татарским мурзам разборчивее и частенько лишало титулов даже тех, кто его уже получил или употреблял.
Родословные легенды русского дворянства пестрят легендами о «выездах» из самых разных стран, порою самых экзотических – Польши, Литвы, Германии, Священной Римской империи, Италии, Венеции, Шотландии, Золотой Орды… Едва ли не наибольшую смелость проявили в подобном мифотворчестве дворяне Супоневы, показавшие своим предком некоего «генералиссимуса Супа», занимавшего ни много ни мало королевский трон в Испании! Анекдотический случай произошел с одним из князей Кропоткиных (из смоленских Рюриковичей). Запамятовав о своем происхождении от Рюрика, он подал родословную, показывая своим предком знатного ордынского князя. Большинство подобных легенд – плод досужих домыслов московских книжников. В XVII в. иностранное происхождение стало модным, аристократ, не имевший какого-либо знатного предка-иноземца, смотрелся белой вороной среди товарищей.
Уникальное родословие составил на рубеже 1670–1680-х гг. митрополит тобольский Игнатий (в миру Илья Александрович Римский-Корсаков). Его «Генеалогия явленной от Сотворения мира фамилии… Корсаков-Римский» начинает историю этого дворянского рода от некоего ассирийского правителя Неврода, потомка Иафета, сына Ноя. Потомками Неврода оказывается множество богов античного и эллинистического пантеона, а прославленный Геракл (Гераклиус) – отцом Корса, владельца Корсики и прямого предка Римских-Корсаковых. Игнатий умудрился собрать в труде по истории своей фамилии все известные на Руси сведения по мифологии и истории Древней Греции и Древнего Рима, использовав обширную литературу на греческом, латинском и польском языках.
И хотя в случае с Римскими-Корсаковыми их «римское» происхождение скорее всего легенда, документально установлены иностранные корни многих российских дворянских фамилий: греческие – графов Головиных и Траханиотовых, шотландские – Лермонтовых и графов Брюсов, ногайские – князей Юсуповых и Урусовых, африканские – Ганнибалов, кабардинские – князей Черкасских и Бековичей-Черкасских, армянские – Лазаревых (знаменитая династия героев-моряков), грузинские – князей Туркестановых и Давыдовых, еврейские – баронов Шафировых. В XVII в. при российском дворе даже появились князья хантыйского (Алачевы), мансийского (Сатыгины-Кондийские) и тунгусского (Гантимуровы) происхождения, а в конце XVIII столетия некие князья Порюс-Визапурские и вовсе выводили свой род от индийских раджей.
Знатнейшими родами в Российском государстве считались потомки Рюрика и Гедимина – основателей правящих династий на Руси и в Литве. Потомки Рюрика – легендарного предводителя варяжской дружины – правили в Древнерусском государстве, а после его распада на отдельные княжества составили местные династии. Московским князьям, потомкам Даниила Александровича, сына Александра Невского, удалось победить своих соперников – тверскую династию – и возглавить процесс объединения Руси.
Параллельно с объединением русских земель шло уничтожение и сокращение и самого московского княжеского дома. Дальние и ближние родичи представляли угрозу единодержавной политике великих князей московских. Василий II Темный, победив в тяжелой и длительной междоусобице (1425–1453) своих двоюродных братьев Дмитрия Шемяку и Василия Косого, сократил династию до одной только своей семьи. Сын и преемник Василия II Иван III продолжил борьбу за единоначалие, обратившись уже против родных братьев. Лишь двое из них были женаты и оставили детей. Вероятно, старший брат запрещал братьям жениться, чтобы семейное древо не разрасталось. Своего брата Андрея Большого Иван III приказал заключить в тюрьму, где тот и умер. Вместе с отцом попали в заточение его сыновья. Они провели в темнице всю жизнь – от детства до старости. Младший из них, князь Дмитрий Андреевич, провел в заточении целых 49 лет, был освобожден уже стариком (по меркам той эпохи) и вскоре умер.
Это привело к угасанию московской линии Рюриковичей в конце XVI в. Иван Грозный оставил после себя только двух сыновей – Федора и Дмитрия. После таинственной кончины царевича Дмитрия в 1591 г. единственным представителем династии остался Федор Иванович. Вероятно, на его физическом облике сказалось вырождение династии – царь был слаб здоровьем, не склонен и не способен к государственной деятельности, его дети умирали в младенчестве. Царь Федор Иванович умер в 41 год, не оставив после себя детей.
Помимо московской династии, известны следующие крупные ветви Рюрикова древа: князья суздальско-нижегородские, тверские, ростовские, ярославские, белозерские, стародубские, смоленские, черниговские, верховские (они правили в небольших княжествах в верховьях реки Оки), острожские и заславские (потомки князей Галицко-Волынской Руси). К концу XV в. большинство из них потеряли свои родовые земли и служили великим князьям московским.
В XV–XVI вв. шел процесс ответвления отдельных родов от бывших удельных династий. Фамилии, которые закреплялись за этими ветвями, образовывались двояко: во-первых, от родовых уделов и селений (например: Вяземские, Микулинские, Шуйские, Стародубские, Льяловские, Ромодановские, Пожарские, Моложские, Курбские, Сицкие, Прозоровские, Ростовские, Мезецкие, Мосальские, Барятинские, Оболенские, Одоевские, Воротынские и др.) и, во-вторых, от прозвищ (Ногтевы, Гагарины, Ковровы, Гвоздевы-Ростовские, Буйносовы-Ростовские, Щепины-Ростовские, Долгоруковы, Щербатовы, Туренины и другие).
Часть Рюриковичей даже потеряли княжеский титул (в основном потомки Смоленских князей) – Ржевские, Еропкины, Татищевы, Полевы, Дмитриевы-Мамоновы. Вероятно, это произошло потому, что они попали на великокняжескую службу еще в XIV в., когда положение служилого человека и ношение княжеского титула были несовместимы.
Большинство потомков Рюрика вошли в состав Боярской думы и заняли видное место при московском дворе. Часть – прозябала в остатках своих уделов, и уже в XVI в. была включена в состав городового дворянства. Уже говорилось выше об одном из князей Шелешпанских, служившем в холопах, правда, в боевых (т. е. военным слугой у богатого землевладельца), а не в пашенных (т. е. земледельцем). Некоторые линии теряются уже в XVI в., а родословные легенды крестьянских или священнических родов показывают своими предками знатных князей. Такое вполне возможно.
В XVII в. Рюриковичи слились с прочим дворянским сословием. Часть из них вошла в аристократическую прослойку дворянства, другие тянули служебную лямку, ничем не отличаясь от других сословий. После бурного Смутного времени, когда князь Василий Шуйский, опираясь на свои родовые права, занял московский трон, Рюриковичи уже не проявляли никаких претензий на царство. Одни роды угасали, другие продолжались. Большинство родов Рюриковичей, доживших до начала XX в., продолжаются и в наши дни. Это примерно тридцать фамилий, как титулованных, так и не титулованных: князья Барятинские, Волконские, Вяземские, Гагарины, Долгоруковы, Друцкие, Кропоткины, Лобановы-Ростовские, Оболенские, дворяне Татищевы, князья Хилковы, Шаховские и другие.
Потомки основателя Литовского государства князя Гедимина (убит в 1341) появились на Руси уже в XIV в. Сын Гедимина Наримонт-Глеб еще при жизни отца, в 1333–1338 гг., был служилым князем у новгородцев. Он владел несколькими новгородским городами, но затем покинул Новгородскую землю и вернулся в Литву. Сын Наримонта – князь Патрикей – был служилым князем новгородцев в 1382 и 1397 гг. Вместе со своим двоюродным братом Свидригайло Ольгердовичем он в 1408 г. выехал на службу к великому князю Василию I. Московский князь принял литовских выходцев с честью и дал им щедрые пожалования – города и волости в Русской земле. Однако Свидригайло вскоре покинул Россию, ради борьбы за литовскую корону, а Патрикей и его потомки остались.
Сын Патрикея – князь Юрий Патрикеевич – женился на дочери Василия I и занял первое место среди московских бояр. От него происходят знаменитые в российской истории княжеские роды Голицыных и Куракиных, а от его брата Федора – род князей Хованских.
Следующая волна литовских выходцев пришла на Русь в конце XV в. В это время окрепшее Российское государство одолевало Литву в борьбе за старинные древнерусские земли, полосой лежащие на границах обоих государств. Местные владельцы князья Мстиславские, Бельские, Трубчевские (Трубецкие) и другие приняли сторону победителя. Новые выходцы опять оттеснили старинных московских бояр и заняли высшие должности при дворе. Князь Федор Михайлович Мстиславский женился на племяннице Ивана III. В дальнейшем его потомки непрерывно являлись первыми боярами в думе вплоть до прекращения рода в 1622 г. Князья Бельские возвысились настолько, что в малолетство Ивана IV Грозного вели борьбу за управление государством со знатнейшими Рюриковичами – князьями Шуйскими.
Практически все старинные роды Гедиминовичей, появившиеся в России в XIV–XVI вв., сохранили свое видное положение среди российской аристократии до начала XX в. Этих фамилий немного: князья Голицыны, Куракины, Хованские, Трубецкие. Отдельные ветви Гедиминовичей стали российскими дворянами только в конце XVIII в., после присоединения к империи польских и литовских князей – это Кориатовичи-Курцевичи, Чар-торыские (Чарторыйские), Сангушко, Корибут-Воронецкие, Гедройц.
Роды большинства из Гедиминовичей продолжаются и до нашего времени, а некоторые из них (например, Голицыны, Трубецкие) играют видную роль в общественной и культурной жизни современной России.
После покорения татарских ханств при московском дворе появились не только мурзы, но и бывшие ханы. Так, последний правитель Казани Ядыгар-Мухаммед, взятый в плен во время штурма города в октябре 1552 г., был крещен с именем Семена Касаевича и женился на боярышне Марии Кутузовой.
Еще при Василии II Темном на южных границах Руси возникло Касимовское ханство, вассальное великому князю московскому. Его правителями были представители различных ветвей Чингизидов, враждовавших со своей родней в Казани или Крыму. Из касимовских ханов московские государи ставили удобных им правителей на престол в Казани, а Иван Грозный даже возвел касимовского хана Семена Бекбулатовича на российский трон. Касимовское ханство просуществовало до 1681 г., пока не было упразднено за ненадобностью. Последней династией касимовских владык были потомки грозного соперника Ермака – сибирского хана Кучума. Кучум, в свою очередь, происходил из бухарских Чингизидов, Шейбанидов. Лишившись трона в Касимове, потомки Кучума некоторое время сохраняли титул «царевичей», а позднее именовались князьями Касимовскими и Сибирскими.
Родословные легенды русского дворянства пестрят легендами о «выездах» из самых разных стран, порою самых экзотических – Польши, Литвы, Германии, Священной Римской империи, Италии, Венеции, Шотландии, Золотой Орды… Едва ли не наибольшую смелость проявили в подобном мифотворчестве дворяне Супоневы, показавшие своим предком некоего «генералиссимуса Супа», занимавшего ни много ни мало королевский трон в Испании! Анекдотический случай произошел с одним из князей Кропоткиных (из смоленских Рюриковичей). Запамятовав о своем происхождении от Рюрика, он подал родословную, показывая своим предком знатного ордынского князя. Большинство подобных легенд – плод досужих домыслов московских книжников. В XVII в. иностранное происхождение стало модным, аристократ, не имевший какого-либо знатного предка-иноземца, смотрелся белой вороной среди товарищей.
Уникальное родословие составил на рубеже 1670–1680-х гг. митрополит тобольский Игнатий (в миру Илья Александрович Римский-Корсаков). Его «Генеалогия явленной от Сотворения мира фамилии… Корсаков-Римский» начинает историю этого дворянского рода от некоего ассирийского правителя Неврода, потомка Иафета, сына Ноя. Потомками Неврода оказывается множество богов античного и эллинистического пантеона, а прославленный Геракл (Гераклиус) – отцом Корса, владельца Корсики и прямого предка Римских-Корсаковых. Игнатий умудрился собрать в труде по истории своей фамилии все известные на Руси сведения по мифологии и истории Древней Греции и Древнего Рима, использовав обширную литературу на греческом, латинском и польском языках.
И хотя в случае с Римскими-Корсаковыми их «римское» происхождение скорее всего легенда, документально установлены иностранные корни многих российских дворянских фамилий: греческие – графов Головиных и Траханиотовых, шотландские – Лермонтовых и графов Брюсов, ногайские – князей Юсуповых и Урусовых, африканские – Ганнибалов, кабардинские – князей Черкасских и Бековичей-Черкасских, армянские – Лазаревых (знаменитая династия героев-моряков), грузинские – князей Туркестановых и Давыдовых, еврейские – баронов Шафировых. В XVII в. при российском дворе даже появились князья хантыйского (Алачевы), мансийского (Сатыгины-Кондийские) и тунгусского (Гантимуровы) происхождения, а в конце XVIII столетия некие князья Порюс-Визапурские и вовсе выводили свой род от индийских раджей.
Знатнейшими родами в Российском государстве считались потомки Рюрика и Гедимина – основателей правящих династий на Руси и в Литве. Потомки Рюрика – легендарного предводителя варяжской дружины – правили в Древнерусском государстве, а после его распада на отдельные княжества составили местные династии. Московским князьям, потомкам Даниила Александровича, сына Александра Невского, удалось победить своих соперников – тверскую династию – и возглавить процесс объединения Руси.
Параллельно с объединением русских земель шло уничтожение и сокращение и самого московского княжеского дома. Дальние и ближние родичи представляли угрозу единодержавной политике великих князей московских. Василий II Темный, победив в тяжелой и длительной междоусобице (1425–1453) своих двоюродных братьев Дмитрия Шемяку и Василия Косого, сократил династию до одной только своей семьи. Сын и преемник Василия II Иван III продолжил борьбу за единоначалие, обратившись уже против родных братьев. Лишь двое из них были женаты и оставили детей. Вероятно, старший брат запрещал братьям жениться, чтобы семейное древо не разрасталось. Своего брата Андрея Большого Иван III приказал заключить в тюрьму, где тот и умер. Вместе с отцом попали в заточение его сыновья. Они провели в темнице всю жизнь – от детства до старости. Младший из них, князь Дмитрий Андреевич, провел в заточении целых 49 лет, был освобожден уже стариком (по меркам той эпохи) и вскоре умер.
Это привело к угасанию московской линии Рюриковичей в конце XVI в. Иван Грозный оставил после себя только двух сыновей – Федора и Дмитрия. После таинственной кончины царевича Дмитрия в 1591 г. единственным представителем династии остался Федор Иванович. Вероятно, на его физическом облике сказалось вырождение династии – царь был слаб здоровьем, не склонен и не способен к государственной деятельности, его дети умирали в младенчестве. Царь Федор Иванович умер в 41 год, не оставив после себя детей.
Помимо московской династии, известны следующие крупные ветви Рюрикова древа: князья суздальско-нижегородские, тверские, ростовские, ярославские, белозерские, стародубские, смоленские, черниговские, верховские (они правили в небольших княжествах в верховьях реки Оки), острожские и заславские (потомки князей Галицко-Волынской Руси). К концу XV в. большинство из них потеряли свои родовые земли и служили великим князьям московским.
В XV–XVI вв. шел процесс ответвления отдельных родов от бывших удельных династий. Фамилии, которые закреплялись за этими ветвями, образовывались двояко: во-первых, от родовых уделов и селений (например: Вяземские, Микулинские, Шуйские, Стародубские, Льяловские, Ромодановские, Пожарские, Моложские, Курбские, Сицкие, Прозоровские, Ростовские, Мезецкие, Мосальские, Барятинские, Оболенские, Одоевские, Воротынские и др.) и, во-вторых, от прозвищ (Ногтевы, Гагарины, Ковровы, Гвоздевы-Ростовские, Буйносовы-Ростовские, Щепины-Ростовские, Долгоруковы, Щербатовы, Туренины и другие).
Часть Рюриковичей даже потеряли княжеский титул (в основном потомки Смоленских князей) – Ржевские, Еропкины, Татищевы, Полевы, Дмитриевы-Мамоновы. Вероятно, это произошло потому, что они попали на великокняжескую службу еще в XIV в., когда положение служилого человека и ношение княжеского титула были несовместимы.
Большинство потомков Рюрика вошли в состав Боярской думы и заняли видное место при московском дворе. Часть – прозябала в остатках своих уделов, и уже в XVI в. была включена в состав городового дворянства. Уже говорилось выше об одном из князей Шелешпанских, служившем в холопах, правда, в боевых (т. е. военным слугой у богатого землевладельца), а не в пашенных (т. е. земледельцем). Некоторые линии теряются уже в XVI в., а родословные легенды крестьянских или священнических родов показывают своими предками знатных князей. Такое вполне возможно.
В XVII в. Рюриковичи слились с прочим дворянским сословием. Часть из них вошла в аристократическую прослойку дворянства, другие тянули служебную лямку, ничем не отличаясь от других сословий. После бурного Смутного времени, когда князь Василий Шуйский, опираясь на свои родовые права, занял московский трон, Рюриковичи уже не проявляли никаких претензий на царство. Одни роды угасали, другие продолжались. Большинство родов Рюриковичей, доживших до начала XX в., продолжаются и в наши дни. Это примерно тридцать фамилий, как титулованных, так и не титулованных: князья Барятинские, Волконские, Вяземские, Гагарины, Долгоруковы, Друцкие, Кропоткины, Лобановы-Ростовские, Оболенские, дворяне Татищевы, князья Хилковы, Шаховские и другие.
Потомки основателя Литовского государства князя Гедимина (убит в 1341) появились на Руси уже в XIV в. Сын Гедимина Наримонт-Глеб еще при жизни отца, в 1333–1338 гг., был служилым князем у новгородцев. Он владел несколькими новгородским городами, но затем покинул Новгородскую землю и вернулся в Литву. Сын Наримонта – князь Патрикей – был служилым князем новгородцев в 1382 и 1397 гг. Вместе со своим двоюродным братом Свидригайло Ольгердовичем он в 1408 г. выехал на службу к великому князю Василию I. Московский князь принял литовских выходцев с честью и дал им щедрые пожалования – города и волости в Русской земле. Однако Свидригайло вскоре покинул Россию, ради борьбы за литовскую корону, а Патрикей и его потомки остались.
Сын Патрикея – князь Юрий Патрикеевич – женился на дочери Василия I и занял первое место среди московских бояр. От него происходят знаменитые в российской истории княжеские роды Голицыных и Куракиных, а от его брата Федора – род князей Хованских.
Следующая волна литовских выходцев пришла на Русь в конце XV в. В это время окрепшее Российское государство одолевало Литву в борьбе за старинные древнерусские земли, полосой лежащие на границах обоих государств. Местные владельцы князья Мстиславские, Бельские, Трубчевские (Трубецкие) и другие приняли сторону победителя. Новые выходцы опять оттеснили старинных московских бояр и заняли высшие должности при дворе. Князь Федор Михайлович Мстиславский женился на племяннице Ивана III. В дальнейшем его потомки непрерывно являлись первыми боярами в думе вплоть до прекращения рода в 1622 г. Князья Бельские возвысились настолько, что в малолетство Ивана IV Грозного вели борьбу за управление государством со знатнейшими Рюриковичами – князьями Шуйскими.
Практически все старинные роды Гедиминовичей, появившиеся в России в XIV–XVI вв., сохранили свое видное положение среди российской аристократии до начала XX в. Этих фамилий немного: князья Голицыны, Куракины, Хованские, Трубецкие. Отдельные ветви Гедиминовичей стали российскими дворянами только в конце XVIII в., после присоединения к империи польских и литовских князей – это Кориатовичи-Курцевичи, Чар-торыские (Чарторыйские), Сангушко, Корибут-Воронецкие, Гедройц.
Роды большинства из Гедиминовичей продолжаются и до нашего времени, а некоторые из них (например, Голицыны, Трубецкие) играют видную роль в общественной и культурной жизни современной России.
После покорения татарских ханств при московском дворе появились не только мурзы, но и бывшие ханы. Так, последний правитель Казани Ядыгар-Мухаммед, взятый в плен во время штурма города в октябре 1552 г., был крещен с именем Семена Касаевича и женился на боярышне Марии Кутузовой.
Еще при Василии II Темном на южных границах Руси возникло Касимовское ханство, вассальное великому князю московскому. Его правителями были представители различных ветвей Чингизидов, враждовавших со своей родней в Казани или Крыму. Из касимовских ханов московские государи ставили удобных им правителей на престол в Казани, а Иван Грозный даже возвел касимовского хана Семена Бекбулатовича на российский трон. Касимовское ханство просуществовало до 1681 г., пока не было упразднено за ненадобностью. Последней династией касимовских владык были потомки грозного соперника Ермака – сибирского хана Кучума. Кучум, в свою очередь, происходил из бухарских Чингизидов, Шейбанидов. Лишившись трона в Касимове, потомки Кучума некоторое время сохраняли титул «царевичей», а позднее именовались князьями Касимовскими и Сибирскими.