Цезарь. Сочувствую тебе, Аполлодор. Болвана мы накажем. Ну, ладно! Расскажи, что ты привез мне? Царица будет в обиде, если я не взгляну.
Руфий. Разве есть время заниматься пустяками? Твоя царица – ребенок!
Цезарь. Вот именно. Поэтому-то нам и нельзя огорчать ее. Что же это за подарок, Аполлодор?
Аполлодор. Цезарь, это персидский ковер, красота из красот. И в нем, как мне сказали, голубиные яйца, хрустальные кубки и хрупкие драгоценности. Я отвечаю головой за мою ношу и поэтому не рискнул тащить ее сюда по узкой, лесенке с мола.
Руфий. Можно поднять краном. Прицепи на крюк. Яйца пошлем повару, из кубков будем пить вино, а ковер пойдет на ложе Цезаря.
Аполлодор. Краном? Цезарь, я поклялся беречь тюк с ковром, как собственную жизнь.
Цезарь (шутливо). Тогда можно поднять вас обоих вместе. И если цепь оборвется, ты погибнешь вместе с голубиными яйцами. (Подходит к цепи и с любопытством рассматривает ее.)
Аполлодор (Британу). Цезарь это серьезно говорит?
Британ. Он разговаривает таким легкомысленным тоном потому, что он итальянец, но то, что он говорит, он делает.
Аполлодор. Серьезно или нет, но он говорит дело. Дайте же мне отряд воинов, чтобы привести этот кран в действие.
Британ. Предоставь кран мне, а сам ступай вниз и дожидайся, пока спустится цепь.
Аполлодор. Хорошо. Вы сейчас увидите меня вон там. (Поворачивается к ним и красноречивым жестом показывает на небо.) Я взойду там, словно солнце, с моим сокровищем. (Уходит тем же путем, что и пришел.)
Британ скрывается в помещении маяка.
Руфий (ворчливо). Ты действительно намерен дожидаться здесь, чем кончится весь этот балаган?
Цезарь (отходит в сторону, когда цепь начинает двигаться). Почему бы и нет?
Руфий. Египтяне сейчас покажут тебе, почему нет, если только у них хватит ума броситься на нас с берега, пока мы не возвели укрепление. А мы здесь стоим и дожидаемся, как малые ребята, чтобы нам показали ковер с голубиными яйцами.
Цепь с грохочущим лязгом поднимается над парапетом, затем, раскачиваясь, поворачивается вместе с краном и исчезает за маяком.
Цезарь. Не бойся, о Руфий, сын мой! Едва только первый египтянин станет на мол, наши затрубят тревогу. И мы с тобой отсюда успеем добежать до укрепления раньше, чем египтяне с той стороны. Мы с тобой вдвоем,
Руфий: я, старик, и ты, его старший сын. И старик будет там первым. Итак, успокойся! И дай-ка мне еще фиников.
Аполлодор (с насыпи внизу). Эй-хо! Давай, тяни! О-хо-хо!
Цепь поднимается и снова, раскачиваясь, появляется из-за маяка. Аполлодор висит в воздухе со своим тюком, паря над парапетом.
(Поет.)
Наверху, надо мной, синева в небесах,
Не увидеть такой у красотки в очах…
Эй, вы там! Стоп! (Перестает подниматься.) Поворачивай!
Цепь возвращается снова к парапету.
Руфий (кричит наверх). Ну, опускай!
Цепь с ношей начинает опускаться.
Аполлодор (кричит сверху). Осторожней! Тише! Не забудьте о яйцах.
Руфий (кричит наверх). Легче! Эй, вы там! Тише, тише!
Аполлодор со своей ношей невредимо опускается на кучу хвороста на парапете. Руфий и Цезарь помогают Аполлодору отцепить тюк.
Руфий. Поднимай!
Цепь с лязгом взвивается прямо над их головами. Британ выходит из маяка и помогает им развязать тюк.
Аполлодор (после того, как они сняли веревки). Отойдите, друзья. Пусть
смотрит Цезарь. (Распахивает ковер.)
Руфий. Ничего тут нет, кроме кучи тряпок. Где же голубиные яйца?
Аполлодор. Приблизься, Цезарь, и поищи их среди шалей.
Руфий (обнажая меч). А, предательство! Не подходи, Цезарь! Я вижу, шаль шевелится, там что-то живое.
Британ (обнажая меч). Змея!
Аполлодор. Осмелится ли Цезарь вложить руку в мешок, где шевелится змея?
Руфий (оборачивается к нему). Предатель, собака!
Цезарь. Успокойтесь. Уберите ваши мечи. Аполлодор, твоя змея уж слишком ровно дышит. (Засовывает руки под шаль и освобождает оттуда чью-то голую руку) Хорошенькая маленькая змейка!
Руфий (вытягивая оттуда другую руку). А ну-ка, давай сюда и все остальное.
Они вытаскивают за руки Клеопатру, и она садится среди шалей. Британ, шокированный, вкладывает свой меч в ножны и возмущенно пожимает плечами.
Клеопатра (едва переводя дух). Ой, я чуть-чуть не задохлась. Ах, Цезарь кто-то на меня наступил в лодке, а потом на меня свалился с неба какой-то громадный, страшно тяжелый мешок. А потом лодка стала тонуть, а потом меня унесло куда-то в воздух и оттуда вниз…
Цезарь (лаская ее, когда она, поднявшись, бросается к нему на грудь). Ну, ничего, ничего. Теперь уже все кончено, ты здесь, цела и невредима.
Руфий. Н-да, а теперь, когда она здесь, что же нам с ней делать?
Британ. Она не может оставаться здесь, Цезарь, без присмотра какой-нибудь матроны.
Клеопатра (ревниво, Цезарю, который явно не знает, что с ней делать). Так, значит, ты не рад, что видишь меня?
Цезарь. О нет, я-то очень рад, но вот Руфий очень недоволен, а Британ шокирован.
Клеопатра (пренебрежительно). А ты отруби им головы, разве ты не можешь это сделать?
Цезарь. Я боюсь, моя ласточка, что с отрубленными головами они будут мне гораздо менее полезны.
Руфий (Клеопатре). Мы сейчас пойдем рубить головы кое-кому из твоих египтян. Ну, а что ты скажешь, если нас, неровен час, побьют и ты попадешь в плен к своему маленькому братцу?
Клеопатра. Ты не должен покидать меня, Цезарь. Ты ведь не покинешь меня, правда?
Руфий. Еще бы! Вот сейчас загремит труба, и тогда жизнь каждого из нас будет зависеть от того, ступит ли Цезарь на баррикаду прежде, чем до нее доберется кто-нибудь из египтян.
Клеопатра. Ну и пусть они погибнут! Ведь это простые солдаты.
Цезарь (внушительно). Клеопатра, когда загремит труба, каждый из нас, не щадя себя, понесет жизнь свою в руке и швырнет ее в лицо смерти. И среди всех моих солдат, которые доверили мне свою судьбу, нет ни одного, чья рука не была бы мне дороже твоей головы.
Клеопатра совершенно уничтожена, глаза ее наполняются слезами.
Аполлодор, ты отвезешь ее обратно во дворец.
Аполлодор. Разве я дельфин, Цезарь, чтобы плавать по морям с юными девами на спине? Лодка моя погибла, а все ваши суда или у баррикады, или вернулись в город. Попробую окликнуть их – это все, что я в состоянии сделать. (Уходит на мол.)
Клеопатра (глотая слезы). Мне все равно. Я не вернусь обратно. Я никому не нужна.
Цезарь. Клеопатра!
Клеопатра. Ты хочешь, чтобы меня убили.
Цезарь (еще внушительней). Твоя жизнь, бедное мое дитя, мало кому нужна здесь, кроме тебя самой.
Клеопатра не выдерживает, бросается на вязанки хвороста и плачет. Внезапно в отдалении поднимается сильный шум, сквозь него прорывается рев буцины и труб. Британ сбегает на парапет и смотрит на мол. Цезарь и Руфий обмениваются быстрыми, понимающими взглядами.
Идем, Руфий.
Клеопатра (вскакивает на колени и цепляется за Цезаря). Нет, нет, не оставляй меня, Цезарь!
Цезарь вырывает свою одежду из ее рук.
Ах!
Британ (с парапета). Цезарь! Мы отрезаны. Египтяне подошли из Западной гавани и высадились между нами и баррикадой.
Руфий (подбегая к нему). Проклятье! Верно, мы попались, как крысы в капкан!
Цезарь (со скорбью в голосе). Руфий, Руфий! Мои солдаты на баррикаде, их окружают и с берега и с моря; я послал их на смерть!
Руфий (возвращается с парапета, подходит к Цезарю справа). Н-да, вот к чему приводит эта возня с девчонками.
Аполлодор (поспешно идет с мола). Взгляни с парапета, Цезарь.
Цезарь. Мы смотрели, друг. Нам придется защищаться здесь.
Аполлодор. Я бросил веревочную лестницу в море. Сюда они теперь не могут подняться.
Руфий. А мы не можем уйти. Об этом ты подумал?
Аполлодор. Не можем уйти? Почему? У вас же стоят корабли в Восточной гавани.
Британ (с парапета, с надеждой в голосе). Родосские галеры уже повернули к нам.
Цезарь торопливо подходит к Британу.
Руфий (Аполлодору, нетерпеливо). А скажи-ка, пожалуйста, как же мы попадем на галеры?
Аполлодор (вызывающе-весело и наставительно). Путем, который ведет всюду. Алмазным путем солнца и луны. Разве ты никогда не видал, как дети играют в сломанный мост? «Утки и гуси переправляются на ту сторону…» А? (Бросает плащ и шляпу и привязывает меч себе на спину.)
Руфий. Что ты плетешь?
Аполлодор. Сейчас покажу. (Кричит Британу.) Сколько отсюда до ближайшей галеры?
Британ. Локтей триста.
Цезарь. Нет, нет, они дальше, чем кажется в этом ясном воздухе глазам бритта. Около четверти мили, Аполлодор.
Аполлодор. Прекрасно. Продержитесь здесь, пока я не пришлю вам лодку с галеры.
Руфий. Что у тебя, крылья, что ли, есть?
Аполлодор. Морские крылья, воин. Смотри! (Взбегает по ступеням на скат парапета между Цезарем и Британом, подпрыгивает и бросается головой вниз в море.)
Цезарь (как мальчишка, в диком восторге). Браво, браво! (Сбрасывает плащ.)
Клянусь Юпитером, я тоже!
Руфий (хватает его). С ума сошел? Куда?
Цезарь. Почему? Разве я плаваю хуже?
Руфий (вне себя). Да разве может старый безумец плавать и нырять, точно молодой?
Цезарь (отталкивая его). Старый?…
Британ (потрясенный). Руфий, что ты говоришь!
Цезарь. Хочешь, отец Руфий, наперегонки до галеры за недельное жалованье?
Клеопатра. А я? А я? Что со мной будет?
Цезарь. Довезу тебя на спине, как дельфин, до галеры. Руфий, когда я вынырну, брось ее в воду. Я отвечаю. А после нее прыгайте вы оба.
Клеопатра. Нет, нет, ни за что! Я утону.
Британ. Цезарь, я человек и бритт, а не рыба. Мне нужна лодка. Я плавать не умею.
Клеопатра. И я не умею.
Цезарь (Британу). Тогда оставайся здесь, пока мы не отобьем маяк. Ну, Руфий!
Руфий. Ты действительно решился на это безумие?
Цезарь. За меня решили египтяне. А что делать? Ты только смотри, когда будешь прыгать. Я не хочу, чтобы твоя двухсотфунтовая туша свалилась мне на спину, когда я высуну нос из воды. (Взбегает на ступени и становится на выступе.)
Британ (в смятении). Еще одно слово, Цезарь. Умоляю тебя, не показывайся в аристократическом квартале Александрии, пока не переоденешься.
Цезарь (кричит в море). Эй, Аполлодор! (Показывает на небо и поет на мотив баркаролы.) Облака блестят в синеве…
Аполлодор (плывет вдалеке и подхватывает). И пурпур в зеленой волне…
Цезарь (в восторге). А-ах! (Бросается в волны.)
Клеопатра (в страшном волнении бежит к ступеням). Дайте мне посмотреть, он сейчас утонет!
Руфий хватает ее.
Ай-яй-яй! (Она вопит, он швыряет ее в воду.)
Руфий с Британом в восторге покатываются от хохота.
Руфий (глядя вниз). Поймал ее, смотри! (Британу.) Держи эту крепость, бритт! Цезарь тебя не забудет! (Прыгает.)
Британ (бежит на ступени и смотрит, как они плывут). Ну как, целы вы, Руфий?
Руфий (издалека). Целы!
Цезарь (далеко впереди него). Укройся около костра. И навали побольше дров на дверцу люка.
Британ (кричит ему). Сделаю все и поручу себя богам моей отчизны.
Радостные крики с моря. Британ в неистовом восторге.
Лодка! К нему подошла лодка! Гип-гип-гип-ура!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Окуновение Клеопатры в воды Восточной гавани произошло в октябре 48 года до нашей эры. В марте 47 года она, после полудня, в своих покоях, окруженная придворными дамами, слушает девушку рабыню, которая играет на арфе. Арфистка стоит посредине комнаты. Учитель арфистки – старик музыкант, у него изрезанное морщинами лицо, большой нависший лоб, седая борода, взъерошенные, щетинистые усы и брови; он с глубокомысленным и важным видом сидит на корточках на полу около музыкантши и следит за ее игрой. Фтататита восседает на своем посту у дверей, во главе маленькой группы женщин рабынь. Все сидят, за исключением арфистки: Клеопатра в кресле против двери, на другом конце комнаты; остальные – на полу. Придворные дамы Клеопатры – молоденькие женщины; из них наиболее выделяются Хармиана и Ирас, ее любимицы. Хармиана – маленький терракотовый бесенок, продолговатое лицо, быстрые движения, точеные ноги и руки. Ирас – пухленькое добродушное создание с копной рыжих волос; умом не блещет и рада похихикать по любому поводу.
Клеопатра. А я могла бы?…
Фтататита (грубо, музыкантше). Замолчи, ты! Царица говорит.
Музыка обрывается.
Клеопатра (старому музыканту). Я хочу научиться сама играть на арфе. Цезарь любит музыку. Ты можешь научить меня?
Музыкант. Без сомнения. Только я, и никто другой, могу научить царицу. Разве не я открыл тайну древних египтян, которые заставляли дрожать пирамиду, касаясь единой басовой струны? Все другие учителя обманщики, я не раз изобличал их.
Клеопатра. Хорошо. Ты будешь учить меня. Сколько тебе надо времени?
Музыкант. Не очень много. Всего четыре года. Я должен сначала посвятить твое величество в философию Пифагора.
Клеопатра. А она (показывая на рабыню) посвящена в философию Пифагора?
Музыкант. Она рабыня! Она выучилась, как учатся собаки.
Клеопатра. Прекрасно. Я тоже хочу выучиться, как учатся собаки. Она играет лучше тебя. Ты будешь учить меня каждый день в течение двух недель.
Музыкант поспешно поднимается и низко кланяется.
А после этого всякий раз, когда я ошибусь, тебя будут бичевать. А если я буду так часто ошибаться, что за мной не поспеют бичевать, тебя бросят в Нил, крокодилам. Дайте арфистке золотую монету и отошлите их.
Музыкант (растерянно). Но истинное искусство нельзя принуждать.
Фтататита. Что? Ты осмеливаешься спорить с царицей? Убирайся! (Выталкивает его.)
За музыкантом идет рабыня-арфистка под общий хохот приближенных женщин и рабынь.
Клеопатра. Ну, так кто же из вас может позабавить меня? Есть у вас что-нибудь новенькое?
Ирас. Фтататита…
Клеопатра. Ах, Фтататита, Фтататита! Вечно Фтататита! Опять какие-нибудь небылицы, чтоб восстановить меня против нее?
Ирас. Нет, на этот раз Фтататита проявила добродетель.
Приближенные смеются, но не рабыни.
Потин пытался подкупить ее, чтобы она пропустила его к тебе.
Клеопатра (гневно). Ха, все вы торгуете моими аудиенциями! Точно я должна смотреть на тех, кто угоден вам, а не мне. Хотела бы я знать, сколько этой рабыне-арфистке придется отдать из своего золота, прежде чем она выйдет из дворца?
Ирас. Если хочешь, мы тебе это узнаем.
Приближенные смеются.
Клеопатра (хмурясь). Вы смеетесь? Берегитесь, берегитесь! Когда-нибудь я сумею заставить вас служить мне так, как служат Цезарю.
Хармиана. Горбоносый старикан!
Опять хохот.
Клеопатра (разъяренная). Молчать! Хармиана, тебе не пристало держать себя, как маленькой египетской дурочке! Знаете ли вы, почему я позволяю вам болтать в моем присутствии все, что вам придет в голову, вместо того чтобы обращаться с вами так, как обращалась бы Фтататита, будь она царицей?
Хармиана. Потому что ты стараешься во всем подражать Цезарю, а он позволяет говорить ему все что вздумается.
Клеопатра. Нет. А потому, что я спросила его однажды, почему он это делает? И он сказал: «Не мешай болтать твоим женщинам, и ты можешь многое узнать от них». – «А что же могу я узнать?» – спросила я. «Ты узнаешь, кто они», – сказал он. И, ах, если бы вы только – видели глаза его, когда он произносил эти слова! Вы прямо в комочки сжались бы, жалкие ничтожества!
Они смеются.
(Гневно накидывается на Ирас.) Над кем ты смеешься, надо мной или над Цезарем?
Ирас. Над Цезарем.
Клеопатра. Если бы ты не была дурой, ты бы смеялась надо мной; а если бы не была трусихой, ты не побоялась бы сказать мне это.
Возвращается Фтататита.
Фтататита, мне сказали, что Потин предлагал одарить тебя, если ты допустишь его ко мне.
Фтататита (возмущенно). Клянусь богами предков моих…
Клеопатра (властно обрывая ее). Сколько раз приказывала я тебе, чтобы ты не смела отпираться. Ты готова целый день взывать к богам твоих предков и призывать их в свидетели своих достоинств, если бы я тебе позволила. Поди возьми его золото и приведи Потина сюда.
Фтататита хочет возразить ей.
Не спорь. Иди!
Фтататита уходит. Клеопатра встает и в раздумье начинает годить взад и вперед, между креслом и дверью. Все поднимаются и стоят.
Ирас (неохотно поднимаясь) Ах, как бы мне хотелось, чтобы этот Цезарь уже был в Риме.
Клеопатра (угрожающе) Это будет плохой день для всех нас, когда он уедет туда. О, если бы я не стыдилась показать ему, что сердце мое столь же безжалостно, как сердце отца моего, я бы заставила тебя раскаяться в этих словах. Зачем это тебе, чтобы он уехал?
Ирас. Ты делаешься при нем такой ужасно скучной, серьезной, ученой и фило-со-фичной. А в нашем возрасте это хуже, чем быть святошей.
Приближенные смеются.
Клеопатра. Перестаньте вы без конца кудахтать… Слышите! Прикусите языки.
Хармиана (с насмешливой покорностью). Хорошо, хорошо! Видно, всем уж нам придется взять себе в пример Цезаря.
Они снова хохочут. Клеопатра молча бесится и продолжает ходить взад и вперед. Фтататита возвращается с Потином, который останавливается на пороге.
Фтататита (в дверях). Потин смиренно молит царицу преклонить слух…
Клеопатра. Ну хорошо, хорошо! Довольно! Пусть он войдет. (Опускается в кресло.)
Все садятся, кроме Потина, – он выходит на середину. Фтататита занимает свое прежнее место.
Итак, Потин? Что слышно нового о твоих друзьях-мятежниках?
Потин (надменно). Я не друг мятежу. К тому же пленник не знает новостей.
Клеопатра. Ты пленник не больше, чем я, чем Цезарь. Вот уж шесть месяцев мой дворец осажден моими подданными. Тебе дозволено разгуливать по набережной среди воинов, а могу ли я ступить далее? Может ли Цезарь?
Потин. Ты дитя, Клеопатра, и не понимаешь этого.
Приближенные смеются. Клеопатра смотрит на него непроницаемым взглядом.
Хармиана. Я вижу, ты не знаешь самой последней новости, Потин?
Потин. Какой?
Хармиана. Что Клеопатра больше уже не дитя. Хочешь, я научу тебя, как в один день сделаться много старше и много, много умнее.
Потин. Я предпочел бы стать умнее, не старея,
Хармиана. Так вот. Поднимись на вышку маяка и попроси кого-нибудь схватить тебя за волосы и бросить оттуда в море.
Приближенные смеются.
Клеопатра. Это правда, Потин. Немало самодовольства смоется с тебя, когда ты выйдешь из волн на берег.
Приближенные смеются.
(Гневно встает.) Идите прочь все! Я буду одна говорить с Потином! Фтататита, прогони их.
Они, смеясь, выбегают Фтататита закрывает за ними дверь.
Ты чего ждешь?
Фтататита. Не подобает царице оставаться с глазу на глаз…
Клеопатра (обрывает ее). Фтататита! Или надо принести тебя в жертву богам отцов твоих, чтобы ты узнала, что царица Египта – я, а не ты?
Фтататита (негодующе). Вот и ты теперь такая же, как все. Тебе хочется быть тем, что эти римляне именуют передовой женщиной. (Уходит, хлопая дверью.)
Клеопатра (садясь). Ну, Потин, зачем старался ты подкупить Фтататиту и проникнуть ко мне?
Потин (смотрит на нее испытующе). Клеопатра, то, что мне сказали, – правда: ты изменилась.
Клеопатра. Попробуй, поговори с Цезарем полгода день за днем, и ты изменишься.
Потин. Все говорят, что ты без ума от этого старика.
Клеопатра. Без ума? Что это такое? Лишилась рассудка? О нет! Я бы хотела его лишиться.
Потин. Ты хотела бы лишиться рассудка? Что ты хочешь сказать?Клеопатра. Когда я была безрассудной, я делала то, что мне было приятно, когда не боялась, что Фтататита побьет меня. Но и тогда я обманывала ее и украдкой делала по-своему. Теперь, когда Цезарь дал мне мудрость, мне нет дела до того, нравится мне что-то или не нравится: я делаю то, что должно делать, мне некогда думать о себе. Это не счастье, но это величие. Если Цезарь уедет, я полагаю, что сумею управлять египтянами, ибо то, что Цезарь для меня, то я для окружающих меня глупцов.
Потин (пристально смотрит на нее). Клеопатра, может быть, это тщеславие юности?
Клеопатра. Нет, нет! Это не значит, что я так уж умна, а просто, что другие – слишком глупы.
Потин (задумчиво). Да, это великий секрет.
Клеопатра. Ну, теперь расскажи, что ты хочешь?
Потин (в затруднении). Я? Ничего.
Клеопатра. Ничего?
Потин. Кроме того, чтобы просить тебя вернуть мне свободу. Это все.
Клеопатра. Об этом ты пришел бы молить Цезаря. Нет, Потин, ты явился с умыслом, уповая на то, что Клеопатра все еще глупый котенок. А теперь, когда ты видишь царицу, твои замыслы разрушились.
Потин (покорно склоняя голову.) Это так.
Клеопатра (торжествуя). Ага!
Потин (устремляя на нее проницательный взгляд). Так, значит, Клеопатра поистине царица, она больше не пленница, не рабыня Цезаря?
Клеопатра. Потин, все мы – рабы Цезаря, все в Египте, хотим мы этого или нет. И та, чьей мудрости открыто это, будет властительницей Египта, когда уйдет Цезарь.
Потин. Ты все повторяешь, что Цезарь уйдет.
Клеопатра. А если и так?
Потин. Значит, он не любит тебя?
Клеопатра. Любит? Потин, Цезарь никого не любит. Кого любим мы? Лишь тех, кого мы не ненавидим. Все люди чужды нам, все нам враги, кроме тех, кого мы любим. Но Цезарь не таков – он не знает ненависти, он дружит с каждым так же, как он дружит с собаками или детьми. Его доброта ко мне поистине чудо: ни мать, ни отец, ни нянька никогда не умели так заботиться обо мне, никто не делился со мной так просто своими мыслями.
Потин. Разве это не любовь?
Клеопатра. Любовь? Таков же будет он для любой девчонки, что встретится ему на пути в Рим. Спроси раба его, Британа, он так же добр к нему. Что говорить? Спроси его коня. Его доброта не такова, чтобы любить что-то такое, что есть во мне, она просто в природе его.
Потин. Как можешь ты знать, что он не любит тебя так, как мужчина любит женщину?
Клеопатра. Я не могу заставить его ревновать. Я пыталась.
Потин. Гм! Может быть, мне следовало бы спросить: а ты любишь его?
Клеопатра. Как любить бога? И потом я люблю другого римлянина, я видела его задолго до Цезаря. Он не бог, он человек – он умеет любить и ненавидеть. Я могу заставить его страдать, и он может заставить страдать меня.
Потин. И Цезарь знает это?
Клеопатра. Да.
Потин. И не гневается?
Клеопатра. Он обещал послать его в Египет, чтобы угодить мне.
Потин. Не понимаю этого человека.
Клеопатра (с величественным презрением). Тебе – понять Цезаря! Где тебе! (Горделиво.) Я понимаю его – душой.
Потин (поразмыслив, с величайшим почтением). Твое величество изволило допустить меня к себе. Что соизволит сказать мне царица?
Клеопатра. А вот что. Ты думал, что, посадив моего брата на трон, ты будешь править Египтом, ибо ты опекун его, а он малыш и глупец?
Потин. Так говорит царица.
Клеопатра. Царица говорит тебе: Цезарь проглотит и тебя, и Ахилла, и брата моего, как кошка глотает мышь. Он накинет себе на плечи эту страну, как пастух накидывает на себя бурнус. А когда он сделает это, он уйдет в Рим, а Клеопатра останется править Египтом от имени его.
Потин (яростно). Этого не будет. У нас тысяча воинов против его десяти. В море загоним мы и его и его нищие легионы.
Клеопатра (с презрение и, поднимаясь). Ты мелешь вздор, как простолюдин. Ступай, веди свои тысячи. И поторопись, ибо Митридат Пергамский недалеко, и он ведет новое войско Цезарю. Цезарь сумел обуздать вас здесь с двумя легионами; посмотрим, что сделает он, когда у него будет двадцать!
Потин. Клеопатра!
Клеопатра. Довольно, довольно! Это Цезарь сбил меня, с толку, и я, следуя его примеру, позволила себе говорить с таким ничтожеством, как ты. (Уходит.)
Потин, взбешенный, идет за ней. Появляется Фтататита и останавливает его.
Потин. Дай мне уйти из этого ненавистного дома.
Фтататита. Ты гневаешься?
Потин. Да падут на нее проклятия всех богов! Она продала страну свою римлянину затем, чтобы выкупить ее своими поцелуями.
Фтататита. Глупец, разве она не сказала тебе, что она ждет, чтобы Цезарь уехал?
Потин. Ты подслушивала?
Фтататита. Я позаботилась о том, чтобы честная женщина была на страже здесь, в то время как ты оставался с ней.
Потин. Клянусь, богами…
Фтататита. Кому здесь нужны твои боги! Здесь правят боги Цезаря. И какой толк, что ты приходишь к Клеопатре? Ты ведь египтянин. Она не желает слушать никого из своего народа. Она считает нас детьми.
Потин. Да погибнет она за это!
Фтататита (мрачно). Да отсохнет у тебя язык за такие слова! Иди! Пришли сюда Луция Септимия, убийцу Помпея. Он римлянин; может быть, она послушает его. Ступай!
Потин (зловеще). Я знаю, к кому мне пойти…
Фтататита (подозрительно). К кому же?
Потин. К римлянину помогущественней, чем Луций. И запомни, домоправительница: ты думала, до того как явился Цезарь, что будешь со своей кликой править Египтом от имени Клеопатры; я воспротивился этому…
Фтататита (прерывает его, бранчливо). Да, а ты думал, что ты с твоей кликой будешь править от имени Птолемея?