Шредер Марта. Кодекс страсти

   Он улыбнулся дочери, и Сара улыбнулась ему в ответ. Кэролайн видела, какую любовь и гордость они испытывали друг к другу. Это было написано на их лицах. Кэролайн слегка вздохнула. Вот если бы она и Тесса могли…
   Дэниел взглянул на нее и быстро сказал:
   – Мы с Сарой собирались перевести дух в кафе-мороженом. Нам нужно сахарное вливание. Не присоединишься ли ты к нам?
   Кэролайн снова взглянула на Сару. Длинные волосы девочки рассыпались по плечам, когда она взглянула на подругу своего отца. Кэролайн не заметила в ней явных признаков недовольства тем, что отец пригласил свою знакомую пойти с ними. В самом деле, Сара застенчиво улыбнулась и сказала:
   – Я вас очень прошу, миссис Фолкнер.
   Манеры Сары, казалось, пришли из другого столетия. Кэролайн не получала такого официального приглашения в течение многих лет, и уж, конечно, она не слышала ничего подобного ни от своих детей, ни от их друзей. Манеры Тессы, например. Как Дэниел добился этого?
   – С удовольствием. Спасибо. Я как раз хотела выпить содовой и спокойно посидеть на скамейке, но мороженое, конечно, намного лучше.
   Кафе было переполнено, но шумная смеющаяся толпа подростков вывалилась оттуда как раз в тот момент, когда вошли эти трое. Сара побежала вперед и уселась раньше всех. Кэролайн была рада видеть, что она ведет себя, как всякий десятилетний ребенок, которому пообещали мороженое.
   Когда заказ был сделан, все трое дружелюбно замолчали. Кэролайн не решалась спросить Сару о ее школе и подружках. Она боялась показаться навязчивой и поэтому только улыбалась отцу и дочери.
   – Сара любит приходить сюда, особенно во время Рождества. У нас достаточно времени, чтобы съесть две порции до того, как мы встретимся с твоей бабушкой перед универмагом «Блумингдейл», – сказал Дэниел дочери. – Твои вещи уже собраны, так что ты готова к отъезду.
   Он улыбался, но Кэролайн показалось, что она видит напряжение на его лице. Она вспомнила, как Дэниел рассказывал ей, что Сара проводит каникулы с матерью.
   – О, папа, мне обязательно ехать сегодня вечером? – прерывающимся голосом спросила Сара, явно огорченная. – Я думала, ты сказал бабушке…
   Она разочарованно умолкла.
   – Я говорил, принцесса, но ты знаешь, как иногда бывает. – Дэниел взял Сару за руку. – Бабушка должна возвращаться в Нью-Йорк, чтобы позаботиться о твоей маме, и она хочет взять тебя с собой.
   – Я знаю, папа, но я могла бы сесть в поезд завтра или послезавтра. Я не потеряюсь. Я не такая, как моя мама. Я бы никогда…
   Сара взглянула на Кэролайн, которая безмятежно ела мороженое с орешками и делала вид, будто ничего не слышит. Губы Сары сжались в тонкую ниточку, и она размешала свой только что полученный пломбир в светло-коричневую кашицу.
   Казалось, что Сара уже привыкла к такому давлению на ее чувства. «Я не должна была идти с ними», – подумала Кэролайн. Если бы она не сделала этого, тогда, возможно, Дэниел и Сара обсудили бы подробнее свои затруднения, хотя все выглядело так, как будто это была давняя проблема, о которой они говорили уже много раз.
   – Извини, Кэролайн, – опечаленно сказал Дэниел. – У нас есть кое-какие разногласия, и Саре нужно некоторое время, чтобы вспомнить о том, что папа всегда прав.
   Он попытался улыбнуться.
   Сара тоже сделала попытку:
   – Он имеет в виду, что ему нужно время, чтобы осознать, насколько я права.
   Кэролайн решилась внести свой вклад в разрядку атмосферы:
   – Как приятно узнать, что я не единственная идеальная личность на свете.
   Улыбки обоих Фрателли были вежливыми, но немножко вымученными.
   – Пора идти, принцесса.
   Дэниел произнес эти слова с некоторым опасением, но, хотя плечи Сары поникли, она ничего больше не сказала.
   – Рада была встретить тебя, Дэниел. Сара, я надеюсь, мы еще увидимся. Счастливого Рождества вам обоим.
   Кэролайн чувствовала себя лицемеркой: было не похоже, что Дэниел и Сара будут счастливы в эти праздничные дни. Она весело попрощалась и вновь нырнула в поток покупателей.
   Через пятнадцать минут ей все это наскучило. Оживление, вызванное праздничными покупками, прошло. Она медленно шла домой, думая о Дэниеле и его дочери, которая не была «такой, как мама», что бы это ни значило.
   Выйдя на свою улицу, Кэролайн увидела знакомую картину перед домом: серая «хонда» с включенными фарами и фигура Дэниела, ссутулившегося на переднем сиденье в ожидании ее.
   Подойдя ближе к машине, она услышала мягкий звук блюза Билли Холидея, плывущий в воздухе. Кэролайн постучала по стеклу:
   – Эй, разве я не говорила тебе раньше, что не нужно здесь никакой громкой музыки? За исключением разве что Девятой Бетховена.
   Дэниел опустил стекло.
   – Простите, мадам. Я включил Благовещение и потерял голову. – Он с некоторым усилием улыбнулся. – Я не знаю, что я здесь делаю, Кэролайн. Мне нужно было видеть сочувственное лицо, а твое выглядело дружелюбным. Ты понравилась Саре.
   – Мне тоже понравилась Сара.
   – Позволь мне войти. – Он поднял правую руку. – Только как другу, как коллеге. Обещаю.
   Кэролайн заколебалась. Она почувствовала, что ее бережно охраняемый мир начал рушиться, как это было всегда, когда Дэниел входил в него. У нее не было сил оставаться его другом.
   Да, несомненно. Она хотела быть с ним и в какой-то момент отказалась от мыслей об осложнениях, которые могла принести эта дружба. Она будет другом Дэниела. Не меньше и, быть может, не больше, но она будет его другом.
   – Вылезай, Дэниел. Ты замерзнешь тут до смерти. – Кэролайн взяла его за руку и направилась вперед по дорожке. – Я могу предложить тебе ароматный чай и огонь в очаге.
   – Чай и сочувствие? – сказал Дэниел с кривой улыбкой.
   – Конечно. Апельсиновый чай с корицей и первая психологическая помощь – такова специализация дома.
   Кэролайн отперла двойную входную дверь и провела Дэниела внутрь.
   Она хотела пройти в гостиную, но Дэниел поймал ее руку и повернул к себе лицом.
   – Спасибо, что позволила мне расположиться на твоем крыльце. – Он заключил ее в объятия и слегка отстранился, чтобы видеть ее лицо. – Я терпеть не могу, когда она уезжает к Элисон на каникулы. Это убивает меня. Я ненавижу Рождество больше любого дня в году. – Он опустил голову на ее плечо. – Я плохой собеседник, Кэролайн. Отправь меня домой сбросить раздражение, выпить немного и послушать песню Элвиса «Голубое Рождество».
   – Пьянствовать и жалеть себя? Чай и сочувствие гораздо лучше. Входи и садись.
   Кэролайн осторожно высвободилась и подвела его к кушетке. Она бросила ему вышитую гарусом подушку и встала на колени, чтобы зажечь огонь в камине, где все было уже готово для этого.
   – Я пойду поставлю чайник. Это не займет и минуты.
   – Сядь и поговори со мной. Забудь про чай. Как раз сейчас я нуждаюсь в сочувствии. – Он потянулся и взял ее за руку. – И давай обойдемся без гнусных замечаний. «Жалеть себя» – так она это назвала. Ущербная психология, Кэролайн.
   – Ах вот как. Ты подвергаешь сомнению великого доктора Фрейда.
   Кэролайн погладила воображаемую бородку.
   – Это настоящий отвратительный немецкий акцент.
   – Много ты знаешь. Это австрийский акцент, и он просто ужасен.
   – Хорошо, хорошо, – заулыбался Дэниел. Ее неясный запах, свежий и цветочный, щекотал его ноздри. Он закрыл глаза. – Что это за духи? Ты всегда очень деликатно пользуешься духами. Что это? Сирень?
   – Ландыш главным образом.
   Он глубоко втянул в себя воздух:
   – Ландыш. Это такие маленькие белые колокольчики, правильно?
   – Угу, – согласилась Кэролайн. Она отклонилась назад, сбросила туфли и положила ноги на кофейный столик. – Я люблю слушать огонь.
   Сосновое полено, которое она подожгла, с треском лопнуло, когда огонь достиг дырки от сучка.
   – Ты не слушаешь огонь, ты смотришь на него.
   Не открывая глаз, Дэниел нашел ее руку именно там, где искал, и слегка пожал ее.
   – Нет, слушаю. Ведь он трещит и гудит.
   – Наверное, нужно вырасти в доме с каминами, чтобы понимать их язык. Имея пятерых детей в двух спальнях, семья Фрателли не могла позволить себе слушать огонь. Даже если бы у нас был камин. Но его не было.
   Его голос приобрел тот саркастический оттенок, которого Кэролайн боялась. Как обычно, ей пришлось обороняться. Она отняла руку:
   – О, парень, опять начинается. Социальное неравенство в Филадельфии в конце двадцатого века, взгляд из низов.
   Она тоже могла быть саркастичной.
   – Боже, ты совсем, как Элисон.
   Глаза Дэниела резко открылись, и его рука крепко сжала руку Кэролайн.
   – Ты знаешь, меня просто тошнит, когда я слышу это. Какой же она была, в конце концов? Ее дочь очаровательна и очень мила. Может ли мать Сары быть ужасной? И насколько ужасна я? – Кэролайн приподнялась и повернулась к нему. Их лица были на расстоянии нескольких дюймов. – Ради Бога, Дэниел. Я чувствую себя второй госпожой де Винтер.
   – Второй кем?
   Дэниел провел рукой по своим взъерошенным волосам.
   – Второй госпожой де Винтер. Ты знаешь, в «Ребекке».
   – Ты имеешь в виду тот старый фильм с Лоуренсом Оливье и какой-то хнычущей блондинкой? – Он посмотрел на Кэролайн, собрав лоб в морщины. – Как ты можешь сравнивать себя с этой жалкой мышью, как там ее зовут?
   – Джоан Фонтен, и она не хныкала. Она страдала. Самоотверженно. – Кэролайн выставила подбородок. – Я чувствую себя ею, потому что ты продолжаешь сравнивать меня со своей женой.
   – Бывшей женой, – уточнил Дэниел.
   – Неважно. Так или иначе, я устала от твоих попыток заткнуть мне рот из-за кого-то, с кем я никогда не встречалась, и кто сделал тебе… неважно что, когда вы были женаты.
   Кэролайн посмотрела ему в глаза и увидела отблеск… чего? Тревоги? Она не могла понять.
   – Так значит, ты хочешь все о ней знать. – Дэниел принял суровый и замкнутый вид. – Боже, почему женщины никогда не могут оставить в покое некоторые вещи?
   – Женщины? – Кэролайн была оскорблена. – Во-первых, я не женщины. Я – это я. Кэролайн. Одна женщина. Единственная. И, во-вторых…
   Прежде чем она успела закончить, Дэниел положил руки ей на плечи и притянул к себе. Его рот прильнул к ее губам со страстью, близкой к отчаянью. Когда ее губы наконец стали покорными, он поцеловал ее таким нежным поцелуем, почти лишив дыхания, а потом медленно отпустил. Еще секунду Кэролайн прижималась к нему. Затем она отстранилась, и их пристальные взгляды встретились.
   – Я сделал это, чтобы ты знала, что я никогда ни с кем тебя не путал, Кэролайн. Никогда, – отрывисто прошептал Дэниел. Они немного помолчали, затем он откашлялся и сказал: – Так что же во-вторых?
   – Я не пом – проскрипела Кэролайн. Она прокашлялась, и к ней вернулась способность соображать. – Я не помню точно, что было во-вторых.
   – Что-нибудь об Элисон?
   – Почему бы нам не забыть про Элисон? – предложила Кэролайн, но все же не устояла: – Как вы встретились?
   – На вечеринке землячества в Пенсильванском университете.
   Кэролайн взглянула недоверчиво:
   – На вечеринке землячества?
   – Именно. Нет, я не был членом общины.
   – Это как-то неправдоподобно, – пробормотала Кэролайн.
   – Но я не был и гостем. Я проводил большую часть выходных дней на вечеринках землячества. Я пробирался через юридический факультет, направляясь к бару. В общем, – он набрал воздуха в грудь и нырнул в ледяную воду памяти, – там была Элисон. Юная. Восемнадцатилетняя. Она была, как Алиса в Стране Чудес. Я влюбился в нее, будто провалился в колодец. – Он криво улыбнулся. – Или в кроличью нору.
   – И? – Кэролайн хотела покончить с этим. Она уже услышала об Элисон Фрателли больше, чем ей хотелось.
   – И она захотела выйти замуж, причем назло своим родственникам, поэтому она подобрала итальянца из Саут-Филли и заткнула всем им глотки. Но он ей скоро надоел, и тогда она опять вернулась в бридж-клубы и загородные клубы, распивать «Кровавую Мэри» возле бассейна. – Дэниел пожал плечами. – Вот и все.
   – Не совсем. А Сара?
   – Да, Сара нарушила образ жизни Элисон почти на год. Затем она родилась, и оказалось, что это – не кукла, которая тихо сидит в уголке, когда с ней не хотят играть. Ее нужно было кормить, переодевать.
   – И любить, – мягко добавила Кэролайн.
   – О да, это особенно, – улыбнулся Дэниел. – Элисон же хотела оставаться в центре внимания и совершенно не намерена была о ком-то заботиться. Поэтому она ушла и вернулась к маме с папой.
   – Она оставила Сару с тобой?
   Кэролайн была поражена наплывом гнева, который вызвала у нее бывшая жена Дэниела.
   – Да. Ее родители быстро у6едились, что сами они не хотят воспитывать Сару и что Элисон никогда не повзрослеет достаточно для того, чтобы заняться этим. Поэтому Сара осталась со мной.
   – Ты жалел об этом?
   Счастливая, преображающая улыбка, которая появляется так редко, озарила лицо Дэниела:
   – Никогда. Ни минуты. Сара – это лучшее, что у меня есть. Я почти простил Элисон за тот ад, через который она заставила меня пройти, потому что она подарила мне Сару.
   Кэролайн дотянулась до его руки и взяла ее обеими руками.
   – Она чудесная малышка. Ты, должно быть, очень гордишься ею.
   – Да, она прекрасна, правда? – Дэниел продолжал улыбаться, сжимая руку Кэролайн в своей. – Боже, как я скучаю по ней, когда она уезжает к Элисон!
   – Мать Элисон берет ее погостить?
   – Да, слава Богу. Иначе я не отпустил бы ее. Элисон способна забыть Сару посреди Пятой авеню, если что-то попадет ей в глаз.
   – Она сейчас живет в Нью-Йорке?
   – Она снова вышла замуж. Очень благополучный, очень богатый банкир, который ухитрился не угодить в тюрьму. Кажется, он заработал свой первый миллион, делая сложные капиталовложения где-то в Швейцарии. – Дэниел улыбнулся. – Они живут на Саттон-плейс в Нью-Йорке и имеют дом в Гринвиче. Они часто принимают гостей. У него двое взрослых детей – помимо Элисон. Ты закончила свой допрос с пристрастием, Кэролайн?
   – Какой до…?
   Дэниел обнял ее и снова поцеловал. Кэролайн почувствовала, что сбивается со счета. Если не прекратить это немедленно, то… Она вывернулась из его рук:
   – Довольно, Дэниел. Ты обещал.
   – И правда. – Он медленно отпустил ее. – Прости, Кэролайн. Я рядом с тобой совсем недолгое время, но уже успел забыть все свои решения и обещания вести себя хорошо.
   – Да, я не думаю, что стоит это делать. – Кэролайн строго взглянула на Дэниела. – Вряд ли сейчас подходящее время, чтобы увлекаться. Я имею ввиду, что университет, Рождество, наши семьи и все…
   Она умолкла. Не будучи уверенной, что именно хочет сказать, она знала только, что хочет, чтобы Дэниел был рядом с ней, и в то же время боялась сделать новую ошибку. Она уже сделала одну ошибку и почти двадцать лет жила, для блага детей делая вид, что никакой ошибки не было. Больше всего ей хотелось закончить учение и стать самостоятельным человеком. Может быть, взаимоотношения с порядочным мужчиной не помешают исполнению ее мечты, но она должна была окончательно убедиться, что Дэниел порядочный мужчина, прежде чем рисковать своим сердцем и душевным спокойствием.
   – Не говори этого, Кэролайн. Я сам скажу. Ты считаешь, мне пора уходить. Не предложив мне выпить, даже не налив обещанной чашки чая, ты отправляешь меня на холод. – Дэниел поднялся и поднял на ноги Кэролайн. – Если я сейчас уйду, можно мне поцеловать тебя на прощанье?
   Кэролайн не могла отказать ему в такой простой просьбе перед самым Рождеством.

Глава 14

   – Ради Бога, черт побери, мама, чем ты занималась? Ты выглядишь ужасно! – Голос Бена звучал обвиняюще. – Это не простое недосыпание. Я приехал около полуночи, и ты уже была в постели. В чем же дело? Так трудно учиться в юридической школе? Я думал, ты со всем справляешься.
   На какое-то мгновение Кэролайн вновь захотелось остаться одной в доме. Дело было не в том, что ей не доставило удовольствия появление Бена прошлой ночью и то, что он сидел сейчас в кухне и ел все подряд. Она нежно любила его, но ей не хотелось слышать, как ужасно она выглядит, особенно до того, как выпьет утренний кофе. И особенно после вчерашнего вечера.
   – Я была на вечеринке, – уклончиво сказала Кэролайн, наливая себе кофе. – Я была у Ченнингов прошлой ночью.
   – Все еще дружишь с компанией из старого загородного клуба? – осведомился Бен, прожевывая гигантский кусок третьего бутерброда.
   – Конечно. Почему бы и нет?
   Кэролайн поставила свой кофе на стол и села напротив сына. Она смотрела на него и улыбалась. Он не был красивым, но в нем жили та же любовь к жизни и беспредельная любознательность, которые были присущи отцу Кэролайн. Может быть, этот наморщенный лоб и вечно взъерошенные волосы или просто тощая и длинная фигура так напоминали ей отца? Какой бы ни была причина, сердце Кэролайн всегда радовалось, когда она видела Бена.
   – Да так, ничего. Просто я не думаю, что эти дамы, которые только и делают, что играют в бридж и сплетничают, могут быть хорошей компанией для тебя. Ведь раньше этого не было, правда?
   – Да, это, скорее, друзья Лиз. Я никогда раньше не думала об этом. Мне всегда казалось, что Лиз так отличается от всех…
   «Но кто в самом деле отличается? У нас у всех больше общего, чем мы думаем. Однако я никогда не думала, что буду жалеть Лиз Ченнинг».
   – Да ну! Она сидит у бассейна в загородном клубе точно так же, как и все остальные. Ты думаешь, что она другая, только потому, что она читает Генри Джеймса вместо Стивена Кинга.
   – Мне тоже нравится Стивен Кинг, – сказала Кэролайн. – По-твоему, у меня низменные вкусы?
   – Это не главное. Для тебя это причуда. Кроме того, ты учишься в юридической школе. Клянусь, что это бросило бы в дрожь большинство из них.
   Он размахивал стаканом с апельсиновым соком.
   Кэролайн уклонилась от его стакана и ответила Бену, глядя на него поверх чашки с кофе:
   – Может быть, ты и прав. Многие из них, кажется, уже дрожат.
   Голос Кэролайн замер, когда она подумала о вечеринке у Ченнингов. Что ни говори, это было неловко. Никто из ее прежних друзей не знал, что сказать ей. Когда несколько присутствовавших там юристов собрались вокруг нее и начали шутливый разговор насчет строгостей юридической школы, Кэролайн заметила, что их жены этим недовольны. Сначала она подумала, что это происходит из-за ее развода. Кэролайн выяснила, что большинство замужних женщин считают развод каким-то вирусом, и им, очевидно, хотелось бы иметь уверенность в том, что их мужья не подхватят его от заразной Кэролайн.
   – Кажется, ты сама себя пугаешь. Что случилось? Собралась линчующая толпа после того, как мужья-юристы захотели поговорить с тобой?
   Иногда Бен был слишком наблюдателен. Чем больше он концентрировал свое внимание на вечеринке, тем глубже вникал во все и наконец открыл истинную причину ее дискомфорта.
   – Не это плохо. На самом деле они гораздо милее, чем ты думаешь. Я просто изменила свой статус, поступив в юридическую школу, и им пришлось приспосабливаться к этому так же, как и мне. Это потеряло значение, как только, они выяснили, что меня все еще интересует новый способ приготовления жаркого в горшочках.
   Кэролайн надеялась, что она права. Конечно, настоящие друзья не уходят из-за того, что она продвинулась в жизни. Ее настоящие друзья были бы рады за нее.
   «Друзья, вроде Лиз»? Эта мысль камнем легла ей на сердце. Если бы ей удалось найти слова, которые снова смогли бы соединить их. Вместо этого она заикалась, мялась и слишком ясно дала понять Лиз о том, что жалеет ее.
   – Ладно, – сказал Бен, вставая из кресла и потягиваясь. – Я пойду поищу кого-нибудь из моей когорты и узнаю, как там дела. Вернусь к трем, так что смог бы подхватить Тессу на Тридцатой улице и привезти к тебе. Когда прибывает ее поезд?
   – Я не знаю. Она не сказала ничего определенного. Занятия закончились вчера, но ей пришлось по каким-то причинам остаться. Я ей позвоню, как только она проснется, и заставлю высказаться начистоту.
   – Оставь мне записку на холодильнике, если я не вернусь до твоего ухода. Куда ты идешь сегодня вечером?
   – Кевин Келли пригласил учебную группу на обед. Думаю, что я вернусь рано.
   – Не уходи с вечеринки только потому, что твои бедные малыши сидят дома одни, голодные, пока ты веселишься. Нет, мы не хотим, чтобы ты делала так.
   Бен всегда мог заставить свой голос дрожать. Когда он был маленьким, Кэролайн часто попадалась на эту удочку, пока наконец не увидела, как он упражняется перед зеркалом в ванной, – ему было тогда 6 лет.
   В ответ на заразительную улыбку Бена Кэролайн попыталась сделать голос суровым.
   – Остроумно, очень остроумно. – Мысль о том, что вечеринка ее группы могла продолжаться до одиннадцати, а то и до трех часов ночи, была смешна сама по себе, а иронически-шутливый тон Бена заставил Кэролайн против воли улыбнуться. – Увидимся позже.
   После ухода Бена Кэролайн налила себе еще чашку кофе и села, глядя в окно. Что же на самом деле случилось прошлой ночью? Она знала только то, что ее дружба и работа были под угрозой.
   Все начиналось так же, как большинство рождественских вечеров у Ченнингов. Борден приветствовал ее в дверях поцелуем и бокалом шампанского. Лиз находилась в комнате и выглядела очень элегантно в длинной шелковой юбке и черно-серебристой блузке с блестками. Кэролайн уже не в первый раз захотелось иметь возможность купить себе потрясающее новое платье. Всем уже, должно быть, надоело видеть ее старое голубое шелковое платье, а Кэролайн устала носить его.
   Борден сделал ей комплимент по поводу платья и крепко сжал ее руку. Она не успела даже улыбнуться Лиз и гостям, как он повел ее через комнату в библиотеку и закрыл за собой тяжелую дубовую дверь.
   – Наконец-то одни, – комический косой взгляд Бордена вовсе не был таким смешным, как ему казалось.
   – Я в любое время могу увидеть тебя в офисе, Борден. Мне хотелось бы повидаться с Лиз, – сказала Кэролайн с улыбкой.
   Она не хотела противоречить ему, но не хотела и оставаться наедине с ним после разговора, подслушанного в офисе.
   Борден нахмурился:
   – Ты норовиста, как девственница, Кэролайн. Не говори мне, что не думала об этом так же много, как и я. – Он взял ее за локти и наклонился к ней. – Я знаю, что я нужен тебе.
   – Нет, Борден. – Кэролайн попыталась освободиться. Ради своей подруги и работы она решила держаться в рамках до последнего. – Пожалуйста, не надо.
   Ее слова никак не подействовали на Бордена.
   – Ты так мила. Гарри никогда не ценил тебя. – Его хватка крепла, он наклонялся все ближе. Это было трудно перенести.
   – Нет, черт возьми, Борден, нет! – Ей было неприятно его прикосновение. – Я хочу оставаться только вашим другом и твоим клерком, но не более.
   Она повысила голос, отчаянно пытаясь оттолкнуть его, но у нее ничего не получалось.
   – О, Кэролайн, я хочу, чтобы ты была намного большим, чем друг.
   – Борден, ради Бога, у тебя гости в соседней комнате. Твоя жена и мои друзья прямо за этой дверью. Что же мы делаем?
   – Я не могу противостоять тебе, Кэролайн.
   Его рот тянулся к ее губам. Кэролайн отвернула голову, но он ухватил ее за подбородок, чтобы поцеловать.
   Это было ужасно. Его губы были мокрыми, слюнявыми, отталкивающими, но Кэролайн не боролась. Она просто ждала, безответная, как мрамор, пока Борден наконец не освободил ее.
   – Не делай этого больше, Борден, – тихо сказала Кэролайн, но ее слова падали, как льдинки.
   Она до боли стиснула руки, чтобы удержаться и не сказать ему все, что она думает о нем. Она была его гостьей и не могла поставить Лиз в неудобное положение, устроив сцену и убежав потихоньку из дома. Поэтому ей следовало остаться и попытаться скрыть, насколько она расстроена.
   – Вытри губную помаду с лица, Борден, – сказала Кэролайн, повернулась к нему спиной и направилась к двери.
   Она вытерла губы бумажной салфеткой, прежде чем набрать полную грудь воздуха и вновь присоединиться к гостям.
   Лиз осматривала поднос с закусками, когда, подняв глаза вверх, увидела Кэролайн. Резко отставив поднос, Лиз направилась к Кэролайн.
   – Вы с Борденом закончили свой служебный разговор? – выразительно сказала она.
   Кэролайн взглянула на подругу. Она не собиралась огорчать Лиз рассказом о поведении ее мужа.
   – Да. – Кэролайн надеялась, что ее улыбка искренняя. – Человек определенно поглощен работой. Даже Рождество не может отвлечь его мысли от офиса.
   – Выйдем-ка на минутку, Кэролайн.
   Лиз взяла ее под руку и повела в туалетную комнату рядом с холлом. Там была передняя с обитой цветастым ситцем кушеткой и большим платяным шкафом, делающая комнату больше убежищем для женщин, чем просто уборной.
   Лиз повернула ключ в двери и села на кушетку, жестом приглашая Кэролайн сесть рядом с ней. Затем она сказала:
   – Я знаю, что ситуации такого рода затруднительны, но давай не позволим этому испортить нашу дружбу.
   – Что значит «ситуации такого рода», Лиз? – спросила Кэролайн, пытаясь уточнить, что имеет в виду ее подруга.
   – Ты и Борден. – Лиз посмотрела вниз, на свои руки с идеальными фарфоровыми ногтями. – Ты должна знать, что ты не первая. Я просто не хочу, чтобы тебе стало больно.
   – Лиз, послушай. Между Борденом и мной ничего не случилось. Совсем ничего, поверь мне.
   Кэролайн было интересно, как люди находят выход из подобных ситуаций. Уж конечно, лучше, чем она. Если Лиз не верит ей, то что она может сказать? «Я бы не подошла к твоему мужу на пушечный выстрел. Он слюнтяй»?