Страница:
– Кэролайн, не кипятись. Я еще никогда тебя такой не видел. Веди себя сдержанно и предоставь все мне. Если мы некоторое время не сможем видеться…
Дэниел замолчал. Перспектива отказаться от Кэролайн даже ради предоставления ей возможности спокойно окончить юридическую школу была настолько мрачной, что он отказывался рассматривать ее. Он знал, что любит Кэролайн, желает ее. Он достаточно часто повторял, что нуждается в ней, но только сейчас осознал, как глубока ею привязанность. Отказаться от Кэролайн было бы все равно, что отказаться от кислорода, но Дэниел пошел бы на это. Ради нее.
Теперь ему оставалось только убедить свою мя тежную любовь опустить огненный меч и предоставить ему делать то, что должно быть сделано. И на это у него было около двадцати минут. Он расплатился по счету и, когда они вышли из ресторана, свернул на Броуд-стрит, удаляясь от школы.
– Пройдись со мной немного. Это итальянское ассорти лежит в моем желудке, словно глубинная бомба. – Он взял ее за руку. – Дай мне высказаться, Каролина миа. Я хочу, чтобы ты выслушала меня и обдумала мои слова. Не спорь. Просто слушай. Я очень тебя люблю. И мне известно, как глубоко ранили тебя пересуды о твоем разводе с Гарри. Я знаю также, что у тебя есть все данные, чтобы стать действительно прекрасным юристом, которым я мог бы гордиться. Я хочу, чтобы ты могла посещать школу без всего этого цирка, который устраивают вокруг тебя. Мне больно чувствовать, что я еще больше усложняю твою жизнь. Я слишком тебя люблю. – Он повернул ее к себе лицом и наклонился к ней, стремясь заставить ее слушать. – Поверь этому, Каролина миа, даже если ты не веришь ничему на свете. Я хочу сделать твою жизнь приятной и счастливой – словом, лучше, чем она была без меня. И если самый действенный способ добиться этого состоит в том, чтобы расстаться с тобой всего лишь на некоторое время… – Он покачал головой, услышав вырвавшийся у нее возглас протеста. – Нет, не перебивай. Если это так, то я согласен поступить подобным образом, и ты тоже должна согласиться. Я слишком наседал на тебя – спать со мной, выйти за меня замуж. Наверное, я должен был отступить. Возможно, для тебя так было бы лучше не только по политическим соображениям, но и…
Кэролайн не в силах была это вынести:
– Дэниел, хватит! Пожалуйста, послушай… мне никогда не будет лучше без тебя…
– Пойдем, любимая. Наступило время идти в львиное логово. Нельзя опаздывать, ведь мы сегодня – гвоздь программы!
Он взял ее за руку и быстрым шагом направился к школе. Кэролайн пыталась что-то сказать, но он пустился бежать, указав ей на часы на здании банка, которые показывали двадцать семь минут второго.
Оставалось три минуты до начала собрания. Поскольку невозможно было одновременно и бежать, и спорить, последнее слово осталось за ним. Когда они, задыхаясь, подошли к дверям конференц-зала на пятом этаже, на часах была уже тридцать одна минута.
– Вдохни поглубже, любимая. Тебе достаточно просто смотреть на них с тем восхитительным ледяным достоинством, которое обращало меня в камень при наших первых встречах. Знаешь, этот взгляд, в котором читаешь: «Трудно поверить, что даже такой, как вы, может пороть подобную чушь». А потом держи рот на замке и предоставь говорить мне. – Его голос звучал глухо и настойчиво.
– Черта с два я это сделаю! – прошептала она таким же тоном.
Они вступили в львиное логово.
– Добрый день, профессор Фрателли, миссис Фолкнер. – Голос декана Гриерсона, совершенно лишенный обычной для него гулкости, звучал непривычно тихо. – Прошу вас, садитесь. Декан Франклин и мистер Стейнер, один из попечителей, окончивший в свое время нашу школу, уже здесь. – Он кивнул в сторону Элфриды Франклин и мужчины в сером костюме, в лице которого было что-то знакомое. – Вы помните Марка Стейнера, Кэро… миссис Фолкнер? Вы с ним уже встречались. Мы ждем доктора Эмерсона. Тогда будет кворум, и мы сможем начать заседание.
Со все возрастающей скоростью Майкл Гриерсон постукивал по ладони серебряным председательским молотком. Он заметно нервничал.
Последовало долгое молчание. Каждый застыл на своем месте. Бледные лучи зимнего солнца с трудом проникали через высоко расположенные окна в большую комнату, стены которой были обшиты деревянными панелями. Трое попечителей, о которых Кэролайн невольно думала как об инквизиторах, сидели за длинным ромбовидным столом из тикового дерева. Кэролайн обратила внимание, что он отчаянно нуждался в полировке.
– Кажется, у вас вот-вот должен начаться второй семестр, миссис Фолкнер, – сказал наконец Марк Стейнер, пытаясь нарушить молчание.
– Да, мы начинаем на следующей неделе. Вернее, – поправилась Кэролайн, – для студентов, допущенных к занятиям, учеба начинается на следующей неделе.
Опять воцарилось молчание, которое на этот раз никто не пробовал нарушить. Прошло еще несколько минут, дверь отворилась, и в комнату торопливо вошел, бормоча на ходу извинения, доктор Эллиот Эмерсон, высокий румяный мужчина около семидесяти лет, с густой гривой седых волос и в старомодных очках с золотой оправой.
Кэролайн почувствовала, как у нее мороз пробежал по коже. Она немного знала Эллиота Эмерсона. Он был другом Мейды, и она несколько раз встречалась с ним на ее званых обедах. Друг Мейды. Придерживался ли он таких же взглядов, как она? Кэролайн не могла припомнить о нем ничего, кроме того, что он был очень уважаемым кардиологом и к тому же имел диплом юриста. Но важнее всего было то, что он друг Мейды, возможно, представляющий на заседании ее интересы.
У Кэролайн упало сердце. Для трибунала, подобного этому, существовало одно название – судилище.
– Миссис Фолкнер, – сказал доктор, опустившись на стул, – может быть, вы помните, что я старый друг вашей свек… Мейды Фолкнер. Мне жаль, что мы встретились при таких удручающих обстоятельствах.
Он расположил кожаную папку на столе прямо перед собой и сложил на ней руки.
Кэролайн почувствовала, что Дэниел смотрит на нее. Она встретилась с ним взглядом и еле заметно улыбнулась.
– Доктор, – ответила она, кивнув Эмерсону, – я не знала, что вы будете одним из моих… – Инквизиторов? Членов революционного трибунала, которым разрешено было выносить только обвинительные приговоры, как во времена Французской революции? – Одним из моих… судей.
Она не ожидала от них справедливости. Ни от Элфриды Франклин, ни от друга Мейды, холодно смотревшего на нее через очки в золотой оправе.
Сердце Кэролайн сначала замерло, потом забилось ровнее. Черт с ним, с этими людьми, которые так деспотически отнеслись к ней и Дэниелу. Стоя спиной к спине, как два фехтовальщика, окруженные со всех сторон врагами, они будут отражать удары нападающих. Пусть эта компания мерзких судей пеняет на себя, когда вступит в бой с Дэниелом Фрателли и Кэролайн Фолкнер!
От этих мыслей ее отвлек голос декана:
– …Сначала мы с Франклин доложим вам о беседах, проведенных сегодня утром, потом члены комитета зададут возникшие у них вопросы, чтобы мы составили обо всем ясное представление. Не уверен, что за имеющееся сегодня в нашем распоряжении время мы сможем прийти к какому-то решению. Может быть, потребуется несколько дней или даже недель для определения тех мер, которые мы должны будем принять. Вам обоим необходимо понять, что совет может принять одно из нескольких возможных решений. Фрателли могут объявить выговор, устный или в приказе. Если совет придет к выводу, что этот случай требует применения крайних мер, то его, предварительно выслушав, могут попросить отказаться от должности профессора факультета. Вам, миссис Фолкнер, также могут объявить выговор или оставить в школе на испытательный срок. В крайнем случае вас могут попросить покинуть школу, опять же после того, как вас выслушают. В этом случае вы можете подать прошение администрации о повторном разборе этого дела в начале следующего учебного года. Студенты были ознакомлены с правилами факультета, не допускающими тесной дружбы преподавателей с учащимися…
Кэролайн перестала слушать. Отказаться от должности! Неужели они попросят Дэниела уйти? Могут ли они заставить его сделать это? Могут ли они уволить его, аргументируя свое решение их любовной связью? Она похолодела и застыла от мысли, что навлекла на его голову такое несчастье. Она едва слышала, как декан и профессор докладывали о результатах своих утренних встреч с обоими обвиняемыми.
Потом начались вопросы. Кэролайн с трудом переключила свои мысли с нависшей над Дэниелом опасности на то, что ее спрашивали. Когда они начали встречаться? Где это было? Угрожал ли ей Дэниел чем-нибудь, принуждая ее проводить с ним время? Обещал ли он ей что-нибудь…
– Например? – спросила Кэролайн.
Элфрида Франклин посмотрела на нее поверх очков в роговой оправе:
– Например, успешную сдачу экзаменов, миссис Фолкнер.
– Нет. Ничего подобного. Меня возмущает этот намек. Я очень много занималась перед экзаменами, профессор. Я не считаю, что нуждаюсь в чьей бы то ни было помощи. Мне не надо никого подкупать, я и так получу хорошие оценки!
Кэролайн пыталась говорить с ледяной уверенностью в голосе. Но она вся дрожала от гнева, и, вероятно, остальные чувствовали это.
– Оказывал ли на вас профессор прямое давление, склоняя к физической близости с ним?
Вопрос доктора Эмерсона был сформулирован в четкой и неэмоциональной манере, словно он подводил итог медицинского доклада.
– По-моему, это не ваше дело, – решительно сказала Кэролайн. – Я уже очень давно перешагнула рубеж совершеннолетия, и мои склонности касаются только меня. Я…
Доктор махнул рукой, прерывая ее:
– Я не спрашивал, была ли у вас физическая близость с профессором, миссис Фолкнер. Я спросил, не оказывал ли он на вас давления, чтобы добиться этого.
– Нет. Никакого давления.
У Кэролайн сжались кулаки. Физическая близость! Значит, вот как они это понимают? Как некое бескровное, неразумное действие, к которому зрелые опытные люди должны подходить рационально? Неужели они не понимают, что она и Дэниел занимались на его смятой постели любовью, горячей, страстной и веселой? Волнует ли их, что она желала его, нуждалась в нем, любила его? Может быть, им нужно услышать правду.
– Я занималась любовью с профессором Фрателли, потому что хотела этого, очень хотела.
Дэниел схватил ее за руку.
– Доктор Эмерсон, декан, если вы позволите мне ответить на ваши вопросы…
Кэролайн попыталась вырвать руку. Доктор Эмерсон проигнорировал слова Дэниела.
– Обещал ли вам что-нибудь профессор Фрателли в награду за физическую близость…
На этот раз Кэролайн не дала доктору закончить фразу.
– Нет. Ничего. Повторяю, что занималась с ним любовью, потому что мне этого хотелось. Непонятно, почему вам так трудно это усвоить.
– Кэролайн! – прошептал Дэниел, держа ее руку железной хваткой. – Пожалуйста, не говори больше ничего! Тебе нет надобности отвечать. Позволь мне…
– Нет! – Кэролайн повернулась к нему, сверкая глазами и сжав кулаки. – Ты не прикроешь меня собой и не получишь мою пулю. Мы с тобой прекрасно знаем, что весь этот фарс – творение моей бывшей свекрови. – Кэролайн снова обратилась к доктору Эмерсону. – Она разговаривала с вами, не так ли, доктор? Мейда позвонила вам и сообщила кое-какие сплетни, и вы позвонили декану, а декан позвонил профессору Франклин. Как будто из-за того, что Кэролайн Фолкнер встречается с Дэниелом Фрателли, небо обрушилось! Давайте скорее спросим их об этом. Выясним, занимаются ли они этим, и как часто, и как они оценивают друг друга. Давайте сокрушим их обоих. Такую цель преследует Мейда и, осознаете вы это или нет, доктор, использует вас просто как подходящее средство для ее достижения.
– Что вы под этим подразумеваете, миссис Фолкнер? – Голос декана был спокойным, но мрачным. – То, что доктор Эмерсон действовал под влиянием сплетен, является очень серьезным обвинением.
– Да, миссис Фолкнер. – За напыщенными манерами доктора Эмерсона угадывалась насмешка. – Чего же хочет от вас Мейда Фолкнер? Зачем ей вовлекать меня в какой-то заговор? Правда заключается в том, что у Мейды развито чувство гражданского долга и ее заботит репутация «Урбаны».
Кэролайн отрицательно покачала головой:
– Нет, не заботит, доктор. У Мейды своя собственная повестка дня. Ее совершенно не интересует эта школа. Ее единственная забота – заставить меня возобновить брак с ее сыном. Для достижения этой цели она сделала все, что было в ее силах, начиная с отказа частично субсидировать учебу внуков в колледже и кончая попыткой заставить меня прекратить отношения с профессором Фрателли. Вы являетесь тем средством, при помощи которого Мейда намеревается добиться своего. В случае неудачи она спокойно позволила бы этой школе провалиться в тартарары! Она пойдет на все для осуществления своих планов, касающихся ее сына.
К тому моменту, как Кэролайн дрожащим голосом произносила последние слова, лицо Эллиота Эмерсона стало багровым.
– Я возмущен этими нападками, ставящими под сомнение мою порядочность, доктор Гриерсон, и прошу наказать миссис Фолкнер. Недопустимо, чтобы опекун юридической школы становился объектом…
– Вы говорили с Мейдой Фолкнер, прежде чем позвонили мне, доктор? – холодно спросил Майкл Гриерсон. – Это она является источником информации, которую вы мне передали?
– Я не помню. – Шумное негодование доктора испарилось под хмурым взглядом декана. – Возможно.
– Сообщил ли вам доктор Эмерсон, что я провела новогоднюю ночь в доме профессора Фрателли? выкрикнула Кэролайн, прежде чем кто-нибудь успел что-либо сказать.
Последовала пауза. Потом декан ответил:
– Да, миссис Фолкнер, он сообщил это.
– А вы не спросили его, как ему удалось узнать об этом пикантном маленьком факте?
Ее голос источал презрение. Стоявший рядом с ней Дэниел, восхищенный ее безрассудной отвагой и бессильный остановить ее на пути к катастрофе, выпустил ее руку из своей и отошел. До сих пор никакие доводы не действовали на Кэролайн, но, лишившись теплого прикосновения руки Дэниела, она заколебалась. Заметив это, Дэниел заговорил:
– Я задаю вопрос: уместно ли обсуждать здесь семейные дела миссис Фолкнер? Мне представляется, что без каких-либо заслуживающих доверия доказательств у вас нет никакого права подвергать ее перекрестному допросу или судить. Она здесь не в роли истца и не в роли обвиняемой. Обвиняемый – я. Позвольте ей уйти.
– Нет! – Кэролайн уже покончила с минутным колебанием. – Профессор Фрателли пытается защитить меня, но я в этом не нуждаюсь. Этой школе необходимо со всей серьезностью пересмотреть проводимую ею политику, основанную на сплетнях и доносах. Я не нуждаюсь в вашем вмешательстве в мою жизнь. Я не желаю этого и готова подать в суд на школу, если так пойдет дальше.
– Кэролайн! – предостерегающе воскликнул Дэниел.
– Миссис Фолкнер! – сказали в унисон декан и профессор Франклин.
– Я не буду подчиняться людям, которые невольно стали пешками в руках некой интриганки. Я ничего дурного не совершила. И профессор Фрателли не сделал ничего плохого.
– Вы можете так думать, миссис Фолкнер, и я согласен со многим из того, что вы сказали. – Невозмутимый голос Марка Стейнера внес успокаивающую ноту во взрывоопасную атмосферу. – Но нам не уйти от того факта, что в этой школе проводится политика, запрещающая личные контакты между преподавателями и студентами, и вам с профессором Фрателли это правило было известно. Не должно ли было оно воспрепятствовать вашему решению видеться за пределами школы, когда вы впервые обсуждали эту проблему?
Губы Кэролайн тронула легкая улыбка:
– Не думаю, что люди влюбляются, соблюдая правила. А как по-вашему, мистер Стейнер? Никакие суровые законы не могли помешать мужчинам и женщинам разных рас влюбляться друг в друга ни на старом американском Юге, ни в сегодняшней Южной Африке. Разве могло бы правило, применительно к нам не имеющее ни малейшего смысла, помешать нашим чувствам?
Дэниел не знал, наградить ли ее аплодисментами или придушить. Она предоставила их интимную жизнь в распоряжение комитета, дав ему возможность использовать это против них. Она призналась, что спит с Дэниелом и даже любит его. Она вложила в руки членов комитета острейшее оружие, которое те могут направить против нее.
– Однако мы все еще имеем дело с нарушением существующего правила, – начала профессор Франклин.
– Боюсь, что это правда, – сказал декан, с сожалением качая головой. – Ясно одно: вы оба нарушили правила. Лично я не нахожу проступок серьезным…
– Я в этом не уверен, – забеспокоился доктор Эмерсон.
– Я в сомнении, серьезен он или нет, – одновременно с ним проговорила профессор Франклин.
– Но, – мощный бас Майкла Гриерсона покрыл голоса его собратьев по комитету, – но я считаю, что какое-то наказание все-таки необходимо. Какое-то небольшое наказание. Может быть, выговор в приказе.
– Я могла бы согласиться с этим. – Элфрида Франклин сняла очки и с хмурым видом играла с дужками. – При условии, что они перестанут встречаться. Мы должны потребовать от них обещания не иметь никаких дальнейших контактов до тех пор, пока миссис Фолкнер не закончит школу или кто-то из них не уйдет из нее по каким-то другим причинам.
– Это вполне приемлемо, – начал Дэниел, пытаясь заставить свое обычное рычание звучать примирительно.
Но он не смог бы заставить свой голос звучать примирительно, даже если бы от этого зависела его жизнь. Хотя можно сказать, что это так и есть, напомнил он себе.
– Я не согласна, – сказала Кэролайн, выпрямляясь в полный рост и стараясь говорить, как Маргарет Тэтчер, абсолютно уверенная в том, что занимает единственно верную позицию. – Я никогда не позволю этой школе определять мою частную жизнь.
Она стояла, скрестив руки на груди и вызывающе глядя на них, словно Жанна д'Арк перед отцами церкви.
– Хорошо, к чему же мы пришли? – жалобно спросил декан. – Я не хочу исключать вас…
– Кэролайн, не пора ли остановиться? – в бешенстве взревел Дэниел. – Я не позволю тебе подобным образом разрушать твою карьеру. Ты слышишь меня?
– Почему бы и нет, если я хочу это сделать? – спросила его Кэролайн. – Что тебе до этого?
– Что мне до этого? – Дэниел не верил своим ушам. – То, что я люблю тебя, ты, упрямая женщина!
– Да, – нежно сказала Кэролайн. – Это и есть наш ответ. – Она повернулась к декану. – Это и ваш ответ, декан Гриерсон. Дэниел не преследовал меня и ни к чему не принуждал, а я не пыталась использовать его. Мы не должны расставаться. А вы не должны исключать меня, или увольнять Дэниела, или делать что-то столь же абсурдное. Существует другой выход. Лучший выход. Замечательный выход!
Улыбка, озарившая ее лицо, заставила Дэниела вспомнить о восходе солнца.
– Какой, миссис Фолкнер? – спросил декан, в глазах которого забрезжила надежда, вызванная уверенным тоном Кэролайн.
– Что теперь, Кэролайн? – пробормотал Дэниел. – Этот лучший выход должен и впрямь быть хорош, или мы погибли.
– Да, декан, профессор Фрателли и я не только будем продолжать встречаться, мы собираемся жить вместе.
– Господи Боже! – воскликнул доктор Эмерсон.
– Миссис Фолкнер, пожалуйста, объясните, – сказала профессор Франклин.
– В самом деле? – сказал Дэниел, брови которого поползли вверх, но губы улыбались. – Ты уверена?
Кэролайн улыбнулась ему в ответ. Как она и ожидала, он все понял.
– Да. Совершенно уверена. – Она коснулась рукой его щеки и затем повернулась к членам комитета с высоко поднятой головой и сияющей улыбкой. – Декан Гриерсон, профессор Фрателли и я хотим пригласить вас – и всех присутствующих, разумеется, – на нашу свадьбу.
– О, Боже, – пролепетал доктор Эмерсон. – Мейда придет в ярость!
Глава 29
Дэниел замолчал. Перспектива отказаться от Кэролайн даже ради предоставления ей возможности спокойно окончить юридическую школу была настолько мрачной, что он отказывался рассматривать ее. Он знал, что любит Кэролайн, желает ее. Он достаточно часто повторял, что нуждается в ней, но только сейчас осознал, как глубока ею привязанность. Отказаться от Кэролайн было бы все равно, что отказаться от кислорода, но Дэниел пошел бы на это. Ради нее.
Теперь ему оставалось только убедить свою мя тежную любовь опустить огненный меч и предоставить ему делать то, что должно быть сделано. И на это у него было около двадцати минут. Он расплатился по счету и, когда они вышли из ресторана, свернул на Броуд-стрит, удаляясь от школы.
– Пройдись со мной немного. Это итальянское ассорти лежит в моем желудке, словно глубинная бомба. – Он взял ее за руку. – Дай мне высказаться, Каролина миа. Я хочу, чтобы ты выслушала меня и обдумала мои слова. Не спорь. Просто слушай. Я очень тебя люблю. И мне известно, как глубоко ранили тебя пересуды о твоем разводе с Гарри. Я знаю также, что у тебя есть все данные, чтобы стать действительно прекрасным юристом, которым я мог бы гордиться. Я хочу, чтобы ты могла посещать школу без всего этого цирка, который устраивают вокруг тебя. Мне больно чувствовать, что я еще больше усложняю твою жизнь. Я слишком тебя люблю. – Он повернул ее к себе лицом и наклонился к ней, стремясь заставить ее слушать. – Поверь этому, Каролина миа, даже если ты не веришь ничему на свете. Я хочу сделать твою жизнь приятной и счастливой – словом, лучше, чем она была без меня. И если самый действенный способ добиться этого состоит в том, чтобы расстаться с тобой всего лишь на некоторое время… – Он покачал головой, услышав вырвавшийся у нее возглас протеста. – Нет, не перебивай. Если это так, то я согласен поступить подобным образом, и ты тоже должна согласиться. Я слишком наседал на тебя – спать со мной, выйти за меня замуж. Наверное, я должен был отступить. Возможно, для тебя так было бы лучше не только по политическим соображениям, но и…
Кэролайн не в силах была это вынести:
– Дэниел, хватит! Пожалуйста, послушай… мне никогда не будет лучше без тебя…
– Пойдем, любимая. Наступило время идти в львиное логово. Нельзя опаздывать, ведь мы сегодня – гвоздь программы!
Он взял ее за руку и быстрым шагом направился к школе. Кэролайн пыталась что-то сказать, но он пустился бежать, указав ей на часы на здании банка, которые показывали двадцать семь минут второго.
Оставалось три минуты до начала собрания. Поскольку невозможно было одновременно и бежать, и спорить, последнее слово осталось за ним. Когда они, задыхаясь, подошли к дверям конференц-зала на пятом этаже, на часах была уже тридцать одна минута.
– Вдохни поглубже, любимая. Тебе достаточно просто смотреть на них с тем восхитительным ледяным достоинством, которое обращало меня в камень при наших первых встречах. Знаешь, этот взгляд, в котором читаешь: «Трудно поверить, что даже такой, как вы, может пороть подобную чушь». А потом держи рот на замке и предоставь говорить мне. – Его голос звучал глухо и настойчиво.
– Черта с два я это сделаю! – прошептала она таким же тоном.
Они вступили в львиное логово.
– Добрый день, профессор Фрателли, миссис Фолкнер. – Голос декана Гриерсона, совершенно лишенный обычной для него гулкости, звучал непривычно тихо. – Прошу вас, садитесь. Декан Франклин и мистер Стейнер, один из попечителей, окончивший в свое время нашу школу, уже здесь. – Он кивнул в сторону Элфриды Франклин и мужчины в сером костюме, в лице которого было что-то знакомое. – Вы помните Марка Стейнера, Кэро… миссис Фолкнер? Вы с ним уже встречались. Мы ждем доктора Эмерсона. Тогда будет кворум, и мы сможем начать заседание.
Со все возрастающей скоростью Майкл Гриерсон постукивал по ладони серебряным председательским молотком. Он заметно нервничал.
Последовало долгое молчание. Каждый застыл на своем месте. Бледные лучи зимнего солнца с трудом проникали через высоко расположенные окна в большую комнату, стены которой были обшиты деревянными панелями. Трое попечителей, о которых Кэролайн невольно думала как об инквизиторах, сидели за длинным ромбовидным столом из тикового дерева. Кэролайн обратила внимание, что он отчаянно нуждался в полировке.
– Кажется, у вас вот-вот должен начаться второй семестр, миссис Фолкнер, – сказал наконец Марк Стейнер, пытаясь нарушить молчание.
– Да, мы начинаем на следующей неделе. Вернее, – поправилась Кэролайн, – для студентов, допущенных к занятиям, учеба начинается на следующей неделе.
Опять воцарилось молчание, которое на этот раз никто не пробовал нарушить. Прошло еще несколько минут, дверь отворилась, и в комнату торопливо вошел, бормоча на ходу извинения, доктор Эллиот Эмерсон, высокий румяный мужчина около семидесяти лет, с густой гривой седых волос и в старомодных очках с золотой оправой.
Кэролайн почувствовала, как у нее мороз пробежал по коже. Она немного знала Эллиота Эмерсона. Он был другом Мейды, и она несколько раз встречалась с ним на ее званых обедах. Друг Мейды. Придерживался ли он таких же взглядов, как она? Кэролайн не могла припомнить о нем ничего, кроме того, что он был очень уважаемым кардиологом и к тому же имел диплом юриста. Но важнее всего было то, что он друг Мейды, возможно, представляющий на заседании ее интересы.
У Кэролайн упало сердце. Для трибунала, подобного этому, существовало одно название – судилище.
– Миссис Фолкнер, – сказал доктор, опустившись на стул, – может быть, вы помните, что я старый друг вашей свек… Мейды Фолкнер. Мне жаль, что мы встретились при таких удручающих обстоятельствах.
Он расположил кожаную папку на столе прямо перед собой и сложил на ней руки.
Кэролайн почувствовала, что Дэниел смотрит на нее. Она встретилась с ним взглядом и еле заметно улыбнулась.
– Доктор, – ответила она, кивнув Эмерсону, – я не знала, что вы будете одним из моих… – Инквизиторов? Членов революционного трибунала, которым разрешено было выносить только обвинительные приговоры, как во времена Французской революции? – Одним из моих… судей.
Она не ожидала от них справедливости. Ни от Элфриды Франклин, ни от друга Мейды, холодно смотревшего на нее через очки в золотой оправе.
Сердце Кэролайн сначала замерло, потом забилось ровнее. Черт с ним, с этими людьми, которые так деспотически отнеслись к ней и Дэниелу. Стоя спиной к спине, как два фехтовальщика, окруженные со всех сторон врагами, они будут отражать удары нападающих. Пусть эта компания мерзких судей пеняет на себя, когда вступит в бой с Дэниелом Фрателли и Кэролайн Фолкнер!
От этих мыслей ее отвлек голос декана:
– …Сначала мы с Франклин доложим вам о беседах, проведенных сегодня утром, потом члены комитета зададут возникшие у них вопросы, чтобы мы составили обо всем ясное представление. Не уверен, что за имеющееся сегодня в нашем распоряжении время мы сможем прийти к какому-то решению. Может быть, потребуется несколько дней или даже недель для определения тех мер, которые мы должны будем принять. Вам обоим необходимо понять, что совет может принять одно из нескольких возможных решений. Фрателли могут объявить выговор, устный или в приказе. Если совет придет к выводу, что этот случай требует применения крайних мер, то его, предварительно выслушав, могут попросить отказаться от должности профессора факультета. Вам, миссис Фолкнер, также могут объявить выговор или оставить в школе на испытательный срок. В крайнем случае вас могут попросить покинуть школу, опять же после того, как вас выслушают. В этом случае вы можете подать прошение администрации о повторном разборе этого дела в начале следующего учебного года. Студенты были ознакомлены с правилами факультета, не допускающими тесной дружбы преподавателей с учащимися…
Кэролайн перестала слушать. Отказаться от должности! Неужели они попросят Дэниела уйти? Могут ли они заставить его сделать это? Могут ли они уволить его, аргументируя свое решение их любовной связью? Она похолодела и застыла от мысли, что навлекла на его голову такое несчастье. Она едва слышала, как декан и профессор докладывали о результатах своих утренних встреч с обоими обвиняемыми.
Потом начались вопросы. Кэролайн с трудом переключила свои мысли с нависшей над Дэниелом опасности на то, что ее спрашивали. Когда они начали встречаться? Где это было? Угрожал ли ей Дэниел чем-нибудь, принуждая ее проводить с ним время? Обещал ли он ей что-нибудь…
– Например? – спросила Кэролайн.
Элфрида Франклин посмотрела на нее поверх очков в роговой оправе:
– Например, успешную сдачу экзаменов, миссис Фолкнер.
– Нет. Ничего подобного. Меня возмущает этот намек. Я очень много занималась перед экзаменами, профессор. Я не считаю, что нуждаюсь в чьей бы то ни было помощи. Мне не надо никого подкупать, я и так получу хорошие оценки!
Кэролайн пыталась говорить с ледяной уверенностью в голосе. Но она вся дрожала от гнева, и, вероятно, остальные чувствовали это.
– Оказывал ли на вас профессор прямое давление, склоняя к физической близости с ним?
Вопрос доктора Эмерсона был сформулирован в четкой и неэмоциональной манере, словно он подводил итог медицинского доклада.
– По-моему, это не ваше дело, – решительно сказала Кэролайн. – Я уже очень давно перешагнула рубеж совершеннолетия, и мои склонности касаются только меня. Я…
Доктор махнул рукой, прерывая ее:
– Я не спрашивал, была ли у вас физическая близость с профессором, миссис Фолкнер. Я спросил, не оказывал ли он на вас давления, чтобы добиться этого.
– Нет. Никакого давления.
У Кэролайн сжались кулаки. Физическая близость! Значит, вот как они это понимают? Как некое бескровное, неразумное действие, к которому зрелые опытные люди должны подходить рационально? Неужели они не понимают, что она и Дэниел занимались на его смятой постели любовью, горячей, страстной и веселой? Волнует ли их, что она желала его, нуждалась в нем, любила его? Может быть, им нужно услышать правду.
– Я занималась любовью с профессором Фрателли, потому что хотела этого, очень хотела.
Дэниел схватил ее за руку.
– Доктор Эмерсон, декан, если вы позволите мне ответить на ваши вопросы…
Кэролайн попыталась вырвать руку. Доктор Эмерсон проигнорировал слова Дэниела.
– Обещал ли вам что-нибудь профессор Фрателли в награду за физическую близость…
На этот раз Кэролайн не дала доктору закончить фразу.
– Нет. Ничего. Повторяю, что занималась с ним любовью, потому что мне этого хотелось. Непонятно, почему вам так трудно это усвоить.
– Кэролайн! – прошептал Дэниел, держа ее руку железной хваткой. – Пожалуйста, не говори больше ничего! Тебе нет надобности отвечать. Позволь мне…
– Нет! – Кэролайн повернулась к нему, сверкая глазами и сжав кулаки. – Ты не прикроешь меня собой и не получишь мою пулю. Мы с тобой прекрасно знаем, что весь этот фарс – творение моей бывшей свекрови. – Кэролайн снова обратилась к доктору Эмерсону. – Она разговаривала с вами, не так ли, доктор? Мейда позвонила вам и сообщила кое-какие сплетни, и вы позвонили декану, а декан позвонил профессору Франклин. Как будто из-за того, что Кэролайн Фолкнер встречается с Дэниелом Фрателли, небо обрушилось! Давайте скорее спросим их об этом. Выясним, занимаются ли они этим, и как часто, и как они оценивают друг друга. Давайте сокрушим их обоих. Такую цель преследует Мейда и, осознаете вы это или нет, доктор, использует вас просто как подходящее средство для ее достижения.
– Что вы под этим подразумеваете, миссис Фолкнер? – Голос декана был спокойным, но мрачным. – То, что доктор Эмерсон действовал под влиянием сплетен, является очень серьезным обвинением.
– Да, миссис Фолкнер. – За напыщенными манерами доктора Эмерсона угадывалась насмешка. – Чего же хочет от вас Мейда Фолкнер? Зачем ей вовлекать меня в какой-то заговор? Правда заключается в том, что у Мейды развито чувство гражданского долга и ее заботит репутация «Урбаны».
Кэролайн отрицательно покачала головой:
– Нет, не заботит, доктор. У Мейды своя собственная повестка дня. Ее совершенно не интересует эта школа. Ее единственная забота – заставить меня возобновить брак с ее сыном. Для достижения этой цели она сделала все, что было в ее силах, начиная с отказа частично субсидировать учебу внуков в колледже и кончая попыткой заставить меня прекратить отношения с профессором Фрателли. Вы являетесь тем средством, при помощи которого Мейда намеревается добиться своего. В случае неудачи она спокойно позволила бы этой школе провалиться в тартарары! Она пойдет на все для осуществления своих планов, касающихся ее сына.
К тому моменту, как Кэролайн дрожащим голосом произносила последние слова, лицо Эллиота Эмерсона стало багровым.
– Я возмущен этими нападками, ставящими под сомнение мою порядочность, доктор Гриерсон, и прошу наказать миссис Фолкнер. Недопустимо, чтобы опекун юридической школы становился объектом…
– Вы говорили с Мейдой Фолкнер, прежде чем позвонили мне, доктор? – холодно спросил Майкл Гриерсон. – Это она является источником информации, которую вы мне передали?
– Я не помню. – Шумное негодование доктора испарилось под хмурым взглядом декана. – Возможно.
– Сообщил ли вам доктор Эмерсон, что я провела новогоднюю ночь в доме профессора Фрателли? выкрикнула Кэролайн, прежде чем кто-нибудь успел что-либо сказать.
Последовала пауза. Потом декан ответил:
– Да, миссис Фолкнер, он сообщил это.
– А вы не спросили его, как ему удалось узнать об этом пикантном маленьком факте?
Ее голос источал презрение. Стоявший рядом с ней Дэниел, восхищенный ее безрассудной отвагой и бессильный остановить ее на пути к катастрофе, выпустил ее руку из своей и отошел. До сих пор никакие доводы не действовали на Кэролайн, но, лишившись теплого прикосновения руки Дэниела, она заколебалась. Заметив это, Дэниел заговорил:
– Я задаю вопрос: уместно ли обсуждать здесь семейные дела миссис Фолкнер? Мне представляется, что без каких-либо заслуживающих доверия доказательств у вас нет никакого права подвергать ее перекрестному допросу или судить. Она здесь не в роли истца и не в роли обвиняемой. Обвиняемый – я. Позвольте ей уйти.
– Нет! – Кэролайн уже покончила с минутным колебанием. – Профессор Фрателли пытается защитить меня, но я в этом не нуждаюсь. Этой школе необходимо со всей серьезностью пересмотреть проводимую ею политику, основанную на сплетнях и доносах. Я не нуждаюсь в вашем вмешательстве в мою жизнь. Я не желаю этого и готова подать в суд на школу, если так пойдет дальше.
– Кэролайн! – предостерегающе воскликнул Дэниел.
– Миссис Фолкнер! – сказали в унисон декан и профессор Франклин.
– Я не буду подчиняться людям, которые невольно стали пешками в руках некой интриганки. Я ничего дурного не совершила. И профессор Фрателли не сделал ничего плохого.
– Вы можете так думать, миссис Фолкнер, и я согласен со многим из того, что вы сказали. – Невозмутимый голос Марка Стейнера внес успокаивающую ноту во взрывоопасную атмосферу. – Но нам не уйти от того факта, что в этой школе проводится политика, запрещающая личные контакты между преподавателями и студентами, и вам с профессором Фрателли это правило было известно. Не должно ли было оно воспрепятствовать вашему решению видеться за пределами школы, когда вы впервые обсуждали эту проблему?
Губы Кэролайн тронула легкая улыбка:
– Не думаю, что люди влюбляются, соблюдая правила. А как по-вашему, мистер Стейнер? Никакие суровые законы не могли помешать мужчинам и женщинам разных рас влюбляться друг в друга ни на старом американском Юге, ни в сегодняшней Южной Африке. Разве могло бы правило, применительно к нам не имеющее ни малейшего смысла, помешать нашим чувствам?
Дэниел не знал, наградить ли ее аплодисментами или придушить. Она предоставила их интимную жизнь в распоряжение комитета, дав ему возможность использовать это против них. Она призналась, что спит с Дэниелом и даже любит его. Она вложила в руки членов комитета острейшее оружие, которое те могут направить против нее.
– Однако мы все еще имеем дело с нарушением существующего правила, – начала профессор Франклин.
– Боюсь, что это правда, – сказал декан, с сожалением качая головой. – Ясно одно: вы оба нарушили правила. Лично я не нахожу проступок серьезным…
– Я в этом не уверен, – забеспокоился доктор Эмерсон.
– Я в сомнении, серьезен он или нет, – одновременно с ним проговорила профессор Франклин.
– Но, – мощный бас Майкла Гриерсона покрыл голоса его собратьев по комитету, – но я считаю, что какое-то наказание все-таки необходимо. Какое-то небольшое наказание. Может быть, выговор в приказе.
– Я могла бы согласиться с этим. – Элфрида Франклин сняла очки и с хмурым видом играла с дужками. – При условии, что они перестанут встречаться. Мы должны потребовать от них обещания не иметь никаких дальнейших контактов до тех пор, пока миссис Фолкнер не закончит школу или кто-то из них не уйдет из нее по каким-то другим причинам.
– Это вполне приемлемо, – начал Дэниел, пытаясь заставить свое обычное рычание звучать примирительно.
Но он не смог бы заставить свой голос звучать примирительно, даже если бы от этого зависела его жизнь. Хотя можно сказать, что это так и есть, напомнил он себе.
– Я не согласна, – сказала Кэролайн, выпрямляясь в полный рост и стараясь говорить, как Маргарет Тэтчер, абсолютно уверенная в том, что занимает единственно верную позицию. – Я никогда не позволю этой школе определять мою частную жизнь.
Она стояла, скрестив руки на груди и вызывающе глядя на них, словно Жанна д'Арк перед отцами церкви.
– Хорошо, к чему же мы пришли? – жалобно спросил декан. – Я не хочу исключать вас…
– Кэролайн, не пора ли остановиться? – в бешенстве взревел Дэниел. – Я не позволю тебе подобным образом разрушать твою карьеру. Ты слышишь меня?
– Почему бы и нет, если я хочу это сделать? – спросила его Кэролайн. – Что тебе до этого?
– Что мне до этого? – Дэниел не верил своим ушам. – То, что я люблю тебя, ты, упрямая женщина!
– Да, – нежно сказала Кэролайн. – Это и есть наш ответ. – Она повернулась к декану. – Это и ваш ответ, декан Гриерсон. Дэниел не преследовал меня и ни к чему не принуждал, а я не пыталась использовать его. Мы не должны расставаться. А вы не должны исключать меня, или увольнять Дэниела, или делать что-то столь же абсурдное. Существует другой выход. Лучший выход. Замечательный выход!
Улыбка, озарившая ее лицо, заставила Дэниела вспомнить о восходе солнца.
– Какой, миссис Фолкнер? – спросил декан, в глазах которого забрезжила надежда, вызванная уверенным тоном Кэролайн.
– Что теперь, Кэролайн? – пробормотал Дэниел. – Этот лучший выход должен и впрямь быть хорош, или мы погибли.
– Да, декан, профессор Фрателли и я не только будем продолжать встречаться, мы собираемся жить вместе.
– Господи Боже! – воскликнул доктор Эмерсон.
– Миссис Фолкнер, пожалуйста, объясните, – сказала профессор Франклин.
– В самом деле? – сказал Дэниел, брови которого поползли вверх, но губы улыбались. – Ты уверена?
Кэролайн улыбнулась ему в ответ. Как она и ожидала, он все понял.
– Да. Совершенно уверена. – Она коснулась рукой его щеки и затем повернулась к членам комитета с высоко поднятой головой и сияющей улыбкой. – Декан Гриерсон, профессор Фрателли и я хотим пригласить вас – и всех присутствующих, разумеется, – на нашу свадьбу.
– О, Боже, – пролепетал доктор Эмерсон. – Мейда придет в ярость!
Глава 29
В тот момент, когда Кэролайн объявила комитету, что они с Дэниелом собираются пожениться, темп жизни резко ускорился и продолжал таковым оставаться.
Дэниел уволок ее с заседания комитета в свой кабинет, захлопнул дверь и сжал Кэролайн в объятиях:
– Кэролайн, я даже не знаю, хочу ли поцеловать тебя или так тряхнуть, чтобы у тебя зубы застучали!
Он впился губами в ее губы. Затем поднял голову, и она услышала как он пытается перевести дыхание:
– По-моему, это ответ на вопрос.
Он отстранил ее от себя:
– Почему, черт возьми, ты это сделала? Может быть, ты выходишь за меня замуж, чтобы взять верх на Элфридой Франклин? Не являюсь ли я своего рода феминистским наглядным пособием?
Кэролайн засмеялась и потянулась к его губам для еще одного долгого восхитительного поцелуя.
– Ну, – сказал Дэниел, – по-моему, это тоже ответ на вопрос.
Они вместе отправились сообщить новость детям. Сара была в восторге, что отец последовал ее совету, и Кэролайн всегда будет с ними. Она одарила их обоих своим вариантом фрателлиевской усмешки.
– Я говорила тебе, папа, – сказала она, протягивая руки Кэролайн в неосознанном приветственном жесте. – Я говорила, что она именно такая, какую тебе надо, и ты должен на ней жениться.
– Не зазнавайся, – ответил Дэниел, легонько щелкнув ее по носу. – Я бы и сам до этого додумался. Со временем.
– Я рада, что вы будете жить с нами, – сказала Сара, обращаясь к Кэролайн. – Мы сможем нажарить много гренков.
– Я тоже рада, – прошептала Кэролайн. – Я очень, очень рада, Сара.
Когда Дэниел и Кэролайн приехала в Бринвуд поговорить с Беном и Тессой, то застали дома только Бена. Бен объяснил, что Тессе позвонили по телефону, и она убежала, крикнув, что идет к бабушке.
Кэролайн испытала предательское чувство облегчения: буря на некоторое время отложена. Она улыбнулась Дэниелу.
Бен пристально посмотрел на мать.
– У меня только имбирное пиво, шампанского нет. – Кэролайн с Дэниелом переглянулись. – Я ведь угадал, да? – Они утвердительно кивнули, и Бен сгреб мать в охапку и поцеловал. – Хорошее дело, мама. Одобряю. – Потом он протянул руку Дэниелу: – Добро пожаловать в эту семью профессор.
Дэниел стал возражать, чтобы его называли профессором, и Бен остановился на обращении учитель. Он решительно заявил, что приедет домой из Чепел-Хилла выдать мать замуж.
– Я ни за что не пропустил бы этого момента моего триумфа – стать рядом с мамой и вручить ее учителю. Это внушает трепет!
Он так крепко обнял Кэролайн, что у нее затрещали ребра.
Тесса не откликалась на телефонные звонки матери.
Дэниелу хотелось отправиться прямо к Мейде и сообщить остальным трем Фолкнерам об их планах. Кэролайн взяла его за руки и сказала:
– Давай отложим это на день, Дэниел. Почему бы нам не пойти куда-нибудь пообедать с Сарой и Беном, чтобы они могли познакомиться? Потом, когда мы созреем для общения с Мейдой и Гарри, мы пойдем и сообщим Тессе.
Он посмотрел на нее сверху вниз, и от этого тепла, которое излучали его глаза, у Кэролайн стали подгибаться колени.
– Ты снова пытаешься защитить меня, Кэролайн. Не забывай, я ведь дитя Саут-Филли, и для меня самым большим наслаждением будет сообщить твоему бывшему мужу и его мамаше, что ты выходишь за меня замуж. – Он притянул ее к себе и крепко поцеловал. – Вероятно, в конце я закричу: «Ну что, съели? Я победил!»
Кэролайн не могла удержаться от смеха, но ей хотелось провести день, полный чистой, ничем не омраченной радости, прежде чем предстать перед остальными Фолкнерами. И этот день превзошел все ее ожидания. Сара была мгновенно покорена своим высоким невозмутимым будущим сводным братом. А Бен обнаружил, что преклонение десятилетней девочки является приятным контрастом отношениям с Тессой. Сара сочла его замечательным, и он сразу же проникся теплым покровительственным чувством старшего брата к малышке, которая так нравилась его матери.
– Я ужасно рада, что твоя мама станет и моей, – сказала Сара, глядя на Бена снизу вверх с таким выражением лица, словно он только что водрузил солнце на небо. – Я не очень часто вижусь с моей мамой, а твоя мама мне нравится.
– Я тоже рад, что учитель войдет в нашу семью. Мой отец в каком-то смысле для нас временно потерян. – Бен пожал плечами, и Сара, чуткая не по годам, коснулась его руки. – Конечно, он может измениться к лучшему, но я не буду ждать этого, затаив дыхание.
– Я понимаю. – Сара изменила тему разговора. Мне также хотелось бы увидеть твою сестру. Папа говорит, что она очень хорошенькая.
Бен покачал головой:
– Иногда бывает, но сейчас она похожа на жабу, потому что очень часто ведет себя, как это существо.
Сара захихикала:
– Ты видел кольцо, которое папа подарил Кэро?
– Да. Неплохое. Это ты помогала его выбирать?
Сара отрицательно покачала головой:
– Нет. Это тетя Джози.
Джози ходила с Дэниелом покупать обручальное кольцо, хотя Кэролайн утверждала, что ей этого не надо. Кольца, подвенечное платье и подружки невесты – все это для тех, кто выходит замуж в первый раз, а не для нее. Дэниел не обратил на ее слова никакого внимания и купил кольцо с великолепным сапфиром, усыпанное бриллиантами, в которое Кэролайн влюбилась помимо своей воли.
– Оно прекрасно, – со слезами в голосе сказала она жениху. – Но ты не должен был этого делать.
Дэниел уволок ее с заседания комитета в свой кабинет, захлопнул дверь и сжал Кэролайн в объятиях:
– Кэролайн, я даже не знаю, хочу ли поцеловать тебя или так тряхнуть, чтобы у тебя зубы застучали!
Он впился губами в ее губы. Затем поднял голову, и она услышала как он пытается перевести дыхание:
– По-моему, это ответ на вопрос.
Он отстранил ее от себя:
– Почему, черт возьми, ты это сделала? Может быть, ты выходишь за меня замуж, чтобы взять верх на Элфридой Франклин? Не являюсь ли я своего рода феминистским наглядным пособием?
Кэролайн засмеялась и потянулась к его губам для еще одного долгого восхитительного поцелуя.
– Ну, – сказал Дэниел, – по-моему, это тоже ответ на вопрос.
Они вместе отправились сообщить новость детям. Сара была в восторге, что отец последовал ее совету, и Кэролайн всегда будет с ними. Она одарила их обоих своим вариантом фрателлиевской усмешки.
– Я говорила тебе, папа, – сказала она, протягивая руки Кэролайн в неосознанном приветственном жесте. – Я говорила, что она именно такая, какую тебе надо, и ты должен на ней жениться.
– Не зазнавайся, – ответил Дэниел, легонько щелкнув ее по носу. – Я бы и сам до этого додумался. Со временем.
– Я рада, что вы будете жить с нами, – сказала Сара, обращаясь к Кэролайн. – Мы сможем нажарить много гренков.
– Я тоже рада, – прошептала Кэролайн. – Я очень, очень рада, Сара.
Когда Дэниел и Кэролайн приехала в Бринвуд поговорить с Беном и Тессой, то застали дома только Бена. Бен объяснил, что Тессе позвонили по телефону, и она убежала, крикнув, что идет к бабушке.
Кэролайн испытала предательское чувство облегчения: буря на некоторое время отложена. Она улыбнулась Дэниелу.
Бен пристально посмотрел на мать.
– У меня только имбирное пиво, шампанского нет. – Кэролайн с Дэниелом переглянулись. – Я ведь угадал, да? – Они утвердительно кивнули, и Бен сгреб мать в охапку и поцеловал. – Хорошее дело, мама. Одобряю. – Потом он протянул руку Дэниелу: – Добро пожаловать в эту семью профессор.
Дэниел стал возражать, чтобы его называли профессором, и Бен остановился на обращении учитель. Он решительно заявил, что приедет домой из Чепел-Хилла выдать мать замуж.
– Я ни за что не пропустил бы этого момента моего триумфа – стать рядом с мамой и вручить ее учителю. Это внушает трепет!
Он так крепко обнял Кэролайн, что у нее затрещали ребра.
Тесса не откликалась на телефонные звонки матери.
Дэниелу хотелось отправиться прямо к Мейде и сообщить остальным трем Фолкнерам об их планах. Кэролайн взяла его за руки и сказала:
– Давай отложим это на день, Дэниел. Почему бы нам не пойти куда-нибудь пообедать с Сарой и Беном, чтобы они могли познакомиться? Потом, когда мы созреем для общения с Мейдой и Гарри, мы пойдем и сообщим Тессе.
Он посмотрел на нее сверху вниз, и от этого тепла, которое излучали его глаза, у Кэролайн стали подгибаться колени.
– Ты снова пытаешься защитить меня, Кэролайн. Не забывай, я ведь дитя Саут-Филли, и для меня самым большим наслаждением будет сообщить твоему бывшему мужу и его мамаше, что ты выходишь за меня замуж. – Он притянул ее к себе и крепко поцеловал. – Вероятно, в конце я закричу: «Ну что, съели? Я победил!»
Кэролайн не могла удержаться от смеха, но ей хотелось провести день, полный чистой, ничем не омраченной радости, прежде чем предстать перед остальными Фолкнерами. И этот день превзошел все ее ожидания. Сара была мгновенно покорена своим высоким невозмутимым будущим сводным братом. А Бен обнаружил, что преклонение десятилетней девочки является приятным контрастом отношениям с Тессой. Сара сочла его замечательным, и он сразу же проникся теплым покровительственным чувством старшего брата к малышке, которая так нравилась его матери.
– Я ужасно рада, что твоя мама станет и моей, – сказала Сара, глядя на Бена снизу вверх с таким выражением лица, словно он только что водрузил солнце на небо. – Я не очень часто вижусь с моей мамой, а твоя мама мне нравится.
– Я тоже рад, что учитель войдет в нашу семью. Мой отец в каком-то смысле для нас временно потерян. – Бен пожал плечами, и Сара, чуткая не по годам, коснулась его руки. – Конечно, он может измениться к лучшему, но я не буду ждать этого, затаив дыхание.
– Я понимаю. – Сара изменила тему разговора. Мне также хотелось бы увидеть твою сестру. Папа говорит, что она очень хорошенькая.
Бен покачал головой:
– Иногда бывает, но сейчас она похожа на жабу, потому что очень часто ведет себя, как это существо.
Сара захихикала:
– Ты видел кольцо, которое папа подарил Кэро?
– Да. Неплохое. Это ты помогала его выбирать?
Сара отрицательно покачала головой:
– Нет. Это тетя Джози.
Джози ходила с Дэниелом покупать обручальное кольцо, хотя Кэролайн утверждала, что ей этого не надо. Кольца, подвенечное платье и подружки невесты – все это для тех, кто выходит замуж в первый раз, а не для нее. Дэниел не обратил на ее слова никакого внимания и купил кольцо с великолепным сапфиром, усыпанное бриллиантами, в которое Кэролайн влюбилась помимо своей воли.
– Оно прекрасно, – со слезами в голосе сказала она жениху. – Но ты не должен был этого делать.