– Еще раз, – сказал я, упав на кучу сухих камышей, – как это произошло?
   – Я не знал, что говорю во сне. – Треска сидел, обхватив голову руками и зажав ее между колен. – Я забыл об этом, – сквозь слезы говорил он. – Отец меня потому и выгнал с корабля. Он сказал…
   – Не отвлекайся. – Бывает, Треску иногда заносит, и он начинает вспоминать свое прошлое или выдумывает, какая разница, сейчас не до его историй. – Говори по делу!
   – А бить не будешь? – серьезно спросил он.
   – Я когда тебя бил? Да и что уже толку. Ну давай!
   – Так вот, во сне я рассказал о том, что Адель графиня, и что ты в нее безумно влюблен, и что ее ищут, и что, когда найдут, нам всем будет или награда или плаха. Понимаешь, Медный, – надрывным голосом, почти срываясь на крик, заревел Треска, – мне снился Трепа. И он же меня и разбудил. Я продолжил с ним разговор, а потом, когда проснулся…
   – Ума не хватило все отрицать, – закончил я за него.
   – Ну знаешь, – обиделся он, слезы разом высохли, – не все такие умные, как ты.
   – Да, это жаль, – согласился я, – представь, насколько проще было бы жить, если бы все обладали мозгами. А ты что, – обратился я к Гробовщику, – заткнуть ему пасть кулаком не догадался? – Гробовщик виновато пожал плечами.
   Я опустил голову на колени и задумался. Вот дерьмо! Почему я всегда влипаю в такое дерьмо, почему все беды на свете происходят именно со мной? Нет чтоб, скажем, на Гробовщика рухнула пара моих головных болей. Он большой, он их без труда утащит.
   – Что будешь делать? – спросил Треска и поднял бровь.
   Я сумел это разглядеть, уже рассвело совсем. Скоро Адель встанет, и тогда проблемы только начнутся.
   – Не знаю, – честно признался я, – как отряд решит. – Состояние, когда уже все равно, только бы ни о чем не думать, целиком овладело мной.
   Командир я или нет, в конце-то концов, где моя хватка, мой непревзойденный талант в поиске выхода из непреодолимых ситуаций и твердая решимость в достижении цели. Да пошли вы все! Надоело! Если решат меня утопить и передраться за Аделькино сердце, то пусть так оно и будет. Я больше не могу. Я на покой хочу.
   – Отряд уже решил, – сказал от дверей Окорок, и вид у него был невеселый. – Мы можем подойти? – спросил он, я развел руками, пусть делают, что хотят.
   С Окороком подошел Блоха. Получилось некое подобие совета старших офицеров. Но офицер-то тут один – я, они только сержанты. Что толку от званий на болоте?
   – Отряд решил, – снова сказал Окорок и улыбнулся, – решил так. Ты, Медный, наш командир и останешься им, что бы ни случилось. Мы понимаем все, понимаем, почему ты скрывал от нас это. Чем меньше народу знает, тем в большей она безопасности. Мы понимаем, почему ты рассказал Треске и Следопыту, почему именно им. Мы понимаем, что ты не из огромного недоверия к нам поставил у ее дверей Следопыта. Мы все это понимаем. Единственное, чего мы в самом деле не можем понять, – это с чего ты решил, что она дочь графа?
   Я не стал отвечать, в абсолютной тишине, нарушаемой лишь плеском болотной воды, расстегнул мундир и выудил медальон. Лицо, как две капли походившее на лицо Адели, улыбнулось мне и было передано в руки Окорока.
   – Святые ляжки! – выдохнул он, лишь взглянув на картинку.
   – Да, – поддержал его Блоха, – ну и, мать твою, хрень творится в этом мире, – добавил он, расчесывая прыщ на выбритой макушке.
   Окорок вернул мне медальон, и я снова водрузил его на шею. Они молчали, пораженные до глубины души, но в глазах сержанта зрел вопрос.
   – Этого мне показалось мало, – предвосхитил я его, – не поверил я своим глазам. Да, видно, зря не верил. Грамаль подтвердил, а затем и род… старый друг Гробовщика. Так что, по всему получается, она та, про кого мы думаем.
   – Хреново, – подвел итог Окорок. – Святые ляжки, как хреново! А она, Аделька, знает?
   – Если Шепот не рассказала, то нет.
   – А Шепот знает? – прыснул Треска.
   – Очень может быть, – уклончиво ответил я, и так уже сболтнул лишнего.
   – Так вот чего ты ее в Станрогте искал! – засмеялся Окорок. – А я-то думаю, на кой она тебе сдалась?
   – Шепот ни слова об этом, – сказал я, стараясь пробудить в себе надежду, что она еще не знает и ни о чем не догадывается.
   Ребята повели себя так, как надо. А именно, никто ничем не выдал своего знания. Никто не изменил своего отношения к Адели. Она по-прежнему оставалась подругой и дочерью для всего отряда, а также невестой их командира.
   Лишь смешки за моей спиной смолкли. Больше они не смели обвинять меня в бездействии или любви к мальчикам. Не скажу, что мне этого не хватало, но чувствовал я себя как-то неуютно. Привык, наверное, быть посмешищем. Пора отвыкать, самое время отвыкать.
   Несколько дней все было прекрасно, а потом… Потом явилась Шепот. Старая хитрая плутовка враз заметила изменения в людях, но не подала виду, и для всех это осталось тайной. Для всех, но не для меня. Легко найти, когда знаешь, где искать, и я нашел.
   Она вела себя как всегда, разве что теперь она больше прислушивалась к трепу парней да старалась не попадаться мне на глаза. В этом мы с ней были солидарны. Я тоже не очень хотел ее видеть и тем более с ней разговаривать. А потому несказанно радовался приближению дня встречи с герцогом.
   Надо бы ускорить процесс, пошлю-ка я Носатого с четким приказом рот не открывать и герцога сюда доставить.
   Что же до Адели, пока не было тети Шепот, моя милая девочка не оставляла попыток уединиться со мной и поговорить, а все наши разговоры сводились к одному. Она часто прижималась ко мне, невзирая, был кто рядом или мы были одни. Если мы были одни, ее действия бывали куда более откровенны. Я держался из последних сил, а когда эти силы иссякли, соврал, что договорился встретиться со своим приятелем из Станрогта, нам с ним было необходимо обсудить некие мифические дела.
   Ребята неодобрительно загудели, Адель надула губки, бросив, что я не хочу побыть с ней и минуты, а Шепот напряглась и стала слушать еще внимательней.
   За внешним ее спокойствием я чувствовал неладное, но это чувство не помешало мне отобрать десяток парней и отправиться на встречу с герцогом.
   – Может, мне все же остаться? – спросил Следопыт, уже сидя на коне и с тоской глядя на здание форта. – Не по себе мне что-то.
   – Нет, – ответил я, – ты поедешь. Ты нужен мне.
   – Ну, может, тогда людей оставишь побольше, – не унимался он.
   – Ты что, Блохе не доверяешь? Я и так оставил больше половины. – Я почесал подбородок и подумал над его словами.
   Может, он и прав, может, и надо оставить побольше людей или остаться самим, в конце концов, герцог не маленький и с ним Носатый, найдут они нас. Но, с другой стороны, не очень-то доверяю я его светлости.
   – Там тоже люди понадобиться могут, – закончил я фразу.
   – Блохе я доверяю. Он хорош, – сказал Следопыт, – но люди нам могут и не понадобиться.
   – А я вот герцогу не особо. – Я почесал бровь и незаметно снял с глаза слезу. – Представь, что будет, если мы туда сунемся с тобой на пару, а он там человек тридцать приведет. Мы к нему с добром, а он нас на ножичек, и дело с концом. Я просто хочу, чтобы, в случае чего, мы смогли его уговорить не делать глупостей.
   – Тогда, может, не стоит оно того? – спросил Следопыт, внимательно разглядывая меня. – Может, нам его сразу – чик и в болото?
   – Для этого его надо сюда сначала привезти.
   – Точно, – кивнул он. – Но ты ничего не забыл? Тут же Шепот, с ней-то как?
   – Не нагоняй тоски, – беззлобно рыкнул я, – и без тебя тошно. – Мать твою, а о ней я и в самом деле забыл. – Решим по обстоятельствам.
   – Тоже сердечко ноет? – спросил он, заглянув мне в глаза.
   – Да не по себе что-то, – согласился я.
   – Так, может, я останусь? – с надеждой спросил он.
   – И уведешь у меня Адель? – усмехнулся я, невесело усмехнулся. – Нет уж, влез на коня, поехали.
   – Адель у тебя и без меня уведут, – потерянно отозвался он.
   Герцога долго искать не пришлось, получив сообщение, он на всех парах летел к форту. Носатый как мог его сдерживал. Неправильное у него прозвище, конечно, нос у него выдающийся и меня всегда удивляло, как он не цепляет землю при ходьбе. Но правильней его было прозвать пьянью или еще как-нибудь в этом роде.
   Лишившись командирского надзора, Носатый ушел в запой. Ушел с головой, с ногами и даже его великолепный нос не остался на поверхности. Только благодаря этому герцог успел преодолеть лишь половину дороги.
   – Ну? – спросил он, бросившись ко мне и заключив меня в объятия.
   Его клешни сдавили мое маленькое тело, лишив на несколько минут возможности думать и дышать.
   – Это кто? – снова обретя возможность вгонять в себя воздух, спросил я, кивнув на мнущегося за ближайшим столом молодца с недоверчивым взглядом.
   – Это мой слуга и друг с незапамятных времен, – махнул рукой герцог. – Ну?
   – Раз с незапамятных времен, тогда его должен знать Гробовщик.
   – Да знает он его. Медный, не томи!
   – Она в форте Агмен. Мы тебя встречаем на всякий случай, вдруг с тобой что случится.
   – Ценю! – кивнул герцог. – Спасибо! И как она?
   – Она… – Я вздохнул. – Она лучше всех.
   И пусть он сам решает, что я имел в виду.
   И вообще, какого черта он меня расспрашивает. Словно я телохранитель его невесты. Чтоб меня черти взяли, он на нее виды имеет. Ни разу еще не видел, а уже свадьбу спланировал. В этом он прав, пусть она хоть крокодил в юбке, да уж больно лакомый за ней кусочек числится. Врешь, герцог, она моя невеста, пока, по крайней мере.
   – Ну тогда поехали быстрей, – засобирался герцог.
   Ишь, какой торопливый, нет, пока не отдохнем, не поедим нормально, не поспим, никуда не двинемся, и вам, герцог Восбурский, придется с этим согласиться. И герцог нехотя, но согласился.
   Он ругался и бросал на меня злобные, нетерпеливые взгляды. То ли поговорить хотел, то ли что похуже задумал. Но ни того, ни другого у него не получилось.
   Сытно поев, я завалился спать и проспал до утра.
   Герцог разбудил нас, когда еще и солнце видело последний сон, не спится сукину сыну, не терпится влезть в седло, добраться до дитятки и наконец освободиться от этой обузы, что взвалил на него монарх.
   Всю дорогу до форта он донимал меня расспросами и прочей ерундой, касаемо жизни Адели и ее будущего. Совсем ополоумел от счастья, откуда мне знать, что ждет ее в будущем. Меня в нем точно не будет, мне только бы хотелось, чтобы оно у нее было.
   На последней ночевке он практически свел с ума весь отряд, и даже его слуга косо глядел на него. А герцог, не обращая ни на что внимания, носился по поляне и упрашивал солнце встать пораньше.
   Честное слово, я был готов его задушить. Но первым не выдержал Гробовщик. Он встал, подошел к герцогу и неясно усадил его на землю, сказав:
   – Лерой, заткнись, пожалуйста, сам или я тебя заткну. Я это умею, ты знаешь. – Он нежно сдавил плечо герцога и нежно ему улыбнулся.
   Герцог умолк, но я успел лишь задремать, как встало солнце, и мы, чертыхаясь почем зря, вновь оказались в седлах. До форта оставался один день пути, и к вечеру мы были там.

Глава 24
ЧЕРЕЗ БОЛОТА

   Кровь! Кровь была везде. Она была еще теплой, и ее запах щекотал ноздри. И это была кровь тех, с кем я делил кров и хлеб, тех, с кем готов был идти на край света, тех, за кого я готов был отдать жизнь, и тех, кто, не задумываясь, умер бы за меня. И они умерли.
   Я стоял в дверях и сквозь набежавшие на глаза слезы смотрел на их тела и не мог поверить в случившееся. Они были моими друзьями. Все они. Кто-то ближе, кого-то я едва знал, кто-то был мне дорог, кого-то я недолюбливал, но сейчас это не имело значения. Я виноват во всем, это из-за меня, из-за моей тайны они лежат в лужах крови на полу, а я… я стою над ними и тупо смотрю на их изуродованные тела.
   Парней не просто убили, их вырезали со странной, необъяснимой, ненужной, тупой жестокостью: одним отрезали пальцы и уши, другим выкололи глаза, третьим срезали губы. Их распинали на стенах, им выпускали кровь, разбивали головы, дробили кости, вырывали сердца. Им разрезали животы и душили собственными кишками. Я смотрел на все это, и во мне закипала злоба. И та же злоба парализовала меня, она заставляла смотреть на убитых, изуродованных друзей.
   Мне вдруг захотелось быть среди них. Да, я должен там быть! Я должен лежать тут, на полу! Захлебнувшийся в собственной крови, с распоротым животом, удушенный собственными кишками. Я должен умереть. Я не заслуживаю того воздуха, которым дышу. Я!..
   Я развернулся и, замычав, пнул в бессильной злобе стену. Поддавшись приступу отчаяния и продолжая мычать, я колотился головой в стену, пока заботливые руки не обняли меня за плечи и не подсунули под мой лоб пропахшую рыбой сумку. Я взглянул в бледное лицо Трески и больше не смог держать это в себе. Слезы хлынули наружу. Закрыв глаза рукой, я сполз по стене на пол и, уткнувшись в собственный локоть, разревелся. Я безумно хотел найти того, кто это сделал, хотел достать его живым и самому отрезать его поганые губы. Затем, глядя в глаза, ослепить, чтобы последнее, что он увидел, была моя улыбка. Я уже был готов броситься в погоню, но меня что-то держало. Что? Слезы просохли, надо взять себя в руки и хорошенько подумать, о чем я забыл. Я взглянул на бледных, трясущихся людей. За их спинами мелькнуло знакомое лицо, еще не успевшее стать родным.
   Точно! Я встал на колени, на большее сил не хватило.
   – Где она? – сквозь плотно сжатые зубы прошептал я.
   Следопыт первым отошел от шока и стрелой метнулся наверх. «Самое дорогое сокровище королевства», разве можно бросить его. Она должна уцелеть, или все мои братья умерли зря. Следопыт появился на балконе, и вместе с ним умерла надежда. Таким мрачным я его никогда не видел, он оперся на перила и покачал головой. Мое сердце перестало биться.
   – Ее нет, – выдохнул он, хотя это и не требовалось, – Шепот тоже.
   Я, опустив глаза в пол, слегка улыбнулся. Ее не было здесь, значит, она все еще могла быть жива. Ну нет, господа, игра еще не проиграна. Еще не все кончено, и если вы думаете, что меня так легко сломать…
   – Они не могли далеко уйти, – прошептал Гробовщик.
   Я пожал плечами, он был прав, но что толку ночью как угорелым носиться по этим проклятущим болотам, только следы затопчем. Я поднялся на ноги, подмигнул герцогу и, обняв спустившегося с лестницы Следопыта, произнес так, чтобы слышал каждый из стоящих в дверном проеме:
   – Следопыт, давай-ка быстренько посмотри снаружи и, черт возьми, узнай, куда они поехали, а мы тут пока приберем.
   – Медный, ты что, охренел совсем от горя? Нам их искать надо, а не порядок наводить! Твоим людям все равно уже не поможешь.
   Я бы убил или по крайней мере попытался убить каждого, кто мне сейчас перечит, но Лерою это простительно, он не наш, он прибился к нам, преследуя общие интересы. И я простил ему это.
   – Послушайте меня, герцог, – глядя ему в глаза, прорычал я, – если мы сейчас бросимся за ними, то через час или два нам все равно придется остановиться. Мы скакали весь день, наши лошади вымотаны, а задницы болят так, будто на них черти цепи куют. К тому же где вы предпочитаете ночевать: под открытым небом или в каком-никаком, а все-таки доме?
   – Но Адель… – начал было он.
   – Герцог, – я грубо оборвал его, – они на это и рассчитывают. Они хотят, чтоб мы стремглав бросились за ними, они жаждут этого. Вы знаете, куда они ушли, и дадите ли вы гарантии, что нас не ждет засада за первым холмом? – Он покачал головой. – Нет, вот видите. Армия и так понесла сегодня большие потери, и я не хочу, чтоб в отсутствие их командира отряд, переданный под мое командование, погиб целиком. Вам ясно? – Он кивнул. – В таком случае нам сейчас надо похоронить ребят, накормить лошадей, пожрать самим, а потом всем спать, быстро! Выступаем с рассветом.
   Приказы не обсуждаются, и не успел я договорить, как кто-то уже копал яму, кто-то занимался лошадьми, кто-то осматривал мертвецов в надежде найти хоть что-то, указывающее на их убийц.
   Следопыт вернулся, когда тела, вернее то, что от них осталось, уже были сложены в яму. Опустошив фляжку Гробовщика, вытряхнув себе в рот последнюю каплю из фляги Деда и сделав приличный глоток из моей, он изрек:
   – Они ушли на север, это точно. Сперва, правда, разделились на три группы, но потом, у моста через речку, километрах в трех отсюда, две из них соединились. Прошли еще километра три и повернули на северо-восток. – Следопыт тяжело вздохнул и упал на землю.
   – А третья? – спросил задумчиво чешущий нос Дед.
   – Третья? – приоткрыл глаза Следопыт.
   – Ну да, третья, – повторил Дед. – Ты же сказал, что они на три группы разделились.
   – А, – махнул рукой Следопыт, – эти, похоже, мертвяков своих топили, вон там. – Он ткнул пальцем мне за спину. – А потом, потом я не знаю. Следов их я не нашел. Никаких. Зато, – он подмигнул мне, – зато я нашел вот это. – Он залез себе за пазуху и вытащил оттуда маленькую розовую сумочку из крашеной крысиной кожи. – Помнишь это? – улыбаясь и поигрывая бровями, спросил он.
   Помню ли я? Конечно, помню, черт возьми! Эту сумочку я подарил Адели в один прекрасный день. В тот день я не мог ей ни в чем отказать. А сумочка эта ей уж очень понравилась, и я выложил за нее месячное жалованье. Конечно, она того не стоила, но как откажешь женщине в ее день рождения? Адель там ножик носила. Но ничего этого я говорить не стал, только слегка кивнул.
   – Аделька припрятала ее. Я едва нашел.
   – Почем знаешь, что именно она?
   – Ты, хренов параноик! – тоном школьного учителя заметил Следопыт. – Она лежала под кустом, там ее можно было заметить только с той стороны, с которой я шел. Ножа в ней нет. Тебе еще что-то надо?
   – Да, – кивнул я, – записка от Адели.
   Следопыт грязно выругался и, повернувшись к хранящему задумчивое молчание герцогу, спросил:
   – Что там на севере?
   – Лесфад, – шепотом произнес Лерой.
   Ни хрена я не понимаю в политике и в том, что тут творится. Мы бы и сами доставили ее в Лесфад, но, черт возьми, какому-то барану понадобилось перехватить ее и оттащить туда самому. Проклятые политиканы, видно, решили сами занять место, предназначавшееся ей, а она при таком раскладе обречена. Но почему они не убили ее здесь?
   Лерой стоял мрачный, как небо в дождливый день, и мне стоило огромного труда вывести его из этого состояния.
   – Есть какие-нибудь мысли насчет того, кто это мог сотворить? – спросил я у него, когда он смог вполне осмысленно моргать.
   – Есть, – ответил он, – но я пока придержу их при себе.
   Я сморщился, но промолчал. Я хотел дать ему в морду, чтобы ничего не смел при себе держать, но вовремя остановился. Пусть поступает как хочет. Негоже простолюдину в чине лейтенанта указывать, что делать герцогу в чине полковника, пусть даже этот полковник в отставке, спасибо и на том, что не лезет в командующие.
   – Пока все не прояснится, – добавил он.
   Чтоб тебя, а по-моему, тут и так все яснее ясного. Одна скотина решила подсидеть другую, и пока все честные и не претендующие на земли и богатство ждут его возвращения. Кто-то, ему лучше знать кто, решился лично доставить сокровище королю, а потом, когда старикан передаст ей права на Таеру, убьет ее и сам займет это место. Ну в лучшем случае женится на Адели, а уж потом убьет.
   С болот поднимался туман, весьма вонючий туман. Настолько густой, что нам придется рубить его мечами, чтобы двигаться вперед.
   Я стоял на крыльце и недовольно разглядывал белую пелену. Лошади в нее точно не пойдут, ну а пойдут, что с них толку на болоте, самим бы не утонуть. Придется делить отряд, хотя чего тут делить, нас и так чуть больше десятка, считая Лероя и его телохранителя.
   Из тумана вынырнул Следопыт.
   – Хреново наше дело, Медный. – И этот туда же, я же не слепой, сам вижу. – Ни хрена в этом тумане не видать, особливо на болотах. Это еще ерунда, там такая грязюка, я ни одного следа разглядеть не смог.
   Мне захотелось дать ему в рожу, но он тут ни при чем. Ну почему, почему все не может идти так, как должно, почему вечно в мои планы вкрадывается что-то или кто-то и не устает совать палки в колеса, которые и так едва вращаются. Проклятье, неужто Грамаль вернулся с того света и теперь мстит мне за свою безвременную кончину?
   – По памяти вести сможешь? – спросил я.
   Брови Следопыта взлетели.
   – Не знаю, – ответил он, опасливо оглядываясь на болота, – никогда не пробовал в таком тумане. Понимаешь, Медный, если бы хоть что-то было видно, я бы смог найти ориентиры, что-то вспомнить из виденного вчера, а так…
   – Так ты сможешь или нет? Или нам другого следопыта искать?
   – Да, но медленно. – Он помрачнел, его взгляд стал колючим.
   Обиделся. Ничего, не маленькая девочка, должен же понимать, что, если мы их не догоним, – нам конец, прячься – не прячься. Отойдет, я надеюсь, раньше за ним длинных обид не водилось, к тому же он мой сержант.
   Люди зевали, чесали ноющие задницы и тихонько перешептывались. Каждый из них был готов броситься в погоню, но только после того, как их лейтенант даст досмотреть последний сон, в котором он был в объятиях пухленькой, грудастой и весьма распутной девицы. Знаю я солдатские сны и мысли, сам им был. Только некогда сейчас спать.
   Я стоял перед выбором, все они хотят пойти, и все всё понимают, но кто-то должен свезти весточку моему брату.
   – Треска, Дед, собирайтесь, отвезете вот это Молоту. – Я протянул Треске конверт.
   – Но лейтенант… – начал было он, но, поймав на себе злобные взгляды, заткнулся. – Есть! – Он взял бумаги.
   Никто по доброй воле не хочет встречаться с Молотом, а за такие вести он и разорвать может. У Трески же иммунитет, Молот ему жизнью обязан. А Деда он не тронет, Дед – это Дед!
   Задумчивый Следопыт повернулся ко мне. Его глаза-щелочки ощетинились копьями ресниц, и радости в его взгляде не было ни грамма. Он протянул мне шест.
   – Без него на болотах нельзя, – прокомментировал он.
   – Ты-то это откуда знаешь? – прорычал я. – Болот-то небось в глаза не видывал?
   – Знаю, – коротко бросил он и исчез в тумане.
   Мы шли след в след. Первым, как и положено, уверенно шагал Следопыт, за ним, матерясь себе под нос, тащился я, последним топал Гробовщик. Ох и несладко ему приходилось идти там, где перед ним уже прошел десяток человек. Но ничего, Гробовщик парень здоровый и его силищи хватит на всех нас.
   Туман потихоньку рассеивался, открывая нам великолепные виды болот. Черная жижа, поросшая травой и кое-где разбавленная не менее черными кочками. Стоило только ступить на такую, как в воздух поднимались тучи голодных комаров и жадно принимались нас жевать. Иногда мне казалось, что я слышу, как трещит у них за ушами.
   Жужжание и хлюпанье, сопение и ругань сопровождали наше путешествие. А еще вонь. Вонь, которая не давала вздохнуть и от которой слезились глаза. И злоба, злоба, что перекрывала собой все, злоба, что не давала спокойно думать, злоба, что искала выхода и часто находила. Я кричал на людей по малейшему поводу, я пинал их, я грозил им кулаками. Они терпеливо сносили мои выходки. Они видели все сами. Если бы не это, я давно бы пересчитал им зубы.
   – Привал! – крикнул Следопыт, взобравшийся на приличного размера кочку с иссохшим, корявым деревом посредине.
   Я хотел возмутиться, какой привал к чертям собачьим, топай давай, когда я скажу, тогда и будет привал. Но передумал. Черт с ним, пусть командует. Здесь он главный. Да и пора, давно пора себя в руки взять.
   Грязные, вымокшие до нитки и покрытые волдырями с ног до головы, люди поднимались на сушу и тут же падали, а уж затем, слегка отдышавшись, отползали в сторону, уступая место следующему: Гробовщик был исключением. Он взошел на кочку, оперся на свой шест и, тяжело вздохнув, подмигнул Лерою.
   Герцог представлял собой жалкое зрелище. Пеший марш нелегко ему дался. За этот день он высох, стал маленьким, серым, совсем непохожим на властителя Восбура. Комары и мошки, почувствовав голубую кровь, набросились на него, и в этом был плюс, к нам приставали только больные на голову создания.
   Я подполз к Следопыту. Он, сволочь, стоял, облокотившись о дерево, и, казалось, совсем не устал. Он даже находил в себе силы, чтобы ковырять веточкой в зубах и одновременно с этим напевать веселую песенку. Это он надо мной издевается, мстит за мое с ним обращение в форте.
   – Объясни мне, друг любезный, – прохрипел я, едва ворочая языком, – какого хрена мы тут поперлись? У нас что, дороги не было?
   – Они тоже свернули, – улыбнулся он.
   Ах ты еще и улыбаешься! Ну ничего, лыбу-то я тебе с лица сотру, дай только выбраться отсюда живым. В карцере сгною, если только сам не сгнию тут.
   – Ну и где мы? – К нам подполз Окорок.
   – В болотах! – рявкнул я. – Окорок, твою мать, ты что, ослеп от нагрузки? Может, тебе карту дать, так она пустая. Нет тут ничего.
   – Надо бы зарисовать, – подал голос Лерой.
   Топограф хренов. Счас сорву камышинку и начну художества выводить.
   – Куда они пошли? – Надо успокоиться и взяться за дело. Надо!
   – Туда. – Следопыт неопределенно махнул рукой. – Здесь они ночевали.
   – Да ты что? – Я огляделся, но никаких следов не увидел. – С чего ты взял?
   Он обнажил зубы в ухмылке и, не говоря ни слова, копнул ногой землю. Кострище! Вот ведь черт внимательный, я бы даже лежа на нем не заметил. Да что там, даже ткнувшись в него носом. Даже если бы оно все еще было горячим.