– Я думаю, мальчик заслуживает снисхождения, – вступился Конан за несчастного Хорса.
   – Не вмешивайся не в свое дело, суранец, – отрезала Дана.
   – Я не суранец, – холодно произнес он на родном языке, – и не торговец.
   Что-то дрогнуло в лице молодой женщины, и она со страхом взглянула на гостя:
   – Кеннет?
   – Я рад, что ты, наконец, узнала старого друга, благородная госпожа, – в голосе Кеннета прозвучало даже больше иронии, чем он сам того хотел. Его задело, что Дана вопреки ожиданиям не обрадовалась встрече, а даже, кажется, испугалась. Руки ее, продолжавшие перебирать драгоценности, задрожали, а по щекам побежали крупные как бриллианты слезы:
   – Я думала, что вы все погибли. Столько лет прошло.
   – По-моему, ты довольно быстро утешилась, – жестко сказал уязвленный Кеннет. – Быть любовницей гуярского императора не самая плохая участь для лэндской красавицы.
   – Я не любовница, – глаза Даны сверкнули гневом. – Я его жена.
   – Тем более, – отрезал Кеннет, – быть женой разорителя родной страны еще более позорно, чем просто потаскушкой.
   – Лэнд – не моя страна, – сказала она с вызовом. – Конан спас мне жизнь и подарил свою любовь, когда все вокруг рушилось, и я осталась одна в целом мире.
   В эту минуту Кеннет ее ненавидел, хотя, наверное, это было несправедливо. Мужчины проиграли битву, а женщины достались врагу в качестве трофея.
   – Я не хотел тебя обидеть, – сказал он почти спокойно, – но теперь у тебя появился выбор.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ты можешь уйти вместе со мной.
   – С тобой? Но почему? А Хорс? А Артур? Они сыновья своего отца. Я не могу их бросить и не могу унести с собой. Вы проиграли, Кеннет. К тому же твоя страна мне чужая. Моя мать, дочь посвященного Вара, природная горданка. Это просто случайность, что у нас с тобой один отец.
   – Что ты хочешь этим сказать? – Кеннет побледнел и сжал кулаки.
   – Только то, что сказала, – удивилась его реакции Дана. – Наш отец, Бес Ожский, – меченый, и до Лэнда ему дела не больше, чем до Сурана. Тебя он любил, поэтому и помогал в этой безнадежной войне. И твою мать он любил, и очень жаль, что для них все так плохо кончилось.
   – Ты лжешь, гуярская шлюха! – глаза Кеннета сверкнули бешенством.
   Дана смотрела на него с жалостью. Наверное, не следовало рассказывать ему правду. Кеннет всегда гордился своим отцом Гарольдом Нордлэндским.
   – Ты просто боишься, что я отберу императорскую корону у твоих сыновей. Я король Лэнда, слышишь ты, и свой долг перед страной выполню. А ты недолго будешь царствовать со своим гуяром, можешь мне поверить. Ты слишком рано похоронила своего или, если угодно, нашего отца, дорогая гуярка.
   – Кеннет… – она в ужасе от него отшатнулась.
   – Да, они убьют твоего мужа, – сказал он криво усмехаясь. – Его убьют сегодня. Ты можешь спасти мужа, но тогда тебе придется пожертвовать отцом и братом. Ты еще не забыла своего брата Таха, благородная Дана?
   – Ты лжешь! – она смотрела на него с ужасом.
   – Позови Освальда и спроси, знает ли он горданца Эшера сына Магасара.
   Зря он сказал ей все это. Кеннет вдруг осознал свою ошибку с ужасающей отчетливостью. Потому что выбор этот не только для Даны, но и для него: если она сейчас закричит, то ему предстоит либо убить ее, либо своим бездействием обречь на смерть Беса и Таха. И то, и другое было страшно. Был еще один выход, самый легкий, – умереть самому. Умереть сейчас не сходя с места, потому что слишком страшно жить с таким грузом.
   – Ты должен мне помочь, Кеннет, – глаза Даны лихорадочно заблестели. – Ты пойдешь туда, Освальд тебя проведет, и ты скажешь моему отцу, что я жена Конана из Арверагов.
   – И ты думаешь, что он пощадит Конана?
   – Да. Ради меня и моей матери. Он не посмеет, если я попрошу.
   – Я не пойду, – твердо сказал Кеннет.
   – Но почему?
   – Потому что ни мне, ни моей стране Конан не нужен живым.
   – Освальд, – крикнула Дана.
   Старый гуяр незамедлительно откликнулся на ее зов, словно стоял под дверью.
   – Арестуй этого человека, – указала она рукой на Кеннета. – И приготовь для меня коня.
   – Дом окружен октами, – Освальд бросил хмурый взгляд на «суранца». – Похоже, они собираются на нас напасть.
   – Это измена, Освальд. Попробуй сам пробиться к Конану и предупредим его о ловушке. Они готовят его убийство во дворце Совета.
   – Слишком поздно, – усмехнулся Кеннет. Он был благодарен октам за эту неожиданную поддержку, за снятый с души тяжкий груз. Все теперь пойдет уже без участия Кеннета Нордлэндского. Это будет уже чужая ненависть и не им пролитая кровь.
   Дана бросила на Кеннета растерянный и ненавидящий взгляд. Крики нападающих и вопли раненных заставили ее побледнеть и рвануться к окну. Десятка два арверагов, сбившись в кучу у ворот, отчаянно отбивались от наседавших врагов.
   – Где Артур?
   Дана метнулась к столу и подхватила на руки Хорса, который так и не справился с кашей. Дверь распахнулась настежь, и вбежал мальчик лет шести, с розовым от возбуждения лицом.
   – Они напали на нас, – крикнул он, – это окты!
   Освальд бросился вниз. Судя по крикам, бой шел уже на первом этаже дома. Кеннет подошел к стене и выбрал из оружия, висевшего там, подходящий меч.
   – Надо уходить, – сказал он женщине. – Долго твои арвераги не продержатся.
   – Будь ты проклят, Кеннет, – обессиленно выдохнула Дана. – Отец не знал, что я жива, но ты знал все.
   – Я не был уверен.
   Оправдываться было уже поздно. Все могло закончиться в одну минуту. А Кеннет почему-то не испытывал сейчас ни страха, ни сожаления.
   – Перестань, – прикрикнул на захныкавшего брата Артур. – Тоже мне гуяр, звона мечей испугался.
   Октов было трое, они внезапно появились в дверях. В руках первого был заряженный арбалет, но прежде чем он успел спустить крючок, Кеннет метнул в него нож. Гуяр выронил арбалет, схватился руками за шею и рухнул на устланный коврами пол. Кеннет в это время уже рубился с двумя другими. Первого он убил ударом в грудь, угодив точно в сердце. Видимо, окт был слишком рассеян и забыл надеть кольчугу. А возможно, он боялся привлечь к себе внимание раньше времени. Закованный в броню окт у дома арверага сразу же вызвал бы подозрение. Второму Кеннет просто снес голову, круто развернувшись на каблуках. Голова гуяра запрыгала по ковру прямо к ногам замеревшего от ужаса Артура.
   – Должен быть другой выход, – сказал Кеннет Дане. – Это суранский дом, а суранцы народ предусмотрительный.
   Бой внизу не стихал, а скорее разгорался. То ли арвераги уже оправились от растерянности, то ли окты не рассчитали сил. Крики доносились и с улицы, кто-то спешил на помощь осажденным.
   – Конан, – вскрикнула Дана и рванулась к окну.
   Кеннет метнулся за ней следом, но опоздал – стрела пробила женщине грудь и буквально отшвырнула ее назад, на руки потрясенного Кеннета. Стрела вибрировала от каждого вздоха, а на губах женщины выступала кровавая пена. Дана пыталась что-то сказать, и он скорее угадал, чем услышал ее вопрос:
   – Это Конан?
   – Да, – сказал он твердо. – Конан.
   Дана глубоко вздохнула и затихла. Кеннет осторожно положил ее на стол и, морщась от прихлынувшей вдруг к сердцу боли рванул проклятую стрелу на себя. Дана даже не вздрогнула. Кажется, для нее все было кончено.
   Молодой гуяр остановился на пороге зала. Маленький Артур вскрикнул, но это был крик радости, а не испуга:
   – Гвенолин!
   Кеннет опустил меч. Гуяр подошел к столу, тяжело ступая подкованными железом сапогами, и со страхом взял женщину за руку:
   – Жива?
   Кеннет промолчал. Он не знал и боялся узнать правду. Потому что правда обернулась бы для него вечным ужасом и вечной болью.
   – Мы победили октов? – спросил Артур, с ужасом глядя на неподвижную мать.
   – Арвераги всегда побеждают своих врагов, – глухо проговорил Гвенолин. – Мы победим. А сейчас нам следует покинуть этот дом, Артур.
   – Куда мы поедем?
   – Домой.
   – А как же наш отец, Конан из Арверагов?
   – Он ждет нас там.
   – А мама проснется?
   – Обязательно. И ее мы тоже возьмем с собой.
   – Что ты собираешься делать? – спросил гуяра Кеннет.
   – Ты не торговец, – вдруг резко повернулся к собеседнику Гвенолин. – И не суранец.
   – Какое это теперь имеет значение, – мрачно усмехнулся Кеннет.
   Гвенолин опустил голову, словно задумался над его словами. Рука гуяра непроизвольно сжала рукоять меча. Кеннет ждал взрыва, но взрыва страстей не последовало.
   – Окты, – сказал появившийся в дверях Освальд, – гитарды и киммарки с ними.
   – Даже киммарки, – грязно выругался Гвенолин. – Будь они все прокляты.
   – Мы теряем время.
   Гвенолин осторожно взял на руки женщину. В эту минуту Кеннету вдруг показалось, что она еще жива, но может быть, ему просто хотелось, чтобы все было именно так.
   – Нам не прорваться, – сказал Кеннет, подхватывая на руки Артура и Хорса.
   Гвенолин обернулся от самого порога:
   – Ты не будешь прорываться, суранец. Как только мы вступив в схватку, ты попытаешься скрыться в толпе вместе с детьми. И да поможет тебе Бог, кем бы ты ни был.

Глава 15
Чужие дети

   Тах благополучно смешался с толпой суранцев, глазевших на сечу, развернувшуюся прямо на ступеньках дворца. Редкостное зрелище, что ни говори. И приятное для глаз покоренного народа. Тах, во всяком случае, испытывал удовлетворение, как всякий человек хорошо и с большим барышом для себя выполнивший трудную работу. Самая пора этому человеку уносить ноги. Причем не только с площади, но и из славного города Азрубала. Наверное почтенный Рикульф из Гитардов постарается избавиться от лишнего свидетеля.
   С арверагами покончили быстро, но резня на этом не закончилась: под мечами озверевших от крови гуяров стали падать ни в чем не повинные суранцы. Толпа заметалась по площади, а потом хлынула в стороны, спасаясь в подворотнях ближайших улиц и переулков.
   Тах немного потолкался среди возбужденных суранцев, выслушивая разные версии произошедшей только что трагедии. Разумеется, суранцы были приятно удивлены, что казавшийся нерушимым гуярским монолит вдруг внезапно дал страшную и кровавую трещину. Раздавались и призывы воспользоваться моментом и доказать гуярам, что дух доблести еще не угас в суранских сердцах. Но это, конечно, говорилось сгоряча – город был переполнен вооруженными до зубов завоевателями. Разохотившиеся гуяры только обрадовались бы суранскому сопротивлению, и не оставили бы камня на камне от Азрубала. Поэтому осмотрительные суранцы, а таких было абсолютное большинство, поспешили укрыться под крышами домов, оставив улицы беспечным гулякам, которым не жалко было захмелевшей головы, да гуярам, все еще продолжающим выяснять отношения между собой.
   Тах немало подивился тому обстоятельству, что забитый в любое время суток трактир, оказался едва ли не на половину пуст. Хозяин, издалека узнав щедрого гостя, расплылся в улыбке.
   – Аквилонского, – бросил Тах монету.
   Хозяин мгновенно прихлопнул ее ладонью. И столь же быстро на стойке появился высокий хрустальный бокал, доверху наполненный алым как кровь вином.
   – Говорят, убили Конана из Арверагов, – шепотом поделился хозяин. – Великий был человек.
   – Великий, – согласился Тах, – только вслух его теперь поминать не стоит. Отныне у нас другой великий – достойный Рикульф из Гитардов.
   – За здоровье почтенного короля Рикульфа, – мгновенно нашелся хозяин. – И за счет заведения.
   Слова хозяина трактира были встречены громкими воплями одобрения всех присутствующих в заведениях гуляк, но радовались они преждевременно. Благосклонность трактирщика, а следовательно бесплатная выпивка, предназначались лишь появившимися на пороге гитардами.
   – Надо же, – сказал один из них, досадливо морщась. – Можно сказать, в руках были.
   Гитард был разгорячен боем, а его синий плащ испачкан кровью, судя по всему, чужой.
   – Сколько их там уцелело, – махнул рукой пожилой. – Пусть окты теперь сами за себя беспокоятся, им рядом с арверагами жить.
   – Арвераги убийство своих вождей не простят, – сказал третий, с перевязанной головой.
   – Так ведь и Родрик убит, – сказал кто-то. – Я сам видел, как он упал. А Седрик тут же зарубил Конана.
   – Может, Конан ни при чем? – растерянно произнес молодой.
   – Помалкивай, – прикрикнул на него старший. – Рикульфу видней. Конан вообразил себя властелином, а гитарды никогда не дадут арверагам подмять себя.
   – Гвенолин ушел и баба Конана с ним.
   – Никуда он не ушел, – возразил пожилой. – Порубили, говорят, Гвенолина так, что опознать было трудно. А баба уже мертвая была.
   – Щенки пропали, – молодой гитард в раздражении хлопнул ладонью по стойке. – Проклятый суранец. У Бадура только шейные позвонки хрустнули от удара. Был гуяр и нет гуяра.
   – Не суранец он, – покачал головой пожилой, – северянин.
   – Черт их разберет, – плюнул в сердцах молодой.
   – А как он выглядел? – поинтересовался Тах.
   – Тебе-то какое дело?! – огрызнулся гуяр.
   – Вдруг я его знаю. Глядишь, помогу в поисках.
   – Ростом с тебя примерно, – сказал пожилой, – волосы темные, но посветлее твоих, глаза серые. Дрался он необычно. Два сопляка на руках, а он Бадура достал ногой и двух других опрокинул на землю.
   – Ловкий малый, – подтвердил гуяр с перевязанной головой. – До сих пор не пойму, как он из-под моего меча вывернулся. Встретишь его – передай, что за мной должок. Кадван из Гитардов мое имя, суранец.
   – Горданец, с твоего позволения, – поправил его Тах, поднимая бокал с вином: – За здоровье нашего короля, почтенного Рикульфа, да продляться дни его вечно.
   Тах раскланялся с гитардами и покинул веселое заведение. То, что суранцем, помешавшим гитардам выполнить долг, был Кеннет, он почти не сомневался. Но за каким чертом его понесло в дом Конана из Арверагов? Неужели собирался предупредить гуярского императора, или, быть может, вызвать на поединок, с этого чудака, пожалуй, станется. Последнее дело, подозревать родного брата, но что поделаешь, если этот самый брат не признает тебя за родственника, и его буквально распирает от благородства. Как будто для Таха или Беса убийство, это удовольствие. Стал бы Конан из Арверагов истинным императором, поотворачивал бы вождям головы, и попробуй тогда сковырни его с трона. Если Кеннета не волнует собственная судьба, то подумал бы о детях. И о женщинах. Тоже ведь не сладко им в Южном лесу.
   Тах внимательно оглядывался по сторонам, кажется, именно здесь произошла свалка между прорывающимися арверагами и гитардами. Кровь еще не просохла на затоптанной тысячами ног грязной азрубальской мостовой, но трупы уже убрали. И, надо полагать, похоронят по всем гуярским правилам. Вражда враждой, но для покоренных суранцев жизнь и смерть гуяра должна быть священной. Жалко Гвенолина, молодец был хоть куда.
   Тах свернул в узкий проход между двумя рядами нависающих над мостовой суранских домов. Первые этажи занимали лавки и мастерские, вторые предназначались для жилья. Странно, что Конан выбрал место для временного пристанища в этом не слишком богатом районе города, где обитали в основном средней руки торговцы и ремесленники. Хотя, ведь именно эти категории суранских граждан были заинтересованы в установлении твердой власти на бескрайних просторах Сурана и Лэнда.
   Собрать под одну руку враждовавшие суранские города было под силу только Храму, с его мощной системой подавления, а уж о том, чтобы присоединить беспокойный Лэнд к своим землям храмовики даже не мечтали. Идея Конана не плоха, но осуществлять ее должны не пришельцы-завоеватели, а люди являющиеся плоть от плоти этого мира. Знающие за какую веревочку дернуть, чтобы флюгер повернулся в нужную сторону. А то некоторые думают, что этот флюгер поворачивает вольный ветер.
   – Тах, – услышал он шепот над своей головой. Меченый посторонился, пропуская запоздалых прохожих, и поднял голову только тогда, когда они скрылись за ближайшим поворотом.
   – Спускайся, – предложил он Кеннету.
   – Я не один, поднимайся сюда, лестница во дворе.
   Тах не заставил себя упрашивать. Кроме всего прочего, его разбирало любопытство – ради чего, собственно, Кеннет ввязался в смертельно опасное дело?
   – Вот, – Кеннет кивнул в сторону трубы, у которой лежали тесно прижавшись друг к другу два ребенка, завернутые в его плащ.
   – Как ты сюда с ними забрался? – Тах взглянул с крыши вниз на землю и покачал головой.
   То, что Кеннет называл лестницей, представляло собой довольно хлипкое сооружение из нескольких штырей выступающих из стены. Взобраться по ним на крышу можно было, но ведь не с двумя детьми на руках.
   – Хозяева знают, что ты здесь?
   – Наверняка видели, – пожал плечами Кеннет, – но, видимо, посчитали, что не стоит вмешиваться в чужие дела. Я понесу Артура, – Кеннет осторожно взял ребенка на руки, – а ты бери Хорса, он полегче.
   – Пусть будет Хорс, – вздохнул Тах. – Мало нам своих отпрысков, возимся с чужими.
   Кеннет то ли не расслышал его слов, то ли не счел нужным ответить и первым начал спускаться по ненадежным ступенькам. Тах последовал его примеру. Высота, конечно, небольшая, но свалиться отсюда – радость относительная. Хорс проснулся и запищал.
   – Держись, гуяр, не пропадем, – утешил его Тах, перехватывая поудобнее.
   Приземлились они удачно – удачно для Хорса. Тах ударился об угол дома коленом и выругался по-сурански.
   – Ты не гуяр, – сказал ему мальчишка. – Ты подлый суранский торговец.
   – А почему же подлый? – удивился Тах.
   – Все так говорят. – Глаза Хорса были круглыми от испуга. – Мы поедем к маме?
   – Конечно, – подтвердил Тах, – а куда же нам еще ехать.
   До мамы, однако, было еще далеко. Зато появились в поле зрения люди, которые собирались помешать столь удачно начавшемуся путешествию. Тах поправил меч, висевший у пояса. У Кеннета меча не было, только широкий суранский кинжал в правой руке.
   – Это он, – крикнул гуяр, принадлежавший, если судить по алым полосам на синем плаще, к клану октов. – Я его сразу узнал.
   – Я Эшер, слуга почтенного Рикульфа и здесь выполняю его поручение, – надменно произнес Тах.
   – А мы здесь волею Седрика из Октов, – ощерился гуяр, – и этих щенков мы доставим прямо к нему, а за одно и вас, суранские морды.
   – Скажи какой прыткий, – удивился Тах. – Жалко достойного Седрика.
   – Это еще почему?
   – Лишится такого преданного воина.
   Не раздумывая больше ни секунды, Тах нанес противнику удар ногой в пах и следом второй, в отвалившуюся челюсть. Рот гуяра захлопнулся, кажется, уже навсегда. Второго противника он встретил коротким взмахом меча, и этого было достаточно, чтобы окт отошел в мир иной без вскрика. Кеннет молча вытер лезвие своего кинжала о голенище сапога.
   – Ты хорошо дерешься, – похвалил Таха Хорс. – Только гуяров убивать нельзя, особенно суранцам.
   – Ну извини, – вздохнул Тах. – Тем более что я не суранец.
   – А кто ты?
   – Я меченый.
   – Не слышал, – солидно покачал головой Хорс.
   – Еще услышишь, – обнадежил Тах.
 
   Бес, сложив руки на груди, стоял у окна и смотрел на Кеннета большими строгими глазами. Капитан был недоволен, и не собирался этого скрывать.
   – Я жду объяснений, – холодно произнес он.
   – Сердитый, – опасливо прошептал Хорс на ухо Таху.
   – То ли еще будет, – подтвердил меченый.
   Кеннет поставил Артура на пол. Если судить по жесткому выражению лица и сдвинутым к переносице бровям, раскаяния он не испытывал.
   – Мне не нравится убивать людей из-за угла, – спокойно отозвался Кеннет. – Для этого я, видимо, недостаточно меченый.
   По мнению Таха, Кеннет сознательно нарывался на ссору. Отец прощал ему многое, но терпение капитана отнюдь не беспредельно. Тах отлично знал его характер: вывести Беса Ожского из равновесия трудно, но еще труднее вернуть ему это равновесие без тяжких для себя последствий.
   – Твои капризы, благородный Кеннет, мне уже изрядно надоели. У тебя была возможность выбора, ты стал меченым по доброй воле, я тебя не принуждал. И теперь я хочу знать, почему ты не выполнил мой приказ. Я твой капитан и…
   – И мой отец, – вкрадчиво прервал его Кеннет. – Но заметь, я даже не спрашиваю, как ты им стал.
   В наступившей мертвой тишине Тах отчетливо слышал, как хрустнули пальцы Беса, сжимаясь в кулаки. Между ним и Кеннетом было не более трех шагов, они буквально сверлили друг друга глазами.
   – Я повторяю свой вопрос.
   Голос почтенного Ахая звучал мягко, почти ласково, но Таха он не обманул. Первый меч Храма достаточно долго прожил среди лицемеров, чтобы в совершенстве усвоить их повадки. Вот только руки его выдавали – тяжелые руки человека, привыкшего наносить смертельные удары. Тах уже подумывал, как бы половчее вмешаться, но не находил повода. Хорс помалкивал у него на руках, второй мальчик, испуганный происходящей на его глазах сценой, тоже придвинулся поближе к Таху.
   – Почему ты не выполнил мой приказ?
   – Когда бьешь из-за угла, капитан, случается, что попадаешь по своим. Дана была женой Конана из Арверагов. Это ее дети.
   Бес Ожский любил свою дочь больше, чем сыновей, и искал ее по всему Лэнду, но, похоже, ему и в голову не приходило, заглянуть в спальню заклятого врага. Тах впервые увидел, как бледнеет отец, смуглые, изуродованные шрамами щеки враз стали пепельными. Рука, сжатая в кулак, поползла вверх, туда, где у нормального человека находится сердце.
   – Стрела угодила ей в грудь, – Кеннет говорил отрывисто, словно лаял. – Гитарды и окты изрубили всех, но она уже была мертва к тому времени. Можешь быть доволен, Бес Ожский, ты и в этот раз отомстил врагам.
   Бес круто развернулся на каблуках и, не сказав ни слова, вышел. Спина его выглядела даже более прямой чем обычно, вот только ноги не гнулись, а как-то странно ломались в коленях.
   – Почему ты сразу не рассказал мне об этом? – возмущенно спросил Тах.
   – Ты думаешь, что его взволновала эта смерть? – криво усмехнулся Кеннет. – У Беса Ожского булыжник вместо сердца.
   – Пошел ты к черту, индюк нордлэндский, – зло выругался Тах.
   – Ладно, – махнул рукой Кеннет, – теперь уже поздно сводить счеты.
   – Они поссорились? – Артур осторожно потянул Таха за рукав.
   – Перемелется, мука будет, – меченый вздохнул и погладил мальчика по голове.
   – Ты обещал нас отвезти к маме, суранец, – напомнил Хорс, – ты не забыл?
   – Я не суранец, я брат вашей мамы, и она просила меня за вами присмотреть.
   – А отец? Конан из Арверагов.
   – Они уехали вместе. Далеко-далеко.
   – За море?
   – Да, за море. Они вернутся, но не скоро.
   Хорс заплакал, уткнувшись лицом в плечо Таха:
   – Я так и знал! Она всегда спит перед дальней дорогой. И тут уснула. Я же говорил Артуру, говорил…
   Артур молчал, но глаза его были полны слез, наконец он пристально посмотрел на Таха:
   – Гуяр переходит в семью матери только тогда, когда в семье отца нет никого в живых.
   В глазах мальчика страх мешался с надеждой. Тах не выдержал этого взгляда и отвел глаза в сторону.
   – Видишь ли, – сказал он глухо, – род меченых – хороший род. К нему принадлежала твоя мать.
   – Я понял, – сказал Артур и голос его задрожал. – Но я хочу остаться Асхилом.
   – Одно другому не мешает, – согласился Тах. – Можно быть и меченым, и Асхилом.
   – Тогда я согласен, – твердо сказал Артур. – Как старший в семье и за себя, и за Хорса.

Часть 3 Возвращение меченых

Глава 1 Король и торговец

   Похоже, этому старому негодяю износа не будет. Уже более тридцати лет они знакомы, а он все такой же, сухой и стройный, с длинными загребущими руками, со сладкой улыбочкой на тонких вытянутых губах. И блеск в глазах все тот же – алчный. Гольфдан Хилурдский любезно предложил гостю садиться.
   – Рад приветствовать благородного короля Вестлэнда, – сломался в поклоне уважаемый торговец Крул.
   Хилурдский поморщился. Черт бы побрал этого аквилонского мошенника, ведь знает же, что власть Хилурдского не более чем дымовая завеса, которой благородный Седрик из Октов прикрывает свои честолюбивые замыслы, а все-таки ломает комедию при каждой встрече.
   – Благородный Леир, король Приграничья, прислал мне письмо, – начал Хилурдский с трудом подавляя раздражение, – в котором сетует на бесчинства, творимые в Суранских степях на пути торговых караванов. Но тебе, уважаемый Крул, известно об этом, вероятно, больше, чем нам с благородным Леиром.
   – Мои обозы Бог миловал, – вздохнул аквилонец, – но многим повезло значительно меньше.
   Хилурдский едва не выругался в лицо уважаемому Крулу. Меньше! Как вам это понравится? Два обоза благородного Гольфдана, не в добрый час решившего поправить пошатнувшиеся дела торговлей, исчезли без следа в районе разрушенной крепости Дейры.
   – Торговое дело без убытков не обходится, – утешил Хилурдского аквилонец. – Я предупреждал тебя, благородный Гольфдан, что лучше поручить ведение своих дел сведущему человеку.
   И отдать этому сведущему человеку больше половины прибыли. Это же чистый грабеж! Впрочем, сейчас Хилурдскому не до прибыли, свое бы вернуть.
   – Семьдесят пять процентов, – спокойно сказал старик.
   Благородный Гольфдан задохнулся от возмущения. Ну сорок процентов, ну пятьдесят, хотя и это уже не по-божески, но такая сумасшедшая цифра вообще не лезет ни в какие ворота. Совсем обезумел от жадности старик. Казна Вестлэнда пуста. Проклятые окты прибрали к рукам все налоги с портов, а со своих королю Гольфдану уже и взять нечего.