Около четырех часов утра в мою комнату вошел высокий стройный мужчина, светловолосый. Хотя он был в гражданской одежде, но его лицо и поведение внушали уважение.
– Я лейтенант полиции Штром. Мне нужно вас поодиночке допросить. В гостиной. – Он окинул взглядом комнату. – Кто вызывал полицию? Мистер Уэллер? Ага – тогда прошу – следуйте за мной.
Они вместе покинули мою комнату.
Тем временем миссис Халлоран всхлипывала во сне. Мы все смотрели на неё с завистью. Я смертельно устала, но о сне нечего было и думать.
Мистер Уэллер оставался с этим полицейским лейтенантом в передней комнате почти до пяти часов. Потом Ред вызвал туда миссис Уэллер. Она пробыла там лишь десять-пятнадцать минут. Я слышала, как она вместе со своим мужем вышла и поднялась к себе по лестнице. Следующим допрашивали мистера Баффингэма. Он освободился только после шести часов. Вызвали миссис Халлоран. Мы разбудили её, вытерли ей лицо и отправили в переднюю комнату. Дрожа, она оставила нас. Мы, оставшиеся, беспокойно слонялись взад и вперед. Этот ужас лишил меня способности трезво мыслить. Я снова и снова задавала себе вопрос, что же может выяснить этот офицер полиции.
Может быть, она пришла домой, спустилась в подвал, и там у неё случился сердечный приступ? Может, она слишком тихо звала на помощь и умерла неуслышанной? Или в основе этой трагедии лежало что-то намного более ужасное? Возможно, её в темноте схватили и задушили? И, притом, те же самые руки, которые душили тогда меня? Но зачем? Где лежит ключ к разгадке этих убийственных нападений? Какую тайну скрывает этот вечно подслушивающий дом?
Джерри привел обратно к нам миссис Халлоран и следующим забрал мистера Кистлера.
Миссис Халлоран громко всхлипнула. Джерри помог ей сесть в кресло и спросил меня:
– Может она оставаться здесь?
– Конечно. Оставьте её.
Спустя несколько минут измученная женщина снова заснула. Ее голова моталась взад и вперед, как будто она была пьяна.
Допрос мистера Кистлера длился около получаса. Следующим был мистер Грант, за ним мисс Санд. И, наконец, настала моя очередь. Меня вызвали последней. К чему бы это?
К тому времени, когда меня, в конце концов, пригласили, я была так измотана, что уже не могла держаться на ногах. Я ненадолго прилегла на свою тахту и, должно быть, задремала, поэтому, когда Джерри выкрикнул мое имя, я испуганно вскочила. Он повел меня в гостиную, а Ред остался при миссис Халлоран. Было почти восемь часов утра.
Лейтенант Штром сидел в гостиной на кожаном диване, окруженный целым роем других полицейских чинов. Мне предложили стул. Бледный утренний свет падал прямо мне на лицо. Лейтенант, прищурив глаза, внимательно посмотрел на меня. Когда он начал говорить, его интонация прогнала последние остатки моей усталости.
– Итак, миссис Дакрес, не увиливайте. Кто ваши сообщники?
Мой язык, казалось, прочно приклеился к небу.
– Пожалуйста, говорите!
– Ведь вы же не предполагаете всерьез, что я, что…
– А как же! Именно это я и предполагаю! И знаете, кого я считаю вашим сообщником? Мистера Кистлера!
– Кистлера? – Я безуспешно пыталась понять этого человека.
– Значит, не Кистлер? А кто же? Не делайте вид, будто вы потеряли голос!
Тут я заметила, что лейтенант Штром запугивает меня, так как он, кажется, не хотел слышать ничего другого. Ему хотелось принудить меня признаться в чем-то.
И я настолько разозлилась, что железное кольцо, в которое они меня, как им казалось, зажали, разорвалось. Я энергично сказала:
– Что за вздор! Я вообще не имею ни малейшего отношения к смерти миссис Гэр!
Его поведение явно изменилось. Грубость сменилась мягкими уговорами.
– Не кажется ли вам странным, что в этом доме происходят всякие неприятности с тех пор… хм… с тех пор, как вы здесь поселились?
– Вот как? А что происходило в этом доме до того, как я приехала сюда?
– Это был приличный, респектабельный, спокойный дом.
– Может быть, вы также полагаете, что это я вынудила сына мистера Баффингэма ограбить банк, а затем сама пыталась задушить себя?
– Разве вы не говорили Кистлеру о «подслушивающем доме»?
– Ах, вот что вы имеете в виду! – В присутствии этого рассудительного, холодного чиновника мои предположения и опасения выглядели бы, разумеется, притянутыми за уши.
– Да, я имею в виду именно это! А что, позвольте вас спросить, имели в виду вы?
Я на мгновение заколебалась, а затем откровенно сказала:
– Я никогда не могла в этом доме спокойно заснуть. Я всегда чувствовала какое-то странное напряжение – как будто остальные тоже лежат и не спят, прислушиваются… ждут чего-то…
Лейтенант ворчливо спросил:
– По-вашему, это звучит логично и правдоподобно?
– Вероятно, нет, – согласилась я. – Но, все же, с первой же минуты я про себя называла этот дом не иначе, как «подслушивающий дом»!
– Но, кроме вас, ни один человек его так не называет! – сердито сказал Штром. – До того, как вы въехали, никто из жильцов не слышал и не видел ничего необычного. Это был тихий, порядочный и…
– Возможно, вы правы, – перебила я его. – Возможно, это и сегодня ещё порядочный, тихий дом. Я, во всяком случае, так не думаю. По – моему мнению, здесь, ещё до того, как я въехала сюда, происходило разное! Я также абсолютно не верю, что миссис Гэр умерла естественной смертью. Я считаю, что её убили.
Наконец-то я высказала это. В глубине души я с первого же мгновения так считала, даже не зная, как это было на самом деле.
– Ага! Это уже кое-что! – Штром подался вперед, пристально глядя мне в лицо. – Продолжайте.
– Миссис Гэр рассказывала мне, например, что терпеть не могла людей, которые жили до меня в моей комнате, так как они всюду совали свой нос.
– С какой целью?
– Этого миссис Гэр мне не сказала. Я спрашивала, но она намеренно обошла этот вопрос. Она говорила только, что роются в её вещах.
– Абсолютная бессмыслица! Эти люди были снова здесь хотя бы раз?
– Нет, насколько я знаю. Но кто-то здесь был!
После этого я рассказала Штрому со всеми подробностями историю о человеке, которого я видела как-то днем выходящим из подвала. Штром пару раз хмыкнул. Но все ещё смотрел на меня довольно недоброжелательно.
– Почему вы переехали сюда?
Я подробно рассказала ему о своей потерянной работе, плачевном финансовом положении и об объявлении в газете.
– Вы знали миссис Гэр раньше?
– Я её никогда в своей жизни прежде не видела.
– Не бросалось ли вам в глаза что-нибудь ещё из ряда вон выходящее?
– Может быть, вы помните того мертвеца, которого я обнаружила на склоне? Это вызвало всеобщее возбуждение. Но наверняка это дело не имеет никакого отношения к обитателям нашего дома.
– А ещё что-нибудь? Здесь – в доме?
– Миссис Гэр была довольно своеобразной особой.
– Вы любили ее?
– Откровенно говоря, – нет!
– Почему – нет? – это прозвучало, как пистолетный выстрел.
– Она казалась мне какой-то нечистоплотной и недоброй. Кроме того, она, кажется, страдала какими-то галлюцинациями.
– Как это следует понимать?
– У неё была навязчивая идея, что за ней шпионят. Она подозревала каждого в отдельности постояльца этого дома.
– Начните-ка, пожалуйста, сначала. Расскажите мне все, что произошло или что бросилось вам в глаза здесь с момента переезда сюда.
Я добросовестно выполнила его просьбу. Я повторила, насколько могла вспомнить, каждое слово, сказанное между нами и рассказала о нежелательных визитах миссис Гэр в мою комнату. Я говорила о её недоверии к Уэллерам. Штром слушал меня с напряженным вниманием. Один из его сотрудников пробормотал:
– Чистое сумашествие!
– Я тоже думала так, до того момента, как здесь появился чужой незваный гость.
– После этого случилось что-то особенное?
– Ничего до прошлой пятницы – того дня, когда миссис Гэр якобы уехала.
– Итак – эта знаменитая пятница. Что вы делали в тот день?
– У меня была временная работа, которая продолжалась до субботы.
– Как долго вы работали в пятницу?
– Почти до семи часов.
– А потом?
– Потом я пошла поужинать с одной из коллег по имени Хильда Корсли, которая тоже работала у Бенсона, затем в кино.
– Когда вы пришли домой?
– Около десяти часов.
– Расскажите мне, как можно подробнее, что произошло потом.
– Я вошла в дом…
– Вы встретили кого-нибудь?
– Нет… я… да… одну минуту. Когда вошла в холл, по лестнице вниз сбежала одна из кошек и спряталась под книжной этажеркой в холле. Она… странно…
– Что странно? – переспросил Штром.
– Эта история с кошкой. Сегодня – или, вернее, вчера вечером, когда взломали внизу дверь кухни, эта кошка опять оказалась там запертой вместе с остальными…
Это сообщение вызвало среди полицейских некоторое возбуждение.
Один из них сказал:
– Если это действительно так, то старуха должна была погибнуть после десяти часов вечера, Штром. Другие тоже подтверждают, что, когда открыли дверь, эта кошка выбежала оттуда.
Я ужаснулась при мысли, которая пришла мне в голову.
– Это вовсе необязательно, – сказала я, стуча зубами. – Если миссис Гэр умерла неестественной смертью, а была убита, то убийца ведь ничего не мешало позднее снова запереть в кухне это животное.
Штром мягко сказал:
– Вы весьма разумны, этого у вас не отнять. Если эта пожилая дама умерла своей смертью, то история с кошкой является доказательством того, что она умерла после десяти часов вечера. Если нет, то преступник действовал очень быстро и проявил недюжинный интеллект. Приблизительно такой, как у вас!
9
10
– Я лейтенант полиции Штром. Мне нужно вас поодиночке допросить. В гостиной. – Он окинул взглядом комнату. – Кто вызывал полицию? Мистер Уэллер? Ага – тогда прошу – следуйте за мной.
Они вместе покинули мою комнату.
Тем временем миссис Халлоран всхлипывала во сне. Мы все смотрели на неё с завистью. Я смертельно устала, но о сне нечего было и думать.
Мистер Уэллер оставался с этим полицейским лейтенантом в передней комнате почти до пяти часов. Потом Ред вызвал туда миссис Уэллер. Она пробыла там лишь десять-пятнадцать минут. Я слышала, как она вместе со своим мужем вышла и поднялась к себе по лестнице. Следующим допрашивали мистера Баффингэма. Он освободился только после шести часов. Вызвали миссис Халлоран. Мы разбудили её, вытерли ей лицо и отправили в переднюю комнату. Дрожа, она оставила нас. Мы, оставшиеся, беспокойно слонялись взад и вперед. Этот ужас лишил меня способности трезво мыслить. Я снова и снова задавала себе вопрос, что же может выяснить этот офицер полиции.
Может быть, она пришла домой, спустилась в подвал, и там у неё случился сердечный приступ? Может, она слишком тихо звала на помощь и умерла неуслышанной? Или в основе этой трагедии лежало что-то намного более ужасное? Возможно, её в темноте схватили и задушили? И, притом, те же самые руки, которые душили тогда меня? Но зачем? Где лежит ключ к разгадке этих убийственных нападений? Какую тайну скрывает этот вечно подслушивающий дом?
Джерри привел обратно к нам миссис Халлоран и следующим забрал мистера Кистлера.
Миссис Халлоран громко всхлипнула. Джерри помог ей сесть в кресло и спросил меня:
– Может она оставаться здесь?
– Конечно. Оставьте её.
Спустя несколько минут измученная женщина снова заснула. Ее голова моталась взад и вперед, как будто она была пьяна.
Допрос мистера Кистлера длился около получаса. Следующим был мистер Грант, за ним мисс Санд. И, наконец, настала моя очередь. Меня вызвали последней. К чему бы это?
К тому времени, когда меня, в конце концов, пригласили, я была так измотана, что уже не могла держаться на ногах. Я ненадолго прилегла на свою тахту и, должно быть, задремала, поэтому, когда Джерри выкрикнул мое имя, я испуганно вскочила. Он повел меня в гостиную, а Ред остался при миссис Халлоран. Было почти восемь часов утра.
Лейтенант Штром сидел в гостиной на кожаном диване, окруженный целым роем других полицейских чинов. Мне предложили стул. Бледный утренний свет падал прямо мне на лицо. Лейтенант, прищурив глаза, внимательно посмотрел на меня. Когда он начал говорить, его интонация прогнала последние остатки моей усталости.
– Итак, миссис Дакрес, не увиливайте. Кто ваши сообщники?
Мой язык, казалось, прочно приклеился к небу.
– Пожалуйста, говорите!
– Ведь вы же не предполагаете всерьез, что я, что…
– А как же! Именно это я и предполагаю! И знаете, кого я считаю вашим сообщником? Мистера Кистлера!
– Кистлера? – Я безуспешно пыталась понять этого человека.
– Значит, не Кистлер? А кто же? Не делайте вид, будто вы потеряли голос!
Тут я заметила, что лейтенант Штром запугивает меня, так как он, кажется, не хотел слышать ничего другого. Ему хотелось принудить меня признаться в чем-то.
И я настолько разозлилась, что железное кольцо, в которое они меня, как им казалось, зажали, разорвалось. Я энергично сказала:
– Что за вздор! Я вообще не имею ни малейшего отношения к смерти миссис Гэр!
Его поведение явно изменилось. Грубость сменилась мягкими уговорами.
– Не кажется ли вам странным, что в этом доме происходят всякие неприятности с тех пор… хм… с тех пор, как вы здесь поселились?
– Вот как? А что происходило в этом доме до того, как я приехала сюда?
– Это был приличный, респектабельный, спокойный дом.
– Может быть, вы также полагаете, что это я вынудила сына мистера Баффингэма ограбить банк, а затем сама пыталась задушить себя?
– Разве вы не говорили Кистлеру о «подслушивающем доме»?
– Ах, вот что вы имеете в виду! – В присутствии этого рассудительного, холодного чиновника мои предположения и опасения выглядели бы, разумеется, притянутыми за уши.
– Да, я имею в виду именно это! А что, позвольте вас спросить, имели в виду вы?
Я на мгновение заколебалась, а затем откровенно сказала:
– Я никогда не могла в этом доме спокойно заснуть. Я всегда чувствовала какое-то странное напряжение – как будто остальные тоже лежат и не спят, прислушиваются… ждут чего-то…
Лейтенант ворчливо спросил:
– По-вашему, это звучит логично и правдоподобно?
– Вероятно, нет, – согласилась я. – Но, все же, с первой же минуты я про себя называла этот дом не иначе, как «подслушивающий дом»!
– Но, кроме вас, ни один человек его так не называет! – сердито сказал Штром. – До того, как вы въехали, никто из жильцов не слышал и не видел ничего необычного. Это был тихий, порядочный и…
– Возможно, вы правы, – перебила я его. – Возможно, это и сегодня ещё порядочный, тихий дом. Я, во всяком случае, так не думаю. По – моему мнению, здесь, ещё до того, как я въехала сюда, происходило разное! Я также абсолютно не верю, что миссис Гэр умерла естественной смертью. Я считаю, что её убили.
Наконец-то я высказала это. В глубине души я с первого же мгновения так считала, даже не зная, как это было на самом деле.
– Ага! Это уже кое-что! – Штром подался вперед, пристально глядя мне в лицо. – Продолжайте.
– Миссис Гэр рассказывала мне, например, что терпеть не могла людей, которые жили до меня в моей комнате, так как они всюду совали свой нос.
– С какой целью?
– Этого миссис Гэр мне не сказала. Я спрашивала, но она намеренно обошла этот вопрос. Она говорила только, что роются в её вещах.
– Абсолютная бессмыслица! Эти люди были снова здесь хотя бы раз?
– Нет, насколько я знаю. Но кто-то здесь был!
После этого я рассказала Штрому со всеми подробностями историю о человеке, которого я видела как-то днем выходящим из подвала. Штром пару раз хмыкнул. Но все ещё смотрел на меня довольно недоброжелательно.
– Почему вы переехали сюда?
Я подробно рассказала ему о своей потерянной работе, плачевном финансовом положении и об объявлении в газете.
– Вы знали миссис Гэр раньше?
– Я её никогда в своей жизни прежде не видела.
– Не бросалось ли вам в глаза что-нибудь ещё из ряда вон выходящее?
– Может быть, вы помните того мертвеца, которого я обнаружила на склоне? Это вызвало всеобщее возбуждение. Но наверняка это дело не имеет никакого отношения к обитателям нашего дома.
– А ещё что-нибудь? Здесь – в доме?
– Миссис Гэр была довольно своеобразной особой.
– Вы любили ее?
– Откровенно говоря, – нет!
– Почему – нет? – это прозвучало, как пистолетный выстрел.
– Она казалась мне какой-то нечистоплотной и недоброй. Кроме того, она, кажется, страдала какими-то галлюцинациями.
– Как это следует понимать?
– У неё была навязчивая идея, что за ней шпионят. Она подозревала каждого в отдельности постояльца этого дома.
– Начните-ка, пожалуйста, сначала. Расскажите мне все, что произошло или что бросилось вам в глаза здесь с момента переезда сюда.
Я добросовестно выполнила его просьбу. Я повторила, насколько могла вспомнить, каждое слово, сказанное между нами и рассказала о нежелательных визитах миссис Гэр в мою комнату. Я говорила о её недоверии к Уэллерам. Штром слушал меня с напряженным вниманием. Один из его сотрудников пробормотал:
– Чистое сумашествие!
– Я тоже думала так, до того момента, как здесь появился чужой незваный гость.
– После этого случилось что-то особенное?
– Ничего до прошлой пятницы – того дня, когда миссис Гэр якобы уехала.
– Итак – эта знаменитая пятница. Что вы делали в тот день?
– У меня была временная работа, которая продолжалась до субботы.
– Как долго вы работали в пятницу?
– Почти до семи часов.
– А потом?
– Потом я пошла поужинать с одной из коллег по имени Хильда Корсли, которая тоже работала у Бенсона, затем в кино.
– Когда вы пришли домой?
– Около десяти часов.
– Расскажите мне, как можно подробнее, что произошло потом.
– Я вошла в дом…
– Вы встретили кого-нибудь?
– Нет… я… да… одну минуту. Когда вошла в холл, по лестнице вниз сбежала одна из кошек и спряталась под книжной этажеркой в холле. Она… странно…
– Что странно? – переспросил Штром.
– Эта история с кошкой. Сегодня – или, вернее, вчера вечером, когда взломали внизу дверь кухни, эта кошка опять оказалась там запертой вместе с остальными…
Это сообщение вызвало среди полицейских некоторое возбуждение.
Один из них сказал:
– Если это действительно так, то старуха должна была погибнуть после десяти часов вечера, Штром. Другие тоже подтверждают, что, когда открыли дверь, эта кошка выбежала оттуда.
Я ужаснулась при мысли, которая пришла мне в голову.
– Это вовсе необязательно, – сказала я, стуча зубами. – Если миссис Гэр умерла неестественной смертью, а была убита, то убийца ведь ничего не мешало позднее снова запереть в кухне это животное.
Штром мягко сказал:
– Вы весьма разумны, этого у вас не отнять. Если эта пожилая дама умерла своей смертью, то история с кошкой является доказательством того, что она умерла после десяти часов вечера. Если нет, то преступник действовал очень быстро и проявил недюжинный интеллект. Приблизительно такой, как у вас!
9
Итак, мы вновь вернулись к подозрениям против меня. Я обвела взглядом лица других служащих. Казалось, все они подозревали меня.
– Я до этого момента вообще не задумывалась об этой дурацкой кошке! Это пришло мне в голову только тогда, когда она выбежала из кухни. В чем, собственно вы меня обвиняете? Неужели вы верите, что я могла спуститься в кухню, чтобы задушить старую женщину вот этими голыми руками?
– Вы могли просто поссориться. Вам достаточно было лишь сильно толкнуть её, чтобы она упала; остальное довершило её больное сердце.
– И какой же мотив я должна была иметь для того, чтобы убить несчастную, беспомощную старую женщину, только лишь потому, что она мне не очень симпатична?
– Почем я знаю? Почему вообще кто-то должен хотеть убивать беспомощную женщину. У старухи были деньги?
– Понятия не имею!
– Не упоминала ли она в вашем присутствии о чем-либо подобном?
– Она только сказала однажды, что не доверяет никаким банкам.
– А, смотрите-ка! Когда она это сказала?
– Когда я осматривала здесь эту квартиру. Я рассказала ей, что осталась без работы, но имею кое-какие деньги в банке. Она мне на это заявила, что никогда не положила бы свои деньги в банк.
– Ага. Не упоминала ли она об этом по какому-либо другому поводу?
– Да. В тот день, когда я видела этого шпиона. Миссис Халлоран тоже знала об этом предубеждении своей тетки по отношению к банкам.
– Кто присутствовал при этом разговоре?
– Миссис Халлоран, мистер Кистлер и я.
Штром взглянул на свои часы и обратился к одному из служащих:
– Сейчас почти девять часов. Банки вот-вот откроются. Не забудьте, что я вам говорил о возможном завещании.
– Слушаюсь, лейтенант Штром.
Два офицера полиции покинули комнату. Лейтенант Штром потянулся, зевнул и вновь обратился ко мне.
– Итак, теперь переходим к этому нападению на вас в пятницу.
Я снова дала подробный ответ. Когда я подошла к тому моменту, когда мы все спустились в подвал и никого там не увидели, мне внезапно кое-что пришло в голову.
– Мы никого не видели. Если бы миссис Гэр находилась там, мы должны были её увидеть! Мы обошли все помещения. О, Боже, возможно, что она там, внизу…, что она…
– Я уже думал об этом.
– Может быть, она была ещё жива!
– Такую вероятность мы тоже учли. При всем том, что вы теперь знаете, не могли бы вы припомнить ещё что-нибудь – даже самую ничтожную мелочь что могло бы послужить для нас отправной точкой? Может быть, что-то видели? Например, предметы одежды? Возможно, что-нибудь слышали?
При всем желании я не смогла вспомнить ничего такого, что могло бы послужить доказательством присутствия в доме миссис Гэр.
– Как и все остальные! – простонал мой мучитель. – Все слепы, как совы. А теперь давайте о другом. Попытайтесь, пожалуйста, вспомнить, что рассказывали остальные обитатели этого дома о том, что они делали в тот день.
– Это полностью совпадает с тем, что они сами мне рассказывали, вздохнул он, выслушав меня. – Ни один не имеет неопровержимого алиби. За исключением Кистлера. Любой другой вполне мог находиться в доме.
После этого допрос довольно быстро закончился. Меня лишь спросили еще, что я делала в период с той самой пятницы и до того момента, когда ко мне пришел мистер Грант и спросил миссис Гэр. Я тосковала по своей постели. Я смертельно устала и измучилась. В конце концов, мне позволили уйти. Дом был полон полицейскими, следовательно, можно было спать спокойно. Я укрылась двумя одеялами и погрузилась в глубокий сон. Проснулась я только во второй половине дня. Полусонная, я вышла в холл. В доме царила абсолютная тишина. Снаружи на черном кожаном стуле сидел полицейский.
В кухне я сперва выпила стакан томатного сока. Я ослабла от голода и съела практически все, что у меня было в доме. После этого я почувствовала себя значительно лучше. Лишь теперь у меня нашлось время осмотреться в своем жилище. Довольно печальное зрелище! Пол в кухне был покрыт нанесенной с улицы грязью и пеплом. Везде валялись окурки сигарет. Тут меня охватила страсть к работе, и я начала генеральную уборку. Пока я мыла и чистила, мой мозг лихорадочно работал. Была ли миссис Гэр убита? И если да, то кем? Мог ли её убить этот старый, маленький, робкий мистер Грант? Только он один сказал, что видел её в пятницу вечером, после отхода чикагского поезда. Не он ли тихо и расторопно открыл дверь кухни и снова запер ее?
Или, может быть, виновны были Уэллеры? В конце концов, у них была ссора с миссис Гэр, когда она хотела их вышвырнуть.
Мисс Санд жила в этом доме уже двенадцать лет. За столь долгое время человека, подобного миссис Гэр, можно возненавидеть до такой степени, чтобы захотеть его убить.
А как насчет Баффингэма? Может быть, у его сына – преступника дурная наследственность? Яблоко, упавшее недалеко от яблони? Парень сидел в тюрьме, да мистер Баффингэм тоже был в предварительном заключении. Адвокаты и судебные издержки обходятся дорого! Возможно, Баффингэм искал деньги, те жалкие банкноты, которые постояльцы еженедельно вносили в качестве квартирной платы, а она их, вероятно, держала спрятанными где-то в доме.
– Я не верю банкам! Я им не доверяю… – вспоминала я её слова. Не потому ли она постоянно прислушивалась, не доверяя никому в доме? Возможно, она прятала где-то здесь свои сбережения и бдительно охраняла их, принимая каждого за шпиона? Я совсем разволновалась, и охотно поделилась бы с кем-нибудь своими мыслями. Если бы только Кистлер был дома!
Кистлер! Я, в сущности, была абсолютно уверена в том, что он не имел никакого отношения к этой дьявольской убийственной истории. А, собственно говоря, почему? Прежде, чем поделиться с ним моей версией, мне следует немного поразмыслить о нем самом. У Кистлера очень сильные, крепкие руки…
Я подошла к эркеру, где Кистлер стоял накануне вечером и уставилась в окно. Но я видела не сумерки и не деревья в конце небольшого двора. Я видела мистера Кистлера, занимающегося гимнастикой на турнике, – его крепкие, мускулистые руки, его сильные ладони. На них даже были мозоли, и он объяснял, что это от турника. Я попробовала представить себе, что это те самые ладони, которые тогда убийственными тисками обхватили мою шею. Полиция считает, что миссис Гэр погибла в ту пятницу. Ходж Кистлер в пятницу вечером работал, пришел домой только после полуночи и увидел свет под моей дверью. Мог ли он быть тем, кто оставил меня лежать полумертвой на полу в кухне? Он, знал, что миссис Гэр не доверяла банкам и, вероятно, хранила свои деньги дома. Ходжу очень срочно нужны были деньги, он неоднократно открыто говорил мне об этом. Может быть, он пришел домой раньше, считая миссис Гэр отсутствующей, прокрался в подвал, чтобы отыскать деньги, был захвачен старухой врасплох и силой заставил её молчать.
И тут я вспомнила его лицо, искаженное гримасой отвращения и ужаса, когда он отошел от взломанной кухонной двери. Эти кошки… я вздрогнула. Но все же – может быть, он просто был хорошим актером. Как я могла бы узнать правду? Если выясню, что у него вдруг появилось много денег? Возможно, они спрятаны у него в комнате? Вместе с исчезнувшим ключом от кухонной двери в подвале? Если найти этот ключ… то найдется и убийца!
Недолго думая, я решила обыскать комнату Кистлера. Если ничего не найду, буду просить Кистлера помочь мне в поисках убийцы. Я хорошо себе представляла, что произойдет, если Кистлер застанет меня при обыске его комнаты! Я не желала быть пойманной. Было чуть больше девяти часов. Вероятно, Кистлер и в эту пятницу будет работать до полуночи.
Тот молодой полицейский, который нес вахту в холле, уже сменился. Новый охранник изучающе осмотрел меня, когда я вышла из комнаты и тщательно заперла свою двустворчатую дверь.
– Вы ничего не будете иметь против, сержант, если я немного побеседую наверху с Уэллерами?
Он спокойно махнул рукой.
– Пожалуйста, идите.
Я поднялась по лестнице, стараясь производить как можно больше шума, и постучалась к Уэллерам. Мистер Уэллер открыл мне дверь. Само собой разумеется, мы заговорили о миссис Гэр. Была ли она убита или нет? Уэллеры были не очень расположены к беседе. Они почти совсем не спали, а весь день обсуждали случившееся. Оба были раздражены, утомлены и подавлены.
Я не осталась у них надолго, а распрощалась спустя несколько минут и бесшумно покинула их комнату. На цыпочках прокралась по плохо освещенному коридору к комнате мистера Кистлера. Осторожно перепробовала, один за другим, свои собственные ключи. В конце концов, один из них подошел, и дверь открылась.
Я быстро задернула шторы и включила свет. Мне вспомнились мои апартаменты. Первая комната служила гостиной, за ней располагалась значительно меньшая спальня. В этой спальне не было видно ничего подозрительного. В гостиной я осмотрела сперва пишущую машинку и бумаги на его рабочем столе, стоявшем в эркере. Чтобы основательно обыскать эту комнату, потребуется довольно много времени! Я подняла все подушки на диване, запустила руку в щель между сиденьем и спинкой. Ничего! Я ещё раз окинула взглядом спальню. Что-то привлекло мое внимание… конечно, вот этот туалетный столик!
Расчески, щетки, флакончики были аккуратно разложены и расставлены на его поверхности, покрытой кружевной скатертью. Эта скатерть лежала косо… осторожно приподняв её край, я испугалась. Там лежало это.
Зеленый кусочек картона с черным типографским текстом: билет на поезд до Чикаго. Я уставилась на него, застыв на месте. Мои ноги, казалось, стали ватными. Я не смогла даже закричать, когда услышала вдруг голос:
– Смотрите-ка! Поистине – я глазам своим не верю!
В голосе звучала холодная насмешка, но его глаза, в которые я, быстро обернувшись, заглянула, оставались серьезными и внимательными.
– Я…я… думала… Вы вернетесь домой намного позже… – пролепетала я.
– В этом я вам охотно верю! – сказал он язвительно. Кистлер медленно приблизился ко мне. – Как же вы вошли сюда?
– Один из моих ключей подходит… не подходите ближе… позвольте мне, пожалуйста, уйти…
Я попыталась проскочить мимо него, но он схватил меня за плечи. Я открыла было рот, чтобы закричать, но его тут же закрыла твердая, сильная ладонь. Он повлек меня к кровати и опустил на нее. Затем сел рядом со мной.
– Если вы закричите, я вам снова зажму рот. Итак, малышка, я вас слушаю!
– Я…хотела… найти доказательства…
– Ах, барышня-детектив!
– Мне нужно выяснить, кто убил эту старую женщину. Вас я подозревала меньше всего.
– И поэтому пробрались в мою комнату и устроили обыск!
– Я хотела удостовериться, что против вас ничего нет! Я даже хотела просить вас помочь мне в моих поисках. Я хотела посмотреть, не найдется ли у вас хотя бы что-то…
– И что вы нашли?
– Ничего! – Я невинно взглянула на него, а сама обливалась потом.
– Скажите-ка, малышка, вы не находите, что ведете себя не очень-то по-дружески?
– Нет. Теперь я могу уйти?
– Пока нет. Еще одну минуту, пожалуйста. Что вы так внимательно рассматривали, когда я вошел?
– Я? Ничего…
– Тогда поставим вопрос иначе: что вы нашли под скатертью на туалетном столике?
– Абсолютно ничего. Я туда не заглядывала!
– Лгунья! Я сую под эту скатерть все, что мне не нужно. Мы можем вместе посмотреть, что там, под ней, собственно, есть.
Он встал, поднял меня на ноги и буквально потащил к туалетному столику. Я не могла сопротивляться. Он поднял край скатерти. А там лежал билет. Он тут же отпустил меня. Я хотела закричать – и не смогла! Но на этот раз мне помешала не сильная рука, а совершенно ошеломленное выражение лица Кистлера.
– Черт побери! – выдавил он и посмотрел на меня округлившимися глазами. Затем внезапно разразился громким хохотом. – Тут, действительно, помрешь со смеху. Мои грехи меня настигли.
Он трясся от смеха. Я растерянно посмотрела на него и сказала:
– Не вижу никакого основания для веселья. Полиция, вероятно, тоже не увидит.
– Верно! Об этом я как-то не подумал. На всякий случай я скажу вам правду. – Он озабоченно нахмурился.
– Только не слишком фантазируйте! Романы доставляют удовольствие только тогда, когда я читаю их сама.
– У меня вовсе нет намерения сочинять для вас роман. В ту пятницу вечером… неделю назад… я не работал до полуночи.
– Как интересно!
– Я уже говорил Штрому об этом. Моя невинная отговорка насчет пятницы нашла с его стороны полное понимание, и он смог тотчас же удостовериться в моем алиби. А дело обстояло просто: наша газета выходит каждый четверг, а по пятницам мы обычно отдыхаем. Я пошел с двумя приятелями в бар. Там мы встретили двух девушек, которые собирались в путешествие. Мы отметили их отъезд… ну, естественно, слово за слово… мы… он… да не смотрите же вы на меня так осуждающе!
– Лучше бы мне вообще вас больше не видеть!
– Ах, черт возьми, вы ведь сами хотели знать правду. Итак, короче говоря, эти девушки решили отказаться от поездки. А речь шла как раз о поездке в Чикаго на День памяти павших! Во время нашего маленького праздника одна из девушек вынула из сумочки билет и подарила его мне, на память о приятном вечере.
– Очень приятном! – вырвалось у меня.
– Итак, я вернулся домой и, проверяя свои карманы, нашел этот дурацкий билет и сунул его под скатерть, куда я всегда кладу всякие ненужные бумаги. А потом я совершенно забыл об этом случае.
Внезапно опять от двери прозвучал голос. Правда, на этот раз он принадлежал полицейскому.
– Мне послышались отсюда, сверху, голоса, – сказал он.
– Я до этого момента вообще не задумывалась об этой дурацкой кошке! Это пришло мне в голову только тогда, когда она выбежала из кухни. В чем, собственно вы меня обвиняете? Неужели вы верите, что я могла спуститься в кухню, чтобы задушить старую женщину вот этими голыми руками?
– Вы могли просто поссориться. Вам достаточно было лишь сильно толкнуть её, чтобы она упала; остальное довершило её больное сердце.
– И какой же мотив я должна была иметь для того, чтобы убить несчастную, беспомощную старую женщину, только лишь потому, что она мне не очень симпатична?
– Почем я знаю? Почему вообще кто-то должен хотеть убивать беспомощную женщину. У старухи были деньги?
– Понятия не имею!
– Не упоминала ли она в вашем присутствии о чем-либо подобном?
– Она только сказала однажды, что не доверяет никаким банкам.
– А, смотрите-ка! Когда она это сказала?
– Когда я осматривала здесь эту квартиру. Я рассказала ей, что осталась без работы, но имею кое-какие деньги в банке. Она мне на это заявила, что никогда не положила бы свои деньги в банк.
– Ага. Не упоминала ли она об этом по какому-либо другому поводу?
– Да. В тот день, когда я видела этого шпиона. Миссис Халлоран тоже знала об этом предубеждении своей тетки по отношению к банкам.
– Кто присутствовал при этом разговоре?
– Миссис Халлоран, мистер Кистлер и я.
Штром взглянул на свои часы и обратился к одному из служащих:
– Сейчас почти девять часов. Банки вот-вот откроются. Не забудьте, что я вам говорил о возможном завещании.
– Слушаюсь, лейтенант Штром.
Два офицера полиции покинули комнату. Лейтенант Штром потянулся, зевнул и вновь обратился ко мне.
– Итак, теперь переходим к этому нападению на вас в пятницу.
Я снова дала подробный ответ. Когда я подошла к тому моменту, когда мы все спустились в подвал и никого там не увидели, мне внезапно кое-что пришло в голову.
– Мы никого не видели. Если бы миссис Гэр находилась там, мы должны были её увидеть! Мы обошли все помещения. О, Боже, возможно, что она там, внизу…, что она…
– Я уже думал об этом.
– Может быть, она была ещё жива!
– Такую вероятность мы тоже учли. При всем том, что вы теперь знаете, не могли бы вы припомнить ещё что-нибудь – даже самую ничтожную мелочь что могло бы послужить для нас отправной точкой? Может быть, что-то видели? Например, предметы одежды? Возможно, что-нибудь слышали?
При всем желании я не смогла вспомнить ничего такого, что могло бы послужить доказательством присутствия в доме миссис Гэр.
– Как и все остальные! – простонал мой мучитель. – Все слепы, как совы. А теперь давайте о другом. Попытайтесь, пожалуйста, вспомнить, что рассказывали остальные обитатели этого дома о том, что они делали в тот день.
– Это полностью совпадает с тем, что они сами мне рассказывали, вздохнул он, выслушав меня. – Ни один не имеет неопровержимого алиби. За исключением Кистлера. Любой другой вполне мог находиться в доме.
После этого допрос довольно быстро закончился. Меня лишь спросили еще, что я делала в период с той самой пятницы и до того момента, когда ко мне пришел мистер Грант и спросил миссис Гэр. Я тосковала по своей постели. Я смертельно устала и измучилась. В конце концов, мне позволили уйти. Дом был полон полицейскими, следовательно, можно было спать спокойно. Я укрылась двумя одеялами и погрузилась в глубокий сон. Проснулась я только во второй половине дня. Полусонная, я вышла в холл. В доме царила абсолютная тишина. Снаружи на черном кожаном стуле сидел полицейский.
В кухне я сперва выпила стакан томатного сока. Я ослабла от голода и съела практически все, что у меня было в доме. После этого я почувствовала себя значительно лучше. Лишь теперь у меня нашлось время осмотреться в своем жилище. Довольно печальное зрелище! Пол в кухне был покрыт нанесенной с улицы грязью и пеплом. Везде валялись окурки сигарет. Тут меня охватила страсть к работе, и я начала генеральную уборку. Пока я мыла и чистила, мой мозг лихорадочно работал. Была ли миссис Гэр убита? И если да, то кем? Мог ли её убить этот старый, маленький, робкий мистер Грант? Только он один сказал, что видел её в пятницу вечером, после отхода чикагского поезда. Не он ли тихо и расторопно открыл дверь кухни и снова запер ее?
Или, может быть, виновны были Уэллеры? В конце концов, у них была ссора с миссис Гэр, когда она хотела их вышвырнуть.
Мисс Санд жила в этом доме уже двенадцать лет. За столь долгое время человека, подобного миссис Гэр, можно возненавидеть до такой степени, чтобы захотеть его убить.
А как насчет Баффингэма? Может быть, у его сына – преступника дурная наследственность? Яблоко, упавшее недалеко от яблони? Парень сидел в тюрьме, да мистер Баффингэм тоже был в предварительном заключении. Адвокаты и судебные издержки обходятся дорого! Возможно, Баффингэм искал деньги, те жалкие банкноты, которые постояльцы еженедельно вносили в качестве квартирной платы, а она их, вероятно, держала спрятанными где-то в доме.
– Я не верю банкам! Я им не доверяю… – вспоминала я её слова. Не потому ли она постоянно прислушивалась, не доверяя никому в доме? Возможно, она прятала где-то здесь свои сбережения и бдительно охраняла их, принимая каждого за шпиона? Я совсем разволновалась, и охотно поделилась бы с кем-нибудь своими мыслями. Если бы только Кистлер был дома!
Кистлер! Я, в сущности, была абсолютно уверена в том, что он не имел никакого отношения к этой дьявольской убийственной истории. А, собственно говоря, почему? Прежде, чем поделиться с ним моей версией, мне следует немного поразмыслить о нем самом. У Кистлера очень сильные, крепкие руки…
Я подошла к эркеру, где Кистлер стоял накануне вечером и уставилась в окно. Но я видела не сумерки и не деревья в конце небольшого двора. Я видела мистера Кистлера, занимающегося гимнастикой на турнике, – его крепкие, мускулистые руки, его сильные ладони. На них даже были мозоли, и он объяснял, что это от турника. Я попробовала представить себе, что это те самые ладони, которые тогда убийственными тисками обхватили мою шею. Полиция считает, что миссис Гэр погибла в ту пятницу. Ходж Кистлер в пятницу вечером работал, пришел домой только после полуночи и увидел свет под моей дверью. Мог ли он быть тем, кто оставил меня лежать полумертвой на полу в кухне? Он, знал, что миссис Гэр не доверяла банкам и, вероятно, хранила свои деньги дома. Ходжу очень срочно нужны были деньги, он неоднократно открыто говорил мне об этом. Может быть, он пришел домой раньше, считая миссис Гэр отсутствующей, прокрался в подвал, чтобы отыскать деньги, был захвачен старухой врасплох и силой заставил её молчать.
И тут я вспомнила его лицо, искаженное гримасой отвращения и ужаса, когда он отошел от взломанной кухонной двери. Эти кошки… я вздрогнула. Но все же – может быть, он просто был хорошим актером. Как я могла бы узнать правду? Если выясню, что у него вдруг появилось много денег? Возможно, они спрятаны у него в комнате? Вместе с исчезнувшим ключом от кухонной двери в подвале? Если найти этот ключ… то найдется и убийца!
Недолго думая, я решила обыскать комнату Кистлера. Если ничего не найду, буду просить Кистлера помочь мне в поисках убийцы. Я хорошо себе представляла, что произойдет, если Кистлер застанет меня при обыске его комнаты! Я не желала быть пойманной. Было чуть больше девяти часов. Вероятно, Кистлер и в эту пятницу будет работать до полуночи.
Тот молодой полицейский, который нес вахту в холле, уже сменился. Новый охранник изучающе осмотрел меня, когда я вышла из комнаты и тщательно заперла свою двустворчатую дверь.
– Вы ничего не будете иметь против, сержант, если я немного побеседую наверху с Уэллерами?
Он спокойно махнул рукой.
– Пожалуйста, идите.
Я поднялась по лестнице, стараясь производить как можно больше шума, и постучалась к Уэллерам. Мистер Уэллер открыл мне дверь. Само собой разумеется, мы заговорили о миссис Гэр. Была ли она убита или нет? Уэллеры были не очень расположены к беседе. Они почти совсем не спали, а весь день обсуждали случившееся. Оба были раздражены, утомлены и подавлены.
Я не осталась у них надолго, а распрощалась спустя несколько минут и бесшумно покинула их комнату. На цыпочках прокралась по плохо освещенному коридору к комнате мистера Кистлера. Осторожно перепробовала, один за другим, свои собственные ключи. В конце концов, один из них подошел, и дверь открылась.
Я быстро задернула шторы и включила свет. Мне вспомнились мои апартаменты. Первая комната служила гостиной, за ней располагалась значительно меньшая спальня. В этой спальне не было видно ничего подозрительного. В гостиной я осмотрела сперва пишущую машинку и бумаги на его рабочем столе, стоявшем в эркере. Чтобы основательно обыскать эту комнату, потребуется довольно много времени! Я подняла все подушки на диване, запустила руку в щель между сиденьем и спинкой. Ничего! Я ещё раз окинула взглядом спальню. Что-то привлекло мое внимание… конечно, вот этот туалетный столик!
Расчески, щетки, флакончики были аккуратно разложены и расставлены на его поверхности, покрытой кружевной скатертью. Эта скатерть лежала косо… осторожно приподняв её край, я испугалась. Там лежало это.
Зеленый кусочек картона с черным типографским текстом: билет на поезд до Чикаго. Я уставилась на него, застыв на месте. Мои ноги, казалось, стали ватными. Я не смогла даже закричать, когда услышала вдруг голос:
– Смотрите-ка! Поистине – я глазам своим не верю!
В голосе звучала холодная насмешка, но его глаза, в которые я, быстро обернувшись, заглянула, оставались серьезными и внимательными.
– Я…я… думала… Вы вернетесь домой намного позже… – пролепетала я.
– В этом я вам охотно верю! – сказал он язвительно. Кистлер медленно приблизился ко мне. – Как же вы вошли сюда?
– Один из моих ключей подходит… не подходите ближе… позвольте мне, пожалуйста, уйти…
Я попыталась проскочить мимо него, но он схватил меня за плечи. Я открыла было рот, чтобы закричать, но его тут же закрыла твердая, сильная ладонь. Он повлек меня к кровати и опустил на нее. Затем сел рядом со мной.
– Если вы закричите, я вам снова зажму рот. Итак, малышка, я вас слушаю!
– Я…хотела… найти доказательства…
– Ах, барышня-детектив!
– Мне нужно выяснить, кто убил эту старую женщину. Вас я подозревала меньше всего.
– И поэтому пробрались в мою комнату и устроили обыск!
– Я хотела удостовериться, что против вас ничего нет! Я даже хотела просить вас помочь мне в моих поисках. Я хотела посмотреть, не найдется ли у вас хотя бы что-то…
– И что вы нашли?
– Ничего! – Я невинно взглянула на него, а сама обливалась потом.
– Скажите-ка, малышка, вы не находите, что ведете себя не очень-то по-дружески?
– Нет. Теперь я могу уйти?
– Пока нет. Еще одну минуту, пожалуйста. Что вы так внимательно рассматривали, когда я вошел?
– Я? Ничего…
– Тогда поставим вопрос иначе: что вы нашли под скатертью на туалетном столике?
– Абсолютно ничего. Я туда не заглядывала!
– Лгунья! Я сую под эту скатерть все, что мне не нужно. Мы можем вместе посмотреть, что там, под ней, собственно, есть.
Он встал, поднял меня на ноги и буквально потащил к туалетному столику. Я не могла сопротивляться. Он поднял край скатерти. А там лежал билет. Он тут же отпустил меня. Я хотела закричать – и не смогла! Но на этот раз мне помешала не сильная рука, а совершенно ошеломленное выражение лица Кистлера.
– Черт побери! – выдавил он и посмотрел на меня округлившимися глазами. Затем внезапно разразился громким хохотом. – Тут, действительно, помрешь со смеху. Мои грехи меня настигли.
Он трясся от смеха. Я растерянно посмотрела на него и сказала:
– Не вижу никакого основания для веселья. Полиция, вероятно, тоже не увидит.
– Верно! Об этом я как-то не подумал. На всякий случай я скажу вам правду. – Он озабоченно нахмурился.
– Только не слишком фантазируйте! Романы доставляют удовольствие только тогда, когда я читаю их сама.
– У меня вовсе нет намерения сочинять для вас роман. В ту пятницу вечером… неделю назад… я не работал до полуночи.
– Как интересно!
– Я уже говорил Штрому об этом. Моя невинная отговорка насчет пятницы нашла с его стороны полное понимание, и он смог тотчас же удостовериться в моем алиби. А дело обстояло просто: наша газета выходит каждый четверг, а по пятницам мы обычно отдыхаем. Я пошел с двумя приятелями в бар. Там мы встретили двух девушек, которые собирались в путешествие. Мы отметили их отъезд… ну, естественно, слово за слово… мы… он… да не смотрите же вы на меня так осуждающе!
– Лучше бы мне вообще вас больше не видеть!
– Ах, черт возьми, вы ведь сами хотели знать правду. Итак, короче говоря, эти девушки решили отказаться от поездки. А речь шла как раз о поездке в Чикаго на День памяти павших! Во время нашего маленького праздника одна из девушек вынула из сумочки билет и подарила его мне, на память о приятном вечере.
– Очень приятном! – вырвалось у меня.
– Итак, я вернулся домой и, проверяя свои карманы, нашел этот дурацкий билет и сунул его под скатерть, куда я всегда кладу всякие ненужные бумаги. А потом я совершенно забыл об этом случае.
Внезапно опять от двери прозвучал голос. Правда, на этот раз он принадлежал полицейскому.
– Мне послышались отсюда, сверху, голоса, – сказал он.
10
– Хелло, сержант, – любезно воскликнул Кистлер.
– Что здесь происходит? – спросил служитель закона.
Мистер Кистлер развел руками и указал на меня.
– Вы, наверно, уже поняли – небольшая любовная перебранка!
С каким удовольствием я влепила бы ему пощечину!
– Вы же знаете, каковы женщины. Я пришел домой немного позже…
– Я…я… заметила, что дверь у мистера Кистлера была открыта, когда выходила из комнаты Уэллеров, – торопливо объяснила я.
Полицейский уже не смотрел на меня. Его взгляд скользил по комнате, и я оцепенела. Край скатерти так и остался откинутым, и там лежал билет. Мы ничего не могли поделать, так как полицейский бросился, как ястреб на свою добычу.
– Это переходит всякие границы! – возмутился он, быстро выхватив револьвер. – Кто из вас двоих…
– За этот билет отвечаю я один, сержант, – спокойно ответил Кистлер.
– Это просто свинство! – вдохновенно сказал сержант. – Для меня это непостижимо. Вы пойдете в участок. Оба. Давайте… вперед!
Он провел нас вниз по лестнице в холл и указал на диван. Затем позвонил в полицию. Спустя короткое время, послышались звуки сирены. Вошли двое незнакомых нам полицейских и бесцеремонно затолкали нас в машину. Один из них объявил нам – должно быть, по формальным причинам, – что мы вовсе не арестованы. Он лишь доставит нас к лейтенанту Штрому, чтобы мы смогли дать показания о вновь обнаруженном вещественном доказательстве.
Никогда ещё я не ездила так быстро! Мы мчались сквозь ночь, сирена выла нам в уши, и, не успели мы опомниться как уже остановились перед зданием, которое снаружи выглядело, как пожарное депо. Нас провели через какую-то комнату в маленькое, пустое помещение и указали на неудобные дубовые стулья. Один из служащих остался стоять у двери. Мы ждали. Наконец, отворилась другая дверь, которая, очевидно, вела в соседний кабинет, и вошли трое. Это были миссис Халлоран с каким-то незнакомым мне мужчиной и полицейский. Как миссис Халлоран, так и этот мужчина имели неряшливый и усталый вид. Миссис Халлоран меня не интересовала, но мужчина… Он испытующе посмотрел сначала на Кистлера, затем на меня и внезапно побледнел. Он попытался спрятаться за миссис Халлоран.
– Что здесь происходит? – спросил служитель закона.
Мистер Кистлер развел руками и указал на меня.
– Вы, наверно, уже поняли – небольшая любовная перебранка!
С каким удовольствием я влепила бы ему пощечину!
– Вы же знаете, каковы женщины. Я пришел домой немного позже…
– Я…я… заметила, что дверь у мистера Кистлера была открыта, когда выходила из комнаты Уэллеров, – торопливо объяснила я.
Полицейский уже не смотрел на меня. Его взгляд скользил по комнате, и я оцепенела. Край скатерти так и остался откинутым, и там лежал билет. Мы ничего не могли поделать, так как полицейский бросился, как ястреб на свою добычу.
– Это переходит всякие границы! – возмутился он, быстро выхватив револьвер. – Кто из вас двоих…
– За этот билет отвечаю я один, сержант, – спокойно ответил Кистлер.
– Это просто свинство! – вдохновенно сказал сержант. – Для меня это непостижимо. Вы пойдете в участок. Оба. Давайте… вперед!
Он провел нас вниз по лестнице в холл и указал на диван. Затем позвонил в полицию. Спустя короткое время, послышались звуки сирены. Вошли двое незнакомых нам полицейских и бесцеремонно затолкали нас в машину. Один из них объявил нам – должно быть, по формальным причинам, – что мы вовсе не арестованы. Он лишь доставит нас к лейтенанту Штрому, чтобы мы смогли дать показания о вновь обнаруженном вещественном доказательстве.
Никогда ещё я не ездила так быстро! Мы мчались сквозь ночь, сирена выла нам в уши, и, не успели мы опомниться как уже остановились перед зданием, которое снаружи выглядело, как пожарное депо. Нас провели через какую-то комнату в маленькое, пустое помещение и указали на неудобные дубовые стулья. Один из служащих остался стоять у двери. Мы ждали. Наконец, отворилась другая дверь, которая, очевидно, вела в соседний кабинет, и вошли трое. Это были миссис Халлоран с каким-то незнакомым мне мужчиной и полицейский. Как миссис Халлоран, так и этот мужчина имели неряшливый и усталый вид. Миссис Халлоран меня не интересовала, но мужчина… Он испытующе посмотрел сначала на Кистлера, затем на меня и внезапно побледнел. Он попытался спрятаться за миссис Халлоран.