Девушка исчезла за дверью, расположенной напротив, и довольно долго не возвращалась. Наконец она пригласила их во вторую приемную, более уютную, но также выдержанную в стиле модерн.
   — Господин Лусек незамедлительно примет вас. Он говорит по телефону
   Действительно, ждать не пришлось. Другая девушка ввела их в обширный кабинет, тоже производивший впечатление ультрасовременного.
   Низенький человек встал из-за стола и протянул руку.
   — Комиссар Мегрэ?
   — Да.
   — Стефан Лусек. Прошу садиться.
   Лицо Лусека, с длинным шишковатым носом, испещренным тонкими синеватыми прожилками, с торчащими из ушей и ноздрей пучками волос, густыми, всклокоченными бровями сантиметра в два шириной, было отталкивающе уродливым. Костюм явно нуждался в глажений, воротничок под галстуком был целлулоидным.
   — Вы по поводу убийства мсье Шабю?
   — Угадали.
   — Я давно уже поджидаю кого-нибудь из полиции. Утренние газеты я не успеваю просматривать: мой день начинается очень рано. О случившемся меня известила вчера по телефону госпожа Шабю.
   — Я не знал об этой конторе и поехал прямо на набережную Шарантон. Насколько я понял, Оскар Шабю работал преимущественно там?
   — Да, но приезжал сюда ежедневно. Он предпочитал за всем наблюдать сам.
   Взгляд Лусека был бесстрастен, голос лишен модуляций.
   — Вам известен кто-нибудь, на кого может пасть подозрение?
   — Нет.
   — По слухам, Шабю был очень богат и, сколачивая состояние, несомненно, проявлял беспощадность…
   — Об этом мне также неизвестно.
   — Не является секретом и его повышенный интерес к женщинам…
   — Меня не занимала частная жизнь Оскара Шабю.
   — Где его письменный стол?
   — Здесь. Напротив моего.
   — Он приезжал сюда со своей секретаршей?
   — Нет. Здесь вполне достаточно персонала. Лусек не давал себе труда ни улыбнуться, ни как-нибудь иначе выразить свои чувства.
   — Давно вы работаете на фирму?
   — Еще до того, как была открыта эта контора.
   — А прежде чем занимались?
   — Тем же, что и теперь. Моя специальность — финансы.
   — В ваши обязанности входит составление налоговых деклараций?
   — Помимо прочего, и это.
   — Не вы ли займете место Шабю?
   Мегрэ пришлось снова заняться своим носом, и он почувствовал, что у него вспотел лоб. И снова, в который уже раз, стал извиняться.
   — Простите…
   — Не торопитесь. На ваш вопрос не так просто ответить. Фирма принадлежит не акционерной компании, а господину Шабю. Ее унаследует госпожа Шабю, если это не будет противоречить завещанию покойного.
   — Вы с ней в хороших отношениях?
   — Мы почти не знакомы.
   — Но ведь вы были правой рукой Оскара Шабю?
   — Я занимался клиентурой и сбытом. У нас больше пятнадцати тысяч торговых точек, рассеянных по стране. Сорок служащих здесь и около двадцати инспекторов разъезжает по провинции. Кроме того, есть отдел, ведающий Парижем и пригородами. Он размещается этажом выше. Отделы экспорта и рекламы также.
   — Много ли женщин среди персонала?
   — Простите?
   — Я спрашиваю, много ли среди служащих женщин и девушек?
   — Н-не знаю…
   — Кто ведает наймом?
   — Я.
   — Оскар Шабю в эти дела не вмешивался?
   — Почти нет.
   — Не ухаживал ли он за кем-нибудь из сотрудниц?
   — Не замечал.
   — Если я правильно понял, вы отвечаете за все виды сбыта?
   Вместо ответа Лусек опустил глаза.
   — Не исключено, что вы сохраните за собой должность и, кроме того, примете руководство конторой на набережной Шарантон?
   Лусек опять промолчал.
   — Были у кого-нибудь из служащих причины для недовольства хозяином?
   — Не слышал.
   — Вы, разумеется, хотели бы видеть убийцу за решеткой?
   — Безусловно.
   — Должен сказать, что пока вы мне решительно ничем не помогли.
   — Сожалею.
   — Какого вы мнения о госпоже Шабю?
   — Очень умная женщина.
   — Как можно охарактеризовать ваши отношения?
   — Вы уже спрашивали об этом. И я вам ответил, что мы едва знакомы. Госпожа Шабю здесь почти не бывала, а мне не часто случалось ездить на площадь Вогезов; я не принадлежу к числу лиц, посещающих званые обеды и вечера.
   — А Шабю уделял много внимания светской жизни?
   — На этот вопрос могла бы лучше ответить его жена.
   — Известно вам что-нибудь о завещании?
   — Нет.
   Мегрэ видел, что разговор ни к чему не приведет. Лусек решил молчать и будет молчать до конца.
   Комиссар поднялся, чувствуя, что у него начинает кружиться голова.
   — Попрошу вас прислать на набережную Орфевр список служащих фирмы, указав их адреса и возраст.
   Лусек молча кивнул и позвонил. Та же девушка проводила посетителей к выходу. Перед тем как сесть в машину, Мегрэ зашел в бар выпить стаканчик рома. Лапуэнт ограничился фруктовым соком.
   — А теперь куда?
   — Скоро полдень. Ехать к госпоже Шабю? Нет, пожалуй, поздно. Вернемся к себе. Закусим в пивной «Дофин».
   Из телефонной будки Мегрэ позвонил домой, на бульвар Ришар-Ленуар.
   — Что там у нас на обед? Нет, не приеду. Сохрани мою порцию на ужин. Верно, охрип. Только и делаю, что сморкаюсь. До вечера.
   Комиссар был в дурном настроении.
   — У всех, кого ни возьми, хватало причин желать Шабю смерти, — сказал он, — но лишь один дошел в своей ненависти до конца и застрелил его. А люди, к преступлению непричастные, не только не помогают нам найти, этого одного, но скорее ставят палки в колеса. Лишь Анна-Мари, смешной Кузнечик, искренне и охотно отвечала на все, о чем бы я ее ни спрашивал. Что ты о ней думаешь?
   — Вы правы, шеф. Она, может, и смешная, но на жизнь смотрит трезво и одурачить, себя не даст.
   На столе в кабинете Мегрэ уже лежало заключение судебно-медицинской экспертизы. Одна пуля угодила Шабю в полость живота, две — в грудь, четвертая застряла ниже плеча.
   Мегрэ вызвал Люка.
   — Звонил мне кто-нибудь?
   — Нет, шеф.
   — Докладную прокурору отослал?
   — Еще утром, как только пришел на службу.
   — Как ведет себя парнишка в камере?
   — Спокойно. Я даже сказал бы — равнодушно. Его нисколько не волнует, что он под замком. В общем, не портит крови ни себе, ни другим.
   Мегрэ и Лапуэнт отправились в пивную «Дофин». Два адвоката в мантиях и несколько инспекторов, не принадлежащих к бригаде Мегрэ, поздоровались с ними и прошли в обеденный зал.
   — Чем сегодня кормите? — спросил Мегрэ у хозяина.
   — Рагу из говядины под белым соусом. Останетесь довольны.
   — Скажите, что это за «Вино монахов»?
   — Не лучше и не хуже вин, которые прежде продавали в розлив. Смесь южных с алжирскими. Но сегодня людям нравится пить из бутылок с яркими и непривычными названиями.
   — Вы его держите?
   — Нет, увольте. Не угодно ли стаканчик бургундского? Отлично подойдет к белому соусу.
   Вместо ответа Мегрэ поднес платок к носу
   — Только войду в теплое помещение, и на тебе — хлещет, как из крана.
   — Почему бы вам не лечь в постель? — спросил Лапуэнт.
   — Не стоит. Все равно не усну. У меня этот Шабю из головы нейдет. Можно подумать, он нарочно нарвался на пулю, чтобы усложнить нам жизнь.
   — Что вы думаете о его жене?
   — Пока ничего определенного. Вчера она была любезна, несмотря на свалившееся на нее несчастье, и хорошо собой владела. Пожалуй, слишком хорошо. Похоже, что если она не прямо потворствовала мужу, то, во всяком случае, была весьма снисходительна к его шашням. Сейчас мы отправимся к ней. Посмотрим, не придется ли переменить о ней мнение. Не доверяю я чересчур безупречным людям.
   Рагу оказалось в самый раз, соус золотистый, ароматный. Они съели по груше, выпили кофе и в начале третьего вошли в дом на площади Вогезов. Та же горничная открыла им и попросила подождать, пока она доложит. Возвратившись, она проводила их, но не в гостиную, как накануне, а в будуар, куда в ту же минуту вошла Жанна Шабю. На ней было черное платье без всяких украшений, скромное, но отличного покроя.
   — Присядьте, господа. Я недавно приехала оттуда и все никак не могу притронуться к завтраку.
   — Когда привезут тело?
   — К пяти вечера. Но до этого зайдет агент похоронного бюро. Надо решить, где поставить гроб для прощания. Лучше всего, пожалуй, здесь. Гостиная слишком велика.
   Освещенный большим, доходящим почти до пола окном, будуар был таким же светлым и веселым, как другие комнаты, но в нем еще больше чувствовался вкус госпожи Шабю.
   — Вы сами выбирали мебель и обои?
   — Да. Мне всегда нравилась работа декоратора. Я даже хотела специализироваться в этой области… Мой отец — букинист, его лавка на улице Жакоб, недалеко от Академии изящных искусств, а в том квартале полно антикваров.
   — Как же вышло, что вы сделались машинисткой?
   — Стремилась пораньше стать независимой. Надеялась, что смогу посещать вечерние курсы. Ну, а потом познакомилась с Оскаром.
   — И быстро сошлись с ним?
   — В тот же вечер. Такой уж он был. Не удивляйтесь.
   — Господин Шабю сделал вам предложение?
   — Не хватало, чтоб я сама просила его об этом! Ему приелась жизнь в меблированных комнатах, где надо было готовить обед на спиртовке. В те годы он очень мало зарабатывал.
   — И вы продолжали работать?
   — Только первые два месяца. Потом он запретил. Смешно вспоминать теперь, как он был ревнив в те времена.
   — И верен вам?
   — Я не сомневалась.
   Наблюдая за ней, Мегрэ испытывал какое-то чувство неловкости. Чего-то она все-таки недоговаривает. Красивое лицо мадам Шабю было слишком неподвижным, как будто ей подтянул кожу хирург-косметолог.
   Светло-голубые широко раскрытые глаза придавали лицу выражение невинности и чистосердечия. Она почти не мигала.
   — Я подготовила список, о котором вы просили. — Она протянула руку к листку почтовой бумаги, лежавшему на столике в стиле Людовика XV, и передала его Мегрэ. Почерк у нее был крупный, разборчивый, без завитушек. — Сюда вписаны только те, чьи жены, по всей вероятности, находились в близких отношениях с моим мужем.
   — Значит, вы не во всех вполне уверены?
   — До конца — нет. Но по тому, как Оскар вел себя с некоторыми женщинами на вечерах, у меня в большинстве случаев не оставалось сомнений.
   Мегрэ вполголоса читал список:
   — Анри Лежандр…
   — Промышленник… Постоянно разъезжает между Парижем и Руаном. Мари-Франс его вторая жена. На пятнадцать лет моложе.
   — Ревнив?
   — Думаю, да. Но она намного хитрее супруга. У них загородный дом в Мезон-Лафите, где они принимают по уик-эндам.
   — Вы бывали у них?
   — Всего раз, у нас то и дело совпадали приемные дни. По воскресеньям мы приглашали на свою виллу в Сюлли-сюр-Луар, а лето проводили в Каннах. Мы купили два верхних этажа в новом здании возле Палльм-Бич. На крыше развели сад.
   — Пьер Мерло… — продолжал Мегрэ.
   — Маклер. Его жена Люсиль, блондиночка с острым носиком. Ей давно за сорок, но она все еще пытается сойти за девчонку. Это, должно быть, забавляло Оскара.
   — Ее муж был в курсе?
   — Что вы! Он страстный игрок в бридж, и когда мы устраивали приемы, у него непременно находились партнеры, жаждущие запереться в одной из комнат, чтобы им не мешали.
   — Оскар Шабю тоже играл?
   — О, только не в эти игры! — неопределенно улыбнулась она.
   — Жан-Люк Кокассон…
   — Издает книги по искусству. Женился на молоденькой натурщице, слишком вольной на язык, хотя в общем-то пикантной.
   — Мэтр Пупар? Уж не адвокат ли по уголовным делам?
   Пупар — одно из светил адвокатуры, имя его часто мелькает в газетах. Жена у него, кажется, американка, очень богатая.
   Неужто и он ничего не подозревал?
   — Мэтр Пупар постоянно выезжает в провинцию. У Пупаров великолепная квартира на острове Сен-Луи.
   — Ксавье Торель? Министр?
   — Представьте, да. Прекрасный человек!
   — Можно предположить, что он является вашим личным другом?
   — Что ж, вы не ошиблись. Я его очень люблю. Что касается Риты, его жены, то ни для кого не секрет, что она готова броситься на шею первому встречному.
   — И муж это знает?
   — Приходится мириться. По правде говоря, Ксавье платит ей той же монетой.
   Новые фамилии. Новые имена. Врач. Архитектор. Жерар Обэн — банкир. Буатель — модный портной с улицы Франциска I.
   — Список легко продолжить. Мы знакомы с уймой людей, но, повторяю, я выбрала тех, с женами которых Оскар, видимо, имел связь.
   Внезапно госпожа Шабю спросила:
   — Вы навестили его отца?
   — Да.
   — Как он принял известие?
   — Сдержанно. Мне кажется, их отношения с сыном были довольно прохладными.
   — Они ухудшились с тех пор, как Оскар стал много зарабатывать. Он хотел, чтобы отец покончил со своим кабачком, и предлагал купить на его имя отличный дом в Сансере, где старик родился. Дезире решил, что от него хотят избавиться. Они перестали понимать друг друга.
   — А что делает сейчас ваш отец?
   — По-прежнему держит книжную лавку. А мать не спускается с антресоли: у нее больное сердце, ходит она с трудом. Постучав в дверь, вошла горничная.
   — Человек из похоронного бюро спрашивает мадам.
   — Сейчас я выйду. — И, повернувшись к Мегрэ, госпожа Шабю добавила: — Надеюсь, вы меня извините. В ближайшие дни я буду очень занята… Но все же, если вам станет известно что-либо новое или понадобятся какие-нибудь сведения, не стесняйтесь звонить мне.
   Она улыбнулась привычной светской улыбкой и легкой походкой направилась к выходу.
   Уже в передней им встретился агент похоронного бюро. Он узнал Мегрэ и почтительно ему поклонился.
   Туман, рассеявшийся было в середине дня, опять сгустился. Мегрэ сел в машину и снова высморкался, что-то бормоча себе под нос.

Глава 3

   Всякий раз, когда по долгу службы ему приходилось сталкиваться с крупными буржуа, Мегрэ испытывал чувство неловкости и скованности. А все, кого Жанна Шабю внесла в список, принадлежали именно к этому узкому кругу людей, связанных едиными правилами поведения, обычаями, запретами, условным языком. Они постоянно встречались в театрах, ресторанах, ночных кабачках. По воскресеньям — на своих загородных виллах, летом — где-нибудь в Каннах или в Сен-Тропезе.
   Виноторговец, человек плебейского вида, пробился в это избранное общество чуть ли не кулаками и, чтоб доказать себе, что является его равноправным членом, испытывал потребность вступать в связь с возможно большим числом светских женщин.
   — Куда едем, патрон?
   — На улицу Фортюни.
   Сгорбившись, Мегрэ рассеянно глядел на проносившиеся мимо улицы и бульвары. Уже зажглись фонари, засветились окна домов. Через дорогу на сплетенных еловых ветках висели гирлянды лампочек, перевитых золотой или серебряной фольгой, в витринах магазинов красовались рождественские елки.
   Холод и туман не помешали праздничной толпе запрудить улицы. Люди переходили от магазина к магазину, теснились у прилавков. Несколько минут Мегрэ прикидывал, что бы ему купить в подарок жене, но так ни на чем и не остановился. Непрерывно чихал, и, сморкаясь, он мечтал об одном — поскорее улечься в теплую постель.
   — Установи, малыш, по списку госпожи Шабю, где эти господа находились в среду вечером.
   — Допросить каждого?
   — Только в крайнем случае — если не удастся выяснить иначе. Поговори, между прочим, с шоферами и прислугой.
   Бедняга Лапуэнт был далеко не в восторге от задания.
   — Вы полагаете, убийца кто-нибудь из этих господ?
   — Им может оказаться любой. Оскар Шабю многих, особенно мужчин, заставил его ненавидеть… Подожди в машине, я зайду всего на несколько минут.
   Он позвонил. Шагов не было слышно, но дверной глазок сразу же приоткрылся. Госпожа Бланш нехотя впустила комиссара.
   — Что еще вам нужно? С минуты на минуту может приехать клиент. Вы понимаете, до чего, неуместен сейчас визит полиции?
   — Просмотрите вот этот список.
   Лишь две лампы освещали большую гостиную. Бланш поискала на рояле очки, поднесла к глазам и торопливо пробежала список.
   — Чего вы от меня ждете?
   — Чтобы вы сказали, имеются ли среди перечисленных лиц ваши клиенты?
   — Но я уже говорила вам, что клиенты известны мне только по именам. Фамилии они никогда не называют.
   — А я слишком хорошо знаю вас, Бланш, и потому не сомневаюсь, что вам о них все доподлинно известно.
   — Нам доверяют, как врачам и адвокатам. Почему же вы лишаете нас права сохранять профессиональную тайну?
   Невозмутимо дослушав, Мегрэ все тем же ровным голосом сказал:
   — Отвечайте!
   Бланш поняла, что последнее слово останется не за ней.
   — Ну, есть тут два-три человека…
   — Кто именно?
   — Жерар Обэ, банкир. Он из старой протестантской семьи. Принадлежит к финансовой верхушке и, разумеется, соблюдает крайнюю осторожность, чтоб никто его ни в чем не заподозрил.
   — Частый гость?
   — Раза три в месяц.
   — Даму привозит с собой?
   — Нет, она приезжает раньше.
   — Всегда одна и та же?
   — Да.
   — Ему не случалось сталкиваться с Оскаром Шабю?
   — Я слежу за тем, чтобы этого не произошло.
   — Но Обэн мог заметить Оскара Шабю или его машину на улице! А жена этого банкира тоже здесь бывала?
   — Да, с господином Шабю.
   — Кого еще вы можете назвать?
   — Мари-Франс Лежандр, жену фабриканта.
   — Сколько раз приезжала?
   — Раз пять.
   — Тоже с Шабю?
   — Да. Ее мужа я не знаю. Может быть, он навещает нас под другим именем. Некоторые так делают. Например, господин Торель, министр. Звонит заранее и просит подыскать молоденькую манекенщицу или натурщицу. Для нас он просто господин Луи, но так как фотографии министров то и дело мелькают в газетах, не узнать Тореля невозможно.
   — Кто еще бывал по средам, кроме Шабю?
   — У остальных нет определенного дня.
   — Жена Тореля тоже любовница Оскара Шабю?
   — Рита? Она появлялась то с ним, то с другими. Эта пикантная брюнетка дня прожить не может без мужчины. Но дело тут не в темпераменте: просто ей нужно, чтобы за ней всегда ухаживали.
   — Благодарю вас, Бланш.
   — Надеюсь, теперь у вас ко мне все?
   — Не ручаюсь.
   — Если надумаете прийти опять, предупредите, пожалуйста, по телефону, чтобы я имела время предотвратить нежелательную встречу клиентов с вами. Спасибо, что не выдали меня репортерам.
   Из разговора с госпожой Бланш Мегрэ не извлек почти ничего важного. В сущности, следствие не сдвинулось с места. Отсутствовало главное — отправная точка. Искать по-прежнему приходилось по всем направлениям..
   — Теперь куда?
   — Ко мне домой.
   Лоб у него был горячий. Свет резал глаза. Под левой лопаткой покалывало.
   — До свидания, старина. Список у тебя? Поезжай теперь на набережную Орфевр и закажи фотокопию. Список нужно будет вернуть.
   Госпожа Мегрэ удивилась необычно раннему возвращению мужа.
   — Ты что, заболел?
   На лице Мегрэ выступили капельки пота.
   — Боюсь, что у меня грипп. Опять некстати!
   — Запутанная история?
   Как обычно, она и на этот раз только из газет и радио узнала, что следствие ведет ее муж.
   — Погоди. Мне надо поговорить по телефону.
   Он набрал номер дома свиданий на улице Фортюни. Госпожа Бланш сперва отозвалась сладчайшим голосом.
   — Это опять Мегрэ. Я забыл задать еще один вопрос. Звонил вам Шабю перед приездом в ту злополучную среду?
   — Зачем? Он ведь ни одной среды не пропускал.
   — Кто об этом знал?
   — У меня в доме — никто.
   — Кроме горничной?
   — Она испанка, по-французски понимает с трудом, а фамилии и вовсе не запоминает.
   — И все же кто-то точно знал день и час ухода Шабю от вас. Ведь именно в среду около девяти вечера его поджидали возле дома, несмотря на сильный холод.
   — Извините, господин комиссар, но я вынуждена прервать разговор: в дверь звонят.
   Мегрэ разделся, влез в пижаму и тяжело опустился в кожаное кресло.
   — У тебя рубашка хоть выжимай. Измерь-ка температуру.
   Госпожа Мегрэ принесла из ванной термометр, и комиссар пять минут покорно держал его во рту.
   — Сколько?
   — Тридцать восемь и четыре.
   — Почему бы тебе сразу не лечь? Позволь, я позвоню Пардону.
   — Ну, знаешь, если каждый пациент будет беспокоить его по пустякам!..
   Мегрэ не любил обращаться к врачам и особенно не любил беспокоить Пардона, он представлял себе, как редко удается его старому другу спокойно пообедать.
   — Я постелю тебе.
   — Постой-ка. Ты же обещала оставить мне тушеной капусты?
   — Но не теперь же есть!
   — А почему бы нет!
   — Потому что на ночь это тяжело, а ты к тому же нездоров.
   — Все-таки разогрей. И не забудь подбавить шпику. Он непрерывно возвращался к своему предположению. Кто-то определенно знал, что Шабю будет на улице Фортюни в среду вечером. Вряд ли за виноторговцем весь день следили. В парижской сутолоке это невозможно. Да и как пешеходу угнаться за тем, кто, подобно Шабю, разъезжает на машине?
   Итак, Шабю и Кузнечик появились у Бланш в семь вечера. Маловероятно, чтобы убийца почти два часа поджидал их выхода на холодном ветру и остался никем не замеченным.
   Он не приехал в машине. Иначе, выстрелив, не побежал бы к метро «Мальзерб».
   Мысли беспорядочно носились в голове Мегрэ. Ему никак не удавалось сосредоточиться.
   — Что будешь пить?
   — Пиво, конечно. С кислой капустой идет только пиво.
   Он переоценил свой аппетит. Есть ему не хотелось вовсе, и он тут же отодвинул тарелку. Ложиться в половине седьмого вечера тоже не было в привычках Мегрэ, но он сделал это. Жена принесла ему две таблетки аспирина.
   — Что бы тебе такое еще принять? Помнится, в последний раз, три года назад, Пардон прописал тебе лекарство, которое очень помогло.
   — Начисто забыл — какое.
   — Ты серьезно не хочешь, чтобы я ему позвонила?
   — Да, не хочу. Закрой шторы и погаси свет.
   Через десять минут Мегрэ основательно вспотел, и мысли у него начали расплываться. Чуть позже он уснул.
   Ночь тянулась долго. Несколько раз он просыпался, раскрыв рот и тяжело дыша. Потом снова впадал в дремоту, не слышал — или это только казалось? — голос жены. Вдруг он увидел ее у кровати. Она держала чистую пижаму.
   — Ты весь мокрый. Надо сменить белье. Перейди на минутку в кресло — я перестелю.
   Мегрэ послушно сел в кресло. В глазах рябило. Он снова лег, и теперь ему привиделось, что он в церкви, напоминающей гостиную госпожи Бланш, но гораздо больших размеров. По проходу одна за другой к аналою шли пары. Кто-то играл на рояле, звуки которого напоминали орган. Мегрэ сознавал, что явился сюда выполнить важное задание, но никак не мог вспомнить — какое. Оскар Шабю насмешливо на него поглядывал, и по мере того как пары проходили мимо, виноторговец здоровался с женщинами, называя их по именам.
   Очнувшись, Мегрэ с облегчением увидел, что уже утро. Комната наполнилась сероватым светом, из кухни доносился запах горячего кофе.
   — Проснулся?
   Мегрэ уже не потел. Он ощущал усталость, но недомогание прошло.
   — А где мой кофе?
   Комиссару показалось, что он уже давно не пил такого вкусного кофе. Он неторопливо опорожнил чашку.
   — Передай мне, пожалуйста, трубку и табак. Какая сегодня погода?
   — Чуточку туманно, но не так, как вчера. Скоро обязательно выглянет солнце.
   В детстве ему случалось, хотя и не часто, чувствовать себя больным как раз тогда, когда он нетвердо знал урок. Не то же ли самое происходило и сейчас? Нет, вчера вечером у него и впрямь была температура.
   Прежде чем подать мужу трубку, госпожа Мегрэ протянула ему термометр. Он послушно сунул его под язык.
   — Температура нормальная: тридцать шесть и пять.
   — Хорошо, что ты пропотел.
   Покурив, Мегрэ выпил вторую чашку кофе.
   — Может быть, ты хоть денек посидишь дома?
   Комиссар ответил не сразу. Он колебался. До чего же приятно лежать в теплой кровати, когда у тебя уже не болит голова.
   Лапуэнт по его поручению устанавливает алиби тех, кто попал в список госпожи Шабю, но следствие все еще топчется на месте, и виноват в этом он, Мегрэ. Есть от чего расстроиться. Ведь разгадка где-то совсем рядом. Стоит лишь как следует подумать, и все разъяснится.
   — Что нового в газетах?
   — Пишут, что ты напал на верный след.
   — Это как раз противоположно тому, что я сказал газетчикам.
   К десяти утра Мегрэ выпил три больших чашки кофе. Комнату наполнял синий табачный дым.
   — Что ты надумал?
   — Буду вставать.
   — Решил идти на службу?
   — Да.
   Она не возражала, зная, что это бесполезно.
   — Позвонить, чтобы кто-нибудь приехал за тобой?
   — Отличная мысль! Но Лапуэнта нет на месте. Спроси, не свободен ли Жанвье? Нет, совсем забыл: он на задании. Вот Люка, должно быть, свободен.
   Оказавшись на ногах, он почувствовал себя хуже, чем в постели. Голова слегка кружилась. Рука с бритвой дрожала, и Мегрэ чуточку порезался.
   — Надеюсь, к завтраку приедешь? Что толку, если ты всерьез свалишься?
   Госпожа Мегрэ была права, но комиссар уже не мог сладить с собой. Жена Обернула ему шею толстым шарфом и проводила до лестницы. У подъезда уже ждала машина.
   — Доброе утро, Люка. Начальство спрашивало обо мне?
   — Я доложил, что вчера вы скверно себя чувствовали.
   — Что нового?
   — Лапуэнт весь вечер гонял по городу со списком, с утра убежал опять. Куда вас везти?
   — На набережную Шарантон.
   По знакомой лестнице Мегрэ поднялся на второй этаж. Люка, который был здесь впервые, шел следом. Постучав, комиссар толкнул дверь кабинета Шабю. Анна-Мари сидела в своем углу, что-то отстукивая на машинке.