— Да, конечно.
Шайлер захотелось выйти на свежий воздух.
— Спасибо вам еще раз за вкусный кофе и булочки. Я думаю, мне не мешает прогуляться перед встречей с мистером Баллинджером.
— После вчерашнего дождя утро особенно располагает к прогулкам, — заметила экономка.
Трейс снова промок до нитки — на этот раз от пота, — когда сделал поворот в конце подъездной аллеи и побежал обратно к дому. Бадди следовал за ним по пятам.
Трейс пробежал мимо группы ветхих дворовых построек, среди которых были собачьи конуры, конюшни и кузница; затем вдоль ряда узорных решеток, которые когда-то вели в самый лучший, как утверждалось, английский розовый сад за пределами Англии.
По мнению Коры, найти хороших работников для работ на открытом воздухе было очень сложно. И поэтому розы давно вывелись. А решетки находились в весьма плачевном состоянии. Прославленный сад превратился в беспорядочную массу густых неухоженных зарослей.
Трейс заметил женщину, которая шла по направлению к реке, к так называемому наблюдательному пункту Люси. На таком расстоянии он не мог видеть ее лицо, но походка женщины была неторопливой и уверенной, а ноги длинными и как будто знакомыми.
Он узнал бы эти ноги где угодно.
В это утро ее волосы, не сдерживаемые шарфом, были распущены по плечам. Прошлой ночью в темноте Трейс их не разглядел, а ведь они были просто потрясающими: огненно-рыжие, с золотистыми переливами.
Она была высокой, но не слишком; стройной, но не худощавой. У нее была хорошая фигура, чертовски замечательная фигура. Разумеется, разодета она была в пух и прах.
«Ну как же, мисс Грант прибыла из Парижа».
Трейс потер подбородок. Щетина была как наждак.
Надо побриться.
Он оглядел свою пропотевшую футболку.
Надо принять душ.
Его взгляд скользнул ниже. Спортивные туфли и серые, пропитанные потом штаны (он прибег к помощи ножниц, когда резинки внизу истерлись — в результате ткань между коленом и лодыжкой топорщилась) были заляпаны грязью.
Надо побриться, помыться и переодеться.
— Думаю, мы не можем предстать перед мисс Грант, пока не приведем себя в порядок. Что ты на это скажешь, Бадди?
Охотничий пес повернул к нему голову и негромко гавкнул в знак согласия.
Кроме того, со вчерашнего вечера кое-что не давало Трейсу покоя, и сейчас был самый подходящий момент, чтобы это выяснить.
Он обогнул гараж, рассчитанный на десять машин — изначально там находилась конюшня, которая в длину была лишь немногим меньше современного футбольного поля, — и вошел в одну из задних дверей. Бадди потрусил за ним.
Там, в одном из бывших стойл, со стороны, противоположной той, где он припарковал свой джип, находился интересовавший его автомобиль. Неудивительно, что он не заметил его вчера.
Прошлой ночью Шайлер Грант утверждала, что кто-то ударил ее машину несколько раз, а затем нарочно столкнул с дороги. Трейса не особенно волновало, так ли это, пока женщина в черном была для него незнакомкой.
А теперь волновало.
Трейс опустился на корточки, чтобы его глаза оказались на уровне бампера «ягуара». Он провел рукой по его поверхности. Там, вне всяких сомнений, были вмятины и царапины, что соответствовало утверждению его клиентки.
— Будь я проклят, если она не сказала правду, — вполголоса пробормотал Трейс.
Глава 5
Глава 6
Шайлер захотелось выйти на свежий воздух.
— Спасибо вам еще раз за вкусный кофе и булочки. Я думаю, мне не мешает прогуляться перед встречей с мистером Баллинджером.
— После вчерашнего дождя утро особенно располагает к прогулкам, — заметила экономка.
Трейс снова промок до нитки — на этот раз от пота, — когда сделал поворот в конце подъездной аллеи и побежал обратно к дому. Бадди следовал за ним по пятам.
Трейс пробежал мимо группы ветхих дворовых построек, среди которых были собачьи конуры, конюшни и кузница; затем вдоль ряда узорных решеток, которые когда-то вели в самый лучший, как утверждалось, английский розовый сад за пределами Англии.
По мнению Коры, найти хороших работников для работ на открытом воздухе было очень сложно. И поэтому розы давно вывелись. А решетки находились в весьма плачевном состоянии. Прославленный сад превратился в беспорядочную массу густых неухоженных зарослей.
Трейс заметил женщину, которая шла по направлению к реке, к так называемому наблюдательному пункту Люси. На таком расстоянии он не мог видеть ее лицо, но походка женщины была неторопливой и уверенной, а ноги длинными и как будто знакомыми.
Он узнал бы эти ноги где угодно.
В это утро ее волосы, не сдерживаемые шарфом, были распущены по плечам. Прошлой ночью в темноте Трейс их не разглядел, а ведь они были просто потрясающими: огненно-рыжие, с золотистыми переливами.
Она была высокой, но не слишком; стройной, но не худощавой. У нее была хорошая фигура, чертовски замечательная фигура. Разумеется, разодета она была в пух и прах.
«Ну как же, мисс Грант прибыла из Парижа».
Трейс потер подбородок. Щетина была как наждак.
Надо побриться.
Он оглядел свою пропотевшую футболку.
Надо принять душ.
Его взгляд скользнул ниже. Спортивные туфли и серые, пропитанные потом штаны (он прибег к помощи ножниц, когда резинки внизу истерлись — в результате ткань между коленом и лодыжкой топорщилась) были заляпаны грязью.
Надо побриться, помыться и переодеться.
— Думаю, мы не можем предстать перед мисс Грант, пока не приведем себя в порядок. Что ты на это скажешь, Бадди?
Охотничий пес повернул к нему голову и негромко гавкнул в знак согласия.
Кроме того, со вчерашнего вечера кое-что не давало Трейсу покоя, и сейчас был самый подходящий момент, чтобы это выяснить.
Он обогнул гараж, рассчитанный на десять машин — изначально там находилась конюшня, которая в длину была лишь немногим меньше современного футбольного поля, — и вошел в одну из задних дверей. Бадди потрусил за ним.
Там, в одном из бывших стойл, со стороны, противоположной той, где он припарковал свой джип, находился интересовавший его автомобиль. Неудивительно, что он не заметил его вчера.
Прошлой ночью Шайлер Грант утверждала, что кто-то ударил ее машину несколько раз, а затем нарочно столкнул с дороги. Трейса не особенно волновало, так ли это, пока женщина в черном была для него незнакомкой.
А теперь волновало.
Трейс опустился на корточки, чтобы его глаза оказались на уровне бампера «ягуара». Он провел рукой по его поверхности. Там, вне всяких сомнений, были вмятины и царапины, что соответствовало утверждению его клиентки.
— Будь я проклят, если она не сказала правду, — вполголоса пробормотал Трейс.
Глава 5
«У него синие глаза».
Не светлые, блеклые и тусклые голубые, но того первобытного, яркого, ослепительно синего цвета, каким воины когда-то раскрашивали свои лица, прежде чем ступить на тропу войны.
Он высокого роста — по меньшей мере на несколько дюймов выше шести футов, — широкоплечий, мускулистый, средних лет. Все это Шайлер успела разглядеть прошлым вечером в свете фонаря.
Но, стоя в дверях библиотеки, Шайлер поняла, что именно она упустила из виду прошлой ночью — его несомненную мужественность. В нем чувствовалась невозмутимая уверенность в себе, почти открытая самонадеянность и, несомненно, откровенная призывная мужская сексуальность.
Незнакомец — уже не совсем незнакомец, после их неожиданного столкновения на дороге — ждал ее в библиотеке Грантвуда. Это их первая решающая встреча.
А ведь он уже одержал победу.
И это сделало его опасным в глазах Шайлер.
Шайлер привела себя в боевую готовность — то есть «сделала» лицо и поискала, чем занять руки. В итоге она решила вытянуть одну вдоль туловища, а другую засунула в карман пиджака.
Секунду-другую она просто рассматривала мужчину, поднявшегося из-за итальянского библиотечного столика эпохи неоклассицизма, сделанного из бронзы и итальянского же мрамора. Шайлер облизнула губы и произнесла:
— Вы…
Последовала короткая, едва уловимая пауза.
— Я, — подтвердил он звучным баритоном.
И тут до нее дошло — он уже знает, кто она такая.
— Вы совсем не удивлены, увидев меня здесь.
— Нет, не удивлен.
Она прошла в глубь комнаты — ее каблучки бесшумно ступали по ковру эпохи Людовика XVI — и остановилась неподалеку от столика, который, судя по деловым бумагам, лежащим на нем, использовался в качестве рабочего стола.
— Откуда вы узнали, кто я?
Шайлер увидела, как не то улыбка, не то некое неодобрение скользнуло по лицу мужчины.
— Я прочел надпись на визитке, которую вы мне дали прошлой ночью.
— А я и забыла, что мы обменялись координатами, — сказала она. Его визитка все еще лежала у нее в сумочке.
Трейс сделал все возможное, чтобы изобразить безразличие, и пожал плечами:
— А я не забыл.
— На обеих напечатано ваше имя, — пришла Шайлер к запоздалому заключению, сама не понимая, забавляет ее или раздражает сложившаяся ситуация.
— Почему бы нам теперь не познакомиться официально? — предложил мужчина, выйдя из-за стола и приблизившись к ней. — Трейс Баллинджер.
Она протянула ему правую руку. Ее голос и манеры были подчеркнуто деловыми.
— Шайлер Грант.
Соответственно случаю его рукопожатие было весьма крепким.
— Я вижу, вы успешно добрались до дома прошлой ночью.
— Вы тоже, — заметила она.
— Немного измучился, но все-таки доехал. — Трейс Баллинджер удивленно посмотрел на нее. — Кстати, а что случилось с машиной и водителем, которых я отправил в аэропорт встретить вас?
— Я отпустила их… его.
Внимательный взгляд синих глаз остановился на ней.
— Почему?
После вчерашнего происшествия ее ответ будет звучать довольно легкомысленно.
— Хотела сама вести машину.
— Да? — Вопрос был риторическим.
Шайлер вытащила руку из кармана пиджака.
— В Париже я всегда сама вожу машину.
— Нью-Йорк не Париж. — За его раздражением скрывалось явное неодобрение.
Шайлер прекрасно это знает.
— Вчера вечером вам чертовски повезло.
Это она тоже знала.
Следующие слова, которые слетели с его уст, были уже не предложением, а приказом:
— В следующий раз предоставьте вести машину профессиональному шоферу.
Если следующий раз и наступит, в чем Шайлер сильно сомневалась, она сделает только так, как сама пожелает. А если Трейсу Баллинджеру это не нравится, он может идти к чертям собачьим!
Послышался тихий стук в дверь. Трейс пригласил:
— Войдите.
Это была миссис Данверз с кофейными принадлежностями и тарелкой печенья на подносе.
— Как вы просили, мистер Баллинджер, — сказала она, придвигая ему тележку.
Он улыбнулся экономке:
— Вы точны как часы. Спасибо, миссис Данверз.
— Пожалуйста, сэр. Я прослежу, чтобы вас с мисс Грант не беспокоили, — пообещала та, выходя из комнаты.
Когда дверь за пожилой женщиной закрылась, Трейс Баллинджер снова улыбнулся.
— Мы можем устроиться с большим комфортом, — предложил он Шайлер, указывая на стул напротив своего. — Хотите чашечку кофе?
— Да, спасибо.
Поверенному Коры на удивление хорошо давалась роль радушного хозяина.
— Сливки? Сахар?
— Ни того, ни другого. — Шайлер всегда пила кофе на европейский манер: очень черным и несладким.
— Печенье?
— А это какое?
— С арахисовым маслом и шоколадной стружкой.
— Нет, спасибо.
Спустя некоторое время Шайлер, потягивая кофе, приступила к разговору:
— Насколько я знаю, вы были поверенным тети в течение восьми лет, мистер Баллинджер.
Трейс Баллинджер непринужденно закинул ногу на ногу, доел печенье, находившееся у него в руке, стряхнул крошки с лацканов своего кожаного пиджака и ответил:
— Это так.
Она пристально посмотрела на него:
— Вы являетесь партнером «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин»?
— Да.
Шайлер продолжила свой допрос с пристрастием:
— Вы каждый месяц приезжали в Грантвуд для встречи с моей тетей?
Он был явно немногословен:
— Вначале.
— А потом?
Казалось, он чувствует себя абсолютно непринужденно.
— Потом Кора попросила меня приезжать чаще.
Шайлер полюбопытствовала:
— Почему?
Он потер подбородок.
— Наверное, потому, что ей было одиноко. Шайлер молча поднялась со стула с чашкой кофе в руках и повернулась спиной к Трейсу Баллинджеру, изучая эклектичную коллекцию картин, занимавшую всю стену от пола до потолка по традиции девятнадцатого века и состоявшую из портретов, пейзажей, натюрмортов, большого бразильского полотна и рисунка вавилонской башни.
Убедившись, что она вновь обрела спокойствие, Шайлер повернулась к мужчине и, понизив голос, произнесла:
— Ей, безусловно, было одиноко.
Трейс Баллинджер первым отвел взгляд в сторону. Откашлявшись, он предложил:
— Вернемся к делу?
— Да, давайте. — Шайлер поставила уже остывший кофе на столик и села на свое место.
— Ваша тетя поставила несколько условий, касающихся оглашения ее последней воли. Первое — чтобы вы находились в Грантвуде. Второе — чтобы я сначала прочел документ вам одной.
— Так принято?
— Не знаю, как насчет принято, но я не впервые сталкиваюсь с таким пожеланием.
— Продолжайте.
— Перед вами оригинал и копия завещания Коры Лемастерс Грант. Сегодня утром мы коснемся его наиболее значимых пунктов, а затем вы можете в течение нескольких дней обдумать эту информацию и задать мне любые возникшие вопросы.
Пока что все казалось вполне понятным.
— Кора при жизни опекала несколько учреждений, включая свои любимые благотворительные общества, свою «альма матер», несколько музеев искусств и тому подобное. Вышеназванные субъекты, получавшие обеспечение — конечно, кроме вас самой, — перечислены начиная с тридцать четвертой страницы.
Шайлер перебрала изрядное количество листов бумаги, пока не нашла нужную страницу. Трейс продолжил:
— Существенная часть наследства идет соседям Коры, Адаму Коффину и сестрам Фрик, Иде и Элламей, вашему кузену Джонатану Тибериусу Гранту и экономке Эльвире Данверз. Некоторые средства оставлены и другим старым работникам, включая старшего садовника, правда, ко времени смерти Коры большая часть прислуги уже отошла в мир иной.
Шайлер подняла голову. Во время своей утренней прогулки она не могла не заметить, насколько запущен сад.
— В Грантвуде есть старший садовник?
— Думаю, мистер Баркер удалился практически от всех дел.
— Практически?
— Джентльмену почти девяносто.
— Понятно.
— В основном он копается в огороде у своего дома.
— Кто же тогда ухаживает за садом?
— Этим занимается местная компания «Садоводство с нуля».
— Ну, судя по тому, что я видела сегодня утром, в их последний приезд сюда до некоторых уголков сада руки у них так и не дошли.
Трейс почти улыбнулся.
— Я бы сказал — до нескольких акров сада. — Он покачал головой. — Я пытался убедить Кору воспользоваться услугами другой компании, но…
— Кора порой была ужасно упряма.
Его губы изогнулись в улыбке.
— Она предпочитала называть это качество силой воли.
Шайлер вздохнула. То же самое частенько говорили и о ней.
— Боюсь, это семейное. Он потер подбородок.
— Вы хотите сказать — предупрежден, значит, вооружен?
— Думаю, да.
Трейс вернулся к делам:
— На тридцать шестой странице указаны более мелкие суммы, предназначенные всем и каждому, от мясника до молочника, от местных девочек, которые приходили читать Коре вслух, до швеи, которая перешивала ее одежду.
Шайлер пробежала взглядом длинный список.
— Некоторые из имен мне смутно знакомы.
Трейс слегка наклонил голову.
— Уверен, большинство из этих людей будет завтра на поминальной службе.
Шайлер была ненавистна сама мысль, что ей придется встречать и приветствовать дюжину незнакомых мужчин и женщин, одетых в черное, с подобающими случаю скорбными лицами.
Разумеется, они придут из чистого любопытства.
И из-за денег.
В конце концов, все всегда решают деньги.
— Они придут не только для того, чтобы посмотреть, как вы изменились за эти годы, мисс Грант, и не для того, чтобы узнать, досталось ли им что-нибудь от Коры. — Трейс как будто прочел ее мысли.
— Вы думаете? — Она почувствовала себя уязвленной.
— Не все из них. Некоторые придут лишь потому, что искренне хотят отдать дань уважения вашей тете.
Шайлер не знала, что именно побудило ее произнести эти слова — они сорвались с губ прежде, чем она успела хорошенько подумать:
— Я была почти уверена, что увижу в списке наследников и вас.
От Трейса Баллинджера просто-таки повеяло холодом.
— Это было бы не только неуместно, но и в высшей степени неэтично.
Она выпалила:
— Кроме того, вы, должно быть, и так получили солидный куш как душеприказчик.
Внезапно он разозлился на нее. Шайлер почувствовала, как небольшое пространство между ними заполнили волны неприязни. Его злость ощущалась почти физически.
Утомленным жестом она провела рукой по глазам.
— Простите. Это было очень грубо с моей стороны.
— Вот именно.
Шайлер была готова проглотить свой язык и свою гордость.
— Только моя усталость и вызванная ею временная утрата хороших манер могут служить мне оправданием. Пожалуйста, примите мои извинения.
Прошло целых тридцать секунд, а может, и больше, прежде чем он сказал:
— Принимаю.
— Пожалуйста, продолжайте.
— Как поверенный Коры, я должен был решить две задачи: сохранить ее состояние и затем, после ее смерти, распорядиться им в соответствии с ее пожеланиями. Сейчас я не буду вдаваться в детали, но несколько доверенностей составлено на ваше имя. Контроль над имуществом, указанным в одной из этих доверенностей, стоимость которого в настоящий момент составляет двадцать миллионов долларов, перейдет в ваши руки в ваш тридцатый день рождения, — Трейс взглянул на дату, нацарапанную в блокноте, лежавшем перед ним, — в конце этого лета.
Шайлер слушала его с возрастающим чувством страха.
— Разве Кора вам не сказала?
Трейс Баллинджер медленно поднял на нее глаза:
— Сказала что?
Она вдохнула и досчитала про себя до десяти. Затем медленно выдохнула.
— Я не хочу — и никогда не хотела — получить Грантвуд или деньги Грантов.
— Кора говорила мне об этом. — Мужчина отложил бумаги в сторону и посмотрел на нее через стол. — Ваша тетя сказала, что вы можете поступать с домом и деньгами, как вам только заблагорассудится. Можете просто все раздать, если вам ничего не надо. — Он встал. — А сейчас перейдем к главному.
— К главному? — повторила заинтригованная Шайлер.
Мужчина в линялых джинсах и потертом кожаном пиджаке («Интересно, это та же одежда, что была на нем прошлой ночью? « — подумала Шайлер) шагал взад-вперед от библиотечной стойки к ближайшему стеллажу с книгами.
— Несмотря на то, что Кора не имела никакого права просить вас об одолжении — кстати, это ее слова, а не мои, — она все же это сделала.
Шайлер никак не могла понять, что он имеет в виду.
— О чем вы говорите?
— О настоящей причине, по которой Кора попросила меня встретиться с вами этим утром наедине, — ответил Трейс.
— Не понимаю.
— Поймете.
По крайней мере он чертовски надеялся, что она поймет.
Трейс походил туда-сюда, затем остановился, оперся обеими руками о крышку стола и посмотрел на элегантную женщину, сидевшую по другую сторону.
— Строго говоря, одолжение, о котором просит ваша тетя, не зафиксировано ни в одном документе. Вы можете выполнить ее просьбу, а можете проигнорировать ее. Решать вам. К какому бы решению вы ни пришли, это не изменит условий завещания.
Внучатая племянница Коры сидела на своем стуле и ждала, неподвижная, безмолвная, с невозмутимым выражением, застывшим на ее аристократичном лице.
Мисс Грант — темная лошадка, отметил про себя Трейс. Он наклонился и сунул руку в кожаный портфель у своих ног. Вынул конверт, обошел стол и протянул своей клиентке.
Было вполне очевидно, что она не хочет брать у него бумагу. Она лишь пристально смотрела на него.
Он изменил тактику, воспользовавшись одним из тех приемов, которые совсем неплохо действовали на встречавшихся в его практике несговорчивых клиентов, хотя, надо признать, сейчас ситуация была особенной.
Трейс понизил голос и с сочувствием произнес:
— Оно вас не укусит.
Тем не менее Шайлер продолжала сомневаться.
Трейс заметил, что ее глаза в зависимости от настроения меняют цвет. Он мог поклясться, что, когда она только вошла в библиотеку, они были карими. Теперь же это было нечто среднее между серым и золотым.
Эта мысль заставила его вспомнить о кольцах настроения, которые были очень популярны во времена его детства. В девять лет он мечтал о них больше всего на свете.
Или ему так казалось.
У него не было денег, чтобы купить продававшееся на углу заветное кольцо, от пяти до десяти центов за штуку, поэтому он украл одно с прилавка, когда мистер Фрэнкс отвернулся. Потом ему было ужасно стыдно каждый раз, когда он видел старика.
Украв кольцо настроения, Трейс получил ценный урок. Если ты берешь что-то, что не принадлежит тебе по праву, то никакой радости от этого ты не получишь. В конце концов он тщательно стер отпечатки пальцев и выбросил кольцо.
Но, насколько он помнил, чертово кольцо никогда не меняло цвет.
А глаза Шайлер Грант еще как меняли.
Почему-то Трейс вдруг решил облегчить ее участь:
— Кора просила меня успокоить вас. Если не хотите, можете не читать записку в конверте.
— Вы знаете, что там написано?
— Более или менее.
Ее тон изменился:
— Вы считаете меня жалкой трусихой, раз я не хочу прочесть ее?
Свободной рукой Трейс почесал в затылке, пытаясь придумать дипломатичный ответ. Но не смог подобрать ни одного. Он приоткрыл рот.
Шайлер отмахнулась от него, не желая слушать, что бы он ни собирался сказать. От этого жеста всколыхнулись ее шелковистые волосы.
— Я беру назад свой вопрос. Вы поверенный, а не духовник.
Она взяла конверт у него из рук и с помощью декоративного ножика, лежавшего на столе, разрезала конверт точно вдоль сгиба. Там был один-единственный листок почтовой бумаги, которая — Шайлер сразу же узнала ее — принадлежала Коре. Развернув его, Шайлер прочла про себя то, что там было написано.
Трейсу почудилось, что она слегка побледнела, но до конца он в этом не был уверен. Ее кожа и так была светлая, как дорогой фарфор, хотя и с едва заметными брызгами веснушек.
Она протянула ему записку.
— Кора пишет, что если возникнет необходимость, вы все разъясните. — Ее брови чуть-чуть приподнялись. — Так вот, такая необходимость возникла.
Записка была написана нетвердым почерком, характерным для Коры в последние годы ее жизни. С больными суставами и уродливыми шишками на пальцах, Коре и в лучшие времена писать было трудно и больно. Записка была короткая, вне всякого сомнения — вынужденно.
Кора писала авторучкой. В нескольких местах чернила были смазаны. Отчего-то Трейс замер и тяжело сглотнул.
Он прочитал написанное:
«Моя дорогая Шайлер,
У меня к тебе последняя просьба. Пусть призраки покоятся в мире. Ради меня. Ради всех. И особенно ради тебя самой.
Это никогда не была ты, моя дорогая девочка.
Все дело было во мне.
Кора.
P.S. Если надо, Трейс объяснит».
Трейс дважды прочел таинственную записку, затем сказал:
— Кора хочет, чтобы я объяснил. Последовало выжидательное: — Да.
Он глубоко вдохнул и тут же, не церемонясь, выдохнул.
— Я не уверен, что могу это сделать.
Черт, Шайлер сочтет его сумасшедшим, если он выложит ей все сразу.
— Попытайтесь.
Сначала он попробовал дипломатический подход:
— Ваша двоюродная бабушка была не такая, как все.
Она решительно вздернула подбородок вверх на несколько дюймов.
— Люди называли ее Безумной Корой.
Значит, Шайлер Грант знает об этом прозвище.
— Кора не была сумасшедшей, — произнес он в защиту своей подопечной, — хотя с возрастом она стала несколько более экстравагантной.
— Мы оба знаем, что она плясала под собственную дудку. — Его новая клиентка набрала в легкие побольше воздуха. — Вы так ничего и не объяснили.
— Еще Кора страдала от остеоартрита.
— Я знаю.
Трейс уже подошел к главному, но ему надо было подготовить почву. В конце концов, мисс Грант не видела свою бабушку довольно давно.
— Кора часто упоминала, что плохо спит по ночам, возможно, из-за болей в суставах, а может, из-за естественных возрастных нарушений сна.
Шайлер не преминула заметить:
— Похоже, вы немало знаете о стариках.
— Я представляю интересы нескольких престарелых клиентов, — пояснил Трейс. — Кроме того, зрение и слух Коры были уже не те. Думаю, ближе к девяноста большинство из нас ожидает определенный спад наших способностей.
— Думаю, вы правы, — согласилась она.
Ему ничего не оставалось, как нырнуть в омут с головой.
— Иногда Коре казалось, что она видит и слышит что-то странное.
— Странное?
Трейс махнул рукой в сторону луга, тянувшегося вдоль берега реки.
— Мерцающие огни у беседки. Шум, раздававшийся глубокой ночью.
Шайлер выпрямила спину.
— Какой именно шум?
— Ну, например, стоны.
— Стоны?
— По словам Коры, что-то вроде плача раненого животного.
— А еще какие?
— Она описала их как стук кирки по щебню, — сказал Трейс.
— Кто-нибудь еще слышал или видел что-то подобное?
— Нет. — Трейс сделал глубокий успокаивающий вдох, прежде чем добавить: — Кора также утверждала, что видела Люси.
— Люси?
— Вашу прапрабабушку.
Тонкие ноздри Шайлер затрепетали.
— Где?
Где же еще?
— На наблюдательном пункте Люси.
Шайлер Грант откинулась на спинку стула и долгим пристальным взглядом смотрела на Трейса.
— Она впала в старческий маразм?
— Сомневаюсь, — ответил он. — Люси умерла относительно молодой — в сорок три года.
— Я имею в виду Кору.
Трейс был абсолютно уверен в своем ответе, когда сказал «нет».
— У нее были галлюцинации?
— Не думаю. Но она все больше и больше жила прошлым.
Ее вздох был отчасти печален, отчасти задумчив.
— Что не такая уж редкость среди старых людей.
— Да, это вполне нормальное явление.
— «Пусть призраки покоятся в мире». — Шайлер Грант помолчала. Затем взглянула на него. — Могу я задать вам вопрос?
— Конечно.
Она открыла и снова закрыла рот. В конце концов с ее губ слетели слова:
— Кора верила, что в Грантвуде есть привидения?
Трейс не собирался ей лгать.
— Да, — ответил он.
Не светлые, блеклые и тусклые голубые, но того первобытного, яркого, ослепительно синего цвета, каким воины когда-то раскрашивали свои лица, прежде чем ступить на тропу войны.
Он высокого роста — по меньшей мере на несколько дюймов выше шести футов, — широкоплечий, мускулистый, средних лет. Все это Шайлер успела разглядеть прошлым вечером в свете фонаря.
Но, стоя в дверях библиотеки, Шайлер поняла, что именно она упустила из виду прошлой ночью — его несомненную мужественность. В нем чувствовалась невозмутимая уверенность в себе, почти открытая самонадеянность и, несомненно, откровенная призывная мужская сексуальность.
Незнакомец — уже не совсем незнакомец, после их неожиданного столкновения на дороге — ждал ее в библиотеке Грантвуда. Это их первая решающая встреча.
А ведь он уже одержал победу.
И это сделало его опасным в глазах Шайлер.
Шайлер привела себя в боевую готовность — то есть «сделала» лицо и поискала, чем занять руки. В итоге она решила вытянуть одну вдоль туловища, а другую засунула в карман пиджака.
Секунду-другую она просто рассматривала мужчину, поднявшегося из-за итальянского библиотечного столика эпохи неоклассицизма, сделанного из бронзы и итальянского же мрамора. Шайлер облизнула губы и произнесла:
— Вы…
Последовала короткая, едва уловимая пауза.
— Я, — подтвердил он звучным баритоном.
И тут до нее дошло — он уже знает, кто она такая.
— Вы совсем не удивлены, увидев меня здесь.
— Нет, не удивлен.
Она прошла в глубь комнаты — ее каблучки бесшумно ступали по ковру эпохи Людовика XVI — и остановилась неподалеку от столика, который, судя по деловым бумагам, лежащим на нем, использовался в качестве рабочего стола.
— Откуда вы узнали, кто я?
Шайлер увидела, как не то улыбка, не то некое неодобрение скользнуло по лицу мужчины.
— Я прочел надпись на визитке, которую вы мне дали прошлой ночью.
— А я и забыла, что мы обменялись координатами, — сказала она. Его визитка все еще лежала у нее в сумочке.
Трейс сделал все возможное, чтобы изобразить безразличие, и пожал плечами:
— А я не забыл.
— На обеих напечатано ваше имя, — пришла Шайлер к запоздалому заключению, сама не понимая, забавляет ее или раздражает сложившаяся ситуация.
— Почему бы нам теперь не познакомиться официально? — предложил мужчина, выйдя из-за стола и приблизившись к ней. — Трейс Баллинджер.
Она протянула ему правую руку. Ее голос и манеры были подчеркнуто деловыми.
— Шайлер Грант.
Соответственно случаю его рукопожатие было весьма крепким.
— Я вижу, вы успешно добрались до дома прошлой ночью.
— Вы тоже, — заметила она.
— Немного измучился, но все-таки доехал. — Трейс Баллинджер удивленно посмотрел на нее. — Кстати, а что случилось с машиной и водителем, которых я отправил в аэропорт встретить вас?
— Я отпустила их… его.
Внимательный взгляд синих глаз остановился на ней.
— Почему?
После вчерашнего происшествия ее ответ будет звучать довольно легкомысленно.
— Хотела сама вести машину.
— Да? — Вопрос был риторическим.
Шайлер вытащила руку из кармана пиджака.
— В Париже я всегда сама вожу машину.
— Нью-Йорк не Париж. — За его раздражением скрывалось явное неодобрение.
Шайлер прекрасно это знает.
— Вчера вечером вам чертовски повезло.
Это она тоже знала.
Следующие слова, которые слетели с его уст, были уже не предложением, а приказом:
— В следующий раз предоставьте вести машину профессиональному шоферу.
Если следующий раз и наступит, в чем Шайлер сильно сомневалась, она сделает только так, как сама пожелает. А если Трейсу Баллинджеру это не нравится, он может идти к чертям собачьим!
Послышался тихий стук в дверь. Трейс пригласил:
— Войдите.
Это была миссис Данверз с кофейными принадлежностями и тарелкой печенья на подносе.
— Как вы просили, мистер Баллинджер, — сказала она, придвигая ему тележку.
Он улыбнулся экономке:
— Вы точны как часы. Спасибо, миссис Данверз.
— Пожалуйста, сэр. Я прослежу, чтобы вас с мисс Грант не беспокоили, — пообещала та, выходя из комнаты.
Когда дверь за пожилой женщиной закрылась, Трейс Баллинджер снова улыбнулся.
— Мы можем устроиться с большим комфортом, — предложил он Шайлер, указывая на стул напротив своего. — Хотите чашечку кофе?
— Да, спасибо.
Поверенному Коры на удивление хорошо давалась роль радушного хозяина.
— Сливки? Сахар?
— Ни того, ни другого. — Шайлер всегда пила кофе на европейский манер: очень черным и несладким.
— Печенье?
— А это какое?
— С арахисовым маслом и шоколадной стружкой.
— Нет, спасибо.
Спустя некоторое время Шайлер, потягивая кофе, приступила к разговору:
— Насколько я знаю, вы были поверенным тети в течение восьми лет, мистер Баллинджер.
Трейс Баллинджер непринужденно закинул ногу на ногу, доел печенье, находившееся у него в руке, стряхнул крошки с лацканов своего кожаного пиджака и ответил:
— Это так.
Она пристально посмотрела на него:
— Вы являетесь партнером «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин»?
— Да.
Шайлер продолжила свой допрос с пристрастием:
— Вы каждый месяц приезжали в Грантвуд для встречи с моей тетей?
Он был явно немногословен:
— Вначале.
— А потом?
Казалось, он чувствует себя абсолютно непринужденно.
— Потом Кора попросила меня приезжать чаще.
Шайлер полюбопытствовала:
— Почему?
Он потер подбородок.
— Наверное, потому, что ей было одиноко. Шайлер молча поднялась со стула с чашкой кофе в руках и повернулась спиной к Трейсу Баллинджеру, изучая эклектичную коллекцию картин, занимавшую всю стену от пола до потолка по традиции девятнадцатого века и состоявшую из портретов, пейзажей, натюрмортов, большого бразильского полотна и рисунка вавилонской башни.
Убедившись, что она вновь обрела спокойствие, Шайлер повернулась к мужчине и, понизив голос, произнесла:
— Ей, безусловно, было одиноко.
Трейс Баллинджер первым отвел взгляд в сторону. Откашлявшись, он предложил:
— Вернемся к делу?
— Да, давайте. — Шайлер поставила уже остывший кофе на столик и села на свое место.
— Ваша тетя поставила несколько условий, касающихся оглашения ее последней воли. Первое — чтобы вы находились в Грантвуде. Второе — чтобы я сначала прочел документ вам одной.
— Так принято?
— Не знаю, как насчет принято, но я не впервые сталкиваюсь с таким пожеланием.
— Продолжайте.
— Перед вами оригинал и копия завещания Коры Лемастерс Грант. Сегодня утром мы коснемся его наиболее значимых пунктов, а затем вы можете в течение нескольких дней обдумать эту информацию и задать мне любые возникшие вопросы.
Пока что все казалось вполне понятным.
— Кора при жизни опекала несколько учреждений, включая свои любимые благотворительные общества, свою «альма матер», несколько музеев искусств и тому подобное. Вышеназванные субъекты, получавшие обеспечение — конечно, кроме вас самой, — перечислены начиная с тридцать четвертой страницы.
Шайлер перебрала изрядное количество листов бумаги, пока не нашла нужную страницу. Трейс продолжил:
— Существенная часть наследства идет соседям Коры, Адаму Коффину и сестрам Фрик, Иде и Элламей, вашему кузену Джонатану Тибериусу Гранту и экономке Эльвире Данверз. Некоторые средства оставлены и другим старым работникам, включая старшего садовника, правда, ко времени смерти Коры большая часть прислуги уже отошла в мир иной.
Шайлер подняла голову. Во время своей утренней прогулки она не могла не заметить, насколько запущен сад.
— В Грантвуде есть старший садовник?
— Думаю, мистер Баркер удалился практически от всех дел.
— Практически?
— Джентльмену почти девяносто.
— Понятно.
— В основном он копается в огороде у своего дома.
— Кто же тогда ухаживает за садом?
— Этим занимается местная компания «Садоводство с нуля».
— Ну, судя по тому, что я видела сегодня утром, в их последний приезд сюда до некоторых уголков сада руки у них так и не дошли.
Трейс почти улыбнулся.
— Я бы сказал — до нескольких акров сада. — Он покачал головой. — Я пытался убедить Кору воспользоваться услугами другой компании, но…
— Кора порой была ужасно упряма.
Его губы изогнулись в улыбке.
— Она предпочитала называть это качество силой воли.
Шайлер вздохнула. То же самое частенько говорили и о ней.
— Боюсь, это семейное. Он потер подбородок.
— Вы хотите сказать — предупрежден, значит, вооружен?
— Думаю, да.
Трейс вернулся к делам:
— На тридцать шестой странице указаны более мелкие суммы, предназначенные всем и каждому, от мясника до молочника, от местных девочек, которые приходили читать Коре вслух, до швеи, которая перешивала ее одежду.
Шайлер пробежала взглядом длинный список.
— Некоторые из имен мне смутно знакомы.
Трейс слегка наклонил голову.
— Уверен, большинство из этих людей будет завтра на поминальной службе.
Шайлер была ненавистна сама мысль, что ей придется встречать и приветствовать дюжину незнакомых мужчин и женщин, одетых в черное, с подобающими случаю скорбными лицами.
Разумеется, они придут из чистого любопытства.
И из-за денег.
В конце концов, все всегда решают деньги.
— Они придут не только для того, чтобы посмотреть, как вы изменились за эти годы, мисс Грант, и не для того, чтобы узнать, досталось ли им что-нибудь от Коры. — Трейс как будто прочел ее мысли.
— Вы думаете? — Она почувствовала себя уязвленной.
— Не все из них. Некоторые придут лишь потому, что искренне хотят отдать дань уважения вашей тете.
Шайлер не знала, что именно побудило ее произнести эти слова — они сорвались с губ прежде, чем она успела хорошенько подумать:
— Я была почти уверена, что увижу в списке наследников и вас.
От Трейса Баллинджера просто-таки повеяло холодом.
— Это было бы не только неуместно, но и в высшей степени неэтично.
Она выпалила:
— Кроме того, вы, должно быть, и так получили солидный куш как душеприказчик.
Внезапно он разозлился на нее. Шайлер почувствовала, как небольшое пространство между ними заполнили волны неприязни. Его злость ощущалась почти физически.
Утомленным жестом она провела рукой по глазам.
— Простите. Это было очень грубо с моей стороны.
— Вот именно.
Шайлер была готова проглотить свой язык и свою гордость.
— Только моя усталость и вызванная ею временная утрата хороших манер могут служить мне оправданием. Пожалуйста, примите мои извинения.
Прошло целых тридцать секунд, а может, и больше, прежде чем он сказал:
— Принимаю.
— Пожалуйста, продолжайте.
— Как поверенный Коры, я должен был решить две задачи: сохранить ее состояние и затем, после ее смерти, распорядиться им в соответствии с ее пожеланиями. Сейчас я не буду вдаваться в детали, но несколько доверенностей составлено на ваше имя. Контроль над имуществом, указанным в одной из этих доверенностей, стоимость которого в настоящий момент составляет двадцать миллионов долларов, перейдет в ваши руки в ваш тридцатый день рождения, — Трейс взглянул на дату, нацарапанную в блокноте, лежавшем перед ним, — в конце этого лета.
Шайлер слушала его с возрастающим чувством страха.
— Разве Кора вам не сказала?
Трейс Баллинджер медленно поднял на нее глаза:
— Сказала что?
Она вдохнула и досчитала про себя до десяти. Затем медленно выдохнула.
— Я не хочу — и никогда не хотела — получить Грантвуд или деньги Грантов.
— Кора говорила мне об этом. — Мужчина отложил бумаги в сторону и посмотрел на нее через стол. — Ваша тетя сказала, что вы можете поступать с домом и деньгами, как вам только заблагорассудится. Можете просто все раздать, если вам ничего не надо. — Он встал. — А сейчас перейдем к главному.
— К главному? — повторила заинтригованная Шайлер.
Мужчина в линялых джинсах и потертом кожаном пиджаке («Интересно, это та же одежда, что была на нем прошлой ночью? « — подумала Шайлер) шагал взад-вперед от библиотечной стойки к ближайшему стеллажу с книгами.
— Несмотря на то, что Кора не имела никакого права просить вас об одолжении — кстати, это ее слова, а не мои, — она все же это сделала.
Шайлер никак не могла понять, что он имеет в виду.
— О чем вы говорите?
— О настоящей причине, по которой Кора попросила меня встретиться с вами этим утром наедине, — ответил Трейс.
— Не понимаю.
— Поймете.
По крайней мере он чертовски надеялся, что она поймет.
Трейс походил туда-сюда, затем остановился, оперся обеими руками о крышку стола и посмотрел на элегантную женщину, сидевшую по другую сторону.
— Строго говоря, одолжение, о котором просит ваша тетя, не зафиксировано ни в одном документе. Вы можете выполнить ее просьбу, а можете проигнорировать ее. Решать вам. К какому бы решению вы ни пришли, это не изменит условий завещания.
Внучатая племянница Коры сидела на своем стуле и ждала, неподвижная, безмолвная, с невозмутимым выражением, застывшим на ее аристократичном лице.
Мисс Грант — темная лошадка, отметил про себя Трейс. Он наклонился и сунул руку в кожаный портфель у своих ног. Вынул конверт, обошел стол и протянул своей клиентке.
Было вполне очевидно, что она не хочет брать у него бумагу. Она лишь пристально смотрела на него.
Он изменил тактику, воспользовавшись одним из тех приемов, которые совсем неплохо действовали на встречавшихся в его практике несговорчивых клиентов, хотя, надо признать, сейчас ситуация была особенной.
Трейс понизил голос и с сочувствием произнес:
— Оно вас не укусит.
Тем не менее Шайлер продолжала сомневаться.
Трейс заметил, что ее глаза в зависимости от настроения меняют цвет. Он мог поклясться, что, когда она только вошла в библиотеку, они были карими. Теперь же это было нечто среднее между серым и золотым.
Эта мысль заставила его вспомнить о кольцах настроения, которые были очень популярны во времена его детства. В девять лет он мечтал о них больше всего на свете.
Или ему так казалось.
У него не было денег, чтобы купить продававшееся на углу заветное кольцо, от пяти до десяти центов за штуку, поэтому он украл одно с прилавка, когда мистер Фрэнкс отвернулся. Потом ему было ужасно стыдно каждый раз, когда он видел старика.
Украв кольцо настроения, Трейс получил ценный урок. Если ты берешь что-то, что не принадлежит тебе по праву, то никакой радости от этого ты не получишь. В конце концов он тщательно стер отпечатки пальцев и выбросил кольцо.
Но, насколько он помнил, чертово кольцо никогда не меняло цвет.
А глаза Шайлер Грант еще как меняли.
Почему-то Трейс вдруг решил облегчить ее участь:
— Кора просила меня успокоить вас. Если не хотите, можете не читать записку в конверте.
— Вы знаете, что там написано?
— Более или менее.
Ее тон изменился:
— Вы считаете меня жалкой трусихой, раз я не хочу прочесть ее?
Свободной рукой Трейс почесал в затылке, пытаясь придумать дипломатичный ответ. Но не смог подобрать ни одного. Он приоткрыл рот.
Шайлер отмахнулась от него, не желая слушать, что бы он ни собирался сказать. От этого жеста всколыхнулись ее шелковистые волосы.
— Я беру назад свой вопрос. Вы поверенный, а не духовник.
Она взяла конверт у него из рук и с помощью декоративного ножика, лежавшего на столе, разрезала конверт точно вдоль сгиба. Там был один-единственный листок почтовой бумаги, которая — Шайлер сразу же узнала ее — принадлежала Коре. Развернув его, Шайлер прочла про себя то, что там было написано.
Трейсу почудилось, что она слегка побледнела, но до конца он в этом не был уверен. Ее кожа и так была светлая, как дорогой фарфор, хотя и с едва заметными брызгами веснушек.
Она протянула ему записку.
— Кора пишет, что если возникнет необходимость, вы все разъясните. — Ее брови чуть-чуть приподнялись. — Так вот, такая необходимость возникла.
Записка была написана нетвердым почерком, характерным для Коры в последние годы ее жизни. С больными суставами и уродливыми шишками на пальцах, Коре и в лучшие времена писать было трудно и больно. Записка была короткая, вне всякого сомнения — вынужденно.
Кора писала авторучкой. В нескольких местах чернила были смазаны. Отчего-то Трейс замер и тяжело сглотнул.
Он прочитал написанное:
«Моя дорогая Шайлер,
У меня к тебе последняя просьба. Пусть призраки покоятся в мире. Ради меня. Ради всех. И особенно ради тебя самой.
Это никогда не была ты, моя дорогая девочка.
Все дело было во мне.
Кора.
P.S. Если надо, Трейс объяснит».
Трейс дважды прочел таинственную записку, затем сказал:
— Кора хочет, чтобы я объяснил. Последовало выжидательное: — Да.
Он глубоко вдохнул и тут же, не церемонясь, выдохнул.
— Я не уверен, что могу это сделать.
Черт, Шайлер сочтет его сумасшедшим, если он выложит ей все сразу.
— Попытайтесь.
Сначала он попробовал дипломатический подход:
— Ваша двоюродная бабушка была не такая, как все.
Она решительно вздернула подбородок вверх на несколько дюймов.
— Люди называли ее Безумной Корой.
Значит, Шайлер Грант знает об этом прозвище.
— Кора не была сумасшедшей, — произнес он в защиту своей подопечной, — хотя с возрастом она стала несколько более экстравагантной.
— Мы оба знаем, что она плясала под собственную дудку. — Его новая клиентка набрала в легкие побольше воздуха. — Вы так ничего и не объяснили.
— Еще Кора страдала от остеоартрита.
— Я знаю.
Трейс уже подошел к главному, но ему надо было подготовить почву. В конце концов, мисс Грант не видела свою бабушку довольно давно.
— Кора часто упоминала, что плохо спит по ночам, возможно, из-за болей в суставах, а может, из-за естественных возрастных нарушений сна.
Шайлер не преминула заметить:
— Похоже, вы немало знаете о стариках.
— Я представляю интересы нескольких престарелых клиентов, — пояснил Трейс. — Кроме того, зрение и слух Коры были уже не те. Думаю, ближе к девяноста большинство из нас ожидает определенный спад наших способностей.
— Думаю, вы правы, — согласилась она.
Ему ничего не оставалось, как нырнуть в омут с головой.
— Иногда Коре казалось, что она видит и слышит что-то странное.
— Странное?
Трейс махнул рукой в сторону луга, тянувшегося вдоль берега реки.
— Мерцающие огни у беседки. Шум, раздававшийся глубокой ночью.
Шайлер выпрямила спину.
— Какой именно шум?
— Ну, например, стоны.
— Стоны?
— По словам Коры, что-то вроде плача раненого животного.
— А еще какие?
— Она описала их как стук кирки по щебню, — сказал Трейс.
— Кто-нибудь еще слышал или видел что-то подобное?
— Нет. — Трейс сделал глубокий успокаивающий вдох, прежде чем добавить: — Кора также утверждала, что видела Люси.
— Люси?
— Вашу прапрабабушку.
Тонкие ноздри Шайлер затрепетали.
— Где?
Где же еще?
— На наблюдательном пункте Люси.
Шайлер Грант откинулась на спинку стула и долгим пристальным взглядом смотрела на Трейса.
— Она впала в старческий маразм?
— Сомневаюсь, — ответил он. — Люси умерла относительно молодой — в сорок три года.
— Я имею в виду Кору.
Трейс был абсолютно уверен в своем ответе, когда сказал «нет».
— У нее были галлюцинации?
— Не думаю. Но она все больше и больше жила прошлым.
Ее вздох был отчасти печален, отчасти задумчив.
— Что не такая уж редкость среди старых людей.
— Да, это вполне нормальное явление.
— «Пусть призраки покоятся в мире». — Шайлер Грант помолчала. Затем взглянула на него. — Могу я задать вам вопрос?
— Конечно.
Она открыла и снова закрыла рот. В конце концов с ее губ слетели слова:
— Кора верила, что в Грантвуде есть привидения?
Трейс не собирался ей лгать.
— Да, — ответил он.
Глава 6
Так, костюм у него все же есть.
Шайлер было интересно, что Трейс — за последние двадцать четыре часа она перестала думать о нем как о мистере Баллинджере — наденет сегодня.
Помянуть Кору пришло слишком много народу, и почти всем пришлось стоять. Шайлер посадили в первом ряду часовни, и она толком не видела Трейса, пока они не вернулись в Грантвуд на трапезу, организованную миссис Данверз.
В настоящий момент ее поверенный находился в другом конце обитого шелком салона в стиле Людовика XIII с примесью голландского и итальянского влияния. Трейс стоял рядом с камином, сделанным по образу и подобию тех, что украшали венецианские палаццо XVI века, спиной к ней и беседовал со священником и несколькими другими местными жителями.
Он чувствовал себя весьма непринужденно.
Шайлер было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что костюм Трейса приобретен не в магазине. Дорогая ткань, великолепный покрой, пиджак сидит на нем идеально.
До сих пор Трейс Баллинджер казался ей, по крайней мере внешне, чем-то средним между ковбоем и ангелом преисподней. Теперь же Шайлер была просто поражена его перевоплощением.
— Как вы думаете, эти сандвичи не с тунцом? — раздался дребезжащий голос прямо позади нее.
Шайлер обернулась.
— У меня аллергия на тунца. Один кусочек, и я покрываюсь сыпью. Раздуваюсь, как воздушный шарик. Не могу дышать. Просто-таки падаю замертво. Если бы не это, мне было бы совершенно все равно, с чем эти сандвичи.
Мгновение она колебалась, но затем высказала свое предположение вслух:
— Должно быть, вы мистер Баркер?
Близорукие глаза смотрели на нее с гораздо меньшим любопытством, чем на тарелку с сандвичами.
— Ага. Я Джеффри Баркер. А кто вы такая будете, мисси?
Шайлер не узнала старого садовника, и было вполне очевидно, что и он ее не узнал. Оба сильно изменились с тех пор, как семья Шайлер в последний раз была в Грантвуде.
Шайлер было интересно, что Трейс — за последние двадцать четыре часа она перестала думать о нем как о мистере Баллинджере — наденет сегодня.
Помянуть Кору пришло слишком много народу, и почти всем пришлось стоять. Шайлер посадили в первом ряду часовни, и она толком не видела Трейса, пока они не вернулись в Грантвуд на трапезу, организованную миссис Данверз.
В настоящий момент ее поверенный находился в другом конце обитого шелком салона в стиле Людовика XIII с примесью голландского и итальянского влияния. Трейс стоял рядом с камином, сделанным по образу и подобию тех, что украшали венецианские палаццо XVI века, спиной к ней и беседовал со священником и несколькими другими местными жителями.
Он чувствовал себя весьма непринужденно.
Шайлер было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что костюм Трейса приобретен не в магазине. Дорогая ткань, великолепный покрой, пиджак сидит на нем идеально.
До сих пор Трейс Баллинджер казался ей, по крайней мере внешне, чем-то средним между ковбоем и ангелом преисподней. Теперь же Шайлер была просто поражена его перевоплощением.
— Как вы думаете, эти сандвичи не с тунцом? — раздался дребезжащий голос прямо позади нее.
Шайлер обернулась.
— У меня аллергия на тунца. Один кусочек, и я покрываюсь сыпью. Раздуваюсь, как воздушный шарик. Не могу дышать. Просто-таки падаю замертво. Если бы не это, мне было бы совершенно все равно, с чем эти сандвичи.
Мгновение она колебалась, но затем высказала свое предположение вслух:
— Должно быть, вы мистер Баркер?
Близорукие глаза смотрели на нее с гораздо меньшим любопытством, чем на тарелку с сандвичами.
— Ага. Я Джеффри Баркер. А кто вы такая будете, мисси?
Шайлер не узнала старого садовника, и было вполне очевидно, что и он ее не узнал. Оба сильно изменились с тех пор, как семья Шайлер в последний раз была в Грантвуде.