Рука Трейса зависла над шахматной фигурой.
— Не расстраивайтесь, мистер Коффин. В мире нет ни одного мужчины, который бы до конца понимал женщин.
Почти застенчиво старик попросил его:
— Почему бы вам не называть меня просто Адам?
Трейс кивнул.
— Тогда и вы называйте меня Трейс.
— Ладно, Трейс. Между нами говоря, Джонатан Грант способен очаровать даже птичку на дереве.
— Шайлер не птичка.
— Верно.
— Черт возьми! — Трейс с чувством выругался, осознав, что сделал тактическую ошибку, передвинув своего слона.
— Вы сегодня витаете в облаках, — заметил Адам Коффин. — Уже в третий раз за последний час вы допускаете ошибку.
Трейс знал, что последует за этим. Адам немного поколебался и произнес:
— Шах и мат.
Трейс признал свое поражение:
— Ваша взяла.
Адам Коффин был скромен:
— Да, как будто.
Трейс не стал искать себе оправданий.
— Вы играете лучше меня.
— Не думаю, что это так, — робко возразил старик. — Но, как бы то ни было, я получил истинное удовольствие от нашей игры.
Они совершенно случайно обнаружили, что оба любят шахматы. Произошло это в тот самый день, когда Трейс заглянул в «Вязы», чтобы обсудить вопрос о доле Адама Коффина в наследстве.
В течение нескольких минут мужчины наслаждались молчанием: один — со своим верным другом, сидящим в кармане, другой — со своим, растянувшимся у его ног.
Наконец Адам нарушил молчание:
— Мисс Грант — интересная молодая женщина. Трейс не стал заглатывать наживку.
— Хмм, — уклончиво пробормотал он. Его собеседник, похоже, еще не закончил.
— При этом она весьма привлекательна.
Трейс снова ответил неразборчивым бормотанием. Победителя это не остановило.
— Кажется, она обладает недюжинным умом и сообразительностью. — Он пожал плечами. — Она не похожа на других. И неудивительно. Кора тоже была необычной.
— Это точно, — согласился Трейс.
Спустя минуту-другую Адам Коффин высказал еще одну мысль:
— Джонни может составить отличную партию мисс Грант.
Трейс сердито посмотрел на него и заявил:
— Джонни Грант не подходит Шайлер.
— Почему вы так думаете?
— Это подсказывает мне моя интуиция, — пояснил Трейс. — Он богатый. Красивый. Бесцеремонный. Слишком бесцеремонный. Он ей надоест до зевоты в первый же год, максимум — два.
— Возможно. — Казалось, Адам обдумывает его слова. — Однако, насколько я знаю, женщины не всегда видят мужчин такими, какими их видят другие мужчины.
Трейс считал так же.
— Даже умнейшие из женщин порой бывают слепы. Адам многозначительно приподнял седые брови.
— Да, бывают.
Они оба видели, как мужчина, о котором они говорили, заключил Шайлер в объятия и страстно поцеловал в губы.
Трейс вскочил со своего места.
Адам Коффин откашлялся.
— Думаю, вы не хотите выставить себя дураком.
Старик был прав.
Чтобы успокоиться, Трейс сделал глубокий вдох, задержал дыхание на несколько мгновений и затем резко выдохнул, освобождаясь от внезапного приступа злости и расцветшей буйным цветом ревности.
Он сел на место, повернулся к своему собеседнику и произнес с кривой усмешкой:
— А дуракам закон не писан.
Глава 13
Глава 14
— Не расстраивайтесь, мистер Коффин. В мире нет ни одного мужчины, который бы до конца понимал женщин.
Почти застенчиво старик попросил его:
— Почему бы вам не называть меня просто Адам?
Трейс кивнул.
— Тогда и вы называйте меня Трейс.
— Ладно, Трейс. Между нами говоря, Джонатан Грант способен очаровать даже птичку на дереве.
— Шайлер не птичка.
— Верно.
— Черт возьми! — Трейс с чувством выругался, осознав, что сделал тактическую ошибку, передвинув своего слона.
— Вы сегодня витаете в облаках, — заметил Адам Коффин. — Уже в третий раз за последний час вы допускаете ошибку.
Трейс знал, что последует за этим. Адам немного поколебался и произнес:
— Шах и мат.
Трейс признал свое поражение:
— Ваша взяла.
Адам Коффин был скромен:
— Да, как будто.
Трейс не стал искать себе оправданий.
— Вы играете лучше меня.
— Не думаю, что это так, — робко возразил старик. — Но, как бы то ни было, я получил истинное удовольствие от нашей игры.
Они совершенно случайно обнаружили, что оба любят шахматы. Произошло это в тот самый день, когда Трейс заглянул в «Вязы», чтобы обсудить вопрос о доле Адама Коффина в наследстве.
В течение нескольких минут мужчины наслаждались молчанием: один — со своим верным другом, сидящим в кармане, другой — со своим, растянувшимся у его ног.
Наконец Адам нарушил молчание:
— Мисс Грант — интересная молодая женщина. Трейс не стал заглатывать наживку.
— Хмм, — уклончиво пробормотал он. Его собеседник, похоже, еще не закончил.
— При этом она весьма привлекательна.
Трейс снова ответил неразборчивым бормотанием. Победителя это не остановило.
— Кажется, она обладает недюжинным умом и сообразительностью. — Он пожал плечами. — Она не похожа на других. И неудивительно. Кора тоже была необычной.
— Это точно, — согласился Трейс.
Спустя минуту-другую Адам Коффин высказал еще одну мысль:
— Джонни может составить отличную партию мисс Грант.
Трейс сердито посмотрел на него и заявил:
— Джонни Грант не подходит Шайлер.
— Почему вы так думаете?
— Это подсказывает мне моя интуиция, — пояснил Трейс. — Он богатый. Красивый. Бесцеремонный. Слишком бесцеремонный. Он ей надоест до зевоты в первый же год, максимум — два.
— Возможно. — Казалось, Адам обдумывает его слова. — Однако, насколько я знаю, женщины не всегда видят мужчин такими, какими их видят другие мужчины.
Трейс считал так же.
— Даже умнейшие из женщин порой бывают слепы. Адам многозначительно приподнял седые брови.
— Да, бывают.
Они оба видели, как мужчина, о котором они говорили, заключил Шайлер в объятия и страстно поцеловал в губы.
Трейс вскочил со своего места.
Адам Коффин откашлялся.
— Думаю, вы не хотите выставить себя дураком.
Старик был прав.
Чтобы успокоиться, Трейс сделал глубокий вдох, задержал дыхание на несколько мгновений и затем резко выдохнул, освобождаясь от внезапного приступа злости и расцветшей буйным цветом ревности.
Он сел на место, повернулся к своему собеседнику и произнес с кривой усмешкой:
— А дуракам закон не писан.
Глава 13
— Интересно, как же справлялись с этой работой, когда не было газонокосилок? — проговорил Трейс, подходя к Шайлер и окидывая взглядом огромный ковер зеленой травы.
В это утро в поместье работала бригада из «Садоводства с нуля». Полдюжины мужчин подстригали лужайку — звук работающих моторов и запах бензина заполнили пространство. Другие шестеро рабочих подравнивали кусты и собирали граблями мусор.
Все проходило спокойно и неспешно.
Шайлер ощущала, насколько близко к ней находится Трейс.
Сердце забилось чаще. Она облизнула губы и произнесла:
— До появления газонокосилок? Могу ответить одним словом.
Трейса позабавило ее заявление.
— Одним словом?
Она кивнула:
— Овцы.
— Это как «Бе-бе, черная овечка, есть ли у тебя шерсть»? — засмеялся он, цитируя известный детский стишок.
Шайлер снова кивнула:
— В большинстве старых поместий вдоль Гудзона раньше всегда разводили овец. Некоему Джону Армстронгу император Наполеон I даже прислал стадо мериносов в качестве свадебного подарка.
Трейс приподнял брови, искусно изобразив удивление:
— Сам Наполеон Бонапарт? У меня просто нет слов.
Шайлер не могла понять, шутит он или серьезен. Она тряхнула пышными волосами. Для первого мая было не по сезону душно. Как было бы здорово собрать волосы в «конский хвост», как в детстве!
— Ты знаешь, что некоторые из самых старых построек племени майя находятся на острове посреди Гудзона?
Трейс ничего об этом не слышал.
— Один богатый землевладелец из здешних мест раскопал на Юкатане целую древнюю деревню, разобрал ее по частям и перевез по воде на принадлежащий ему остров. Там ее собрали заново. Эти древние руины находятся там до сих пор, — сказала она, разглаживая пояс своих сшитых на заказ слаксов. — Естественно, подобное пренебрежение к изначальному местонахождению деревни сейчас сочли бы святотатством, но полтора столетия назад в этом не было ничего предосудительного.
Трейс провел рукой по волосам.
— Они грабили. Они мародерствовали. Потом делили награбленное.
Шайлер повернула голову и посмотрела ему в лицо:
— Кто «они»?
— Промышленные магнаты, которые наживались на строительстве железных дорог, сколачивали целые состояния на Уолл-стрит с помощью других темных делишек, а потом на эти грязные деньги строили роскошные поместья на берегах Гудзона.
— Они были такими же людьми, как и все остальные, — напомнила ему Шайлер, поднеся руку к горлу.
— Так ли? — Он пожал своими широкими плечами. — В свое время Джей Гулд подавил вспыхнувшее на железной дороге восстание — рабочие требовали паршивые девять долларов страховки в неделю. И это тогда, когда он сам зарабатывал по сто тысяч долларов за тот же срок.
В голосе Трейса было что-то такое, чему Шайлер никак не могла подобрать названия. Она облизнула губы и стала слушать дальше.
Трейс продолжал:
— Другой магнат-грабитель не долго думая потратил полмиллиона долларов на конюшню и застекленный внутренний двор, чтобы его лошади могли тренироваться в комфортных условиях, тогда как его рабочие жили в полной нищете. — Обращаясь больше к себе самому, чем к Шайлер, Трейс после паузы добавил: — Говорят, взрослые люди плакали от радости, когда узнали о смерти этого так называемого джентльмена.
— Как печально, — прошептала Шайлер.
Но Трейс еще не закончил:
— Еще при жизни Командора Корнелиуса Вандербильта всем было известно, что этот основатель железнодорожного дела преследовал своих горничных и не пропускал ни одной юбки, пока не стал слишком дряхл для подобных забав, даже если ему удавалось кого-нибудь залучить к себе. Марк Твен, например, говорил, что он не знает о Вандербильте ничего, за что того нельзя было бы пристыдить.
— Нравственность, как и ее отсутствие, не является отличительной чертой какого-либо класса, — возразила Шайлер.
— Я не говорю о классах. Я говорю о богатстве и чистой, беспримесной, неутолимой алчности, — ответил Трейс. — Разница огромная.
Шайлер бросило в дрожь.
— Ты говоришь так, будто лично пострадал от их проступков.
— Я потомок «династии» чернорабочих и нищих, как церковные мыши, фермеров, — провозгласил Трейс. — Что ты на это скажешь?
— Я скажу, что все эти люди давно умерли и похоронены, так же как и прежний стиль жизни.
— Не верь этому, милая. Богатые всегда были — и всегда будут — другими. — С этими словами Трейс рассмеялся, и от его смеха у Шайлер по спине побежали мурашки.
Шайлер ощутила, что Трейс Баллинджер может быть очень грозным противником. И что лучше быть на его стороне. И все же она просто обязана изложить факты в их истинном свете. В конце концов, Трейс не единственный, кто изучал американскую историю.
— А ты в курсе, что Вандербильт, как и Лиланд Стэнфорд[6], был сыном бедного фермера? — начала она. — Что Гарриман[7] и Джей Гулд не закончили даже средней школы? Что Коллис Поттер Хантингтон[8] подростком зарабатывал себе на хлеб, продавая часы? Все они выходцы из низших слоев, Трейс, никто не родился с серебряной ложкой во рту. Бедность, несомненно, стала одной из основных причин, пробудивших в этих людях жажду богатства и власти.
Трейс скрестил руки на груди.
— И что произошло, стоило им приобрести богатство и власть?
— Ну, говорят же, что абсолютная власть портит тоже абсолютно, — напомнила она ему.
— Возможно, ты и права, — уступил Трейс, немного смягчившись.
— Мир?
— Мир, — эхом отозвался он. — Думаю, для одного утра достаточно философских споров.
— Согласна, — сказала она.
Он многозначительно посмотрел на нее:
— Хочешь поговорить о той ночи?
— Какой ночи?
Трейса не ввел в заблуждение ее невинный вид.
— Той, когда мы встретились в беседке.
Слова застряли у Шайлер в горле. Наконец ей удалось выдавить из себя:
— Нет.
Нахмурившись, он опустил руки.
— Нам ведь все равно рано или поздно придется обсудить это.
— Лучше позже, — попросила она.
Трейс рассмеялся, и на этот раз это был веселый смех. Затем он медленно покачал головой.
— В таком случае, может, у тебя есть какие-нибудь вопросы насчет завещания Коры?
Шайлер почувствовала огромное облегчение. По крайней мере, дела Коры были вполне нейтральной темой.
— У меня нет вопросов, но я бы хотела знать, что она имела в виду, написав «пусть призраки покоятся в мире». У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет?
Трейс потер ладонью предплечье.
— Возможно, Кора и оставила для нас какой-нибудь ключ. Весь фокус заключается, естественно, в том, — произнес он, изогнув в насмешке свои темные брови, — чтобы найти его.
Шайлер была с ним полностью согласна.
— Грантвуд — необычный дом. Во-первых, он огромен. Во-вторых, он напоминает запутанную и сложную китайскую головоломку. — Она раздраженно вздохнула. — Искать что-то здесь — это все равно что искать иголку в стоге сена.
Трейс немного подумал.
— Наверное, нам стоит обратиться к миссис Данверз. Если у кого-то и есть ключ к разгадке, то только у нее.
Экономка сидела за кухонным столом и записывала рецепт салата из лобстера на чистый лист бумаги. Шайлер откашлялась.
— Простите, миссис Данверз.
Женщина оторвала взгляд от работы и улыбнулась:
— Да, мисс Грант?
После первого вечера их отношения заметно улучшились, во многом благодаря неподдельному восхищению Шайлер кулинарными шедеврами Эльвиры Данверз.
— Мне нужна ваша помощь, — просто сказала она.
— Пожалуйста. Что я могу для вас сделать?
Из уважения к Коре Шайлер приходилось тщательно подбирать слова, но при этом она хотела быть прямой и честной с экономкой.
— Тетя оставила мистеру Баллинджеру письмо для меня. В нем она обращается ко мне с просьбой позаботиться об одном семейном деле. — Тихий вздох сорвался с губ Шайлер помимо ее воли. — По правде говоря, миссис Данверз, я не знаю, с чего начать. За последние несколько лет вы провели с Корой больше времени, чем кто-либо другой. Она вела какие-нибудь записи, дневник или что-нибудь в этом роде?
— Насколько мне известно — нет. Вы же знаете, миссис Грант мучил артрит, особенно на пальцах. Ей было трудно писать. Порой она даже не могла держать ручку из-за боли в суставах.
Шайлер попробовала зайти с другой стороны:
— А не можете ли вы сказать, что приносило ей в последнее время наибольшую радость?
Немного смущенная, Эльвира Данверз ответила:
— Моя стряпня.
— А еще что-нибудь?
— Она любила сидеть у залитого солнцем окна. Вдыхать аромат сирени весной и роз летом.
Шайлер поставила вопрос по-другому:
— Было ли среди ее занятий что-нибудь необычное?
Эльвира Данверз отложила ручку, сложила руки перед собой на столе — Шайлер отметила, что ее ногти коротко острижены, округлы и лишены маникюра, — и глубоко задумалась.
— Ну, я не знаю, в моем понимании это не столь уж необычное занятие, хотя кому-то оно, может, и покажется странным.
Шайлер вся обратилась в слух:
— Что же это?
— Миссис Грант хранила некоторые памятные вещи в сундуке в чулане. Она говорила мне, что там нет ничего особенно ценного, но она любила сидеть и разглядывать свои «личные сокровища», как она их называла. Когда ее артрит стал прогрессировать, она просила меня открывать замок и откидывать крышку сундука.
— А что было внутри?
— О, этого я не могу вам сказать, мисс Грант, — ответила экономка, тщательно взвешивая свои слова. — Я никогда туда не заглядывала. Считала, что это не мое дело. Просто открывала замок и уходила. Миссис Грант всегда вызывала меня по внутреннему телефону, когда заканчивала.
— Ваше благоразумие достойно всяческих похвал, — вставил Трейс.
— Спасибо, мистер Баллинджер.
— Сундук все еще находится в чулане Коры? — беспечным тоном поинтересовался Трейс.
— Конечно. Насколько мне известно, за те семь лет, что я живу в Грантвуде, ни к одной из вещей миссис Грант никто, кроме меня, не притрагивался. — Нижняя губа Эльвиры Данверз слегка задрожала. Она плотно сжала пальцы, как будто это помогало ей держать свои эмоции под контролем. — Я сама стирала пыль и убиралась в комнатах миссис Грант, пока она была жива. И я не видела причин прекращать это после ее смерти.
Трейс помедлил несколько мгновений, прежде чем задать следующий вопрос:
— Вы знаете, где находится ключ от сундука?
Женщина в задумчивости закусила нижнюю губу.
Через пару секунд она ответила:
— Да, сэр, знаю.
— Где же он, миссис Данверз?
— На крючке рядом с сундуком.
Шайлер негромко поинтересовалась:
— Не происходило ли в последнее время чего-нибудь еще, что могло бы показаться не совсем обычным?
Меж седых бровей экономки залегла глубокая складка.
— Только одно.
Шайлер ждала.
Эльвира Данверз набрала в легкие воздуха и медленно заговорила:
— В последний день своей жизни — конечно же, никто не знал тогда, что он последний, упокой Господь ее душу… — Тут женщине пришлось сделать паузу и промокнуть глаза кончиком безупречно чистого фартука. — Миссис Грант несколько раз упомянула имя Ричи.
— Ричи? Вы уверены?
Шайлер перевела взгляд с миссис Данверз на Трейса Баллинджера и обратно.
— Кто такой Ричи?
Сидевшая за столом женщина пожала плечами:
— Я не знаю, и не мое дело спрашивать. Миссис Грант сама сказала бы, если б хотела, чтобы я была в курсе. — Помолчав, экономка добавила: — Мне жаль, что я не могу быть вам более полезной, мисс Грант.
— Вы нам очень помогли, миссис Данверз.
Когда они покинули кухню, Шайлер спросила у Трейса:
— Кора когда-нибудь называла при тебе имя Ричи?
Его голос прозвучал абсолютно уверенно:
— Никогда.
Выражая покорность судьбе, Шайлер развела руками.
— Ну, по крайней мере нам есть от чего оттолкнуться.
— Сундук в чулане Коры, — провозгласил Трейс, и они направились вверх по лестнице.
В это утро в поместье работала бригада из «Садоводства с нуля». Полдюжины мужчин подстригали лужайку — звук работающих моторов и запах бензина заполнили пространство. Другие шестеро рабочих подравнивали кусты и собирали граблями мусор.
Все проходило спокойно и неспешно.
Шайлер ощущала, насколько близко к ней находится Трейс.
Сердце забилось чаще. Она облизнула губы и произнесла:
— До появления газонокосилок? Могу ответить одним словом.
Трейса позабавило ее заявление.
— Одним словом?
Она кивнула:
— Овцы.
— Это как «Бе-бе, черная овечка, есть ли у тебя шерсть»? — засмеялся он, цитируя известный детский стишок.
Шайлер снова кивнула:
— В большинстве старых поместий вдоль Гудзона раньше всегда разводили овец. Некоему Джону Армстронгу император Наполеон I даже прислал стадо мериносов в качестве свадебного подарка.
Трейс приподнял брови, искусно изобразив удивление:
— Сам Наполеон Бонапарт? У меня просто нет слов.
Шайлер не могла понять, шутит он или серьезен. Она тряхнула пышными волосами. Для первого мая было не по сезону душно. Как было бы здорово собрать волосы в «конский хвост», как в детстве!
— Ты знаешь, что некоторые из самых старых построек племени майя находятся на острове посреди Гудзона?
Трейс ничего об этом не слышал.
— Один богатый землевладелец из здешних мест раскопал на Юкатане целую древнюю деревню, разобрал ее по частям и перевез по воде на принадлежащий ему остров. Там ее собрали заново. Эти древние руины находятся там до сих пор, — сказала она, разглаживая пояс своих сшитых на заказ слаксов. — Естественно, подобное пренебрежение к изначальному местонахождению деревни сейчас сочли бы святотатством, но полтора столетия назад в этом не было ничего предосудительного.
Трейс провел рукой по волосам.
— Они грабили. Они мародерствовали. Потом делили награбленное.
Шайлер повернула голову и посмотрела ему в лицо:
— Кто «они»?
— Промышленные магнаты, которые наживались на строительстве железных дорог, сколачивали целые состояния на Уолл-стрит с помощью других темных делишек, а потом на эти грязные деньги строили роскошные поместья на берегах Гудзона.
— Они были такими же людьми, как и все остальные, — напомнила ему Шайлер, поднеся руку к горлу.
— Так ли? — Он пожал своими широкими плечами. — В свое время Джей Гулд подавил вспыхнувшее на железной дороге восстание — рабочие требовали паршивые девять долларов страховки в неделю. И это тогда, когда он сам зарабатывал по сто тысяч долларов за тот же срок.
В голосе Трейса было что-то такое, чему Шайлер никак не могла подобрать названия. Она облизнула губы и стала слушать дальше.
Трейс продолжал:
— Другой магнат-грабитель не долго думая потратил полмиллиона долларов на конюшню и застекленный внутренний двор, чтобы его лошади могли тренироваться в комфортных условиях, тогда как его рабочие жили в полной нищете. — Обращаясь больше к себе самому, чем к Шайлер, Трейс после паузы добавил: — Говорят, взрослые люди плакали от радости, когда узнали о смерти этого так называемого джентльмена.
— Как печально, — прошептала Шайлер.
Но Трейс еще не закончил:
— Еще при жизни Командора Корнелиуса Вандербильта всем было известно, что этот основатель железнодорожного дела преследовал своих горничных и не пропускал ни одной юбки, пока не стал слишком дряхл для подобных забав, даже если ему удавалось кого-нибудь залучить к себе. Марк Твен, например, говорил, что он не знает о Вандербильте ничего, за что того нельзя было бы пристыдить.
— Нравственность, как и ее отсутствие, не является отличительной чертой какого-либо класса, — возразила Шайлер.
— Я не говорю о классах. Я говорю о богатстве и чистой, беспримесной, неутолимой алчности, — ответил Трейс. — Разница огромная.
Шайлер бросило в дрожь.
— Ты говоришь так, будто лично пострадал от их проступков.
— Я потомок «династии» чернорабочих и нищих, как церковные мыши, фермеров, — провозгласил Трейс. — Что ты на это скажешь?
— Я скажу, что все эти люди давно умерли и похоронены, так же как и прежний стиль жизни.
— Не верь этому, милая. Богатые всегда были — и всегда будут — другими. — С этими словами Трейс рассмеялся, и от его смеха у Шайлер по спине побежали мурашки.
Шайлер ощутила, что Трейс Баллинджер может быть очень грозным противником. И что лучше быть на его стороне. И все же она просто обязана изложить факты в их истинном свете. В конце концов, Трейс не единственный, кто изучал американскую историю.
— А ты в курсе, что Вандербильт, как и Лиланд Стэнфорд[6], был сыном бедного фермера? — начала она. — Что Гарриман[7] и Джей Гулд не закончили даже средней школы? Что Коллис Поттер Хантингтон[8] подростком зарабатывал себе на хлеб, продавая часы? Все они выходцы из низших слоев, Трейс, никто не родился с серебряной ложкой во рту. Бедность, несомненно, стала одной из основных причин, пробудивших в этих людях жажду богатства и власти.
Трейс скрестил руки на груди.
— И что произошло, стоило им приобрести богатство и власть?
— Ну, говорят же, что абсолютная власть портит тоже абсолютно, — напомнила она ему.
— Возможно, ты и права, — уступил Трейс, немного смягчившись.
— Мир?
— Мир, — эхом отозвался он. — Думаю, для одного утра достаточно философских споров.
— Согласна, — сказала она.
Он многозначительно посмотрел на нее:
— Хочешь поговорить о той ночи?
— Какой ночи?
Трейса не ввел в заблуждение ее невинный вид.
— Той, когда мы встретились в беседке.
Слова застряли у Шайлер в горле. Наконец ей удалось выдавить из себя:
— Нет.
Нахмурившись, он опустил руки.
— Нам ведь все равно рано или поздно придется обсудить это.
— Лучше позже, — попросила она.
Трейс рассмеялся, и на этот раз это был веселый смех. Затем он медленно покачал головой.
— В таком случае, может, у тебя есть какие-нибудь вопросы насчет завещания Коры?
Шайлер почувствовала огромное облегчение. По крайней мере, дела Коры были вполне нейтральной темой.
— У меня нет вопросов, но я бы хотела знать, что она имела в виду, написав «пусть призраки покоятся в мире». У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет?
Трейс потер ладонью предплечье.
— Возможно, Кора и оставила для нас какой-нибудь ключ. Весь фокус заключается, естественно, в том, — произнес он, изогнув в насмешке свои темные брови, — чтобы найти его.
Шайлер была с ним полностью согласна.
— Грантвуд — необычный дом. Во-первых, он огромен. Во-вторых, он напоминает запутанную и сложную китайскую головоломку. — Она раздраженно вздохнула. — Искать что-то здесь — это все равно что искать иголку в стоге сена.
Трейс немного подумал.
— Наверное, нам стоит обратиться к миссис Данверз. Если у кого-то и есть ключ к разгадке, то только у нее.
Экономка сидела за кухонным столом и записывала рецепт салата из лобстера на чистый лист бумаги. Шайлер откашлялась.
— Простите, миссис Данверз.
Женщина оторвала взгляд от работы и улыбнулась:
— Да, мисс Грант?
После первого вечера их отношения заметно улучшились, во многом благодаря неподдельному восхищению Шайлер кулинарными шедеврами Эльвиры Данверз.
— Мне нужна ваша помощь, — просто сказала она.
— Пожалуйста. Что я могу для вас сделать?
Из уважения к Коре Шайлер приходилось тщательно подбирать слова, но при этом она хотела быть прямой и честной с экономкой.
— Тетя оставила мистеру Баллинджеру письмо для меня. В нем она обращается ко мне с просьбой позаботиться об одном семейном деле. — Тихий вздох сорвался с губ Шайлер помимо ее воли. — По правде говоря, миссис Данверз, я не знаю, с чего начать. За последние несколько лет вы провели с Корой больше времени, чем кто-либо другой. Она вела какие-нибудь записи, дневник или что-нибудь в этом роде?
— Насколько мне известно — нет. Вы же знаете, миссис Грант мучил артрит, особенно на пальцах. Ей было трудно писать. Порой она даже не могла держать ручку из-за боли в суставах.
Шайлер попробовала зайти с другой стороны:
— А не можете ли вы сказать, что приносило ей в последнее время наибольшую радость?
Немного смущенная, Эльвира Данверз ответила:
— Моя стряпня.
— А еще что-нибудь?
— Она любила сидеть у залитого солнцем окна. Вдыхать аромат сирени весной и роз летом.
Шайлер поставила вопрос по-другому:
— Было ли среди ее занятий что-нибудь необычное?
Эльвира Данверз отложила ручку, сложила руки перед собой на столе — Шайлер отметила, что ее ногти коротко острижены, округлы и лишены маникюра, — и глубоко задумалась.
— Ну, я не знаю, в моем понимании это не столь уж необычное занятие, хотя кому-то оно, может, и покажется странным.
Шайлер вся обратилась в слух:
— Что же это?
— Миссис Грант хранила некоторые памятные вещи в сундуке в чулане. Она говорила мне, что там нет ничего особенно ценного, но она любила сидеть и разглядывать свои «личные сокровища», как она их называла. Когда ее артрит стал прогрессировать, она просила меня открывать замок и откидывать крышку сундука.
— А что было внутри?
— О, этого я не могу вам сказать, мисс Грант, — ответила экономка, тщательно взвешивая свои слова. — Я никогда туда не заглядывала. Считала, что это не мое дело. Просто открывала замок и уходила. Миссис Грант всегда вызывала меня по внутреннему телефону, когда заканчивала.
— Ваше благоразумие достойно всяческих похвал, — вставил Трейс.
— Спасибо, мистер Баллинджер.
— Сундук все еще находится в чулане Коры? — беспечным тоном поинтересовался Трейс.
— Конечно. Насколько мне известно, за те семь лет, что я живу в Грантвуде, ни к одной из вещей миссис Грант никто, кроме меня, не притрагивался. — Нижняя губа Эльвиры Данверз слегка задрожала. Она плотно сжала пальцы, как будто это помогало ей держать свои эмоции под контролем. — Я сама стирала пыль и убиралась в комнатах миссис Грант, пока она была жива. И я не видела причин прекращать это после ее смерти.
Трейс помедлил несколько мгновений, прежде чем задать следующий вопрос:
— Вы знаете, где находится ключ от сундука?
Женщина в задумчивости закусила нижнюю губу.
Через пару секунд она ответила:
— Да, сэр, знаю.
— Где же он, миссис Данверз?
— На крючке рядом с сундуком.
Шайлер негромко поинтересовалась:
— Не происходило ли в последнее время чего-нибудь еще, что могло бы показаться не совсем обычным?
Меж седых бровей экономки залегла глубокая складка.
— Только одно.
Шайлер ждала.
Эльвира Данверз набрала в легкие воздуха и медленно заговорила:
— В последний день своей жизни — конечно же, никто не знал тогда, что он последний, упокой Господь ее душу… — Тут женщине пришлось сделать паузу и промокнуть глаза кончиком безупречно чистого фартука. — Миссис Грант несколько раз упомянула имя Ричи.
— Ричи? Вы уверены?
Шайлер перевела взгляд с миссис Данверз на Трейса Баллинджера и обратно.
— Кто такой Ричи?
Сидевшая за столом женщина пожала плечами:
— Я не знаю, и не мое дело спрашивать. Миссис Грант сама сказала бы, если б хотела, чтобы я была в курсе. — Помолчав, экономка добавила: — Мне жаль, что я не могу быть вам более полезной, мисс Грант.
— Вы нам очень помогли, миссис Данверз.
Когда они покинули кухню, Шайлер спросила у Трейса:
— Кора когда-нибудь называла при тебе имя Ричи?
Его голос прозвучал абсолютно уверенно:
— Никогда.
Выражая покорность судьбе, Шайлер развела руками.
— Ну, по крайней мере нам есть от чего оттолкнуться.
— Сундук в чулане Коры, — провозгласил Трейс, и они направились вверх по лестнице.
Глава 14
— Что ты предпочитаешь: хорошую новость или плохую? — спросил Трейс, когда открыл дверь чулана рядом с комнатой Коры и зажег там свет.
— Хорошую, — ответила сзади Шайлер.
— Кора хранила все.
— А плохая?
Его губы изогнулись в усмешке.
— Она хранила все без исключения.
— Все?
— Похоже на то. — Трейс отступил в сторону и величественным жестом руки пригласил Шайлер заглянуть внутрь. — Как говорится, дамы — вперед.
Шайлер последовала его приглашению и застонала:
— И как только в одном чулане может поместиться столько разных вещей?
Он тут же ответил:
— Дело в том, что он размером с небольшую комнату и забит от пола до потолка.
Шайлер искоса посмотрела на него:
— Это был риторический вопрос.
Трейс усмехнулся:
— Я знаю.
Она облизнула губы и сделала глубокий вдох.
— Мне нужна резинка.
Трейс пошарил в карманах своих синих джинсов.
— У меня, к сожалению, нет.
— Зато тут есть. — Шайлер указала на обувную коробку у него под локтем (одну из нескольких сотен обувных коробок, сложенных в этой части чулана), крышка которой крепилась резинкой.
Трейс стянул резинку и стал смотреть, как Шайлер убирает с лица волосы и связывает их в «конский хвост». Она неожиданно стала более юной, более естественной и чертовски привлекательной.
Он должен заниматься делом, а не Шайлер Грант.
Проще сказать, чем сделать.
Сундук находился в глубине чулана, который в длину был больше, чем в ширину. Ключ к сундуку висел прямо с ним, как и говорила миссис Данверз.
— Вот и сундук, и ключ, — произнесла Шайлер без всякого энтузиазма.
Трейс закатал рукава до самого локтя.
— Что случилось?
— Ящик Пандоры.
— Ящик Пандоры?
— Ты разбираешься в мифологии?
— Смутно.
Ее тон не предвещал ничего хорошего:
— Согласно греческой мифологии Пандора была первой женщиной. Ее имя означает «все дары», потому что ей досталась красота Афродиты, женские уловки Афины и хитрость Гермеса. Еще ей дали ящик, хотя на самом деле это был кувшин, в котором находились все человеческие беды и болезни.
— Ничего себе подарочек, — пробормотал Трейс.
— Пандору предупредили, чтобы она не открывала кувшин, но ее любопытство оказалось сильнее. Она не вняла предостережению и украдкой заглянула внутрь.
Трейс уже догадывался, что произошло дальше.
— Не надо ей было этого делать, да?
— Можешь повторить это еще раз. Когда Пандора сняла с кувшина крышку, горе и беды выбрались на волю и разбежались по земле. — Шайлер тяжело вздохнула. — Когда ей снова удалось закрыть крышку, на дне осталась только надежда.
Трейс почувствовал, что его губы тронула усмешка.
— Какова же мораль истории?
Шайлер кинула на него быстрый взгляд и выразительно объяснила:
— Иногда лучше не искать приключений на свою голову.
— А что делать, если неприятности сами тебя находят?
Шайлер ответила ему, опираясь на собственный опыт:
— Развернуться и бежать в другую сторону.
Трейс заставил себя быть снисходительным. В конце концов, эта неделя выдалась дьявольски трудной для молодой женщины.
— Надо полагать, ты решила еще подумать, стоит ли открывать сундук Коры?
— Еще, и еще, и еще, — призналась она, сжимая ладони вместе с такой силой, что у нее побелели суставы.
— Возвращаться в прошлое всегда нелегко. — Это было единственное, что он мог ей сейчас сказать.
Шайлер убрала выбившуюся прядь волос за ухо.
— Я уже давно усвоила, что прошлое изменить нельзя. Оно всегда такое, какое есть.
— Или каким было.
Шайлер наконец решилась. Вздохнув, она посмотрела на Трейса:
— Что ж, давай попробуем.
— Возложишь эту почетную миссию на меня?
— Да, пожалуйста.
Шайлер отошла в сторону, а Трейс взял ключ, отпер сундук и приподнял крышку. После этого он отступил, давая ей первой заглянуть внутрь.
Шайлер нервно сглотнула.
— Неужели я должна рыться в личных вещах Коры?
Трейс был более прагматичен. Ему просто не оставалось ничего иного. Он редко позволял себе роскошь быть щепетильным.
— Я не вижу иного способа выполнить ее последнюю просьбу.
Но молодая женщина продолжала сомневаться:
— Поможешь мне?
С его стороны был возможен только один ответ:
— Разумеется.
Шайлер протянула руку и сняла тонкую оберточную бумагу, лежавшую сверху. Она затаила дыхание, словно боясь того, что могла увидеть.
Однако ничего особенного не произошло.
— Это же… — Шайлер приподняла край пожелтевшей от времени ткани, — скатерть?
Трейс почесал в затылке.
— Во всяком случае, похоже на скатерть.
Она покачала головой:
— Не понимаю, зачем хранить старую скатерть. «Кора, Кора, что ты хотела этим сказать? « — мысленно задался вопросом Трейс. Вслух же он произнес:
— Наверное, мы этого уже не узнаем.
Шайлер отложила ткань в сторону и перешла к следующему предмету. Это был альбом с газетными вырезками. Она осторожно открыла обложку и перелистала страницы:
— Газетные вырезки.
Трейс подался вперед и заглянул ей через плечо.
— Похоже, это объявления о свадьбах, днях рождения и приемах.
— И некрологи, — добавила Шайлер.
Трейс наблюдал, как от его дыхания шевелятся тонкие волоски сзади на ее шее. «Интересно, — думал он, — так ли остро Шайлер ощущает мою близость, как я ее? «
— За какой период?
— Относительно недавние. — Ее голос выдавал напряженное внимание. — Последние десять — пятнадцать лет.
— Что дальше? — спросил Трейс, взяв альбом и положив его на пол. Он пододвинул маленький стульчик, и Шайлер опустилась на него. Он присел к сундуку на корточки рядом с ней.
Шайлер вынула обувную коробку, сняла с нее картонную крышку. Коробка была набита разноцветными ленточками и бантиками. Все старые, выцветшие, истрепанные на концах. Она слегка повернула голову и посмотрела на Трейса:
— Как бы ты это назвал?
Он пожал плечами:
— Хламом.
— Я тоже.
Следующей на очереди была бархатная коробочка с тремя ящичками спереди. Шайлер потянула и открыла первый из них. Внутри находилась груда украшений. Она взяла в руки брошь — букет красных и желтых каменных цветов.
— Рубины?
— Стекло.
— Ценное?
— Бижутерия на одежду, и даже не особенно хорошая. — Шайлер нахмурилась. — Пока что мы не обнаружили ничего особенного, правда?
— Да.
— Само собой, «самыми дорогими сокровищами» этого не назовешь, — заметила она.
— Может, Кора недавно переложила их куда-нибудь? Почему бы тебе не продолжить разбираться с содержимым сундука, а я тем временем осмотрю все остальное? — предложил он.
— Неплохая мысль.
Трейсу не понадобилось много времени, чтобы понять, что Кора хранила все возможное за последние три или даже четыре десятка лет. Тут были нескончаемые ряды платьев, юбок, блузок и даже шуб. На полках, тянувшихся от пола до потолка, находились, пожалуй, все сумочки и все туфли, которые у нее когда-либо были. Разобрать все ее вещи было просто непосильной задачей. И при этом ничто из них не было похоже на «сокровище».
Трейс вздохнул, сложил руки на груди и, повернувшись, стал наблюдать за Шайлер. Она разглядывала старые книги, и лицо ее было таким внимательным, таким умным, изящным и милым.
Прошло около двух минут, прежде чем она подняла на него глаза.
— Что ты делаешь?
Сначала он не собирался отвечать. Но потом передумал.
— Смотрю на тебя.
— Смотришь на меня?
— Да.
Мгновение она находилась в замешательстве.
— Зачем?
Честность почти всегда лучшая политика.
— Это доставляет мне удовольствие.
— Ты ведь, кажется, должен был осмотреть содержимое чулана, — напомнила ему она.
— Я пытался.
— Ну так попытайся еще раз.
Трейс заметил, что она бросила на него изучающий взгляд, видимо, думая, что он этого не видит.
Еще минуту-другую он стоял не двигаясь, засунув руки в карманы джинсов и опираясь плечом о полки.
— Почему-то мне не кажется, что ты особо старался, — заметила Шайлер.
Он отлепился от полок и подошел к ней, остановившись в двух шагах от открытого сундука.
— Поверь мне, нужна целая армия людей, чтобы разобраться в вещах Коры. Кроме того, мне больше нравится смотреть на тебя.
— Это комплимент?
— Комплимент. — Он прибавил еще один: — У тебя очень красивые ноги.
— Красивые ноги?
— Откровенно говоря, просто потрясающие.
— Спасибо.
Трейс послал Шайлер улыбку сквозь прозрачный шарфик, который она держала у лица.
— Я обратил внимание на твои ноги еще в ту первую ночь, когда ты вышла из своего «ягуара». «Трейс, — сказал я себе, — смотри-ка, вот это ножки! « — Он хотел было даже признаться, что грезил о них, но затем решил не вдаваться в подробности. — Ты очень привлекательная женщина, Шайлер.
— Ты тоже. — Она тут же поправилась: — Я хотела сказать, ты привлекательный мужчина.
— Я понял, что ты имела в виду. — Трейс открыл локтем очередную дверцу, увидел внутри дюжины коробочек и снова быстро ее захлопнул.
— Нам надо поговорить.
— Я думала, мы и так разговариваем, — заметила она.
— О той ночи, — уточнил он.
На лице Шайлер ничего не отразилось. Но Трейса это не сбило с толку.
— О ночи, когда мы встретились в беседке.
— А что было той ночью?
— Мы целовались.
— Ну да.
Трейс подошел на шаг ближе.
— Знаешь, что особенно завораживает в поцелуях?
Шайлер отрицательно помотала головой.
— Они никогда не повторяются.
Она коснулась рукой шеи.
— Вообще-то я никогда не думала о поцелуях с этой точки зрения. Но возможно, ты прав.
— Конечно, я прав. — Он придвинулся еще ближе. — Разве наш первый поцелуй не отличался от второго, третьего или четвертого?
— Хорошую, — ответила сзади Шайлер.
— Кора хранила все.
— А плохая?
Его губы изогнулись в усмешке.
— Она хранила все без исключения.
— Все?
— Похоже на то. — Трейс отступил в сторону и величественным жестом руки пригласил Шайлер заглянуть внутрь. — Как говорится, дамы — вперед.
Шайлер последовала его приглашению и застонала:
— И как только в одном чулане может поместиться столько разных вещей?
Он тут же ответил:
— Дело в том, что он размером с небольшую комнату и забит от пола до потолка.
Шайлер искоса посмотрела на него:
— Это был риторический вопрос.
Трейс усмехнулся:
— Я знаю.
Она облизнула губы и сделала глубокий вдох.
— Мне нужна резинка.
Трейс пошарил в карманах своих синих джинсов.
— У меня, к сожалению, нет.
— Зато тут есть. — Шайлер указала на обувную коробку у него под локтем (одну из нескольких сотен обувных коробок, сложенных в этой части чулана), крышка которой крепилась резинкой.
Трейс стянул резинку и стал смотреть, как Шайлер убирает с лица волосы и связывает их в «конский хвост». Она неожиданно стала более юной, более естественной и чертовски привлекательной.
Он должен заниматься делом, а не Шайлер Грант.
Проще сказать, чем сделать.
Сундук находился в глубине чулана, который в длину был больше, чем в ширину. Ключ к сундуку висел прямо с ним, как и говорила миссис Данверз.
— Вот и сундук, и ключ, — произнесла Шайлер без всякого энтузиазма.
Трейс закатал рукава до самого локтя.
— Что случилось?
— Ящик Пандоры.
— Ящик Пандоры?
— Ты разбираешься в мифологии?
— Смутно.
Ее тон не предвещал ничего хорошего:
— Согласно греческой мифологии Пандора была первой женщиной. Ее имя означает «все дары», потому что ей досталась красота Афродиты, женские уловки Афины и хитрость Гермеса. Еще ей дали ящик, хотя на самом деле это был кувшин, в котором находились все человеческие беды и болезни.
— Ничего себе подарочек, — пробормотал Трейс.
— Пандору предупредили, чтобы она не открывала кувшин, но ее любопытство оказалось сильнее. Она не вняла предостережению и украдкой заглянула внутрь.
Трейс уже догадывался, что произошло дальше.
— Не надо ей было этого делать, да?
— Можешь повторить это еще раз. Когда Пандора сняла с кувшина крышку, горе и беды выбрались на волю и разбежались по земле. — Шайлер тяжело вздохнула. — Когда ей снова удалось закрыть крышку, на дне осталась только надежда.
Трейс почувствовал, что его губы тронула усмешка.
— Какова же мораль истории?
Шайлер кинула на него быстрый взгляд и выразительно объяснила:
— Иногда лучше не искать приключений на свою голову.
— А что делать, если неприятности сами тебя находят?
Шайлер ответила ему, опираясь на собственный опыт:
— Развернуться и бежать в другую сторону.
Трейс заставил себя быть снисходительным. В конце концов, эта неделя выдалась дьявольски трудной для молодой женщины.
— Надо полагать, ты решила еще подумать, стоит ли открывать сундук Коры?
— Еще, и еще, и еще, — призналась она, сжимая ладони вместе с такой силой, что у нее побелели суставы.
— Возвращаться в прошлое всегда нелегко. — Это было единственное, что он мог ей сейчас сказать.
Шайлер убрала выбившуюся прядь волос за ухо.
— Я уже давно усвоила, что прошлое изменить нельзя. Оно всегда такое, какое есть.
— Или каким было.
Шайлер наконец решилась. Вздохнув, она посмотрела на Трейса:
— Что ж, давай попробуем.
— Возложишь эту почетную миссию на меня?
— Да, пожалуйста.
Шайлер отошла в сторону, а Трейс взял ключ, отпер сундук и приподнял крышку. После этого он отступил, давая ей первой заглянуть внутрь.
Шайлер нервно сглотнула.
— Неужели я должна рыться в личных вещах Коры?
Трейс был более прагматичен. Ему просто не оставалось ничего иного. Он редко позволял себе роскошь быть щепетильным.
— Я не вижу иного способа выполнить ее последнюю просьбу.
Но молодая женщина продолжала сомневаться:
— Поможешь мне?
С его стороны был возможен только один ответ:
— Разумеется.
Шайлер протянула руку и сняла тонкую оберточную бумагу, лежавшую сверху. Она затаила дыхание, словно боясь того, что могла увидеть.
Однако ничего особенного не произошло.
— Это же… — Шайлер приподняла край пожелтевшей от времени ткани, — скатерть?
Трейс почесал в затылке.
— Во всяком случае, похоже на скатерть.
Она покачала головой:
— Не понимаю, зачем хранить старую скатерть. «Кора, Кора, что ты хотела этим сказать? « — мысленно задался вопросом Трейс. Вслух же он произнес:
— Наверное, мы этого уже не узнаем.
Шайлер отложила ткань в сторону и перешла к следующему предмету. Это был альбом с газетными вырезками. Она осторожно открыла обложку и перелистала страницы:
— Газетные вырезки.
Трейс подался вперед и заглянул ей через плечо.
— Похоже, это объявления о свадьбах, днях рождения и приемах.
— И некрологи, — добавила Шайлер.
Трейс наблюдал, как от его дыхания шевелятся тонкие волоски сзади на ее шее. «Интересно, — думал он, — так ли остро Шайлер ощущает мою близость, как я ее? «
— За какой период?
— Относительно недавние. — Ее голос выдавал напряженное внимание. — Последние десять — пятнадцать лет.
— Что дальше? — спросил Трейс, взяв альбом и положив его на пол. Он пододвинул маленький стульчик, и Шайлер опустилась на него. Он присел к сундуку на корточки рядом с ней.
Шайлер вынула обувную коробку, сняла с нее картонную крышку. Коробка была набита разноцветными ленточками и бантиками. Все старые, выцветшие, истрепанные на концах. Она слегка повернула голову и посмотрела на Трейса:
— Как бы ты это назвал?
Он пожал плечами:
— Хламом.
— Я тоже.
Следующей на очереди была бархатная коробочка с тремя ящичками спереди. Шайлер потянула и открыла первый из них. Внутри находилась груда украшений. Она взяла в руки брошь — букет красных и желтых каменных цветов.
— Рубины?
— Стекло.
— Ценное?
— Бижутерия на одежду, и даже не особенно хорошая. — Шайлер нахмурилась. — Пока что мы не обнаружили ничего особенного, правда?
— Да.
— Само собой, «самыми дорогими сокровищами» этого не назовешь, — заметила она.
— Может, Кора недавно переложила их куда-нибудь? Почему бы тебе не продолжить разбираться с содержимым сундука, а я тем временем осмотрю все остальное? — предложил он.
— Неплохая мысль.
Трейсу не понадобилось много времени, чтобы понять, что Кора хранила все возможное за последние три или даже четыре десятка лет. Тут были нескончаемые ряды платьев, юбок, блузок и даже шуб. На полках, тянувшихся от пола до потолка, находились, пожалуй, все сумочки и все туфли, которые у нее когда-либо были. Разобрать все ее вещи было просто непосильной задачей. И при этом ничто из них не было похоже на «сокровище».
Трейс вздохнул, сложил руки на груди и, повернувшись, стал наблюдать за Шайлер. Она разглядывала старые книги, и лицо ее было таким внимательным, таким умным, изящным и милым.
Прошло около двух минут, прежде чем она подняла на него глаза.
— Что ты делаешь?
Сначала он не собирался отвечать. Но потом передумал.
— Смотрю на тебя.
— Смотришь на меня?
— Да.
Мгновение она находилась в замешательстве.
— Зачем?
Честность почти всегда лучшая политика.
— Это доставляет мне удовольствие.
— Ты ведь, кажется, должен был осмотреть содержимое чулана, — напомнила ему она.
— Я пытался.
— Ну так попытайся еще раз.
Трейс заметил, что она бросила на него изучающий взгляд, видимо, думая, что он этого не видит.
Еще минуту-другую он стоял не двигаясь, засунув руки в карманы джинсов и опираясь плечом о полки.
— Почему-то мне не кажется, что ты особо старался, — заметила Шайлер.
Он отлепился от полок и подошел к ней, остановившись в двух шагах от открытого сундука.
— Поверь мне, нужна целая армия людей, чтобы разобраться в вещах Коры. Кроме того, мне больше нравится смотреть на тебя.
— Это комплимент?
— Комплимент. — Он прибавил еще один: — У тебя очень красивые ноги.
— Красивые ноги?
— Откровенно говоря, просто потрясающие.
— Спасибо.
Трейс послал Шайлер улыбку сквозь прозрачный шарфик, который она держала у лица.
— Я обратил внимание на твои ноги еще в ту первую ночь, когда ты вышла из своего «ягуара». «Трейс, — сказал я себе, — смотри-ка, вот это ножки! « — Он хотел было даже признаться, что грезил о них, но затем решил не вдаваться в подробности. — Ты очень привлекательная женщина, Шайлер.
— Ты тоже. — Она тут же поправилась: — Я хотела сказать, ты привлекательный мужчина.
— Я понял, что ты имела в виду. — Трейс открыл локтем очередную дверцу, увидел внутри дюжины коробочек и снова быстро ее захлопнул.
— Нам надо поговорить.
— Я думала, мы и так разговариваем, — заметила она.
— О той ночи, — уточнил он.
На лице Шайлер ничего не отразилось. Но Трейса это не сбило с толку.
— О ночи, когда мы встретились в беседке.
— А что было той ночью?
— Мы целовались.
— Ну да.
Трейс подошел на шаг ближе.
— Знаешь, что особенно завораживает в поцелуях?
Шайлер отрицательно помотала головой.
— Они никогда не повторяются.
Она коснулась рукой шеи.
— Вообще-то я никогда не думала о поцелуях с этой точки зрения. Но возможно, ты прав.
— Конечно, я прав. — Он придвинулся еще ближе. — Разве наш первый поцелуй не отличался от второго, третьего или четвертого?