– Что ты думаешь о предложении Лейва, Гудрид?
   – Мне нечего сказать.
   Но он нетерпеливо продолжал:
   – Мне нужен твой совет. Песчаный Мыс – твоя собственность. Ты там жила, и ты знаешь, во что можно оценить этот хутор.
   Гудрид тяжело вздохнула и ответила:
   – Мне понравилось предложение Лейва. Он всегда знает, чего он хочет! Так же было и в тот раз, когда он купил «Морского коня». Он хорошо заплатил мне. Но у меня просто не было иного выбора.
   – Что касается Песчаного Мыса, то здесь у тебя есть выбор: Лейв не сможет купить половину двора, если ты не захочешь этого, а я не продам его без твоего согласия.
   – Должна сказать тебе, что с Лейвом не так-то просто жить бок о бок на одном дворе, когда он сердит. Когда Фрейдис просилась поехать с нами в Виноградную Страну, ты сам говорил, что тебе придется идти Лейву наперекор.
   – Лейв имеет полное право требовать, чтобы я согласился на его условия, если хочу жить в его домах в Виноградной Стране. Однако у него нет такой власти над Песчаным Мысом, если мы не уступим ему свою половину. И я должен еще подумать, прежде чем выполнить его просьбу!
   Гудрид повернулась лицом к мужу и увидела, что вспыльчивость его никак не связана с ней лично. Ее охватило разочарование.
   – Ты что же, считаешь, что мы так и будем торговаться?
   – Единственное, что я могу решить, так это чтобы двор наш остался под надежным присмотром. И я слышал, что Белый Гудбранд никогда не подводил!
   – Хорошо. А что ты думаешь о священнике?
   – Лейв прав: нам в Гренландии нужен христианский священник, но тогда на тинге могут возникнуть распри. Ради собственной безопасности, да и Лейва тоже, священнику лучше жить не в Братталиде.
   – Я поддержу тебя, когда ты будешь договариваться с Торстейном Черным о цене. Напомни Лейву, что его брат расширил и сам благоустроил двор, обновив многие постройки, так что это важно принять во внимание…
   – Ты самая подходящая для купца жена, Гудрид!
   – Так вот о торговле, Торфинн… Что мы сможем продать в Виноградной Стране, если потребуется?
   – Если мы встретим скрелингов и они захотят торговать с нами, мы сможем предложить им красную шерстяную ткань. У нас ее много. Во всяком случае, она хорошо идет в Финнмарке. Но прежде всего нам необходимо подыскать себе участки земли для домов и пастбища для скота, который мы привезем с собой.
 
   Карлсефни решил взять с собой молодняк с Песчаного Мыса, а некоторые люди из его команды приготовили для отправки овец и поросят с Эрикова Фьорда. Животных грузили на корабль, пока Гудрид и Карлсефни задержались на церковном кладбище, в последний раз прочитав «Отче наш» в Тьодхильдовой церкви. Визг и блеяние стояли такие, словно начался убой скота.
   Гудрид смотрела на узкую плиту из песчаника на могиле Тьодхильд, вспоминая горделивый образ старой женщины. Невольно и она сама выпрямилась. Они прощались навсегда. В скором времени Карлсефни возьмет ее с собой, когда отправится торговать в Гренландию и Исландию… «Рассекающий волны», качающийся у берега, унесет их к удаче, богатству, к радости от встречи с друзьями и родичами.
   Лейв с Торкелем уже стояли на берегу, чтобы проследить за погрузкой. Пряча улыбку в седой бороде, Лейв взял Карлсефни за руку и сказал:
   – Надеюсь, в пути тебе будет сопутствовать удача, как и мне когда-то, и к тому же ты берешь с собой Асгрима Худого! Он наверняка сумеет помочь тебе отыскать могилу Торвальда.
   – Если будет возможно, я перевезу тело Торвальда обратно в Братталид, – сказал Карлсефни ему в ответ, – но если не получится, он все равно останется лежать там, где он сам пожелал.
   – После поездки в Норвегию я обязательно отправлюсь снова в Виноградную Страну, чтобы навестить могилу брата. Оставь мне парочку скрелингов, Карлсефни! Да помогут вам с Гудрид боги и удача.
   Поцеловав Гудрид, Лейв неожиданно нежно сказал ей:
   – Ты можешь сказать Белому Гудбранду, что в договоре не будет никакой разницы между ним и тобой, когда я стану владельцем половины Песчаного Мыса. Мы все хотим, чтобы именно он продолжал вести хозяйство.
   Гудрид, улыбнувшись, ответила:
   – А если ты пришлешь священника, Гудбранд сможет распоряжаться по-своему?
   – Именно Гудрбанд будет принимать решения, – твердо пообещал Лейв.
   Асгрим Худой выкрикнул что-то с корабля, и Карлсефни, махнув ему рукой, вновь повернулся к Лейву и Торкелю.
   – Асгрим говорит, что отлив меняется. Спасибо за гостеприимство, Лейв. Ты оказал мне большую честь за все эти месяцы.
   – Это ты оказал мне честь, остановившись погостить у меня, Торфинн. Не хочешь ли ты передать что-нибудь через меня твоему другу Снорри Годи, если я встречу его?
   – Скажи им всем, что я счастлив, у меня хорошая жена и славный корабль. И если ты и Торкель окажетесь ненароком у Рябинового Хутора в Скага-Фьорде, то моя мать Торунн с радостью примет вас.
 
   Гвалт на борту корабля указывал на царящую суматоху, и Гудрид была приятно удивлена, когда увидела, что и животные, и вся поклажа были аккуратно размещены под палубой, в серединной части судна, а Торкатла и Эмма сидят на палубе и прядут как ни в чем не бывало, словно они всю свою жизнь провели в море, а не на суше. Две другие женщины находились на другом корабле вместе со своими мужьями. Гудрид еще раньше встречала этих женщин: они жили у Хавгримова Фьорда, и им было около тридцати лет; они были крепкого сложения, сильные и, овдовев, вышли теперь замуж за людей из команды Бьярни.
   Карлсефни произнес прощальную молитву, прося помощи у Тора и Белого Христа, а Гудрид позвала к себе Фафни, чтобы пес не мешал команде, путаясь в канатах. Сердце в ее груди билось в предвкушении нового и необычайного.
   Огромный корабль плавно отошел от берега, – так спокойно и мягко, словно это потянулась кошка. Гудрид не отрываясь смотрела на Карлсефни. Корабль послушно повторял малейшее движение его руки на штурвале, словно живое существо. И Гудрид вспомнила, как она послушно отдавалась своему мужу по ночам.
   «Лунный корабль» Бьярни и Торхалла тронулся в путь сразу же вслед за «Рассекающим волны», и теперь оба судна скользили по водной глади фьорда, держа курс на юг, а за ними следовали лодки, и люди, сидящие в них, кричали путешественникам последние напутствия и пожелания удачи.
 
   В ясное, холодное утро, когда они поворачивали на север в открытом море, Гудрид оторвалась от приготовления рыбы и взглянула за борт: на темной полоске берега что-то ярко блеснуло. Она в волнении отправилась на корму к Карлсефни.
   – Взгляни туда, Торфинн! Ты видишь, прямо на берегу сверкает лед? Это значит, что мы на полпути к Светлому фьорду!
   – Ты уже шестой человек, кто говорит мне сегодня об этом, – добродушно ответил Карлсефни.
   К ним подошел Торбранд сын Снорри.
   – Пока я был дома в Исландии, ты успела раньше меня узнать это побережье, Гудрид!
   – Пожалуй, это так, – сказала Гудрид, – но когда мы минуем Светлый Фьорд, перед нами окажутся совершенно незнакомые воды. Я рада, что Асгрим сумел уговорить поехать с нами еще троих, которые бывали в плавании вместе с Лейвом и Торвальдом. А когда мы с отцом плыли в Гренландию, у нас на корабле был только один, кто знал дорогу к ее берегам, и он умер как раз тогда, когда вдали замаячил берег!
   – Насколько я понимаю, мы скоро потеряем берег из виду, – задумчиво произнес Карлсефни. – Все, кто охотился у Медвежьего Острова, говорят, что на другом берегу отражаются снежные горы, а Лейв предупреждал меня, что ранней осенью туман здесь держится реже, да и столкновение с льдинами нам не грозит. И все же нам следует подробнее распросить обо всех опасностях в пути Белого Гудбранда, когда мы пристанем к Западному Поселению. Надеюсь, он не смутится, когда к его берегу причалят два корабля с шестьюдесятью человеками на бортах!
   – Я говорила тебе, что Гудбранд только порадуется гостям, да еще свежим вестям в придачу, – решительно оказала Гудрид. – за Песчаным Мысом есть холм, на котором удобно разбить палатки, и еще там есть большая яма с углями, в которой можно приготовить себе пищу, а во фьорде полным-полно рыбы!
 
   Белый Гудбранд поплыл им навстречу на лодке. Он был необычайно доволен, и всем нашлось место: и кораблям у причала, и людям, остающимся на ночлег, и скоту на лугах. Люва и рабыня Унна охотно приняли помощь, которую предложили им Гудрид и остальные четыре женщины, и все вместе они принялись накрывать на стол.
   Пока Гудрид сидела у очага, она обратила внимание на то, что Люва по-прежнему проворна и умела, несмотря на то что была на сносях. А кладовые были полны, так что Гудрид взяла еще еды с собой в дорогу. Оставшись вечером с Карлсефни наедине, Гудрид услышала, что муж ее нашел двор в прекрасном состоянии и оставалось только подобрать себе молодняк для поездки в Виноградную Страну. Карлсефни добавил при этом:
   – Гудбранд показал мне отличного бычка. Пожалуй, его-то я и возьму на корабль.
   Гудрид подумала, не стоит ли рассказать ему о волшебном камне, который все еще лежал на том месте, куда положил его Торстейн, и не взять ли камень с собой. Но потом она вспомнила, что там, куда они направляются, много таких камней. И если она сама не забеременеет на Песчаном Мысе, то в новой далекой стране у них уж точно родится ребенок.
 
   По соседним хуторам быстро разнеслась весть о том, что на Песчаный Мыс пожаловал новый хозяин, а с ним – много народу. Бонды съезжались со всех концов, везя с собой палатки и провизию, готовясь провести тинг, ибо после смерти Торстейна сына Эрика накопилось множество жалоб и запутаных дел. И главным истцом был на тинге Эйсольв Беззубый – бонд, которого почти два года назад во время подсчета овец ранил Торстейн Черный.
   Карлсефни попросил Гудрид рассказать все, что она знает об этом деле, но этого оказалось мало. Торстейн же Черный воспринял жалобу как шутку, ибо с тех пор на Песчаном Мысе случилось немало бед и об Эйсольве все и думать забыли.
   Тогда Карлсефни, усмехнувшись, сказал:
   – Если верить Эйсольву Беззубому, он был силачом и красавцем до того, как Торстейн ударил его своим мечом. Однако жена Эйсольва утверждает, что муж ее переболел в детстве цингой и потерял все зубы, а в викингские походы он перестал ходить потому, что ему отрубили голень. Что же касается других шрамов на его теле, то он, скорее всего, заработал их по дороге сюда, вроде овцы, к которой цепляется репейник. И единственный крохотный новый шрам на нем – именно тот, что оставил меч Торстейна Черного. И за это Эйсольв просит виру!
 
   Карлсефни вел тинг с той же властной уверенностью, с которой он стоял у штурвала на корабле или заключал торговые сделки. На нем был роскошный наряд: зеленый плащ поверх красной туники, красные кожаные чулки, золоченый шлем и тяжелый пояс из чистого серебра и золота. Взоры восхищенных соседей были устремлены и на Гудрид, и она думала, что теперь-то они не посмеют обвинять ее в таких ужасных вещах, как колдовство и ворожба. Когда дошла очередь до жалобы Эйсольва, истец подробнейшим образом описал все раны, нанесенные ему Торстейном Черным, затем перечислил своих свидетелей и потребовал виру серебром за «большие телесные повреждения». Карлсефни рассеянно выслушал жалобу Эйсольва, высокопарно поблагодарил его за рассказ и спросил людей, может ли кто-то сказать слово в защиту Торстейна Черного.
   Эйольв поднялся со своего места и, прокашлявшись, начал:
   – Вон с того холма я видел, как Торстейн Черный и Эйсольв ссорятся из-за меток на овцах. Они спорили о том, помечены ли овцы клеймом Песчаного Мыса. Первым вытащил меч Эйсольв, а Торстейн был вынужден защищаться. И я скажу вам, что если бы Эйсольв действительно пострадал, то он должен был пойти к Гудрид дочери Торбьёрна, которая лучше всех в округе умеет исцелять людей. Но я своими глазами видел, что Эйсольва ранило в левую руку, и рана его была небольшой.
   Проводив взглядом Эйольва, Карлсефни повернулся к остальным и избрал из их числа шесть бондов, которые должны были рассудить дело Эйсольва. Они отошли в сторону, чтобы посовещаться, а когда вернулись обратно, их глава выступил вперед и провозгласил:
   – Мы много раз разбирали спорные дела на тингах в Гренландии и знаем, как отличить правое от неправого. Жалоба Эйсольва ничего не стоит.
   Карлсефни поблагодарил выборных и перешел к следующей жалобе. Противники примирились, в присутствии свидетелей были выплачены виры, и на этом тинг торжественно закрылся. Люди направились к большой яме с углями, где женщины уже готовили ужин. К вечеру похолодало, небо затянулось тучами, и люди теснились к огню, греясь возле него. В гуле голосов Гудрид различила знакомые интонации; это была соседка Альвред:
   – Положите это, простофили! Мы не хотим, чтобы грязными руками касались кусков мяса и наших младенцев. И пропустите к огню хозяина Песчаного Мыса, чтобы он тоже мог погреться!
   Гудрид увидела поблескивающий шлем Карлсефни: муж ее пробивался к ней через толпу, а следом за ним – Торбранд и Снорри. Люди расступались, давая им место. Карлсефни был уже совсем рядом, как вдруг Гудрид заметила, что в толпе возникло движение и сверкнула сталь.
   Она вскрикнула, предупреждая мужа об опасности, и Карлсефни повернулся как раз в тот миг, когда на него с мечом в руках бросился Эйсольв. Левой рукой Карлсефни схватил того за локоть, а правой вытащил из ножен свой меч, прижал его плоской стороной к груди обидчика и резко оттолкнул его в сторону. Все это произошло столь быстро, что многие и оглянуться не успели. Но все же некоторые, схватив Эйсольва, отобрали у него его меч.
   Прежде чем вложить свой меч в ножны, Карлсефни подошел к Эйсольву и громко проговорил:
   – Эйсольв, ты, наверное, остался недоволен, но жалоба твоя в присутствии шести выборных была признана недействительной. Ты что же, решил теперь сразиться с шестью бондами и со мной? Если так, то советую тебе подыскать занятие получше.
 
   Люди единодушно соглашались в том, что Карлсефни мудро, по старым обычаям провел тинг, и грядущее переселение в Виноградную Страну находится в надежных руках. И когда через несколько дней «Рассекающий волны» и «Лунный корабль» вышли из фьорда, их сопровождало множество лодок. Корабли были нагружены съестными припасами, скотом – не было на борту только лошадей, ибо Лейв сказал путешественникам, что они в Винланде не понадобятся.
 
   В открытом море с северо-запада дул ветер, донося с собой веяние ледника. С корабля было видно, как между ледяными глыбами мелькают киты, а когда однажды утром Гудрид вглядывалась вдаль сквозь снежные хлопья, чтобы понять, откуда слышатся странные звуки, – она увидела, как на большой дрейфующей льдине мимо корабля проплыли два похрапывающих моржа.
   Идя на корму к Карлсефни, она увидела еще трех моржей, высунувших головы из воды и поглядывающих на нее. Животные напомнили Гудрид медлительных, любопытных старичков. Один из моржей вцепился зубами в край льдины, чтобы удержать здоровую голову над водой. Некоторое время Гудрид стояла у поручней как околдованная, вспоминая истории Арни Кузнеца об охоте на севере. Неужели это правда, что человек может сидеть в небольшой лодке и бить копьем в этих живых существ, размеры которых превышают его собственные?
   Некоторые из людей Карлсефни хотели спустить на воду лодку и поохотиться на моржей. Они недовольно ворчали, когда хёвдинг заявил, что им надо переправиться на другой берег как можно скорее, но сдались, когда Асгрим Худой напомнил им, что когда они доберутся до жилища Лейва, они смогут добыть там себе столько моржей, сколько захотят.
   Вскоре с правого борта появились темные очертания Медвежьего Острова. Карлсефни, Снорри и Асгрим разговаривали между собой, стоя у штурвала, и когда Гудрид принесла им вяленого тюленьего мяса, она услышала, как Асгрим говорил:
   – Как только услышишь крик воронов над головой, начинай лавировать. «Лунный корабль» пойдет за нами следом. И когда в небе будет ясно, мы сможем увидеть берег.
   Другой берег… Гудрид почувствовала, как сердце в ней дрогнуло от радости, и побежала поделиться новостью с Торкатлой и Эммой, которые сидели тихо, опасаясь, что их придавит нижней частью паруса. Обе служанки хорошо ладят между собой, подумала Гудрид. Торкатла рта не закрывает дни напролет, а Эмма только отмалчивается. Но когда Гудрид сказала им, что корабль держит курс на юго-запад, Эмма взглянула на нее и произнесла:
   – Погода ясная. Снега не будет.
   Когда просияло солнце, Гудрид сразу же решила, что Эмма будет разочарована, ибо появившийся вдали берег оказался таким же скалистым и холодным, как и та земля, которую они оставили позади. Однако никто теперь не сомневается в том, что корабли поплыли гораздо быстрее: Гудрид чувствовала, как мощный корпус судна движется вперед и без попутного ветра.
   Карлсефни передал штурвал Торбранду сыну Снорри, оббил лед с бочки с водой, чтобы отпить немного, и отошел к Гудрид, расправив бороду рукой в теплой рукавице. Обняв жену за плечи, он радостно шепнул ей:
   – Удача улыбается нам, Гудрид. Все идет так, как я и думал.
   Она прижалась к нему, мечтая о том времени, когда она сама скажет ему, что удача улыбается им не только в пути. Каждую ночь на Песчаном Мысе они с Карлсефни любили друг друга. Под матрацем на их кровати лежал заветный винландский камень, и голова Карлсефни покоилась на груди Гудрид. Она легонько дотрагивалась пальцами до амулета Фрейи, произнося в мыслях «Отче наш», тихо крестилась. А на могиле своей умершей маленькой дочки Гудрид положила под надгробие деревянную дощечку с магическими рунами. Месячные у Гудрид задерживались, но пока она еще ничего не ощущала внутри себя, кроме обычной тянущей тяжести в пояснице. Что-то обязательно поможет ей: может, это будет весеннее солнце, которое в незнакомых краях согреет не только полевые цветы, но и ребенка Карлсефни.
 
   Примерно через двое суток после того, как они свернули к югу от Медвежьего Острова, корабли их приблизились к другой стороне пролива, и стали различимы очертания суши. Асгрим сказал:
   – Мы продвинулись немного дальше к югу, чем Лейв и Торвальд: я узнаю эти берега, но не могу сказать в точности, что нас там ждет.
   Карлсефни подплыл к берегу на близкое расстояние, передав штурвал Торбранду, а сам вместе с Бьярни спустил на воду лодки, и они с вооруженными людьми направились к берегу. В ожидании мужа Гудрид спустилась в трюм к животным. Бычок Карлсефни спал, телки жевали свою жвачку, а овцы бодались между собой и с загоном. Поросята оживленно захрюкали, ожидая, что Гудрид принесла им еды, и она поспешно удалилась, заметив на себе хмурый взгляд мужниного раба Плосконосого, который присматривал за скотом.
   Вернувшись на корабль, Карлсефни и его люди привезли с собой две дюжины лисьих шкур и рассказали, что вся земля на том берегу покрыта огромными каменными плитами и в ней много лисьих нор.
   С севера дул попутный ветер, и оба корабля понеслись по течению прямо вперед, несмотря на окружающие их со всех сторон ледяные глыбы. Берег с правого борта постепенно менялся: появились густые леса, и вновь хёвдинги сошли на землю со своими людьми. На этот раз они вернулись на корабль со свежим оленьим мясом и поведали остальным, что на берегу много разной дичи.
   Продвигаясь вдоль берега на юг, люди заметили белых медведей, и Гудрид думала, что, пожалуй, Лейв оказался прав, когда рассказывал им о несметных богатствах далекой страны. Повсюду были видны всякие морские птицы, тюлени, и люди, сойдя на берег в очередной раз, закинули сети и вытащили множество рыбы.
   Затем они на мгновение потеряли берег из виду, но Карлсефни и Асгрим уверенно держали курс на юг, измеряя шестом глубину и сверяясь с деревянной дощечкой, на которой Лейв вырезал им ориентиры. И вот вновь перед ними появился берег. Гудрид почудилось, что такого она не видела никогда в жизни. Это был длинный белый, песчаный берег с темной стеной деревьев. На юге песчаная равнина граничила с мысом, выступающим далеко в море.
   Карлсефни изучающе смотрел на прибой и решился наконец высадиться на самом мысе. Гудрид тоже попросилась сойти на берег. Снорри в ужасе посмотрел на женщину, но Карлсефни спокойно ответил:
   – Только оставь ботинки на борту, Гудрид, и возьми с собой лук и стрелы.
   Расстояние от мыса до песчаного берега было невелико – почти такое же, как дома от Бревенного Мыса по речки. Фафни прыгал вокруг людей, навострив уши, а Гудрид подоткнула юбку, сняла с себя платок, и теплый ветер приятно обдувал ее ноги и играл прядями волос на голове. Она охотно скинула бы с себя просоленое платье и бросилась бы в сверкающие волны.
   Из леса текла небольшая речушка, теряясь в густой траве на песчаном берегу, и люди вдоволь напились кристальной пресной воды. Невдалеке начиналась густая лесная чаща, и единственным деревом, которое узнала Гудрид среди множества других, было что-то, похожее на березу. Карлсефни сказал ей, что из других лиственных деревьев чаще всего здесь попадается осина, а высокие хвойные вершины – это ель. Они издавали приятный терпкий запах, словно это был можжевельник, которым в домах посыпают пол.
   Пока мужчины обследовали лесную опушку, Гудрид подалась искушению и спустилась по берегу к самой воде, позволяя волнам нежно ласкать ее ноги. Она нашла палку и бросила ее в воду, играя с Фафни, и пес уже бросился за ней, но внезапно остановился и навострил уши. Хвост у него повис, а глаза застыли от напряжения.
   Гудрид похолодела от страха. В ушах у нее раздался голос Стейна: «Откуда ты знаешь, что скрелинги не следили за Лейвом и его людьми, оставаясь незамеченными?» А что, если лесная чаща прячет в себе этих скрелингов. И может, этот чудный, прекрасный берег – всего лишь коварная приманка, чтобы привлечь к себе незванных гостей и заставить их сойти на берег…
   Фафни бросился назад и принялся яростно скакать по берегу, поблизости от холма. Гудрид поспешила за псом, не сводя глаз с лодок. Вдруг она увидела на песке следы. Целую цепочку следов. Она испуганно вскрикнула, и к ней подбежали Карлсефни с Асгримом Худым.
   – Бурый медведь! – довольно произнес Асгрим. – В лесу их полным-полно. Медведь вышел на берег полакомиться рыбой. А это – старые следы оленя. А там – видели? Жирные куропатки. Я всегда говорил, что в этой стране невозможно умереть с голоду. То ли мы еще увидим дальше к югу!
   – Туда мы и отправимся, – уверенно произнес Карлсефни. – Похоже, здесь большая разница между приливом и отливом, и я не хочу рисковать, А на этот берег мы снова приедем и исследуем его. Отныне я назову его Сосновым берегом, а мыс, к которому мы пристали, будет зваться Прохладным Мысом.
   Когда же Гудрид обернулась на лес, прежде чем взойти на борт корабля, она заметила, что Фафни остановился и настороженно зарычал. Примерно в шести-семи саженях от них сидело столь причудливое существо, что Гудрид безмолвно потянула Карлсефни за рукав, чтобы привлечь его внимание. Животное походило размерами на маленькую собачку, но на самом деле было гораздо больше и вместо шерсти из его тела торчали черные и серые иголки. Гудрид мельком заметила его передние лапы, которые напоминали человеческие, и его круглую, с черными глазками, головку. Она перекрестилась, а Карлсефни тяжело выдохнул, прежде чем свистнуть Фафни. Существо исчезло так же быстро, как и появилось: словно его никогда и не было, а пес понуро возвратился к Карлсефни и Гудрид.
 
   – Ну как? – с любопытством спросила Торкатла, когда Гудрид уселась на носу корабля, натягивая на себя чулки и ботинки и приводя в порядок растрепавшиеся волосы.
   – Прекрасно, – только и ответила Гудрид. Люди Карлсефни подняли парус, и палуба, закачавшаяся под ее ногами, вызвала в Гудрид чувство, словно она грезит наяву.
 
   Несмотря на мрачные дождевые тучи и туман, путешественники не теряли берег из виду, хотя Карлсефни и не захотел плыть вдоль него, опасаясь подводных скал. Ближе к вечеру дозорный воскликнул:
   – С леврго борта виден большой остров!
   – Все правильно, Карлсефни, – обрадовался Асгрим Худой. – Продолжай держать курс, и ты увидишь, что пролив расширяется. Там начинается сильное течение. Потом с правого борта появятся небольшие острова, вокруг мыса, и еще вниз от западного берега мыса как раз и лежит бухта, где стоят дома Лейва. Плыви медленно, чтобы нам не проскочить ее.
   Карлсефни спустил парус, и на борту корабля воцарилось напряженное ожидание. Гудрид закуталась в свой теплый плащ и следила за мужем. Ей хотелось увидеть Виноградную Страну одновременно с Карлсефни.
   Когда они проплывали мимо большого острова, с него поднялась в небо большая стая морских птиц. Вокруг корабля над водой носились тупики и олуши. Асгрим сказал:
   – На этом острове, да и на других тоже, гнездится много кречетов: можно ходить от гнезда к гнезду и только набивать себе мешок. А гаг там видимо-невидимо!
   Но где же пастбища, думала про себя Гудрид. Все, что до сих пор попадалось им в пути, было не лучше скудной растительности на полях между Восточным и Западным Поселениями в Гренландии. Но ведь Лейв обещал, что животным в Виноградной Стране будет вольготно…
   Они плыли теперь вдоль западного берега мыса, а сама земля на другой стороне пролива лежала темная, прерывистая. Когда же они наконец зашли в широкую, глубокую бухту, о которой говорил Асгрим, они внезапно увидели зелень, словно кто-то сдернул с земли темный плащ. Перед ними зеленели заливные луга, а вдали стоял густой лес. Пышные луга, мягче шелка, большие купы дикой ржи лежали нетронутые, дожидаясь серпа, а на лесной опушке виднелись дома.