Сивер Кирстен А.. Сага о Гудрид

   Между кораблями Карлсефни и Бьярни с криками носились тысячи морских птиц. Люди не чувствовали себя удрученными, ибо еще до конца лета они все собирались встретиться вместе в Гренландии. И оба корабля не теряли друг друга из виду, до тех пор пока густой туман не окутал их на следующий день.
   Ветер спал, появилось встречное течение, кругом плавали льдины, и потому «Рассекающий волны» двигался совсем медленно. Чтобы не наткнуться на бесчисленные шхеры вдоль берега, Карлсефни отошел как можно дальше в открытое море и в то же время продолжал слышать птичий гомон. Корабли взяли курс на север.
   Гудрид была тепло одета. Она старалась побольше развлекать Снорри и готовила для команды пищу. В свободные минуты она разговаривала с Торкатлой и Эммой, а те пряли. А иногда Гудрид сочиняла в уме новые рифмы: давно она не занималась этим. Когда Снорри сын Торбранда или кто-то другой занимал место Карлсефни у штурвала, тот часто приходил к жене и играл с ребенком. А один раз он принес с собой маленькую деревянную лошадку, которую он вырезал для сына, и сказал:
   – Когда мы доберемся до Гренландии, я сделаю для этой лошадки настоящий хвост из конского волоса. Гудрид, ты не задумывалась над тем, что наш Снорри ни разу в жизни не видел живую лошадь? А еще собаку и кошку…
   – Верно, – ответила Гудрид. – Зато я показывала ему цветы, похожие на ковшики и кувшинчики, а еще он видел настоящую мышь!
   Карлсефни улыбнулся.
   – Вряд ли он когда-нибудь вспомнит об этом. Но мы сами расскажем и ему, и другим обо всем, что видели в Виноградной Стране. Пусть думают, что мы хвастаемся, и приедут сами посмотрят! Когда туман рассеется, я подплыву ближе к берегу, чтобы найти место для стоянки.
 
   Погода прояснилась, и корабли путешественников как раз проходили мимо мыса, который Карлсефни назвал Холодным. Теперь они медленно плыли вдоль светлой полоски песчаного берега. Гудрид стояла у поручней и смотрела на берега. Внезапно она ощутила ту же неуютность и одиночество, которые однажды охватили ее три года назад, в чудесный солнечный день. Может, в будущем она сможет спросить у кого-нибудь, что означает это чувство, не навеяно ли оно каким-нибудь колдовством? А может, так и должно быть, когда стоишь у ворот в Рай, потому что люди говорят, что войти в Него трудно. Может, так и должно быть, как говорят священники?
   Корабля Бьярни нигде не было видно, но люди Карлсефни не тревожились, ибо сам Бьярни слыл отличным мореплавателем. С севера подул сильный ветер, и Карлсефни искал пристанища в небольшом фьорде, врезавшемся в сушу сразу же после того, как прервался песчаный берег. Они нашли подходящее место и бросили якорь, а сами на лодках добрались до берега. Люди хорошо видели и свой корабль, и открытое место, выбранное ими, хотя опасались они напрасно: скрелинги не появлялись, вокруг стояла тишина, и вдоль пустынного берега тянулся темный, непроходимый лес.
   Люди забросили невод в небольшую речку поблизости и вскоре поймали жирного гольца. Гудрид заботливо следила за тем, чтобы Снорри держался подальше от огня, пока женщины готовили ужин, и хотя мальчик все еще продолжал сосать молоко, он уже почувствовал вкус ко взрослой пище. Когда ужин был наконец готов, все расселись вокруг огня. В воздухе посвежело. Карлсефни усадил сына к себе на колени и дал ему полакомиться нежной, зажаренной рыбьей кожурой и большими сочными кусками, у которых он предварительно оторвал плавники.
   В эту ночь Снорри спал беспробудно, улегшись между родителями в большом спальном мешке из кожи. И Гудрид проснулась не раньше, чем на розовеющем небосклоне пропали последние звезды, и в утреннем воздухе вырисовывались лишь черные, пахучие верхушки деревьев. Гудрид ощутила себя отдохнувшей, как никогда. Другим тоже понравилось это место, и они решили задержаться на берегу еще на сутки-другие. Половина людей пошла на охоту вглубь материка, тогда как остальные сторожили лагерь и корабль. Наконец, все снова погрузились на корабль и поплыли из фьорда в открытое море. После удачной охоты на борту прибавилось пушнины. Здесь можно было увидеть четыре медвежьи шкуры, и еще повсюду на палубе были развешены для просушки шкурки бобров, куниц, норок, лисиц и ондатр. Запах шкурок напоминал Гудрид, что удача сопутствует кораблю.
 
   С каждым днем лед все убывал, а берега становились красочнее и живописнее. Гудрид особенно любила огромные желтые маки, цветущие в самых неожиданных местах: словно пучки волос на лысой макушке. Она уже сбилась со счета, вычисляя, сколько остановок они сделали во время путешествия: на берегу им приходилось выжидать, когда прекратится шторм или же они исследовали окрестности, приглянувшиеся Карлсефни. Скота на корабле не было, а потому люди могли оставаться на берегу сколько угодно. Каждый член команды имел свою долю в добытом на охоте, и все были довольны, а женщинам просто хотелось размять ноги на берегу да приготовить сочную свежину. Торкатла поучительно заметила Эмме:
   – Такой еды, как здесь, больше ты не попробуешь. Когда мы вернемся к себе на двор, мужчины наши уже не будут так нахваливать пищу!
   – Я просто рада, что теперь я свободна, – сказала Эмма.
   – Да что ты будешь делать со своей свободой? – спросила Торкатла.
   – Надеюсь, ты останешься пока у нас, – улыбнулась Гудрид. – Я уверена, что в Исландии тебе понравится.
   – Может быть, – сказала Эмма.
 
   Когда корабль наконец взял курс на юг, Гудрид заметила, что наступила весна. Вдали они обнаружили смутные очертания корабля Бьярни, а оборачиваясь к берегу, оставленному позади, она обнаружила, что молочный туман почти совсем стер его контуры, словно это было какое-то марево. Они все еще плыли вниз, вдоль западного берега Гренландии: за спиной оставалась полоса тумана, и они с трудом преодолевали сильное встречное течение. Гудрид подумала, что не стоит жалеть о прошлом, когда лучшая часть жизни еще впереди. Да и Торбьёрг-прорицательница говорила ей тогда, что она доживет до глубокой старости!
   Гудрид испытывала чувство разочарования, после того как Карлсефни сказал, что на Песчаный Мыс они заворачивать не будут. А ей так хотелось повидать детей Лювы и показать своего Снорри. Однако Карлсефни на все ее просьбы ответил:
   – Мы должны как можно скорее доплыть до Братталида, пока еще есть время запастись на зиму продовольствием. Люди в усадьбе нуждаются в нашей помощи. Я не сомневаюсь в том, что Люва и Белый Гудбранд поддерживают порядок на Песчаном Мысе, тогда как в Братталиде и нет никого. Наверное, Лейв и Торкель еще не вернулись.
 
   Когда «Рассекающий волны» обогнул последний поворот в Эриковом Фьорде и взору путешественников открылся Братталид, «Морской конь» Лейва уже стоял на якоре с восточной стороны фьорда. Гудрид приподняла Снорри, чтобы он мог посмотреть за борт и шепнула ему на ухо:
   – Вон стоит корабль, который когда-то принадлежал твоему дедушке, а потом я продала его Лейву. А вон там лежит двор, который построили Эрик Рыжий и Тьодхильд. А теперь посмотри, как Карлсефни будет причаливать к берегу: это большое искусство!
   Снорри обычно поворачивал головку в сторону отца, заслышав его имя, ибо он был привязан к нему необычайно, даже более, чем к матери. Его личико излучало радость всякий раз, когда кто-то попадался им навстречу, и он слышал крики: «Корабль Карлсефни возвращается из Виноградной Страны!» Теперь же его синие глазки строго взирали на берег, где уже стояли в ожидании люди, собаки, вьючные лошади.
   Было что-то странное, неуютное в этой знакомой песчаной полоске, потемневшей из-за набежавших туч. Так казалось Гудрид. Может, это возникало оттого, что сам Братталид был повернут на восток, а не на запад, где лучи заходящего солнца долго еще освещают берег, как это было у их дома в Виноградной Стране…
   Она опустила Снорри на палубу и повела его под кожаный навес, чтобы надеть на него сухую, чистую одежку, да и самой принарядиться. И прежде чем спустили парус и бросили за борт оба якоря, они со Снорри были уже готовы спуститься в лодку Карлсефни и поприветствовать Лейва с остальными домочадцами.
   Рядом с сильным и красивым Торкелем Лейв выглядел совсем состарившимся, поседевшим. Однако спина его была по-прежнему прямой, а рукопожатие – крепким, когда он радостно поздоровался с ними и пригласил подняться в Братталид. Он был как будто не удивлен, словно путешественники отсутствовали недолго и только что вернулись с какого-нибудь пира по соседству, в Гардаре. Он приветствовал и маленького Снорри, одобрительно поглядев на него, а потом опытным взглядом окинул корабль Карлсефни.
   – Удачное было плавание, Торфинн?
   – Как видишь, Лейв.
   – Кто-то из команды не вернулся?
   – Да, Торбранд сын Снорри. Наверное, Бьярни и его люди рассказали тебе об этом?
   – Бьярни? Разве он не остался в Виноградной Стране?
   – Нет, мы отправились в путь одновременно, еще ранней весной. Так он до сих пор не приехал?
   – Нет, его нет ни здесь, ни в Эйнаровом Фьорде, иначе я бы знал об этом. Единственная новость, которую мы узнали из Эйнарова Фьорда, – так это то, что Торвард и Фрейдис около месяца назад сами отправились в Виноградную Страну. И с ними много людей. Может, Бьярни просто направился прямиком в Исландию?
   – Может, и так, – сказал Карлсефни, избегая встречаться взглядом с Гудрид.
   – Стоял густой туман, и мы потеряли его корабль из виду. Возможно, именно поэтому мы и не видели корабль твоих родичей.
   – Нам есть что рассказать друг другу, – довольно произнес Лейв. – Я рассчитываю, что ты на эту зиму останешься в Братталиде, не так ли, Торфинн? Теперь уже поздно возвращаться в Виноградную Страну. Да, и Альдис будет рада, если ей поможет Гудрид. А сам я воспользуюсь запасами древесины и отстрою здесь новую церковь. Я готов приютить у себя половину твоих людей, а Снорри сын Торбранда и часть его людей смогут пожить у Торлейва Кимби.
   – Спасибо тебе, Лейв, – ответил Карлсефни, не отводя глаз от маленького Снорри, который удирал от большой собаки, которая порывалась вылизать его. Он подхватил сына на руки, усадил его верхом на собаку и сказал: – В ближайшем будущем я и не собираюсь вернуться в Виноградную Страну, Лейв. Как ты сам оказал, нам есть о чем поговорить. В Винланде будет что делать вашим гренландцам, но я намерен пожить в Исландии, у себя дома, и заниматься торговлей, к чему я уже привычен. А на следующее лето мы с Гудрид отправимся торговать в Норвегию!
   Гудрид в изумлении взглянула на мужа. Об этом он не говорил ей ни слова! И он даже не посоветовался с ней на этот раз. Хотя в Норвегии ей, конечно же, хотелось побывать. Даже если возвращение в родную Исландию откладывается еще на год.
   Она смутно помнила давний сон о корабле, причалившем к берегу, с которого шли Карлсефни и маленький мальчик, которого вели Орм и Халльдис. Что же, у нее есть теперь и Карлсефни, и сын, а умершие по-прежнему живы в ее памяти. Может, то был вещий сон, как и предсказывала ей когда-то Торбьёрг-прорицательница?
   Тени вокруг нее делались все длиннее, и она торопливо присела на камень, чтобы завязать ботинки.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В СТРАНЕ КОРОЛЯ ОЛАВА

   «Рассекающий волны» медленно скользил по реке Раум, поднимаясь в ее верховье. Гудрид стояла на корме рядом с Карлсефни, крепко держа Снорри, хотя ей очень хотелось отпустить мальчика побегать. Сыну пошел уже третий год: и его лицо, и само телосложение указывали на то, что Снорри растет сильным, крепким и статным. Глаза его были такими же синими и задумчивыми, как у его отца, но волосы – гладкие, шелковистые, каштанового цвета, – он унаследовал от матери. Мальчик был очень подвижный, и Гудрид гадала, как-то она справится с ним, если появятся еще дети, и жалела, что Торкатла осталась в Гренландии, став женой Снорри сына Торбранда, а Эмма вернулась к себе домой, к родичам.
   Вышло так, что Эмма и Гудрид с маленьким Снорри ходили по рынку в Тунсберге, как вдруг Эмма остановилась, напряженно вслушиваясь, и побелела. Она кинулась к клеткам с курами, около которых стояли два чужеземных купца и о чем-то яростно спорили между собой. Гудрид последовала за ней, не понимая, впрочем, ни единого слова из разговора чужеземцев, но Эмма заговорила с ними на их языке, и глаза ее просияли. Сперва оба купца умолкли и воззрились на эту скромно одетую простолюдинку, стоящую перед ними, но вскоре сняли шляпы и учтиво поклонились ей. А затем Эмма распрощалась с ними, взяла опять Снорри за руку, и они вместе с Гудрид направились в то место, где их должен был встретить Карлсефни. Эмма сказала:
   – Это были купцы из моей страны… Они приплыли сюда на торговой шхуне из Бремена, и через несколько дней отправятся дальше, на юг. Когда я назвала им свое имя, они поведали мне, что мой брат пару лет назад вернулся из плена, где его держали рабом, и вновь получил земли, принадлежащие нашему роду. Они сказали, что дома меня примут с распростертыми объятиями…
   – Мне будет недоставать тебя, – ответила Гудрид. – Может, мы сумеем помочь тебе уплатить за место на корабле, если ты хочешь уехать.
   – Я могу заплатить только из того, что заработаю у вас, и я очень хочу вернуться домой. А если ты или твои родичи окажутся когда-нибудь в наших краях, то добро пожаловать в мой дом!
   Гудрид отвела взгляд от тучных пастбищ по обе стороны реки и вспомнила прощание с Эммой. Ее бывшая служанка стояла на борту бременской шхуны прямо, неподвижно, словно точеная фигура, пока корабль выходил из гавани Тунсберга, пробираясь через стаю лодок у берега. На мачте корабля крутился резной флюгер из винландского дерева, подаренный Карлсефни. Чужеземному купцу приглянулся флюгер, когда он взошел на корабль Карлсефни, чтобы договориться о цене за Эммину переправу и пообещать Карлсефни, что она без препятствий доберется до своего дома.
   Домой… Когда кто-то спрашивает, где ваш дом, надо бы отвечать просто и без обиняков. Но Гудрид понимала, что для нее простого ответа на этот вопрос не существует, после того как Карлсефни причалил к Вогену в Бьёргвине – первом же порту Норвегии – и уплатил таможенную пошлину и налог на корабль слугам короля. Хотя Гудрид и жила до шестнадцати лет в Исландии, она провела свою взрослую жизнь в иных местах. Она еще помнила Исландию, и теперь она ждет встречи с родными местами, но после зимы, проведенной в Гренландии, и прочих разъездов она задавалась вопросом, где же ее настоящий дом. Ее смущали любезные восклицания людей: «Так вы из Скага-Фьорда в Исландии? Говорят, там очень красиво!»
   Карлсефни только усмехался и говорил ей, чтобы она не вдавалась в объяснения: норвежцы всегда считали, что они разбираются во всем лучше других. А кроме того, Скага-Фьорд действительно станет отныне ее домом.
   Карлсефни словно угадал ее мысли, ибо он показал в сторону колосящихся полей и тучных коров на большом хуторе возле реки и сказал:
   – Гудрид, если тебе нравятся эти края, то могу обещать, что в Скага-Фьорде еще лучше! К тому же у нас там есть горячие источники. Реки в нашей долине быстрые, как и повсюду в Исландии, а пастбища на Рябиновом Хуторе такие же сочные, как здесь. И нередко в укромных местечках вызревает ячмень…
   Гудрид с улыбкой слушала его, подавляя зевок. День выдался слишком уж долгий. Они отплыли из Осло на рассвете, и вскоре с юга подул сильный встречный ветер. И теперь им еще оставалось подняться в верховье этой узкой речушки, прежде чем они бросят якорь в Скиннерфлу, где обычно останавливался Карлсефни, когда приезжал в юго-восточную часть Норвегии.
   Их радушно принимали повсюду, и надо было отдать должное норвежцам. Старые люди еще помнили отца Гудрид со времен викингских походов, с похвалой отзываясь о нем, а Карлсефни не нужно было славы Торбьёрна, чтобы перед ним распахнулись все двери. Род его был одним из самых знатных, и к нему принадлежали прославленные семьи как в Норвегии, так и в Исландии. Если бы Карлсефни надумал отправиться на Оркнейские или Фарерские острова, то он бы и там повстречал своих могущественных родичей.
   Гудрид восторгалась больше всего тем уважением, которое оказывали Карлсефни люди, знающие его по прошлым торговым делам в Норвегии. И даже сам гордый и могущественный Эрлинг сын Скьялга из Сэлы сажал Карлсефни на почетное место рядом с собой, пока они гостили в его доме. Эрлинг расспрашивал Карлсефни, что тот думает о торговле норвежцев с Исландией и Гренландией. Считает ли тот, что леса в Лесной Стране собьют цену на вывозимую в другие страны норвежскую древесину. И следует ли ему, Эрлингу, отправить своего сына, тоже Скьялга, с товаром в Гренландию. И что думает Карлсефни о том, что Гицур Белый отправил своего младшего сына из Исландии в далекую Вестфалию только ради того, чтобы тот воспитывался в монастырской школе, неизвестно зачем…
   Хорошо, что Карлсефни не пьянел, думала Гудрид, ибо у Эрлинга сына Скьялга не было недостатка ни в угощении, ни в пиве. Карлсефни отвечал на все расспросы сдержанно, но подробно, а по поводу сына Гицура он лишь заметил:
   – А я и не знал, что маленького Ислейва отправили в чужие земли в учение: наверное, Гицур решил, что это упрочит его позиции в Исландии.
   Когда Эрлинг показывал Карлсефни и Гудрид свой огромный двор, он рассказал, что с трудом примирился с королем Олавом сыном Харальда, и рассказал, что Олав этим летом сделал с восточной частью Вика. Похоже, что юный властелин заставил бондов и хёвдингов признать за ним право на эту часть страны, которая всегда была во владении его предков.
   – Думаю, что король Олав останется в Вике на несколько месяцев, – добавил Эрлинг, – чтобы удостовериться, что он достиг своей цели и чтобы посмотреть, нельзя ли будет примириться со шведским королем и оставить за собой спорные приграничные земли. И если ты, Карлсефни, надумаешь перезимовать в тех краях, то я говорю, что волей-неволей тебе придется свидеться с Олавом! Он обязательно пошлет за тобой: могу биться об заклад и поставить лучшего своего жеребца!… И тогда-то он разузнает о тебе и твоей семье больше, чем знает даже твоя мать. Он собирает сведения так же легко, как женщина набивает пером подушку. Но о нем самом ты узнаешь не больше того, что тебе скажет королевский посланник Бьёрн Толстый.
   – И все же я попробую, – со слабой улыбкой сказал на это Карлсефни. – Я очень рассердился, когда пришлось заплатить такие непомерные пошлины на этот раз. Есть и еще много другого, что затрудняет торговлю между нашими странами. И я охотно высказал бы это прямо королю Олаву! Если я не увижу его в Вике, я точно найду его в Нидаросе, прежде чем отправлюсь на следующее лето домой в Исландию.
   Эрлинг повернулся к нему – лицо его заметно постарело, но еще было красивым – и твердо сказал:
   – Послушайся моего совета: ты не знаешь короля Олава сына Харальда так, как знаю его я. Он не сравнится с моим зятем, Олавом сыном Трюггви. Ни за что бы не стал доверять этому сыну Харальда… Да и он на меня вряд ли сумеет положиться. Единственное, в чем ты можешь быть уверен, так это в том, что наш новый конунг любит роскошь и очень строптив. Конечно, каждый хочет сделать по-своему, но все это должно быть в разумных пределах: иногда следует немного и уступить. Король никогда не уступает, и говорят, что сила его происходит от Белого Христа, которому он служит… Ни в коем случае не показывай виду, что хочешь встретиться с ним – иначе он заподозрит тебя в корысти, а это ему не понравится. Живи в Лунде или где хочешь: королевские соглядатаи разнюхают о тебе все, прежде чем ты причалишь к берегу. А конунг пошлет за тобой тогда, когда сам сочтет нужным. Приготовь ему в подарок лучшие меха: он обожает их, да и скупости ему не занимать.
   Карлсефни усмехнулся.
   – Я ценю твою дружбу, Эрлинг, и буду следовать твоим советам. Правду ли говорят люди о том, что король не терпит, если кто-то противится его вере?
   – Да, это так. Ярлы Эрик и Свейн попытались предоставить своим бондам свободный выбор. Но ты, наверное, еще не знаешь, что летом Олав отправил послание с одним исландским хёвдингом, который возвращался на корабле из Нидароса домой. Король намеревался искоренить остатки языческих верований в Исландии, а его посланник поведал ему, как обстоит дело с вами, язычниками… Конунг повелел тогда Хьялти сыну Скегги приехать в Норвегию, чтобы поговорить с ним.
   – А твои соглядатаи неплохо поработали, как я посмотрю, Эрлинг! И если Хьялти Христианин прибудет в Норвегию, пока мы здесь, я считаю, что мне будет только лучше. Ведь Хьялти – любимчик короля, да к тому же в родстве с моей женой.
   – Вот как? – Эрлинг испытующе посмотрел на Гудрид. А она безбоязненно встретила взгляд его прищуренных голубых глаз и ответила:
   – Да, у Хьялти и моей матери был общий прадедушка, внук Над-додда Викинга.
   – Вон оно что! И твой родич Хьялти женат на дочери старого хитреца Гицура Белого… Карлсефни, боюсь, что вы с Гудрид окажетесь как раз теми, на кого положится король Олав в своем стремлении ввести христианство в Исландии! Кстати, ваш Снорри крещен?
   – Нет, в Гренландии и в Виноградной Стране не было священников.
   – Крести малыша поскорее, Карлсефни! Не жди, когда сам Олав пришлет к тебе своего священника. Тогда тебе придется одарить его так, как не сделает ни один разумный человек.
   – В церкви моряков в Осло есть хороший священник, мы думаем крестить Снорри у него.
 
   Прошло время, прежде чем они добрались до Осло. Карлсефни долго торговал в Тунсберге, потом они гостили у его родичей в тех краях, и вскоре наконец взяли курс дальше на север. В изумлении взирала Гудрид на огромные склады, стоящие на рыночной площади Осло. Воин у складов признал Карлсефни и обрадовался, получив в подарок моржовый клык. Он тут же послал за священником и за помощниками в разгрузке судна. Еще до заката все было сделано: Снорри крестили, а команда «Рассекающего волны» была устроена на ночлег.
   Снорри оказался слишком большим для купели, но выход был найден. Мальчик очень любил воду и часто купался в Эриковом Фьорде, в Гренландии, так что, когда священник погрузил его в реку, лицо Снорри просияло, как и в тот первый раз, когда Карлсефни окунул его в бухте Винланда.
 
   Мальчик потребовал вновь надеть на него сухую белую крестильную сорочку, и его укутали в теплый плащ. А потом они медленно поплыли дальше по этой красивой реке, протекающей в землях конунга Олова.
   По пути Карлсефни и его люди видели на берегу множество знакомых, и все они радостно приветствовали знаменитого купца и мореплавателя. Гудрид заметила, как с большого двора на другом берегу Скиннерфлу – этого блестящего, сверкающего озера, из которого вытекала река, – тянется вереница людей и вьючных лошадей. Она подняла Снорри повыше, а потом повернулась к мужу.
   – Торфинн, ты уверен, что нас ждут в Лунде именно втроем? Ведь в последний раз, когда ты был здесь, ты еще не женился на мне, и может статься, что твоя родня присмотрела тебе невесту…
   Не отрывая взгляда от широкой ограды двора, раскинувшегося на лесистой возвышенности, Карлсефни сказал:
   – Я уже рассказывал тебе прежде, что Торкель сын Лодина умер в Свольдере совсем молодым, и единственным его наследником остался младенец Эрик. Жена Торкеля умерла вскоре вслед за мужем. И теперь, повзрослев, Эрик ведет хозяйство в Лунде вместе со своим дядей Гуннульвом. Дочери Лодина уже взрослые и вышли замуж за богатых бондов из своей округи. Так что если здесь и есть невесты на выданье, то они уж точно предпочтут мужа, который пашет плодородные поля, а не бороздит, как я, беспокойное море!
   «Это ты так думаешь!» – подумала про себя Гудрид, разглядывая украдкой точеный профиль Карлсефни на фоне розовеющего неба. Ему минуло тридцать три зимы, и с тех пор, как они приехали в Норвегию, Гудрид не раз замечала, как заглядываются на ее мужа другие женщины. У них была нежная, золотистая кожа, а у нее самой – коричневая, будто лесной орех. Никогда прежде Гудрид не заботилась о том, что на Карлсефни могут посматривать женщины: ни в Виноградной Стране, ни в Братталиде соперниц у нее не предвиделось. Неужели Карлсефни выбрал ее только потому, что больше никого не было рядом!
   Она вздрогнула при мысли об этом и сказала:
   – Как ты думаешь, люди в усадьбе заметили наш корабль?
   – Они узнают о нашем прибытии, еще раньше, чем заметят нас. Здесь повсюду стоят дозорные – и по обе стороны реки, и к востоку и югу, по пути в Швецию. Так что не только король Олав знает, кто путешествует по его землям.
   Гудрид медленно обвела взглядом серые скалистые цепи, тянущиеся по обе стороны желто-зеленого ландшафта. Со всех сторон на нее смотрели невидимые ей люди, и она поежилась.
 
   Плотная фигура и раскрасневшееся лицо Сигрид дочери Торда, жены Гуннульва, говорили о добродушии и властности. Она указала гостям на скамейки с подушечками у очага и промолвила:
   – Погрейся пока у огня, Гудрид дочь Торбьёрна. Теперь по вечерам холодает, и к тому же ты проделала неблизкий путь, как я слышала. Однажды я пустилась в путешествие в Хедебю с моим братом: я думала, что никогда раньше в жизни так не мерзла, как тогда. А тебе нравится плыть на корабле?
   – Пожалуй, да, – нерешительно ответила Гудрид. По пути из Гренландии в Норвегию ей казалось, что корабль их тихо стоит на месте, а мимо проплывают бесконечные дни, и суши все не видно. Но свои чувства она не захотела высказывать вслух. И продолжала будничным голосом: – Путешествие прошло удачно. Люди здесь очень гостеприимные. И вы очень любезны, что согласились пригласить нас на зиму!