Страница:
Остальные олимпийцы против экпериментальной проверки этого соображения не возражали. Во-первых, других идей ни у кого не имелось, а во-вторых, воплощать в жизнь фантазии небожителей все равно приходилось Гераклу. Боги, огрызаясь огнем, вернулись в развалины Дома культуры и вновь заняли оборону, а герой, работающий в амплуа «прислуги за все», приступил к проверке Афининой идеи на практике.
Для этого в скворечник Алкионею была засажена третья стрела, а дубина иммобилизовала упавшего захватчика как раз на тот срок, что понадобился герою, чтобы скрутить ему конечности. После чего Геракл взвалил громадину на плечи и, отмахиваясь дубиной от подельников гиганта, потащил парня вниз. Но скоро понял, что далеко он с такой ношей не уйдет. Во всяком случае, на это понадобится гораздо больше времени, чем рассчитывают удерживающие свои непрочные позиции олимпийцы.
То, что сделал в этот момент Геракл, конвенция по правам военнопленных назвала бы, вероятно, преступлением, а производители сосательных конфет, совершенно точно, — свежим решением.
Геракл просто сбросил Алкионея с плеч и с горы одновременно, чем подал последующим поколениям заразительный пример и дал повод своему тоже не обделенному силой последователю в схожей ситуации на вопрос: «Что ты с ним сделал?» — цинично ответить: «Я его отпустил». Хотя древнегреческий коммандо, если вдуматься, ничего ужасного не совершил. В окрестностях Олимпа Алкионея можно было сбрасывать хоть с орбитальной станции, ничего бы ему не сделалось.
Более того, к тому моменту, когда Геракл добрался до него у подножия горы, он был энергичен, полон сил и с жаром принялся убеждать героя не делать того, что ему велели боги.
— Подумай сам, — шептал гигант, вися на плечах героя. — Ну какой резон тебе за них вписываться? Сколько раз они тебя подставляли! Сколько они тебя гнобили! Сумасшествие свое помнишь, детей, убитых из-за него? Кто на тебя его наслал? Они! Подставили ведь, подставили, чтобы в рабство загнать! А двенадцать лет у Эврисфея кто над тобой глумился? Они! А в море тебя кто сейчас чуть не утопил? Тоже они! И ты все это им прощаешь?!
Геракл продолжал неспешно шагать прочь от Олимпа.
— Ну подумай, подумай! В твоих руках сейчас судьба мира. Придем мы, придут титаны, все изменится. Люди больше не будут игрушкой кучки завистливых, злобных, зажравшихся типов, возомнивших о себе невесть что. Они же убивают, насилуют, грабят — делают с людьми что вздумается. И ты, самый сильный и смелый из людей, хочешь их спасти?
Выбор Геракла нельзя назвать бесспорным, но с одной позиции он точно был безупречен. Герой не мог обмануть ожидания тех, кто на него надеялся. Пусть даже это были безжалостные боги. Вынесенный в соседнюю Беотию Алкионей резко сдал в борьбе за живучесть и не смог ничего больше противопоставить ни стреле, ни дубине Геракла. Гея не сумела опередить героя и не успела защитить гигантов от смертных. По большому счету, основная часть работы была уже выполнена: открытие совершено, на практике доказано, оставалось только запустить его в тираж.
Вернувшись на Олимп, Геракл обнаружил там эдакий античный Сталинград, в котором в полном соответствии с земным аналогом шли уличные бои и никто из противников не мог добиться решающего перевеса. В ходе перестрелки (камнями с одной стороны и чем попало — с другой) город был практически стерт с лица горы. И обе стороны ожидали — вернется Геракл или нет — с тревогой не меньшей, чем Малыш Карлсона. И Геракл вернулся.
Повторно ободрившиеся небожители снова пошли вперед, и на этот раз уже началось настоящее кровопролитие. Хотя счет первыми открыли гиганты. Порфирион, числившийся заместителем Алкионея, так врубился в выбирающихся из развалин ДК богов, что те чуть было не полезли обратно. Проскочив с ходу изготовившуюся обороняться Афину, Порфирион очутился один на один с безоружной Герой. Гигант сбил даму с ног и собирался вязать ее по рукам и ногам, как было предписано. На беду, никого из небожителей, кроме Эрота с его игрушечным луком, поблизости не оказалось. Страшное оружие в мирное время, в реальном бою этот шпалер был даже не смешон, как не смешон китайский веер, молотя которым по спине грабителя, негодующая дамочка пытается остановить здоровенного детину.
Тем не менее, Эрот без раздумий выстрелил своей золотой стрелкой в печень Порфириону, что привело к последствиям, с одной стороны, абсолютно логичным, а с другой весьма неожиданным. Гигант раздумал дополнять костюм Геры еще парой веревок, а, наоборот, сорвал с нее всю имевшуюся одежду и, как стало понятно по его нехитрым манипуляциям со своим одеянием, собрался реализовать внезапно вспыхнувшую страсть прямо на месте. Гера от испуга заверещала так, что на мгновенье остановились все принимавшие участие в драке.
Зевс отбросил наглеца залпом из перуна, но это вряд ли удержало бы тут же поднявшегося Порфириона от святотатства, если бы не Геракл. С педагогической точки зрения, может, и неплохо было бы позволить мизансцене дойти до логического завершения, чтобы хоть кто-то из небожителей смог почувствовать себя в шкуре простого смертного. Тем более что Зевс, израсходовав даже годовой запас молний, вряд ли смог бы скинуть разгоревшегося гиганта со своей супруги.
Но Геракл в очередной раз продемонстрировал редкое благородство. В момент нападения на Геру он только-только появился на центральной площади города. Однако умудрился послать через всю площадь стрелу, угодившую Порфириону точнехонько в лоб. Чем спас первую чету страны от несмываемого позора. Гигант рухнул и больше не встал, и это был переломный момент в сражении.
Гигант Эфиал, схватившийся с Аресом, одолел бога войны и свалил того на землю, но сначала Аполлон попал ему своей стрелой в левый глаз, и тут же Геракл своей — в правый. Дальше началось просто избиение нападавших. Герой методично уничтожал врагов одного за другим.
Дионис приложил Эврита своим оплетенным плющом посохом-тирсом, и тут же смертельный удар дубиной нанес с другой стороны Геракл. Геката, размахивая факелами, подпалила волосатого до невозможности Клития — Геракл прервал его страдания стрелой. Гефест плеснул на косоглазого Миманта расплавленным оловом — Геракл был тут как тут. Афина удачно приложила Палланта камнем и снова Геракл поставил победную точку в этой комбинации.
Со стороны это все очень напоминало перешедшую в разборку стрелку, на которую все участники приехали без стволов, кроме здорового бородатого мужика, захватившего с собой гранатомет. В побоище не участвовали лишь не выносившие насилия Деметра и Гестия. Все остальные вышли на тропу войны. Даже старушки-мойры так лихо орудовали прихваченными с кухни медными пестами, что можно было задуматься, в каких забавах эти леди провели свою молодость.
Гиганты не выдержали натиска и, теряя бойцов одного за другим, побежали. Вслед им с горы летели камни и проклятья, а вскоре был отряжен в погоню и карательный отряд во главе с Зевсом. Отступающих настигли и перебили, не пощадив никого. И если восстание титанов было потоплено в крови, то бунт гигантов был ею просто залит, как среднерусские деревни Московским морем.
Разумеется, после победы все оказалось героями. Все бились как львы, бесстрашно и неутомимо, каждый разливался соловьем, рассказывая о своих подвигах на защите конституционного порядка. Даже мойры по окончании боевых действий потребовали выгравировать на своих медных пестиках по звездочке, утверждая, что от их рук пали гиганты Атрий и Тоон.
Как ни странно, никаких оргвыводов из случившегося сделано не было. Восстание гигантов, как и всякое народное возмущение в тоталитарной стране, постарались замолчать, сделав вид, что ничего не было. Поэтому привлекать к событию лишнее внимание последующими разбирательствами было невыгодно в первую очередь самим небожителям. Тем более что по большому счету и разбираться-то было уже не с кем. Все гиганты погибли в бою, а их идейному вдохновителю Гее было абсолютно по барабану, как к ней относятся на Олимпе. Поделать с ней Зевс и компания все равно ничего не могли.
Зато — вполне в рамках небесной логики — ничего не получил за свой подвиг Геракл. Единственной наградой героя стала врученная ему перед строем медаль «За оборону Олимпа». По сравнению с теми благами, которые порой за самые ничтожные услуги небожителям получали прочие смертные, медная побрякушка была даже унизительна. К тому же, согласно особому предписанию, ее у владельца сразу же и отняли, убрав на хранение в дальний сейф. С Олимпа на землю Геракл спустился, как и пришел, ни с чем.
Глава 19
Глава 20
Для этого в скворечник Алкионею была засажена третья стрела, а дубина иммобилизовала упавшего захватчика как раз на тот срок, что понадобился герою, чтобы скрутить ему конечности. После чего Геракл взвалил громадину на плечи и, отмахиваясь дубиной от подельников гиганта, потащил парня вниз. Но скоро понял, что далеко он с такой ношей не уйдет. Во всяком случае, на это понадобится гораздо больше времени, чем рассчитывают удерживающие свои непрочные позиции олимпийцы.
То, что сделал в этот момент Геракл, конвенция по правам военнопленных назвала бы, вероятно, преступлением, а производители сосательных конфет, совершенно точно, — свежим решением.
Геракл просто сбросил Алкионея с плеч и с горы одновременно, чем подал последующим поколениям заразительный пример и дал повод своему тоже не обделенному силой последователю в схожей ситуации на вопрос: «Что ты с ним сделал?» — цинично ответить: «Я его отпустил». Хотя древнегреческий коммандо, если вдуматься, ничего ужасного не совершил. В окрестностях Олимпа Алкионея можно было сбрасывать хоть с орбитальной станции, ничего бы ему не сделалось.
Более того, к тому моменту, когда Геракл добрался до него у подножия горы, он был энергичен, полон сил и с жаром принялся убеждать героя не делать того, что ему велели боги.
— Подумай сам, — шептал гигант, вися на плечах героя. — Ну какой резон тебе за них вписываться? Сколько раз они тебя подставляли! Сколько они тебя гнобили! Сумасшествие свое помнишь, детей, убитых из-за него? Кто на тебя его наслал? Они! Подставили ведь, подставили, чтобы в рабство загнать! А двенадцать лет у Эврисфея кто над тобой глумился? Они! А в море тебя кто сейчас чуть не утопил? Тоже они! И ты все это им прощаешь?!
Геракл продолжал неспешно шагать прочь от Олимпа.
— Ну подумай, подумай! В твоих руках сейчас судьба мира. Придем мы, придут титаны, все изменится. Люди больше не будут игрушкой кучки завистливых, злобных, зажравшихся типов, возомнивших о себе невесть что. Они же убивают, насилуют, грабят — делают с людьми что вздумается. И ты, самый сильный и смелый из людей, хочешь их спасти?
Выбор Геракла нельзя назвать бесспорным, но с одной позиции он точно был безупречен. Герой не мог обмануть ожидания тех, кто на него надеялся. Пусть даже это были безжалостные боги. Вынесенный в соседнюю Беотию Алкионей резко сдал в борьбе за живучесть и не смог ничего больше противопоставить ни стреле, ни дубине Геракла. Гея не сумела опередить героя и не успела защитить гигантов от смертных. По большому счету, основная часть работы была уже выполнена: открытие совершено, на практике доказано, оставалось только запустить его в тираж.
Вернувшись на Олимп, Геракл обнаружил там эдакий античный Сталинград, в котором в полном соответствии с земным аналогом шли уличные бои и никто из противников не мог добиться решающего перевеса. В ходе перестрелки (камнями с одной стороны и чем попало — с другой) город был практически стерт с лица горы. И обе стороны ожидали — вернется Геракл или нет — с тревогой не меньшей, чем Малыш Карлсона. И Геракл вернулся.
Повторно ободрившиеся небожители снова пошли вперед, и на этот раз уже началось настоящее кровопролитие. Хотя счет первыми открыли гиганты. Порфирион, числившийся заместителем Алкионея, так врубился в выбирающихся из развалин ДК богов, что те чуть было не полезли обратно. Проскочив с ходу изготовившуюся обороняться Афину, Порфирион очутился один на один с безоружной Герой. Гигант сбил даму с ног и собирался вязать ее по рукам и ногам, как было предписано. На беду, никого из небожителей, кроме Эрота с его игрушечным луком, поблизости не оказалось. Страшное оружие в мирное время, в реальном бою этот шпалер был даже не смешон, как не смешон китайский веер, молотя которым по спине грабителя, негодующая дамочка пытается остановить здоровенного детину.
Тем не менее, Эрот без раздумий выстрелил своей золотой стрелкой в печень Порфириону, что привело к последствиям, с одной стороны, абсолютно логичным, а с другой весьма неожиданным. Гигант раздумал дополнять костюм Геры еще парой веревок, а, наоборот, сорвал с нее всю имевшуюся одежду и, как стало понятно по его нехитрым манипуляциям со своим одеянием, собрался реализовать внезапно вспыхнувшую страсть прямо на месте. Гера от испуга заверещала так, что на мгновенье остановились все принимавшие участие в драке.
Зевс отбросил наглеца залпом из перуна, но это вряд ли удержало бы тут же поднявшегося Порфириона от святотатства, если бы не Геракл. С педагогической точки зрения, может, и неплохо было бы позволить мизансцене дойти до логического завершения, чтобы хоть кто-то из небожителей смог почувствовать себя в шкуре простого смертного. Тем более что Зевс, израсходовав даже годовой запас молний, вряд ли смог бы скинуть разгоревшегося гиганта со своей супруги.
Но Геракл в очередной раз продемонстрировал редкое благородство. В момент нападения на Геру он только-только появился на центральной площади города. Однако умудрился послать через всю площадь стрелу, угодившую Порфириону точнехонько в лоб. Чем спас первую чету страны от несмываемого позора. Гигант рухнул и больше не встал, и это был переломный момент в сражении.
Гигант Эфиал, схватившийся с Аресом, одолел бога войны и свалил того на землю, но сначала Аполлон попал ему своей стрелой в левый глаз, и тут же Геракл своей — в правый. Дальше началось просто избиение нападавших. Герой методично уничтожал врагов одного за другим.
Дионис приложил Эврита своим оплетенным плющом посохом-тирсом, и тут же смертельный удар дубиной нанес с другой стороны Геракл. Геката, размахивая факелами, подпалила волосатого до невозможности Клития — Геракл прервал его страдания стрелой. Гефест плеснул на косоглазого Миманта расплавленным оловом — Геракл был тут как тут. Афина удачно приложила Палланта камнем и снова Геракл поставил победную точку в этой комбинации.
Со стороны это все очень напоминало перешедшую в разборку стрелку, на которую все участники приехали без стволов, кроме здорового бородатого мужика, захватившего с собой гранатомет. В побоище не участвовали лишь не выносившие насилия Деметра и Гестия. Все остальные вышли на тропу войны. Даже старушки-мойры так лихо орудовали прихваченными с кухни медными пестами, что можно было задуматься, в каких забавах эти леди провели свою молодость.
Гиганты не выдержали натиска и, теряя бойцов одного за другим, побежали. Вслед им с горы летели камни и проклятья, а вскоре был отряжен в погоню и карательный отряд во главе с Зевсом. Отступающих настигли и перебили, не пощадив никого. И если восстание титанов было потоплено в крови, то бунт гигантов был ею просто залит, как среднерусские деревни Московским морем.
Разумеется, после победы все оказалось героями. Все бились как львы, бесстрашно и неутомимо, каждый разливался соловьем, рассказывая о своих подвигах на защите конституционного порядка. Даже мойры по окончании боевых действий потребовали выгравировать на своих медных пестиках по звездочке, утверждая, что от их рук пали гиганты Атрий и Тоон.
Как ни странно, никаких оргвыводов из случившегося сделано не было. Восстание гигантов, как и всякое народное возмущение в тоталитарной стране, постарались замолчать, сделав вид, что ничего не было. Поэтому привлекать к событию лишнее внимание последующими разбирательствами было невыгодно в первую очередь самим небожителям. Тем более что по большому счету и разбираться-то было уже не с кем. Все гиганты погибли в бою, а их идейному вдохновителю Гее было абсолютно по барабану, как к ней относятся на Олимпе. Поделать с ней Зевс и компания все равно ничего не могли.
Зато — вполне в рамках небесной логики — ничего не получил за свой подвиг Геракл. Единственной наградой героя стала врученная ему перед строем медаль «За оборону Олимпа». По сравнению с теми благами, которые порой за самые ничтожные услуги небожителям получали прочие смертные, медная побрякушка была даже унизительна. К тому же, согласно особому предписанию, ее у владельца сразу же и отняли, убрав на хранение в дальний сейф. С Олимпа на землю Геракл спустился, как и пришел, ни с чем.
Глава 19
ОЛИМПИЙСКИЕ ИГРЫ
Мировая литература за прошедшие от Геракла до наших дней века самым дотошным образом разжевала, каким образом возможно развлечь себя любимцу муз, пока Аполлон не требует его к так называемой священной жертве. Но, как ни странно, нигде в этом шабаше кириллицы, латиницы и прочей арабской вязи не встречается даже полуслова о том, что может себе позволить джентльмен, когда Аполлон свое с него уже получил. То ли случаи выживания работников культуры после подобного жертвоприношения были настолько редки, что составить сколько-нибудь правдоподобную статистику не представлялось возможным, то ли после общения с божеством этот субъект уже не представлял для общества ни малейшего интереса. Проще откопать инструкцию, как жить после смерти, чем описание хеппи-энда божественного налогообложения.
Тем уникальнее представляется случай человека, умудрившегося разом ублажить не одного отдельно взятого Аполлона, а весь пантеон грозных богов. И не просто ублажить, но сделать так, что даже эти злые и неблагодарные по своей природе существа чувствовали себя перед ним в долгу.
На самом деле вопрос: «Чем заняться человеку, только что спасшему мир?» — гораздо серьезнее, чем может показаться с первого взгляда. Начать с того, что далеко не каждый день кто-нибудь спасает мироздание, потому опыт по этой части у человечества и сегодня накоплен явно недостаточный. Даже голливудские блокбастеры, не боящиеся загонять своих героев в самые безвыходные ситуации, стыдливо уклоняются от этой темы. Герой, вытащив мир сами понимаете откуда, обычно в оставшиеся десять секунд фильма целует первую оказавшуюся на расстоянии вытянутой руки девицу и задумчиво смотрит на закат (проблесковые маячки приближающихся полицейских машин, тонущий лайнер, догорающие руины). О размерах награды за труд и завтрашнем дне никто не говорит ни слова. И если сам Голливуд с его съевшими ньюфаундленда на коллизиях сценаристами не суется в эти дебри, то каково же тогда было человеку, первому в истории планеты спасшему мир от глобальной катастрофы?
Скромный Геракл не стал ломать голову над тем, каким венком ему украсить голову и какое титулование теперь себе запросить. Оставив олимпийцев на их горе отстраивать свои развалины, он без лишней помпы вернулся в Тиринф. Где неделю кутил по клубам, дебоширил в ресторанах, ездил к цыганам и на ночные купанья при луне, в общем, снимал стресс всеми известными в ту пору способами. Очень скоро это ему надоело, потому что, куда ни поедешь, везде надо пить, отчего грань между рестораном и купаньем стирается уже к концу первого часа активного отдыха.
И наутро после одной из таких гулянок, вспоминая, что было вчера, Геракл смог восстановить в памяти лишь разрозненные отрывки. Как кто-то что-то пел, как кого-то полоскали в фонтане и как уже под утро его везла до дома милицейская карета и милиционеры ему чего-то уважительно советовали. Но что именно: начать новую войну, жениться или просто пить поменьше, герой уже запамятовал.
Немного поразмыслив, какая из всплывших идей кажется ему привлекательней, он вспомнил, что после демобилизации с Эврисфеевой службы уже пытался жениться и это кончилось не очень хорошо. Чтобы освежить в памяти тот эпизод, Геракл достал из чемодана синюю тетрадь с обидами и рядом с упоминанием о хамоватом Эврите и его дочери Эоле обнаружил запись о некорректном поведении другого представителя правящего класса. Царь Элиды Авгий, в грубой форме отказавшийся выплатить обещанное вознаграждение за чистку конюшен, до сих пор еще не заплатил по счетам.
Вопрос, кому первому вернуть старый должок — Эвриту или Авгию, даже и не стоял. По большому счету, устроенный Эвритом скандал не слишком отличался от обычной склоки, регулярно случающейся в любой спортивной федерации при дележе фондов или утверждении итогов. Что со скидкой на ущемленное спортивное самолюбие еще можно было понять. Авгий же повел себя как типичный феодал, которому не указ ни законы, ни обычаи, ни собственная совесть. И этого простить Геракл никак не мог.
Авгий тоже не забыл про тот случай и, с тревогой наблюдая за успехами своего кровного врага на внешней арене, готовился к встрече с Гераклом, как Советский Союз к войне с Гитлером. За прошедшие с конюшенного инцидента годы в Элиде были проведены коллективизация и индустриализация, а все силы государства переориентированы на наращивание военной мощи. На вырученные от продажи большей части знаменитых стад деньги нанимались солдаты, покупалось оружие, возводились фортификационные сооружения. И к тому моменту, когда у героя освободились руки, чтобы напомнить сутяге о давней обиде, элидские вооруженные силы были одни из самых боеспособных в Греции.
В войсках за эти годы прошло перевооружение, численность военной группировки выросла втрое, и во главе стояли опытные полководцы. Назначение командовать армией получили два племянника Авгия по фамилии Молиониды, а начальником штаба был поставлен зарекомендовавший себя в боях с соседними областями Амаринкей.
У Геракла сбор отрядов не занял много времени. Пойти в поход под началом великого героя сочли за честь многие жители и Арголиды, и соседней Аркадии, граничившей с Элидой и потому постоянно пребывавшей в страхе перед агрессором. Но Авгий был к этому готов. И когда отряды союзников подходили в элидским границам, его армия уже заняла заранее подготовленные позиции. Скорее всего, и это бы не спасло Авгия, но случилось то, чего никто не мог предвидеть. Накануне вторжения Геракл заболел.
Он был доставлен в госпиталь в Тиринф, а армию возглавил его брат-близнец Ификл. Чудесный сюжет для комедии положений, в которой авторитетного пацана волею обстоятельств вынужден заменять чайник, в жизни оказался совсем не таким веселым. В отсутствие главной ударной силы союзники оказались наголову разгромлены, а Ификл в числе многих прочих погиб.
Впервые в жизни Геракл столкнулся с ситуацией, когда обстоятельства стали сильнее, а он никак не мог повлиять на ход событий. Тем временем, разбив контрударом союзников, элидцы сами уже перешли к активным действиям и стремительно развивали наступление двумя группировками по направлениям Орхомен — Немея — Микены и Герея — Аргос — Тиринф. Согласно их плану обе ударные армии должны были сойтись в районе столицы Арголиды, и вряд ли что-то могло Авгию помешать добиться задуманного. В общем, этот скотолюбивый царь сделал то, что, если верить господину Суворову, планировал сделать несколько позднее Сталин.
Разработанный элидским генштабом план имел и еще одну тонкость. Проводя операцию, военачальники Авгия старались уложиться в максимально сжатые сроки, и для такого блицкрига имелся свой резон. Вскоре после начала военных действий по всей Греции начинались священные Истмийские игры, во время которых любое кровопролитие было запрещено.
И сам Геракл, выбирая срок начала войны, строил свой план на этой предпосылке. Покорив к расчетной дате Элиду, он имел бы две-три мирные недели на установление порядка, за которые можно было бы много чего в покоренном владении сделать Однако в дело вмешался случай, и теперь Авгий изо всех сил на жуковский манер гнал свои батальоны на восток. И не успел. Перемирие застало его войска на границе Арголиды.
Молиониды дали солдатам вынужденный отдых, а сами поехали в Коринф развеяться и посмотреть на состязания. Что было делать едва оправившемуся от болезни Гераклу, не имеющему ни армии, чтобы отбить стоящего у ворот врага, ни времени, чтобы эту армию собрать? Как всегда, рассчитывать только на себя самого.
И Геракл принялся действовать по принципу великого китайского полководца, с которым он, к сожалению, знаком не был: «У войны нет правил. Она сама их диктует». Пройдя за двенадцать Эврисфеевых лет университет диверсионно-террористической деятельности, теперь герой волей-неволей вспомнил былые навыки. Он из засады подкараулил возвращавшихся в войска вражеских полководцев и, несмотря на усиленную охрану, достал из лука и обоих Молионидов, и Амаринкея.
Лишенная руководства армия Авгия увязла в боях на границе, что позволило Гераклу сколотить новое войско. Под знамена священной освободительной войны встали все до единого жители осажденной Арголиды, захваченной Аркадии и родных для героя Фив. Воевать с Гераклом и без него — это все равно, что идти в атаку при поддержке танкового батальона или без таковой. И результаты присутствия героя во главе армии явились незамедлительно.
Авгий был разбит, бежал в Элиду, но был повторно разгромлен и там. Его столицу взяли штурмом, в ходе которого зарвавшийся скотовод, вместе с насмехавшимися над героем сыновьями, был убит. Не успевшие отдать жизни ради укрепления элидской обороноспособности коровы ушли с молотка, а собранные на распродаже средства Геракл забрал себе.
— Они пойдут на благотворительные нужды, — заявил он сподвижникам и велел реконструировать знаменитые конюшни в крытый манеж.
Дело было в том, что сразу после диверсии против Молионидов возник очередной логический казус, на которые так богата греческая земля. Молиона, мать павших от стрел Геракла генералов Авгия, пыталась доказать, что по правилам проведения соревнований западло вести военные действия не только во время самих игр, но и лица, возвращающиеся с турнира, тоже находятся под их протекторатом. И обратилась в располагающийся в Коринфе оргкомитет Истмийских игр с требованием признать нарушившего перемирие Геракла военным преступником.
Оргкомитет требование отклонил, как несостоятельное, и тогда возмущенная дама не нашла ничего лучшего, как просто проклясть всякого элидца, который отважится появиться на этих соревнованиях. На что все прописанные в Элиде джентльмены отреагировали крайне неадекватно.
Ну вот, представьте: некая леди, ну, к примеру, пусть хотя бы Кондолиза Райс, выступает по телевизору и заявляет, что проклинает всех, кто будет смотреть, ну скажем, кинофильм «Ирония судьбы, или С легким паром». Разве после этого его перестанут показывать и смотреть под Новый год?
Тем не менее, элидцы после выступления Молионидовой мамаши впали в страшную тоску, стеная, что им теперь закрыт путь на такое интереснейшее мероприятие, где и диски, и колесницы, и в морду бьют — одним словом, рай земной. И, чтобы утешить своих новых подопечных, Геракл чисто в духе Советского Союза постановил организовать альтернативные враждебным соревнованиям игры, для чего и были перестроены конюшни. Поскольку предполагалось, что для некоторых видов требуются закрытые помещения.
Но очень скоро выяснилось, что, несмотря на реконструкцию и недавно проведенную лично героем санацию, вонь в этих конюшнях стоит такая, что загнать туда в качестве зрителей можно будет разве что военнопленных, и то некоторые скорее предпочтут умереть на входе. Решено было от помещений отказаться, введение в программу игр таких видов спорта, как художественная гимнастика и хоккей, пока отложить, а все соревнования проводить на открытом воздухе, неподалеку от Тиринфа возле деревни со звучным названием Писа.
Газета «Тиринфская правда» писала об этом событии подобающим случаю слогом:
Спортивные соревнования той поры имели две особенности. Допинг еще не изобрели, но поскольку за чистоту спорта бороться все равно было необходимо, то делали это, раздевая атлетов догола. Вторая особенность самым логическим образом вытекала из первой: чтобы не смущать спортсменов, женщин на соревнования не пускали. То есть предполагалось, что спортсмены могут смущаться не оттого, что на них смотрит женщина, а оттого, что женщина смотрит и, возможно, сравнивает. И от этого кто-то из участников соревнований был способен закомплексовать и утратить должный боевой настрой. В общем, дамам вход на трибуну перекрыли и отрапортовали герою о полной готовности.
Умудренный жизнью Геракл знал, что просто воздвигнуть спортсооружение для успешного проведения игр мало. К этому моменту в Греции уже проводилось в разных регионах семь различных комплексных состязаний, претендующих на звание общенациональных. Причем одни из этих игр были основаны на заре карьеры самим Гераклом и посвящены победе на Немейским львом. Но, как понимал герой, для того чтобы игры стали событием, их недостаточно просто учредить. Им нужно придать правильный статус.
И он, со своими связями в верхах, этот статус пробил. Организованные в чистом поле на ровном месте состязания всевышним соизволением получили звание Олимпийских. Это было все равно, как если бы сегодня собравшиеся во дворе поиграть в банки пацаны узнали от подъехавшего на черной «волге» чиновника, что их турнир получил звание Президентского.
Как и подобает божеству, чтобы не шокировать публику, Зевс лично на открытие соревнований не прибыл (так ведь и президент лишь чиновников с приветственными адресами рассылает). Зато победителям в знак завоевания ими благосклонности богов было разрешено в качестве награды надевать на голову лавровый венец. Что сразу выдвинуло Олимпийские игры на первое место среди прочих турниров, где разыгрывались всего-навсего жалкие треножники из цветных металлов и крупный рогатый скот.
Состязания проводились раз в пятьдесят месяцев, и на целых четыре недели по всей Греции устанавливался обязательный мир. Правило соблюдалось неукоснительно, поскольку нарушителю грозило иметь дело лично с Зевсом, который со смертными мужского пола общался преимущественно посредством своего перуна. А это мало кому доставляло удовольствие, не говоря уже о том, что само общение получалось непродолжительным.
Программа игр с каждым разом становилась все более насыщенной, но в ходе первой Олимпиады разыгрывались пять комплектов наград в пяти, можно сказать, классических видах: борьбе, беге, рукопашном бое, гонках на колесницах и метании диска. И все пять выиграл, естественно, Геракл, именно тогда и сказавший в утешение остальным олимпийцам ставшую знаменитой фразу:
— Главное не победа, главное — участие.
Геракл больше ни разу не выступал на Олимпийских играх, но даже и без него соревнования не заглохли, как все прочие древнегреческие турниры. Просуществовав более тысячи лет в своем исконном варианте, они возродились уже в наше время, если только XIX век еще можно называть нашим временем. К лавровым венкам добавились медали, призовые выплаты и почетные звания, появились прямые телетрансляции, допинг-контроль и фотофиниш, а настоящий основатель Олимпийского движения исчез. Про человека, положившего первый камень в основание этой пирамиды, никто больше не вспоминает. То есть, совершив очередной подвиг, величайший из героев планеты умудрился стать еще и Неизвестным героем.
Тем уникальнее представляется случай человека, умудрившегося разом ублажить не одного отдельно взятого Аполлона, а весь пантеон грозных богов. И не просто ублажить, но сделать так, что даже эти злые и неблагодарные по своей природе существа чувствовали себя перед ним в долгу.
На самом деле вопрос: «Чем заняться человеку, только что спасшему мир?» — гораздо серьезнее, чем может показаться с первого взгляда. Начать с того, что далеко не каждый день кто-нибудь спасает мироздание, потому опыт по этой части у человечества и сегодня накоплен явно недостаточный. Даже голливудские блокбастеры, не боящиеся загонять своих героев в самые безвыходные ситуации, стыдливо уклоняются от этой темы. Герой, вытащив мир сами понимаете откуда, обычно в оставшиеся десять секунд фильма целует первую оказавшуюся на расстоянии вытянутой руки девицу и задумчиво смотрит на закат (проблесковые маячки приближающихся полицейских машин, тонущий лайнер, догорающие руины). О размерах награды за труд и завтрашнем дне никто не говорит ни слова. И если сам Голливуд с его съевшими ньюфаундленда на коллизиях сценаристами не суется в эти дебри, то каково же тогда было человеку, первому в истории планеты спасшему мир от глобальной катастрофы?
Скромный Геракл не стал ломать голову над тем, каким венком ему украсить голову и какое титулование теперь себе запросить. Оставив олимпийцев на их горе отстраивать свои развалины, он без лишней помпы вернулся в Тиринф. Где неделю кутил по клубам, дебоширил в ресторанах, ездил к цыганам и на ночные купанья при луне, в общем, снимал стресс всеми известными в ту пору способами. Очень скоро это ему надоело, потому что, куда ни поедешь, везде надо пить, отчего грань между рестораном и купаньем стирается уже к концу первого часа активного отдыха.
И наутро после одной из таких гулянок, вспоминая, что было вчера, Геракл смог восстановить в памяти лишь разрозненные отрывки. Как кто-то что-то пел, как кого-то полоскали в фонтане и как уже под утро его везла до дома милицейская карета и милиционеры ему чего-то уважительно советовали. Но что именно: начать новую войну, жениться или просто пить поменьше, герой уже запамятовал.
Немного поразмыслив, какая из всплывших идей кажется ему привлекательней, он вспомнил, что после демобилизации с Эврисфеевой службы уже пытался жениться и это кончилось не очень хорошо. Чтобы освежить в памяти тот эпизод, Геракл достал из чемодана синюю тетрадь с обидами и рядом с упоминанием о хамоватом Эврите и его дочери Эоле обнаружил запись о некорректном поведении другого представителя правящего класса. Царь Элиды Авгий, в грубой форме отказавшийся выплатить обещанное вознаграждение за чистку конюшен, до сих пор еще не заплатил по счетам.
Вопрос, кому первому вернуть старый должок — Эвриту или Авгию, даже и не стоял. По большому счету, устроенный Эвритом скандал не слишком отличался от обычной склоки, регулярно случающейся в любой спортивной федерации при дележе фондов или утверждении итогов. Что со скидкой на ущемленное спортивное самолюбие еще можно было понять. Авгий же повел себя как типичный феодал, которому не указ ни законы, ни обычаи, ни собственная совесть. И этого простить Геракл никак не мог.
Авгий тоже не забыл про тот случай и, с тревогой наблюдая за успехами своего кровного врага на внешней арене, готовился к встрече с Гераклом, как Советский Союз к войне с Гитлером. За прошедшие с конюшенного инцидента годы в Элиде были проведены коллективизация и индустриализация, а все силы государства переориентированы на наращивание военной мощи. На вырученные от продажи большей части знаменитых стад деньги нанимались солдаты, покупалось оружие, возводились фортификационные сооружения. И к тому моменту, когда у героя освободились руки, чтобы напомнить сутяге о давней обиде, элидские вооруженные силы были одни из самых боеспособных в Греции.
В войсках за эти годы прошло перевооружение, численность военной группировки выросла втрое, и во главе стояли опытные полководцы. Назначение командовать армией получили два племянника Авгия по фамилии Молиониды, а начальником штаба был поставлен зарекомендовавший себя в боях с соседними областями Амаринкей.
У Геракла сбор отрядов не занял много времени. Пойти в поход под началом великого героя сочли за честь многие жители и Арголиды, и соседней Аркадии, граничившей с Элидой и потому постоянно пребывавшей в страхе перед агрессором. Но Авгий был к этому готов. И когда отряды союзников подходили в элидским границам, его армия уже заняла заранее подготовленные позиции. Скорее всего, и это бы не спасло Авгия, но случилось то, чего никто не мог предвидеть. Накануне вторжения Геракл заболел.
Он был доставлен в госпиталь в Тиринф, а армию возглавил его брат-близнец Ификл. Чудесный сюжет для комедии положений, в которой авторитетного пацана волею обстоятельств вынужден заменять чайник, в жизни оказался совсем не таким веселым. В отсутствие главной ударной силы союзники оказались наголову разгромлены, а Ификл в числе многих прочих погиб.
Впервые в жизни Геракл столкнулся с ситуацией, когда обстоятельства стали сильнее, а он никак не мог повлиять на ход событий. Тем временем, разбив контрударом союзников, элидцы сами уже перешли к активным действиям и стремительно развивали наступление двумя группировками по направлениям Орхомен — Немея — Микены и Герея — Аргос — Тиринф. Согласно их плану обе ударные армии должны были сойтись в районе столицы Арголиды, и вряд ли что-то могло Авгию помешать добиться задуманного. В общем, этот скотолюбивый царь сделал то, что, если верить господину Суворову, планировал сделать несколько позднее Сталин.
Разработанный элидским генштабом план имел и еще одну тонкость. Проводя операцию, военачальники Авгия старались уложиться в максимально сжатые сроки, и для такого блицкрига имелся свой резон. Вскоре после начала военных действий по всей Греции начинались священные Истмийские игры, во время которых любое кровопролитие было запрещено.
И сам Геракл, выбирая срок начала войны, строил свой план на этой предпосылке. Покорив к расчетной дате Элиду, он имел бы две-три мирные недели на установление порядка, за которые можно было бы много чего в покоренном владении сделать Однако в дело вмешался случай, и теперь Авгий изо всех сил на жуковский манер гнал свои батальоны на восток. И не успел. Перемирие застало его войска на границе Арголиды.
Молиониды дали солдатам вынужденный отдых, а сами поехали в Коринф развеяться и посмотреть на состязания. Что было делать едва оправившемуся от болезни Гераклу, не имеющему ни армии, чтобы отбить стоящего у ворот врага, ни времени, чтобы эту армию собрать? Как всегда, рассчитывать только на себя самого.
И Геракл принялся действовать по принципу великого китайского полководца, с которым он, к сожалению, знаком не был: «У войны нет правил. Она сама их диктует». Пройдя за двенадцать Эврисфеевых лет университет диверсионно-террористической деятельности, теперь герой волей-неволей вспомнил былые навыки. Он из засады подкараулил возвращавшихся в войска вражеских полководцев и, несмотря на усиленную охрану, достал из лука и обоих Молионидов, и Амаринкея.
Лишенная руководства армия Авгия увязла в боях на границе, что позволило Гераклу сколотить новое войско. Под знамена священной освободительной войны встали все до единого жители осажденной Арголиды, захваченной Аркадии и родных для героя Фив. Воевать с Гераклом и без него — это все равно, что идти в атаку при поддержке танкового батальона или без таковой. И результаты присутствия героя во главе армии явились незамедлительно.
Авгий был разбит, бежал в Элиду, но был повторно разгромлен и там. Его столицу взяли штурмом, в ходе которого зарвавшийся скотовод, вместе с насмехавшимися над героем сыновьями, был убит. Не успевшие отдать жизни ради укрепления элидской обороноспособности коровы ушли с молотка, а собранные на распродаже средства Геракл забрал себе.
— Они пойдут на благотворительные нужды, — заявил он сподвижникам и велел реконструировать знаменитые конюшни в крытый манеж.
Дело было в том, что сразу после диверсии против Молионидов возник очередной логический казус, на которые так богата греческая земля. Молиона, мать павших от стрел Геракла генералов Авгия, пыталась доказать, что по правилам проведения соревнований западло вести военные действия не только во время самих игр, но и лица, возвращающиеся с турнира, тоже находятся под их протекторатом. И обратилась в располагающийся в Коринфе оргкомитет Истмийских игр с требованием признать нарушившего перемирие Геракла военным преступником.
Оргкомитет требование отклонил, как несостоятельное, и тогда возмущенная дама не нашла ничего лучшего, как просто проклясть всякого элидца, который отважится появиться на этих соревнованиях. На что все прописанные в Элиде джентльмены отреагировали крайне неадекватно.
Ну вот, представьте: некая леди, ну, к примеру, пусть хотя бы Кондолиза Райс, выступает по телевизору и заявляет, что проклинает всех, кто будет смотреть, ну скажем, кинофильм «Ирония судьбы, или С легким паром». Разве после этого его перестанут показывать и смотреть под Новый год?
Тем не менее, элидцы после выступления Молионидовой мамаши впали в страшную тоску, стеная, что им теперь закрыт путь на такое интереснейшее мероприятие, где и диски, и колесницы, и в морду бьют — одним словом, рай земной. И, чтобы утешить своих новых подопечных, Геракл чисто в духе Советского Союза постановил организовать альтернативные враждебным соревнованиям игры, для чего и были перестроены конюшни. Поскольку предполагалось, что для некоторых видов требуются закрытые помещения.
Но очень скоро выяснилось, что, несмотря на реконструкцию и недавно проведенную лично героем санацию, вонь в этих конюшнях стоит такая, что загнать туда в качестве зрителей можно будет разве что военнопленных, и то некоторые скорее предпочтут умереть на входе. Решено было от помещений отказаться, введение в программу игр таких видов спорта, как художественная гимнастика и хоккей, пока отложить, а все соревнования проводить на открытом воздухе, неподалеку от Тиринфа возле деревни со звучным названием Писа.
Газета «Тиринфская правда» писала об этом событии подобающим случаю слогом:
На оставшиеся от коровьего аукциона деньги Геракл велел оборудовать стадион. Отмеренное пространство обнесли забором, соорудили трибуны, у входа поставили будку для продажи билетов и рамку металлоискателя, звенящую, когда сквозь нее проходила женщина.
Новые игры, конечно, вновь подтвердят превосходство,
что завоевано было рабовладеческим строем
над первобытно-общинным, что загнивает, отсталый.
В единодушном порыве граждане города Писы
Вышли на улицы, чтобы там поприветствовать дружно
первую Олимпиаду. В праздничном полис убранстве.
Спортивные соревнования той поры имели две особенности. Допинг еще не изобрели, но поскольку за чистоту спорта бороться все равно было необходимо, то делали это, раздевая атлетов догола. Вторая особенность самым логическим образом вытекала из первой: чтобы не смущать спортсменов, женщин на соревнования не пускали. То есть предполагалось, что спортсмены могут смущаться не оттого, что на них смотрит женщина, а оттого, что женщина смотрит и, возможно, сравнивает. И от этого кто-то из участников соревнований был способен закомплексовать и утратить должный боевой настрой. В общем, дамам вход на трибуну перекрыли и отрапортовали герою о полной готовности.
Умудренный жизнью Геракл знал, что просто воздвигнуть спортсооружение для успешного проведения игр мало. К этому моменту в Греции уже проводилось в разных регионах семь различных комплексных состязаний, претендующих на звание общенациональных. Причем одни из этих игр были основаны на заре карьеры самим Гераклом и посвящены победе на Немейским львом. Но, как понимал герой, для того чтобы игры стали событием, их недостаточно просто учредить. Им нужно придать правильный статус.
И он, со своими связями в верхах, этот статус пробил. Организованные в чистом поле на ровном месте состязания всевышним соизволением получили звание Олимпийских. Это было все равно, как если бы сегодня собравшиеся во дворе поиграть в банки пацаны узнали от подъехавшего на черной «волге» чиновника, что их турнир получил звание Президентского.
Как и подобает божеству, чтобы не шокировать публику, Зевс лично на открытие соревнований не прибыл (так ведь и президент лишь чиновников с приветственными адресами рассылает). Зато победителям в знак завоевания ими благосклонности богов было разрешено в качестве награды надевать на голову лавровый венец. Что сразу выдвинуло Олимпийские игры на первое место среди прочих турниров, где разыгрывались всего-навсего жалкие треножники из цветных металлов и крупный рогатый скот.
Состязания проводились раз в пятьдесят месяцев, и на целых четыре недели по всей Греции устанавливался обязательный мир. Правило соблюдалось неукоснительно, поскольку нарушителю грозило иметь дело лично с Зевсом, который со смертными мужского пола общался преимущественно посредством своего перуна. А это мало кому доставляло удовольствие, не говоря уже о том, что само общение получалось непродолжительным.
Программа игр с каждым разом становилась все более насыщенной, но в ходе первой Олимпиады разыгрывались пять комплектов наград в пяти, можно сказать, классических видах: борьбе, беге, рукопашном бое, гонках на колесницах и метании диска. И все пять выиграл, естественно, Геракл, именно тогда и сказавший в утешение остальным олимпийцам ставшую знаменитой фразу:
— Главное не победа, главное — участие.
Геракл больше ни разу не выступал на Олимпийских играх, но даже и без него соревнования не заглохли, как все прочие древнегреческие турниры. Просуществовав более тысячи лет в своем исконном варианте, они возродились уже в наше время, если только XIX век еще можно называть нашим временем. К лавровым венкам добавились медали, призовые выплаты и почетные звания, появились прямые телетрансляции, допинг-контроль и фотофиниш, а настоящий основатель Олимпийского движения исчез. Про человека, положившего первый камень в основание этой пирамиды, никто больше не вспоминает. То есть, совершив очередной подвиг, величайший из героев планеты умудрился стать еще и Неизвестным героем.
Глава 20
СЕМЕЙНОЕ НЕСЧАСТЬЕ
Внеся посильную лепту в развитие мирового спорта, Геракл решил, что пора вернуться к тому, с чего начал, и позаботиться, наконец, и о личном счастье. Накупив таблоидов и ознакомившись с их содержимым, он вычислил, что из всех невест на выданье наибольший ажиотаж вызван борьбой за руку и сердце калидонской принцессы Деяниры.
«Нехорошо, — подумал Геракл, — а я ведь пообещал Мелеагру позаботиться о малышке».
И отправился в Калидон, размышляя на ходу, с чего это вдруг во время пребывания под землей он начал раздавать какие-то обещания, надо ли ему ввязываться в этот свадебный переполох и не лучше ли найти невесту попроще.
А Деяниру назвать простой девушкой было никак нельзя. Царская дочь, она, наряду с вышиванием, выпечкой и сольфеджио, постигла еще и умения владеть оружием и управлять колесницей. Насколько хорошо она это делала, никого не интересовало, но пиар-ход был сильный, и все сходились во мнении, что это немерено круто. Поэтому после того как папаша Ойней подал в газету «Из рук в руки» объявление о замещении вакантной должности жениха, желающих понабежало огромное количество.
Вообще привычка греков устраивать из изящнейшей по своей природе процедуры сватовства какую-то заполошную собачью свадьбу не может не удивлять. Чего, казалось бы, проще. Подают люди заявки по факсу, папаша их заочно рассматривает и отвечает в разной форме уклончивости: к сожалению, мы вынуждены вам отказать; извините, прием заявок окончен; просим прощения, но в связи с болезнью невесты конкурс переносится на июль 1550 года до нашей эры; если что-то изменится, мы вам перезвоним. И все проходит чинно, благородно.
«Нехорошо, — подумал Геракл, — а я ведь пообещал Мелеагру позаботиться о малышке».
И отправился в Калидон, размышляя на ходу, с чего это вдруг во время пребывания под землей он начал раздавать какие-то обещания, надо ли ему ввязываться в этот свадебный переполох и не лучше ли найти невесту попроще.
А Деяниру назвать простой девушкой было никак нельзя. Царская дочь, она, наряду с вышиванием, выпечкой и сольфеджио, постигла еще и умения владеть оружием и управлять колесницей. Насколько хорошо она это делала, никого не интересовало, но пиар-ход был сильный, и все сходились во мнении, что это немерено круто. Поэтому после того как папаша Ойней подал в газету «Из рук в руки» объявление о замещении вакантной должности жениха, желающих понабежало огромное количество.
Вообще привычка греков устраивать из изящнейшей по своей природе процедуры сватовства какую-то заполошную собачью свадьбу не может не удивлять. Чего, казалось бы, проще. Подают люди заявки по факсу, папаша их заочно рассматривает и отвечает в разной форме уклончивости: к сожалению, мы вынуждены вам отказать; извините, прием заявок окончен; просим прощения, но в связи с болезнью невесты конкурс переносится на июль 1550 года до нашей эры; если что-то изменится, мы вам перезвоним. И все проходит чинно, благородно.