– Давно вы приехали, Степан Владимирович? – спросила я заплетающимся языком.
– С утра.
– То есть как?
– Инкогнито. Постоял в толпе родителей. Послушал речи, пообедал.
– И что скажете?
– Пока есть над чем работать. Ну, во-первых…
Обед, по мнению Давликанова, не соответствовал столь торжественному случаю, на празднике атмосфера была несколько напряженной, учителя и воспитатели чуть ли не побаиваются детей…
– Нужно работать с персоналом! Проводить тренинги, снимать психологический барьер. Вы же у Рыдзинского учились! А в холле что?! Искусственные цветы! Их место – в туалете!..
Дальше он поинтересовался, как обстоят дела с оплатой за обучение, и снова остался недоволен:
– Вы не в благотворительном фонде работаете!
Впрочем, уезжая, оставил зарплату (первую полноценную – значит, я выдержала испытательный срок!) и на прощание поцеловал руку. Я вспомнила, как в первый день сравнила его с русским барином. Давно это было…
В шесть собрала сотрудников на планерку:
– Какие проблемы?
– Да, в общем, никаких… – мялись они.
Я понимаю, что проблем много, просто девочки дорожат местом, боятся, что их уличат в беспомощности.
– Нет, – начала терпеливо объяснять. – Это не ваши личные проблемы, это проблемы школы. Мы будем их решать сообща.
Рассказала о замечаниях Давликанова, потом о своем видении ситуации.
– Цветы в холле заменим на живые, – засмеялась черноглазая Лариса Барышева, художница и историк. – У моей мамы комнатные цветы – хобби. Завтра могу любые принести!
Если б все проблемы решались так легко!
После планерки я пошла к себе, сняла специально купленный для этого дня костюм (прямое светло-серое платье до колен и короткий жакетик), вытянулась на кровати и мгновенно заснула.
Проснулась от телефонных звонков. Ольга, Иза, Анька наперебой поздравляли меня. Только что они видели в новостях репортаж об открытии школы-пансиона.
– Маришка, ты великолепна, – щебетала Анька. – Мои мужики передают тебе огромный привет и тысячу поцелуев!
– Почему они не показали Рыдзинского? – спросила я Ольгу.
– Не знаю. Снимали все подряд. Видно, твое выступление самое эффектное.
Последней дозвонилась мама.
– Мариночка! – Ее голос срывался и дрожал. – Умница! Жалко, отец не видит!
И я вдруг поняла, что для мамы я не только единственная дочь, но и ниточка, тянущаяся от нее к любимому мужу, моему отцу.
– Дочка, – прервала мама мои размышления. – Я хочу поговорить с тобой о вчерашнем.
Да, поговорить есть о чем. Вчера наконец произошла встреча Кости и мальчиков. Мы с мамой еле уговорили их.
– Зачем это нужно? – неожиданно выдал Илья. – Лично мне элементарно жалко времени.
– Где ты набрался таких оборотов? – изумилась я.
– Нам так всегда Пингвин говорит. Педагог по рисунку.
– Ты понимаешь, что он нас предал? – глядя мне в глаза, спокойно спросил Денис.
– Ну, День. Видишь ли… Все гораздо сложнее. Ты не можешь знать наших с папой отношений, тонкостей…
– Ваших – не могу. Ну а мы при чем? Олег, я, Илюшка? Мы – его сыновья, а он на нас плевать хотел.
Я молчала, пораженная. Как ни изворачивалась, каких историй ни сочиняла… А все равно – у детей сложился комплекс!
– И потом, – продолжал Денис, – что ты такого сделала, что надо было бежать от тебя за границу?! Да ты ни на что такое в принципе не способна!!!
Но я все-таки настояла на своем.
– Не хочешь его видеть, просто уступи. Найди какую-нибудь компромиссную линию поведения. Ты же взрослый. Ты – единственный взрослый мужчина, на которого я могу опереться в этой жизни! – Я неожиданно впала в патетику.
Сын хитро прищурился:
– Положим, что не единственный.
Я понимаю, на кого этот намек, и чудовищным усилием воли подавляю желание спросить о нем.
В воскресенье, в полдень, в нашей квартире раздался звонок. Костя забрал мальчишек и повез их в аквапарк.
– Как малолетних придурков! – прокомментировал вполголоса Денис, хотя при других раскладах, думаю, он бы обрадовался.
Я уже знала, что жизнь сильно потрепала Костю. Елизавета Феликсовна оказалась дамой капризной, хозяйство вести не умела, любые суммы таяли у нее в руках как снег на плите. Денег катастрофически не хватало. Костя не мог удовлетворить ее запросов, не мог заработать так много, сразу, в чужой стране. Начались скандалы, уходы из дому. Несколько раз он забирал ее, пьяную, из полиции. Однажды она села за руль соседской машины и разбила ее. .
Мысль вернуться в Россию все чаще посещала Костю. Останавливала только Ева. Но постепенно стало ясно, что из-за Евы проблем не будет. Елизавета Феликсовна все больше привязывалась к бутылке, остальное ей делалось безразлично.
– О, как часто я думал о тебе! – изливал душу Костя за ужином в ресторане. – Я тосовал, рвался. Наша с тобой жизнь представлялась мне сказкой! А ты… вспоминала меня?., хоть иногда?
Я хотела сказать, что при всем желании забыть его мне мешали сделать это его сыновья, о не стала. Решила быть великодушной!
– Да, Костя! Вспоминала вначале. А потом жизнь так закрутила! И знаешь, в какой-то момент показалось: ты не так уж и не прав, что уехал.
К их возвращению из аквапарка мама накрыла стол.
Обед прошел в неловком, напряженном молчании. Только Олег и мама пытались спасти ситуацию. Илюшка, не доев, встал из-за стола и демонстративно убежал в другую комнату.
После обеда мы с Костей вышли на балкон покурить.
– Ты куришь? – удивился он.
– Балуюсь.
– Дети совсем отвыкли от меня, – печально вздохнул Костя.
Мысль вернуться в Россию все чаще посещала Костю. Останавливала только Ева. Но постепенно стало ясно, что из-за Евы проблем не будет. Елизавета Феликсовна все больше привязывалась к бутылке, остальное ей делалось безразлично.
– О, как часто я думал о тебе! – изливал душу Костя за ужином в ресторане. – Я тосковал, рвался. Наша с тобой жизнь представлялась мне сказкой! А ты… вспоминала меня?.. Хоть иногда?
Я хотела сказать, что при всем желании забыть его мне мешали сделать это его сыновья. Но не стала. Решила быть великодушной!
– Да, Костя! Вспоминала вначале. А потом жизнь так закрутила! И знаешь, в какой-то момент показалось: ты не так уж и не прав, что уехал.
К их возвращению из аквапарка мама накрыла стол.
Обед прошел в неловком, напряженном молчании. Только Олег и мама пытались спасти ситуацию. Илюшка, не доев, встал из-за стола и демонстративно убежал в другую комнату.
После обеда мы с Костей вышли на балкон покурить.
– Ты куришь? – удивился он.
– Балуюсь.
– Дети совсем отвыкли от меня, – печально вздохнул Костя.
– Это поправимо. Не огорчайся. Заходи, звони почаще. Они потянутся к тебе.
– Может быть, нам… – начал он тихо и не договорил.
Что ж… не хочешь говорить– не надо. Мне уже пора, и я прощаюсь.
– Хочешь, отвезу тебя? – предложил Костя.
– Спасибо, я на машине.
…Теперь мама пересказывала мне остаток вечера. Илья так и не показывался из комнаты, Денис созвонился с приятелем и скоро ушел, прихватив с собой Олега. Костя посидел с мамой на кухне, помог убрать со стола, назвал меня красавицей. Мама попеняла ему за разбитую жизнь. Он ответил: начать сначала – его мечта.
– Так что готовься, – завершила разговор мама. – Он собирается сделать тебе предложение.
– Мы и так женаты по документам, – констатировала я.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду: он предложит тебе жить вместе.
– Ладно, мам, увидим…
– А ты не кривляйся! – перебила мама неожиданно настырно. – Сходитесь и живите как люди. У вас трое детей! Не гордись!
Да разве я горжусь? Не в этом дело! Не в том, что один прав, а другой виноват. Просто жизнь уже сложилась. В ней есть место делу, детям, подругам, а мужчинам нет. Не получается. Кому нужна такая жена, которая пять суток в неделю проводит на работе. Костя стосковался по дому, теплу, но я не в силах ему это дать. Пять лет – солидный срок. Все за пять лет поменялось. Все… Эти пять лет как будто целая жизнь. В ней было отчаяние, нищета, унижение, счастливая любовь. А теперь другое – жизнь после жизни.
Примерно об этом я говорила Косте, когда он в пятницу приехал за Евой и зашел ко мне в кабинет.
– Ты ничего не понимаешь… – трагически изрек он. – Все эти годы я тосковал по Семье. Тебе не нужно будет работать, жить вдали от дома, бросать детей. Я смогу защитить тебя от ледяных ветров жизни…
Я задумчиво разглядывала его. Как давно мы знакомы! С девятнадцати лет. Почти полжизни знаем друг друга. И у нас трое детей. А так и не всмотрелись. Не поняли главного. Теперь он хочет защитить меня и не видит, что я, сегодняшняя, в его защите не нуждаюсь. Зато как в ней нуждалась та, брошенная им пять лет назад! Мне хочется сказать ему об этом. Но я понимаю, что он не услышит. И еще чувствую, как страшно устала за эту первую рабочую неделю.
– Мы потом поговорим, Костя. Ты заходи, когда будешь привозить Еву. Кстати, нравится ей у нас?
Он молча поднялся и вышел из кабинета. Обиделся. Что ж, я не виновата.
По условиям контракта я тоже имела право уехать домой. Но я не спешила. Мама непременно устроит допрос. Придется объяснять, потом выслушивать нравоучение. Она так долго отказывала себе в этом удовольствии. И я тянула время – накинув на серое платье красный палантин, отправилась прогуляться.
Первого сентября над Москвой разгоняли тучи, следствием чего был трехдневный непрекращающийся дождь. Сегодня уже выглянуло солнце, но грязь в поселке была страшная, лужи как озера. Я медленно обходила их – мне некуда торопиться.
За полгода жизни в поселке (как незаметно пролетело время!) я привыкла двигаться по одному маршруту. Идти и не думать.
Сегодня Алла целый час рассказывала про новую систему переподготовки преподавателей иностранного языка. Вряд ли Давликанов даст деньги. Хотя долги по оплате я погасила. Можно попробовать. Да, еще, чуть не забыла. Что-то не нравится мне эта женщина с кухни. Ее привел Дмитрий Иванович, я доверяла ей, а потом эта жуткая история с ветчиной…
– Стоп! – сказала я себе. – Чтобы "полноценно работать, нужно нормально отдыхать. Отвлечься.
Но отвлечься оказалось не так-то просто…
Ноги сами принесли меня на опушку леса, к моему заветному замку. Траву у ворот скосили. Может, на него нашлись покупатели? Я даже обрадовалась. Хорошо бы. Что же он стоит открытый всем ветрам? Дом без хозяина…
Я присмотрелась. За витражным окном горел свет. Интересно, кому приглянулся мой замок? Кто будет сидеть у камина долгими зимними вечерами? Я почему-то была уверена, что в доме есть камин. Должен быть. Это же европейский стиль – готика.
Ну вот, проведала старого друга, пора назад. Домой. Дети ждут, соскучились за неделю, сейчас приду, выпью чая и поеду.
Неожиданно полянка осветилась фарами. К воротам замка медленно подъезжал роскошный автомобиль. Мне почему-то стало страшно…
Почему-то!.. Лес, кругом ни души. Мало ли кто может оказаться в машине… Да и вообще, скажет, мол, что она здесь делает… Воровка? Наводчица?
Я быстро зашагала по дороге. Если бы быстро! Каблуки, узкое платье… Лимузин остановился у ворот, хлопнула дверца… я уловила поодаль шаги… потом они стали стремительно приближаться. Я семенила между лужами, ругая себя последними словами. Ну когда ты, идиотка, поумнеешь? Замок? Дом без хозяина? Понятно, кому такой дом по карману. Бандитам!
– Марина! – раздалось за спиной. А вот и один из них!
Думает, я сумасшедшая. Побегу к нему! Может, это какие-то враги Давликанова… Эх, связалась на свою голову!
– Марина, подожди. Нашел дуру!
Поддерживая подол платья, я стремительно рванула вперед и с разбега шлепнулась в грязь! Все, теперь деваться некуда!
В следующее мгновение мне на плечо опустилась чья-то рука.
– Ты что, не хочешь меня видеть? – поинтересовался голос с южным акцентом.
Бандит, так и есть, и причем явно ненормальный! С чего бы мне хотеть его видеть?! Истерически рассмеявшись, я подняла голову.
Около меня на корточках сидел Давид. Нет, это было последнее потрясение. Мои бедные нервы не выдержали. Минуту я тупо смотрела на Давида, а потом разрыдалась.
Глава 30
– С утра.
– То есть как?
– Инкогнито. Постоял в толпе родителей. Послушал речи, пообедал.
– И что скажете?
– Пока есть над чем работать. Ну, во-первых…
Обед, по мнению Давликанова, не соответствовал столь торжественному случаю, на празднике атмосфера была несколько напряженной, учителя и воспитатели чуть ли не побаиваются детей…
– Нужно работать с персоналом! Проводить тренинги, снимать психологический барьер. Вы же у Рыдзинского учились! А в холле что?! Искусственные цветы! Их место – в туалете!..
Дальше он поинтересовался, как обстоят дела с оплатой за обучение, и снова остался недоволен:
– Вы не в благотворительном фонде работаете!
Впрочем, уезжая, оставил зарплату (первую полноценную – значит, я выдержала испытательный срок!) и на прощание поцеловал руку. Я вспомнила, как в первый день сравнила его с русским барином. Давно это было…
В шесть собрала сотрудников на планерку:
– Какие проблемы?
– Да, в общем, никаких… – мялись они.
Я понимаю, что проблем много, просто девочки дорожат местом, боятся, что их уличат в беспомощности.
– Нет, – начала терпеливо объяснять. – Это не ваши личные проблемы, это проблемы школы. Мы будем их решать сообща.
Рассказала о замечаниях Давликанова, потом о своем видении ситуации.
– Цветы в холле заменим на живые, – засмеялась черноглазая Лариса Барышева, художница и историк. – У моей мамы комнатные цветы – хобби. Завтра могу любые принести!
Если б все проблемы решались так легко!
После планерки я пошла к себе, сняла специально купленный для этого дня костюм (прямое светло-серое платье до колен и короткий жакетик), вытянулась на кровати и мгновенно заснула.
Проснулась от телефонных звонков. Ольга, Иза, Анька наперебой поздравляли меня. Только что они видели в новостях репортаж об открытии школы-пансиона.
– Маришка, ты великолепна, – щебетала Анька. – Мои мужики передают тебе огромный привет и тысячу поцелуев!
– Почему они не показали Рыдзинского? – спросила я Ольгу.
– Не знаю. Снимали все подряд. Видно, твое выступление самое эффектное.
Последней дозвонилась мама.
– Мариночка! – Ее голос срывался и дрожал. – Умница! Жалко, отец не видит!
И я вдруг поняла, что для мамы я не только единственная дочь, но и ниточка, тянущаяся от нее к любимому мужу, моему отцу.
– Дочка, – прервала мама мои размышления. – Я хочу поговорить с тобой о вчерашнем.
Да, поговорить есть о чем. Вчера наконец произошла встреча Кости и мальчиков. Мы с мамой еле уговорили их.
– Зачем это нужно? – неожиданно выдал Илья. – Лично мне элементарно жалко времени.
– Где ты набрался таких оборотов? – изумилась я.
– Нам так всегда Пингвин говорит. Педагог по рисунку.
– Ты понимаешь, что он нас предал? – глядя мне в глаза, спокойно спросил Денис.
– Ну, День. Видишь ли… Все гораздо сложнее. Ты не можешь знать наших с папой отношений, тонкостей…
– Ваших – не могу. Ну а мы при чем? Олег, я, Илюшка? Мы – его сыновья, а он на нас плевать хотел.
Я молчала, пораженная. Как ни изворачивалась, каких историй ни сочиняла… А все равно – у детей сложился комплекс!
– И потом, – продолжал Денис, – что ты такого сделала, что надо было бежать от тебя за границу?! Да ты ни на что такое в принципе не способна!!!
Но я все-таки настояла на своем.
– Не хочешь его видеть, просто уступи. Найди какую-нибудь компромиссную линию поведения. Ты же взрослый. Ты – единственный взрослый мужчина, на которого я могу опереться в этой жизни! – Я неожиданно впала в патетику.
Сын хитро прищурился:
– Положим, что не единственный.
Я понимаю, на кого этот намек, и чудовищным усилием воли подавляю желание спросить о нем.
В воскресенье, в полдень, в нашей квартире раздался звонок. Костя забрал мальчишек и повез их в аквапарк.
– Как малолетних придурков! – прокомментировал вполголоса Денис, хотя при других раскладах, думаю, он бы обрадовался.
Я уже знала, что жизнь сильно потрепала Костю. Елизавета Феликсовна оказалась дамой капризной, хозяйство вести не умела, любые суммы таяли у нее в руках как снег на плите. Денег катастрофически не хватало. Костя не мог удовлетворить ее запросов, не мог заработать так много, сразу, в чужой стране. Начались скандалы, уходы из дому. Несколько раз он забирал ее, пьяную, из полиции. Однажды она села за руль соседской машины и разбила ее. .
Мысль вернуться в Россию все чаще посещала Костю. Останавливала только Ева. Но постепенно стало ясно, что из-за Евы проблем не будет. Елизавета Феликсовна все больше привязывалась к бутылке, остальное ей делалось безразлично.
– О, как часто я думал о тебе! – изливал душу Костя за ужином в ресторане. – Я тосовал, рвался. Наша с тобой жизнь представлялась мне сказкой! А ты… вспоминала меня?., хоть иногда?
Я хотела сказать, что при всем желании забыть его мне мешали сделать это его сыновья, о не стала. Решила быть великодушной!
– Да, Костя! Вспоминала вначале. А потом жизнь так закрутила! И знаешь, в какой-то момент показалось: ты не так уж и не прав, что уехал.
К их возвращению из аквапарка мама накрыла стол.
Обед прошел в неловком, напряженном молчании. Только Олег и мама пытались спасти ситуацию. Илюшка, не доев, встал из-за стола и демонстративно убежал в другую комнату.
После обеда мы с Костей вышли на балкон покурить.
– Ты куришь? – удивился он.
– Балуюсь.
– Дети совсем отвыкли от меня, – печально вздохнул Костя.
Мысль вернуться в Россию все чаще посещала Костю. Останавливала только Ева. Но постепенно стало ясно, что из-за Евы проблем не будет. Елизавета Феликсовна все больше привязывалась к бутылке, остальное ей делалось безразлично.
– О, как часто я думал о тебе! – изливал душу Костя за ужином в ресторане. – Я тосковал, рвался. Наша с тобой жизнь представлялась мне сказкой! А ты… вспоминала меня?.. Хоть иногда?
Я хотела сказать, что при всем желании забыть его мне мешали сделать это его сыновья. Но не стала. Решила быть великодушной!
– Да, Костя! Вспоминала вначале. А потом жизнь так закрутила! И знаешь, в какой-то момент показалось: ты не так уж и не прав, что уехал.
К их возвращению из аквапарка мама накрыла стол.
Обед прошел в неловком, напряженном молчании. Только Олег и мама пытались спасти ситуацию. Илюшка, не доев, встал из-за стола и демонстративно убежал в другую комнату.
После обеда мы с Костей вышли на балкон покурить.
– Ты куришь? – удивился он.
– Балуюсь.
– Дети совсем отвыкли от меня, – печально вздохнул Костя.
– Это поправимо. Не огорчайся. Заходи, звони почаще. Они потянутся к тебе.
– Может быть, нам… – начал он тихо и не договорил.
Что ж… не хочешь говорить– не надо. Мне уже пора, и я прощаюсь.
– Хочешь, отвезу тебя? – предложил Костя.
– Спасибо, я на машине.
…Теперь мама пересказывала мне остаток вечера. Илья так и не показывался из комнаты, Денис созвонился с приятелем и скоро ушел, прихватив с собой Олега. Костя посидел с мамой на кухне, помог убрать со стола, назвал меня красавицей. Мама попеняла ему за разбитую жизнь. Он ответил: начать сначала – его мечта.
– Так что готовься, – завершила разговор мама. – Он собирается сделать тебе предложение.
– Мы и так женаты по документам, – констатировала я.
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду: он предложит тебе жить вместе.
– Ладно, мам, увидим…
– А ты не кривляйся! – перебила мама неожиданно настырно. – Сходитесь и живите как люди. У вас трое детей! Не гордись!
Да разве я горжусь? Не в этом дело! Не в том, что один прав, а другой виноват. Просто жизнь уже сложилась. В ней есть место делу, детям, подругам, а мужчинам нет. Не получается. Кому нужна такая жена, которая пять суток в неделю проводит на работе. Костя стосковался по дому, теплу, но я не в силах ему это дать. Пять лет – солидный срок. Все за пять лет поменялось. Все… Эти пять лет как будто целая жизнь. В ней было отчаяние, нищета, унижение, счастливая любовь. А теперь другое – жизнь после жизни.
Примерно об этом я говорила Косте, когда он в пятницу приехал за Евой и зашел ко мне в кабинет.
– Ты ничего не понимаешь… – трагически изрек он. – Все эти годы я тосковал по Семье. Тебе не нужно будет работать, жить вдали от дома, бросать детей. Я смогу защитить тебя от ледяных ветров жизни…
Я задумчиво разглядывала его. Как давно мы знакомы! С девятнадцати лет. Почти полжизни знаем друг друга. И у нас трое детей. А так и не всмотрелись. Не поняли главного. Теперь он хочет защитить меня и не видит, что я, сегодняшняя, в его защите не нуждаюсь. Зато как в ней нуждалась та, брошенная им пять лет назад! Мне хочется сказать ему об этом. Но я понимаю, что он не услышит. И еще чувствую, как страшно устала за эту первую рабочую неделю.
– Мы потом поговорим, Костя. Ты заходи, когда будешь привозить Еву. Кстати, нравится ей у нас?
Он молча поднялся и вышел из кабинета. Обиделся. Что ж, я не виновата.
По условиям контракта я тоже имела право уехать домой. Но я не спешила. Мама непременно устроит допрос. Придется объяснять, потом выслушивать нравоучение. Она так долго отказывала себе в этом удовольствии. И я тянула время – накинув на серое платье красный палантин, отправилась прогуляться.
Первого сентября над Москвой разгоняли тучи, следствием чего был трехдневный непрекращающийся дождь. Сегодня уже выглянуло солнце, но грязь в поселке была страшная, лужи как озера. Я медленно обходила их – мне некуда торопиться.
За полгода жизни в поселке (как незаметно пролетело время!) я привыкла двигаться по одному маршруту. Идти и не думать.
Сегодня Алла целый час рассказывала про новую систему переподготовки преподавателей иностранного языка. Вряд ли Давликанов даст деньги. Хотя долги по оплате я погасила. Можно попробовать. Да, еще, чуть не забыла. Что-то не нравится мне эта женщина с кухни. Ее привел Дмитрий Иванович, я доверяла ей, а потом эта жуткая история с ветчиной…
– Стоп! – сказала я себе. – Чтобы "полноценно работать, нужно нормально отдыхать. Отвлечься.
Но отвлечься оказалось не так-то просто…
Ноги сами принесли меня на опушку леса, к моему заветному замку. Траву у ворот скосили. Может, на него нашлись покупатели? Я даже обрадовалась. Хорошо бы. Что же он стоит открытый всем ветрам? Дом без хозяина…
Я присмотрелась. За витражным окном горел свет. Интересно, кому приглянулся мой замок? Кто будет сидеть у камина долгими зимними вечерами? Я почему-то была уверена, что в доме есть камин. Должен быть. Это же европейский стиль – готика.
Ну вот, проведала старого друга, пора назад. Домой. Дети ждут, соскучились за неделю, сейчас приду, выпью чая и поеду.
Неожиданно полянка осветилась фарами. К воротам замка медленно подъезжал роскошный автомобиль. Мне почему-то стало страшно…
Почему-то!.. Лес, кругом ни души. Мало ли кто может оказаться в машине… Да и вообще, скажет, мол, что она здесь делает… Воровка? Наводчица?
Я быстро зашагала по дороге. Если бы быстро! Каблуки, узкое платье… Лимузин остановился у ворот, хлопнула дверца… я уловила поодаль шаги… потом они стали стремительно приближаться. Я семенила между лужами, ругая себя последними словами. Ну когда ты, идиотка, поумнеешь? Замок? Дом без хозяина? Понятно, кому такой дом по карману. Бандитам!
– Марина! – раздалось за спиной. А вот и один из них!
Думает, я сумасшедшая. Побегу к нему! Может, это какие-то враги Давликанова… Эх, связалась на свою голову!
– Марина, подожди. Нашел дуру!
Поддерживая подол платья, я стремительно рванула вперед и с разбега шлепнулась в грязь! Все, теперь деваться некуда!
В следующее мгновение мне на плечо опустилась чья-то рука.
– Ты что, не хочешь меня видеть? – поинтересовался голос с южным акцентом.
Бандит, так и есть, и причем явно ненормальный! С чего бы мне хотеть его видеть?! Истерически рассмеявшись, я подняла голову.
Около меня на корточках сидел Давид. Нет, это было последнее потрясение. Мои бедные нервы не выдержали. Минуту я тупо смотрела на Давида, а потом разрыдалась.
Глава 30
– Марина, ну что ты… – С большим опозданием он сообразил, что меня надо вытащить из этой полузасохшей лужи.
Я не сопротивлялась, но и не прилагала никаких усилий подняться, только рыдала, самозабвенно, в полный голос. Ни слова не говоря, он довел меня до замка и начал отпирать ворота.
Мне вдруг стало не до рыданий.
– Куда это мы идем?
– Куда идем? Домой.
Это, наверное, какие-то галлюцинации. От нервов. Я или не расслышала, или не поняла.
– Вот сейчас придем домой, ты умоешься, и поговорим спокойно, – продолжал он с интонациями детсадовского воспитателя.
Замок встретил запахом затхлой сырости, заброшенного, нежилого помещения. Мы вошли в темный холл, половину которого занимала лестница.
– Нам сюда. – Давид ловко довел меня в темноте до ванной. – Умойся, приведи себя в порядок. – Он деликатно собрался выйти, но я опустилась на край ванны и опять начала рыдать.
– Марина, ну пожалуйста, прошу тебя! Ты испугалась? Я не подумал об этом…
Он снял с меня испачканный палантин, осторожно обнял, прижал к себе, но я была не в силах остановиться – слезы текли по его свитеру. Я ощущала запах намокшей шерсти и еще какие-то давно знакомые, родные запахи, и мне и вправду казалось, что после долгих бессмысленных скитаний я наконец вернулась домой. Подавив всхлип, я сказала об этом Давиду.
– Все правильно. Ты действительно пришла к себе домой.
– Ничего не понимаю…
– Марина… Я не хотел бы говорить в такой обстановке. Умойся, пойдем ужинать – поговорим.
Он вышел из ванной, а я принялась разглядывать себя в зеркале. Такой он меня еще не видел! Да и сама я, пожалуй, тоже. Мешанина из туши, теней и румян разлита по лицу грязными потоками. Я беспомощно огляделась по сторонам: ни крема, ни пенки…
Придется оттирать лицо водой и руками… Грязь постепенно смылась, зато на месте бурых разводов появились красные пятна. Глаза тоже красные, как у кролика, нос распух…
К счастью, Давид ждал меня в полутемном каминном зале. Верхний свет в нем вообще не был предусмотрен – только неяркие настенные светильники да пламя камина. Из мебели – массивный обеденный стол и стулья с высокими спинками.
Когда я вошла, Давид поднялся и отодвинул мой стул.
– Садись, будем ужинать. Попробуй мясо. Сам готовил.
– Ты умеешь готовить?
– Попробуй и реши.
Я неожиданно ощутила зверский голод. Даже не обедала сегодня – только кофе с Аллой попили. И как день ясно, что мясо очень вкусное!
– Да, ты умеешь готовить! А почему ты всегда это скрывал?
– Ты же не спрашивала…
Господи, ну о чем мы говорим! Разве такой должна быть наша встреча?! Хотя… я никак не представляла ее себе. В лучшем случае, я думала, что после смерти встретятся наши души…
– Давид! – Я задыхалась от невыносимости чувства. – Я прошу тебя: объясни!
– В понедельник я купил этот дом.
– Ты?
– Да, я.
– А зачем?
– Ну, мне уже пора иметь свой дом…
– Но почему ты купил дом именно здесь? – спросила я и мысленно добавила: а не в Стокгольме.
– Потому что ты здесь работаешь. Ходить на работу пешком – большое удобство.
– Но… как ты узнал, что я здесь работаю?
– Это было несложно. У нас ведь масса общих знакомых: Денис, Вятская, Давликанов. Наконец, я видел тебя в новостях первого сентября.
Я опять ощутила подступающие к горлу рыдания. Но это уже перебор – не поговорим нормально!
– Знаешь, – начала я, справившись с собой, – этот дом был моим талисманом. Когда я только приехала сюда, пошла посмотреть, что за место, и сразу его приметила. И потом всегда приходила сюда, я чуть ли не разговаривала с ним, как с живым… – Слезы предательски потекли по щекам при воспоминании об этих одиноких прогулках. – Давид! Почему ты так долго не появлялся?! Я измучилась! Я чуть с ума не сошла…
– Но я не хотел больше выглядеть… как в ту жуткую Рождественскую ночь! Я должен был предложить тебе все сразу: руку, сердце, дом. Для этого требовалось время…
– Ты… ездил в Стокгольм разводиться?
– Да. Кстати, оказалась довольно сложная процедура. Несколько месяцев заняла.
– А твой клан… спокойно перенес ваш развод? Он усмехнулся:
– Спокойно.
…Потом мама Давида, Нина Иосифовна, рассказала мне историю его развода с Евой.
В Стокгольм он прилетел на второй день Рождества. Обычно в его отсутствие Ева жила за городом у родителей, но ради мужа переселялась в дом свекрови. На этот раз она не приехала. Объяснила просто: готовлюсь к экзаменам.
«Поезжай к ней, сынок, – сказала мать. – Она еще молодая, не понимает… А может быть, правда, занята очень…» – Знаете, Мариночка, – Нина Иосифовна отвлеклась от главного сюжета и впала в лирику, – как мне было жалко его! Один, скитается по свету. И ведь все при нем! А жену нормальную найти не может. Я так переживала. И почему-то всегда чувствовала: ничего у них с этой Евой не выйдет.
Ну и вот, говорю ему: поезжай. А он: после Нового года. Я удивилась. Он объяснил: нам нужно поговорить о разводе. Я не знаю, что сказать: и так плохо, и так, потом спросила: ты уже решил окончательно?
И тут он мне говорит: в Москве есть женщина. Такая и такая! Я его отрезвила: таких не бывает! Он засмеялся: сама увидишь. И знаете, я смотрю на вас и думаю: прав мой сын!
– …Спокойно, – усмехнулся Давид, – клан перенес развод спокойно. Теперь все хотят увидеть тебя.
– Правда?
– Да, но раньше декабря поехать в Стокгольм не получится. В Москве слишком много дел накопилось. Вот хотя бы и с домом. В нем восемь лет никто не жил. Ремонт нужен, мебель.
– У меня есть прекрасные специалисты: проектировщики, дизайнеры.
– Давликановские?
Внезапно я прозреваю. Ему не может нравиться моя новая работа. По статусу его жена не должна работать вообще.
Спрашиваю робко:
– Давид, ты не доволен? Не хочешь, чтобы я работала?
– Доволен – не доволен… Я же понимаю, что эта работа для тебя! Детище твое! Не бойся, жертв не потребую.
У меня с души падает камень.
…Он с самого начала все про меня знал. Как он тогда угадал с шубой! Как умел ладить с детьми! А дом! Из всех коттеджей Подмосковья выбрать именно этот! Непостижимо!
Наконец-то я чувствую себя просто счастливой, счастливой и спокойной. Давно со мной этого не было.
Давид надолго исчез в недрах дома, потом вернулся с бутылкой ликера и моими любимыми пирожными.
– Где ты это взял? – Я смеюсь.
– На кухне. Она в другом крыле. Тут, видишь, все так запутано, да еще с электричеством проблемы.
Я вспомнила, что видела свет в окне второго этажа.
– Наверно, выключить забыл. Я ведь целый день готовился к твоему приходу.
– Расскажи – как.
– С утра тут были уборщицы. Я решил подготовить две комнаты: этот зал и спальню, ну и кухню с ванной.
– А спальня на втором этаже, с витражным окном?
– Да. Я думал, тебе такое понравится.
– Ты угадал… как всегда! А еще что ты делал?
– Нашел тут кое-какую мебель. Бывший хозяин был оригинал, любитель антиквариата… Вот этот стол, стулья, в спальне железная кровать с шишечками. Помнишь, такие были раньше?
– Да, смутно. Видела у кого-то на даче. Зато теперь они по тысяче долларов в элитных магазинах. А антикварные, наверно, дороже на порядок.
– Ну вот, устраивал нашу спальню, потом ездил за ликером и пирожными. В твою заветную кондитерскую на Садовой. Мясо готовил…
Денис сказал, ты работаешь до десяти. Я приехал в вашу школу в половине десятого…
– И тебя не пустили… Там новая охрана – звери!
– Совсем не звери! Очень сообразительные ребята. Спросили: «Кто вам нужен?» Я сказал: «Директор». – «Зачем?» И ты знаешь, я растерялся. Потом говорю: «Я ее муж». А они мне: «У нее муж другой!»
– Додик! – От ужаса я даже вскочила. – Действительно, объявился мой муж, Костя. Но это так неинтересно! Я поэтому тебе ничего не сказала…
Пришлось разворачиваться и ехать обратно, – проигнорировал он мою реплику. – Подъезжаю к дому – ты стоишь у ворот… Это подтверждает неизбежность нашей встречи. Ну, довольна? Теперь пошли спать.
Я встаю из-за стола, и Давид подхватывает меня на руки. Целует уже не так, как в ванной, – робко, по-детски.
– Ты помнишь, как мы расстались с тобой в то злосчастное утро?
– О, еще бы!.. Ты сказал: «Я хочу тебя» – и уехал. – Смеясь, я обнимаю его.
– Ну что ж, я по-прежнему хочу тебя. И будем считать, что этих месяцев просто не было.
Я не сопротивлялась, но и не прилагала никаких усилий подняться, только рыдала, самозабвенно, в полный голос. Ни слова не говоря, он довел меня до замка и начал отпирать ворота.
Мне вдруг стало не до рыданий.
– Куда это мы идем?
– Куда идем? Домой.
Это, наверное, какие-то галлюцинации. От нервов. Я или не расслышала, или не поняла.
– Вот сейчас придем домой, ты умоешься, и поговорим спокойно, – продолжал он с интонациями детсадовского воспитателя.
Замок встретил запахом затхлой сырости, заброшенного, нежилого помещения. Мы вошли в темный холл, половину которого занимала лестница.
– Нам сюда. – Давид ловко довел меня в темноте до ванной. – Умойся, приведи себя в порядок. – Он деликатно собрался выйти, но я опустилась на край ванны и опять начала рыдать.
– Марина, ну пожалуйста, прошу тебя! Ты испугалась? Я не подумал об этом…
Он снял с меня испачканный палантин, осторожно обнял, прижал к себе, но я была не в силах остановиться – слезы текли по его свитеру. Я ощущала запах намокшей шерсти и еще какие-то давно знакомые, родные запахи, и мне и вправду казалось, что после долгих бессмысленных скитаний я наконец вернулась домой. Подавив всхлип, я сказала об этом Давиду.
– Все правильно. Ты действительно пришла к себе домой.
– Ничего не понимаю…
– Марина… Я не хотел бы говорить в такой обстановке. Умойся, пойдем ужинать – поговорим.
Он вышел из ванной, а я принялась разглядывать себя в зеркале. Такой он меня еще не видел! Да и сама я, пожалуй, тоже. Мешанина из туши, теней и румян разлита по лицу грязными потоками. Я беспомощно огляделась по сторонам: ни крема, ни пенки…
Придется оттирать лицо водой и руками… Грязь постепенно смылась, зато на месте бурых разводов появились красные пятна. Глаза тоже красные, как у кролика, нос распух…
К счастью, Давид ждал меня в полутемном каминном зале. Верхний свет в нем вообще не был предусмотрен – только неяркие настенные светильники да пламя камина. Из мебели – массивный обеденный стол и стулья с высокими спинками.
Когда я вошла, Давид поднялся и отодвинул мой стул.
– Садись, будем ужинать. Попробуй мясо. Сам готовил.
– Ты умеешь готовить?
– Попробуй и реши.
Я неожиданно ощутила зверский голод. Даже не обедала сегодня – только кофе с Аллой попили. И как день ясно, что мясо очень вкусное!
– Да, ты умеешь готовить! А почему ты всегда это скрывал?
– Ты же не спрашивала…
Господи, ну о чем мы говорим! Разве такой должна быть наша встреча?! Хотя… я никак не представляла ее себе. В лучшем случае, я думала, что после смерти встретятся наши души…
– Давид! – Я задыхалась от невыносимости чувства. – Я прошу тебя: объясни!
– В понедельник я купил этот дом.
– Ты?
– Да, я.
– А зачем?
– Ну, мне уже пора иметь свой дом…
– Но почему ты купил дом именно здесь? – спросила я и мысленно добавила: а не в Стокгольме.
– Потому что ты здесь работаешь. Ходить на работу пешком – большое удобство.
– Но… как ты узнал, что я здесь работаю?
– Это было несложно. У нас ведь масса общих знакомых: Денис, Вятская, Давликанов. Наконец, я видел тебя в новостях первого сентября.
Я опять ощутила подступающие к горлу рыдания. Но это уже перебор – не поговорим нормально!
– Знаешь, – начала я, справившись с собой, – этот дом был моим талисманом. Когда я только приехала сюда, пошла посмотреть, что за место, и сразу его приметила. И потом всегда приходила сюда, я чуть ли не разговаривала с ним, как с живым… – Слезы предательски потекли по щекам при воспоминании об этих одиноких прогулках. – Давид! Почему ты так долго не появлялся?! Я измучилась! Я чуть с ума не сошла…
– Но я не хотел больше выглядеть… как в ту жуткую Рождественскую ночь! Я должен был предложить тебе все сразу: руку, сердце, дом. Для этого требовалось время…
– Ты… ездил в Стокгольм разводиться?
– Да. Кстати, оказалась довольно сложная процедура. Несколько месяцев заняла.
– А твой клан… спокойно перенес ваш развод? Он усмехнулся:
– Спокойно.
…Потом мама Давида, Нина Иосифовна, рассказала мне историю его развода с Евой.
В Стокгольм он прилетел на второй день Рождества. Обычно в его отсутствие Ева жила за городом у родителей, но ради мужа переселялась в дом свекрови. На этот раз она не приехала. Объяснила просто: готовлюсь к экзаменам.
«Поезжай к ней, сынок, – сказала мать. – Она еще молодая, не понимает… А может быть, правда, занята очень…» – Знаете, Мариночка, – Нина Иосифовна отвлеклась от главного сюжета и впала в лирику, – как мне было жалко его! Один, скитается по свету. И ведь все при нем! А жену нормальную найти не может. Я так переживала. И почему-то всегда чувствовала: ничего у них с этой Евой не выйдет.
Ну и вот, говорю ему: поезжай. А он: после Нового года. Я удивилась. Он объяснил: нам нужно поговорить о разводе. Я не знаю, что сказать: и так плохо, и так, потом спросила: ты уже решил окончательно?
И тут он мне говорит: в Москве есть женщина. Такая и такая! Я его отрезвила: таких не бывает! Он засмеялся: сама увидишь. И знаете, я смотрю на вас и думаю: прав мой сын!
– …Спокойно, – усмехнулся Давид, – клан перенес развод спокойно. Теперь все хотят увидеть тебя.
– Правда?
– Да, но раньше декабря поехать в Стокгольм не получится. В Москве слишком много дел накопилось. Вот хотя бы и с домом. В нем восемь лет никто не жил. Ремонт нужен, мебель.
– У меня есть прекрасные специалисты: проектировщики, дизайнеры.
– Давликановские?
Внезапно я прозреваю. Ему не может нравиться моя новая работа. По статусу его жена не должна работать вообще.
Спрашиваю робко:
– Давид, ты не доволен? Не хочешь, чтобы я работала?
– Доволен – не доволен… Я же понимаю, что эта работа для тебя! Детище твое! Не бойся, жертв не потребую.
У меня с души падает камень.
…Он с самого начала все про меня знал. Как он тогда угадал с шубой! Как умел ладить с детьми! А дом! Из всех коттеджей Подмосковья выбрать именно этот! Непостижимо!
Наконец-то я чувствую себя просто счастливой, счастливой и спокойной. Давно со мной этого не было.
Давид надолго исчез в недрах дома, потом вернулся с бутылкой ликера и моими любимыми пирожными.
– Где ты это взял? – Я смеюсь.
– На кухне. Она в другом крыле. Тут, видишь, все так запутано, да еще с электричеством проблемы.
Я вспомнила, что видела свет в окне второго этажа.
– Наверно, выключить забыл. Я ведь целый день готовился к твоему приходу.
– Расскажи – как.
– С утра тут были уборщицы. Я решил подготовить две комнаты: этот зал и спальню, ну и кухню с ванной.
– А спальня на втором этаже, с витражным окном?
– Да. Я думал, тебе такое понравится.
– Ты угадал… как всегда! А еще что ты делал?
– Нашел тут кое-какую мебель. Бывший хозяин был оригинал, любитель антиквариата… Вот этот стол, стулья, в спальне железная кровать с шишечками. Помнишь, такие были раньше?
– Да, смутно. Видела у кого-то на даче. Зато теперь они по тысяче долларов в элитных магазинах. А антикварные, наверно, дороже на порядок.
– Ну вот, устраивал нашу спальню, потом ездил за ликером и пирожными. В твою заветную кондитерскую на Садовой. Мясо готовил…
Денис сказал, ты работаешь до десяти. Я приехал в вашу школу в половине десятого…
– И тебя не пустили… Там новая охрана – звери!
– Совсем не звери! Очень сообразительные ребята. Спросили: «Кто вам нужен?» Я сказал: «Директор». – «Зачем?» И ты знаешь, я растерялся. Потом говорю: «Я ее муж». А они мне: «У нее муж другой!»
– Додик! – От ужаса я даже вскочила. – Действительно, объявился мой муж, Костя. Но это так неинтересно! Я поэтому тебе ничего не сказала…
Пришлось разворачиваться и ехать обратно, – проигнорировал он мою реплику. – Подъезжаю к дому – ты стоишь у ворот… Это подтверждает неизбежность нашей встречи. Ну, довольна? Теперь пошли спать.
Я встаю из-за стола, и Давид подхватывает меня на руки. Целует уже не так, как в ванной, – робко, по-детски.
– Ты помнишь, как мы расстались с тобой в то злосчастное утро?
– О, еще бы!.. Ты сказал: «Я хочу тебя» – и уехал. – Смеясь, я обнимаю его.
– Ну что ж, я по-прежнему хочу тебя. И будем считать, что этих месяцев просто не было.