– Нет, я больше люблю сказки.
– Сказки для маленьких.
– Почему, есть сказки для взрослых. И вообще, в сказках много мудрости: каждый видит то, что в состоянии увидеть.
Я говорила с сыном как с равным и чувствовала, что ему это нравится.
– Мам, а куда мы на каникулы поедем?
– Не знаю, а что?
– Денис сказал, в Турцию.
– Интересно, на какие деньги?
– Денька сказал: на деньги Давида. Он ведь новый русский.
Мне стало неприятно, но и смешно.
– Илья, а ты видел Давида?
– Конечно.
– Ну, какой он русский?! – Мы засмеялись.
– Мам, не уходи.
– Я посижу, а ты спи. – И я устроилась за компьютером сочинять статью.
Для начала хорошо написать о значении чувства успеха в жизни людей вообще. Об опыте успеха, о его приобретении на уроках. В качестве примера можно привести мою собственную жизнь. В школе я, как ни старалась, выше четверки не получала, потому что не верила, что получу. Закончила музыкальную школу, занималась вокалом, меня хвалили, говорили о способностях, но где мне., лучше что-нибудь поскромнее. В девятнадцать лет в меня влюбился заурядный мальчик Костя. Ни плохой, ни хороший – обыкновенный. Я с радостью, почти с благодарностью, поспешила замуж – кому я еще нужна?
Теперь появился Дод. Мама и Иза считают, что здесь замешана корысть: не только я сама, но и мои близкие не верят в меня. Я выключила компьютер – предаваться этаким мыслям можно и без него. Дети спали. Не раздеваясь, я свернулась на диване и стала слушать тишину. И вот в этой тишине зазвонил домофон.
Глава 8
Глава 9
Глава 10
– Сказки для маленьких.
– Почему, есть сказки для взрослых. И вообще, в сказках много мудрости: каждый видит то, что в состоянии увидеть.
Я говорила с сыном как с равным и чувствовала, что ему это нравится.
– Мам, а куда мы на каникулы поедем?
– Не знаю, а что?
– Денис сказал, в Турцию.
– Интересно, на какие деньги?
– Денька сказал: на деньги Давида. Он ведь новый русский.
Мне стало неприятно, но и смешно.
– Илья, а ты видел Давида?
– Конечно.
– Ну, какой он русский?! – Мы засмеялись.
– Мам, не уходи.
– Я посижу, а ты спи. – И я устроилась за компьютером сочинять статью.
Для начала хорошо написать о значении чувства успеха в жизни людей вообще. Об опыте успеха, о его приобретении на уроках. В качестве примера можно привести мою собственную жизнь. В школе я, как ни старалась, выше четверки не получала, потому что не верила, что получу. Закончила музыкальную школу, занималась вокалом, меня хвалили, говорили о способностях, но где мне., лучше что-нибудь поскромнее. В девятнадцать лет в меня влюбился заурядный мальчик Костя. Ни плохой, ни хороший – обыкновенный. Я с радостью, почти с благодарностью, поспешила замуж – кому я еще нужна?
Теперь появился Дод. Мама и Иза считают, что здесь замешана корысть: не только я сама, но и мои близкие не верят в меня. Я выключила компьютер – предаваться этаким мыслям можно и без него. Дети спали. Не раздеваясь, я свернулась на диване и стала слушать тишину. И вот в этой тишине зазвонил домофон.
Глава 8
– Давид! – Я стояла у лифта и зачарованно смотрела на Амиранашвили. – Ты всегда появляешься так неожиданно!
– Я приехал днем, но были дела. – Он удивленно взглянул на меня: – А почему мы разговариваем на лестнице?
– Не знаю.
Дод решительно распахнул дверь – я, преодолев оцепенение, шмыгнула в прихожую.
– Что с тобой? – Он осторожно обнял меня. – Что случилось?
– Случилось, Давид, случилось нечто ужасное, – так хорошо, прижимаясь к нему, болтать всякие глупости! – Ты приехал, а я тебя совершенно не ждала, и у меня ничего нет на ужин, ты рассердишься и будешь топать ногами. Потому что, я знаю не понаслышке, ты очень требовательный хозяин. И пожалуйста, говори тише: дети уже спят.
Пока он мыл руки, я судорожно соображала, чем, правда, его накормить. Заварила чай, достала принесенные Изой пирожные.
– У тебя были гости? – Давид поднял за горлышко Изин ликер, посмотрел этикетку.
– Иза приходила: у меня сегодня был открытый урок, и мы немножко отметили.
– Что за Иза?
– Иза? Господи! Это моя соседка и ближайшая подруга. Мы с тобой друг друга совсем не знаем… А Иза, между прочим, знакомая Булыжной. – Я нервно рассмеялась. – Давид, мне тебя правда нечем кормить!
– Я ужинал, Марина. Но с удовольствием выпью чая. Сядь, мне нужно поговорить с тобой… Понимаешь, нам неудобно будет жить вместе в этой квартире: она слишком маленькая.
– А ты что, собрался здесь жить? – не смогла скрыть удивления я.
Мы не дети, Марина. У меня нет времени на прогулки при луне. Вечером я хочу возвращаться домой, нормально ужинать, ну, ты понимаешь. Поэтому я сниму другую квартиру, больше, ближе к моему офису. Завтра утром поедем смотреть – агентство подобрало несколько вариантов.
Значит, на размышление у меня ночь.
– Давид, я здесь работаю, а мальчики ходят в школу. Как они будут добираться?
– На машине.
– Ну хорошо, утром на машине, а после уроков? Заканчиваем-то в разное время!
– Найму шофера, будет вас возить. У тебя есть права?
– Да нет… Вообще, знаешь, я никогда не переезжала. А ты?
– Я постоянно. – Он снова не захотел рассказывать о себе. – Ты в чем-то сомневаешься, Марина?
– Нет. И я рада, что у нас будет дом. Но одно мое условие – я не брошу работать.
– Конечно. Делай как хочешь. Но почему?
– О, причин много!
– Ну, хотя бы некоторые? Ты хочешь быть независимой?
– Нет, Давид. Независимость – хорошая вещь, но с тобой она не проходит. Просто мне нравится моя работа. К тому же я не только преподаю, а еще пишу статьи для методического журнала…
– А как у тебя прошло сегодня?
– Прекрасно. И детям очень понравилось, и взрослым. Даже нашей директрисе.
– У тебя что, конфликт с ней?
– Есть немножко.
– Посмотри, что я купил тебе в Стокгольме.
Давид встал из-за стола и вернулся с небольшим пакетом. В нем оказалось вечернее бледно-зеленого шелка платье.
– Думал, приеду, вечером сходим в ресторан. А пришлось сразу на работу. Хочешь, завтра где-нибудь поужинаем?
– Завтра будет день. – Я зевнула. – И спасибо тебе за платье.
У меня есть одно счастливое свойство: даже после бессонной ночи я могу встать в нужный час без всякого будильника. В половине восьмого Давид спал, зарывшись в подушку, я поднялась, бесшумно извлекла из шкафа джинсы, свитер и отправилась в магазин. Если нет времени на прогулки при луне, будем общаться за семейным завтраком.
Обдумывая меню, я бежала по пустынным субботним улицам, прикрывала ладонями лицо, спасаясь от колючих порывов ветра. На обратном пути ветер дул в спину и надувал куртку – казалось, я иду под парусом, как корабль. В пакете лежали сыр, буженина, стейки кефали (я заметила, что Давид любит рыбу). На десерт манго, мандарины, грейпфруты.
У подъезда мы столкнулись с Изой.
– Откуда ты? – изумилась она.
На Изе было черное кожаное пальто, серебристый с чернью шарф повязан так, чтобы скрыть красивую каштановую челку. Лицо бледное, без косметики.
– Из магазина. А ты?
– Я в церковь иду. Мы же вчера договаривались, я за тобой заходила.
– И что? – насторожилась я.
– Все спят. – Я видела, что Иза расстроена и мысли ее далеко.
– А что ты вдруг решила в церковь пойти?
– Ой, да не знаю, что делать. Сергей-то – помнишь я говорила про дом? – уперся и ни в какую. В прошлые выходные уже участки смотреть ездили. Один ему понравился. Но, по-моему, какой-то кошмар: узкий, длинный, одним концом упирается в шоссе и стоит целое состояние. Дом развалюшка, надо новый строить.
– А Катя с вами ездила? – спросила я.
– Кате не до нас, у нее роман с каким-то… Дома ночует через день. – Иза махнула рукой. – Куда идти-то, господи?! Только в церковь!
– Не огорчайся, Иза, может, он еще передумает.
– Не передумает, он упрямый. Ладно. – И она быстро зашагала по переулку.
Давид на кухне просматривал бумаги.
– К тебе кто-то приходил, – сообщил он.
– Иза, соседка. – Я торопливо выкладывала покупки.
– Она у тебя круглосуточно сидит?
– А ты не доволен?
– Просто спросил.
– Вообще она часто заходила… Но мы все равно отсюда уезжаем. Да и они, может, скоро переедут. – Я обмакнула стейк в жидкое тесто – кляр. – Ее муж собирается строить коттедж.
– Серьезные планы.
– Мама, с кем ты говоришь? – На кухне появился заспанный Денис. – О, Давид Михайлович! – Они поздоровались за руку. – Классно!
– Займись, пожалуйста, фруктами. Ты вроде умеешь, – попросила я сына не очень уверенно.
Денис чистил фрукты, Дод взялся сварить кофе, я разложила стейки на овальном блюде, приготовила тосты. Завтрак вышел красивым и вкусным. Сыновья обрадовались Давиду, тем более что каждый получил от него по шуршащему пакету.
– Мам, а тебе ничего не подарили? – наивно поинтересовался Илюшка.
– Не лезь, – оборвал старший брат. Кофе был непривычно крепким, но все равно я чувствовала, что засыпаю. Ночь после разлуки, пробежка по апрельскому утреннему холоду, вкусная горячая еда… Теперь хотелось положить голову на плечо Давиду и закрыть глаза. Вместо этого пришлось ехать смотреть квартиры. Сразу после завтрака позвонил риелтор, и Давид продиктовал мне несколько адресов: Большие Каменщики, Воронцовская, Земляной Вал – значит, жить мы будем в районе Таганки.
У подъезда дома, не дотягивающего до определения «сталинский», ждала девушка-риелтор – юное светловолосое создание.
– Лена, – невыразительно представилась она.
Дод промолчал, и мне стало неловко. Подъезд удивлял контрастами: просторный холл и узкие лестничные марши, низкие дверные проемы.
– Интересно, какой это год? – вполголоса спросила я. Мы стояли у лифта.
– Пятьдесят восьмой, – сразу ответил Давид. – Мы в таком в Тбилиси жили.
Мне очень хотелось узнать еще что-нибудь про Тбилиси, но мешало присутствие Лены.
Квартира находилась на шестом этаже. Возле двери, обитой дешевым малиновым дерматином, стояла хозяйка. У нее были волосы цвета спелой пшеницы и морковные губы. Я дала ей шестьдесят, а то и шестьдесят пять, причем возраст был заметен, но сказать о ней пожилая, а тем более старая, было невозможно. Просто женщина. Дод неодобрительно рассматривал входную дверь, а квартирная хозяйка завладела мной.
– Посмотрите, какой вид открывается из окна. – Она решительно повела меня через прихожую в просторную комнату, распахнула балконную дверь. С улицы потянуло болотной сыростью – почти под балконом протекала Москва-река. Окна квартиры смотрели на розовый офисный центр, похожий на романский монастырь, построенный из конструктора Лего. Чуть поодаль серели крыши и трубы Замоскворечья.
– Вот, старая Москва! Кстати, я забыла представиться: Ольга Григорьевна!
Комната с балконом была, скорее всего, гостиной: тут и там стояли высокие глиняные вазы с сухими букетами, такие же травы были изображены на толстом шерстяном ковре. На черном кожаном диване и креслах разбросаны маленькие овечьей шерсти подушки. Посередине стояла плетеная качалка. Помимо балконной и белых двустворчатых в переднюю в комнате были еще три двери.
– Здесь спальня, – кивнула Ольга Григорьевна на дверь слева. – А это… просто жилые комнаты.
Жилые комнаты были похожи как братья-близнецы: стенка, письменный стол, два стула. В одной стоял небольшой диван, в другой – кресла с такой же синей велюровой обивкой.
– Они раскладываются, есть даже ящики для белья.
Кухню и столовую соединяли две арки. В невысокую был втиснут овальный обеденный стол, так что один человек сидел на кухне, остальные – в комнате; другая арка, высокая и узкая, служила для прохода. В углу столовой в кресле сидел Давид и разговаривал с риелторшей Леной.
– Здесь у нас итальянский гарнитур, – тоном музейного экскурсовода сообщила Ольга Григорьевна, указывая на тяжелую лакированную горку, заставленную неизбежным хрусталем.
– Посудомоечной машины нет? – поинтересовался из угла Дод.
– Это ваш муж? – спросила Ольга Григорьевна удивленно, видно забыв про него.
Я молчала.
– У нас трое детей. Большая семья, – буднично сообщил Дод. – Ну что, нет машины?
– Нет.
– Существенный недостаток.
– У нас стиральная машина, два телевизора, видео…– перечисляла Ольга Григорьевна.
– В них невозможно мыть посуду, – оборвал Давид.
Лена отвела Ольгу Григорьевну к окну и заговорила напряженным шепотом. Похоже, уговаривала уступить в цене.
– Посмотри санузел, – посоветовал Давид. – Интересно.
В центре просторного санузла возвышалась нежно-желтая ванна, напоминающая формой цветок лилии. На стене – мозаичное панно: над спелыми ярко-оранжевыми персиками резвятся голубые бабочки. Идиллическая картинка отражалась в зеркале на противоположной стене. Казалось, в ванной царит лето. Я присела на желтый плетеный стул в углу у душевой кабины.
Неужели я буду жить здесь с Давидом? Умываться среди бабочек, потом завтракать в итальянской столовой. Понемногу до меня начал доходить смысл перемен: фактически я вышла замуж. Впереди новая жизнь, новые радости и обязательства, а прошлые…
Я подумала об Изе. Как она там, пока я предвкушаю счастливое будущее? Сражается с мужем-эгоистом? Пытается докричаться до дочки? Я вытащила мобильный. Трубку у Изы долго не брали, в конце концов телефон отключился сам. Я с досадой поморщилась, и тут в ванную вошел Давид.
– Кому ты звонила?
– Изе.
– Марина! Брось эти свои привычки!..
– Какие привычки? Иза – моя подруга!
– Сегодня наш день… – Он обнял меня, и я почувствовала себя первобытной женщиной, дождавшейся своего мужчину. Какое это было значимое властное чувство! Я задохнулась.
– Что ты? – Давид взял в ладони мое лицо, стал медленно целовать глаза, губы, щеки, потом какими-то потайными путями повел меня через кухню и столовую в спальню.
Я беспорядочно скинула одежду и упала в вишневые атласные простыни, в его объятия, в первобытность своего женского инстинкта…
– Я приехал днем, но были дела. – Он удивленно взглянул на меня: – А почему мы разговариваем на лестнице?
– Не знаю.
Дод решительно распахнул дверь – я, преодолев оцепенение, шмыгнула в прихожую.
– Что с тобой? – Он осторожно обнял меня. – Что случилось?
– Случилось, Давид, случилось нечто ужасное, – так хорошо, прижимаясь к нему, болтать всякие глупости! – Ты приехал, а я тебя совершенно не ждала, и у меня ничего нет на ужин, ты рассердишься и будешь топать ногами. Потому что, я знаю не понаслышке, ты очень требовательный хозяин. И пожалуйста, говори тише: дети уже спят.
Пока он мыл руки, я судорожно соображала, чем, правда, его накормить. Заварила чай, достала принесенные Изой пирожные.
– У тебя были гости? – Давид поднял за горлышко Изин ликер, посмотрел этикетку.
– Иза приходила: у меня сегодня был открытый урок, и мы немножко отметили.
– Что за Иза?
– Иза? Господи! Это моя соседка и ближайшая подруга. Мы с тобой друг друга совсем не знаем… А Иза, между прочим, знакомая Булыжной. – Я нервно рассмеялась. – Давид, мне тебя правда нечем кормить!
– Я ужинал, Марина. Но с удовольствием выпью чая. Сядь, мне нужно поговорить с тобой… Понимаешь, нам неудобно будет жить вместе в этой квартире: она слишком маленькая.
– А ты что, собрался здесь жить? – не смогла скрыть удивления я.
Мы не дети, Марина. У меня нет времени на прогулки при луне. Вечером я хочу возвращаться домой, нормально ужинать, ну, ты понимаешь. Поэтому я сниму другую квартиру, больше, ближе к моему офису. Завтра утром поедем смотреть – агентство подобрало несколько вариантов.
Значит, на размышление у меня ночь.
– Давид, я здесь работаю, а мальчики ходят в школу. Как они будут добираться?
– На машине.
– Ну хорошо, утром на машине, а после уроков? Заканчиваем-то в разное время!
– Найму шофера, будет вас возить. У тебя есть права?
– Да нет… Вообще, знаешь, я никогда не переезжала. А ты?
– Я постоянно. – Он снова не захотел рассказывать о себе. – Ты в чем-то сомневаешься, Марина?
– Нет. И я рада, что у нас будет дом. Но одно мое условие – я не брошу работать.
– Конечно. Делай как хочешь. Но почему?
– О, причин много!
– Ну, хотя бы некоторые? Ты хочешь быть независимой?
– Нет, Давид. Независимость – хорошая вещь, но с тобой она не проходит. Просто мне нравится моя работа. К тому же я не только преподаю, а еще пишу статьи для методического журнала…
– А как у тебя прошло сегодня?
– Прекрасно. И детям очень понравилось, и взрослым. Даже нашей директрисе.
– У тебя что, конфликт с ней?
– Есть немножко.
– Посмотри, что я купил тебе в Стокгольме.
Давид встал из-за стола и вернулся с небольшим пакетом. В нем оказалось вечернее бледно-зеленого шелка платье.
– Думал, приеду, вечером сходим в ресторан. А пришлось сразу на работу. Хочешь, завтра где-нибудь поужинаем?
– Завтра будет день. – Я зевнула. – И спасибо тебе за платье.
У меня есть одно счастливое свойство: даже после бессонной ночи я могу встать в нужный час без всякого будильника. В половине восьмого Давид спал, зарывшись в подушку, я поднялась, бесшумно извлекла из шкафа джинсы, свитер и отправилась в магазин. Если нет времени на прогулки при луне, будем общаться за семейным завтраком.
Обдумывая меню, я бежала по пустынным субботним улицам, прикрывала ладонями лицо, спасаясь от колючих порывов ветра. На обратном пути ветер дул в спину и надувал куртку – казалось, я иду под парусом, как корабль. В пакете лежали сыр, буженина, стейки кефали (я заметила, что Давид любит рыбу). На десерт манго, мандарины, грейпфруты.
У подъезда мы столкнулись с Изой.
– Откуда ты? – изумилась она.
На Изе было черное кожаное пальто, серебристый с чернью шарф повязан так, чтобы скрыть красивую каштановую челку. Лицо бледное, без косметики.
– Из магазина. А ты?
– Я в церковь иду. Мы же вчера договаривались, я за тобой заходила.
– И что? – насторожилась я.
– Все спят. – Я видела, что Иза расстроена и мысли ее далеко.
– А что ты вдруг решила в церковь пойти?
– Ой, да не знаю, что делать. Сергей-то – помнишь я говорила про дом? – уперся и ни в какую. В прошлые выходные уже участки смотреть ездили. Один ему понравился. Но, по-моему, какой-то кошмар: узкий, длинный, одним концом упирается в шоссе и стоит целое состояние. Дом развалюшка, надо новый строить.
– А Катя с вами ездила? – спросила я.
– Кате не до нас, у нее роман с каким-то… Дома ночует через день. – Иза махнула рукой. – Куда идти-то, господи?! Только в церковь!
– Не огорчайся, Иза, может, он еще передумает.
– Не передумает, он упрямый. Ладно. – И она быстро зашагала по переулку.
Давид на кухне просматривал бумаги.
– К тебе кто-то приходил, – сообщил он.
– Иза, соседка. – Я торопливо выкладывала покупки.
– Она у тебя круглосуточно сидит?
– А ты не доволен?
– Просто спросил.
– Вообще она часто заходила… Но мы все равно отсюда уезжаем. Да и они, может, скоро переедут. – Я обмакнула стейк в жидкое тесто – кляр. – Ее муж собирается строить коттедж.
– Серьезные планы.
– Мама, с кем ты говоришь? – На кухне появился заспанный Денис. – О, Давид Михайлович! – Они поздоровались за руку. – Классно!
– Займись, пожалуйста, фруктами. Ты вроде умеешь, – попросила я сына не очень уверенно.
Денис чистил фрукты, Дод взялся сварить кофе, я разложила стейки на овальном блюде, приготовила тосты. Завтрак вышел красивым и вкусным. Сыновья обрадовались Давиду, тем более что каждый получил от него по шуршащему пакету.
– Мам, а тебе ничего не подарили? – наивно поинтересовался Илюшка.
– Не лезь, – оборвал старший брат. Кофе был непривычно крепким, но все равно я чувствовала, что засыпаю. Ночь после разлуки, пробежка по апрельскому утреннему холоду, вкусная горячая еда… Теперь хотелось положить голову на плечо Давиду и закрыть глаза. Вместо этого пришлось ехать смотреть квартиры. Сразу после завтрака позвонил риелтор, и Давид продиктовал мне несколько адресов: Большие Каменщики, Воронцовская, Земляной Вал – значит, жить мы будем в районе Таганки.
У подъезда дома, не дотягивающего до определения «сталинский», ждала девушка-риелтор – юное светловолосое создание.
– Лена, – невыразительно представилась она.
Дод промолчал, и мне стало неловко. Подъезд удивлял контрастами: просторный холл и узкие лестничные марши, низкие дверные проемы.
– Интересно, какой это год? – вполголоса спросила я. Мы стояли у лифта.
– Пятьдесят восьмой, – сразу ответил Давид. – Мы в таком в Тбилиси жили.
Мне очень хотелось узнать еще что-нибудь про Тбилиси, но мешало присутствие Лены.
Квартира находилась на шестом этаже. Возле двери, обитой дешевым малиновым дерматином, стояла хозяйка. У нее были волосы цвета спелой пшеницы и морковные губы. Я дала ей шестьдесят, а то и шестьдесят пять, причем возраст был заметен, но сказать о ней пожилая, а тем более старая, было невозможно. Просто женщина. Дод неодобрительно рассматривал входную дверь, а квартирная хозяйка завладела мной.
– Посмотрите, какой вид открывается из окна. – Она решительно повела меня через прихожую в просторную комнату, распахнула балконную дверь. С улицы потянуло болотной сыростью – почти под балконом протекала Москва-река. Окна квартиры смотрели на розовый офисный центр, похожий на романский монастырь, построенный из конструктора Лего. Чуть поодаль серели крыши и трубы Замоскворечья.
– Вот, старая Москва! Кстати, я забыла представиться: Ольга Григорьевна!
Комната с балконом была, скорее всего, гостиной: тут и там стояли высокие глиняные вазы с сухими букетами, такие же травы были изображены на толстом шерстяном ковре. На черном кожаном диване и креслах разбросаны маленькие овечьей шерсти подушки. Посередине стояла плетеная качалка. Помимо балконной и белых двустворчатых в переднюю в комнате были еще три двери.
– Здесь спальня, – кивнула Ольга Григорьевна на дверь слева. – А это… просто жилые комнаты.
Жилые комнаты были похожи как братья-близнецы: стенка, письменный стол, два стула. В одной стоял небольшой диван, в другой – кресла с такой же синей велюровой обивкой.
– Они раскладываются, есть даже ящики для белья.
Кухню и столовую соединяли две арки. В невысокую был втиснут овальный обеденный стол, так что один человек сидел на кухне, остальные – в комнате; другая арка, высокая и узкая, служила для прохода. В углу столовой в кресле сидел Давид и разговаривал с риелторшей Леной.
– Здесь у нас итальянский гарнитур, – тоном музейного экскурсовода сообщила Ольга Григорьевна, указывая на тяжелую лакированную горку, заставленную неизбежным хрусталем.
– Посудомоечной машины нет? – поинтересовался из угла Дод.
– Это ваш муж? – спросила Ольга Григорьевна удивленно, видно забыв про него.
Я молчала.
– У нас трое детей. Большая семья, – буднично сообщил Дод. – Ну что, нет машины?
– Нет.
– Существенный недостаток.
– У нас стиральная машина, два телевизора, видео…– перечисляла Ольга Григорьевна.
– В них невозможно мыть посуду, – оборвал Давид.
Лена отвела Ольгу Григорьевну к окну и заговорила напряженным шепотом. Похоже, уговаривала уступить в цене.
– Посмотри санузел, – посоветовал Давид. – Интересно.
В центре просторного санузла возвышалась нежно-желтая ванна, напоминающая формой цветок лилии. На стене – мозаичное панно: над спелыми ярко-оранжевыми персиками резвятся голубые бабочки. Идиллическая картинка отражалась в зеркале на противоположной стене. Казалось, в ванной царит лето. Я присела на желтый плетеный стул в углу у душевой кабины.
Неужели я буду жить здесь с Давидом? Умываться среди бабочек, потом завтракать в итальянской столовой. Понемногу до меня начал доходить смысл перемен: фактически я вышла замуж. Впереди новая жизнь, новые радости и обязательства, а прошлые…
Я подумала об Изе. Как она там, пока я предвкушаю счастливое будущее? Сражается с мужем-эгоистом? Пытается докричаться до дочки? Я вытащила мобильный. Трубку у Изы долго не брали, в конце концов телефон отключился сам. Я с досадой поморщилась, и тут в ванную вошел Давид.
– Кому ты звонила?
– Изе.
– Марина! Брось эти свои привычки!..
– Какие привычки? Иза – моя подруга!
– Сегодня наш день… – Он обнял меня, и я почувствовала себя первобытной женщиной, дождавшейся своего мужчину. Какое это было значимое властное чувство! Я задохнулась.
– Что ты? – Давид взял в ладони мое лицо, стал медленно целовать глаза, губы, щеки, потом какими-то потайными путями повел меня через кухню и столовую в спальню.
Я беспорядочно скинула одежду и упала в вишневые атласные простыни, в его объятия, в первобытность своего женского инстинкта…
Глава 9
Я медленно открыла глаза, увидела алые бархатные шторы, бронзовую люстру с хрустальными подвесками, рассмеялась:
– Дворцовое великолепие! Странная эта Ольга Григорьевна… И квартира у нее– просто лабиринт!
– Да нет, тут, в общем, все понятно. Хочешь посмотреть?
Квартира находилась в торце дома, и комнаты располагались неправильным каре: гостиная выходила на набережную, маленькая комната – в темный проулок, а все остальные – на мощеный двор монастыря с тяжелым пятиглавым собором посередине. На монастырских клумбах островками серел снег. С высокого крыльца собора медленно, крестясь и кланяясь, спускалась женщина в черном. Я подумала: если бы сейчас стала просить Бога, то только об одном. Чтобы ничего в моей жизни не изменилось.
Давид сидел в том же кресле, что и утром, читал. Я тихо подошла, присела на подлокотник. Он отложил книгу, посадил меня на колени, поцеловал в шею. Я положила голову ему на плечо и закрыла глаза, как мечтала сегодня за завтраком…
Проснулась я от того, что Давид говорил мне в ухо:
– Через полчаса… ну минут через сорок…
Оказалось, он разговаривает по телефону.
– К нам едет Сомов с Аней, – сообщил он, отключившись. – А тебе кто-то непрерывно звонит на сотовый.
Звонили конечно же дети – больше никому я не давала свой номер. Бедные… я про них и думать забыла.
К телефону подошел Денис, сурово поинтересовался:
– Ну что, все гуляешь? А Илюшка есть просит!
– Там же оставалось… – виновато пролепетала я.
– Ладно, мам, шутка. – Голос сына потеплел. – Все тип-топ. Илюшка погулял, смолотил все пирожные, я рыбки поел.
– А Олег?
– В футбол играет с ребятами. Бабушка звонила, я сказал, ты вечером будешь.
– Вот что, Денис. – Я собралась с духом. – Давид снял большую квартиру, мы теперь будем жить в ней…
– Мы – это кто? – аккуратно уточнил мой взрослый сын.
– Мы все… Соберите вещи: учебники, тетради, одежду.
– А квартира где?
– На Таганке.
– Большая? Прикольно. А когда переезжаем?
– Завтра.
– А сегодня мы одни будем?
– Ну что ты… Я бабушке позвоню.
– Ой, начнется… Руки помой, сядь прямо, так нельзя себя вести… а потом еще про тебя: матери вы не нужны.
– Когда это она говорила?
– Говорила и не такое… Давай мы лучше без нее.
Все же пришлось звонить маме.
– Ты не могла бы приехать побыть с мальчиками?
– А что случилось, Марина? Как объяснишь, что случилось?
– Мы переезжаем.
– Квартиру продаешь? Тебя обведут вокруг пальца!
– Ну что ты. Зачем мне ее продавать?
– А что? Переселяешься к Давиду?! Дети не нужны стали?! Кто ж с ними будет?! Я?
– Дети, мама, будут со мной. Просто сейчас переезд, купить кое-что надо.
– Значит, ты вышла замуж?
Я не знала, иронизирует она или говорит серьезно. Но мои мысли неожиданно подтвердились. Я вышла замуж. Этап букетов и подарков прошел не успев начаться. Наступают семейные будни… В монастыре ударили в колокол. Примерно через минуту удар повторился. Потом звуки полились чаще, я различала стремительно ускоряющуюся мелодию. Хотелось вслушиваться, казалось, колокольный звон каким-то образом связан с будущим. Заглянуть в будущее невозможно, но можно молиться, просить. Я никогда ни о чем не просила – просто жила. Значит, новая жизнь – незаслуженное да и непрошеное счастье, которое неизвестно чем может закончиться. Но так жизнеутверждающе пели колокола – в плохое просто не верилось.
Давид подошел сзади, начал целовать шею, волосы, плечи, я запрокинула голову, подставила губы, но в эту минуту бухнула входная дверь, и до нас донесся Анькин смех:
– Хозяева…
Как ошпаренные мы выскочили в прихожую.
– Ребят, ну вы даете! Так увлеклись, что дверь запереть забыли! На тебя, Дод, это совсем не похоже.
На Аньке было коротенькое, по моде, белое пальтишко, в руках она сжимала нарциссы.
– Вот поздравляю тебя, – она протянула мне букет, – как лучше сказать, с чем…
Анька, как и мать, намекала на замужество.
– Поздравь с новосельем, – среагировала я.
– А где Макс? – Давид переменил тему.
– Да там… е машиной… – Анька сняла пальто, осталась в той фиалковой —блузке и узеньких синих брючках. – Ну, Марина, показывай апартаменты.
Я повела ее на кухню, собираясь продемонстрировать все пять комнат, но Анька не проявила ни малейшего интереса, наоборот, сразу села к столу и заговорила – вполголоса, напористо и очень быстро:
– Ну, ты и заморочила голову мужику! В среду он звонит из Стокгольма: подыщи мне квартиру, четырехкомнатную, на Таганке. Я говорю: по мне, Дод, хоть стокомнатную, но ты знаешь, сколько это стоит? А он: сколько бы ни стоило… Я трубку повесила и потом только сообразила: это он для тебя. Чтобы и ты, и он, и мальчики. Так что ли?
– В общем, так.
– Странные существа мужики: родных детей бросают, а влюбятся – так чужих воспитывать готовы.
– Еще неизвестно, к чему он готов, – задумчиво возразила я.
Мысли о детях слегка пугали.
– Ну, ты счастлива?
– Господи, Аня, я даже не думала, что жизнь может так круто измениться.
– Круто в каком смысле?
– В любом. – Мы засмеялись.
– А если счастлива, что такая будничная: не одета, не накрашена?
– Так мы квартиру смотреть поехали. Договорились с хозяйкой, а потом остались здесь.
– Дод просто помешался: больше месяца в Москве не был, дел на работе навалом, а он из койки не вылезает. Ты, может, колдунья, Маринка?
– Что ты, Ань. Я сама жертва.
На кухню заглянул Макс, спокойный, приветливый, как ясное летнее утро.
– Марина, тебя можно поздравить?
– Да, с новосельем. – Я протянула ему руку – он поцеловал ее.
– Пусть у тебя будет все, что ты пожелаешь. Потом он принес пакеты с продуктами, мы с Анькой принялись накрывать на стол. В кухонном шкафу оказалось несколько невзрачных тарелок. Пришлось лезть в горку, доставать парадный сервиз.
– Будешь посуду покупать? – спросила Анька.
– Надо бы… Не есть же все время на этих трех красавицах. – Я кивнула на сервизные тарелки. – Пошлость какая…
– Я тебе советую: закажите по Интернету. Дешевле и с доставкой. – Анька раскладывала на круглом блюде нежно-розовые куски ветчины, последний отправила себе в рот. – Сегодня не обедали. Работы много, хотели быстрей закончить и все равно до пяти просидели. Но я рада. Пусть мадам позлится. Она звонила уже раз двадцать!
– А Макс?
– Не знаю, осмелел что-то. Приеду, говорит, поздно, важные дела. Потом вообще отключите мобильник. Знаешь, как трудно с ним: он грубости в жизни не скажет, ни на что не обижается, но делает все, как ему надо.
– Ты не хочешь поискать другую работу?
– Ты имеешь в виду другого мужика?
– Нет, именно работу. Вы будете реже видеться, он начнет скучать, может, даже ревновать, поймет, что ты для него значишь. Короче, сделает выбор.
– Но ведь может получиться по принципу с глаз долой – из сердца вон.
– Но ведь и это выход.
– Никакой не выход! – Анька вздохнула. – Говорить-то легко. А у меня ощущение какой-то фатальности: никуда я от него не денусь…
– Сама себе вдалбливаешь в голову! Иди лучше пригласи к столу мужчин!
Сначала пили шампанское, потом «Маратель» – любимый коньяк Дода. Макс явно был в ударе, произносил тосты, изящные и остроумные. И первый за меня – «женщину, чья красота стала причиной сегодняшнего праздника и счастья нашего друга». Анька сидела счастливая, как на собственной свадьбе. Видимо, счастье и присутствие Макса были для нее тождественны и неделимы.
– Представляешь, уже половина десятого, а он ни сном ни духом, – улучив момент, шепнула она мне.
– Что ни сном ни духом?
– Домой не собирается!
Давид с Максом, обсуждая неясные мне дела бизнеса, курили у открытого окна. В комнату рвался терпкий запах весенней ночи.
– Может, квартиру хочешь посмотреть? – спросила я.
Анька охотно поднялась из-за стола, но мысли ее были далеко от квартиры. Рассеянно глядя вокруг, она говорила:
– Мадам, наверное, рвет и мечет. Мобильник отключен, зло сорвать не на ком. Может, уже посуду об пол кидает… Ой, какая прелесть! – Анька увидела качалку и сейчас же забралась в нее. – Хорошо тебе, будешь сидеть покачиваться.
– Так уж и покачиваться, – засмеялась я. – А кто будет готовить, стирать, убираться, работать?
– Да, работать надо, – поведала Анька из задумчивости. – Ты вот говоришь – поменяй работу. А где я еще столько заработаю. Порочный круг какой-то!
– Куда это вы пропали? – На пороге комнаты возник улыбающийся Макс.
– Да вот, квартиру смотрим.
– Впечатляет? – Макс подмигнул мне. – Особенно спальня – концептуальная.
– В каком смысле?
– В смысле жизненных установок хозяев.
– Макс, веди себя прилично, – серьезно сказала Анька.
– Ну, иногда самую чуточку можно себе позволить? – дурачился тот.
– Ну, чуточку-то можно. А у тебя цинизм День и ночь, и в шутку и всерьез. Это твоя жизненная установка!
– Аня, не драматизируй. Принимай мир, каков он есть, – ласково посоветовал Макс. – И кстати, надо допить коньяк.
…Он опять говорил какой-то тост. На этот раз длинный и путаный, обращенный к нам с Давидом. Я напряглась и уловила смысл: любовь – единственное в жизни созидательное начало.
«Интересно только, что мы будем созидать, – не очень уже трезво рассуждала я. – И что это такое вообще – созидание? Серьезный труд на благо будущего? А какое у нас будущее?» Я задумалась.
Дод обнял меня за плечи.
– Ты что, загрустила?
– Давид, а какое у нас будущее?
– Счастливое! Главное, мы всегда будем вместе. Я так долго искал тебя…
– Ну, я вижу, нам пора, – поднялся из-за стола Макс. – Не будем мешать новобрачным.
Анька сидела не шевелясь и глядела прямо перед собой. Макс подошел, потряс ее за плечо:
– Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева? Она молча встала и пошла в прихожую,
Макс поспешил за ней. Я начала убирать со стола остатки ужина.
– Дод, пойди сюда! – крикнул Макс из прихожей.
Они о чем-то громко заспорили, сначала втроем, потом уже без Аньки. Я домыла посуду и вышла попрощаться.
– Рад был повидать тебя. – Макс стоял на пороге одетый.
– А Аня? – удивилась я.
– Аня поедет позже, на такси.
Я еле отыскала Аньку в многочисленных комнатах. Она сидела на подоконнике и смотрела в темный проулок, хрупкая, светловолосая, похожая на подростка.
– Помнишь, нам в школе не разрешали сидеть на подоконниках. – Я попыталась отвлечь ее.
– Я такси смотрю.
– А Макс?
– Домой поехал. Ему тут рядом – на Новокузнецкую. Знаешь, какая я дура: каждый раз жду, что он мне скажет: поедем вместе домой и никогда не будем расставаться. – Она вытерла злые слезы.
– Не скажет, Аня.
– Знаю, что не скажет, а все равно жду! Ладно, пусть катится к своей красавице жене.
– Она красавица?
– На любителя. Яркая брюнетка, тела много, темперамент! В общем, Макс отправился в ночь любви.
– Аня, может, останешься? Будем чай с пирожными пить.
Ты думаешь, Дод квартиру снял, чтоб ты старых подружек чаем поила? – Она нервно Рассмеялась. – Брось свои холостяцкие привычки. Знаешь что, – заговорила она опять, немного успокоившись. – Поеду-ка я летом на месяц в Германию. Работы летом немного – справятся как-нибудь.
Анька хотела рассказать, как хорошо ей будет в Германии, но домофон возвестил о прибытии такси.
– Все, Маришка, счастливо. Давид, завтра созвонимся. – Анька накинула пальто и зацокала к лифту на высоких шпильках.
– Дворцовое великолепие! Странная эта Ольга Григорьевна… И квартира у нее– просто лабиринт!
– Да нет, тут, в общем, все понятно. Хочешь посмотреть?
Квартира находилась в торце дома, и комнаты располагались неправильным каре: гостиная выходила на набережную, маленькая комната – в темный проулок, а все остальные – на мощеный двор монастыря с тяжелым пятиглавым собором посередине. На монастырских клумбах островками серел снег. С высокого крыльца собора медленно, крестясь и кланяясь, спускалась женщина в черном. Я подумала: если бы сейчас стала просить Бога, то только об одном. Чтобы ничего в моей жизни не изменилось.
Давид сидел в том же кресле, что и утром, читал. Я тихо подошла, присела на подлокотник. Он отложил книгу, посадил меня на колени, поцеловал в шею. Я положила голову ему на плечо и закрыла глаза, как мечтала сегодня за завтраком…
Проснулась я от того, что Давид говорил мне в ухо:
– Через полчаса… ну минут через сорок…
Оказалось, он разговаривает по телефону.
– К нам едет Сомов с Аней, – сообщил он, отключившись. – А тебе кто-то непрерывно звонит на сотовый.
Звонили конечно же дети – больше никому я не давала свой номер. Бедные… я про них и думать забыла.
К телефону подошел Денис, сурово поинтересовался:
– Ну что, все гуляешь? А Илюшка есть просит!
– Там же оставалось… – виновато пролепетала я.
– Ладно, мам, шутка. – Голос сына потеплел. – Все тип-топ. Илюшка погулял, смолотил все пирожные, я рыбки поел.
– А Олег?
– В футбол играет с ребятами. Бабушка звонила, я сказал, ты вечером будешь.
– Вот что, Денис. – Я собралась с духом. – Давид снял большую квартиру, мы теперь будем жить в ней…
– Мы – это кто? – аккуратно уточнил мой взрослый сын.
– Мы все… Соберите вещи: учебники, тетради, одежду.
– А квартира где?
– На Таганке.
– Большая? Прикольно. А когда переезжаем?
– Завтра.
– А сегодня мы одни будем?
– Ну что ты… Я бабушке позвоню.
– Ой, начнется… Руки помой, сядь прямо, так нельзя себя вести… а потом еще про тебя: матери вы не нужны.
– Когда это она говорила?
– Говорила и не такое… Давай мы лучше без нее.
Все же пришлось звонить маме.
– Ты не могла бы приехать побыть с мальчиками?
– А что случилось, Марина? Как объяснишь, что случилось?
– Мы переезжаем.
– Квартиру продаешь? Тебя обведут вокруг пальца!
– Ну что ты. Зачем мне ее продавать?
– А что? Переселяешься к Давиду?! Дети не нужны стали?! Кто ж с ними будет?! Я?
– Дети, мама, будут со мной. Просто сейчас переезд, купить кое-что надо.
– Значит, ты вышла замуж?
Я не знала, иронизирует она или говорит серьезно. Но мои мысли неожиданно подтвердились. Я вышла замуж. Этап букетов и подарков прошел не успев начаться. Наступают семейные будни… В монастыре ударили в колокол. Примерно через минуту удар повторился. Потом звуки полились чаще, я различала стремительно ускоряющуюся мелодию. Хотелось вслушиваться, казалось, колокольный звон каким-то образом связан с будущим. Заглянуть в будущее невозможно, но можно молиться, просить. Я никогда ни о чем не просила – просто жила. Значит, новая жизнь – незаслуженное да и непрошеное счастье, которое неизвестно чем может закончиться. Но так жизнеутверждающе пели колокола – в плохое просто не верилось.
Давид подошел сзади, начал целовать шею, волосы, плечи, я запрокинула голову, подставила губы, но в эту минуту бухнула входная дверь, и до нас донесся Анькин смех:
– Хозяева…
Как ошпаренные мы выскочили в прихожую.
– Ребят, ну вы даете! Так увлеклись, что дверь запереть забыли! На тебя, Дод, это совсем не похоже.
На Аньке было коротенькое, по моде, белое пальтишко, в руках она сжимала нарциссы.
– Вот поздравляю тебя, – она протянула мне букет, – как лучше сказать, с чем…
Анька, как и мать, намекала на замужество.
– Поздравь с новосельем, – среагировала я.
– А где Макс? – Давид переменил тему.
– Да там… е машиной… – Анька сняла пальто, осталась в той фиалковой —блузке и узеньких синих брючках. – Ну, Марина, показывай апартаменты.
Я повела ее на кухню, собираясь продемонстрировать все пять комнат, но Анька не проявила ни малейшего интереса, наоборот, сразу села к столу и заговорила – вполголоса, напористо и очень быстро:
– Ну, ты и заморочила голову мужику! В среду он звонит из Стокгольма: подыщи мне квартиру, четырехкомнатную, на Таганке. Я говорю: по мне, Дод, хоть стокомнатную, но ты знаешь, сколько это стоит? А он: сколько бы ни стоило… Я трубку повесила и потом только сообразила: это он для тебя. Чтобы и ты, и он, и мальчики. Так что ли?
– В общем, так.
– Странные существа мужики: родных детей бросают, а влюбятся – так чужих воспитывать готовы.
– Еще неизвестно, к чему он готов, – задумчиво возразила я.
Мысли о детях слегка пугали.
– Ну, ты счастлива?
– Господи, Аня, я даже не думала, что жизнь может так круто измениться.
– Круто в каком смысле?
– В любом. – Мы засмеялись.
– А если счастлива, что такая будничная: не одета, не накрашена?
– Так мы квартиру смотреть поехали. Договорились с хозяйкой, а потом остались здесь.
– Дод просто помешался: больше месяца в Москве не был, дел на работе навалом, а он из койки не вылезает. Ты, может, колдунья, Маринка?
– Что ты, Ань. Я сама жертва.
На кухню заглянул Макс, спокойный, приветливый, как ясное летнее утро.
– Марина, тебя можно поздравить?
– Да, с новосельем. – Я протянула ему руку – он поцеловал ее.
– Пусть у тебя будет все, что ты пожелаешь. Потом он принес пакеты с продуктами, мы с Анькой принялись накрывать на стол. В кухонном шкафу оказалось несколько невзрачных тарелок. Пришлось лезть в горку, доставать парадный сервиз.
– Будешь посуду покупать? – спросила Анька.
– Надо бы… Не есть же все время на этих трех красавицах. – Я кивнула на сервизные тарелки. – Пошлость какая…
– Я тебе советую: закажите по Интернету. Дешевле и с доставкой. – Анька раскладывала на круглом блюде нежно-розовые куски ветчины, последний отправила себе в рот. – Сегодня не обедали. Работы много, хотели быстрей закончить и все равно до пяти просидели. Но я рада. Пусть мадам позлится. Она звонила уже раз двадцать!
– А Макс?
– Не знаю, осмелел что-то. Приеду, говорит, поздно, важные дела. Потом вообще отключите мобильник. Знаешь, как трудно с ним: он грубости в жизни не скажет, ни на что не обижается, но делает все, как ему надо.
– Ты не хочешь поискать другую работу?
– Ты имеешь в виду другого мужика?
– Нет, именно работу. Вы будете реже видеться, он начнет скучать, может, даже ревновать, поймет, что ты для него значишь. Короче, сделает выбор.
– Но ведь может получиться по принципу с глаз долой – из сердца вон.
– Но ведь и это выход.
– Никакой не выход! – Анька вздохнула. – Говорить-то легко. А у меня ощущение какой-то фатальности: никуда я от него не денусь…
– Сама себе вдалбливаешь в голову! Иди лучше пригласи к столу мужчин!
Сначала пили шампанское, потом «Маратель» – любимый коньяк Дода. Макс явно был в ударе, произносил тосты, изящные и остроумные. И первый за меня – «женщину, чья красота стала причиной сегодняшнего праздника и счастья нашего друга». Анька сидела счастливая, как на собственной свадьбе. Видимо, счастье и присутствие Макса были для нее тождественны и неделимы.
– Представляешь, уже половина десятого, а он ни сном ни духом, – улучив момент, шепнула она мне.
– Что ни сном ни духом?
– Домой не собирается!
Давид с Максом, обсуждая неясные мне дела бизнеса, курили у открытого окна. В комнату рвался терпкий запах весенней ночи.
– Может, квартиру хочешь посмотреть? – спросила я.
Анька охотно поднялась из-за стола, но мысли ее были далеко от квартиры. Рассеянно глядя вокруг, она говорила:
– Мадам, наверное, рвет и мечет. Мобильник отключен, зло сорвать не на ком. Может, уже посуду об пол кидает… Ой, какая прелесть! – Анька увидела качалку и сейчас же забралась в нее. – Хорошо тебе, будешь сидеть покачиваться.
– Так уж и покачиваться, – засмеялась я. – А кто будет готовить, стирать, убираться, работать?
– Да, работать надо, – поведала Анька из задумчивости. – Ты вот говоришь – поменяй работу. А где я еще столько заработаю. Порочный круг какой-то!
– Куда это вы пропали? – На пороге комнаты возник улыбающийся Макс.
– Да вот, квартиру смотрим.
– Впечатляет? – Макс подмигнул мне. – Особенно спальня – концептуальная.
– В каком смысле?
– В смысле жизненных установок хозяев.
– Макс, веди себя прилично, – серьезно сказала Анька.
– Ну, иногда самую чуточку можно себе позволить? – дурачился тот.
– Ну, чуточку-то можно. А у тебя цинизм День и ночь, и в шутку и всерьез. Это твоя жизненная установка!
– Аня, не драматизируй. Принимай мир, каков он есть, – ласково посоветовал Макс. – И кстати, надо допить коньяк.
…Он опять говорил какой-то тост. На этот раз длинный и путаный, обращенный к нам с Давидом. Я напряглась и уловила смысл: любовь – единственное в жизни созидательное начало.
«Интересно только, что мы будем созидать, – не очень уже трезво рассуждала я. – И что это такое вообще – созидание? Серьезный труд на благо будущего? А какое у нас будущее?» Я задумалась.
Дод обнял меня за плечи.
– Ты что, загрустила?
– Давид, а какое у нас будущее?
– Счастливое! Главное, мы всегда будем вместе. Я так долго искал тебя…
– Ну, я вижу, нам пора, – поднялся из-за стола Макс. – Не будем мешать новобрачным.
Анька сидела не шевелясь и глядела прямо перед собой. Макс подошел, потряс ее за плечо:
– Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева? Она молча встала и пошла в прихожую,
Макс поспешил за ней. Я начала убирать со стола остатки ужина.
– Дод, пойди сюда! – крикнул Макс из прихожей.
Они о чем-то громко заспорили, сначала втроем, потом уже без Аньки. Я домыла посуду и вышла попрощаться.
– Рад был повидать тебя. – Макс стоял на пороге одетый.
– А Аня? – удивилась я.
– Аня поедет позже, на такси.
Я еле отыскала Аньку в многочисленных комнатах. Она сидела на подоконнике и смотрела в темный проулок, хрупкая, светловолосая, похожая на подростка.
– Помнишь, нам в школе не разрешали сидеть на подоконниках. – Я попыталась отвлечь ее.
– Я такси смотрю.
– А Макс?
– Домой поехал. Ему тут рядом – на Новокузнецкую. Знаешь, какая я дура: каждый раз жду, что он мне скажет: поедем вместе домой и никогда не будем расставаться. – Она вытерла злые слезы.
– Не скажет, Аня.
– Знаю, что не скажет, а все равно жду! Ладно, пусть катится к своей красавице жене.
– Она красавица?
– На любителя. Яркая брюнетка, тела много, темперамент! В общем, Макс отправился в ночь любви.
– Аня, может, останешься? Будем чай с пирожными пить.
Ты думаешь, Дод квартиру снял, чтоб ты старых подружек чаем поила? – Она нервно Рассмеялась. – Брось свои холостяцкие привычки. Знаешь что, – заговорила она опять, немного успокоившись. – Поеду-ка я летом на месяц в Германию. Работы летом немного – справятся как-нибудь.
Анька хотела рассказать, как хорошо ей будет в Германии, но домофон возвестил о прибытии такси.
– Все, Маришка, счастливо. Давид, завтра созвонимся. – Анька накинула пальто и зацокала к лифту на высоких шпильках.
Глава 10
Утро казалось совершенно будничным, хотя это было воскресное утро. В семь зазвонил будильник, и сразу в монастыре ударили в колокол. Я быстро встала, приняла душ. К счастью, в сумке нашлись дезодорант и старая пудра – слегка приведя себя в порядок, я поспешила на кухню.
В холодильнике скучали ломтики ноздреватого сыра, ветчины, бутерброды с икрой – вчера все это было праздничным ужином. Я занялась реанимацией продуктов. Намазала икру на свежий хлеб, ветчину подогрела в микроволновке, распечатала забытую на комоде коробку шоколада и, поколебавшись, опять достала из горки трех красавиц – повседневные тарелки производили слишком грустное впечатление.
Давид вышел на кухню вымытый, выбритый, парадный.
– Где ты взял свежую рубашку? – поразилась я. – В шкафу у Ольги Григорьевны?
– Да нет, в Стокгольме.
– А кто тебе ее гладил? Он помолчал немного.
– Мать гладила.
– Значит, у тебя в Стокгольме мама?
– Ну да. В начале перестройки отец подписал контракт с одной шведской фармацевтической фирмой. Тогда это считалось круто.
– А ты?
– Я жил в Тбилиси еще некоторое время.
– Ты был женат, – догадалась я.
– Был. Тебя это удивляет?
В холодильнике скучали ломтики ноздреватого сыра, ветчины, бутерброды с икрой – вчера все это было праздничным ужином. Я занялась реанимацией продуктов. Намазала икру на свежий хлеб, ветчину подогрела в микроволновке, распечатала забытую на комоде коробку шоколада и, поколебавшись, опять достала из горки трех красавиц – повседневные тарелки производили слишком грустное впечатление.
Давид вышел на кухню вымытый, выбритый, парадный.
– Где ты взял свежую рубашку? – поразилась я. – В шкафу у Ольги Григорьевны?
– Да нет, в Стокгольме.
– А кто тебе ее гладил? Он помолчал немного.
– Мать гладила.
– Значит, у тебя в Стокгольме мама?
– Ну да. В начале перестройки отец подписал контракт с одной шведской фармацевтической фирмой. Тогда это считалось круто.
– А ты?
– Я жил в Тбилиси еще некоторое время.
– Ты был женат, – догадалась я.
– Был. Тебя это удивляет?