2. Сложность душевной деятельности (mental complexity). Чтобы лучше понять, какие различия существуют между разными человеческими расами в отношении большей или меньшей сложности строения духа, следует припомнить то различие между духовным миром юноши и взрослого человека которое мы можем видеть в нашей собственной среде. В ребенке мы видим полное поглощение частными фактами. Они почти не в состоянии усматривать общностей даже низшего порядка, обобщения же высоких порядков вовсе им не усматриваются. Мы видим, что он интересуется отдельными личностями, личными приключениями, домашними делами, но не высказывает ни малейшего интереса к политическим и социальным делам. Мы видим у него тщеславие по отношению к одежде и к мелким успехам, но мало чувства справедливости доказательство - насильственное отнятие друг у друга игрушек. В то время когда многие из более простых душевных сил находятся уже в полном действии, мы еще не замечаем в нем достижения той сложности душевной деятельности, которая возникает из присоединения к этим силам других, развившихся из этих более простых сил.
   Подобные же различия по сложности существуют между духом низших и духом высших рас, и мы должны произвести здесь все те сравнения, которые в состоянии выяснить род и степень этих различий. Наши исследования могут быть подразделены следующим образом: а) Какое отношение существует между сложностью душевной деятельности и ее массою? Не изменяются ли в большинстве случаев эти два обстоятельства одновременно? b) В каком отношении находится сложность душевной деятельности к общественному строю, рассматриваемому со стороны его большей или меньшей сложности? Или, другими словами, не замечается ли, что сложность душевной деятельности и сложность общественного строя испытывают взаимное воздействие?
   3. Норму душевного развития Согласно известному биологическому закону, что, чем выше организм, тем более времени требуется ему для завершения своего развития, мы должны ожидать, что у членов низших человеческих рас завершение душевного развития наступает скорее, чем у членов высших рас; и действительно, такое ожидание подтверждается множеством свидетельств. Путешественники, сообщая о всевозможных странах, постоянно говорят то о чрезвычайной скороспелости детей у диких и полуцивилизованных народов, то о ранней остановке у них душевного прогресса Хотя мы едва ли нуждаемся в дальнейших доказательствах существования этого общего контраста между низшими и высшими расами, тем не менее нам остается еще решить вопрос: насколько последовательно проходит этот контраст через все порядки человеческих рас, от самых низших до самых высших, т. е. например, отличается ли с этой стороны австралиец от индуса в такой же мере, в какой индус отличается от европейца? Из числа второстепенных исследований, входящих в этот подотдел, могут быть названы следующие: а) Обнаруживаются ли это более быстрое развитие и более ранняя его остановка всегда в неравной степени у разных полов; или, говоря другими словами, замечаются ли у низших человеческих типов различия между полами по отношению к быстроте и степени развития, подобно тем различиям, которые замечаются в этом отношении у высших типов? b) Во многих ли случаях может быть прослежено заметное отношение между периодом остановки развития и периодом наступления половой зрелости, как это действительно прослежено в некоторых случаях? с) Более раннее наступление душевного упадка пропорционально ли быстроте душевного развития? d) Можем ли мы утверждать и с других сторон, что в более низком типе весь цикл душевных перемен между рождением и смертью (т. е. восхождение, равностояние и упадок) вмещается в более коротком промежутке времени?
   4. Относительную пластичность. Существует ли какое-нибудь отношение между степенью душевной изменяемости, сохраняющейся во взрослый период жизни, и характером душевного развития со стороны массы, сложности и быстроты? Все животное царство доставляет нам множество данных для ассоциирования низшего и более быстро завершающегося душевного типа с относительно автоматической природой. Низко организованные создания, руководимые почти всецело одними рефлективными действиями, оказываются лишь в очень слабой степени способными к изменениям, вызываемым индивидуальным опытом. По мере усложнения нервного строения, действия животного ограничиваются все менее и менее известными предустановленными пределами; с приближением же к самым высшим животным индивидуальные опыты получают все большую и большую долю в управлении поступками животного: т. е. восходя по лестнице животного царства, мы замечаем постоянное возрастание способности воспринимать новые впечатления и извлекать пользу из этих приобретений. Между низшими и высшими человеческими расами замечается подобный же контраст. Многие путешественники говорят о неизменности обычаев дикарей. Полуцивилизованные народы Востока прошедшего и нынешнего времени отличались, и теперь еще отличаются, более суровой непреклонностью обычая, чем более цивилизованные народы Запада. История самых цивилизованных народов нашего времени показывает нам, что у них в прежние времена изменяемость идей и привычек была значительно меньше, чем теперь. Наконец, если мы сравним между собою различные классы нашего собственного общества или даже различных личностей, то увидим, что наиболее развитые из них в душевном отношении отличаются и наибольшей душевной пластичностью К исследованию сравнительной пластичности душевного развития могут быть с удобством присоединены исследования касательно ее отношений к общественному строю, в установлении которого она участвует своим влиянием и который, в свою очередь, воздействует на нее.
   5. Непостоянство (variability). Утверждать про душевную природу какого-либо индивида или народа, что деятельность ее отличается чрезвычайным непостоянством, и в то же самое время утверждать о ней, что она представляет образчик относительно неизменной природы, значит, по-видимому, впадать в решительное противоречие с самим собою. Но когда непостоянство понимается здесь в приложении к взаимной смене душевных обнаружений, следующих друг за другом из минуты в минуту, а неизменность утверждается относительно среднего характера обнаружений, взятых и рассматриваемых на протяжении долгих периодов времени, то это кажущееся противоречие исчезает, и для нас становится совершенно понятным, что эти две черты могут сосуществовать и обыкновенно действительно сосуществуют друг с другом Маленький ребенок, весьма быстро утомляющийся от всякого однообразного восприятия, беспрерывно жаждущий чего-нибудь нового, которое опять скоро бросается им для чего-нибудь другого, и переходящий двадцать раз в день от смеха к слезам, обнаруживает очень мало постоянства в каждом роде душевной деятельности все его душевные состояния, умственные и эмоциональные, скоропреходящи. И в то же самое время его дух не легко поддается изменению в общем своем характере. Правда, он изменится в должное время под влиянием присущих ему внутренних импульсов, но он долгое время остается не способным к усвоению других идей и эмоций, кроме принадлежащих к самым простым порядкам.
   В то время когда ребенок становится более доступен воспитательным влияниям, он начинает обнаруживать и менее быстрые смены одних умственных или эмоциональных состояний другими. Низшие человеческие расы представляют нам аналогичную этому комбинацию большую неизменность общего характера рядом с большей неправильностью в его преходящих обнаружениях. Описывая этот факт в самых широких чертах, можно сказать, что такие расы противятся непрерывному видоизменению их духа и что у них не хватает в то же время ни умственной настойчивости, ни эмоционального постоянства. Про многие из низших людских типов мы читаем, что они не в состоянии удержать своего внимания долее нескольких минут ни на чем, требующем мысли, хотя бы и самого простого рода. То же следует сказать и относительно их чувств они гораздо менее продолжительны, чем чувства цивилизованных людей. Однако это положение нуждается в известных ограничениях, и только сравнения могут показать, до каких пределов должны доходить эти ограничения. Дикарь проявляет большую настойчивость в деятельности низших умственных способностей. Он неутомим в мелочном наблюдении. Он столь же неутомим и в том роде восприятия, которым сопровождается изготовление его оружия и украшений нередко он тратит массу времени на отделку камней и т. п. Точно так же и с эмоциональной стороны он проявляет довольно значительное постоянство не только в тех побуждениях, которые поддерживают его при выполнении этих мелких ремесленных затей, но и в некоторых из своих страстей, в особенности же в чувстве мести. Поэтому при изучении душевного непостоянства, обнаруживающегося в обыденной жизни различных рас, мы должны постоянно спрашивать себя, в какой мере это непостоянство отличает собою весь дух и в какой мере оно может быть приписано только некоторым его частям.
   6. Порывистость (impulsiveness). Эта черта душевной природы тесно связана с предыдущей неустойчивые чувства суть именно такие чувства, которые толкают поведение то туда, то сюда, без всякой последовательности. Тем не менее порывистость может быть с большой пользой изучаема отдельно, так как в этой черте скрываются и другие значения кроме простого недостатка постоянства. Сравнения низших человеческих рас с высшими указывают, по-видимому, на то общее правило, что кратковременность страстей существует обыкновенно рядом с их неистовостью. Внезапные порывы чувства, проявляемые людьми низших типов, столь же чрезмерны в своей интенсивности, как и кратки в своей продолжительности; весьма вероятно, что между этими двумя чертами существует причинная связь: ибо усиление страсти должно скорее привести к ее истощению. Заметив мимоходом, что страсти детского возраста представляют очень хорошую иллюстрацию этой связи, займемся теперь некоторыми интересными вопросами, касающимися уменьшения порывистости вместе с прогрессом развития. Ясно, что нервные процессы порывистого существа менее далеки от рефлективных действий, чем нервные процессы существа непорывистого. В рефлективном действии мы видим простой стимул, переходящий мгновенно в движение; причем другие части нервной системы или вовсе не имеют никакого контроля над этим движением, или обладают им лишь в очень незначительной степени. Обращаясь к более высоким нервным действиям, руководимым более и более сложными комбинациями стимулов, мы уже не находим тут такого мгновенного разряжения, разрешенного в простые движения; но мы видим сравнительно обдуманное и относительно изменчивое приспособление к данному случаю некоторых сложных движений, должным образом сдержанных и пропорциональных требованиям случая. Подобный же контраст существует между страстями и чувствами менее развитых натур и натур более развитых. Там, где эмоциональная сложность лишь очень незначительна, всякая эмоция, возбужденная каким-либо событием, вспыхивает и переходит в действие прежде, чем другие эмоции будут иметь время внести свою долю участия в направление поступка; в другое время бывает очередь другого чувства из числа тех, которые теперь молчали. Но при более сложном устройстве эмоционального аппарата простые чувства так координированы между собою, что не могут действовать вполне независимо друг от друга. Прежде чем возбуждение какого-либо из этих чувств будет иметь время перейти в действие, некоторая часть возбуждения успеет уже сообщиться другим чувствам, нередко антагонистическим первому, - и первоначальное поведение окажется видоизмененным, применительно к комбинации повелений всех возбужденных тут чувств Отсюда возникает не только уменьшение порывистости, но и увеличение постоянства. Образ действий индивида, являющийся тут результатом нескольких эмоций, содействующих каждое этому совокупному побуждению лишь в такой степени, которая не истощает каждого чувства, приобретает большое постоянство спазматический, судорожный характер силы исчезает но зато оказывается увеличение общей суммы энергии. При исследовании фактов с этой точки зрения перед нами возникает много интересных вопросов этого рода касательно различных рас людей: а) С какими другими душевными особенностями, кроме степени душевного развития, связана порывистость? По-видимому, расы Нового Света, независимо от различий со стороны высоты типа менее порывисты, чем расы Старого Света. Должно ли приписать это обстоятельство органической апатии? И вообще, можно ли проследить (при прочих равных условиях) существование прямой связи между физической живостью и душевной порывистостью? b) Какая связь существует между этой чертой духа и общественным строем? Ясно, что очень вспыльчивая и порывистая натура, какова например, натура бушмена, непригодна для общественного союза; и ясно, что общественный союз, установленный при помощи каких бы то ни было средств, всегда сдерживает порывистость. с) Какое участие в сдерживании порывистости принимает каждое из чувств, поддерживаемых и охраняемых общественным строем, каковы, например- чувство страха по отношению к окружающим, инстинкт общежития, стремление к накоплению собственности, симпатические склонности, чувство справедливости? Все эти чувства, требующие для своего развития общественной среды, предполагают всегда представление себе более или менее отдаленных последствий, а потому должны действовать сдерживающим образом на побуждения более простых страстей. Отсюда возникают вопросы: в каком порядке, в какой степени и в каких комбинациях являются они на сцену?
   7. Наконец, сюда может быть отнесено еще одно исследование общего рода, хотя и отличное по своему характеру от предыдущих. Как влияет на душевную природу смешение рас? Мы имеем очень основательные данные думать, что во всем животном царстве союз между разновидностями, расходящимися очень далеко одна от другой, сопровождается вредными физическими последствиями; между тем как союз между мало расходящимися разновидностями физически благотворен. Может ли быть приложено это правило и к душевной природе? Некоторые факты, по-видимому, доказывают, что помесь между чрезвычайно несходными человеческими расами производит никуда не годный тип духа, т. е. дух, непригодный ни к тому роду жизни, который ведет более высокая из этих двух рас, ни к тому, который ведет более низкая из них. И наоборот мы находим, что представители народов, происходящих от одного корня, но успевших несколько дифференцироваться друг от друга, вследствие жизни при несходных условиях в течение многих поколений, соединяясь между собою, производят душевный тип, обладающий известными превосходствами. В своем сочинении "The Huguenots" Смаильс показал, какое множество наших замечательных людей произошло от голландских и французских беглецов, а Альфонс Декандоль в своей "Истории наук и ученых за последние два века" показал, что потомки французских беглецов в Швейцарии доставили необыкновенно большой процент людей науки. Хотя этот результат и может быть приписан отчасти природным качествам таких беглецов, несомненно долженствовавших обладать той независимостью духа, которая составляет главное условие в деле оригинальности, тем не менее этот результат, по всей вероятности, произошел отчасти и из смешения рас. В подтверждение этого мы можем привести такое свидетельство, которое уже не может быть истолковано двояким образом. Профессор Морлей обращает внимание на тот факт, что течение семи веков нашей древней истории "лучшие гении Англии выходили из той местности, в которой кельты и англосаксы жили вместе" Подобным же образом и Гальтон в своем исследовании об английских ученых показывает, что в новейшие времена эти ученые являются по большей части из внутренней области нашей страны, которая имеет главное направление с севера на юг и которая, по всем соображениям должна заключать больше смешанной крови, чем области, лежащие к востоку и западу от нее. Такой результат оказывается вероятным уже a priori. Коль скоро нам даны две натуры, приспособленные каждая к слегка отличной совокупности общественных условий, то мы имеем все данные ожидать, что их союз произведет природу, несколько более пластичную, чем природа каждого из родителей, - т. е. природу, более впечатлительную к новым условиям и обстоятельствам постоянно подвигающейся вперед общественной жизни, а следовательно, имеющую более вероятности породить новые идеи и обнаружить видоизмененные чувства. Итак, сравнительная психология человека может с удобством включить в свою область душевные последствия смешения рас, причем мы должны включить здесь в число наших производных исследований и вопрос о том, в какой мере покорение одних рас другими служило орудием прогресса цивилизации как вследствие того, что оно помогало смешению рас, так и в силу других своих влияний?
   II. Второй из трех главных отделов, поименованных в самом начале этого очерка, менее обширен. Тем не менее рассматриваемые в нем вопросы, касающиеся различий в области духа между разными полами каждой отдельной расы, представляют большую важность и возбуждают немалый интерес.
   1) Степень различия между полами. Наблюдение показывает неопровержимо, что степень несходства между мужчинами и женщинами в телесном отношении отнюдь не одинакова для всех людских типов.
   Так, например, у бородатых рас несходство между мужчиной и женщиной гораздо сильнее, чем у рас безбородых У южноамериканских племен мужчины и женщины гораздо более сходны между собою по внешности и т. д., чем у каких-либо других народов. Отсюда само собою является вопрос: отличается ли душевная природа одного пола от душевной природы другого в некоторой постоянной степени, или же степень этого отличия изменчива? Едва ли вероятно, чтобы различие это было постоянным, если же оно изменчиво, то нам сейчас же приходится спросить в каких пределах колеблется оно и какими условиями оно вызывается?
   2) Различие со стороны общей массы душевной деятельности и ее сложности. Понятно, что сравнение полов друг с другом допускает такие же подразделения, как и сравнение между собою различных рас. Главное внимание должно быть обращено, конечно, на различие в общей массе душевной деятельности и на степень сложности этой деятельности у разных полов. Допустив, что в этом неравенстве издержек лежит причина различия в общей массе душевной деятельности, как и различия в общей массе тела, мы должны изучить различие в массе душевной деятельности в связи с различиями в воспроизводительной деятельности у разных людских рас; причем следует обратить внимание на тот возраст, с которого начинается деторождение, равно как и на длину того периода, в продолжение которого сохраняется способность к деторождению. К этому исследованию может быть присоединено еще другое, подобного же рода, а именно: в какой степени душевная природа каждого пола обусловливается особенностями его питания, а также степенью и родом его телесных упражнений? У многих из низших рас женщины, подвергаясь постоянно крайне грубому обращению, стоят в телесном отношении значительно ниже мужчин что, по всей вероятности, представляет совокупный результат чрезмерности труда и недостаточности питания, спрашивается теперь- не вызывают ли эти причины в то же самое время и задержки душевного развития ?
   3) Изменяемость пунктов различия (Variations of differences). Если телесное и душевное несходства между полами не постоянно и если допускать предположение, что все человеческие расы разошлись от одного общего корня, то приходится заключить, что каждый пол должен был передавать постепенно накоплявшиеся отличия потомству того же самого пола. Так, например, если первобытный человек был безбород, то появление бородатой разновидности явно предполагает, что в этой разновидности самцы постоянно передавали потомкам того же самого пола постоянно возраставшее количество бороды. Это ограничение наследственности своим полом, проявляющееся многообразными путями во всем животном царстве, прилагается, по всей вероятности, и к мозговым аппаратам точно в такой же мере, как и ко всем другим аппаратам тела. Отсюда вопрос: не расходится ли душевная природа мужчины от душевной природы женщины в различных очень отдаленных друг от друга, типах человека по различным направлениям и в различной степени?
   4) Причины различий. Может ли быть прослежено какое-нибудь отношение между занимающим нас изменчивым различием и теми изменчивыми ролями, которые играют различные полы в деятельностях жизни ? Допустив влияние привычки на устройство и функцию органов путем накопления изменений, а также допустив ограничение наследственности полом, мы должны ожидать, что в каждом обществе, где деятельности одного пола из поколения в поколение отличаются от деятельностей другого пола, должны возникнуть известные половые приспособления духа. Чтобы пояснить нашу мысль, укажем на кое-какие примеры. Известно, что в Лоанго, равно как и в некоторых других местах Африки, а также и у некоторых горных племен Индии, мужчины очень сильно и очень странно отличаются от женщин; а именно: последние - крайне энергичны, между тем как первые - бездеятельны; навык к труду, по-видимому, вошел здесь до такой степени в характер женщин, что они не нуждаются в принуждении. Понятно, что такие факты наводят нас на множество вопросов. Ограничение наследственности полом должно объяснить нам одновременно как те половые душевные различия, которые отличают мужчин от женщин во всех расах, так и те, которыми они отличаются друг от друга в каждой отдельной расе или в каждом отдельном обществе. Здесь было бы весьма уместным более частное, но небезынтересное исследование того, в какой степени извращение общественных и домашних отношений может действовать извращающим образом на эти душевные различия между полами; как это мы видим, например, у хазов, одного из горных племен Индии, где женщины до такой степени имеют верх над мужчинами, что каждая из них выгоняет своего мужа без всяких объяснений, как только он перестанет нравиться ей.
   5) Душевная пластичность у разных полов. Параллельно сравнению между собою различных рас со стороны их душевной пластичности могло бы быть предпринято сравнение обоих полов каждой расы с этой же точки зрения. По-видимому, женщины вообще менее податливы на изменения, чем мужчины; спрашивается- справедливо ли это положение всегда и повсюду? Относительный консерватизм женщин, их большая приверженность к установленным идеям и обычаям подмечены во многих цивилизованных и полуцивилизованных обществах; таковы ли они и в нецивилизованных обществах? Любопытный образчик сравнительной приверженности женщин к существующим обычаям может быть почерпнут из рассказа Дальтона о джуангах, одном из низших диких племен Бенгала. До очень недавнего времени единственный костюм обоих полов отличался большей простотой, чем даже та, которая приписывается еврейским преданием Адаму и Еве. Однако несколько лет тому назад мужчины были вынуждены усвоить себе холщовую повязку вокруг бедер, на место пучка листьев, но женщины упорно держатся первоначального обычая, т. е. обнаруживают консерватизм в такой сфере, где его всего менее можно было бы ожидать.
   6) Половое чувство. Сравнения между собою различных рас ради определения характера и степени тех более высоких чувств, которые берут свое начало из взаимных отношений полов, могут дать очень ценные результаты. Самые низшие разновидности человеческого рода одарены лишь в очень незначительной степени этими чувствами. Но у разновидностей более высоких типов, вроде малайя-полинезийского, чувства эти, как кажется, развиты в очень значительной степени; так, например, дайяки иногда обнаруживают их с большой силой. Говоря вообще, сила их возрастает вместе с прогрессом цивилизации. Здесь могут иметь место несколько частных исследований: а) В какой степени зависит развитие полового чувства от умственного прогресса, а именно от возрастания силы воображения? b) В какой степени связано оно с эмоциональным прогрессом, в особенности же с развитием тех чувств, которые берут свое начало из симпатии? В каких отношениях находится оно к многомужеству и многоженству? с) Не стремится ли оно к моногамии и не благоприятствует ли последняя его развитию? d) Какова его связь с прочностью семейного союза и с проистекающим отсюда более удовлетворительным взращением детей?