Сташеф Кристофер. Здесь водятся чудовища

   Ртуть одарила ее взором, полным восхищения.
   Луки опустились в то же мгновение.
   — Может, оно и так, — сказал Дубравник, — поскольку ни бук, ни береза не предчувствуют своей гибели.
   Дуб и вяз же знают своих врагов и могут сразить их сами.
   — Мы друзья леса, — сказала Корделия, — а не его враги.
   — Тогда ступайте с миром, да поможет вам Небо в благом деле! — напутствовал их старший Дубравник, и его народ расступился, освобождая тропу и становясь полукругом.
   — В полумиле отсюда есть источник. Если пойдете этой тропой, по берегам его вы найдете с одного берега землянику, а с другого — ежевику.
   — Потом ручей бежит через орешник, — заявил другой гном, — там как раз вызрели орехи.
   — Спасибо, друзья, — отвечала Корделия. — Но раз достигнуто перемирие между людьми и лесом, мы не можем покинуть его без подарков. Отдайте людей, которых вы пленили в дубраве.
   Ртуть выразительно посмотрела на нее, что можно было понять как предупреждение. Алуэтта одарила подругу примерно таким же взором. Та, подумав, рассудительно кивнула в ответ.
   — Мы должны быть бдительны: лес полон врагов! — сердито сказал Дубравник. — Если мы упустим их, они пойдут разбойничать по лесу с топорами, как они уже сделали с нашей рощей.
   — Но теперь их топоры ржавеют в земле и сгнили их топорища, — заметила Корделия. — Вам уже не следует их бояться — по-моему, большинство из них — я в этом уверена — уже не рискнут вступить под сень вашего леса. Да и на глаза показаться не посмеют лесной охране. Тем более, сейчас для них готов конвой: две ведьмы и воительница с Холодным Железом.
   Дубравник посмотрел в сомнении, но, пожав плечами, сказал только:
   — На это уйдет время.
   — Мы можем подождать час или больше, если понадобится.
   — Ладно, — решил Дубравник с суровым видом, — Ладно, леди, можете забрать этих преступников — они сами прекрасно понимают, что в следующий раз для них все закончится гораздо хуже. У дубравников есть чем угостить их: не только бифштексами, но и стрелами, в случае чего.
   Два часа спустя женщины сопровождали кучку поселян, ковылявших по тропе, и бросавших пугливые взгляды по сторонам, словно за каждым деревом они видели врага.
   — Странно, что четверо все же решили остаться деревьями, — заметила Ртуть.
   — Слушай, давай забудем об этом, — посоветовала Алуэтта.
   Корделия еще раз оглядела лица, которые не покидало выражение отрешенности и угрюмости и вынесла собственные заключения. Она повернулась, оглядывая следы, которые они оставляли за собой — и ее передернуло. Как будто коряги волоклись вместо ног по тропе.
   Они прошли еще несколько минут в полном молчании, затем Алуэтта оттаяла настолько, что могла сказать:
   — Тебе никогда не понять, как я рада, что встретила твоего брата.
 
   — Мы в самом деле ближе к побережью, чем кажется? — спросил Ален.
   Джеффри посмотрел туда, куда только что устремил свой взгляд принц:
   — Отчего ты думаешь… кстати, а что это еще за зверь там бродит?
   «Зверь» оказался лохматым пони, едва в половину размеров боевого коня, на котором ехал Джеффри. Шкура у него была потертой и украшенной морскими водорослями. Там серебрилась морская тина, в которой блестели вкрапления прибрежного песка.
   — Попробуем подойти к нему ближе, — Грегори рысью пустил коня навстречу одинокому животному.
   — Нет, погоди, — воскликнул Ален, которым вдруг овладело смутное предчувствие. Однако братья уже были на полпути к пони. Ален со вздохом последовал за ними.
   Джеффри и Грегори окружили пони с противоположных сторон, и брат-рыцарь спешился футах в пятнадцати. После чего стал осторожно приближаться, достав из кармана огрызок морковки, сорванной на грядке прошлой ночью для своего коня. Джеффри протянул лакомство перед собой.
   Оба коня тряхнули гривами, словно отвергая своего недалекого родственника, и Грегори пришлось схватить поводья.
   — Смотри, Джеффри, что это такое. Похоже, этот парень им не по вкусу!
   — Да просто завидуют, ревность — вот и все!
   Джеффри протянул морковь на ладони и вкрадчиво заговорил:
   — Ну, давай, малыш, отведай нашего угощеньица, и ты поймешь, что среди друзей.
   Пони коротко заржал, не разжимая пасти и нерешительно переступая копытами.
   — Бери-бери! — предлагал Джеффри, — я не желаю тебе зла.
   — И седлать тебя он не собирается, — ехидно заверил Ален. Всем была известна страсть Джеффри ко всему, что хоть отдаленно напоминало лошадь.
   Джеффри искоса оглянулся на принца.
   — У нас нет времени объезжать и приручать четвертого коня, — невозмутимо напомнил Ален. — Да и нужды в нем нет.
   — Боюсь, что ты прав, — со вздохом отвечал Джеффри, поворачиваясь к пони. — Так что нам остается только раскланяться, как подобает путникам на дороге.
   Пони робко шагнул вперед. Обнюхал морковку, затем схватил ее подвижными мягкими губами и с хрустом разжевал. Пара движений челюстями — и лакомый кусочек оказался проглоченным.
   — Ну вот, великолепно, — улыбнулся Джеффри. — Может, встретимся на обратном пути, если наш путь будет проходить по этим же местам, и тогда составим тебе компанию в твоих странствиях.
   — Откуда ты знаешь, что я странник? — вдруг заговорил пони человеческим голосом. В нем отдавался скрежет зубов — как будто два жернова терлись друг о друга.
   Все трое так и замерли. Кони стали беспокойно приплясывать на месте, явно не в восторге от происходящего.
   Джеффри пришел в себя первым и заговорил так, словно бы говорящая лошадь была самым привычным явлением в мире.
   — Ну, во-первых, оттого что ты опутан морской тиной, которой нет в этих краях, — должно быть, ты пришел с далекого морского берега.
   — И достаточно быстро добрался, — добавил Грегори, — поскольку они не пересохли и их не сдуло со шкуры ветром.
   — А ты наблюдательный, — заметил все тот же голос между жерновов, — немногие смертные способны делать выводы. Ну-ка, сделай вывод из этого.
   И при этих словах — осел или пони, кто бы он ни был, стал расплываться, теряя очертания.
   Кони пронзительно и тревожно заржали. Ален с Грегори с трудом сдерживали их, но они утихли только после того как пони перетек в новую форму: теперь это был старик с длинной белой бородой, в которую были вплетены водоросли. На нем была лишь набедренная повязка из той же морской травы, а под его кожей, морщинистой и дряблой, перекатывались крепкие мускулы.
   — Ты, Джеффри, оказался добр к одинокому страннику, — сказал он. — А добрые сердца заслуживают воздаяния.
   — Да нет, — замялся Джеффри, — просто я не равнодушен к лошадям. Он смущенно оглядел фигуру полуголого человека и добавил:
   — И я не ждал за это никакой награды, да и сейчас, по чести говоря, не вижу что вы можете мне предложить, если на вас и одежды нету?
   — То, что я тебе дам — это знание, которое уместится в твоей голове, а не в дорожном мешке. И вот оно:
   «Берегись Водопада Туманов».
   — Благодарю тебя, добрый странник, — нахмурился Джеффри. — А где это находится?
   — За рекой, — ответствовал старик. — По утрам и вечерам. Не вступай в эти воды в означенное время, и удержи остальных от этого.
   — Да мы и не собирались туда лезть, — подал голос Ален, достаточно сердито, хотя не заметил признаков того, что этот странный старик над ними насмехается.
   Странник, впрочем, больше походил на сумасшедшего. — А что если нас туда затянут какие-нибудь незваные гости?
   — Не смогут, — твердо сказал старик. — Но коли вы почувствуете, что должны зайти, прихватите с собой Холодное Железо.
   — Я всегда так и делаю, — тут же откликнулся Джеффри. — По крайней мере, клинок всегда при мне, — и он тронул рукоять меча.
   Старик посмотрел и одобрительно кивнул, сейчас же отступив назад. Он с уважением посмотрел на оружие:
   — Клинок твой хорош. Мудро пользуйся им — и выйдешь из любой передряги. Да смотри, не набирай с собой награбленного добра, которые многие воины заносчиво называют трофеями.
   — Трофеи? — поморщился Джеффри. — Я презираю солдат, которые занимаются грабежом и мародерством.
   Рыцарь чужд корысти. Кстати, а что ты имеешь в виду под «трофеями»?
   — Живые трофеи, — пояснил старик, отступая все дальше, удаляясь от них, словно бы уже кричал напутственные слова. — Врагов.
   — То есть — пленных, что ли?
   — Каких врагов? — рванулся было за ним Ален.
   Но старик снова помутнел и стал менять очертания; кони опять испуганно всхрапнули и всем троим пришлось что есть сил сдерживать их, хватаясь за поводья.
   Когда они наконец успокоились, друзья повернулись в ту сторону, где только что стоял старик, и увидели только маленького косматого пони, обвитого стеблями и листьями морских водорослей, который удалялся от них галопом.
   — Кони не виноваты, — дрогнувшим голосом сообщил Ален. — От такого зрелища у кого хочешь сознание помутится.
 
   Женщины решили провести ночь в пути, хотя веки потяжелели и налились свинцом, да и сами они в седлах уже поникли от усталости.
   — Что-то меня так и тянет в дорогу, — заметила Корделия.
   — Думаю, тому есть причина! — с досадой откликнулась Алуэтта, осознавая, что не лучшим образом повела себя во время встречи с тюленем. Получалось, она чуть было не ударила в грязь лицом перед будущей родственницей.
   — У меня всегда есть причина, — укоризненно посмотрела на нее Корделия. — Потому что я соблюдаю осторожность… в отличие от некоторых.
   — Что-то я не заметила, чтобы твоя осторожность нам помогла в последнее время.
   Ртуть иронически усмехнулась на эти словопрения:
   — Может быть, Корделия действительно что-то предчувствует благодаря своим унаследованным от матери способностям?
   — А, может, и ты?
   Ртуть уверенно покачала головой.
   — Как эспер я почти что приблизилась к вам. Но не настолько искусна в прочих чудесах. Моя сила в другом.
   — А может, предчувствие Корделии касается не нас?
   Вдруг это кто другой впереди попал в передрягу, — задумалась Алуэтта.
   — Может, и так, — кивнула Корделия. — И этот кто-то нуждается в нашей помощи. Поэтому останавливаться нельзя. — Она обернулась к Ртути.
   — Ты же не станешь отрицать, что тоже чувствуешь это.
   — Ну, откровенно говоря, в самом деле, чувствую, — призналась воительница, — как будто над нами сгущается мрак. Я могу сопротивляться ему, но никак не могу избавиться от тяжести в сердце.
   В этот момент они почувствовали напор ветра. Сначала это был легкий ветерок, игравший волосами, но вскоре он усилился. Трем девушкам показалось, что он донес до них чье-то далекое пение.
   — Что, во имя Неба, там происходит? — Корделия поднялась в стременах, вглядываясь.
   — С Небесами это не имеет ничего общего, — хмуро заверила ее Алуэтта. — Вперед, леди! Как можно быстрее!
   Адреналин, хлынувший по жилам, мигом снял усталость долгого пути, когда все трое пустились легким галопом по лунной дороге. Деревья склонялись над ними, точно безмолвные великаны, обостряя чувство близкой опасности, вдруг овладевшее ими — это было уже не предчувствие, но убежденность.
   Песня, доносимая ветром, слышалось все громче, все сильнее. Она была полна отчаянья. И девушки что было силы гнали лошадей навстречу беде.
   Они вырвались из-под полога леса на самый край небольшой долины. Перед ними открылся холмистый ландшафт, на дне долины вспыхивал огонь. Вскоре над костром они разглядели вертел. Несколько десятков мужчин и женщин скакали вокруг костра, распевая странную песню на незнакомом языке, неведомом путницам. Под ногами у пляшущих лежали обугленные кошачьи тушки, числом в несколько десятков.
   — Это Тагхаирм! — воскликнула Алуэтта. — Ритуал вызывания демона!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

   С гневным лицом Ртуть устремилась к костру. Корделия, вначале в полном замешательстве уставившаяся на это зрелище, пришпорила коня и поскакала за ней с криком:
   — Нет, леди! Не вмешивайтесь, пока мы не узнаем их истинных целей!
   — Тут и так все ясно, — откликнулась Ртуть, и склонилась, хватая за плечо женщину с краю толпы, которая наблюдала за происходящим.
   — Говори, негодница! Что вам здесь надо и зачем собрались в такой час?
   Женщина вскинула испуганный взгляд на всадницу. Однако, как оказалось, глаза ее блестели вовсе не от испуга, а от какого-то дикого вожделения: на губах ее были заметны следы пены. Она медленно сфокусировала взор на лике воительницы, и казалось, даже не удивилась внезапному появлению постороннего. Она была в трансе, как и все прочие участники оргии.
   — Мы чествуем здесь монстров, которые посещают наши сны, — проговорила она заплетающимся языком. — Если мы предложим им еду и питье у нашего костра, то они пощадят нас, когда пройдут нашествием по этим краям.
   Все окружающие находились в том же исступлении, совершая разнузданную пляску под дикие песни.
   — И это вы называете гостеприимством? Вы предлагаете дружбу монстрам? — возмущенно воскликнула Ртуть. — Простофили! Болваны! Олухи! Пешки в чужой игре! Все вы — весь ваш народ — просто тупицы, пляшущие под чужую дудку! Огры и прочие злыдни придут к вам, коль вы их об этом просите, но они не оставят вас в покое, пока полностью не опустошат ваши земли!
   — Нет! Не говорите так! — взгляд женщины несколько прояснился, и в голосе ее прорезался страх. — Они не тронут нас, если мы ублажим демонов.
   — Пощадят вас? Дура! — Ртуть ухватила ее за плечи и крепко встряхнула. — Единственная услуга, которую они могут вам оказать — это первыми прибрать к рукам, а потом поработить, истязать и пожрать живьем!
   — Да нет же, — умоляющим голосом воскликнула женщина со слезами на глазах. — Не говорите таких страшных вещей. Они так не поступят! Они добры к своим друзьям!
   — Мы. Никогда. Не. Были. Друзьями. — Отчетливо и раздельно произнесла Ртуть, чтобы до женщины дошло раз и навсегда. — Мы и монстры — не друзья. Мы — их добыча. И только.
   Ртуть повернулась к подругам:
   — Быстро! Мы должны остановить этот дикий ритуал!
   — Давно уж пора! — Пришпорив коня, Алуэтта рассекла толпу, прорываясь к костру, в то время как Корделия уже скакала следом за ней, а Ртуть замыкала шествие с проклятиями взгромоздившись в седло.
   Раздался жуткий кошачий вой, полный страха и боли: двое мужчин подняли вертел, к которому было привязано бедное животное. Еще один мужчина занес над котом окровавленный нож. Алуэтта развернула кобылу, сбивая палача, кубарем покатившегося в сторону, куда последовали и его подручные. Вертел упал и вонзился в землю острым концом: привязанный к нему кот истошно заорал. Ртуть проворно выпрыгнула из седла и рассекла веревки, причинявшие боль несчастному зверьку. Кот метнулся во тьму — только промелькнуло мутно-рыжее пятно, словно головешка, выскочившая из костра.
   — Ах ты нахалка! — заорал один из подручных, упустивший вертел, поднимаясь на ноги. — Ты нам все испортила!
   — Нет. Не испортила! — успокоил его палач, показывая в пламя костра. — Смотрите! Она уже близко!
   Над языками костра дым стал собираться в причудливые очертания, образуя фигуру странной формы, грозной и призрачной. Это была гигантская черная кошка с длинными ушами, походившая на Сфинкса, обвившего себя хвостом. Хриплое урчание призрака было подобно треску костра, в глазах пылали угли.
   Люди вокруг костра замерли, уставившись на это зрелище. Даже Корделия вместе с Ртутью почувствовали тянущую пустоту в желудке — верный призрак леденящего страха. Алуэтте пришлось собрать всю белую кипящую энергию ненависти, чтобы противостоять панике и сдерживать конвульсии страха, опутывающего и ее как щупальца осьминога.
   Привидение открыло пасть, показывая бесконечные ряды зубов, каких не было ни у одного представителя семейства кошачьих.
   — Не позволяйте им остановить вас, верные други Занплока! Будьте настойчивы — проявите упорство! Продолжайте Тагхаирм! Не слушайте трусливых голосов.
   — Трусливых? — Ртуть очнулась от транса. — Ах ты несчастная шмакодявка, — последние слова мгновенно вывели Ртуть из транса, и она быстро оправилась от потрясения, вызванного появлением призрака. — Мерзкое создание, если ты из плоти и крови, то сейчас ответишь за оскорбление. — Меч ее полыхнул при свете костра, поймав на себе отблеск языков пламени.
   Большеухое создание повернулось и оскалилось на нее с высоты своего изрядного роста. Блеснула слюнявая пасть:
   — О, как я хочу этой встречи, мой храбрый лакомый кусочек!
   — Ах, кусочек! — вне себя закричала Ртуть. — Сейчас я покажу тебе кусочек! Этот кусочек металла окажется тебе не по зубам!
   — Запомню твое обещание. — Большеухая кошка повернулась к поселянам — участникам оргии. — Так же как и ваше предательство, если вы перебежите на другую сторону. Продолжайте заклинать Тагхаирма, а если вы откажетесь, найдутся другие, готовые сделать это за вас — и мои хозяева, которые намного страшнее меня, вспомнят ваше вероломство, и спустятся к вам сюда, чтобы учинить грабеж, мучение и избиение!
   Толпа в ужасе застонала.
   Человек с ножом, исполнявший здесь функции палача и верховного жреца, обернулся к Алуэтте с криком:
   — Смотри, что ты натворила! Хочешь сделать из нас поживу для чудовищ?
   Он повернулся к толпе:
   — Не слушайте эту стерву! Помните о клятве тем силам, которые обещали встать на защиту!
   Он выхватил вертел из огня и к нему прибавил другой — обе его руки ощетинились жалами — одна пустым черным, а другая раскаленным добела.
   — Большие Уши, приди к нам на радость всем! Наша деревня — твоя! Не так ли, соседи?
   Толпа ответила утвердительным воплем.
   — Приди, Большие Уши! — прокричал это человек, затем снова и снова повторяя этот клич. Толпа подхватила его, скандируя:
   — При-ди, Большие Уши. При-ди!…
   — Вы расписались под собственным приговором! — воскликнула Алуэтта, но голос ее потонул в общем реве.
   — Вы ей нужны лишь для забавы! — кричала Корделия, но даже ее вопль остался неуслышанным за стеной дружных голосов.
   — Боль-шие У-ши, при-ди! Боль-шие У-ши, при-ди!
   "При-ди! При-ди! — та-та-тара-ра! — раздавалось эхо по холмам.
   И по мере того как они пели, гигантская кошка становилась все более плотной, словно рождаясь из сгустков дыма.
   Ртуть обернулась к ней, с мечом в руке, взяв поводья и готовая броситься в атаку.
   — При-ди, при-ди, при-ди!
   — Я принимаю ваше приглашение! — торжественно взвыла кошка по имени Большие Уши. Она спрыгнула на землю, мигом превратившись из облака дыма над костром в черное чудовище, усатое, мохнатое и глазастое. Зубы его оскалились в недоброй усмешке.
   Люди одобрительно приветствовали это появление призрака — и когда радостный гул стих, чудовище развернулось к человеку с ножом, воскликнув:
   — А теперь ты узнаешь, что чувствовали эти коты!
   Толпа завопила в унисон, кто-то пытался отвернуться, чтобы избежать страшной картины расправы, кто-то закрыл глаза в ужасе.
   Кошка-сфинкс подняла голову от кровавого пиршества, кровь капала с ее клыков.
   — Дурни, вы зазвали в гости того, кто жаждет вашей крови!
   — Но мы же звали тебя, чтили тебя, умоляли тебя! — в ужасе закричал один из помощников палача — подносчиков вертелов. — Разве ты не пощадишь нас за это?
   — Пощажу, а то как же! — ответила кошка-Сфинкс. — Вы будете первой трапезой на моем столе. О какой милости еще можно желать смертным отродьям? Знаете, как мой хозяин Занплока почтит вас? О, вы еще не знаете, вся радость впереди. Ваша смерть будет быстрой, вы даже не успеете почувствовать, какой она будет мучительной! Но пока еще рано! Он придет с визитом, когда все будет готово, во главе страшной армии людоедов и воинственных призраков. Продолжайте церемонию, глупцы и бедолаги, или же вы умрете медленной смертью и успеете проклясть своих родителей за то, что они способствовали вашему появлению на свет!
   Люди дружно застонали, сгрудившись в кучу перед этим порождением кошмара.
   — Не слушайте эту тварь! — воскликнула Корделия. — Не верьте монстру! Все, что ему нужно — это ваш испуг. Ей нужны не ваши плоть и кровь — а ваш страх — оттого-то она вас так и запугивает. Она питается вашей болью и вашим ужасом. А мучает и убивает лишь постольку поскольку! Отвернитесь от этого исчадия ада!
   — Отвернитесь немедленно, — подхватила Алуэтта. — Ибо у нее нет силы иной, кроме той, что дает ваш страх!
   — Вы не проживете долго, надоедливые девки! — ощерилась Длинные Уши и подобралась для прыжка. — Хотите сорвать мой Тагхаирм? Закрыть мне вход в ваш мир? За это вы будете следующими, жирненькие и сочненькие мои кусочки!
   — Ах, жирные кусочки? — возмутилась полноватая Корделия.
   — Смотри, не пообломай себе зубы! — поддержала Ртуть.
   — Дрянь такая! — вне себя от ярости закричала Алуэтта. — Тебе сильно не повезло, что ты встретилась со мной.
   — Охо-хо! Да кто ты такая?
   — Увидишь!
   — Посмотрим!
   — Давай!
   И Алуэтта сощурила глаза.
   Всякий, кто знал Алуэтту или встречался с ней на узкой дорожке, был в курсе, как опасен этот взгляд, и бежал бы немедленно, не оборачиваясь. Впрочем, такого монстра трудно было испугать одними посулами — ему надо было недвусмысленно продемонстрировать силу. И стойкость.
   Кошка-Сфинкс поджала уши, как перед атакой — и вдруг заорала по-кошачьи.
   — Какая боль! Что это пронзило мои внутренности!
   Что со мной происходит?
   — Кто-то приходит, а кто-то уходит — вот что с тобой происходит!
   — Да как ты посмела, дрянь, дерзкая девчонка. Мои кишки словно проткнули раскаленным вертелом!
   — То ли еще будет!
   — Ах так? Ну, сейчас ты узнаешь, что такое настоящая боль!!! — прошипела она.
   И Кошка-Сфинкс изготовилась к прыжку, могучая и опасная.
   — Эй! — закричала Ртуть, направляя лошадь между ними и вклиниваясь. — Она не для тебя! Это наша Алуэтта!
   Алуэтта так и замерла, захваченная врасплох этими словами.
   — Это наша родня, и всяк, кто прикоснется к ней, узнает меня! — Корделия также направила свою лошадь галопом, затем подняла на дыбы — и копыта завертелись перед носом у монстра.
   Кошка-Сфинкс отпрянула в сторону, взвыла и прыгнула, скользнув когтями по лошадиной шее. Кобыла Корделии жалобно заржала, падая наземь. Корделия попыталась выбраться, но лошадиный круп придавил ей ногу.
   — Ты будешь на десерт, — пообещало чудовище и, плотоядно урча, обернулось к Ртути.
   — А сейчас я отведаю тебя, моя сахарная косточка, которая о себе столь высокого мнения!
   — Эта косточка встанет у тебя поперек горла! — пообещала Ртуть, вонзая меч:
   — Коли, Холодное Железо!
   Отведай угощеньица, бедовая головушка, ненасытная утробушка!
   Меч пронзил язык в раскрытой пасти — и громадная кошка завизжала — казалось, кричат все коты мира одновременно на своем весеннем фестивале. Отпрыгивая, призрак завопил:
   — Холодное Железо! — кошка произнесла эти слова, едва ворочая языком. — За это ты умрешь самой жуткой, медленной и неторопливой смертью, и участь твоя будет трагична и прискорбна. Она послужит уроком поколениям и долгое время о тебе будут вспоминать с жалостью и содроганием!
   — Нет, она не умрет! — Вступилась Корделия, сверкая глазами на монстра из-под кобылы.
   Большеухая кошка взвыла от боли:
   — Что? Что это такое? — простонала она, и повернулась к придавленной лошадью Корделии, в замешательстве выпучив глаза. — Нет! Не может быть! Это не ты меня так ужалила? — грозно взревела она.
   — Эх, если бы я могла! — прокричала Корделия, показывая пальцем в сторону.
   Сфинкс снова взвыла по-кошачьи, затем метнулась в воздухе, выгибая хребет и набросилась на женщину с криком:
   — Умри, и моя боль вместе с тобой!
   — Ну нет, мы еще поживем! — Алуэтта вышла из оцепенения, нахлынувшего на нее при упоминании родственниками ее имени. Направив на монстра залпом всю закипавшую внутри энергию от переполнявших ее эмоций: жалости, стыда, удивления и смущения, охвативших ее одновременно, — она закричала.
   И от этого крика Кошка-Сфинкс кубарем перевернулась в воздухе, заорав от внезапной и мучительной боли. Она рухнула навзничь прямиком на убитую лошадь, и Корделия закричала под ней.
   Этот крик пронзил Алуэтту навылет. Она сверкнула глазами на чудовище, готовая в отчаянии растерзать его. Кошка-Сфинкс взвыла в агонии, корчась от нестерпимых мучений, а Ртуть снова и снова вонзала в нее меч:
   — Оставь эту падаль мне! Мы с Корделией удержим ее, пока ты от нее не избавишься! Поговори с народом, леди!
   Алуэтта замерла в удивлении — но только на миг — а в следующий она уже приняла решение. Определенно бывшая атаманша знала, что говорила: ибо она сама умела управлять толпой.
   — Люди! — Алуэтта простерла руки над толпой:
   — В ваших силах обернуть все вспять и отправить назад злобного монстра. Еще не поздно исправить ошибку!
   Опомнитесь! Остановите кровопролитие! Все, что вы тут учудили, еще можно поворотить вспять. Дверь, открытую вами, еще не поздно закрыть, пока не случилось худшего!
   Люди, павшие ниц, замерли, удивленно прислушиваясь.
   — Это ты сказал? — спросил один другого-.
   — Не, вроде не я. А ты?
   — Да и не я. Может, он?
   — Да что вы! — возмутился третий. — Я здесь вообще вот уже полчаса молчу.
   — Вот она сказала, — и двое разом показали на Алуэтту Увидев, что на нее обратили внимание, Алуэтта решительно продолжала:
   — Подумайте только о вашей злобе и боли. Только подумайте! — заклинала их Алуэтта. — Вспомните о том, как подло обманула вас эта «киска». Вы ждете от нее продолжения?