Стейнбек Джон. И проиграли бой

   - Ну, что ж, не хотел тянуть лямку, зато сейчас жизнь у тебя слаще сахара. Подожди, достанется еще тебе на орехи, вот только дело закончим.
   - Сейчас совсем другое. Шибанут раз по зубам - это не беда. Главное, чтоб не заела до смерти унылая жизнь. Разница большая.
   - Но не настолько, чтоб глаз всю дорогу не смыкать. Да и про шлюх слушать - удовольствие невеликое. - Мак зевнул, поднялся, собрал в кучу бумагу, улегся и быстро заснул.
   А Джим еще долго сидел в дверном проеме, смотрел, как мимо бегут фермерские домики, поля, засаженные капустой, свеклой; грядки салата, моркови, с похожей на папоротник ботвой. Меж свекольных грядок блестела вода. Вот промелькнули поля люцерны, просторные здания молочных ферм, в нос ударил запах навоза. Потом поезд пошел меж холмами, и солнце скрылось. Чуть поодаль от насыпи на крутых склонах рос папоротник, ярко зеленели дубки. Ритмичный перестук колес убаюкал и Джима. Поначалу он сопротивлялся, мотал головой; хотелось увидеть как можно больше. Но, наконец, встал, прикрыл дверь и улегся на свою бумажную подстилку. Уснул он враз словно провалился в ревущую бездонную черноту и, казалось, проспал целую вечность.
   Мак едва растолкал его.
   - Нам пора! - крикнул он.
   Джим ошалело сел.
   - Господи, неужто сотню километров уже отмахали?
   - Почти что. Видать, и тебя стук да шум сморили. Я тоже в товарняке сразу спать заваливаюсь. Ну, как, проснулся? Еще пару минут и пойдет медленнее.
   Джим сдавил гудящую голову руками.
   - Будто врезали крепко!
   Мак распахнул дверь и крикнул:
   - Прыгай по ходу поезда! И как прыгнешь, не останавливайся, вперед! - и исчез. Джим прыгнул следом.
   Солнце было в зените, почти прямо над головой. Впереди, в тени садов, теснились домики. Поезд уходил все дальше, а Мак с Джимом задержались на путях.
   - Здесь одна ветка уходит в сторону и пересекается с той, которая нам нужна, - к долине Торгас. Городком не пойдем. Полями напрямик и - к перекрестку путей.
   Мак, а следом и Джим перебрались через ограду из колючей проволоки, пересекли поле со жнивьем, вышли на грунтовую дорогу. Оставили в стороне городок и через полмили вышли к железнодорожному разъезду.
   Мак сел на железнодорожную платформу, кивнул Джиму - присаживайся!
   - Здесь место хорошее. Поезда часто ходят. Может, и ждать долго не придется.
   Он скатал бурую самокрутку.
   - Тебе теперь тоже без курева не обойтись. Очень общению помогает. Со сколькими людьми переговорить придется. Предложишь человеку закурить или сам попросишь, он сразу сердцем потеплеет. А предложит тебе кто сигаретку, а ты откажешься - словно в душу плюнешь. Так что давай-ка закуривай.
   - Попробую, пожалуй, - решил Джим. - Я ведь только в детстве баловался. Отвык, небось затошнит.
   - Держи, я тебе уже скрутил.
   Джим взял самокрутку, затянулся.
   - А ничего вроде. Я уж и вкус позабыл.
   - Если и не понравится, все одно - для дела польза. На таких мелочах у наших ребят вся работа держится... Никак, поезд идет. - Мак встал. - И, похоже, товарный.
   Поезд медленно полз по пути.
   - Надо ж! - воскликнул Мак. - Восемьдесят седьмой! Наш! А мне в городе говорили, что он на юг идет. Видно, кое-какие вагоны отцепил и на восток.
   - Давай отыщем вагон, в котором ехали. Мне в нем понравилось.
   Состав поравнялся с ними. Мак и Джим вскочили в вагон, и Мак сразу же улегся на прежнее место.
   - Могли б спать и никуда не вылезать!
   Джим снова устроился подле двери. Поезд натужно полз меж круглыми холмами, попались даже два коротких туннеля. Во рту у Джима еще оставался привкус табака, приятный привкус. Он порылся в кармане куртки.
   - Слышь, Мак!
   - Что?
   - Я вчера две шоколадки купил.
   Мак взял одну, развернул.
   - Ну, ты, видать, в любой революции пригодишься.
   Через час Джима снова стало клонить ко сну. Он неохотно закрыл дверь, забрался на бумажное ложе, и его тотчас же поглотила черная ревущая бездна. Потом его понесло в каком-то потоке, среди щепок, обломков. И самого тащило куда-то вниз, вниз, где кончался сон.
   Он проснулся - Мак тряс его за плечо.
   - Ты б, наверное, неделю дрыхнул, дай тебе только волю! Больше двенадцати часов сегодня проспал.
   Джим потер глаза.
   - Опять голова гудит!
   - Ну-ка побыстрее просыпайся! Уже к Торгасу подъезжаем!
   - Ну и ну! Который час?
   - Около полуночи, должно быть. Ну, вот и приехали. Готов?
   - Конечно.
   - Пошел!
   Поезд медленно потащился дальше. Впереди за красным глазком семафора виднелась станция. Дежурный махал фонарем. Справа тусклые лампочки на столбах скупо освещали городскую улочку, отбрасывая в ночное небо белесые ореолы. В воздухе похолодало.
   - Есть хочется. Какие будут соображения на этот счет, Мак? -полюбопытствовал Джим.
   - Подожди, сейчас на свет выйдем, посмотрим, кто-то у меня в списке значится. - И он скрылся во тьме. Джим чуть не вприпрыжку поспешил следом. Они вышли на городскую окраину, и на углу, под фонарем, Мак остановился, вытащил листок бумаги.
   - Это славный городок, Джим. Здесь нас поддерживают человек пятьдесят. Есть на кого положиться, выручат в трудную минуту. Ага, вот кто мне нужен. Альфред Андерсон, меж Четвертой и Пятой улицами, держит передвижное кафе. Ну, что скажешь?
   - А что это за список?
   - Список тех, кого мы считаем сочувствующими. С помощью этого списка мы все, что хочешь, раздобудем, от вязаных носков до ружейных патронов. А фургончик Альфа открыт всю ночь напролет. Пойдем, это я возьму на себя.
   Скоро они свернули на главную улицу, прошли ею почти до конца, там попадались пустые лавки, дома стояли не так кучно. Передвижное кафе Альфа оказалось уютным фургончиком, в оконцах - красное витражное стекло, задвижная дверь. У стойки на табуретах расположились двое, за стойкой суетился полный молодой человек, голые руки массивны и белы.
   - Эти двое не засидятся, - на чашку кофе с пирожным забежали, определил Мак. - Подождем, пусть уйдут.
   Они задержались у входа, и тут появился полицейский, стал приглядываться.
   Мак нарочито громко сказал:
   - Давай сначала по куску пирога съедим, а уж потом домой пойдем.
   Джим понял с полуслова.
   - Не хочу я пирога, у меня глаза слипаются, пошли домой.
   Полицейский прошел мимо. Казалось, он даже принюхивается.
   Мак негромко произнес:
   - Небось, думает, что мы решили эту забегаловку обчистить, да никак с духом не соберемся.
   Полицейский развернулся и зашагал к ним.
   Мак заговорил громче:
   - Как хочешь, можешь идти домой, а я кусочек пирога перехвачу, и, поднявшись по ступенькам, открыл дверь.
   Хозяин улыбнулся.
   - Добрый вечер, ребята. Никак похолодало на улице, а?
   - Точно, - бросил Мак и прошел к дальнему от двоих посетителей концу стойки. По лицу Альфа пробежала догадливая тень.
   - Вот что, ребята, если вам нечем платить, я угощу вас кофе с булочкой. Только, чур, не ловчить; наедитесь за мой счет, а потом скажете: валяй, мол, зови полицию. У меня дармоеды прямо в печенках сидят.
   Мак усмехнулся.
   - Кофе с булочкой - лучше и не придумать, Альфред.
   Хозяин подозрительно покосился на него, снял высокий поварской колпак и почесал затылок.
   Двое посетителей допили кофе.
   - А что. Альф, ты всегда бродяг кормишь? - спросил один.
   - Господи, да как иначе-то? Не откажешь ведь бедолаге в чашке кофе морозной ночью из-за того, что у него паршивого пятака нет.
   Посетитель хмыкнул.
   - А двадцать чашек кофе-это уже доллар. Ты так по миру скоро пойдешь. Ну, что, Уилл, в путь? - они поднялись, расплатились и вышли.
   Альф выбрался из-за стойки, проводил их, плотно задвинул дверь, затем вернулся на привычное место и с таинственным видом наклонился к Маку.
   - Кто вы, ребята?
   Рукава у него были закатаны по локоть, руки белые, движения спокойные: он размеренно и непрестанно вытирал стойку тряпкой.
   Мак подмигнул и ответил ему как настоящий заговорщик:
   - Нас из города с заданием прислали.
   От волнения щеки у Альфа вспыхнули.
   - Я как вас увидел, именно так и подумал. А как вы догадались ко мне прийти?
   - Ты по-доброму встречал наших людей, мы такого не забываем.
   Альф гордо улыбнулся, будто его награждали, а не выманивали обед.
   - Вы, ребята, поди и не ели сегодня толком. Дайте ка я вам котлеты по-гамбургски приготовлю.
   - Великолепно! - Мак не заставил себя упрашивать. - Мы и впрямь как волки голодные.
   Альф подошел к холодильнику, достал две пригоршни фарша, проворно скатал котлеты, мазнул сковородку на газовой горелке маслом и бросил котлеты. Сверху посыпал мелко нарезанным луком. Тут же в кафе вкусно запахло.
   - Э, прямо хоть сам на сковородку прыгай!
   Масло зашипело, лук сделался золотистым. Альф снова перегнулся через стойку.
   - А что у вас здесь за дело?
   - Да в ваших краях больно много красивых яблок уродилось.
   Альф выпрямился, упершись в стойку толстыми руками, в маленьких глазках мелькнула догадка.
   - Так-так, ясно. Понял,- таинственно произнес он.
   - Не пора ли переворачивать? - подсказал Мак.
   Альф перевернул котлеты, прижал лопаточкой. Собрал рассыпавшийся лук, положил на котлеты сверху, примял.
   Каждое движение нарочито замедленно, словно Альф погрузился в раздумья - так раздумчиво смотрят порой коровы.
   - У моего старика тоже есть сад и клочок земли. Надеюсь, вы ему вреда не причините? Ведь я к вам подоброму отношусь.
   - Конечно, по-доброму, - согласился Мак. - Мелкие фермеры не пострадают. Передай отцу: мы его не тронем. А пустит к себе погостить, так мы весь урожай ему соберем.
   - Спасибо. Я с ним поговорю. - Альф положил котлеты на тарелки, добавил картофельного пюре, примял сверху и в ложбинки плеснул бежевой подливки.
   Мак и Джим с жадностью набросились на еду, запили все кофе, кусочками хлеба собрали с тарелок остатки, а Альф вновь наполнил их чашки.
   - Обед на славу! - воскликнул Джим. -Я прямо умирал с голоду.
   - Угощение - что надо, - подхватил Мак, - ты. Альф, славный парень.
   - Не будь у меня этого кафе и не владей мой старик землей, я б, ребята, с вами пошел. Ведь стоит кому узнать, кого я привечаю, разнесут мой фургончик в щепы!
   - Ну, от нас-то никто ничего не узнает, - заверил Мак.
   - Не сомневаюсь, ребята.
   - А много ли уже сборщиков заявилось сюда?
   - Да уж порядком. Многие у меня столуются. У меня за четвертак отличный обед: суп, мясо, два вида овощей, хлеб, масло, пирог, две чашки кофе - и за все двадцать пять центов. Прибыль, конечно, грошовая, зато и продавать удается больше.
   - Молодец, - похвалил Мак, - а не называли ребята кого-нибудь из своих вожаков?
   - Вожаков?
   - Ну, кто-то же должен их направлять.
   - Ага, понял, - кивнул Альф. - Нет, что-то не припоминаю.
   - А где вся братия околачивается?
   Альф потер жирный подбородок.
   - Я-то знаю об их двух лагерях. Один - вдоль шоссе, другой - у реки. Там в ивняке бродяги испокон веков лагерь разбивали.
   - То, что нужно. Как туда добраться?
   Альф ткнул толстым пальцем.
   - На перекрестке свернете, дойдете до окраины, увидите реку и мост. Чуть влево - тропинка в ивняке. Метров четыреста пройдете - там и лагерь. А вот сколько у них народу, сказать не берусь.
   Мак поднялся, надел шляпу.
   - Хороший ты парень. Альф. Нам пора. Спасибо, что накормил.
   - У моего старика есть сарай с койкой, на тот случай, если надумаете у него переночевать, - предложил Альф.
   - Не получится. Альф. Нам нужно дело делать, а значит, быть среди людей.
   - Наведывайтесь, всегда подкормлю, только время выбирайте, как сегодня, - чтоб посетителей не было.
   - Спасибо еще раз. Все ясно, непременно заглянем.
   Мак пропустил Джима вперед и закрыл за собой дверь. Спустившись с крылечка, они пошли по указанной улице. На углу из подъезда вдруг вынырнул полицейский.
   - Что задумали? Говорите! - рявкнул он.
   Джим от неожиданности отпрянул, а Мак спокойно остановился.
   - Мы, начальник, простые работяги. А задумали вот яблоки пособирать.
   - Что ночью здесь делаете?
   - Да мы прямо с поезда, на товарняке прикатили.
   - И куда идете?
   - К реке, вроде там ребята расположились.
   Полицейский точно врос в землю.
   - Деньги есть?
   - Вы же видели, мы в кафе расплачивались. Мы не какие-то там бродяги-побирушки.
   Полицейский наконец отошел в сторону.
   - Проваливайте, да поживее, и чтоб по ночам не шастать по городу!
   - Слушаемся, начальник.
   И они спешно отошли.
   - Ну и любезничал ты с ним, - удивился Джим.
   - А почему б и не полюбезничать? Вот тебе первый урок: не спорь с легавым, тем более ночью. Получи мы сейчас по месяцу тюряги за бродяжничество, славно бы дело обернулось, а?
   Они поплотнее запахнули легкие хлопчатые куртки и прибавили шагу. Все меньше и меньше фонарей попадалось им на улицах. - А с чего ты думаешь начинать? - спросил Джим.
   - Не знаю пока Нужно каждую возможность использовать. Начинаем мы обычно с того, что разрабатываем план в целом, а частности определяются сообразно условиям. Нужно каждой зацепкой пользоваться. Иначе ничего не выйдет. Придем, посмотрим, какая там обстановка.
   Джим зашагал шире и энергичнее.
   - Мак, доверь мне настоящее дело. Не хочу всю жизнь быть на подхвате.
   Мак рассмеялся.
   - Подожди, еще надоест. Так надоест, что назад в город запросишься, где по восемь часов в день работают.
   - Вряд ли, Мак. Сейчас мне как никогда хорошо. Прямо, того и гляди, лопну от радости. Разве у тебя не так?
   - Изредка. Обычно я так занят, что некогда в своей душе копаться.
   Стали попадаться ветхие дома, сварочные мастерские, стоянки старых автомашин, свалка их разрозненных и искалеченных частей. Фонари освещали черные окна брошенных домов; от кустов, переходящих в подлесок, бежали тени. Холодало. Джим и Мак пошли еще быстрее.
   - Вон, по-моему, фонари у моста, с каждой стороны по три, видишь? - показал Джим.
   - Вижу. От моста, кажется, налево свернуть?
   - Да, налево.
   Мост о двух пролетах перекрывал узенькую речушку, сейчас, летом она превратилась в маленький грязный ручеек, змеящийся по песчаному руслу.
   Взяв от ската моста влево, Джим и Мак обнаружили вскоре бегущую по самой кромке старого русла тропу, она уводила в ивняк. Мак шел первым. Через минуту они окунулись в кромешную тьму, спереди, сзади и по бокам их обступили густые ивовые заросли. Лишь изредка над головой меж веток проглядывало вечернее небо, справа по самому берегу темной стеной высились тополя.
   - Не вижу я тропы, - посетовал Мак. - Придется наощупь пробираться. - И медленно, осторожно шагнул вперед. - Джим, подними руки, чтоб ветками глаза не выколоть.
   - Уже чуть не выколол. По губам только что хлестануло.
   Некоторое время шли молча, старательно держась утоптанной тропы.
   - Дымом запахло. - заметил Джим. - Считай, добрались.
   Вдруг Мак остановился.
   - А вот и огоньки впереди. Значит, так, как и прежде, разговор завожу я.
   - Идет.
   Тропинка неожиданно вывела на большую поляну, посередине горел костер. На другом краю виднелись три грязные, некогда белые палатки. В одной горел свет и по стенам бродили огромные черные тени. На поляне было человек пятьдесят: кто спал прямо на земле, завернувшись в одеяло, кто сидел вокруг костра. Не успели Джим с Маком выйти на поляну, как услышали короткий вскрик из освещенной палатки. И сразу задергались, закопошились тени на брезентовой стене.
   - Может, кто заболел, - тихо сказал Мак. - Но считай, что мы ничего не слышали. Очень неразумно совать нос не в свое дело.
   Они подошли к костру, подле которого, обхватив колени руками, сидели в кружок мужчины.
   - Можно ли к вам присоединиться? - спросил Мак. - Или ваше общество только для избранных?
   Несколько небритых лиц повернулись к нему, в глазах бусинками отражалось пламя костра. Один из мужчин подвинулся.
   - Садись, земли всем хватит.
   Мак только крякнул.
   - Может, где и хватит, да только не в моих краях.
   Заговорил худолицый, освещенный костром мужчина, сидевший по другую сторону.
   - Ты, брат, попал в замечательное место. Здесь всего хватает жратвы, выпивки, автомобилей, домов. Присаживайся, у нас роскошный ужин.
   Мак присел на корточки, кивнул и Джиму - садись. Вытащил кисет, аккуратно свернул изящную самокрутку. Затем, будто спохватившись, предложил:
   - Ну, что, капиталисты, кому курить охота?
   К нему потянулись несколько рук. Кисет пошел по кругу.
   - Только что приехал? - спросил худолицый.
   - Именно. Дай, думаю, пособираю яблочек, да обратно - свои миллионы считать.
   Худолицый зло выкрикнул:
   - А знаешь, сколько нам платить будут? Пятнадцать центов! Пятнадцать, чтоб им подавиться, собакам!
   - А сколько ты, собственно, хочешь? - воскликнул Мак. - Имей совесть, парень! Или у тебя хватит наглости заявлять, что тебе, видите ли, хочется есть? Яблоки собираешь, вот их и жуй. Они такие вкусные, красивые! Тон его вдруг ужесточился. - А что, если мы эти яблоки не станем собирать?
   Худолицый так и взвился.
   - Придется! Никуда не денешься! Все до последнего гроша на дорогу сюда потратили!
   - Не станем мы собирать, другие охотники найдутся!
   - А если мы этих охотников - в шею? - крикнул Мак.
   Люди у костра насторожились.
   - Так ты чего ж... бастовать предлагаешь? - спросил худолицый.
   Мак рассмеялся.
   - Ничего я не предлагаю.
   Коротышка, сидевший опершись подбородком о колени, сказал:
   - Лондона чуть удар не хватил, когда сообщили, сколько платить будут.-И повернулся к соседу: - Ты, Джо, видел его. Правда, ведь его чуть удар не хватил?
   - Аж позеленел весь, - подтвердил тот, - стоит, молчит, а сам весь зеленый. И деревяшку, что в руке держал, всю раскрошил.
   Кисет наконец вернулся к владельцу, Мак помял его, убедился, что табаку осталось кот наплакал и сунул в карман.
   - А кто такой Лондон?
   Ответил ему худолицый.
   - Лондон-мужик что надо, голова! Мы с ним всегда ездим. Что и говорить - голова!
   - За старшего у вас?
   - Да нет, просто хороший мужик. Мы с ним ездим. Послушал бы ты, как он с легавыми держится. Он...
   Снова из палатки раздался крик, на этот раз долгий. Все повернули головы, потом снова безразлично уставились на огонь.
   - Болеет, что ли, кто? -спросил Мак.
   - Невестка Лондона рожает.
   - Да, не самое удачное место для родов. А врач-то есть? поинтересовался Мак.
   - Откуда! Где ж его возьмешь?
   - А почему ее в окружную больницу не свезут?
   Худолицый глумливо бросил:
   - Как же! Будут они цацкаться с бродягами залетными! В больнице нет мест. Вечно она забита до отказа. Будто сам не знаешь.
   - Я-то знаю, - вздохнул Мак. - Видно, и тебе это не в новинку.
   Джим поежился, подобрал ивовый прутик, сунул его в костер, прутик сначала задымил, потом заиграл пламенем. Мак протянул в темноте руку и незаметно пожал руку Джима. А вслух спросил:
   - А есть там, с ними, кто в родах кумекает?
   - Старуха одна, - ответил худолицый; вопрос показался ему странным, и взгляд сделался подозрительным. А тебе-то что?
   - Я кое-что в этом смыслю, - ответил Мак. - Учился немного. Мог бы сейчас помочь.
   - Ну, так иди к Лондону! - Худолицему, видно, не хотелось самому принимать никакого решения. - А нам не след о нем языком трепать.
   Мак словно бы и не заметил подозрительности собеседника.
   - Пожалуй, и впрямь надо сходить. - Он поднялся. Пойдем со мной, Джим. Где он, в той палатке, где свет?
   - Да, там.
   Сидевшие у костра проводили Мака и Джима внимательными взглядами, потом снова засмотрелись на костер. Двое друзей шли поляной, старательно обходя кучи тряпья - под ними спали люди.
   Мак прошептал.
   - Ну и повезло же нам! Если в грязь лицом не ударю, считай, что начали мы удачно.
   - Я не совсем понимаю... Даже не знал, что ты медицине учился.
   - Да никто на белом свете этого не знал! - усмехнулся Мак. Они подошли к палатке: за подсвеченной брезентовой стеной суетились черные силуэты людей. Мак встал у входа и позвал:
   - Лондон!
   Почти мгновенно взлетел палаточный полог и вышел высокий мужчина. В плечах не обхватить. Жесткие черные волосы обрамляли похожую на тонзуру лысину на макушке. По лицу пролегли волевые морщины; черные, налитые кровью, как у гориллы, глаза смотрели свирепо. Угадывалась в этом человеке властность. Вести за собой людей для него столь же естественно, как и дышать. Выйдя, он опустил за собой полог.
   - Что нужно? - сказал - точно отрезал.
   - Мы только что приехали, - объяснил Мак. - Ребята у костра говорят, здесь роженица.
   - Ну и что с того?
   - Вот я и подумал, может, чем помочь, раз у вас доктора нет.
   Лондон приоткрыл полог-полоска света упала на лицо Маку.
   - Ну, и чем ты можешь помочь?
   - Я работал в больницах. Доводилось и роды принимать. Так почему б и сейчас не попробовать.
   - Заходите, - уже спокойнее сказал великан. - Хоть старуха здесь и вертится, она, помоему, малость чокнутая. Заходите, сами все увидите.
   В палатке было тесно и душно. На блюдце горела свеча. Посреди палатки стояла самодельная печурка - ее смастерили из керосинового бака, - рядом сидела сморщенная старуха; в углу стоял бледный парень. У дальней стены на земле разложен матрац, на нем лежала молодая женщина, лицо у нее побелело, по нему грязными ручейками стекал пот, волосы растрепались. Все трое разом взглянули на вновь пришедших. Старуха отвела взгляд и уставилась на раскаленную печку, поскребла ногтями ладонь.
   Лондон подошел к матрацу, опустился на колени. Роженица перевела взгляд с Мака на свекра. Тот сказал:
   - Теперь у нас есть доктор. Больше опасаться нечего.
   Мак взглянул на молодую женщину и подмигнул: лицо у нее застыло от страха.
   Парень подошел к Маку, тронул его за плечо.
   - Все будет в порядке, док?
   - Конечно, она у тебя молодец. - Мак повернулся к старухе. - А ты повитуха, что ли?
   Та, продолжая скрести морщинистые ладони, лишь бессмысленно посмотрела на него и не ответила.
   - Я спрашиваю: ты повитуха? - прокричал Мак.
   - Нет, но раза два детей принимать доводилось.
   Мак взял ее руку, поднес поближе к свече: ногти длинные, неровные, грязные, кожа серая с синевой.
   - И они, конечно, родились мертвыми. Нужно много чистых тряпок, у вас что-нибудь есть?
   Старуха показала на кучу газет.
   - У Лизы схватки пока два раза только были, - проскрипела она. - А подтереть и газетами можно.
   Лондон подался вперед, рот приоткрылся от напряженного внимания он испытующе глядел Маку в лицо. В неярком свете тускло поблескивала лысина.
   - У Лизы схватки два раза были, последний раз только что, повторил он старухины слова.
   Мак молча кивнул ему на палаточный полог и вышел следом - Лондон и Джим.
   - Слушайте, а вы видели ее руки? - опросил Мак. Ребенок-то, может, и выживет, а снохе вашей ничего не светит. Давай-ка от старухи избавимся.
   - А роды ты, что ли, будешь принимать? - набычился Лондон.
   Чуть помолчав. Мак оказал:
   - Я приму. Джим кое в чем поможет. Но его помощи мне мало.
   - Ладно, я помогу, - сказал Лондон.
   - И этого мало. Из ребят никто не подсобит?
   Лондон усмехнулся.
   - Коли позову - помогут, как же иначе?
   - Так позови, - попросил Мак, - не тяни резину.
   Он, а следом и Мак с Джимом, подошли к маленькому костру, вокруг которого сидели притихшие люди; они тут же подняли головы.
   Худолицый кивнул:
   - Привет, Лондон.
   Тот громко заговорил:
   - Послушайте-ка, ребята, что вам док скажет.
   Подошли еще несколько человек, заслышав голос своего вожака, однако лица у них оставались безучастными.
   Мак откашлялся.
   - У Лондона тут невестка сейчас рожает. Он хотел ее в местную больницу определить, но ему отказали. Мест говорят, нет, да еще и бродягами вшивыми нас всех обо звали. Что ж, помощи от них не дождешься. Придется самим управляться.
   Люди вокруг посуровели, сдвинулись плотнее вокруг костра, безразличие отступало. А Мак продолжал:
   - Мне случалось в больнице работать, так что сейчас я кое в чем помогу, но и ваша помощь, ребята, тоже нужна. Своих бросать нельзя.
   Худолицый поднялся на ноги.
   - Дело говоришь. В чем наша помощь?
   В отблесках костра на лице Мака заиграла довольная, торжествующая улыбка.
   - Молодцы, ребята! Понимаете, что такое сплочен ность. Во-первых, поставьте греть воду, достаньте белое тряпье, прокипятите. Где и как будете доставать - дело ваше. - Он указал на троих: - Ты, ты и ты разожгите большой костер, раздобудьте два больших котла. Поищите литров на пятнадцать - двадцать. Остальным - собирать тряпье. Все сгодится: носовые платки, старые рубашки, все, что угодно, лишь бы белое. Когда вода закипит, бросьте тряпье в котел и полчаса кипятите. А пока мне нужен чайник горячей воды, да поскорее.
   Люди вокруг засуетились, забегали. Мак прибавил:
   - И вот еще что. Нужна лампа, хорошая лампа. Хоть из-под земли мне ее достаньте. Не дадут - украдите. Без света не обойтись.
   Как быстро все переменилось! Безразличия у людей как не бывало. Растолкали спящих, объяснили, что делать, зарядили всеобщим возбуждением; работалось всем в охотку. Быстро разложили костры, поставили четыре котла с водой, насобирали тряпье. Каждый хотел пособить. Один даже снял майку и бросил в котел, а рубашку надел на голое тело. Вдруг всем сделалось хорошо, люди смеялись, обменивались шутками-прибаутками, подбрасывая в костры тополиные ветви.