— Мы знакомы, мистер Трипп?
   Пол внимательно посмотрел на молодого человека; лицо Ноэля показалось ему знакомым. На визитной карточке посетителя значилось имя весьма уважаемой юридической фирмы; Пол Либман не знал, зачем пришел сюда этот молодой человек — по делам фирмы или сам по себе.
   — Мы встречались однажды, мистер Либман. В прошлом году.
   — О, извините. — Пол вежливо улыбнулся. — Боюсь, память стала меня подводить.
   Ноэль объяснил:
   — Я друг Тамары. Я окончил Гарвард в прошлом году.
   — Ах вот оно что! — Внезапно Пол все вспомнил, и улыбка исчезла с его лица. — Однако надеюсь, мистер Трипп, вы здесь не для того, чтобы говорить о моей дочери. Итак, чем могу служить?
   Молодому человеку назначили эту встречу только потому, что он работает в столь уважаемой фирме.
   — Боюсь, сэр, что не оправдываю ваших надежд. Я здесь именно для того, чтобы говорить о Тамаре. И о себе. Вам вряд ли понравится, что я скажу, но мне кажется, нам с самого начала следует быть откровенными.
   — С Тамарой что-то случилось?
   Либман побледнел. Теперь он вспомнил, окончательно вспомнил этого мальчишку. И тут же почувствовал, что ненавидит его до глубины души.
   Но Ноэль немедленно успокоил его:
   — Нет, сэр. Она в порядке. Можно даже сказать, что у нее все очень хорошо. — Он улыбнулся, стараясь скрыть нервозность. — Мы любим друг друга, мистер Либман, уже довольно давно.
   — С трудом могу в это поверить, мистер Трипп, Дочь уже несколько месяцев даже не упоминает вашего имени.
   — Думаю, она боялась вашей реакции. Но прежде чем продолжу, я должен кое-что вам рассказать, ибо, если я этого не сделаю, рано или поздно все так или иначе откроется.
   Поэтому лучше объясниться теперь же. — Ноэль отвел взгляд и подумал: было сумасшествием прийти сюда. Полным безумием. Но приход в этот кабинет оказался едва ли не самым мужественным поступком в жизни Ноэля. — Двадцать семь лет назад ваша мать активно участвовала в деятельности организации, занимавшейся помощью беженцам здесь, в Нью-Йорке. — Лицо Пола Либмана окаменело, но Ноэль бесстрашно продолжал:
   — Она подружилась с молодой немецкой девушкой, беженкой из Берлина. На этой девушке вы были женаты — совсем недолгое время, пока не обнаружили, что она беременна от своего мужа, погибшего при обороне Берлина. Вы ее оставили, развелись с ней, а… — он запнулся на мгновение, — а я — ее сын.
   Напряжение, царившее в комнате, достигло предела. Пол Либман встал.
   — Убирайтесь вон из моего кабинета!
   Он в бешенстве указал на дверь, но Ноэль не двинулся с места.
   — Я уйду, но прежде я должен сказать, что люблю вашу дочь, сэр, а она любит меня. И еще… — Он выпрямился в полный рост, даже Пол рядом с ним казался невысоким. — Знайте, что я имею по отношению к ней самые серьезные намерения.
   — Вы осмеливаетесь намекать на то, что собираетесь жениться на моей дочери?
   — Именно так, сэр.
   — Никогда! Вы поняли? Никогда! Это ваша мать все затеяла?
   — Вовсе нет, сэр.
   Глаза Ноэля сверкнули, и Пол первый опустил глаза.
   Словно некая искра пробежала между ними, и Либман не стал дальше развивать эту тему.
   — Я запрещаю вам впредь встречаться с Тамарой.
   На лице Пола смешались ярость и боль — старая боль, смягчить которую не смогло даже время.
   Но Ноэль спокойно ответил:
   — Я говорю вам, сэр, здесь и сейчас, что ни она, ни я не подчинимся вам. Придется вам смириться с этим.
   И, не дожидаясь ответа, Ноэль развернулся и вышел. Он услышал яростный удар кулака по столу, но дверь за молодым человеком уже закрылась.
 
   Получше познакомившись с Арианой, Тамара полюбила ее, как собственную мать. А на Рождество, когда Ноэль решил объявить об их помолвке, Ариана вручила Тамми подарок, тронувший девушку до глубины души. Ноэль был посвящен в тайну; мать и сын заговорщицки улыбались, пока Тамми разворачивала яркую бумагу. Вдруг прямо на ладонь Тамми упало бриллиантовое кольцо. Это был тот самый перстень, который много лет назад носила Кассандра.
   — О… Боже мой!.. О… нет… нет!
   Тамара в изумлении посмотрела сначала на Ноэля, потом на Ариану, стоявшую рядом с сыном, потом на широко улыбавшегося Макса и — заплакала, уткнувшись Ноэлю в плечо.
   — Это твое обручальное кольцо, дорогая. Мать попросила подогнать его под твой размер. Ну-ка, примерь.
   Но, надев кольцо на палец, Тамара снова разрыдалась.
   Она знала историю этого кольца, и вот, принадлежавшее четырем поколениям, оно теперь стало ее собственностью. Оно пришлось как раз впору на средний палец левой руки; Тамми смотрела на него и поражалась искусной работе ювелира.
   — О, Ариана, спасибо!
   Но объятия породили только новые взаимные слезы.
   — Все в порядке, дорогая, все в порядке. Теперь кольцо твое. Пусть оно принесет тебе счастье.
   Ариана нежно смотрела на девушку, которую полюбила всей душой. «Пора браться за дело самой», — думала она.
   Через несколько дней после Рождества Ариана, сильно волнуясь, набрала телефонный номер. Она представилась как миссис Томас, договорилась о встрече и на следующий день взяла такси и отправилась в центр города. Она ничего не сказала ни Максу, ни Ноэлю. Зачем? Но сама твердо решила: пришло время после стольких лет встретиться лицом к лицу.
   Секретарша объявила о ее приходе, Ариана, в черном платье и черной норковой шубке, спокойно вошла в кабинет. Теперь на руке ее было только одно кольцо — с изумрудом. Бриллиантовый перстень отныне принадлежал Тамаре.
   — Миссис Томас?
   Но, вставая, чтобы поздороваться с посетительницей, Пол Либман замер от неожиданности и широко раскрыл глаза.
   Даже несмотря на растерянность, в голове его промелькнула мысль о том, как же мало изменилась эта женщина за прошедшие годы.
   — Здравствуй, Пол. — Она бесстрашно смотрела на него, ожидая приглашения присесть. — Я решила, что нам следует встретиться. Из-за наших детей. Я могу сесть?
   Он жестом показал на кресло и, не отрывая от нее глаз, сел сам.
   — Кажется, мой сын уже побывал здесь однажды.
   — И совершенно напрасно. — Лицо Пола стало еще более жестким. — И в твоем визите я не вижу никакого смысла.
   — Может быть. Но мне кажется, дело сейчас не в наших чувствах, а в чувствах наших детей. Сначала я думала так же, как ты. Я изо всех сил противилась их сближению.
   Но факт остается фактом: нравится нам это или нет, они теперь вместе.
   — А могу я спросить, почему ты противилась?
   — Потому что знала: ты считаешь меня и в равной степени Ноэля своими злейшими врагами. — Она помолчала и продолжала уже более спокойным тоном:
   — Мой поступок был страшной, непростительной ошибкой. Потом я поняла это, но тогда я пребывала в отчаянии, хотела сделать как лучше для ребенка… Ведь ты мог дать ему все, а я… Ну что теперь говорить. Пол? Я была ужасно не права.
   Он посмотрел на нее долгим взглядом.
   — У тебя есть еще дети, Ариана?
   Она покачала головой и слабо улыбнулась:
   — Нет. И замуж я снова вышла только в прошлом году.
   — Не из-за того же, что чахла по мне, думаю.
   Но в голосе его было уже меньше горечи, а взгляд вдруг напомнил Ариане прежнего, молодого, Пола.
   — Нет. Просто я знала, что, один раз выбрав себе мужа, определила свою судьбу. И изменить ее не властна. Главное, что у меня был сын, а замуж я решила больше не выходить.
   — Кто же заставил тебя передумать?
   — Один старый друг. Но ты-то, насколько я понимаю, женился снова почти сразу же.
   Он кивнул:
   — Как только закончился бракоразводный процесс. Я знал ее со школьных лет. — Перед его мысленным взором пронеслась вся жизнь за эти двадцать с лишним лет. — Браки с одноклассницами — они самые прочные. Жениться лучше на своих. Вот почему я против того, чтобы Тамара и Ноэль встречались. Дело не только в том, что он твой сын. — Пол снова вздохнул. — Он замечательный мальчик, Ариана. У него достало мужества прийти сюда и все мне рассказать. Я уважаю людей, способных на подобные поступки. Тамара не столь щепетильна и откровенна, — проворчал он недовольно. — Но проблема даже не в том, что мы с тобой были когда-то женаты. Проблема в них самих. Одно дело — его отец, твоя семья, Ариана. А мы евреи. Ты действительно думаешь, что у этой пары есть будущее?
   — Они могут попробовать. Что с того, что я немка, а ты еврей? Может быть, тогда, сразу после войны, это имело большое значение. Но теперь мне хочется думать, что никого не волнуют подобные глупости.
   Однако Пол Либман решительно покачал головой:
   — Еще как волнуют. Такие вещи не теряют актуальности, Ариана. Они будут существовать всегда.
   — Почему бы по крайней мере не дать нашим детям шанс?
   — Для чего? Чтобы я лишний раз убедился, что был прав?
   Они быстренько состряпают парочку-троечку детишек, а лет через пять придут ко мне и скажут, что хотят развестись, потому что я оказался прав и ничего не получилось.
   — Ты действительно считаешь, что можешь этому помешать?
   — Может быть.
   — Так и будешь отваживать всех женихов? Неужели ты не понимаешь, что твоя дочь поступит так, как сочтет нужным? Не важно, правильно или нет. Она выйдет замуж за того, за кого захочет, и будет строить свою собственную жизнь сама. Ведь они с Ноэлем живут вместе почти целый год, нравится это тебе или не очень. В конце концов останется лишь один проигравший — это ты, Пол. Может, пришло время забыть о вражде между нами и взглянуть на мир глазами нынешнего поколения? Мой сын вовсе не считает себя немцем.
   А твоя дочь тоже вряд ли хочет быть только еврейкой и все время помнить об этом.
   — А кем же она хочет быть?
   — Личностью, женщиной, юристом. Я не очень-то хорошо разбираюсь в устремлениях нынешней молодежи. Они стали куда более независимыми и свободомыслящими. — Она спокойно улыбнулась. — Может, они и правы. Мой сын мне сказал, что война, о которой мы столько говорим, — наша война, а не их. Для них она всего лишь история. А для нас она временами реальнее настоящего.
   — Я смотрел на твоего сына, Ариана, — голос Пола трагически дрогнул, — и словно видел перед собой фотографии, которые ты тогда разглядывала. И я вообразил его в форме.
   В нацистской форме, как у его отца… — Пол крепко зажмурился, потом взглянул на Ариану затуманившимися от боли глазами. — Он ведь очень похож на отца, да?
   Ариана улыбнулась и кивнула.
   — А вот Тамара на тебя совсем не похожа.
   Больше она не нашлась что сказать, но по крайней мере он улыбнулся.
   — Знаю. Она копия своей матери. Ее сестра похожа на Джулию. А вот мой мальчик очень похож на меня, — горделиво добавил Пол.
   — Я рада. — Ариана долго медлила, прежде чем спросила:
   — Ты был счастлив?
   Он медленно кивнул.
   — А ты? Я вспоминал о тебе иногда, где ты, что ты. Я хотел было разыскать тебя, рассказать, что все еще часто о тебе думаю, но я боялся…
   — Чего?
   — Боялся выглядеть дураком. Сначала я очень страдал.
   Мне казалось, что все время, пока мы были вместе, ты надо мной потешалась. Единственный, кто все понял до конца, это моя мать. Она догадалась, что ты поступила так ради ребенка, и еще она считала, что ты все же любила меня.
   Как только речь зашла о Рут, глаза Арианы наполнились слезами.
   — Я действительно любила тебя. Пол.
   Он опустил голову.
   — Мать так и сказала, когда хорошенько все обдумала.
   После стольких лет они снова сидели рядом.
   — Так, Ариана, что же нам делать с нашими детьми?
   — Пусть поступают, как считают нужным. Не будем им мешать.
   Ариана улыбнулась, встала и, немного поколебавшись, протянула руку. Но Пол медленно вышел из-за стола, быстро обнял ее и отступил назад.
   — Прости меня за то, что произошло тогда. Прости, что я не смог понять тебя и не принял никаких объяснений.
   — Все к лучшему, Пол.
   Он пожал плечами и кивнул. Ариана поцеловала Пола в щеку и ушла. А он задумчиво стоял и смотрел в окно на Уолл-стрит.

Глава 50

   Свадьба была назначена на следующее лето. Тамара к тому времени окончит университет; молодые подыщут подходящую квартиру; а еще Тамми предложили работу, к которой она должна была приступить осенью.
   — Но сначала мы съездим в Европу! — со счастливой улыбкой сообщила Тамара Максу и Ариане.
   — Куда же? — с интересом посмотрел на нее Макс.
   — В Париж, на Ривьеру, в Италию, а потом Ноэль хочет отвезти меня в Берлин.
   На этот раз в глазах Арианы не мелькнуло и тени тревоги.
   — Чудесный город. По крайней мере он был таким раньше.
   Ариана часто разглядывала фотографии, которые Ноэль привез из своего путешествия два года назад, и любовалась домом в Грюневальде. Теперь не нужно было напрягаться, чтобы восстановить стершиеся из памяти детали. Сын даже привез ей фотографию замка, о котором она столько слышала от Манфреда, но который никогда не видела.
   — Надолго вы уедете?
   — Примерно на месяц, — радостно выдохнула Тамара. — Это ведь мое последнее вольное лето, а Ноэлю еще придется здорово постараться, чтобы добиться отпуска на целых четыре недели.
   — Что вы собираетесь делать на Ривьере?
   — Мы хотим повидаться с одной моей подругой. — Они решили навестить Бригитту. — Но, — Тамми хитро глянула на Ариану, — нужно еще пройти испытание, именуемое свадьбой.
   — Все пройдет чудесно.
   Вот уже несколько месяцев Ариана принимала участие в обсуждении планов на будущее. Пол наконец смягчился и вынужден был признать, что Ноэль ему нравится. И вот уже в феврале они начали обсуждать свадьбу, которая должна была состояться в июне.
   Когда наконец долгожданный день настал, Тамми была хороша как никогда в роскошном платье из шелка сливочного цвета, обшитом бесценным брюссельским кружевом. Великолепная воздушная фата, надетая на черные волосы, ниспадала легкими складками и делала фигуру невесты почти невесомой. Даже Ариана замерла в восхищений.
   — Боже мой. Макс, она просто восхитительна!
   — Конечно. — Он широко улыбнулся жене. — Но ведь и Ноэль чудо как хорош.
   Во фраке и полосатых брюках, Ноэль казался еще элегантнее, чем обычно. Усмехнувшись про себя, Ариана подумала, что он — типичный немец. Но это уже не имело значения. Пол Либман улыбнулся молодым. Он потратил в свое время целое состояние, чтобы отпраздновать собственную свадьбу в соответствии с экстравагантными вкусами своей жены. Ариана наконец познакомилась с этой симпатичной женщиной, которая, вероятно, была ему хорошей и верной женой.
   Дебби вышла замуж за продюсера из Голливуда. Джулия с возрастом расцвела внешне и духовно, а ее дети казались очень умненькими и одновременно забавными. Но обе женщины лишь перекинулись несколькими словами с Арианой. Они так и не простили ей прошлого. Для всех них Ариана перестала существовать с того самого дня, когда Пол оставил ее.
   Пару раз во время свадебного торжества Ариана ловила на себе взгляды Пола. Однажды глаза их встретились, и в первый раз за долгое время она подумала о нем с теплым чувством. И в тот же момент ее пронзило горькое сожаление о том, что она никогда больше не увидит Рут и Сэма.
 
   — Итак, миссис Трипп, дело сделано.
   Ноэль искоса глянул на Тамми, а она с нежностью прижалась губами к его шее.
   — Я люблю тебя, Ноэль.
   — Я тебя тоже, но, если ты будешь продолжать в том же духе, я начну наш медовый месяц прямо здесь, в самолете.
   Она застенчиво взглянула на мужа, откинулась на сиденье, счастливо вздохнула и снова залюбовалась своим великолепным бриллиантовым перстнем. Тамара никак не могла свыкнуться с мыслью, что это бесценное кольцо действительно принадлежит ей. Девушка по-настоящему полюбила мать Ноэля и знала, что Ариана тоже любит ее всем сердцем.
   — Я хочу купить в Париже что-нибудь потрясающее для твоей матери.
   — Например что? — Ноэль оторвал глаза от книги. Когда живешь вместе почти два года, бракосочетание утрачивает нервозность, обычно сопровождающую это событие. Им было хорошо друг с другом, вместе они везде чувствовали себя как дома. — Так что же ты хочешь ей купить?
   — Не знаю. Что-нибудь невероятное. Картину или платье от Диора.
   — Господи, намерения у тебя и в самом деле серьезные.
   С чего это вдруг?
   Вместо ответа она вытянула руку с кольцом, и он улыбнулся.
   Они остановились в роскошном номере отеля «Плаза-Атене» — это был свадебный подарок отца Тамми. Торжественно отметив начало медового месяца ужином при свечах, молодая пара отправилась в знаменитый гостиничный бар на встречу с Бригиттой. Войдя туда, они очутились среди весьма странно выглядевших людей: у мужчин в рубашках с открытым воротом на шее висели кресты, а женщины были одеты еще причудливее — кто в длинных красных шелковых брюках с разрезами, кто в коротком норковом жакете и джинсах.
   Тамми едва узнала девушку, с которой когда-то вместе училась в Рэдклифе. Белое лицо, ярко накрашенные губы, светлые волосы всклокочены. Но синие глаза глядели по-прежнему озорно, а тоненькая фигурка, облаченная в брюки и смокинг, смотрелась все так же очаровательно Кроме брюк и смокинга, на Бригитте были надеты лишь атласный черный цилиндр и шелковый красный лифчик.
   — Дорогая, вот уж не думал, что ты теперь одеваешься столь консервативно.
   Все трое хмыкнули. Бригитта Годар стала еще более экстравагантной, чем прежде.
   — Да и ты, Ноэль, выглядишь солиднее.
   Бригитта кокетливо улыбнулась, а Тамми засмеялась:
   — Эй вы, двое. Не забудьте, мы теперь женаты. Так что, ребята, флирту конец, уж извините…
   Но Ноэль любовно взглянул на нее, а Бригитта сдержанно улыбнулась:
   — Для меня Ноэль слишком высокий. И вообще он не в моем вкусе.
   — Замолчи, а то он такой ранимый.
   Тамми приложила палец к губам подруги, и все трое снова рассмеялись. Они вместе провели чудесный вечер, а всю следующую неделю Бригитта показывала им Париж; они обедали у «Фуке», ужинали в Латинском квартале в кафе «Липп», танцевали в ночных клубах «Кастель» и «У королевы», завтракали в ресторане «Хальс», устраивали пиршество у «Максима». Она таскала их по барам, ресторанам и вечеринкам; казалось, ее знал весь Париж, а мужчины буквально не давали ей проходу. Тамми и Ноэль с искренним восхищением следили, как она меняла наряды — один нелепее другого.
   — Правда, она восхитительна? — шепнула Ноэлю Тамми, когда они бродили по очередному дорогому магазину.
   — Да, но все же несколько с приветом. Ты мне, пожалуй, нравишься больше, детка.
   — Приятно слышать.
   — Вообще-то я не жажду встречаться с ее семейством.
   — О, они совершенно нормальные.
   — Давай не будем у них задерживаться, Тамми. Денька два — и хватит. Я хочу побыть с тобой вдвоем. В конце концов, у нас ведь медовый месяц.
   Он слегка обиженно взглянул на жену. Она засмеялась и поцеловала его.
   — Ничего не поделаешь, дорогой.
   — Ладно, только пообещай, что мы пробудем на Ривьере не более двух дней, а потом уедем в Италию. Клянешься?
   — Слушаюсь, сэр! — лихо отсалютовала Тамми.
   Тут к ним подошла Бригитта, и они продолжили прогулку по магазинам.
   У Диора Тамара отыскала именно то, что она хотела купить для Арианы: изысканное розовато-лиловое платье для коктейля. Тамми знала, как очаровательно оно будет гармонировать с огромными синими глазами Арианы. К платью в тон Тамара подобрала шарф и серьги. Весь комплект стоил более четырехсот долларов, и Ноэль, доставая бумажник, тяжело вздохнул.
   — В сентябре я начну работать, Ноэль. Не беспокойся о деньгах.
   — Надеюсь. Иначе ты разоришь меня подобными подарками.
   Но оба понимали, что этот подарок — особый. Таким образом Тамми пыталась выразить свою благодарность за кольцо. Бригитта обратила на него внимание в первый же вечер. Она была просто очарована перстнем и призналась Тамаре, что не может оторвать от него глаз. В галерее отца недавно появилась коллекция антикварных предметов и драгоценностей, но они не шли ни в какое сравнение с новым кольцом Тамми.
   В последний день перед отъездом из Парижа Бригитта отвела молодоженов в галерею Жерара Годара, и они бродили там около часа, любуясь Ренуаром, Пикассо, изделиями Фаберже, бесценными антикварными бриллиантовыми браслетами, бюстами и статуями. Когда они вышли из галереи, Ноэль посмотрел на Бригитту с неподдельным восхищением:
   — Здорово! Прямо маленький музей, только лучше.
   Та с гордостью кивнула:
   — Да, некоторые папины вещицы достаточно хороши.
   Ноэль и Тамми даже улыбнулись, услышав столь явную недооценку. Вот, оказывается, зачем отец посылал Бригитту в Рэдклиф: он надеялся, что девочка получит основательные знания по истории искусств. Но Бригитта научилась лишь играть в футбол, устраивать вечеринки, встречаться с мальчиками и курить травку. После двух лет такой «учебы» разочарованный отец привез дочь обратно в Париж, к развлечениям и занятиям попроще. Иногда Бригитта как-то вскользь упоминала об изучении фотографии или операторского искусства, но было очевидно, что честолюбием девушка явно не страдает.
   Зато она была презабавной. Бригитта Годар порхала, как бабочка с цветка на цветок, быстро загораясь чем-то новым, но так же быстро остывая. Подобное непостоянство в последнее время стало настоящим mal du siecle — недугом столетия, — Такое ощущение, что она никогда не повзрослеет, — задумчиво проговорила Тамми.
   Ноэль пожал плечами:
   — Наверно. Но некоторые люди так на всю жизнь и остаются детьми. А ее брат такой же?
   — Да. Даже хуже.
   — В каком смысле? — озадаченно спросил Ноэль.
   — Не знаю. Он не то избалованный, не то несчастный.
   Ты увидишь их родителей и сам все поймешь. Мамаша — жуткая стерва, а отец — человек очень замкнутый. Он словно живет в потустороннем мире и общается с привидениями.

Глава 51

   Полет до Ниццы занял всего час В аэропорту их встречал Бернар Годар. Светловолосый и красивый, как сестра, он стоял босиком, в шелковых брюках и шелковой рубашке.
   Молодой человек имел совершенно отсутствующий вид, словно забрел сюда случайно. Лишь когда подошла сестра и обняла его, он, казалось, пришел в себя. Подобное состояние объяснялось просто: в отделении для перчаток его «феррари» лежала серебряная коробочка с марихуаной.
   Но беседа с Ноэлем и Тамарой до некоторой степени вывела его из оцепенения.
   — Я собираюсь в ноябре приехать в Нью-Йорк, — дружелюбно улыбнулся Бернар, и вдруг у Ноэля мелькнула странная мысль, что брат Бригитты напоминает ему какую-то старую фотографию, виденную давным-давно — Вы уже вернетесь?
   — Да, конечно, — ответила за Ноэля Тамара.
   — Когда-когда? — удивленно воззрилась на брата Бригитта.
   — В ноябре.
   — Ты же собирался в Бразилию?
   — Нет, я вообще не уверен, что поеду в Бразилию. Мими хочет в Буэнос-Айрес.
   Бригитта кивнула, словно получила исчерпывающее объяснение, а Ноэль и Тамми молча обменялись недоуменными взглядами. Тамми как-то подзабыла, до чего же они странные люди, и теперь пожалела о своем решении остановиться в их доме в Ницце перед отъездом в Рим.
   — Хочешь, уедем завтра же утром? — прошептала она Ноэлю, когда они следовали за братом и сестрой к огромному дому в прованском стиле.
   — Прекрасно. Я скажу, что должен по дороге в Рим встретиться с клиентом нашей фирмы.
   Тамми заговорщицки кивнула, и они вошли в отведенную им комнату огромного размера с высоченными потолками, роскошной кроватью в античном стиле и с великолепным видом на простирающееся до горизонта море. Пол был выложен светло-бежевым мрамором, а на террасе стоял старинный портшез, куда Бригитта для удобства поставила специально предназначенный для них телефонный аппарат.
   Завтрак был сервирован внизу, в саду, и, несмотря на все сумасбродства и странности, Бригитта и Бернар старались изо всех сил, чтобы развлечь друзей. Зная теперь, что уедут на следующий день, Ноэль и Тамара ощущали себя куда лучше — не пленниками, угодившими в некую фантастическую страну, а обыкновенными гостями.
   Но настоящими гостями они почувствовали себя вечером, когда в чопорной гостиной были официально представлены родителям Бригитты и Бернара. Перед ними стояла полноватая, но удивительно красивая женщина с неестественно блестящими зелеными глазами. У нее была ослепительная улыбка и длинные стройные ноги, но в ней чувствовалась какая-то жесткость. Возникло ощущение, что она привыкла командовать и делать все по-своему. К собственным детям она не испытывала особой симпатии, но Ноэля и Тамми нашла очаровательными и, желая казаться радушной хозяйкой, общалась только с ними, ни на кого больше не обращая внимания, включая собственного мужа — высокого светловолосого мужчину со спокойными, но печальными синими глазами. Несколько раз за вечер Ноэль ловил себя на мысли, что крайне заинтригован этим человеком. У него было странное ощущение, что он когда-то знал его или видел. Но потом Ноэль уверил себя, что все очень просто — Жерар Годар и его сын слишком похожи.
   Когда после трапезы мадам Годар увела Тамми показать небольшую картину Пикассо, Жерар Годар заговорил с Ноэлем, и тут впервые американец заметил у хозяина некоторый акцент. Тот говорил по-французски так, словно это был его неродной язык. Может, он бельгиец или швейцарец, подумал Ноэль. Но еще больше его заинтересовала странная печаль, таившаяся в чертах Годара-старшего.
   Тамми вернулась со своей маленькой экскурсии, и все болтали о том о сем до тех пор, пока Тамми не положила руку на стол и в свете канделябров не сверкнул ее бриллиантовый перстень. В то же мгновение Жерар Годар впился в него глазами и остановился на полуслове. Потом, не спрашивая разрешения, он взял руку Тамми в свою и стал смотреть на камень.