Студитский Александр. Ущелье Батырлар-Джол

   Борис опять посмотрел вопросительно на Павла. Ему смертельно хотелось спать. Но, очевидно, следовало ждать приглашения хозяина.
   - Не иди, Павел, - произнес вдруг старик негромко, не меняя своей позы. - Плохое место. Проклятое место. Джаман-су.
   - Так ведь высохло все, - возразил Павел.
   - Собака выпьет - умирает, кой выпьет - умирает, ат выпьет - умирает. Не иди, Павел. Плохая вода. Джаман-су. - повторил старик.
   Из темноты послышалось шуршанье, тонко заблеяли овцы. Вдали залились звонким лаем собаки. Старик поднял голову, прислушиваясь. Снова все стихло.
   - Камень скатился с горы. - сказал Павел.
   Опять наступило молчание.
   - Батырлар-джол, - опять раздался негромкий голос старика. Его глаза широко открылись, и в них блеснуло красное пламя костра. Батырлар-джол. Не пройдешь, Павел.
   - Что это значит? - тихо спросил Борис.
   Павел пожал плечами.
   - Ну, дорога богатырей, великанов...
   - Это название ущелья?
   - Очевидно. Мне еще не приходилось слышать.
   Старик говорил тихо, точно сам с собой:
   - Никто не ходит туда... Никогда не ходит.
   Он подбросил в огонь несколько сухих, колючих веток. Костер затрещал, задымил, вспыхнуло яркое пламя.
   - Да ты скажи, чон-ата, почему? - спросил Павел.
   Старик покачал головой.
   - Никто не помнит... Давно было. Эчак-эле. Мой ата и чон-ата и мои ата-бабалар знали. Нельзя туда ходить. Батырлар-джол.
   - Ну, а почему? - не унимался Павел.
   - Была большой щель. Стадо гонял. Большой стадо гонял. Хозяин был батыр. Много батыр, целый народ. И путь был Батырлар-джол.
   Старик замолчал, задумчиво помешивая веткой в золе костра.
   - Что же с ним случилось? - спросил, наконец, Павел.
   - Ата и чон-ата не уважал. И закрылся путь вниз. Щель узкий-узкий стал. И народ остался там. Давно было. Эчак-эле.
   Стало совеем холодно. Поднимался ветер. От костра посыпались искры, разметавшиеся в темноте.
   - Здесь будем спать? - спросил Борис.
   - Зачем здесь? - отозвался старик. - Замерзнешь. Юрта иди.
   Павел поднялся.
   - Так завтра жди нас, карыя, - сказал он потягиваясь.
   - Идешь? - спросил старик.
   - Пойду. Зачем сказкам верить? Мы ищем новый каучуконос. И найдем его там, откуда ты его притащил. Ведь ты его брал - не боялся?
   - Ой, боялся...
   - Ну, все-таки взял. А сказку будешь рассказывать своему мемире.
   - Зачем так говоришь, Павел? - сказал укоризненно старик.
   Он вскочил со своего места.
   - Постой. Увидишь!
   Полосатая спина его халата исчезла в черном отверстии входа в юрту. Борис с Павлом переглянулись. Но, прежде чем они успели обменяться словом, старик показался снова в мерцающем свете костра.
   - Смотри, - сказал он, развертывая темную тряпку с какого-то длинного предмета.
   Тряпка упала. В руках старика оказалось что-то желтовато-серое, вытянутое.
   - Смотри, - повторил он с торжеством в голосе.
   Павел взял в руки предмет, поднес к свету и обратился к Борису:
   - Ну, это, кажется, по твоей части. Кость.
   Борис посмотрел на кость с удивлением. Взял осторожно в руки, прикидывая на глаз ее длину. В ней было не менее метра. Она совершенно высохла. Но отнести ее к окаменелостям не было никаких оснований. Она, очевидно, пролежала под дождем и ветром десяток-другой лет, не больше.
   - Верблюд? - спросил Павел.
   Борис отрицательно покачал головой, продолжая рассматривать кость.
   - Это бедренная часть, несомненно, - сказал он наконец, - но только не копытного.
   - Что же это, тигр?
   Борис в смущении поскреб ногтем по головке кости.
   - Ты знаешь, я много работал с грызунами. И если бы не эти чудовищные размеры, я был бы готов спорить на что угодно, что это бедро зайца или кролика. Отдашь нам или продашь? - обратился он к хозяину.
   - Ай, нет, нельзя, - сказал тот, торопливо потянув кость из рук Бориса. - Нельзя, нельзя. Хоронить надо... Стадо вниз пойдет, хоронить будем. Батыр кость. Нельзя продавать.
   Он завернул кость в тряпку и снова исчез в юрте.
   - Любопытная штука, - сказал Борис. - Неужели я настолько забыл сравнительную анатомию, что не смог отличить бедро верблюда от бедра зайца?
   - Ну, будем думать, что это верблюд, - махнул рукой Павел. - Пошли спать. На рассвете выедем... Днем будем на станции. А завтра в ночь начнем наш поход.
   4.
   НУ, как здоровье? - спросил директор, поднимаясь со своего места.
   - В порядке, Анатолий Петрович, - ответил Павел, пожимая его тонкие пальцы своей широкой рукой.
   - Мы вас заждались, - продолжал директор, мельком взглядывая на Бориса.
   Павел заторопился его представить.
   - Мой друг, Борис Карцев, зоолог. В связи с его приездом у меня опять к вам просьба, Анатолий Петрович.
   В голосе Павла зазвучала нотка смущения.
   - План новой экспедиции? - усмехнулся директор.
   - Последней, Анатолий Петрович. Есть место, куда мне одному не пробраться. А вдвоем-втроем при некотором навыке в альпинизме можно.
   - Даже втроем?
   - Да, Анатолий Петрович. Если разрешите, Женя Самай тоже отправится с нами.
   Директор слегка нахмурил брови.
   - Ну, это уже компетенция Григория Степановича. Если нет срочных анализов, то он, вероятно, позволит ей отправиться с вами. Надолго?
   - На три-четыре дня.
   - А можно спросить, куда? - В голосе директора прозвучала неодобрительная ирония.
   - На Мульма-Тау.
   Лицо директора выразило удивление.
   - Так вы уж там не раз бывали.
   - Хочется еще побывать, - ответил Павел уклончиво. - Я не всюду успел пройти. Есть места, можно сказать, неприступные, где подъем очень трудный. Там я рассчитываю на помощь своего приятеля.
   Борис слушал Павла с легким недоумением. Ему казалось странным, что тот ничего не говорит о главном - о находке гигантского корня у подножия тех "неприступных" гор, которые Павел собирался штурмовать вместе с ним. Может быть, Павел хотел сделать сюрприз директору станции? Он уже хотел вставить слово, но внимание его было отвлечено фигурой, появившейся в поле его зрения в раскрытом окне кабинета директора.
   ДЕВУШКА с пышными темными волосами, отливающими на солнце бронзой, медленно прошла через широкий двор станции, осторожно неся в руках длинную стойку с пробирками. У нее была легкая походка, словно несущая над землей стройную, тонкую фигуру, и эластичные, мягкие движения загорелых плеч, открытых низким вырезом пестрого платья. Борису очень хотелось заглянуть ей в лицо, но она двигалась так, что он видел ее со спины. И только пройдя весь двор, на противоположном конце его, она заметила лошадей, которых расседлывал проводник, и порывисто повернулась. На солнце блеснули ее белые зубы и белки глаз на смуглом лице. Она спросила проводника о чем-то, просияв на его ответ улыбкой. И по ее взгляду, брошенному в окно, Борис догадался, что приезд Павла для нее большое событие. Он искоса взглянул на Павла, продолжавшего свой разговор с директором, и вздохнул. Девушка ему нравилась.
   - Лошадей я взял у Юлаева, - говорил Павел - Он нас проводит до стойбища. А оттуда мы пройдем пешком.
   - Ну, желаю успеха, - сухо сказал директор. - Не задерживайтесь там, работы здесь много. Не забудьте посмотреть ваши участки.
   ...День был ослепительно ясный. Ветер шевелил зелень посадок. Между рядами растений почти до подножия гор трепетали тончайшие серебристые нити воды, непрерывным потоком льющейся из верхнего арыка. Был час полива.
   Павел, хмурый и недовольный разговором с директором (видимо, у него такие "беседы" происходили и раньше), сердито рванул дверь в лабораторию. Борис увидел большую комнату с тремя высокими окнами, простые деревянные столы, заваленные кустами кок-сагыза, и человека, наклонившегося над микроскопом.
   - Здорово, Григорий!! - сказал Павел.
   Человек медленно, словно нехотя, оторвал голову от микроскопа, обернулся, и рыжеватые стриженые усы на загорелом лице раздвинулись в широкой улыбке.
   - А, Павел, привет! - ответил он, поднимаясь со своего места. - Вижу, что выздоровел и снова рвешься в бой. Ведь так?.
   Павел, не меняя выражения лица, утвердительно кивнул головой.
   - Ну, вот видишь, я же тебя знаю, - засмеялся человек, посмотрев на Бориса.
   Тот назвал себя.
   - Петренко, - отрекомендовался человек, крепко пожимая Борису руку.
   - Заместитель директора и парторг, - сказал Павел.
   - Не скрываю, - улыбнулся Петренко - Ну, рассказывай... у Анатолия Петровича был?
   - Был.
   - План новой экспедиции?
   -Да.
   - Экий ты неугомонный! Ну, и как?
   - В общем, - На лбу Павла появилась складка. - Договорились. Сегодня же к вечеру отправимся.
   - А твои посадки?
   - Что ж посадки, - недовольно сказал Павел. - Им ничего не сделается за четыре дня.
   - Не четыре, а двадцать четыре. Смотри, Павел, сезон проходит. Вся весенняя работа может пройти впустую.
   Павел слушал, опустив голову. Ноздри его раздувались. Но он ничего не ответил.
   - Где Самай? - спросил он отрывисто.
   - Вероятно, в химической. Ты еще ее не видел?
   - Нет, не видел. Можно мне ее взять с собой?
   - Что? - удивился Петренко.
   - С собой, в экспедицию. Что в этом удивительного?
   Петренко молча смотрел на Павла, прищурив глаза.
   - Ну, брат, я тебя не понимаю, - сказал он наконец - Зачем тебе химик в горах?
   - Во-первых, - мрачно ответил Павел, - есть методы полевого анализа каучука...
   - Ну?
   - Во вторых... Постой, ты мне ответь: она тебе здесь нужна? Есть срочные анализы?
   Петренко поднял брови.
   - Ну, допустим, есть.
   - Вот, так прямо и скажи, что ты ее не можешь отпустить... - он выдержал паузу и добавил: - ...со мной.
   На щеках Петренко сквозь загар проступила краска. Улыбка сошла с его лица.
   - Ну, если вопрос стоит так, что в этой... экспедиции тебе одному не справиться, то что же... В конце концов, с текущей химической работой я справлюсь и сам. А ты уверен, что Самай согласится поехать?
   - Это уж надо спросить у нее, - помрачнел еще больше Павел.
   Усы Петренко опять раздвинулись в улыбке. Но он ничего не сказал. По коридору простучали легкие каблучки, и дверь лаборатории стремительно раскрылась.
   Из полумрака коридора, в раме распахнувшихся дверей, сияя белозубой улыбкой, девушка в своем пестром платье возникла, как букет полевых цветов. Борису показалось даже, что вместе с ней ворвался в комнату запах поля - нагретых солнцем васильков, ромашек, колокольчиков и незабудок.
   - А я тебя ищу, - обратилась она к Павлу, протягивая ему руки. Анатолий Петрович сказал, что ты пошел в общежитие...
   И опять Борис с какой-то ему самому непонятной горечью отметил неповторимо мягкий, интимный оттенок ее грудного голоса, произносящего эти простые, самые обыкновенные слова.
   - Здравствуй, - отрывисто сказал Павел, пожимая ее руку.
   - Ну, как твое здоровье? - Она на мгновенье отодвинулась от него, с сожалением рассматривая его остриженную голову. - Ой, какой же ты стал чудной!.. Правда, Григорий Степанович? Ну, что ж ты молчишь? - Она оглядела обоих, не обращая внимания на Бориса, и лицо ее стало серьезным. - Уже был разговор?
   Петренко развел руками.
   - Да, кое-какой обмен мнений был. Юноша опять собирается в странствие... И вас просит ему сопутствовать...
   Лицо девушки осталось серьезным.
   - Ну, и что же?
   - Я сказал, что если вы ему необходимы в его... экскурсии и не возражаете против такого путешествия, то я справлюсь с текущей химической работой сам.
   - Конечно, я пойду... - не раздумывая, сказала девушка. - Если вы меня отпустите, - добавила она после едва заметной паузы.
   - Ну, вот и все, - примирительно сказал Петренко. - Юноши пускай отдыхают, а вы можете собираться.
   5.
   ВЫСОКО над их головами клубились косматые облака, чуть подкрашенные по краям лучами восходящего солнца. Отвесной стеной падали от облаков к их ногам красно-бурые скалы. Справа и слева тянулись стены ущелья, расступаясь сзади воротами широкой долины.
   Впереди, где стены ущелья сходились под острым углом, змеей извивалась, поднимаясь вверх, узкая, не шире ладони, трещина.
   - Ну, вот мы и пришли, - сказал Павел, сбрасывая рюкзак.
   Его слова отчетливо прозвучали в гулкой тишине ущелья.
   - Это и есть Батырлар-джол? - спросил Борис, задирая голову, чтобы рассмотреть вершины скал. - Облака не ниже восьмисот метров. А впечатление такое, что там, где облака, только еще начало.
   - Я считаю, что если мы находимся сейчас на высоте двух с половиной тысяч метров, то нам предстоит подняться еще на две, - отозвался Павел, усаживаясь на камень и скручивая папиросу. - Сейчас солнце немножко обогреет, облака разойдутся, и мы увидим вершину. Садись, Женя, путь предстоит нелегкий.
   После десятикилометрового перехода им было тепло, хотя воздух еще был совсем холодный, и дыхание вырывалось изо рта густым паром.
   Женя сняла рюкзак и тоже села на камень.
   - У индейцев приготовлением пищи занимались исключительно женщины, сказал задумчиво Павел, выпуская густой табачный дым, медленно поползший в расщелину.
   - Ты хочешь есть? - удивилась Женя.
   - Боюсь, что в данный момент, хочу я или не хочу, я должен есть, потому что до конца подъема нам такого случая не представится, - ответил Павел. - Допускаю, что на подъеме я смогу вытащить кусок из кармана - и только.
   - Словом, чем больше съедим, тем легче будет наш груз, - закончил обсуждение вопроса Карцев.
   Он решительно развязал свой мешок и запустил в него руку. Завтрак был обильный и сытный. Но как только забулькала вода в горлышках откупоренных фляжек, Борис предостерегающе поднял руку:
   - Друзья, пьем не более двухсот граммов.
   - Что такое? - встревожилась Женя.
   - Мне кажется, что мы будем вынуждены обойтись до конца нашей экскурсии, во всяком случае до тех пор, пока не выйдем из ущелья, запасом своей воды.
   - Вздор, вода будет, - отмахнулся Павел, допивая стакан и наливая другой. - На вершинах ледяной покров, как же не быть воде?
   - Ты удивительно быстро забыл, что с тобой случилось от этой воды, сказал Борис о легким раздражением.
   Павел с неудовольствием завинтил пробку своей фляжки.
   - Джаман-су... сказки... - пробормотал он недовольно.
   Полоса света медленно, но заметно передвигалась сверху вниз, опаляя красно-бурые стены ущелья пламенем восхода.
   - Семь, - сказал Павел, посмотрев на часы. - Пора.
   Он извлек из своего мешка веревку и укрепил один ее конец вокруг пояса. Второй шла Женя. Борис замыкал цепочку. Всем троим была знакома техника альпинизма, так что подготовка к подъему не вызвала затруднений.
   - Не боишься? - обернулся Павел к Жене.
   Она отрицательно покачала головой. Но по краске ее щек и плотно сжатым губам видно было, что она волнуется.
   - Вперед! - сказал Павел. Техника восхождения была несложной, но очень утомительной. Неровности скал позволяли в отдельных местах схватиться рукой, однако нога не встречала площадок, достаточных для упора. Щель была единственным средством поддержки тела на отвесной скале. Нога не входила в нее прямо. Широкая подошва горных ботинок позволяла всунуть ногу в щель только боком, так что ступни беспрерывно находились в неестественном положении. Через сотню метров Борис уже почувствовал боль в вывернутых суставах. Но он знал, что спустя некоторое время эта боль пройдет, и относился к ней спокойно. Главным было сохранение этого спокойствия, почти безразличия к своим ощущениям, чтобы поддержать главное - чувство беспрерывной сосредоточенности.
   Полоса света спустилась уже до дна ущелья. Ветер холодил руки, напряженно цепляющиеся за шероховатости скал, но под прямыми лучами солнца спина становилась влажной. Движения ног уже приобрели необходимую автоматичность, хотя и продолжали причинять боль. Раз носок осторожно вводится в щель, слегка раскачивается, чтобы зацепились шипы; два - носок другой ноги повертывается боком, чтобы освободиться из щели, причем руки нащупывают новые точки опоры; три - толчок освободившейся ноги, тело поднимается снова: раз... два... три...
   Борис хорошо знал, что при горных восхождениях не рекомендуется часто смотреть вниз, но он не мог удержаться от беспрерывных сравнений пройденного и оставленного пути. Они поднимались уже два часа. Но над головой по-прежнему висела красная стена, уходящая в облака, а под ногами совсем близко виднелась площадка, с которой началось их восхождение. Раз... два... три... Раз... два... три... Борис оглядывался через плечо вниз - площадка все еще оставалась близко, настолько, что спуститься обратно казалось пустым делом. Но вот сверху зазвучал изменившийся голос Павла:
   - Здесь я остановился прошлый раз. Еще метров сто, и щель будет расширяться. Мне страшно хотелось туда добраться. А не мог - вода мешала. Тут лило потоками.
   И опять: раз... два... три... Звенело в ушах. Порывисто дул ветер. Ощущение было такое, как будто воздух врывался в щель. Прижимаясь к ней головой, Борис слышал свист и вой, удесятеренные отзвуками, отраженными в скалах.
   - Какое наслаждение! - услышал вдруг Борис облегченный вздох Жени над головой.
   - Что такое? - спросил Борис, поднимая взгляд вверх.
   - Нога входит прямо. Проклятая щель наконец расширилась. У меня так вихлялись лодыжки, что я боялась за суставы. А сейчас носок упирается без поворота.
   Еще несколько шагов - и Борис тоже почувствовал, что нога стала находить опору в нормальном положении, без поворота ступни. Идти стало легче.
   - Ну, быстрей, друзья, цепляйтесь клешнями! - кричал сверху Павел.
   Ветер усилился. Облака были уже совсем близко. Еще немного... Подняв голову, Борис увидел, что тело Павла скрывается в космах плотного, как вата, тумана.
   - Э-э. - донесся его приглушенный голос, - здесь можно передохнуть.
   Туман сгустился. Борис не видел ничего дальше вытянутой руки. Женя исчезла. Потом веревка натянулась. Борис почувствовал, что его подтягивают. Он поднимался, быстро перебирая ногами.
   - Держись, - прозвучал голос Павла.
   Борис сделал последний шаг - и увидел в глубине щели Павла, который тянул за веревку. Рядом с ним, упираясь спиной в одну стену, а ногами в другую, расположилась Женя. Борис выпрямился шагнул и занял такую же позицию против своих спутников.
   Минуту все трое молчали, переживая блаженное чувство отдыха после сильного физического напряжения.
   Борис поднял глаза. Сквозь туман едва можно было разобрать темнеющие стены, по-прежнему отвесно уходящие вверх. Часы на руке показывали половину одиннадцатого.
   - Метров восемьсот-девятьсот, - прервал молчание Павел. - Объявляю десять минут отдыха.
   - Половину прошли? - робко спросила Женя.
   - Немножко меньше, - ответил Павел - Но идти, я думаю, теперь будет легче.
   Он машинально поднял фляжку и стал отвинчивать пробку. Борис удержал его руку Павел досадливо крякнул, проглотил слюну и опустил фляжку.
   - Ну, потерпим до вершины, - сказал он, облизывая высохшие, обветренные губы.
   Женя посмотрела на него с выражением комического соболезнования.
   - Хочешь? - протянула она свою фляжку. Павел сердито отмахнулся.
   - Ничего, обойдусь, - буркнул он сквозь зубы.
   - Выдержка, товарищ, выдержка! - воскликнула Женя - Как говорит Петренко, это главное качество исследователя.
   Павел недовольно крякнул.
   - Э, твой Петренко!.. Попробовал бы он здесь поучать. Тут ему не плантации.
   Лицо Жени стало серьезным.
   - Ну, знаешь, Григорий Степанович не заслуживает такого пренебрежительного отзыва... Он поучает только тому, чем сам обладает в избытке. И выдержке у него можно поучиться.
   - Ну, и пусть учится кто хочет! - огрызнулся Павел.
   Женя не ответила. Борису показалось что она сделала над собой усилие, чтобы не ответить Павлу еще большей резкостью.
   - Пожалуй, пора, - сказал Борис, прерывая молчание.
   Несколько минут Павел молчал, нахмурив брови. Он прилаживал свое снаряжение Потом поднялся и скомандовал:
   - Вперед!
   Они снова поползли вверх. Но теперь подъем шел внутри щели, которая разошлась на ширину слегка расставленных рук Опираясь ногами, плечами или даже всем туловищем то в одну, то в другую стену, они продвигались довольно быстро. Туман разошелся, и в щель то и дело врывался яркий луч солнца.
   - А вот и дорога! - вскрикнул Павел.
   Подняв голову, Борис увидел ноги Жени, повисшие в воздухе, - очевидно, она легла грудью на горизонтальную площадку, цепляясь за нее руками. Ноги подтянулись и исчезли. Борис, быстро перебирая онемевшими руками по неровностям скал, двинулся вверх, предчувствуя новую передышку. Веревка натянулась; прямо над головой скала нависла карнизом, за который он схватился руками, оттолкнулся - и встал коленями на площадку.
   Круто вверх, наподобие узкой лестницы, поднималось сухое ложе потоков, заваленное огромными камнями. Его стискивали отвесные стены ущелья. На камнях, вытянув перед собой ноги и откинувшись всем телом назад, сидели Павел и Женя.
   - Русло? - спросил Борис, усаживаясь в такой же позе.
   - Несомненно, - ответил Павел - Нам повезло. Теперь подъем будет легче.
   Борис критически посмотрел вверх, где ложе потока скрывалось за нависшей скалой.
   - Посмотрим, - пожал он плечами.
   Отдых был недолгим.
   - Пошли, - сказал Павел, докурив наскоро скрученную папиросу.
   По-прежнему - он впереди. Женя за ним, Борис сзади - они продвигались вперед, низко наклонившись всем корпусом над камнями. Резко взвизгивали стальные шипы, скользя по кварцевым плитам. Шурша и гремя, катились мелкие камни из-под ног. Но подъем стал несравненно легче. Они не карабкались, а шли. Шли, твердо ступая ногами, и только местами, где ложе принимало вертикальное направление, прибегали к более сложной технике подъема. Так двигались они больше часа. Борис начинал чувствовать голод.
   - Вот так штука! - услышал он неожиданно громкий, заставивший его вздрогнуть голос Павла.
   - Что такое? - крикнул Борис.
   - Подойди-ка сюда, - сказал Павел. - Вот тебе и голова твоего верблюда.
   Борис быстро двинулся вперед. Женя уже заглядывала через плечо Павла, усевшегося на корточки и рассматривавшего какой-то предмет у своих ног. Этот предмет показался Борису гладко отполированным камнем, имеющим форму шара.
   Павел с усилием вытащил и протянул его Борису.
   Это был огромный, хорошо сохранившийся череп. Борис взял его в руки. Тяжесть была небольшая. Очевидно, вода и ветер годами обрабатывали кость, вымыв из нее все органические вещества.
   Павел и Женя смотрели вопросительно на Бориса. Он в смущении разглядывал вытянутую верхнюю челюсть, большие глазницы, дуги скуловых костей, не решаясь определить, какому животному принадлежал этот череп... Его смущали совершенно непонятным образом оказавшиеся в этом огромном черепе два передних резца - длинные, острые, совершенно типичные для грызунов.
   - Не понимаю, - пробормотал он, осторожно трогая резец и расшатывая его в лунке.
   Зуб с легкостью вышел из своего ложа.
   - Чорт его знает! - воскликнул Борис, рассматривая зуб и взвешивая на ладони. По размерам он был не меньше указательного пальца. - Таких грызунов у нас нет... И все-таки череп не вызывает никаких сомнений... Зубы настоящего грызуна. Но если размеры животного соответствуют черепу, то он был крупнее лошади.
   Павел недоверчиво усмехнулся.
   - Ну, займемся этим черепом на обратном пути, - сказал он поднимаясь. Клади его обратно, с ним ничего не сделается. Пошли!
   И снова - шуршанье и стук срывающихся и катящихся из-под ног камней, скрежет стальных шипов, вой ветра, рвущегося снизу вверх по ущелью...
   Непонятная находка не выходила из головы Бориса. Он перебирал в памяти все известные ему виды грызунов. Эта группа, он прекрасно знал, - самая многочисленная среди млекопитающих: в ней насчитывается не менее трех тысяч видов. И среди этого многообразия нет ни одного зверя, поражающего своими размерами. Мыши, крысы, суслики, сурки, зайцы - все эти животные небольшой величины. Борис помнил, что самые крупные грызуны относятся к семейству свинковых. Среди них известна водосвинка - величиной с собаку. Но все они встречаются в Южной Америке. Только морская свинка проникла в Европу, но и то в качестве лабораторного животного. Самый же крупный грызун среди наших животных - бобер, который немногим превышает размеры крупного зайца.
   "Может быть, я ошибся?" недоумевал Борис. Он достал из кармана зуб, вытащенный из черепа, - длинный, изогнутый, как турецкая сабля, с острым краем. "Нет, такие зубы могут принадлежать только грызуну..."
   - Батырлар-джол... - сказал он громко. - Дорога богатырей.
   Дыхание становилось затруднительным. Борис слышал резкие удары сердца, отдававшиеся сильными толчками в горле. Перед глазами вспыхивали и погасали зеленые и фиолетовые круги.
   "Должно быть, тысячи три с половиной", подумал Борис. Он поднял голову. Стены ущелья по-прежнему отвесно уходили вверх, скрываясь в недосягаемой высоте. Из-под ног беспрерывно катились, осыпаясь, мелкие камни. Путь казался нескончаемым. Борис с удивлением и невольным уважением смотрел в спину Жени, которая шагала, словно не ощущая усталости. И в тот момент, когда Борис уже открыл рот, чтобы предложить остановку, раздался звучный голос Павла:
   - Выход!
   Женя бросилась вперед. Натягивая веревку, она заставила Бориса ускорить шаги.
   Он бежал за ней, тяжело дыша, увлекаемый общим порывом. Стены ущелья раздвигались. Вот показался свет. Еще несколько шагов - ив глаза им блеснула сияющая голубизна неба...
   6.
   ОНИ безмолвно стояли над крутым обрывом, с трудом переводя дыхание.