Шаги Павла послышались за era спиной. Рука опустилась на плечо Бориса и сдавила его в волнении.
   - Черт возьми! - прошептал Павел сдавленным голосом.
   Это было какое-то сумасшествие. Борис понимал, что сбор большого количества растений не нужен, что он просто бесцелен, что лишний груз только затруднит выход из долины. Но он уже не мог остановить Павла, да и сам, зараженный его азартом, работал, как одержимый. Они выкапывали корень, разрыхляя грунт лопаткой и ножом, взвешивали на руках, продолжая поражаться его размерам, кидали и принимались за следующий не останавливаясь. Спина Бориса ныла, мышцы рук и ног затекли, но он не прекращал работы. И только, когда мешок Павла, освобожденный от всего остального груза, наполнился до краев, они оба одновременно поднялись и посмотрели друг на друга.
   - Довольно! - сказал Борис, с трудом переводя дыхание.
   Павел приподнял мешок, оценивая его тяжесть.
   - Да, - согласился он с сожалением, - но вот что-то голова кружится, сказал он тревожно.
   Постоял, машинально похлопал себя по бокам, ища табак и спички. Но рука, сунутая в карман, остановилась на полдороге.
   - Черт! - вырвалось у него сквозь зубы. - Совсем плохо. Я посижу немного.
   - Ты не пил воды из потока? - спросил с опасением Борис.
   Павел отрицательно мотнул головой и опустился на землю. Лег, положив голову в тень. Закрыл глаза. Борис догадывался, что неожиданная слабость происходит не только от утомления, но и от действия одуряющего аромата растений. Необходимо было немедленно уходить отсюда. Он нагнулся над Павлом, чтобы поднять его, и к изумлению увидел, что Павел лежит не один. Лежали два человека. И каждый из них был Павлом.
   - Чепуха! - громко сказал Борис и удивился странному звуку своего голоса. - Двоится в глазах...
   Он протянул руку к одному из лежащих. Рука встретила пустоту. Он хотел тронуть другого, но рука тоже не нашла опоры.
   Борис присел на корточки и зажмурил глаза. В ушах шумело. Сквозь шум он слышал, как Павел произнес едва слышно:
   - Женя!
   Откуда-то, словно с неба, донесся слабый крик:
   - Паа-аавел!
   - Слуховые... галлюцинации, - пробормотал Борис.
   Огромные листья неожиданно придвинулись к самому его лицу. Свет дня потускнел - и погас.
   11.
   ОН открыл глаза... Перед ним в недосягаемую глубину уходила черная бездна, во мраке которой медленно плыли блестящие точки. Он повел руками, инстинктивно отыскивая опору. Руки встретили холодную твердую землю. Он лежал на спине. Была ночь. Звезды продолжали плыть в темноте.
   "Головокружение", подумал он и позвал:
   - Павел!
   Но голос был так слаб, что он сам не услышал его звука из-за яростного звона в ушах. Борис прислушался, медленно приходя в себя. Сквозь сон он разобрал треск, и перед его глазами пронесся сноп искр. Потом прорвались звуки голосов. Он повернул голову.
   Треща, горел курай. Перед костром застыл тонкий силуэт девушки. Линия мягкого профиля была ярко очерчена светом мерцающего за ее спиной огня.
   "Женя", узнал Борис. Но нисколько не удивился. Его затуманенное сознание еще не выделяло в возникающих в голове образах того, что действительно было и что создавал его раздраженный пережитыми впечатлениями мозг.
   "Не вижу оснований оправдываться перед тобой", - Борис понял наконец смысл последних слов, произнесенных девушкой.
   Он с волнением ждал ответа ее собеседника. Пауза показалась ему очень долгой. Наконец из темноты прозвучал срывающийся голос:
   - Но ты не знаешь, как я тебя... как я к тебе... отношусь.
   "Павел", подумал Борис и облегченно вздохнул.
   - Это к данной ситуации не имеет ровно никакого отношения, - ответила Женя с легким раздражением.
   - Я весь истерзался, когда ты исчезла, - продолжал Павел.
   - Но это не помешало тебе в тот момент, когда ты был уверен в моей гибели, поторопиться со сбором каучуконосов, - с горечью возразила девушка.
   Наступило молчание.
   "Моей гибели... - думал Борис, оценивая смысл этих слов. - Моей гибели... Чьей гибели? Моей гибели? Но ведь я жив... Нет, я что-то путаю. Да, ее гибели. Но ведь она тоже жива..."
   В сознании медленно проплыли воспоминания длинного дня, проведенного в долине. Из мрака выступило ослепительно яркое видение: пылающая на раскаленном солнце красная стена скал. Катящиеся камни, пена бушующего потока... Он содрогнулся.
   - Женя, - сказал он, пытаясь приподняться. Костер заплясал перед его глазами.
   - Очнулись? - радостно повернулась к нему девушка.
   - Все... в порядке, - с трудом произнес Борис, медленно принимая сидячее положение.
   По ту сторону костра он увидел бледное, осунувшееся лицо Павла, на котором при виде очнувшегося товарища появилась слабая улыбка.
   - Ну, брат, - сказал Павел тихо. - лежать бы нам на этих альпийских лугах до скончания века, если бы не она...
   Теперь уже все стояло на своих местах.
   Борис вспомнил: фантастические растения... радражающе терпкий, пряный запах... площадку, заросшую кок-сагызом... лихорадочную работу... Дальше надвигался мрак. Оставалось неясным, как они выбрались оттуда, почему среди них появилась Женя.
   - Как вы себя чувствуете? - спросила девушка.
   - Еще не знаю, - медленно произнес Борис, - Прихожу в себя... Голова кружится.
   - Все скоро пройдет, - сказал Павел. - Я был, как пьяный. А подышал - и ничего.
   Борис пошарил рукой у пояса, отстегнул фляжку. Волы оставалось совсем немного. Но в горле у него так пересохло, что он с трудом мог говорить. Он сделал два глотка и протянул фляжку Павлу. Тот отрицательно покачал головой.
   - Я пил, - сказал on нахмурясь.
   Борис бросил быстрый взгляд на Женю. Она словно не слышала. Было ясно она поделилась с Павлом остатками своего запаса.
   Вода освежила Бориса. Он принялся за расспросы.
   - Так, значит, вы оказались хитрее, чем мы думали, - сказал он Жене. Вы не пошли руслом потока?
   - Нет, я пошла напрямик. Мне казалось, что если вы попытаетесь меня догнать, вы пойдете старой дорогой.
   Она отвечала спокойно, очевидно сохраняя глубокую уверенность в том, что поступила правильно, не желая оставаться с товарищами, обмянувшими ее доверие. Это, по-видимому, задело Павла, потому что он проворчал:
   - Не понимаю, как можно было решиться на такой поступок!
   - Какой поступок? - сверкнула глазами девушка.
   - Оставить вот так, ни с того ни с сего, товарищей...
   - Ты считаешь, что ни с того ни с сего? - перебила его Женя возмущенно.
   - Во всяком случае, даже если ты и находила мое поведение, скажем, неправильным, ты не имела права так поступать, - сказал Павел хмуро. Надо же соблюдать элементарную дисциплину!
   - "Дисциплину"! - повторила Женя запальчиво - Не тебе говорить о ней! Ты... Впрочем, думай и оценивай мои поступки как хочешь.
   Она отвернулась и низко опустила голову, не желая выдавать своего волнения.
   - Скажите, Женя, - нарушил неловкое молчание Борис. - Высоко успели вы подняться?
   - Я была уже у самого русла потока. И в это время начался обвал.
   - И вы не рискнули подниматься дальше одна?
   Женя пренебрежительно повела плечами:
   - Бояться было нечего так как прорыв был значительно выше. Но я сразу поняла, что вы будете считать меня погибшей, поднимете панику... и решила вернуться.
   - И наткнулись на нас?
   - Да, я нашла вас обоих в бессознательном состоянии.
   Женя подбросила топливо в костер и занялась своим мешком, вытаскивая из него продукты.
   - Вы знаете, что запас провианта в моем мешке ограбила пищуха? спросил Борис.
   Девушка кивнула.
   - Да, мне говорил Павел.
   Ели мало. Жажда лишила аппетита. Теперь только у Жени и Бориса оставалось немного волы на дне фляжки. Но предпринять было нечего. Борис категорически возражал против питья воды из потока или из озера. Он не хотел объяснить причин своей настойчивости, но ему казалось совершенно очевидным, что вода в этой долине гигантов непригодна для питья.
   - Чепуха! - сказал Павел. - Как только мы будем у воды, я напьюсь всласть.
   Борис пожал плечами.
   - Я удивляюсь тебе, - сказал он раздраженно. - Ты перенес болезнь, схваченную в результате действия этой воды...
   - А, вздор! - перебил его Павел. - Глубокая простуда, осложненная какими-то изменениями в крови...
   - А ты знаешь, что это были за изменения?
   - Откуда мне знать!
   - Ну, так вот и не оспаривай того, что представляется совершенно вероятным. У тебя был анизоцитоз - среди кровяных телец встречались клетки разных размеров. Я могу объяснить это только тем, что вещества, проникшие из этой воды в твою кровь, действовали на органы, где происходит образование кровяных клеток, вызывая в них появление гигантских форм.
   - Ну, не знаю, - пробормотал Павел. - Не знаю и не верю...
   Они улеглись в спальные мешки. Смертельная усталость взяла свое - все трое погрузились в глубокий сон.
   Солнце уже поднялось над горами, когда они проснулись. Над озером таял розовый туман. Было холодно.
   - До подножия горы... два часа, - подсчитывал Борис вслух. - Переправа через поток... будем считать... час. Подъем до входа в ущелье... сколько?
   - Часа четыре, не меньше, - сказал Павел.
   - Так. Потом спуск... Потом десять километров до становища... Надо торопиться.
   Сборы были непродолжительными. Мешки, освобожденные от большей части продуктов, стали значительно легче. Только мешок Павла вызывал сомнение.
   - Не меньше двадцати килограммов, - сказал Борис, приподнимая мешок над землей. - Знаешь что? Выбрось половину корней. На кой черт тебе столько? Ведь не для промышленного использования ты их собирал.
   - Ничего, - мрачно ответил Павел, крепко затягивая шнурок.
   - Ну, смотри! Все готово? - спросил Борис, опять незаметно для себя принимая инициативу в свои руки.
   - Готово! - спокойно отозвалась Женя.
   Они тронулись в путь - Борис впереди, Женя за ним, Павел замыкал цепочку. В воздухе стоял ровный гул. Это доносился рев потока, низвергающегося в долину. Путь до его русла через альпийские луга и предгорья отнял, как и рассчитывал Борис, около двух часов.
   Шум потока становился все громче и сильнее. Вот и последние метры подъема. Еще одно усилие - и они остановились на гребне ущелья, по дну которого, взбитая в пену, кипя и бурля, неслась мутная вода.
   Борис посмотрел на Павла. Оба понимали друг друга без слов.
   - Надо подняться выше, - сказал Борис, - здесь бесполезно пытаться перейти поток. С таким течением мы не справимся.
   - А может быть, спуститься вниз? - спросила нерешительно Женя.
   - Куда? К озеру? Бессмысленно терять драгоценное время. Надо подниматься, пока не дойдем до перекатов, где русло шире и течение менее бурное.
   Они пошли по гребню. Борис не сводил глаз с потока, выбирая место, пригодное для переправы. Вода за многие сотни лет падения прорыла в твердой породе глубокую впадину. В узких местах бешено крутились водовороты. Но Борис надеялся, что выше, где были более пологие склоны, удастся найги брод.
   Шли молча. Из-за шума потока говорить было трудно. Молчание было нарушено неожиданной встречей.
   - Смотрите! - услышал Борис голос Жени.
   Он поднял глаза. Сердце его дрогнуло от изумления и восхищения: на вершине скалы, поднимающейся почти отвесно по ту сторону потока, стоял горный баран. Расстояние уменьшало его размеры, но видно было, что он во много раз крупнее любого из баранов, каких приходилось когда-либо видеть Борису на свободе и в коллекциях музеев. Исполинское животное застыло в царственной позе, высоко подняв голову, увенчанную мощными, круто завитыми рогами, и опираясь передними ногами на гребень скалы.
   Павел вопросительно посмотрел на Бориса.
   - Гигантский архар! - крикнул Борис.
   Архар медленно повернул голову. Вздрогнул и прянул в воздух. И через мгновение с потрясающей быстротой гигантскими скачками вниз, к бушующему потоку, понеслось целое стадо. Впечатление напоминало низвергающуюся лавину. Прыжок - великолепное тело распласталось в воздухе над потоком, дробно застучали копыта о камни, и архары серыми молниями пронеслись мимо отряда, осыпая путников мелкими камнями, выброшенными из-под копыт.
   - Жаль, что мы не архары! - крикнул Павел.
   Встреча с архарами была единственной остановкой во время дальнейшего подъема. Наконец крутизна склона стала меньше. Здесь начались перекаты, на которые рассчитывал Борис, разыскивая переправы.
   Поток разливался в ширину на 15- 20 метров. Вода бурлила вокруг крупных камней, разбросанных по дну ущелья.
   - Попробуем здесь, - сказал Борис и начал осторожно спускаться вниз.
   Они остановились у края потока, прижавшись к скату, обдаваемые мелкими брызгами с головы до ног. Впечатление стремительного течения воды ошеломляло. Им казалось, что они сами неслись навстречу потоку с захватывающей дух сумасшедшей скоростью.
   Павел медленно опустился на корточки. Отворачивая лицо от брызг, он зачерпнул рукой воду.
   - Что ты делаешь? - крикнул Борис сердито.
   Павел, не отвечая, поднес руку ко рту, сделал глоток, снова опустил - и пил, пил... очевидно не имея сил удержаться.
   - Перестань, - крикнула Женя.
   Но Павел не поднялся, пока не утолил сжигающей его горло жажды.
   Они начали переправу.
   На всю жизнь в памяти Бориса сохранилось это передвижение по камням, висящим над пеной бушующего потока и вздрагивающим от напора воды.
   Павел медленно отпускал веревку. Борис делал шаг, закреплял ногу на камне и отталкивался, чтобы перенести тело на новую точку опоры. Передышка была ничтожно малой, потому что сохранить равновесие оказалось невероятно трудным и, чтобы не упасть, следовало немедленно делать следующий шаг. Были участки, где камни совсем скрывались под водой. Здесь приходилось ступать почти наугад, нащупывая невидимую опору. Ноги Бориса промокли выше колен. Мышцы застыли от леденящего холода. Еще последний прыжок - и с чувством невыразимого облегчения Борис почувствовал под ногами твердые камни противоположного берега.
   Жене было легче. Она могла не заботиться о сохранении равновесия: Борис в Павел беспрерывно поддерживали девушку, туго натягивая веревку...
   - Ой, как было страшно! - призналась Женя, просияв в лицо Борису своей белозубой улыбкой, и сейчас же повернулась снова к потоку, следя за переправой Павла.
   Он шел с напряжением. Несколько раз терял равновесие, шатаясь на крошечной площадке, как пьяный.
   - Ему же мешает груз! - крикнула Женя.
   Борис кивнул головой. Но обсуждать положение было уже бесполезно...Ясно было, что в случае падения в воду, мешок Павла окажется огромной помехой при вытаскивании упавшего. Однако каким-то чудом Павел преодолел все препятствия. Только при последнем прыжке силы ему изменили, и ноги со скрежетом сорвались с камня. Борис и Женя едва успели удержать его, схватив за руки.
   Лицо Павла было смертельно бледно. Он крепко сжимал стучащие друг о друга зубы.
   - Выбрось половину груза из мешка! - крикнул Борис.
   - Нет! - сказал Павел упрямо.
   - Ну, давай часть в мой мешок!
   Павел отрицательно замотал головой.
   Отдых был недолгим. Необходимо было торопиться. Через пятнадцать минут отряд начал восхождение по отвесной скале, нависшей над ложем потока.
   И опять - Борис поднимался впереди, Женя следовала за ним, а Павел двигался последним. Подъем был трудный. Борис тщательно осмотрел скалу, выбирая направление для подъема по наиболее неровной ее поверхности. Но и тот путь, который он выбрал, оказался чересчур бедным точками опоры. Еще снизу Борис заметил две узкие площадки, которые могли служить для передышки. Но даже до первой из них пришлось двигаться почти исключительно на пальцах рук и ног, не встречая опоры. Борис чувствовал острую боль утомления в мышцах, когда он вцепился в край площадки и стал карабкаться, чтобы встать на нее. И в это мгновение веревка натянулась. Ноги Бориса сорвались. Продолжая висеть на руках, он прижался грудью к краю площадки, с трудом нашел опору для ног и посмотрел вниз.
   Далеко под собой он увидел запрокинутое, бледное лицо Павла с упрямо сжатыми губами. Павел силился прижаться к скале, но его тело относила тяжесть груза, висящего за плечами. Видно было, что он выбился из сил. Над ним наклонила корпус Женя, натягивая веревку, чтобы его удержать.
   - Сбрось груз! - крикнул Борис. - Пропадешь!
   Павел медленно покачал головой. Ноги его продолжали срываться. Тело медленно поползло вниз. Еще миг - и он повис на пальцах.
   - Режьте ремни. Женя! - с яростью закричал Борис, напрягая все силы, чтобы задержать падение. - Освободите его от мешка!
   Потекли мгновения, растянутые, как часы. Борис видел, какого сверхчеловеческого напряжения стоило девушке усилие, с которым она вытащила из-за пояса нож. Женя еще ниже наклонилась над Павлом, продолжая забирать веревку. Лицо Павла исказилось судорожной гримасой. Он что-то сказал Жене. Она отрицательно покачала головой, протянула руку над отчаянным лицом Павла. Сталь блеснула на солнце. Веревка дернулась и ослабела.
   Несколько секунд в воздухе висел, крутясь и все уменьшаясь в размерах, сброшенный мешок. Взметнулся фонтан сверкающих брызг, и уже ничего не было видно в пене стремительно несущихся водоворотов.
   12.
   СОЛНЦЕ спускалось к вершинам гор. Ветер стих. Петренко остановился в дверях, щурясь на палевое, побледневшее небо. Величественная картина заката успокаивала взбудораженные мысли.
   - Ничего! - пробормотал Петренко сквозь зубы. Выбил о косяк двери трубку, сунул ее в карман и зашагал на свой участок.
   Его длинная тень прыгала по зеленым рядам посевов, задерживалась в глубине овражков и рытвин, снова выскакивала и плавно двигалась по обочине дороги. Петренко шел, заложив руки за спину, смотря себе под ноги, погруженный в размышления. Он думал о своей работе. Три года напряженного, беспокойного, кропотливого труда вложил он в это дело. Оно было совершенно новым, необычным в культуре кок-сагыза. Но Петренко был уверен в правильности выбранного направления. И все свое упорство, всю настойчивость и энергию тратил на бесконечные варианты новых и новых опытов.
   Культура кок-сагыза была молодым делом. Совсем недавно этот каучуконос нашли в горах Тянь-Шаня. И не дожидаясь, пока селекционеры выведут из него культурные сорта, это дикое растение распространилось на десятки тысяч гектаров в среднерусских степях, на Украине, в Белоруссии, Киргизии, Казахстане. Стране нужен был отечественный каучук. Кок-сагыз стремительными темпами входил в культуру со всеми своими недостатками малой величиной растения, ничтожными размерами семян, их плохой всхожестью, медленностью роста и развития. Недостатки окупались главным - и несомненным достоинством. Из тонны корней - даже совсем тонких, ничтожных, похожих на крысиные хвостики - можно было получить до двухсот килограммов каучука - будущие колеса автомобилей и самолетов, шланги насосов, галоши и непромокаемые плащи.
   Одновременно сотни селекционеров по всей стране работали над тем, чтобы превратить дикаря в культурные сорта. Из тысяч выращенных в наилучших условиях растений отбирали самые крупные, самые мощные экземпляры. Потомство избранников снова подвергалось самому придирчивому просмотру. И снова шел отбор самых лучших по содержанию каучука, по размерам корня и по величине семян, растений. Корни в пятьдесят граммов перестали быть редкостью. Попадались и более крупные - в сто, даже в сто пятьдесят и больше...
   Петренко мечтал о других приемах создания нового сорта. Ему хотелось коренным образом переделать природу каучуконосного одуванчика. Он поставил перед собой задачу изменить строительный материал растения, кирпичи, из которых построены все его части: корень, стебель, листья, цветок. Эти кирпичи, мельчайшие частички, известные под названием клеток, считались незыблемой основой строения, неизменным элементом, постоянной составной частью растительного организма. Петренко был убежден, что в природе нет ничего неизменного. Он считал, что изменение клеточных размеров возможно. И был уверен, что это изменение повлечет за собой преобразование всех свойств кок-сагыза. Над такой задачей стоило поломать голову.
   "Важно изменить растение, - говорил он себе в часы раздумья. - Пусть даже не в ту сторону, которая нам интересна, но изменить. А после этого, когда удастся сломить его упрямство, можно будет сделать из него и то, что нам нужно".
   Сколько раз возвращался Петренко к этой мысли, изобретая сотни вариантов опытов, в которых кок-сагыз оказывался в особых, созданных экспериментатором условиях. Растение упорно отказывалось изменяться. Погибшие экземпляры насчитывались тысячами. Но упорство Петренко оказалось выше упрямства растения.
   Работа была начата с поисков более крупных клеток в толще корня кок-сагыза. Много дней провел Петренко за микроскопом, изучая последовательно, на сотнях разрезов, тончайшее строение корня на разных его уровнях. Он делал промеры, зарисовки, подсчеты. Изменчивость клеточных размеров удалось обнаружить быстро, и это не казалось Григорию Степановичу особым достижением. Ему было совершенно ясно, что рост клетки в организме зависит от условия питания, а оно не может быть абсолютно сходным для всех клеток. Поэтому одни отличаются малыми, другие крупными размерами. Петренко обнаружил, что разница в величине растительных клеток может достигать нескольких десятков раз. И первая задача заключалась в том, чтобы найти такую часть корня, где укрупнение клеток было закономерностью.
   Петренко вспоминал об этом времени с усмешкой. Он работал как одержимый. Мысль, окрыленная первыми наблюдениями, захватила его. Он резал корень поперек, резал вдоль, выясняя пути движения соков и расположение млечных ходов, в которых накапливался каучук. Наконец, слабый, едва видимый, забрезжил свет. Наступила пора первых опытов, первой атаки на косность живого вещества.
   Замысел заключался в том, чтобы вырастить целое растение из той части корня, где, под влиянием условий питания, клетки достигали наиболее крупной величины. Это оказалось тяжелой задачей.
   Многие растения обладают этим удивительным свойством - восстанавливать целый организм из небольшой части. Черенок ивы, осины, тополя, воткнутый в сырую землю, пускает корни, развивает листья и превращается в целое растение. Лист бегонии, помещенный на сырой песок, начинает развивать побеги из любой своей части, образуя целое растение. Но воспроизводство кок-сагыза из черенков корня было достаточно трудным делом. А получение целого растения не из черенка, а из крошечного обрезка корня было просто фантастическим предприятием.
   Петренко преодолел все трудности. И весной первого года его работы уже сотни растений, выращенных по этому способу, зазеленели на опытном участке. Многие ничем не отличались от контрольных. Но были и заметно измененные экземпляры, отличавшиеся быстротой роста, мощностью листовой розетки, размерами корня. Их клетки оказались заметно более крупными они сохранили свойство той части корня, из которой их взял Петренко. Это было только начало. Предстояла дальнейшая, напряженная, упорная работа - кропотливый, тяжелый труд исследователя-селекционера.
   Несмотря на укрупненные размеры, растения, полученные Григорием Степановичем, не отличались высокой каучуконосностыо. Увеличить накопление каучука - было третьей, самой трудной задачей. На протяжении последних двух лет Петренко пытался повлиять на процесс образования драгоценного сока в корнях кок-сагыза. Оп был уверен, что, направляя по своему плану обмен веществ растения, изменяя состав солей в почве, рано или поздно он добьется результата. Шли недели и месяцы. Были перепробованы сотни удобрительных смесей. И неизменно, каждый вечер, на его вопросительный взгляд - Женя Самай отвечала, сочувственно улыбаясь:
   - Все то же... Десять, одиннадцать, двенадцать процентов.
   Наступила пора что-то предпринимать. Он шел на свой участок, чтобы на месте обдумать план дальнейших опытов. Вид растений, знакомые до мельчайших подробностей: узкие, длинные пластинки листьев, стебли цветочных корзинок, сладковатый их запах, - все это способствовало работе мысли, помогало сосредоточиться. Он помнил и глубоко ценил указание великого преобразователя природы - Мичурина:
   "Нужно быть глубоко наблюдательным. как могут быть наблюдательны только люди, жизнь которых составляет одно целое с природой." В поле Петренко проводил большую часть своего времени, оставаясь в лаборатории только для самых необходимых работ.
   - На что-то нужно решиться! - сказал он вслух. И сейчас же, словно в ответ на свои слова, он услышал знакомый голос:
   - Григорий Степанович, добрый вечер!
   Петренко поднял голову, обернулся. В тридцати шагах от дороги, среди зеленых рядов кок-сагыза, стоял директор. Его загорелое лицо разрезала белизна зубов, раскрытых в широкой улыбке. Он возбужденно замахал рукой, подзывая к себе Петренко. Задержка была досадна, но неизбежна. Григорий Степанович свернул с дороги и зашагал по междурядьям, стараясь не наступать на листья.
   - Привет! - сказал он спокойно, останавливаясь в двух шагах от директора и разглядывая его улыбающееся лицо. - Можно поздравить с каким-нибудь достижением, Анатолий Петрович?
   Директор посмотрел на него с торжествующим видом, откинув тыльной стороной испачканной в земле руки свою белую фуражку на затылок.
   - Ну? - вопросительно сказал Петренко.
   Анатолий Петрович нагнулся. Мелкие комья земли разлетелись or растения, встряхнутого его маленькой рукой.