Страница:
«…армянское правительство продолжает считать, что СБСЕ «далеко не исчерпала себя» в деле разрешения карабахской проблемы. Армянской делегацией на Стокгольмской конференции СБСЕ в декабре 1992 года было предложено внести в итоговый документ положение о том, что «продолжение военных действий и военное решение проблемы стороны считают бесперспективными и не видят альтернативы мирным переговорам». Турция и Азербайджан отвергли это предложение. Но им не удалось навязать конференции осуждение Армении как агрессора…»
«Вместе с тем, в Ереване считают, что единственной гарантией жизни в Нагорном Карабахе продолжает оставаться самооборона, ибо никто, включая СБСЕ, другую гарантию не предлагает».
«Программа завоевания Азербайджаном Нагорного Карабаха, а также Зангезура и восточного берега озера Севан имеет нескрываемую пантюркистскую цель соединения Азербайджана с Нахичеваном, а через него с Турцией, и открытия возможности для реализации идеи Великого Турана, предполагающей для начала усиление турецкого влияния в сторону Северного Кавказа и Волги, а через Среднюю Азию – в сторону Алтая и Китая».
«Завоевание Азербайджаном Нагорного Карабаха поставит под угрозу независимость и пророссийскую ориентацию Армении, которая будет вынуждена просить протекции у США и считаться с притязаниями Турции. Сопротивляться этой тенденции она может, только опираясь на Россию – главным образом, а также на Иран. Без России эту тенденцию не преодолеть, а в случае торжества этой тенденции Россия утратит свои позиции во всем Закавказье. И не только там».
«Г.В.Чичерин видел азербайджанско-турецкую опасность в 1920 году, когда возражал против лишения армян «тех областей, на которые Азербайджану вздумалось заявить претензию» (это его собственные слова). «Если дело идет о потворствовании аннексионистским стремлениям мусульман-националистов, – говорил Г.В. Чичерин, – это плохая политика, на этом пути мы будем содействовать лишь развитию националистических инстинктов». Г.В. Чичерин был прав. Более того, пресловутая традиция российской дипломатии – считаться с турецким фактором даже в ущерб российским интересам, унаследованная советской дипломатией, которая не понимала, что турки не могут не считаться с Россией, привела к потере Советской Россией в 1918-1921 годах старой российской границы с Турцией, уступив ей Карс и Ардаган, и умудрилась не возвратить эти земли в 1945-ом, когда турки были вынуждены уступить без боя. Неужели мы повторим и сейчас эти грубейшие ошибки тоталитарной власти и отдадим на поругание азерийским туркам карабахских армян, которые хотят выполнения Гюлистанского договора, выгодного России, и не хотят покидать родную землю, на которую зарятся бакинские «демократы»? Неужели нам не понятно, что за Карабахом последует Армения, и от российских интересов в Закавказье не останется ничего?»
«Кстати, по Гюлистанскому 1813 года и Туркманчайскому 1828 года договорам Россия получила Закавказье от Персии, а не от Турции. Зачем же отдавать туркам то, что им не принадлежало в момент присоединения к России?»
«У всех бывших национально-государственных образований бывшего СССР один правовой источник – советское государственное право. Поэтому неправомерно гарантировать территориальную целостность одного такого образования (Азербайджана) в ущерб другому (НКАО) только потому, что у них был разный статус, искусственно навязанный неправовым государством в ущерб национальным правам, признанным даже таким государством. Если территориальная целостность возводится в абсолют, то она должна быть абсолютом и относительно территорий автономных областей и округов и даже упраздненных, но могущих возродиться национальных районов».
«Относительно же современного международного права абсолютизация территориальной целостности и нерушимости границ, а тем более попытки установления верховенства этих принципов над правом народов на самоопределение – юридический и политический нонсенс, призванный оправдать малое имперское мышление, развитие националистических инстинктов, о которых говорил Г.В. Чичерин. Это нонсенс хотя бы потому, что упомянутые принципы суть не что иное, как варианты формулировок для обязательства ненападения одного государства-участника СБСЕ на другое государство, и никак с правом народов на самоопределение не пересекаются, ибо самоопределение народа, живущего в пределах одного государства, целостности и границам другого государства никакого ущерба нанести не может. И это – не говоря уже о том, что все принципы Хельсинкского акта равноценны и действительны в совокупности, и ни один из них не выше других. Кстати. (…) нерушимость границ оказалась среди принципов Хельсинкского акта только в сочетании с признанием возможности изменения границ (…) И еще одно: не может декларация намерений, каковой является Хельсинкский акт, отменить международный договор – Устав ООН, пакты о правах и т.п.. а именно там зафиксировано право народов на самоопределение и отсутствует даже намек на какую-либо абсолютизацию принципа территориальной целостности».
«Нагорный Карабах имеет такое же право на самоопределение, как и все другие страны, компактно заселенные одним народом, к тому же населяющим свою землю с незапамятных времен. Утверждать, что нет конфликта между Нагорным Карабахом и Азербайджаном, значит грешить против элементарной истины: народ Нагорного Карабаха никогда не мирился с господством азерийских тюрков, и вопрос об освобождении от этого господства ставился во времена и Н.С. Хрущева, и Л.И. Брежнева, и МС. Горбачева. А с 1990 года, будучи подвергнутым насилию, народ Нагорного Карабаха осуществляет вооруженную самооборону, не оставляя надежды на освобождение от азерийского колониализма».
«Здесь, в Закавказье, вокруг Карабаха и других «горячих точек», которые появились как следствие малого имперского мышления, попирающего национальные права народов, не поддающихся насильственной ассимиляции, решается судьба не только России, но общих человеческих ценностей. Европа кровно заинтересована в том. чтобы заставить турок уважать эти ценности, уважать международное право, уважать нравственные основы международного сообщества, иначе пантюркистская чума снова начнет распространяться по миру и не поздоровится ни Европе, ни России, ни Украине (…)»
После этого я вкратце обрисовал российско-армянские отношения и сформулировал некоторые выводы. Я, в частности, утверждал:
«Армения нужна России не меньше, чем Россия – Армении. Армения и Нагорный Карабах имеют ключевое значение для позиций России в Закавказье. Уход оттуда неминуемо приведет к потере Северного Кавказа и продвижению турок (и стоящих за ними США) по всем направлениям (…)»
«Назрела острая необходимость выработки концепции российской внешней политики на закавказском направлении. При этом, видимо, надо исходить из того, что здесь у России – особые интересы, это – ее зона влияния, а не США и Турции, российские интересы не обязательно совпадают с американскими, ибо США поддерживают Турцию с ее пантюркистскими устремлениями в сторону Азербайджана, Средней Азии и многих других районов бывшего СССР и нынешней Российской Федерации, а для России этот самый пантюркизм – серьезная угроза».
«Значит, надо подумать, как противиться ему, дав понять американцам, туркам и их азербайджанским друзьям, что с российскими интересами здесь придется считаться, если они хотят иметь хорошие отношения с Россией».
Интересно, примерно через месяц один армянский депутат-дашнак рассказал мне о своей встрече с небезызвестным Полом Гоблом, американским разведчиком, подвизающимся на ниве политологии, автором идеи соединения Карабаха с Арменией в обмен на соединение Азербайджана с Нахичеваном, в результате чего Армения лишилась бы выхода во внешний мир через Иран и очутилась бы в почти полностью завязанном турецком мешке. Американец сообщил своему армянскому собеседнику, что, по его мнению, Россию скоро попрут не только из Закавказья, но и с Волги. Вот так-то!
А в той записке я пытался втолковать своему начальству, что «не может и не должно быть идентичных, «паритетных» отношений со всеми странами, хотя бы в силу того, что у всех у них своя политика, своя степень заинтересованности в добрых отношениях с Россией. Не должно складываться такое положение, при котором оказывается более выгодным оставаться вне СНГ и игнорировать интересы России, чем хотеть быть ее союзником, ибо союзника мы в лучшем случае ставим на одну доску с довольно бесцеремонным соседом, а то еще и устроим именно союзнику публичную выволочку, в то время как грубейшие агрессивные акции соседа проходят без какой-либо серьезной реакции с нашей стороны».
«Если нам не нужны комплектующие изделия и готовая продукция армянской промышленности, если нам не нужны научные и научно-технические достижения армянских астрофизиков и других ученых, если нам безразлично совместное духовное наследие взаимопереплетавшихся еще в совсем недавнем прошлом культур, то пусть нам хотя бы не будут безразличны интересы национальной безопасности России, которые могут и должны быть защищены на армянской территории и в сотрудничестве с армянскими союзниками».
Тогда же я предложил:
«Взять под протекцию России народ Нагорно-Карабахской Республики, имея в виду перспективу его воссоединения с Россией на основе никем и никогда не отменявшегося Гюлистанского договора 1813 года. Такой шаг с нашей стороны дал бы сильный импульс центростремительным тенденциям, которые среди народов Кавказа и Закавказья, слава Богу, не только не умерли, но ждут своего часа».
Мне казалось, что любые ходы хороши, лишь бы вывести Карабах из-под азеро-турецкой угрозы.
Были и другие предложения. Некоторые начали работать и давать плоды. Пусть не сразу, а через какое-то время, как например, идея укрепления системы ПВО или проекты создания русских учебных заведений, соглашения по миграционным вопросам, кредитование строительных работ в зоне бедствия. К сожалению, ничего не вышло с ратификацией договора о дружбе, хотя в принципе он и без этого работал: он состоял в основном из декларативных статей, ставивших цели заключения конкретных соглашений, а они как раз разрабатывались и подписывались. Затянулось дело и с ратификацией договора о статусе российских войск. Ничего не сделала Москва для прекращения бомбардировок и обстрелов гражданского населения. Не захотела она и публично демонстрировать, что берет под свое крыло НКР. Все перед турками заискивала. Хорошо хоть чуть-чуть помогли русским в Красносельске. Правда, и тут без подталкиваний со стороны посольства не обошлось.
ГУМАНИТАРНАЯ ПОМОЩЬ
5 февраля самолетом ИЛ-76 военно-транспортной авиации (на таких десантников возят) вылетел я из Чкаловского в Ереван. Холодно было в моей комнате – что-то около шести градусов по Цельсию. С помощью масляной батареи при периодическом отключении электричества удалось с грехом пополам поднять температуру до 14 градусов – спать можно. В рабочем кабинете тоже зябко. Электрообогреватель спасает, пока горит. Поэтому сидеть приходилось в пуховой куртке. Немного помогали коньяк и тутовка.
Грачик Карапетян, управделами МИДа, рассказал мне как-то, что радио «Свобода» в рубрике «После империи» посвятило Армении пятнадцать минут, назвав ее «замерзшим адом», и воздало должное российскому послу, который делает все, чтобы привлечь к положению в Армении внимание россиян, в том числе депутатов Верховного Совета, куда посол недавно ходил. Я к этому репортажу руку не прикладывал. Поэтому было вдвойне приятно узнать, что твоя работа не проходит бесследно. Жаль только сам передачу не слышал.
А на улице – своя зима. У Оперы на площади Свободы митингует Паруйр Айрикян, требуя отставки президента и созыва Учредительного собрания. Эдик Симонянц по телефону сказал сотруднику посольства, что это – проба сил оппозиции, причем не той, что играет сколько-нибудь существенную роль в политической жизни Армении. Паруйр явно воспользовался эмоциональным всплеском ереванцев, уставших от трудностей суровой зимы, и собрал на митинг несколько десятков тысяч человек. Президент айрикяновцев не принял, но через несколько дней вступил в консультации с основными политическими партиями. Однако повел себя так, что диалога не получилось: оппозиция выдвигать своих кандидатов в правительство на его условиях отказалась, а он не пошел на требуемое ею перераспределение полномочий между ним и парламентом и никакой программы вывода страны из кризиса не предложил. В сообщении об этих консультациях в Москву я высказал предположение, что наиболее вероятным главой правительства можно считать либо самого президента, либо Гранта Багратяна, первого зампредсовмина. Его и назначил президент своим указом от 12 февраля.
Грант Араратович Багратян родился в 1958 году в Ереване. В 1979-ом с отличием окончил Ереванский институт народного хозяйства, потом отслужил свое в армии, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую в 1987 году, работал научным сотрудником в Институте экономики Академии наук, участвовал в карабахском движении, рыночник по убеждениям. С сентября 1990 года он ходил в первых замах предсовмина. Когда Грант стал премьер-министром вместо ушедшего в отставку Хосрова Арутюняна, в Ереване шутили: «Армянского Черномырдина сменили на армянского Гайдара». Сам Багратян действительно очень уважал Гайдара и готов был оправдывать любые его действия, так что нам с ним приходилось спорить на эту тему, в приватных беседах, естественно. Ему-то и пришлось с ходу решать некоторые проблемы, возникшие в связи с доставкой российской гуманитарной помощи, которую я ускорил своими посланиями в Центр.
Одно из таких посланий я отправил 8 февраля. В нем содержалась просьба о помощи и молоканам в Красносельске.
В тот же день я побывал у Франс де Артинг, которая любезно позвала меня пообщаться с Шарлем Азнавуром. Он привез гуманитарную помощь для беженцев из Азербайджана не впервые, а на этот раз в основе его акции была инициатива моего старого знакомого из Венеции, армянина-католика падре Рафаэле. Азнавур уже встречался с Тер-Петросяном и беженцами. Планирует визит к Ельцину. Франс побуждает Шарля к контакту с турецким правительством, чтобы поискать с ним компромиссные решения, которые бы устроили Азербайджан и Армению. У меня это вызывало скептическое отношение, но отговаривать я не стал: любые шаги в сторону мира могут оказаться полезными, даже оставаясь вроде бы безрезультатными. Это все равно, что разведка боем.
Азнавур сказал мне, что был против восстановления Мецаморской АЭС, но готов изменить свое отношение, если ему докажут, что есть гарантии безопасности.
Он, как и я, убежден в том, что Армения много теряет на отсутствии в ее посольствах служб информации: никто даже во Франции про Армению ни черта не знает и ее судьбой не интересуется, с горечью заметил Азнавур.
После этой встречи я написал еще одну «цидульку» в администрацию президента, в правительство, МИД, Госкомсотрудничество и ГКЧС, в которой сообщил, что делают Франция и США в области гуманитарной помощи Армении, напомнил, что мы ждем обещанного из России и предложил, чтобы груз ГКЧС сопровождал какой-нибудь известный деятель России. Если Азнавур привез 36 тонн, американский конгрессмен Джозеф Кеннеди – медикаменты, то 90 тонн из Москвы заслуживают подобного сопровождения. Просил снова не забыть о Красносельске.
10 февраля позвонили из нашего МИДа: ждите послезавтра два самолета с первой частью груза и для вывоза в Россию ста пятидесяти молокан, изъявивших желание вернуться на родину предков; попросите правительство Армении о содействии. Я тут же сообщил об этом Арману Киракосяну и договорился с генералом Бабкиным, который дал указание Канакерскому полку помочь нам разгрузить самолеты, доставить помощь в Красносельск и вывезти оттуда эвакуируемых.
Наше намерение вывезти группу молокан встретило поначалу настороженное отношение части армянского руководства. Вице-президент Гагик Арутюнян сказал мне, что ему это не очень нравится, лучше бы пристроить красносельских беженцев где-нибудь в Армении. Я ему возразил: до сих пор армянское правительство не думало об этом, да и нет у него возможностей даже беженцев из Азербайджана толком разместить, вот мы и откликнулись на просьбу сельского схода, но вывоз нескольких десятков женщин и детей из-под азербайджанского обстрела – не массовая, а одиночная акция, и Армении никакого политического ущерба не наносит, более того – плохо говорит о ее соседях, стреляющих по мирным жителям, которых мы и вынуждены спасать. Должен сказать, что возражения Гагика ограничились частным разговором со мной на одном их дипломатических приемов и не имели характера официального демарша. Со стороны правительства Армении я скорее встретил полное понимание. С готовностью подключился к осуществлению операции «гуманитарная помощь» новый премьер-министр.
Первый самолет АН-22 прилетел не 12, а 16 февраля и привез 45 тонн муки и разной крупы, но молокан вывозить отказался: у командира было предписание Главного штаба ВВС везти еще какой-то спецгруз на Дальний Восток и он улетел без наших пассажиров. Две трети груза мы отдали армянскому Госуправлению по делам беженцев, а пятнадцать тонн отвезли на военных грузовиках в Красносельск, где раздали помощь, естественно, не только молоканам, а всем страждущим. После моего разговора по телефону с авиационным начальством 18 февраля прилетел ИЛ-76 из Моздока специально за молоканами, но на этот раз грузовикам пробиться в Красносельск не удалось из-за снежных заносов, перекрывших перевалы: ни через Дилижан, ни вдоль северного берега Севана проехать оказалось невозможным. К счастью, 19 февраля у меня была запланирована встреча с Грантом Багратяном. Он и распорядился срочно направить снегоочистительную технику, куда следовало, и 20 февраля прямо из-под очередного обстрела из Красносельска мы вывезли несколько десятков человек. Их оказалось не сто пятьдесят, а чуть больше восьмидесяти: остальные не решились расставаться с хозяйством, домом, скотиной. Потом они все равно уйдут оттуда, но какими-то своими путями.
21 февраля самолет из Моздока повез молокан в Москву. А пока суд да дело, в Ереван прилетели еще два ИЛ-76 с итальянской мясной тушонкой, сублимированными супами и макаронами, которые мы передали Владимиру Миграновичу Мовсесяну, директору Госуправления по делам беженцев, одному из последних первых секретарей ЦК КПА, нашедшему свое место и при новой власти, и просто симпатичному, сердечному человеку, другими словами – в хорошие руки: никто потом не жаловался, что гуманитарная помощь попала не по адресу, такого не было. Я направил телеграмму П.С. Грачеву, С.К. Шойгу, Т.М. Регент, А.В. Козыреву, в которой дал высокую оценку действиям наших военных и дипломатов, успешно справившихся с выполнением непростой задачи доставки грузов и вывоза людей в довольно сложных метеорологических условиях, не говоря уже об опасностях, связанных с азербайджанским артобстрелом. При этом я особо выделил полковника Алексея Семеновича Третьякова, замначштаба Группы российских войск, который лично участвовал вместе с советником посольства Виктором Игоревичем Дерегой в эвакуации молокан из Красносельска, и советника-посланника Владимира Степановича Старикова – он обеспечивал взаимодействие всех служб, наших и армянских, так или иначе причастных ко всей операции ГКЧС, и делал это блестяще.
В том же 1993 году, в ноябре-месяце, в Ереван прилетал еще один самолет ГКЧС с гуманитарной помощью для русских. Распределение этой помощи посольство попыталось проконтролировать таким образом, чтобы она досталась всем организациям соотечественников, а не только самой малозначительной, но крикливой, а главное – сумевшей установить прямые контакты с ГКЧС. Называла она себя претенциозно «Обществом друзей Армении – ОДА» и связалась с рогозинским Конгрессом русских общин, а подавляющее большинство русских в Армении сгруппировалось вокруг общества «Россия», не признавало опеки КРО и сотрудничало с нашим посольством. Крокодильской «Оде» очень хотелось диктовать свою волю другим. Контроль посольства ее никак не устраивал. И она начала скандалить, рискуя сорвать дальнейшее поступление и без того мизерной помощи. Так было и в мае 1994 года, когда не без участия посольства состоялась еще одна операция по доставке гуманитарного груза для русской общины, «Ода» попыталась перехватить этот груз и, когда ей это не удалось, начала нажимать на все педали в Москве, вплоть до того, что мне звонили от одного из замов Козырева по этому вопросу. Я ответил, что мы все сделали по справедливости, груз распределен пропорционально списочному составу русских ассоциаций, и «Ода» получила даже больше, чем должна бы, ибо со списками она, как обычно, схимичила. Давление на меня из Москвы прекратилось. Но через некоторое время местные «крокодилы» организовали атаку на меня в одной маргинальной прокоммунистической газетенке, о чем я, кажется, уже упоминал.
ВИЗИТЕРЫ ИЗ МОСКВЫ
Наиболее солидным визитером из Москвы в тот год был председатель Верховного Совета Российской Федерации Руслан Имранович Хасбулатов. Он прибыл в Ереван 19 марта во главе большой делегации.
В тот день с утра шел снег, погода была мрачная, а я ждал не только «спикера», но и другой самолет, на котором из Москвы должны были прилететь моя жена и трое новых сотрудников посольства. Слава Богу, ИЛ-76 из Чкаловского долетел и приземлился благополучно, я встретил своих «десантников» и через час вернулся в Звартноц встречать Хасбулатова, летевшего из Киева. Он целый тур тогда делал: Москва – Минск-Киев – Ереван – Баку – Москва. Ужинали в Доме приемов, куда поселили главу делегации. В ее составе были заместитель главкома ОВС СНГ генерал-полковник Борис Евгеньевич Пьянков, предгорсовета Санкт-Петербурга Александр Николаевич Беляев, председатель Высшего экономического совета при президенте Владимир Олегович Исправников, зампред Центробанка Вячеслав Иванович Соловов, зампред Госкомсотрудничества Сергей Константинович Дубинин, зампред Комитета ВС по международным делам Иона Ионович Андронов, пресс-секретарь Константин Сергеевич Злобин, наш мидовский замминистра Сергей Викторович Лавров и другие. С армянской стороны с Хасбулатовым общались вице-президент Гагик Арутюнян (президент в это время был в отъезде), председатель Верховного Совета Бабкен Араркцян, его зам Ара Саакян, секретарь президиума Вараздат Авоян, представители всех фракций, госминистр Виген Читечян, мэр Еревана Ваагн Хачатрян и первый заммининдел Арман Киракосян.
Обсуждали работу Межпарламентской ассамблеи, двусторонние межпарламентские связи и некоторые вопросы межгосударственного сотрудничества, в основном экономические. Касались и Карабаха. На обеде Иона Андронов сказал хороший тост за Арцах. Он, оказывается, был в Степанакерте, попал под обстрел из Шуши, когда она еще была в руках азербайджанцев, проникся пониманием к карабахцам. Бабкен Араркцян высказался за то, чтобы парламентские форумы СНГ, СБСЕ и Организации черноморского экономического сотрудничества тоже занялись конфликтными ситуациями, не избегали острых вопросов. Хасбулатов поддержал эту идею, отметив, что «Карабах – болевая проблема, и мы не имеем права уходить от нее. Решать ее надо на основе законности, справедливости, с участием сторон конфликта и в первую очередь самого страдающего населения».
Другая тема – «сближение законодательств стран СНГ в целях беспрепятственного развития экономических сил», как выразился Хасбулатов, подчеркнув, что, «правильно оценивая свои национально-государственные интересы, можно точнее учитывать и интересы всего Сообщества».
После пленарного заседания члены делегации побеседовали, группируясь «по интересам», а мы с Лавровым, Киракосяном, Андроновым и Давидом Варданяном как председателем комиссии по вопросам внешних сношений и представителями фракций АОД и Дашнакцутюн сочиняли совместное коммюнике, которое и было подписано Хасбулатовым и Араркцяном. В июне того же года состоялся ответный визит в Москву, во время которого те же действующие лица подписали соглашение о сотрудничестве между Верховными Советами России и Армении, но ему суждено было просуществовать всего около четырех месяцев.
Проводив Хасбулатова в Баку, Ара Саакян и его друг Ара Гомцян решили заехать ко мне в гости, чтобы поприветствовать, мою возвратившуюся из Москвы жену.
Арарат Двинович Гомцян работал в Карабахе как раз тогда, когда туда приезжал Иона Андронов, и они очень хорошо вспоминали о своих встречах там за обедом в Доме приемов. Я же с ним познакомился, когда он возглавлял Госкоммунхоз и готов был отдать здание своего «министерства» под наше посольство, но я этот подарок не принял, рассчитывая на лучший вариант. Нашим добрым отношениям мой отказ не помешал, скорее, наоборот. Виделись мы, хотя и реже, когда Арарат Гомцян стал губернатором Ширака. Это там, где Гюмри и наша военная база..
«Вместе с тем, в Ереване считают, что единственной гарантией жизни в Нагорном Карабахе продолжает оставаться самооборона, ибо никто, включая СБСЕ, другую гарантию не предлагает».
«Программа завоевания Азербайджаном Нагорного Карабаха, а также Зангезура и восточного берега озера Севан имеет нескрываемую пантюркистскую цель соединения Азербайджана с Нахичеваном, а через него с Турцией, и открытия возможности для реализации идеи Великого Турана, предполагающей для начала усиление турецкого влияния в сторону Северного Кавказа и Волги, а через Среднюю Азию – в сторону Алтая и Китая».
«Завоевание Азербайджаном Нагорного Карабаха поставит под угрозу независимость и пророссийскую ориентацию Армении, которая будет вынуждена просить протекции у США и считаться с притязаниями Турции. Сопротивляться этой тенденции она может, только опираясь на Россию – главным образом, а также на Иран. Без России эту тенденцию не преодолеть, а в случае торжества этой тенденции Россия утратит свои позиции во всем Закавказье. И не только там».
«Г.В.Чичерин видел азербайджанско-турецкую опасность в 1920 году, когда возражал против лишения армян «тех областей, на которые Азербайджану вздумалось заявить претензию» (это его собственные слова). «Если дело идет о потворствовании аннексионистским стремлениям мусульман-националистов, – говорил Г.В. Чичерин, – это плохая политика, на этом пути мы будем содействовать лишь развитию националистических инстинктов». Г.В. Чичерин был прав. Более того, пресловутая традиция российской дипломатии – считаться с турецким фактором даже в ущерб российским интересам, унаследованная советской дипломатией, которая не понимала, что турки не могут не считаться с Россией, привела к потере Советской Россией в 1918-1921 годах старой российской границы с Турцией, уступив ей Карс и Ардаган, и умудрилась не возвратить эти земли в 1945-ом, когда турки были вынуждены уступить без боя. Неужели мы повторим и сейчас эти грубейшие ошибки тоталитарной власти и отдадим на поругание азерийским туркам карабахских армян, которые хотят выполнения Гюлистанского договора, выгодного России, и не хотят покидать родную землю, на которую зарятся бакинские «демократы»? Неужели нам не понятно, что за Карабахом последует Армения, и от российских интересов в Закавказье не останется ничего?»
«Кстати, по Гюлистанскому 1813 года и Туркманчайскому 1828 года договорам Россия получила Закавказье от Персии, а не от Турции. Зачем же отдавать туркам то, что им не принадлежало в момент присоединения к России?»
«У всех бывших национально-государственных образований бывшего СССР один правовой источник – советское государственное право. Поэтому неправомерно гарантировать территориальную целостность одного такого образования (Азербайджана) в ущерб другому (НКАО) только потому, что у них был разный статус, искусственно навязанный неправовым государством в ущерб национальным правам, признанным даже таким государством. Если территориальная целостность возводится в абсолют, то она должна быть абсолютом и относительно территорий автономных областей и округов и даже упраздненных, но могущих возродиться национальных районов».
«Относительно же современного международного права абсолютизация территориальной целостности и нерушимости границ, а тем более попытки установления верховенства этих принципов над правом народов на самоопределение – юридический и политический нонсенс, призванный оправдать малое имперское мышление, развитие националистических инстинктов, о которых говорил Г.В. Чичерин. Это нонсенс хотя бы потому, что упомянутые принципы суть не что иное, как варианты формулировок для обязательства ненападения одного государства-участника СБСЕ на другое государство, и никак с правом народов на самоопределение не пересекаются, ибо самоопределение народа, живущего в пределах одного государства, целостности и границам другого государства никакого ущерба нанести не может. И это – не говоря уже о том, что все принципы Хельсинкского акта равноценны и действительны в совокупности, и ни один из них не выше других. Кстати. (…) нерушимость границ оказалась среди принципов Хельсинкского акта только в сочетании с признанием возможности изменения границ (…) И еще одно: не может декларация намерений, каковой является Хельсинкский акт, отменить международный договор – Устав ООН, пакты о правах и т.п.. а именно там зафиксировано право народов на самоопределение и отсутствует даже намек на какую-либо абсолютизацию принципа территориальной целостности».
«Нагорный Карабах имеет такое же право на самоопределение, как и все другие страны, компактно заселенные одним народом, к тому же населяющим свою землю с незапамятных времен. Утверждать, что нет конфликта между Нагорным Карабахом и Азербайджаном, значит грешить против элементарной истины: народ Нагорного Карабаха никогда не мирился с господством азерийских тюрков, и вопрос об освобождении от этого господства ставился во времена и Н.С. Хрущева, и Л.И. Брежнева, и МС. Горбачева. А с 1990 года, будучи подвергнутым насилию, народ Нагорного Карабаха осуществляет вооруженную самооборону, не оставляя надежды на освобождение от азерийского колониализма».
«Здесь, в Закавказье, вокруг Карабаха и других «горячих точек», которые появились как следствие малого имперского мышления, попирающего национальные права народов, не поддающихся насильственной ассимиляции, решается судьба не только России, но общих человеческих ценностей. Европа кровно заинтересована в том. чтобы заставить турок уважать эти ценности, уважать международное право, уважать нравственные основы международного сообщества, иначе пантюркистская чума снова начнет распространяться по миру и не поздоровится ни Европе, ни России, ни Украине (…)»
После этого я вкратце обрисовал российско-армянские отношения и сформулировал некоторые выводы. Я, в частности, утверждал:
«Армения нужна России не меньше, чем Россия – Армении. Армения и Нагорный Карабах имеют ключевое значение для позиций России в Закавказье. Уход оттуда неминуемо приведет к потере Северного Кавказа и продвижению турок (и стоящих за ними США) по всем направлениям (…)»
«Назрела острая необходимость выработки концепции российской внешней политики на закавказском направлении. При этом, видимо, надо исходить из того, что здесь у России – особые интересы, это – ее зона влияния, а не США и Турции, российские интересы не обязательно совпадают с американскими, ибо США поддерживают Турцию с ее пантюркистскими устремлениями в сторону Азербайджана, Средней Азии и многих других районов бывшего СССР и нынешней Российской Федерации, а для России этот самый пантюркизм – серьезная угроза».
«Значит, надо подумать, как противиться ему, дав понять американцам, туркам и их азербайджанским друзьям, что с российскими интересами здесь придется считаться, если они хотят иметь хорошие отношения с Россией».
Интересно, примерно через месяц один армянский депутат-дашнак рассказал мне о своей встрече с небезызвестным Полом Гоблом, американским разведчиком, подвизающимся на ниве политологии, автором идеи соединения Карабаха с Арменией в обмен на соединение Азербайджана с Нахичеваном, в результате чего Армения лишилась бы выхода во внешний мир через Иран и очутилась бы в почти полностью завязанном турецком мешке. Американец сообщил своему армянскому собеседнику, что, по его мнению, Россию скоро попрут не только из Закавказья, но и с Волги. Вот так-то!
А в той записке я пытался втолковать своему начальству, что «не может и не должно быть идентичных, «паритетных» отношений со всеми странами, хотя бы в силу того, что у всех у них своя политика, своя степень заинтересованности в добрых отношениях с Россией. Не должно складываться такое положение, при котором оказывается более выгодным оставаться вне СНГ и игнорировать интересы России, чем хотеть быть ее союзником, ибо союзника мы в лучшем случае ставим на одну доску с довольно бесцеремонным соседом, а то еще и устроим именно союзнику публичную выволочку, в то время как грубейшие агрессивные акции соседа проходят без какой-либо серьезной реакции с нашей стороны».
«Если нам не нужны комплектующие изделия и готовая продукция армянской промышленности, если нам не нужны научные и научно-технические достижения армянских астрофизиков и других ученых, если нам безразлично совместное духовное наследие взаимопереплетавшихся еще в совсем недавнем прошлом культур, то пусть нам хотя бы не будут безразличны интересы национальной безопасности России, которые могут и должны быть защищены на армянской территории и в сотрудничестве с армянскими союзниками».
Тогда же я предложил:
«Взять под протекцию России народ Нагорно-Карабахской Республики, имея в виду перспективу его воссоединения с Россией на основе никем и никогда не отменявшегося Гюлистанского договора 1813 года. Такой шаг с нашей стороны дал бы сильный импульс центростремительным тенденциям, которые среди народов Кавказа и Закавказья, слава Богу, не только не умерли, но ждут своего часа».
Мне казалось, что любые ходы хороши, лишь бы вывести Карабах из-под азеро-турецкой угрозы.
Были и другие предложения. Некоторые начали работать и давать плоды. Пусть не сразу, а через какое-то время, как например, идея укрепления системы ПВО или проекты создания русских учебных заведений, соглашения по миграционным вопросам, кредитование строительных работ в зоне бедствия. К сожалению, ничего не вышло с ратификацией договора о дружбе, хотя в принципе он и без этого работал: он состоял в основном из декларативных статей, ставивших цели заключения конкретных соглашений, а они как раз разрабатывались и подписывались. Затянулось дело и с ратификацией договора о статусе российских войск. Ничего не сделала Москва для прекращения бомбардировок и обстрелов гражданского населения. Не захотела она и публично демонстрировать, что берет под свое крыло НКР. Все перед турками заискивала. Хорошо хоть чуть-чуть помогли русским в Красносельске. Правда, и тут без подталкиваний со стороны посольства не обошлось.
ГУМАНИТАРНАЯ ПОМОЩЬ
5 февраля самолетом ИЛ-76 военно-транспортной авиации (на таких десантников возят) вылетел я из Чкаловского в Ереван. Холодно было в моей комнате – что-то около шести градусов по Цельсию. С помощью масляной батареи при периодическом отключении электричества удалось с грехом пополам поднять температуру до 14 градусов – спать можно. В рабочем кабинете тоже зябко. Электрообогреватель спасает, пока горит. Поэтому сидеть приходилось в пуховой куртке. Немного помогали коньяк и тутовка.
Грачик Карапетян, управделами МИДа, рассказал мне как-то, что радио «Свобода» в рубрике «После империи» посвятило Армении пятнадцать минут, назвав ее «замерзшим адом», и воздало должное российскому послу, который делает все, чтобы привлечь к положению в Армении внимание россиян, в том числе депутатов Верховного Совета, куда посол недавно ходил. Я к этому репортажу руку не прикладывал. Поэтому было вдвойне приятно узнать, что твоя работа не проходит бесследно. Жаль только сам передачу не слышал.
А на улице – своя зима. У Оперы на площади Свободы митингует Паруйр Айрикян, требуя отставки президента и созыва Учредительного собрания. Эдик Симонянц по телефону сказал сотруднику посольства, что это – проба сил оппозиции, причем не той, что играет сколько-нибудь существенную роль в политической жизни Армении. Паруйр явно воспользовался эмоциональным всплеском ереванцев, уставших от трудностей суровой зимы, и собрал на митинг несколько десятков тысяч человек. Президент айрикяновцев не принял, но через несколько дней вступил в консультации с основными политическими партиями. Однако повел себя так, что диалога не получилось: оппозиция выдвигать своих кандидатов в правительство на его условиях отказалась, а он не пошел на требуемое ею перераспределение полномочий между ним и парламентом и никакой программы вывода страны из кризиса не предложил. В сообщении об этих консультациях в Москву я высказал предположение, что наиболее вероятным главой правительства можно считать либо самого президента, либо Гранта Багратяна, первого зампредсовмина. Его и назначил президент своим указом от 12 февраля.
Грант Араратович Багратян родился в 1958 году в Ереване. В 1979-ом с отличием окончил Ереванский институт народного хозяйства, потом отслужил свое в армии, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую в 1987 году, работал научным сотрудником в Институте экономики Академии наук, участвовал в карабахском движении, рыночник по убеждениям. С сентября 1990 года он ходил в первых замах предсовмина. Когда Грант стал премьер-министром вместо ушедшего в отставку Хосрова Арутюняна, в Ереване шутили: «Армянского Черномырдина сменили на армянского Гайдара». Сам Багратян действительно очень уважал Гайдара и готов был оправдывать любые его действия, так что нам с ним приходилось спорить на эту тему, в приватных беседах, естественно. Ему-то и пришлось с ходу решать некоторые проблемы, возникшие в связи с доставкой российской гуманитарной помощи, которую я ускорил своими посланиями в Центр.
Одно из таких посланий я отправил 8 февраля. В нем содержалась просьба о помощи и молоканам в Красносельске.
В тот же день я побывал у Франс де Артинг, которая любезно позвала меня пообщаться с Шарлем Азнавуром. Он привез гуманитарную помощь для беженцев из Азербайджана не впервые, а на этот раз в основе его акции была инициатива моего старого знакомого из Венеции, армянина-католика падре Рафаэле. Азнавур уже встречался с Тер-Петросяном и беженцами. Планирует визит к Ельцину. Франс побуждает Шарля к контакту с турецким правительством, чтобы поискать с ним компромиссные решения, которые бы устроили Азербайджан и Армению. У меня это вызывало скептическое отношение, но отговаривать я не стал: любые шаги в сторону мира могут оказаться полезными, даже оставаясь вроде бы безрезультатными. Это все равно, что разведка боем.
Азнавур сказал мне, что был против восстановления Мецаморской АЭС, но готов изменить свое отношение, если ему докажут, что есть гарантии безопасности.
Он, как и я, убежден в том, что Армения много теряет на отсутствии в ее посольствах служб информации: никто даже во Франции про Армению ни черта не знает и ее судьбой не интересуется, с горечью заметил Азнавур.
После этой встречи я написал еще одну «цидульку» в администрацию президента, в правительство, МИД, Госкомсотрудничество и ГКЧС, в которой сообщил, что делают Франция и США в области гуманитарной помощи Армении, напомнил, что мы ждем обещанного из России и предложил, чтобы груз ГКЧС сопровождал какой-нибудь известный деятель России. Если Азнавур привез 36 тонн, американский конгрессмен Джозеф Кеннеди – медикаменты, то 90 тонн из Москвы заслуживают подобного сопровождения. Просил снова не забыть о Красносельске.
10 февраля позвонили из нашего МИДа: ждите послезавтра два самолета с первой частью груза и для вывоза в Россию ста пятидесяти молокан, изъявивших желание вернуться на родину предков; попросите правительство Армении о содействии. Я тут же сообщил об этом Арману Киракосяну и договорился с генералом Бабкиным, который дал указание Канакерскому полку помочь нам разгрузить самолеты, доставить помощь в Красносельск и вывезти оттуда эвакуируемых.
Наше намерение вывезти группу молокан встретило поначалу настороженное отношение части армянского руководства. Вице-президент Гагик Арутюнян сказал мне, что ему это не очень нравится, лучше бы пристроить красносельских беженцев где-нибудь в Армении. Я ему возразил: до сих пор армянское правительство не думало об этом, да и нет у него возможностей даже беженцев из Азербайджана толком разместить, вот мы и откликнулись на просьбу сельского схода, но вывоз нескольких десятков женщин и детей из-под азербайджанского обстрела – не массовая, а одиночная акция, и Армении никакого политического ущерба не наносит, более того – плохо говорит о ее соседях, стреляющих по мирным жителям, которых мы и вынуждены спасать. Должен сказать, что возражения Гагика ограничились частным разговором со мной на одном их дипломатических приемов и не имели характера официального демарша. Со стороны правительства Армении я скорее встретил полное понимание. С готовностью подключился к осуществлению операции «гуманитарная помощь» новый премьер-министр.
Первый самолет АН-22 прилетел не 12, а 16 февраля и привез 45 тонн муки и разной крупы, но молокан вывозить отказался: у командира было предписание Главного штаба ВВС везти еще какой-то спецгруз на Дальний Восток и он улетел без наших пассажиров. Две трети груза мы отдали армянскому Госуправлению по делам беженцев, а пятнадцать тонн отвезли на военных грузовиках в Красносельск, где раздали помощь, естественно, не только молоканам, а всем страждущим. После моего разговора по телефону с авиационным начальством 18 февраля прилетел ИЛ-76 из Моздока специально за молоканами, но на этот раз грузовикам пробиться в Красносельск не удалось из-за снежных заносов, перекрывших перевалы: ни через Дилижан, ни вдоль северного берега Севана проехать оказалось невозможным. К счастью, 19 февраля у меня была запланирована встреча с Грантом Багратяном. Он и распорядился срочно направить снегоочистительную технику, куда следовало, и 20 февраля прямо из-под очередного обстрела из Красносельска мы вывезли несколько десятков человек. Их оказалось не сто пятьдесят, а чуть больше восьмидесяти: остальные не решились расставаться с хозяйством, домом, скотиной. Потом они все равно уйдут оттуда, но какими-то своими путями.
21 февраля самолет из Моздока повез молокан в Москву. А пока суд да дело, в Ереван прилетели еще два ИЛ-76 с итальянской мясной тушонкой, сублимированными супами и макаронами, которые мы передали Владимиру Миграновичу Мовсесяну, директору Госуправления по делам беженцев, одному из последних первых секретарей ЦК КПА, нашедшему свое место и при новой власти, и просто симпатичному, сердечному человеку, другими словами – в хорошие руки: никто потом не жаловался, что гуманитарная помощь попала не по адресу, такого не было. Я направил телеграмму П.С. Грачеву, С.К. Шойгу, Т.М. Регент, А.В. Козыреву, в которой дал высокую оценку действиям наших военных и дипломатов, успешно справившихся с выполнением непростой задачи доставки грузов и вывоза людей в довольно сложных метеорологических условиях, не говоря уже об опасностях, связанных с азербайджанским артобстрелом. При этом я особо выделил полковника Алексея Семеновича Третьякова, замначштаба Группы российских войск, который лично участвовал вместе с советником посольства Виктором Игоревичем Дерегой в эвакуации молокан из Красносельска, и советника-посланника Владимира Степановича Старикова – он обеспечивал взаимодействие всех служб, наших и армянских, так или иначе причастных ко всей операции ГКЧС, и делал это блестяще.
В том же 1993 году, в ноябре-месяце, в Ереван прилетал еще один самолет ГКЧС с гуманитарной помощью для русских. Распределение этой помощи посольство попыталось проконтролировать таким образом, чтобы она досталась всем организациям соотечественников, а не только самой малозначительной, но крикливой, а главное – сумевшей установить прямые контакты с ГКЧС. Называла она себя претенциозно «Обществом друзей Армении – ОДА» и связалась с рогозинским Конгрессом русских общин, а подавляющее большинство русских в Армении сгруппировалось вокруг общества «Россия», не признавало опеки КРО и сотрудничало с нашим посольством. Крокодильской «Оде» очень хотелось диктовать свою волю другим. Контроль посольства ее никак не устраивал. И она начала скандалить, рискуя сорвать дальнейшее поступление и без того мизерной помощи. Так было и в мае 1994 года, когда не без участия посольства состоялась еще одна операция по доставке гуманитарного груза для русской общины, «Ода» попыталась перехватить этот груз и, когда ей это не удалось, начала нажимать на все педали в Москве, вплоть до того, что мне звонили от одного из замов Козырева по этому вопросу. Я ответил, что мы все сделали по справедливости, груз распределен пропорционально списочному составу русских ассоциаций, и «Ода» получила даже больше, чем должна бы, ибо со списками она, как обычно, схимичила. Давление на меня из Москвы прекратилось. Но через некоторое время местные «крокодилы» организовали атаку на меня в одной маргинальной прокоммунистической газетенке, о чем я, кажется, уже упоминал.
ВИЗИТЕРЫ ИЗ МОСКВЫ
Наиболее солидным визитером из Москвы в тот год был председатель Верховного Совета Российской Федерации Руслан Имранович Хасбулатов. Он прибыл в Ереван 19 марта во главе большой делегации.
В тот день с утра шел снег, погода была мрачная, а я ждал не только «спикера», но и другой самолет, на котором из Москвы должны были прилететь моя жена и трое новых сотрудников посольства. Слава Богу, ИЛ-76 из Чкаловского долетел и приземлился благополучно, я встретил своих «десантников» и через час вернулся в Звартноц встречать Хасбулатова, летевшего из Киева. Он целый тур тогда делал: Москва – Минск-Киев – Ереван – Баку – Москва. Ужинали в Доме приемов, куда поселили главу делегации. В ее составе были заместитель главкома ОВС СНГ генерал-полковник Борис Евгеньевич Пьянков, предгорсовета Санкт-Петербурга Александр Николаевич Беляев, председатель Высшего экономического совета при президенте Владимир Олегович Исправников, зампред Центробанка Вячеслав Иванович Соловов, зампред Госкомсотрудничества Сергей Константинович Дубинин, зампред Комитета ВС по международным делам Иона Ионович Андронов, пресс-секретарь Константин Сергеевич Злобин, наш мидовский замминистра Сергей Викторович Лавров и другие. С армянской стороны с Хасбулатовым общались вице-президент Гагик Арутюнян (президент в это время был в отъезде), председатель Верховного Совета Бабкен Араркцян, его зам Ара Саакян, секретарь президиума Вараздат Авоян, представители всех фракций, госминистр Виген Читечян, мэр Еревана Ваагн Хачатрян и первый заммининдел Арман Киракосян.
Обсуждали работу Межпарламентской ассамблеи, двусторонние межпарламентские связи и некоторые вопросы межгосударственного сотрудничества, в основном экономические. Касались и Карабаха. На обеде Иона Андронов сказал хороший тост за Арцах. Он, оказывается, был в Степанакерте, попал под обстрел из Шуши, когда она еще была в руках азербайджанцев, проникся пониманием к карабахцам. Бабкен Араркцян высказался за то, чтобы парламентские форумы СНГ, СБСЕ и Организации черноморского экономического сотрудничества тоже занялись конфликтными ситуациями, не избегали острых вопросов. Хасбулатов поддержал эту идею, отметив, что «Карабах – болевая проблема, и мы не имеем права уходить от нее. Решать ее надо на основе законности, справедливости, с участием сторон конфликта и в первую очередь самого страдающего населения».
Другая тема – «сближение законодательств стран СНГ в целях беспрепятственного развития экономических сил», как выразился Хасбулатов, подчеркнув, что, «правильно оценивая свои национально-государственные интересы, можно точнее учитывать и интересы всего Сообщества».
После пленарного заседания члены делегации побеседовали, группируясь «по интересам», а мы с Лавровым, Киракосяном, Андроновым и Давидом Варданяном как председателем комиссии по вопросам внешних сношений и представителями фракций АОД и Дашнакцутюн сочиняли совместное коммюнике, которое и было подписано Хасбулатовым и Араркцяном. В июне того же года состоялся ответный визит в Москву, во время которого те же действующие лица подписали соглашение о сотрудничестве между Верховными Советами России и Армении, но ему суждено было просуществовать всего около четырех месяцев.
Проводив Хасбулатова в Баку, Ара Саакян и его друг Ара Гомцян решили заехать ко мне в гости, чтобы поприветствовать, мою возвратившуюся из Москвы жену.
Арарат Двинович Гомцян работал в Карабахе как раз тогда, когда туда приезжал Иона Андронов, и они очень хорошо вспоминали о своих встречах там за обедом в Доме приемов. Я же с ним познакомился, когда он возглавлял Госкоммунхоз и готов был отдать здание своего «министерства» под наше посольство, но я этот подарок не принял, рассчитывая на лучший вариант. Нашим добрым отношениям мой отказ не помешал, скорее, наоборот. Виделись мы, хотя и реже, когда Арарат Гомцян стал губернатором Ширака. Это там, где Гюмри и наша военная база..