Свирский Алексей Иванович. Рыжик

   Левушка подошел к самым ступенькам площадки, одной рукой ухватился за толстый железный прут, подпиравший крышу вагона, другой за ручку и подался вперед. Вихрь с такой силой ударил его, что он чуть было не слетел с площадки. Но опытность выручила Левушку из беды, и он остался невредим. Мало того, он успел-таки заглянуть в ближайшее от площадки окно вагона и увидать кондуктора. Затем Стрела быстро откинулся назад и обратился к Рыжику с последними приказаниями:
   – Ты смотри же виси, покуда я не подойду к тебе… Держись крепко и спрячь лицо от ветра. Ну, ступай скорей! Ты с этой стороны будешь, а я с другой… Ну, ступай!..
   Рыжик крепко стиснул зубы и с замиранием сердца стал спускаться с площадки. Тут только он почувствовал, с какой быстротой мчался поезд. Колеса глухо тарахтели, выбивая мелкую дробь, а вагон так метался из стороны в сторону, что, казалось, вот-вот слетит с рельсов и разобьется вдребезги. Саньку забила лихорадка. Трепещущей рукой ухватился он за ручку, сошел до последней ступеньки и откинулся к стене вагона… На минуту Рыжик потерял всякое соображение. Если бы не инстинкт самосохранения, заставлявший его крепко держаться за ручку вагона, он бы в первый же момент сорвался и, наверно, был бы раздроблен колесами поезда.
   Прошла всего одна минута, а Саньке казалось, что он висит вдоль стены вагона всю жизнь. Тьма вокруг него как будто сгустилась и стала совсем непроницаемой. Рыжику чудилось, что он вместе с поездом летит в страшную, бездонную пропасть. Напрасно он старался спрятать лицо от ветра, как ему посоветовал Левушка: вихрь не переставал кружиться над ним и швырять ему в лицо мелкий, острый песок. Стук поезда, шум колес и отрывистые свистки локомотива слились в ушах Рыжика в один грозный, предостерегающий крик.
   – Подымись, готово!.. Слышишь, подымись!..
   Санька понимает, что Левушка кричит ему, но не может пошевельнуться: у него руки и ноги как будто омертвели.
   – Ну что же ты? Кондуктор уже прошел… Слышишь? Ах, какой ты! Ну, давай руку!
   С помощью Левушки Санька с большим трудом взобрался на площадку. Он долго не мог прийти в себя от пережитых им волнений.
   – Ты разве не слыхал, как он прошел?
   – Больше не надо будет висеть? – не слушая Левушки, спросил Рыжик.
   – Нет, теперь до самой Одессы доедем… Вот разве только перед самой Одессой придется разок…
   – Нет, нет, я больше не стану! – горячо воскликнул Санька. – Я боюсь… Сорваться можно… Кондуктор увидит…
   – Ай-ай, Санька, какой ты трусишка! Никогда кондуктор не увидит, потому что площадка открытая. Он себе проходит и не глядит по сторонам. Вот если бы вагон был с закрытой площадкой, тогда другое дело: тогда они двери открывают и осматривают лестнички… Ну, зайдем в вагон: теперь и соснуть нам можно будет.
   И в вагоне Левушка немало слов потратил, а Санька все не мог успокоиться. Каждый раз, когда кто-нибудь открывал дверь, Рыжик вздрагивал всем телом, полагая, что это идет кондуктор.
   Только перед рассветом усталость поборола страх, и Санька уснул, сидя в своему уголке.
   На рассвете его разбудил Стрела.
   – Вставай, Санька, мы не туда заехали, – услыхал Рыжик голос приятеля и открыл глаза.
   Было совсем светло. Поезд мчался по зеленой степи. На далеком краю равнины солнце, точно раскаленный шар, катилось по земле, едва касаясь упавшего над ним и окрашенного ярким пламенем горизонта. В открытое окно вагона врывался запах травы ромашки и чувствовалась утренняя влага.
   – Да, брат, заехали мы черт знает куда! – вторично проговорил Левушка, когда Рыжик, окончательно проснувшись, уставился на него своими большими карими глазами.
   – Как – заехали? – каким-то испуганным голосом спросил Рыжик.
   – А вот так: нам надо было в Казатине подождать одесского поезда, а мы, не спросясь никого, сели на этот поезд…
   – А этот куда идет?
   – В Брест-Литовск, вон куда идет! Сейчас я с одним пассажиром разговорился, он мне все растолковал… А я уж заодно наврал да всплакнул малость. Ну, пассажир, попятно, размягчился и вот что отвалил… Гляди, брат. – Левушка разжал правую руку. На ладони у него лежала помятая рублевка. – Теперь у нас один рубль и двадцать две копейки! – воскликнул Левушка.
   Он, по-видимому, не очень был огорчен тем, что попал не в тот поезд.
   – Как мы теперь Полфунта найдем? – чуть не плача, спросил Рыжик.
   – Как мы его найдем? Очень просто, – ничуть не задумываясь, ответил Левушка. – Мы, оказывается, едем теперь в Брест-Литовск, и отлично. Я хорошо ту местность знаю. Из Бреста куда захочешь попасть можно. Захотим – в Петербург махнем, захотим – в Варшаву укатим… Не все ли нам равно?..
   – Билеты приготовьте, господа, билеты! – вдруг раздался чей-то зычный голос.
   Рыжика словно кто по затылку ударил: он весь как-то съежился, а на широком, обсыпанном веснушками лице его появилось выражение тупого, бессмысленного страха. Даже Левушка и тот побледнел. И не успели наши «зайцы» опомниться, как к ним уже подходил контролер в сопровождении двух кондукторов, обера и его помощника.
   – Ваши билеты? – отрывисто проговорил контролер, протягивая к Саньке руку, в которой блестели никелированные клещики.
   – Ваше превосходительство!.. – вдруг завопил Левушка и скорчил при этом такую плачущую рожу, что Рыжик, несмотря на всю серьезность положения, едва удерживался от смеха.
   – Выкиньте их на первом полустанке, – процедил сквозь зубы контролер и отошел к другой скамейке.
   – Слушаю-с! – отчеканил младший кондуктор, глядя в контролерскую спину.
   Потом он обернулся к «зайцам» и молча, но выразительно погрозил им кулаком.

VII

ТРЕТИЙ СПУТНИК

   Прошел месяц. Левушка с Рыжиком за это время окончательно сблизились. Благодаря железным дорогам мальчуганы успели в короткий срок изъездить порядочное расстояние и побывать во многих городах. Ездили они главным образом ночью, а днем отдыхали или занимались «благородным» нищенством, как выражался Стрела.
   В продолжение лета они, наверно, сумели бы объехать всю Россию, если бы одно обстоятельство не положило конец их путешествию по железным дорогам. Случилось так, что в семи верстах от Вильно, перед станцией Вилейки, Рыжик был пойман на месте преступления, когда он висел, прижавшись к стене вагона. Кондуктор, поймавший его, до того испугался, увидав, какой опасности подвергался смелый «заяц», что принялся тузить Саньку изо всей силы. Попало тогда Рыжику как следует, и он дал слово больше по железным дорогам не ездить. Левушка пробовал уговорить приятеля переменить свое решение, даже пригрозил в противном случае бросить его, но ничто не помогало. Санька настоял на своем, и приятели пустились в путь пешком.
   Вчера на рассвете они вышли из Вильно и по широкой шоссейной дороге отправились в город Ковно. У Левушки после печальной истории с Рыжиком народился новый план. Он задумал совсем иным путем попасть в Петербург. План нового путешествия заключался в следующем. Из Вильно они дойдут через Ковно, Юрбург и Либаву в Ригу, а из Риги на каком-нибудь судне приедут в Петербург и там уже найдут Полфунта. Рыжик, не знавший дороги, конечно, согласился пойти по намеченному маршруту, тем более что Стрела относительно нового пути наговорил много хорошего. Кроме того, Левушка, по-видимому, прекрасно знал ту местность. В разговоре с Рыжиком он так и сыпал названиями городов, рек, местечек и сёл. Как только они попали в Вильно, Санька стал замечать, что его приятель сразу как-то оживился и почувствовал себя как дома. Но этого мало: оказалось, что Левушка отлично владел всеми местными наречиями. Санька лично был свидетелем тому, как Стрела свободно разговаривал с литовцами по-литовски, с поляками – по-польски, с жмудяками – по-жмудски.
   Последнее обстоятельство привело Рыжика в неописуемый восторг, и он пристал к Левушке, чтобы тот сказал ему, откуда он знает столько наречий и почему он вообще так хорошо знаком с этой местностью. Долго уклонялся Стрела от прямых ответов, но наконец не выдержал.
   – Хорошо, я расскажу тебе все, – торжественно воскликнул Левушка, – но ты дай клятву мне, что тайна эта умрет с тобою!
   Санька скорчил серьезную рожу и трижды поклялся в том, что никому полсловечка не скажет. Беседа эта происходила ранним июньским утром, за завтраком. Юные скитальцы сидели в тени придорожного гиганта-тополя, в десяти верстах от Вильно, откуда они вышли, когда еще только-только светало.
   – Хорошо, я верю тебе, Красный Волк!.. – заговорил Левушка. – Теперь слушай! – Он вдруг поднялся с места, подозрительно оглянулся во все стороны, потом опять опустился на траву рядом с Рыжиком и таинственно, полушепотом, начал: – Я убежал из Юрбурга… Вся эта местность хорошо мне знакома, потому что покойный мой папаша часто переезжал из Вильно в Ковно, из Ковно в Юрбург, а из Юрбурга в Поланген. А теперь наши живут в имении около Полангена… Мой отчим – управляющий в том имении… Понимаешь, мне теперь страсть как надо быть осторожным… Меня многие здесь знают… Но меня недаром Стрелой называют! – вдруг воскликнул Левушка и поднял высоко над головой сжатый кулак. – Я мимо пройду, но меня не поймают…
   – А у тебя никого из родных нет? – спросил Рыжик.
   В его голосе послышалась нотка участия.
   – Есть сестренка, братишка есть… Только маленькие они, никуда не годятся…
   – А тебе домой не хочется? – продолжал допытываться Рыжик.
   Левушка не сразу ответил. Он опустил белокурую голову, устремил неподвижный взор на свои босые ноги, а пальцами рук машинально рвал траву.
   – В Америку я хочу, вот что… – после долгой паузы пробормотал Стрела и неожиданно как-то сорвался с места. – Чего мы тут расселись? Пойдем! – сердито проговорил он и тронулся в путь.
   Санька молча последовал за ним. Ему до боли стало жаль товарища: хотя тот и прятал от него лицо свое, но Рыжик увидал, как две слезинки упали с длинных темных ресниц Левушки. И у Саньки сердце сжалось в груди.
   На другой день они подходили к Жослинскому лесу. Был жаркий полдень. Яркое, жгучее солнце раскалило воздух, и наши босоногие путешественники с трудом переводили дыхание. И Рыжик и Стрела обливались потом.
   – Уйдем скорее от солнца: в лесу остынем, – проговорил изнемогавший от жары Левушка и ускорил шаги.
   Темный, дремучий бор манил и поддразнивал усталых путников. Им казалось, что зеленая громада незаметно уходит от них. Лес этот был огромный и густой. Его темно-зеленая стена легла поперек дороги, и ей конца не было видно. Солнце только снаружи обливало лес горячим светом, внутрь же бора ни один луч не мог пробиться, и там царил прохладный сумрак. Широкая шоссейная дорога, по которой шествовали приятели, пополам разрезала густую чащу и сама исчезала в ней. Рыжик и Левушка уже совсем близко подошли к лесу. Стройные сосны, будто армия воинственных великанов, недвижными правильными колоннами прочно стояли на своих местах, а впереди леса, на скошенном лугу, точно вождь-богатырь, высился громадный, крепкий дуб.
   Казалось, этот гигант вот-вот повернет к бору свою крепколистую кудрявую голову и крикнет: «Вперед!» – и могучая зеленая армия тяжело шагнет за вождем и все сотрет с лица земли…
   Долго отдыхали в лесу Рыжик и Левушка. Они даже соснули немного. Особенно рад был лесу Санька. Он любил поваляться в прохладном месте и пофилософствовать на досуге.
   – Чего нам спешить? – повторял он время от времени. – Здесь прохладно, хорошо так, птички щебечут… И ночевать можно здесь, – добавил он.
   – Ну, уж нет, – живо возразил Стрела. – Я не медведь, чтобы в лесу ночевать. На поле я согласен, а в лесу – ни за что!
   – А вот я… – начал было Рыжик, но умолк: по лесу пронесся сильный, протяжный свист, похожий на свисток локомотива.
   Левушка тотчас вскочил на ноги и от восторга захлопал в ладоши.
   – Ура! Мы недалеко от станции! – закричал он. – Вставай скорей! – обратился он к Саньке. – Будет тебе валяться! Разве не слышишь: мы около железной дороги.
   – Ну, и пусть себе, а нам-то что? – равнодушно проговорил Рыжик, не трогаясь с места.
   – Ах ты, боже мой! – с досадой в голосе воскликнул Стрела. – Ну, и валяться в лесу что за радость? Ведь нам все равно мимо проходить; так лучше же сейчас пойти, чтоб к поезду поспеть.
   – На что нам поезд?
   – Да так, посмотреть… Там народу много… Может, мелочь у кого выпрошу… Ведь у нас всего тринадцать копеек осталось… И еще найти можем… Богатые пассажиры часто деньги теряют… Ну, идем же! Идем же скорее!
   Рыжик нехотя поднялся с места.
   На станцию явились они в тот момент, когда поезд из Ковно только подошел к дебаркадеру. Пассажиры всех трех классов, одетые в легкие летние костюмы, торопливо соскакивали с площадок и направлялись к буфету.
   – Станция Жосли! Поезд стоит пять минут! – провозгласил кондуктор, проходя мимо вагона первого класса.
   Его голос заглушил первый звонок, данный по сигналу начальника станции. На узком пространстве между вокзалом и поездом спешно двигалась живая масса людей. Вдруг на конце платформы раздались чьи-то резкие, неистовые вопли. Рыжик и Левушка сейчас же бросились на крики и увидали высокого дородного жандарма, с окладистой светло-русой бородой и серебряной медалью на груди, который тащил одной рукой еврейского мальчика лет пятнадцати. Вот этот-то мальчик и ревел на всю станцию.
   – Я тебе задам, погоди!.. – приговаривал жандарм грозным голосом.
   – Ой, дяденька, не буду!.. Нехай меня холера возьмет, не буду!.. – вопил мальчик, и его длинные черные пейсы заглядывали ему в широко раскрытый плачущий рот.
   – «Зайца» поймали… – равнодушным тоном и как бы про себя заметил Левушка.
   – Отчего он так орет? – спросил Рыжик.
   – Трус, вот и орет…
   В это время раздался второй, а вслед за ним и третий звонок. Обер-кондуктор два раза перекликнулся с паровозом, и через минуту от поезда воспоминания не осталось.
   Перед станционными постройками красивым зеленым амфитеатром раскинулся Жослинский лес. По другую сторону вокзала шла дорога в Жосли, а немного левее – Виленское шоссе, по которому должны были продолжать свой путь Рыжик и Стрела.
   – Ничего интересного нет, пойдем! – разочарованно пробормотал Левушка.
   – Пойдем! – точно эхо, повторил Санька.
   Приятели, прежде чем уйти, напились холодной воды, посмотрели на часы и только затем направились к шоссейной дороге. Когда они проходили мимо вокзала, до их слуха все еще доносились отчаянные вопли мальчика.
   Солнце склонилось к лесу. Жара значительно спала. Юным путникам теперь гораздо легче было шагать по дороге, и настроение их духа заметно улучшалось. Левушка закурил, а Рыжик засвистал какую-то песенку.
   – А знаешь, мне его жалко стало, – прервав свой свист, проговорил Санька.
   – Кого жаль стало? – спросил Стрела.
   – Да вон того мальчика, которого жандарм тащил…
   – А себя ты не жалел, когда кондуктор тузил тебя?
   – То я, а то он… Себя не жалко…
   – Слухайте, слухайте! – вдруг услыхали приятели чей-то голос.
   Они обернулись и увидали, к крайнему своему удивлению, того самого еврейского мальчика, о котором у них шла речь. Путаясь в длинных полах серого балахона, он бежал прямо на них.
   – Уф, как жарко!.. – с трудом выговорил наконец мальчуган и остановился перед озадаченными приятелями.
   Смуглое лицо его горело румянцем, черные глаза сверкали и искрились. Крепкие сапоги, фуражка с большим козырьком и пуговицей на макушке, парусиновый сюртук до пят и маленький черный мешочек в руке – вот все, что было на нем и при нем.
   – Что они тебе сделали? – спросил у него Рыжик.
   – А что они могут мне сделать? – ответил мальчик на вопрос вопросом и пожал плечами. – Очень я их боюсь… Подумаешь, начальство какое! – добавил он и презрительно улыбнулся.
   – А зачем ты орал, ежели не боишься? – вмешался в разговор Левушка.
   – Я орал потому, что жандарм этого хотел. Я вижу – ему нравится, чтоб я кричал, ну я и кричал… Что мне, дорого стоит покричать?..
   Рыжик и Левушка так и покатились со смеху.
   – Так это ты не взаправду ревел? – сквозь смех воскликнул Рыжик. – Ай, и молодец же ты!..
   Он дружески похлопал мальчика по плечу.
   – Куда ты идешь? – обратился к нему с вопросом Левушка.
   – А вы куда идете? – опять ответил он на вопрос вопросом.
   – Мы идем сейчас в Ковно…
   – Ну, и я пойду в Ковно…
   – Позволь, – перебил его Левушка, – ведь ты сейчас из Ковно «зайцем»-то приехал?
   – Ну и что ж?.. А разве мне не все равно, что в Ковно, что из Ковно?.. Хочете – я пойду направо, хочете – налево.
   – А зачем ты идешь?
   – А зачем вы идете?
   – Мы из Ковно в Петербург пойдем, там одного человека найти нам надо…
   – Ну хорошо, и я пойду с вами, – сказал он таким тоном, как будто его об этом просили.
   Левушка с Рыжиком значительно переглянулись между собою, а потом отошли немного в сторону и шепотом стали совещаться. Кончилось совещание тем, что в путь отправились они не вдвоем, а втроем.
   – Как тебя звать? – обратился к новому спутнику Рыжик, идя с ним рядом.
   – Меня зовут и Лейбеле и Хаимка. У меня два имени.
   – Как мы его звать будем? – обернулся Рыжик к Левушке.
   – Лучше Хаимкой его звать будем, – посоветовал Левушка.
   Наступило минутное молчание. Трое путников бодро шагали вперед, глазами измеряя окрестность. Лес отодвинулся от них и ушел вместе с солнцем на запад. По обеим сторонам широкой дороги желтели хлебные поля.
   – Вы, может, думаете, у меня денег нет? – нарушил молчание Хаимка. – Ой-ой, еще сколько есть!..
   – Откуда же у тебя деньги? – живо заинтересовался Левушка.
   – Откуда? У меня из дому деньги есть. Хочете, я вам покажу?..
   – Покажи!
   Хаимка остановился и запустил руку в карман своего балахона. Левушка и Рыжик также остановились. Хаимка все глубже и глубже опускал руку, пока со дна полы не вытащил крохотный кошелек.
   – У меня кармана нет, а подкладка есть, – пояснил Хаимка, осторожно открывая кошелек. В ту же минуту над кошельком наклонились три головы.
   – Вот один рубль и двадцать семь копеек. Вот!..
   Он высыпал весь капитал на ладонь и поочередно подносил деньги к глазам то Рыжика, то Левушки.
   – И у нас деньги есть, – проговорил Стрела. – Только у нас меньше: всего тринадцать копеек. Если хочешь, давай одну кассу сделаем. Мы тебе и наши деньги отдадим, а уже ты на всех покупать будешь… Хочешь?
   – Ой-ой, еще как хочу! – воскликнул обрадованный Хаимка.
   Левушка немедленно отдал ему тринадцать копеек, и снова все тронулись в путь.
   Хаимка ликовал. С его смуглого лица не сходила радостная улыбка. Он ни на минуту не умолкал. Из его рассказов Рыжик и Левушка узнали, что он уроженец города Ковно, что у него ни отца, ни матери нет, а теперь он отправился в Палестину; но его нашли в вагоне под скамейкой, и он едет с ними в Петербург. Жил он в синагоге на общественный счет. Хорошо учился, и за это общество его одевало и кормило. Выучился он читать по-русски, и теперь он хочет многому учиться. Он будет ходить по земле и учиться до тех пор, пока не сделается первым ученым на всем свете. Когда он придет в страну, где не будет евреев, он обрежет себе пейсы…
   Приятели с удовольствием слушали болтовню Хаимки и беспрерывно задавали ему вопросы.
   – А креститься ты не хочешь? – спросил Рыжик.
   – А зачем мне креститься?
   – Чтобы быть русским.
   – Чтобы быть русским? – певучим голосом переспросил Хаимка. – Ну, а ты хочешь быть евреем?
   – Нет, – решительно и коротко ответил Рыжик.
   – А почему ты не хочешь?
   – Да потому, что быть русским лучше…
   – А евреем быть хуже? – живо перебил Хаимка.
   – Конечно, хуже.
   – Ну, и вот… потому и я не хочу креститься… Зачем я у тебя возьму лучшее, а дам тебе худшее? Нехай лучшее останется у тебя, а худшее у меня… А если хотите всю правду, то я гроша не дам и за мою и за вашу веру. Нам бог нужен, как дыра в голове… Но знаете вы, что я люблю? – вдруг переменил разговор Хаимка.
   – Что? – в один голос спросили Рыжик и Левушка.
   – Я люблю сыр. Ах, как я его люблю!.. И вы знаете, я через это по белому свету пошел… Мне очень захотелось покушать сыру, а никто не давал. Теперь я сам хозяин и буду себе его кушать на доброе здоровье.
   Хаимка весело рассмеялся.
   К вечеру путешественники подошли к длинному низкому зданию, сложенному из красного кирпича. Дом этот стоял немного в стороне от дороги, в двух-трех верстах от видневшейся вдали деревни.
   – Это корчма. Здесь ночевать можно, – сказал Левушка.
   – И сыр купить можно? – заинтересовался Хаимка.
   – Конечно, можно.
   – Ну, так идемте!..
   Путники отправились в корчму. Через просторные сени они вошли в большую мрачную комнату. Стены без штукатурки, земляной пол, деревянный, ничем не покрытый потолок делали эту комнату похожей на конюшню.
   Вдоль стен стояли длинные массивные скамейки, а напротив дверей возвышалась стойка с тремя бочонками и разной посудой. От корчмы этой пахло погребом. Когда путники переступили порог, хозяин корчмы, молодой рыжий еврей с козлиной бородкой, только что окончил предвечернюю молитву и направился им навстречу. После обычных вопросов, куда и откуда они идут, корчмарь спросил у путешественников, не потребуют ли они себе чего-нибудь на ужин.
   – Сыр есть у вас? – осведомился Хаимка.
   – Сколько угодно, хоть даже на целый карбованец (рубль)…
   Хаимка с общего согласия потребовал на двугривенный сыру и несколько булок. Левушка купил табаку и спичек.
   Приятели приступили к ужину. Рыжику и Левушке еврейский сушенный сыр очень понравился. Что же касается Хаимки, то о нем и говорить нечего: он с такой жадностью набросился на любимое кушанье, что два раза чуть было не подавился.
   Солнце совсем уже зашло, когда наши путники покончили с ужином. Хозяин корчмы, получив деньги, отправил юных посетителей спать на сеновал.
   В мягком ароматном сене усталые мальчуганы заснули крепким, сладким сном.

VIII

ЛЮБИТЕЛЬ СЫРА

   Рыжик еще наполовину не выспался, когда почувствовал, что его кто-то осторожно дергает за плечо. Нехотя и как бы с трудом приподнял он веки и увидел над собою наклоненное лицо Хаимки.
   – Слушай, слушай… – едва слышно шептал Хаимка.
   – Ну? – проворчал Рыжик.
   – Слушай, ты сыр хочешь?
   – Убирайся, я спать хочу!
   Санька взмахнул рукой, точно муху отогнал, повернулся на другой бок и засопел. В это время проснулся Левушка.
   – Ты что? – шепотом спросил он у Хаимки.
   – Ты не спишь? Вот это мне нравится!.. – обрадовался любитель сыра.
   Он осторожно подполз к Левушке и тихо заговорил с ним.
   Оказалось, что Хаимка нашел целый склад сыра. Над слуховым окном чердака, или, вернее, сеновала, на прибитой доске лежали большие, тяжелые сыры. Сыр положен был там для того, чтобы он на солнце хорошенько просушился и затвердел. Хаимка еще вчера, когда подходил к корчме, увидал над крышей какие-то белые предметы и очень ими заинтересовался. Сегодня, проснувшись на рассвете, он вспомнил о виденных им предметах и немедленно поднялся на ноги. Осторожно подошел он к слуховому оконцу и выглянул из него. Крик восторга чуть было не вырвался из груди Хаимки, когда он увидал над окном деревянную полку с разложенными на ней большими вкусными сырами. Первой мыслью Хаимки было сейчас же стащить хоть один кусок сыру, но одному этого сделать нельзя было, здесь необходим был помощник. Вот за этим и обратился Хаимка к Рыжику. Но тот, как мы уже знаем, хотел спать. Совсем иначе отнесся к делу Левушка.
   – Где, где, говоришь ты, сыр лежит? – живо заинтересовался он, выслушав Хаимку.
   – Вон там. Вставай, я покажу, – прошептал любитель сыра, дрожа от нетерпения и страха.
   Левушка быстро вскочил с места, подошел к окну и убедился, что сыр действительно лежит на полке.
   – Вот что, – обратился он к Хаимке, – я встану вот здесь, согнусь немного, а ты полезай на меня. Потом как заберешься наверх и достанешь полку, тогда и тащи сыр. Два куска довольно будет. Только осторожно подавай мне: куски тяжелые… Ну, все понял?
   – Понять-то понял я, а почему ты два куска велишь брать? – тихо прошептал Хаимка.
   – А тебе сколько нужно?
   – Нам столько нужно, сколько у нас ртов. Нас три рта – значит, три куска надо.
   – Ладно, бери три… Только смотри не шуми. Ну, полезай.
   Левушка подставил спину, а Хаимка, затаив дыхание полез на него. Через минуту в оконном просвете ясно обрисовалась фигура Хаимки, сидящего верхом на подоконнике.
   Солнце еще не взошло, но голубые предрассветные сумерки становились прозрачней и светлей. Просыпались птички и одна за другой вылетали из невидимых гнезд. Послышалось щебетанье и чириканье. А над влажной землей редел белесоватый туман.
   Хаимка уже третий кусок сыра подавал Левушке.
   – Ну, теперь довольно, – прошептал Стрела, стараясь поймать брошенный ему Хаимкой сыр.
   Но на этот раз он не поймал: тяжелый кусок сыра проскользнул мимо рук и упал прямо на затылок сладко спавшего Рыжика.
   Санька, неожиданно получив подзатыльник, вскочил, как ошпаренный, и уже готов был заорать во все горло, но Левушка вовремя подбежал к нему и сделал знак, чтобы он молчал.
   – Тсс!.. Молчи! – прошипел Левушка, почти прикасаясь своим лицом к лицу Рыжика. – Мы сыр стащили… Надолго нам хватит…
   – А не поймают нас? – сообразив, в чем дело, спросил Санька.