Страница:
– Значит, если следовать вашей версии, нам следует проверить таксомоторные парки?
– Можно, но это будет нелегко. Еще десять лет назад такси в Шанхае было мало – можно было часами стоять на улице и не увидеть ни одного. Сейчас одному Небу известно, сколько их. Они носятся повсюду, как саранча. По-моему, их больше десяти тысяч, не считая частников. С частниками еще тысячи три набежит.
– Да, многовато.
– И еще вот что. Мы даже не знаем, из Шанхая жертва или нет. А что, если она приехала сюда из другой провинции? Если так, пройдет очень много времени, прежде чем мы получим какие-то сведения о ней.
От сигаретного дыма воздух в крошечном кабинете стал сизым.
– Итак, что же нам, по-вашему, следует делать? – спросил Чэнь, распахивая окно.
Юй выждал несколько секунд, а потом вдруг спросил:
– А нам обязательно браться за это дело?
– Вопрос, конечно, интересный…
– Я поехал на место происшествия, потому что в отделе больше никого не было, а вас найти не удалось. Но мы ведь особая бригада.
Так оно и было. Номинально их бригада расследовала только дела, которым в управлении присваивали «особый» статус – иногда по запросу из другой провинции, а иногда по запросу других отделов, но чаще всего по несформулированным политическим причинам. Например, в рейде на частный книжный магазин, где продавались пиратские CD-диски, не было ничего сложного или «особого», однако такое дело могло привлечь широкое внимание общественности. О борьбе с пиратством часто писали в газетных передовицах. Иными словами, дело получало гриф «особого» в угоду тем или иным политическим нуждам. Убийство же безымянной женщины, чье тело было выловлено в заброшенном канале, следовало передать отделу преступлений на сексуальной почве. По всем признакам это был их профиль.
Вот чем объяснялось нежелание Юя приниматься за расследование, хотя он первым принял звонок и осмотрел место происшествия. Чэнь снова перебрал снимки и выбрал один.
– Надо обрезать и увеличить эту фотографию. Может быть, кто-нибудь ее узнает.
– А если нет?
– Ну, тогда подробно все обсудим – то есть если дело оставят за нами.
– Да уж, обсудим. – Юй с недовольным видом вытащил чаинку, застрявшую между зубами. Кому охота возиться с заведомо безнадежными делами?
– Скольких человек мы можем бросить на эту работу?
– Немногих, товарищ старший инспектор. – Юй покачал головой. – Народу у нас мало. У Цин Сяотуна медовый месяц, Ли Дун только что вышел в отставку и открыл фруктовую лавку, а Лю Лунсян в больнице с переломом руки. В данный момент в так называемой особой бригаде остались только мы с вами.
Язвительность Юя не укрылась от внимания Чэня. Он понимал, почему следователь так относится к нему. Мало того что его совсем недавно повысили, так еще и дали квартиру! Недовольство сотрудников вполне понятно. Например, сам Юй поступил на службу раньше Чэня, закончив полицейскую школу. Кроме того, Юй – потомственный полицейский. Его отец тоже раньше служил в управлении. Но старшему инспектору Чэню хотелось, чтобы о нем судили по его достижениям на занятом посту, а не по способу, каким он получил повышение. Неплохо было бы взяться за это расследование. Настоящее убийство! С другой стороны, Юй прав. Людей у них не хватает, а «особых» дел скопилось много. Они не могут себе позволить взять еще одно дело, которое подвернулось им просто случайно. Убийство на сексуальной почве – ни улик, ни свидетелей. По всем признакам типичный висяк.
– Я посоветуюсь с секретарем парткома Ли, а пока мы изготовим копии снимка и разошлем их по участкам. Это необходимая процедура – кто бы ни принял дело к производству. – Помолчав, Чэнь добавил: – После обеда, если будет время, я съезжу на канал. Вчера, когда вы осматривали место происшествия, наверное, было уже довольно темно.
– Что ж, там красиво. Вид, можно сказать, поэтичный. – Юй встал и раздавил окурок в пепельнице. Он даже не пытался скрыть сарказм. – Кто знает, вдруг вы сочините там пару великолепных строчек.
– Трудно сказать.
После ухода Юя Чэнь некоторое время сидел за столом и размышлял. Вражда со стороны заместителя его огорчала. Очередной укол – то, что он как бы между прочим упомянул о страсти Чэня к поэзии. Однако невозможно не признать, что критика Юя отчасти справедлива.
Чэнь не собирался становиться полицейским. Во время учебы в Пекинском институте иностранных языков он считался лучшим студентом и вдобавок признанным поэтом. Он собирался всерьез посвятить себя литературе. За месяц до выпуска он подал заявление в магистратуру по специальности «английский язык и американская литература». Мать одобрила его решение: ведь покойный отец Чэня был известным профессором неоконфуцианской школы. Однако Чэню сообщили, что его ждет многообещающая работа в министерстве иностранных дел. В начале восьмидесятых в вузах существовала система государственного распределения; поскольку Чэнь входил в почетный список лучших студентов, его личное дело затребовали в МИДе. Он никогда не мечтал о дипломатической карьере, несмотря на то что такое положение считалось просто сказочным для филолога, который специализировался по английскому языку. Вдруг, в последнюю минуту, все круто изменилось. В ходе анкетной проверки, проводимой органами общественной безопасности, выяснилось, что одного из дядюшек Чэня в пятидесятых признали контрреволюционером и казнили. Несмотря на то что Чэнь ни разу в жизни не видел дядюшку-контрреволюционера, подобное родство для кандидата на дипломатическую должность считалось недопустимым. Поэтому Чэня вычеркнули из мидовского списка и направили на работу в управление полиции Шанхая. Первые несколько лет он переводил для нужд управления американское пособие по процедуре допроса, которое никто не хотел читать, и составлял политические отчеты секретарю парткома Ли, которые не хотел писать сам Чэнь. И только в последние два года Чэнь на самом деле работал полицейским. Сначала он трудился на низовой должности, и вдруг его повысили и назначили старшим инспектором. Однако ему поручали только дела с грифом «особые», переданные из других отделов. Юй, как и многие другие сотрудники управления, был недоволен. Недовольство подпитывалось не только стремительным карьерным ростом Чэня вследствие новой кадровой политики, но также тем, что новоиспеченный старший инспектор продолжал «баловаться сочинительством». Литературная деятельность рассматривалась многими коллегами Чэня как уклонение от прямых профессиональных обязанностей.
Чэнь во второй раз перечел отчет об осмотре места происшествия и вдруг понял, что уже время обеда. Выйдя из кабинетика в зал, он нашел там записку, адресованную ему. Должно быть, ее оставили утром, до его прихода.
«Привет, это Лу. Работаю в ресторане – нашем с тобой ресторане! Он называется «Подмосковье». Рай для гурманов. Мне очень важно с тобой переговорить. Перезвони мне по номеру 638-0843».
Лу всегда остается собой – кипучий, полный воодушевления. Чэнь набрал номер.
– Ресторан «Подмосковье».
– Лу, что случилось?
– А, это ты. Ну, как все вчера прошло?
– Отлично. Разве сам не помнишь?
– Нет. Я спрашиваю, что было после того, как мы ушли, между тобой и Ван?
– Ничего. Мы еще немного потанцевали, а потом она ушла.
– Какой позор, приятель! – вскричал Лу. – И за что только тебя сделали старшим инспектором? Не умеешь распознать даже самые очевидные сигналы.
– Какие еще сигналы?
– Когда мы собрались уходить, она согласилась остаться – наедине с тобой. У нее были серьезные планы на ночь! Абсолютно безошибочный сигнал. Она от тебя без ума.
– Ну, я в этом не уверен, – сказал Чэнь. – Поговорим о чем-нибудь другом. Как дела у тебя?
– Жужу просила еще раз тебя поблагодарить. Ты – наша счастливая звезда. Все устроено в самом лучшем виде. Все документы подписаны. Я уже переехал. Представляешь – наш собственный ресторан! Осталось только сменить вывеску. Я уже заказал большую неоновую вывеску на китайском и на английском!
– Погоди – может, на китайском и на русском?
– Кто в наши дни говорит по-русски? Впрочем, кроме русской кухни, у нас есть еще кое-что настоящее русское. Уверяю тебя. Его тоже можешь попробовать. – Лу загадочно хихикнул. – Благодаря твоему щедрому займу в следующий понедельник отпразднуем торжественное открытие. Скоро мы будем процветать!
– Ты так уверен?
– У меня есть такой козырь – все просто упадут.
– Что за козырь?
– Приходи – сам увидишь. Заодно и поешь вволю.
– Конечно. Ни за что на свете не пропущу твои русские щи, Лу Иностранец!
– Значит, ты тоже гурман. Пока!
Старший инспектор Чэнь улыбнулся и повесил трубку. Несмотря на то что оба приятеля любили вкусно поесть, у них было не так много общего. Лу получил свое прозвище в старших классах школы. Его стали называть Иностранцем не только за то, что он во времена культурной революции носил куртку на западный манер, но главным образом потому, что до 1949 года отец Лу владел небольшой меховой фабрикой и потому считался капиталистом. В школе Лу был «паршивой овцой». В конце шестидесятых кличка Хуацяо ни в коем случае не являлась положительной, ведь тогда осуждалось все идущее с Запада и преследовались люди, ведущие экстравагантный «буржуазный» образ жизни. Но Лу упрямо гордился своим «декадентским» имиджем: он пил кофе, пек яблочные пироги, делал фруктовые салаты и, конечно, к ужину переодевался в костюм на западный манер. Лу подружился с Чэнем, сыном «буржуазного профессора» и потому тоже «паршивой овцой». Они были одного поля ягоды; вместе им было легче переживать нападки. Лу частенько угощал Чэня после того, как ему удавался какой-нибудь домашний кулинарный эксперимент. После окончания школы Лу, как «образованного молодого горожанина», послали перевоспитываться в отдаленную сельхозкоммуну. Целых десять лет он перевоспитывался на примере бедняков и середняков. В Шанхай он возвратился лишь в конце восьмидесятых. В то время и Чэнь вернулся из Пекина. Встретившись, Чэнь и Лу поняли, что они, в сущности, очень разные. И все же, несмотря на долгие годы, в течение которых они не виделись, они остались друзьями. Они по-прежнему уважали друг друга и по-прежнему любили вкусно поесть.
4
5
– Можно, но это будет нелегко. Еще десять лет назад такси в Шанхае было мало – можно было часами стоять на улице и не увидеть ни одного. Сейчас одному Небу известно, сколько их. Они носятся повсюду, как саранча. По-моему, их больше десяти тысяч, не считая частников. С частниками еще тысячи три набежит.
– Да, многовато.
– И еще вот что. Мы даже не знаем, из Шанхая жертва или нет. А что, если она приехала сюда из другой провинции? Если так, пройдет очень много времени, прежде чем мы получим какие-то сведения о ней.
От сигаретного дыма воздух в крошечном кабинете стал сизым.
– Итак, что же нам, по-вашему, следует делать? – спросил Чэнь, распахивая окно.
Юй выждал несколько секунд, а потом вдруг спросил:
– А нам обязательно браться за это дело?
– Вопрос, конечно, интересный…
– Я поехал на место происшествия, потому что в отделе больше никого не было, а вас найти не удалось. Но мы ведь особая бригада.
Так оно и было. Номинально их бригада расследовала только дела, которым в управлении присваивали «особый» статус – иногда по запросу из другой провинции, а иногда по запросу других отделов, но чаще всего по несформулированным политическим причинам. Например, в рейде на частный книжный магазин, где продавались пиратские CD-диски, не было ничего сложного или «особого», однако такое дело могло привлечь широкое внимание общественности. О борьбе с пиратством часто писали в газетных передовицах. Иными словами, дело получало гриф «особого» в угоду тем или иным политическим нуждам. Убийство же безымянной женщины, чье тело было выловлено в заброшенном канале, следовало передать отделу преступлений на сексуальной почве. По всем признакам это был их профиль.
Вот чем объяснялось нежелание Юя приниматься за расследование, хотя он первым принял звонок и осмотрел место происшествия. Чэнь снова перебрал снимки и выбрал один.
– Надо обрезать и увеличить эту фотографию. Может быть, кто-нибудь ее узнает.
– А если нет?
– Ну, тогда подробно все обсудим – то есть если дело оставят за нами.
– Да уж, обсудим. – Юй с недовольным видом вытащил чаинку, застрявшую между зубами. Кому охота возиться с заведомо безнадежными делами?
– Скольких человек мы можем бросить на эту работу?
– Немногих, товарищ старший инспектор. – Юй покачал головой. – Народу у нас мало. У Цин Сяотуна медовый месяц, Ли Дун только что вышел в отставку и открыл фруктовую лавку, а Лю Лунсян в больнице с переломом руки. В данный момент в так называемой особой бригаде остались только мы с вами.
Язвительность Юя не укрылась от внимания Чэня. Он понимал, почему следователь так относится к нему. Мало того что его совсем недавно повысили, так еще и дали квартиру! Недовольство сотрудников вполне понятно. Например, сам Юй поступил на службу раньше Чэня, закончив полицейскую школу. Кроме того, Юй – потомственный полицейский. Его отец тоже раньше служил в управлении. Но старшему инспектору Чэню хотелось, чтобы о нем судили по его достижениям на занятом посту, а не по способу, каким он получил повышение. Неплохо было бы взяться за это расследование. Настоящее убийство! С другой стороны, Юй прав. Людей у них не хватает, а «особых» дел скопилось много. Они не могут себе позволить взять еще одно дело, которое подвернулось им просто случайно. Убийство на сексуальной почве – ни улик, ни свидетелей. По всем признакам типичный висяк.
– Я посоветуюсь с секретарем парткома Ли, а пока мы изготовим копии снимка и разошлем их по участкам. Это необходимая процедура – кто бы ни принял дело к производству. – Помолчав, Чэнь добавил: – После обеда, если будет время, я съезжу на канал. Вчера, когда вы осматривали место происшествия, наверное, было уже довольно темно.
– Что ж, там красиво. Вид, можно сказать, поэтичный. – Юй встал и раздавил окурок в пепельнице. Он даже не пытался скрыть сарказм. – Кто знает, вдруг вы сочините там пару великолепных строчек.
– Трудно сказать.
После ухода Юя Чэнь некоторое время сидел за столом и размышлял. Вражда со стороны заместителя его огорчала. Очередной укол – то, что он как бы между прочим упомянул о страсти Чэня к поэзии. Однако невозможно не признать, что критика Юя отчасти справедлива.
Чэнь не собирался становиться полицейским. Во время учебы в Пекинском институте иностранных языков он считался лучшим студентом и вдобавок признанным поэтом. Он собирался всерьез посвятить себя литературе. За месяц до выпуска он подал заявление в магистратуру по специальности «английский язык и американская литература». Мать одобрила его решение: ведь покойный отец Чэня был известным профессором неоконфуцианской школы. Однако Чэню сообщили, что его ждет многообещающая работа в министерстве иностранных дел. В начале восьмидесятых в вузах существовала система государственного распределения; поскольку Чэнь входил в почетный список лучших студентов, его личное дело затребовали в МИДе. Он никогда не мечтал о дипломатической карьере, несмотря на то что такое положение считалось просто сказочным для филолога, который специализировался по английскому языку. Вдруг, в последнюю минуту, все круто изменилось. В ходе анкетной проверки, проводимой органами общественной безопасности, выяснилось, что одного из дядюшек Чэня в пятидесятых признали контрреволюционером и казнили. Несмотря на то что Чэнь ни разу в жизни не видел дядюшку-контрреволюционера, подобное родство для кандидата на дипломатическую должность считалось недопустимым. Поэтому Чэня вычеркнули из мидовского списка и направили на работу в управление полиции Шанхая. Первые несколько лет он переводил для нужд управления американское пособие по процедуре допроса, которое никто не хотел читать, и составлял политические отчеты секретарю парткома Ли, которые не хотел писать сам Чэнь. И только в последние два года Чэнь на самом деле работал полицейским. Сначала он трудился на низовой должности, и вдруг его повысили и назначили старшим инспектором. Однако ему поручали только дела с грифом «особые», переданные из других отделов. Юй, как и многие другие сотрудники управления, был недоволен. Недовольство подпитывалось не только стремительным карьерным ростом Чэня вследствие новой кадровой политики, но также тем, что новоиспеченный старший инспектор продолжал «баловаться сочинительством». Литературная деятельность рассматривалась многими коллегами Чэня как уклонение от прямых профессиональных обязанностей.
Чэнь во второй раз перечел отчет об осмотре места происшествия и вдруг понял, что уже время обеда. Выйдя из кабинетика в зал, он нашел там записку, адресованную ему. Должно быть, ее оставили утром, до его прихода.
«Привет, это Лу. Работаю в ресторане – нашем с тобой ресторане! Он называется «Подмосковье». Рай для гурманов. Мне очень важно с тобой переговорить. Перезвони мне по номеру 638-0843».
Лу всегда остается собой – кипучий, полный воодушевления. Чэнь набрал номер.
– Ресторан «Подмосковье».
– Лу, что случилось?
– А, это ты. Ну, как все вчера прошло?
– Отлично. Разве сам не помнишь?
– Нет. Я спрашиваю, что было после того, как мы ушли, между тобой и Ван?
– Ничего. Мы еще немного потанцевали, а потом она ушла.
– Какой позор, приятель! – вскричал Лу. – И за что только тебя сделали старшим инспектором? Не умеешь распознать даже самые очевидные сигналы.
– Какие еще сигналы?
– Когда мы собрались уходить, она согласилась остаться – наедине с тобой. У нее были серьезные планы на ночь! Абсолютно безошибочный сигнал. Она от тебя без ума.
– Ну, я в этом не уверен, – сказал Чэнь. – Поговорим о чем-нибудь другом. Как дела у тебя?
– Жужу просила еще раз тебя поблагодарить. Ты – наша счастливая звезда. Все устроено в самом лучшем виде. Все документы подписаны. Я уже переехал. Представляешь – наш собственный ресторан! Осталось только сменить вывеску. Я уже заказал большую неоновую вывеску на китайском и на английском!
– Погоди – может, на китайском и на русском?
– Кто в наши дни говорит по-русски? Впрочем, кроме русской кухни, у нас есть еще кое-что настоящее русское. Уверяю тебя. Его тоже можешь попробовать. – Лу загадочно хихикнул. – Благодаря твоему щедрому займу в следующий понедельник отпразднуем торжественное открытие. Скоро мы будем процветать!
– Ты так уверен?
– У меня есть такой козырь – все просто упадут.
– Что за козырь?
– Приходи – сам увидишь. Заодно и поешь вволю.
– Конечно. Ни за что на свете не пропущу твои русские щи, Лу Иностранец!
– Значит, ты тоже гурман. Пока!
Старший инспектор Чэнь улыбнулся и повесил трубку. Несмотря на то что оба приятеля любили вкусно поесть, у них было не так много общего. Лу получил свое прозвище в старших классах школы. Его стали называть Иностранцем не только за то, что он во времена культурной революции носил куртку на западный манер, но главным образом потому, что до 1949 года отец Лу владел небольшой меховой фабрикой и потому считался капиталистом. В школе Лу был «паршивой овцой». В конце шестидесятых кличка Хуацяо ни в коем случае не являлась положительной, ведь тогда осуждалось все идущее с Запада и преследовались люди, ведущие экстравагантный «буржуазный» образ жизни. Но Лу упрямо гордился своим «декадентским» имиджем: он пил кофе, пек яблочные пироги, делал фруктовые салаты и, конечно, к ужину переодевался в костюм на западный манер. Лу подружился с Чэнем, сыном «буржуазного профессора» и потому тоже «паршивой овцой». Они были одного поля ягоды; вместе им было легче переживать нападки. Лу частенько угощал Чэня после того, как ему удавался какой-нибудь домашний кулинарный эксперимент. После окончания школы Лу, как «образованного молодого горожанина», послали перевоспитываться в отдаленную сельхозкоммуну. Целых десять лет он перевоспитывался на примере бедняков и середняков. В Шанхай он возвратился лишь в конце восьмидесятых. В то время и Чэнь вернулся из Пекина. Встретившись, Чэнь и Лу поняли, что они, в сущности, очень разные. И все же, несмотря на долгие годы, в течение которых они не виделись, они остались друзьями. Они по-прежнему уважали друг друга и по-прежнему любили вкусно поесть.
Старшему инспектору Чэню вспомнилось двустишие Чэнь Юйи, поэта эпохи Сун. Вот только он не был уверен, что не пропустил одно или два слова.
Двадцать лет, как сон, пролетели.
Это чудо, что мы еще вместе.
4
Пообедав (совершенно не по-гурмански) в столовой управления, Чэнь вышел на улицу, решив купить сборник стихов Чэнь Юйи.
На улице Фучжоулу, неподалеку от управления полиции, недавно открылись несколько частных книжных магазинов. Магазинчики маленькие, но обслуживали там превосходно. Завернув за угол, на улицу Шаньдунлу, Чэнь увидел новую жилую высотку – кажется, первый достроенный дом в новом комплексе. На другой стороне улицы по-прежнему теснились низкие домишки, пережиток двадцатых годов. Какое смешение старого и нового! Именно здесь находилась книжная лавка – малое семейное предприятие. Видимо, тут же владельцы и жили. Сзади, из-за бамбуковой занавески, слышался детский лепет.
Поиски Чэнь Юйи оказались безуспешными. В отделе классической китайской литературы имелась внушительная подборка гонконгских и тайваньских романов про боевые искусства – а больше практически ничего. Он уже собирался уходить, когда его взгляд случайно упал на книгу, написанную его отцом. Это был сборник статей по неоконфуцианству, наполовину скрытый за плакатом, изображавшим красотку в купальнике, с надписью: «Распродажа». Чэнь взял книгу и подошел к кассе.
– Вы настоящий книжник, – похвалил его владелец, державший в руках мисочку с голубцами. – Сто двадцать юаней.
– Что-о?! – так и ахнул Чэнь.
– Автора в свое время критиковали за правый уклон; тираж изъяли из продажи еще в пятидесятых годах.
– Послушайте. – Чэнь не выпускал книгу из рук. – Книгу написал мой отец, и стоила она меньше двух юаней!
– В самом деле? – Владелец некоторое время пристально смотрел на него. – Так и быть. Пятьдесят юаней – только для вас. Плакат бесплатно.
Чэнь взял книгу, но от «дополнительного предложения» отказался. На голом плече красотки с плаката был шрамик, который почему-то напомнил ему о фотографии мертвой девушки, которую извлекли из мешка для мусора. Он тут же вспомнил снимки убитой, сделанные в морге, – там на ней было еще меньше одежды, чем на девушке с плаката. И кажется, где-то у нее на теле тоже был шрам…
Или шрам был у кого-то еще? Чэнь уже не помнил.
На обратном пути, по дороге в управление, он начал листать книгу отца. Привычку читать на ходу его отец не одобрял, но тема книги была такой, что не читать ее было невозможно…
Вернувшись на работу, Чэнь заварил себе черный чай гунфу – еще одна гурманская привычка, которую он перенял у Лу Иностранца. Чай, решил он, поможет сосредоточиться перед чтением. Только он бросил в крошечную чашечку горсть чайных листьев, как на столе задребезжал телефон.
Звонил секретарь парткома Ли Гохуа. Ли был не только главным партийцем управления, но также и наставником Чэня. Именно Ли дал Чэню рекомендацию в партию, неустанно вводил его в курс дела и способствовал его повышению. Все в управлении знали о том, что Ли – опытный политик. Он обладал почти безошибочным нюхом, благодаря которому ухитрился выжить в многолетней политической борьбе, и неизменно выбирал победившую сторону во внутрипартийных конфликтах. В начале пятидесятых годов Ли был молодым офицером на низовой должности; он вскарабкался наверх по обломкам бесчисленных политических движений и, наконец, возвысился до руководства парторганизацией всего управления. Его покровительство Чэню многие считали очередным ловким ходом. Хотя находились люди, считавшие выбор Ли сомнительным. Например, начальник управления Чжао в свое время рекомендовал на пост старшего инспектора другого кандидата.
– С новой квартирой все в порядке, товарищ старший инспектор?
– Спасибо, товарищ секретарь парткома Ли. Все прекрасно.
– Вот и хорошо. А как работа?
– Вчера следователь Юй принял одно дело. В округе Цинпу, в канале, обнаружен труп женщины. У нас мало людей, поэтому не знаю, браться ли нам за него.
– Передайте в отдел: ваша бригада – особая.
– Но именно следователь Юй осматривал место происшествия. Надо было передать дело с самого начала.
– Возможно, у вас вообще не будет времени на это дело. Есть новости. В октябре вы едете на курсы повышения квалификации при Центральной партийной школе.
– При Центральной партийной школе?
– Да. Отличная возможность, правда? В прошлом месяце я внес вашу фамилию в список кандидатов. Думал, они не скоро примут решение, но сегодня мне сообщили, что вас зачислили. Я сниму для вас копию письма о том, что вы приняты. Вы проделали большой путь, товарищ старший инспектор Чэнь!
– Вы столько для меня сделали, товарищ секретарь парткома! Как мне вас отблагодарить? – Помолчав, Чэнь продолжал: – А может быть, мое зачисление на курсы – как раз повод для того, чтобы расследовать то убийство? Как я могу считаться старшим инспектором, если не раскрыл самостоятельно ни одного серьезного преступления?
– Что ж, как хотите, – ответил Ли. – Но вам предстоит готовиться к курсам повышения квалификации. Думаю, не стоит лишний раз напоминать о том, как много значат такие курсы для вашей будущей карьеры. Вас ждет более важная работа, товарищ старший инспектор Чэнь!
После беседы с секретарем парткома Чэнь решил поподробнее выяснить обстоятельства дела, прежде чем принимать окончательное решение. Он спустился в транспортный отдел, взял мотоцикл, а в библиотеке спросил карту округа.
На улице было знойно. Деревья как будто оцепенели; не было слышно стрекотания цикад. Даже почтовый ящик у обочины казался сонным. Чэнь снял форменный мундир; из управления он выехал в футболке с короткими рукавами.
Дорога к каналу Байли оказалась довольно трудной. После того как он проехал промзону Хунцяо, дорожных знаков почти не осталось. Чэнь завернул спросить дорогу на обшарпанную бензоколонку, но единственный тамошний служащий, уронив голову на прилавок, наслаждался послеобеденным сном. Из его полуоткрытого рта стекала струйка слюны. Дальше пейзаж стал более сельским; в отдалении там и сям виднелись очертания холмов. Откуда-то из-за невидимой крыши к небу поднималась одинокая струйка белого дыма, похожая на музыкальную ноту. Судя по карте, канал находился не так далеко. За поворотом от асфальтированной дороги отходила извилистая тропа, ведущая, по всей видимости, к деревне. На развилке Чэнь увидел девочку, которая, сидя на деревянной скамье, торговала чаем в больших пиалах. Ей было не больше тринадцати-четырнадцати лет; она тихо сидела на низкой скамеечке и читала книгу. Конский хвостик у нее на голове был стянут простой ленточкой. Покупателей не было видно. Вряд ли они объявятся за целый день, подумал Чэнь. В старой жестяной банке блестели на солнце лишь несколько мелких монеток; на земле рядом с банкой стояла пузатая спортивная сумка. Скорее всего, девочка – не уличная торговка; она не ходит с товаром по улицам, а просто живет неподалеку. Какая идиллия! Маленькая и невинная деревенская девочка на лоне природы; она делает благородное дело – облегчает жизнь путникам, умирающим от жажды. Интересно, что она читает? Может быть, сборник стихов…
Мелочи, но все они как бы складывались воедино в образ, на который он однажды наткнулся, изучая стихи поэтов эпох Тан и Сун:
– А, канал Байли! Знаю. Прямо, еще шесть-семь километров.
– Спасибо.
Кроме того, Чэнь попросил большую пиалу чаю.
– Три фэня, – ответила девочка, не отрываясь от книги.
– Что ты читаешь?
– Пособие по Visual Basics.
Ответ несколько не вписывался в картину, уже сложившуюся у него в мозгу. Впрочем, подумал Чэнь, ничего удивительного. Он и сам по вечерам ходил на компьютерные курсы – осваивал операционную систему Windows. Мы живем в век информационных технологий…
– А, компьютерное программирование, – протянул он. – Очень интересно!
– Вы тоже учитесь?
– Вроде.
– Вам диски не нужны?
– Что?
– По дешевке. Там целая куча полезных программ. Программа по вводу иероглифов Chinese Star, TwinBridge, словари и все шрифты, как традиционные, так и упрощенный вариант…
– Нет, спасибо. – Чэнь протянул девочке купюру в один юань.
Возможно, диски, которые она предлагает, в самом деле очень дешевы. Он слышал о пиратских дисках, но, будучи старшим инспектором полиции, не хотел иметь с ними ничего общего.
– Боюсь, у меня нет сдачи.
– Дайте сколько есть.
Девочка протянула ему горсть мелочи. Купюру в один юань она не бросила в банку, а сунула в сумочку. Что и говорить, современные подростки очень осторожны и практичны. Затем девочка снова вернулась в свое киберпространство; бантик у нее на голове трепетал на ветру, как бабочка.
Идиллическое настроение куда-то улетучилось.
Как он отстал от жизни! Замечтался о невинном бутоне кардамона, одинокой струйке белого дыма, чистоте и невинности, сохраненных в сельской глуши, сборнике стихов… И совершил должностное нарушение. Он должен был пресечь торговлю пиратскими дисками! Он ведь полицейский! Ушел от действительности – впал в «поэтический транс», – и реальный мир слишком удивил его. Встреча с девочкой напомнила ему о недовольстве сослуживцев: старший инспектор Чэнь слишком «поэтичен» для того, чтобы быть настоящим полицейским.
До канала он добрался в третьем часу.
Над головой не было ни облачка. Полуденное солнце одиноко висело в небе, ярко освещая пустошь вокруг канала. Ну и заброшенное место – настоящая глушь! Вокруг не было ни души. Берега поросли высокой травой и колючим кустарником. Чэнь немного постоял у воды, среди разбросанных ветвей. Однако ему показалось, что он слышит шум не такого уж далекого Шанхая.
Кем была жертва? Как она жила? Кого встретила перед смертью?
От своей поездки он многого не ждал. В последние дни прошли сильные дожди; они давно смыли все следы. Чэнь считал: осмотр места преступления часто словно бы помогает наладить связь между живыми и мертвыми. Однако сейчас никакой связи не возникало. Мысли все время возвращались к делам управления. В трупе, извлеченном из канала, нет ничего необычного. Подобные находки не редкость для отдела особо тяжких преступлений. И ему, старшему инспектору, нет никакого резона заниматься расследованием, особенно сейчас, когда нужно готовиться к учебе на курсах.
Кроме того, такое дело вряд ли удастся раскрыть быстро. Свидетелей нет. Улик тоже нет, так как труп некоторое время пробыл в воде. Ничего существенного они не обнаружили. Некоторые старые служаки попытались бы отделаться от такой обузы. На самом деле именно на это намекал следователь Юй. Поскольку они – особая бригада, они имеют право отказаться от дела, передать его другим. Да и перспектива висяка не казалась соблазнительной. Такое дело не повысит его статуса в управлении.
Чэнь присел на прибрежный валун, достал смятую сигарету и закурил. Глубоко затянулся и на секунду закрыл глаза.
Посмотрев на тот берег, он вдруг заметил крошечные звездочки полевых цветов: голубых, белых, фиолетовых. Они мелькали в подернутой дымкой траве. Больше ничего.
Когда появились первые кучевые облака, он отправился в обратный путь. Девочки с чаем на развилке уже не было. Вот и хорошо. Может, она вовсе и не торгует пиратскими дисками. Просто у нее остался лишний, а пара юаней – сумма для деревенской девчонки огромная.
Войдя к себе, Чэнь первым делом увидел на письменном столе копию официального письма о зачислении на курсы при Центральной партшколе. Об этом письме говорил секретарь парткома Ли. Однако, вопреки ожиданию, Чэнь не испытал особой радости.
Ближе к вечеру от судмедэкспертов пришел отчет о результатах вскрытия. Интересного в нем было мало. Время смерти – между часом и двумя ночи одиннадцатого мая. Перед смертью жертва вступала в сексуальные отношения. Анализ выявил следы мужской спермы, но, после того как труп пролежал в воде, ее осталось немного. Трудно было сказать, происходили ли сексуальные отношения против воли жертвы, однако ее задушили. Беременной она не была. Рапорт заканчивался словами: «Смерть вследствие асфиксии в сочетании с возможным сексуальным насилием».
Вскрытие проводил доктор Ся Юйлун.
Дважды перечитав отчет о вскрытии, старший инспектор Чэнь пришел к выводу: он отложит принятие решения. Ему ведь не нужно немедленно передавать дело в другой отдел, как не нужно немедленно приступать к расследованию. Если появятся новые улики, можно сказать, что делом займутся они. Если след уже «давно остыл», как и предсказывал следователь Юй, никогда не поздно сплавить дело другим.
Чэню показалось, что он поступает правильно. Он сообщил о своем решении Юю, который с готовностью согласился. Однако, повесив трубку, Чэнь вдруг понял, что настроение у него ухудшилось. Затемнение – как в кино, в конце фильма, а по экрану бегут фрагменты пейзажа, который он видел совсем недавно.
Она лежала там – одна, голая; длинные черные волосы змеей свились на шее. И на нее глазели два незнакомых ей человека. Потом приехали мужчины в белых халатах, уложили ее на носилки. А через некоторое время ее вскрыл пожилой врач, осмотрел ее внутренности и снова зашил разрез. Затем труп отправили в морг. А старший инспектор Чэнь все это время праздновал новоселье, пил, танцевал с молодой симпатичной женщиной, беседовал о поэзии эпохи Тан и наступал своей партнерше на босые ноги.
Ему стало жаль погибшую. Он почти ничем не может ей помочь… Впрочем, на эту тему лучше не думать.
Он позвонил матери и рассказал, что купил по случаю книгу отца. Мама очень обрадовалась: именно этой книги не было в ее библиотеке в комнатке на чердаке.
– Вот только жаль, сынок, что ты не взял и плакат.
– Почему?
– Вдруг девушка с плаката сошла бы со стены, – весело поддразнила его мама, – и составила тебе компанию на ночь.
– Ах вот оно что! – Чэнь рассмеялся. – Та же старая сказка, какую ты рассказывала мне тридцать лет назад. Сегодня я занят, а завтра заеду к тебе. Я с удовольствием тебя послушаю.
На улице Фучжоулу, неподалеку от управления полиции, недавно открылись несколько частных книжных магазинов. Магазинчики маленькие, но обслуживали там превосходно. Завернув за угол, на улицу Шаньдунлу, Чэнь увидел новую жилую высотку – кажется, первый достроенный дом в новом комплексе. На другой стороне улицы по-прежнему теснились низкие домишки, пережиток двадцатых годов. Какое смешение старого и нового! Именно здесь находилась книжная лавка – малое семейное предприятие. Видимо, тут же владельцы и жили. Сзади, из-за бамбуковой занавески, слышался детский лепет.
Поиски Чэнь Юйи оказались безуспешными. В отделе классической китайской литературы имелась внушительная подборка гонконгских и тайваньских романов про боевые искусства – а больше практически ничего. Он уже собирался уходить, когда его взгляд случайно упал на книгу, написанную его отцом. Это был сборник статей по неоконфуцианству, наполовину скрытый за плакатом, изображавшим красотку в купальнике, с надписью: «Распродажа». Чэнь взял книгу и подошел к кассе.
– Вы настоящий книжник, – похвалил его владелец, державший в руках мисочку с голубцами. – Сто двадцать юаней.
– Что-о?! – так и ахнул Чэнь.
– Автора в свое время критиковали за правый уклон; тираж изъяли из продажи еще в пятидесятых годах.
– Послушайте. – Чэнь не выпускал книгу из рук. – Книгу написал мой отец, и стоила она меньше двух юаней!
– В самом деле? – Владелец некоторое время пристально смотрел на него. – Так и быть. Пятьдесят юаней – только для вас. Плакат бесплатно.
Чэнь взял книгу, но от «дополнительного предложения» отказался. На голом плече красотки с плаката был шрамик, который почему-то напомнил ему о фотографии мертвой девушки, которую извлекли из мешка для мусора. Он тут же вспомнил снимки убитой, сделанные в морге, – там на ней было еще меньше одежды, чем на девушке с плаката. И кажется, где-то у нее на теле тоже был шрам…
Или шрам был у кого-то еще? Чэнь уже не помнил.
На обратном пути, по дороге в управление, он начал листать книгу отца. Привычку читать на ходу его отец не одобрял, но тема книги была такой, что не читать ее было невозможно…
Вернувшись на работу, Чэнь заварил себе черный чай гунфу – еще одна гурманская привычка, которую он перенял у Лу Иностранца. Чай, решил он, поможет сосредоточиться перед чтением. Только он бросил в крошечную чашечку горсть чайных листьев, как на столе задребезжал телефон.
Звонил секретарь парткома Ли Гохуа. Ли был не только главным партийцем управления, но также и наставником Чэня. Именно Ли дал Чэню рекомендацию в партию, неустанно вводил его в курс дела и способствовал его повышению. Все в управлении знали о том, что Ли – опытный политик. Он обладал почти безошибочным нюхом, благодаря которому ухитрился выжить в многолетней политической борьбе, и неизменно выбирал победившую сторону во внутрипартийных конфликтах. В начале пятидесятых годов Ли был молодым офицером на низовой должности; он вскарабкался наверх по обломкам бесчисленных политических движений и, наконец, возвысился до руководства парторганизацией всего управления. Его покровительство Чэню многие считали очередным ловким ходом. Хотя находились люди, считавшие выбор Ли сомнительным. Например, начальник управления Чжао в свое время рекомендовал на пост старшего инспектора другого кандидата.
– С новой квартирой все в порядке, товарищ старший инспектор?
– Спасибо, товарищ секретарь парткома Ли. Все прекрасно.
– Вот и хорошо. А как работа?
– Вчера следователь Юй принял одно дело. В округе Цинпу, в канале, обнаружен труп женщины. У нас мало людей, поэтому не знаю, браться ли нам за него.
– Передайте в отдел: ваша бригада – особая.
– Но именно следователь Юй осматривал место происшествия. Надо было передать дело с самого начала.
– Возможно, у вас вообще не будет времени на это дело. Есть новости. В октябре вы едете на курсы повышения квалификации при Центральной партийной школе.
– При Центральной партийной школе?
– Да. Отличная возможность, правда? В прошлом месяце я внес вашу фамилию в список кандидатов. Думал, они не скоро примут решение, но сегодня мне сообщили, что вас зачислили. Я сниму для вас копию письма о том, что вы приняты. Вы проделали большой путь, товарищ старший инспектор Чэнь!
– Вы столько для меня сделали, товарищ секретарь парткома! Как мне вас отблагодарить? – Помолчав, Чэнь продолжал: – А может быть, мое зачисление на курсы – как раз повод для того, чтобы расследовать то убийство? Как я могу считаться старшим инспектором, если не раскрыл самостоятельно ни одного серьезного преступления?
– Что ж, как хотите, – ответил Ли. – Но вам предстоит готовиться к курсам повышения квалификации. Думаю, не стоит лишний раз напоминать о том, как много значат такие курсы для вашей будущей карьеры. Вас ждет более важная работа, товарищ старший инспектор Чэнь!
После беседы с секретарем парткома Чэнь решил поподробнее выяснить обстоятельства дела, прежде чем принимать окончательное решение. Он спустился в транспортный отдел, взял мотоцикл, а в библиотеке спросил карту округа.
На улице было знойно. Деревья как будто оцепенели; не было слышно стрекотания цикад. Даже почтовый ящик у обочины казался сонным. Чэнь снял форменный мундир; из управления он выехал в футболке с короткими рукавами.
Дорога к каналу Байли оказалась довольно трудной. После того как он проехал промзону Хунцяо, дорожных знаков почти не осталось. Чэнь завернул спросить дорогу на обшарпанную бензоколонку, но единственный тамошний служащий, уронив голову на прилавок, наслаждался послеобеденным сном. Из его полуоткрытого рта стекала струйка слюны. Дальше пейзаж стал более сельским; в отдалении там и сям виднелись очертания холмов. Откуда-то из-за невидимой крыши к небу поднималась одинокая струйка белого дыма, похожая на музыкальную ноту. Судя по карте, канал находился не так далеко. За поворотом от асфальтированной дороги отходила извилистая тропа, ведущая, по всей видимости, к деревне. На развилке Чэнь увидел девочку, которая, сидя на деревянной скамье, торговала чаем в больших пиалах. Ей было не больше тринадцати-четырнадцати лет; она тихо сидела на низкой скамеечке и читала книгу. Конский хвостик у нее на голове был стянут простой ленточкой. Покупателей не было видно. Вряд ли они объявятся за целый день, подумал Чэнь. В старой жестяной банке блестели на солнце лишь несколько мелких монеток; на земле рядом с банкой стояла пузатая спортивная сумка. Скорее всего, девочка – не уличная торговка; она не ходит с товаром по улицам, а просто живет неподалеку. Какая идиллия! Маленькая и невинная деревенская девочка на лоне природы; она делает благородное дело – облегчает жизнь путникам, умирающим от жажды. Интересно, что она читает? Может быть, сборник стихов…
Мелочи, но все они как бы складывались воедино в образ, на который он однажды наткнулся, изучая стихи поэтов эпох Тан и Сун:
– Извини, пожалуйста. – Он выкатил мотоцикл на обочину. – Где находится канал Байли?
Стройная, гибкая – не больше тринадцати ей;
Как бутон кардамона в начале марта.
– А, канал Байли! Знаю. Прямо, еще шесть-семь километров.
– Спасибо.
Кроме того, Чэнь попросил большую пиалу чаю.
– Три фэня, – ответила девочка, не отрываясь от книги.
– Что ты читаешь?
– Пособие по Visual Basics.
Ответ несколько не вписывался в картину, уже сложившуюся у него в мозгу. Впрочем, подумал Чэнь, ничего удивительного. Он и сам по вечерам ходил на компьютерные курсы – осваивал операционную систему Windows. Мы живем в век информационных технологий…
– А, компьютерное программирование, – протянул он. – Очень интересно!
– Вы тоже учитесь?
– Вроде.
– Вам диски не нужны?
– Что?
– По дешевке. Там целая куча полезных программ. Программа по вводу иероглифов Chinese Star, TwinBridge, словари и все шрифты, как традиционные, так и упрощенный вариант…
– Нет, спасибо. – Чэнь протянул девочке купюру в один юань.
Возможно, диски, которые она предлагает, в самом деле очень дешевы. Он слышал о пиратских дисках, но, будучи старшим инспектором полиции, не хотел иметь с ними ничего общего.
– Боюсь, у меня нет сдачи.
– Дайте сколько есть.
Девочка протянула ему горсть мелочи. Купюру в один юань она не бросила в банку, а сунула в сумочку. Что и говорить, современные подростки очень осторожны и практичны. Затем девочка снова вернулась в свое киберпространство; бантик у нее на голове трепетал на ветру, как бабочка.
Идиллическое настроение куда-то улетучилось.
Как он отстал от жизни! Замечтался о невинном бутоне кардамона, одинокой струйке белого дыма, чистоте и невинности, сохраненных в сельской глуши, сборнике стихов… И совершил должностное нарушение. Он должен был пресечь торговлю пиратскими дисками! Он ведь полицейский! Ушел от действительности – впал в «поэтический транс», – и реальный мир слишком удивил его. Встреча с девочкой напомнила ему о недовольстве сослуживцев: старший инспектор Чэнь слишком «поэтичен» для того, чтобы быть настоящим полицейским.
До канала он добрался в третьем часу.
Над головой не было ни облачка. Полуденное солнце одиноко висело в небе, ярко освещая пустошь вокруг канала. Ну и заброшенное место – настоящая глушь! Вокруг не было ни души. Берега поросли высокой травой и колючим кустарником. Чэнь немного постоял у воды, среди разбросанных ветвей. Однако ему показалось, что он слышит шум не такого уж далекого Шанхая.
Кем была жертва? Как она жила? Кого встретила перед смертью?
От своей поездки он многого не ждал. В последние дни прошли сильные дожди; они давно смыли все следы. Чэнь считал: осмотр места преступления часто словно бы помогает наладить связь между живыми и мертвыми. Однако сейчас никакой связи не возникало. Мысли все время возвращались к делам управления. В трупе, извлеченном из канала, нет ничего необычного. Подобные находки не редкость для отдела особо тяжких преступлений. И ему, старшему инспектору, нет никакого резона заниматься расследованием, особенно сейчас, когда нужно готовиться к учебе на курсах.
Кроме того, такое дело вряд ли удастся раскрыть быстро. Свидетелей нет. Улик тоже нет, так как труп некоторое время пробыл в воде. Ничего существенного они не обнаружили. Некоторые старые служаки попытались бы отделаться от такой обузы. На самом деле именно на это намекал следователь Юй. Поскольку они – особая бригада, они имеют право отказаться от дела, передать его другим. Да и перспектива висяка не казалась соблазнительной. Такое дело не повысит его статуса в управлении.
Чэнь присел на прибрежный валун, достал смятую сигарету и закурил. Глубоко затянулся и на секунду закрыл глаза.
Посмотрев на тот берег, он вдруг заметил крошечные звездочки полевых цветов: голубых, белых, фиолетовых. Они мелькали в подернутой дымкой траве. Больше ничего.
Когда появились первые кучевые облака, он отправился в обратный путь. Девочки с чаем на развилке уже не было. Вот и хорошо. Может, она вовсе и не торгует пиратскими дисками. Просто у нее остался лишний, а пара юаней – сумма для деревенской девчонки огромная.
Войдя к себе, Чэнь первым делом увидел на письменном столе копию официального письма о зачислении на курсы при Центральной партшколе. Об этом письме говорил секретарь парткома Ли. Однако, вопреки ожиданию, Чэнь не испытал особой радости.
Ближе к вечеру от судмедэкспертов пришел отчет о результатах вскрытия. Интересного в нем было мало. Время смерти – между часом и двумя ночи одиннадцатого мая. Перед смертью жертва вступала в сексуальные отношения. Анализ выявил следы мужской спермы, но, после того как труп пролежал в воде, ее осталось немного. Трудно было сказать, происходили ли сексуальные отношения против воли жертвы, однако ее задушили. Беременной она не была. Рапорт заканчивался словами: «Смерть вследствие асфиксии в сочетании с возможным сексуальным насилием».
Вскрытие проводил доктор Ся Юйлун.
Дважды перечитав отчет о вскрытии, старший инспектор Чэнь пришел к выводу: он отложит принятие решения. Ему ведь не нужно немедленно передавать дело в другой отдел, как не нужно немедленно приступать к расследованию. Если появятся новые улики, можно сказать, что делом займутся они. Если след уже «давно остыл», как и предсказывал следователь Юй, никогда не поздно сплавить дело другим.
Чэню показалось, что он поступает правильно. Он сообщил о своем решении Юю, который с готовностью согласился. Однако, повесив трубку, Чэнь вдруг понял, что настроение у него ухудшилось. Затемнение – как в кино, в конце фильма, а по экрану бегут фрагменты пейзажа, который он видел совсем недавно.
Она лежала там – одна, голая; длинные черные волосы змеей свились на шее. И на нее глазели два незнакомых ей человека. Потом приехали мужчины в белых халатах, уложили ее на носилки. А через некоторое время ее вскрыл пожилой врач, осмотрел ее внутренности и снова зашил разрез. Затем труп отправили в морг. А старший инспектор Чэнь все это время праздновал новоселье, пил, танцевал с молодой симпатичной женщиной, беседовал о поэзии эпохи Тан и наступал своей партнерше на босые ноги.
Ему стало жаль погибшую. Он почти ничем не может ей помочь… Впрочем, на эту тему лучше не думать.
Он позвонил матери и рассказал, что купил по случаю книгу отца. Мама очень обрадовалась: именно этой книги не было в ее библиотеке в комнатке на чердаке.
– Вот только жаль, сынок, что ты не взял и плакат.
– Почему?
– Вдруг девушка с плаката сошла бы со стены, – весело поддразнила его мама, – и составила тебе компанию на ночь.
– Ах вот оно что! – Чэнь рассмеялся. – Та же старая сказка, какую ты рассказывала мне тридцать лет назад. Сегодня я занят, а завтра заеду к тебе. Я с удовольствием тебя послушаю.
5
После новоселья прошло несколько дней. В девять утра, сидя с газетой «Шанхай ивнинг пост», Чэнь думал о том, что скорее новости читают его, чем наоборот. Его внимание привлек отчет об игре в го между представителями Китая и Японии. Статью иллюстрировало изображение доски, на которой были показаны все ходы черных и белых камней; каждый занимал позицию, полную смысла и – возможно – полную скрытых смыслов под поверхностными смыслами.
Всего лишь последняя минута потворства своим слабостям – и пора заниматься неизменно скучной конторской работой.
Зазвонил телефон на его столе.
– Товарищ старший инспектор, ты теперь такой важный чиновник, – услышал он веселый голос Ван. – Неужели у тебя, как у всех важных людей, портится память? Кажется, так гласит старинная пословица?
Всего лишь последняя минута потворства своим слабостям – и пора заниматься неизменно скучной конторской работой.
Зазвонил телефон на его столе.
– Товарищ старший инспектор, ты теперь такой важный чиновник, – услышал он веселый голос Ван. – Неужели у тебя, как у всех важных людей, портится память? Кажется, так гласит старинная пословица?