Боль, наполнившая взгляд Деймона, острым ножом полоснула ее по сердцу. Он резко отпустил руки Лили.
   – Если бы ты любила меня хоть в половину так сильно, как люблю тебя я, ты бы согласилась.
   – А если бы ты любил меня хоть в половину так, как утверждаешь, ты бы мне такое не говорил!
   – Послушай, Лили, – взмолился Деймон. – До встречи с тобой я не верил в любовь, но ты доказала мне, как сильно я ошибался. И вот теперь я хочу о тебе заботиться, оберегать, дать тебе свое имя, хочу растить с тобой наших детей. Неужели это ничего для тебя не значит?
   Значит, значит! Больше, чем Лили могла высказать словами.
   – А если ты забеременеешь? – тихо спросил Деймон. – Несмотря на все предосторожности, этого тоже нельзя исключать.
   – Вовсе не обязательно, чтобы это случилось именно с нами, – резко возразила Лили.
   Отчаянно желая рассеять тучи, затянувшие лицо Деймона, она обвила руками его шею, что есть силы притягивая его к себе.
   – О, Деймон! Я люблю тебя так сильно, что это не передать никакими словами. Мы были так счастливы эти два дня. Ну почему мы не можем и дальше продолжать жить так же?
   Деймон крепко прижал ее к себе.
   – Я тебя люблю, Лили, и соглашусь на все, лишь бы оставаться рядом с тобой. – В его голосе было столько печали, что Лили захотелось плакать. – Я принимаю все твои условия, но все же надеюсь, что в самое ближайшее время к ним добавится и узаконенный перед небом и людьми брак.

30

   Деймон так быстро уступил желанию Лили продолжать отношения, не заводя речь о замужестве, потому что рассчитывал в самом скором времени убедить ее переменить свое решение. Но молодая актриса упрямо не желала расставаться со сценической карьерой.
   Надеясь рассеять опасения Лили по поводу материальной зависимости, Деймон предложил заключить брачный контракт, предусматривающий ежемесячные щедрые выплаты на текущие расходы, а также значительную сумму на тот случай, если с ним что-либо произойдет.
   Любая другая женщина из тех, которых ему доводилось встречать, с готовностью уцепилась бы за это предложение, но Лили его отвергла.
   Вдобавок ко всему Деймона угнетало нежелание Лили принимать от него подарки. Она постоянно повторяла, что ей нужна только его любовь. Вначале Деймон был даже рад этому, так как прежде ему прохода не давали женщины, требующие от него денег и дорогих нарядов.
   Однако вскоре все это стало его огорчать. Деймону хотелось осыпать Лили осязаемыми доказательствами своей любви, но она была непреклонна. Она даже не позволяла ему купить или снять особняк, где бы они могли встречаться.
   – Какой прок от моего состояния, если я не могу потратить из него ни пенни на женщину, которую люблю? – ворчал Деймон.
   Дни шли по установившемуся порядку. В те вечера, когда у Лили была репетиция перед спектаклем, Деймон уезжал в Хокхерст-Хауз заниматься своими делами. Затем, одевшись, он отправлялся в театр. Хокхерст не пропустил ни одного спектакля с ее участием, но после травмы он ни разу не появлялся за кулисами, не желая привлекать внимания к их отношениям, и после представления отправлялся в клуб. Домой Лили провожал брат.
   Те дни, когда у Лили не было спектаклей, они проводили вместе: разговаривали, играли в шахматы, предавались утехам любви. Как только нога Деймона зажила настолько, что он смог обходиться без палки, они начали совершать прогулки по Лондону.
   Однажды в начале декабря Лили, вернувшись домой, застала Деймона, с грустным видом стоящего у окна, за которым белыми хлопьями падал мокрый снег. Увидев меланхолическое выражение его лица, она сразу же встревоженно спросила, в чем дело.
   – Мне хотелось бы на Рождество уехать в Хокхилл. Этот праздник я больше всего люблю встречать именно там.
   – Так поезжай.
   Деймон резко отвернулся от окна.
   – Только если ты поедешь со мной!
   – У меня на той неделе не будет спектаклей, так что я смогу тоже съездить в Хокхилл.
   Его лицо пересекли решительное складки.
   – Только в том случае, если ты будешь моей женой. В Хокхилле ты появишься лишь в качестве его хозяйки, а не моей любовницы.
   Лили нежно провела пальцами по его щеке.
   – Пожалуйста, Деймон, не надо заговаривать о браке. Мы ведь были очень счастливы эти три недели, разве не так?
   – Я был бы гораздо более счастлив, если бы ты стала моей женой.
   Лили поспешила перевести разговор на другую тему:
   – Кстати, о Рождестве. Что бы ты хотел от меня в подарок?
   – Наследника, или по крайней мере первые шаги в этом направлении. И только это.
   А для этого необходимо, чтобы Лили вышла за него замуж. В противном случае ее внебрачный ребенок не будет иметь никаких прав на титул отца, и они оба это прекрасно понимали.
   – Это невозможно, – тихо промолвила Лили.
   – Это очень даже возможно – мешает только твое упрямство.
   После этого Хокхерст больше не заводил разговоров о браке, но его решимость сделать Лили своей женой крепла с каждым днем. Хотя он больше не пытался ее переубедить, эта мысль не выходила у него из головы. Но Деймон не мог забыть и просьбу Лили: «Умоляю тебя, не заставляй меня делать выбор между тобой и театром».
   Чем дольше Хокхерст думал об этом, тем больше утверждался во мнении, что Лили не должна выбирать. Он сам в сердцах обвинил ее в том, что она упрямая, но он и сам не без греха. А если бы Лили попросила его выбрать между ней и чем-нибудь столь же дорогим его сердцу, как Хокхилл? Разве он не переживал бы по этому поводу?
   У Лили – выдающийся талант, и если он ее действительно любит, ему нужно постараться, каких бы трудов это ни стоило, предоставить ей возможность как можно полнее этот талант раскрыть. Так что пусть после того, как они с Лили поженятся, она продолжает играть в театре.
   Конечно в свете это вызовет небывалый скандал, но какое ему до этого дело? Деймон был решительно настроен обеспечить Лили место в обществе, по праву принадлежащее ей как графине.
   Вот достойная задача! Хокхерст начал готовиться к ее решению с той же тщательностью, с которой сам герцог Веллингтон разрабатывал планы своих кампаний.
   Первым делом он нанес визит своей тетушке леди Эдит Перселл. Обменявшись приветствиями с престарелой дамой, Деймон сразу же перешел к делу:
   – Вчера я получил письмо от Кассандры. Она безмерно счастлива, что вы согласились в следующем сезоне взять ее под свое покровительство. – Он с чувством пожал пухлые руки тетушки. – Я вам очень признателен. А теперь мне придется попросить вас о втором, еще более трудном одолжении.
   – Что стряслось? – встревоженно спросила леди Перселл. – Мне еще никогда не приходилось видеть тебя таким подавленным.
   Деймон выпустил ее руки:
   – Я влюблен, очень сильно влюблен и собираюсь жениться. И мне бы хотелось, чтобы вы позаботились о том, чтобы мою жену приняли в обществе должным образом.
   Его тетка удивилась бы меньше, если бы Деймон сказал ей, что солнце встает не утром, а в полдень.
   – Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу от тебя подобное признание. Я ее знаю?
   – Вы не знакомы лично, но она вам известна: это Лили Калхейн.
   – Актриса? Ну удивил так удивил! Но ведь, насколько я слышала, у нее есть любовник – майор Рейли.
   – Нет, Джеймс Рейли – ее родной брат.
   – Но это же означает…
   – Вот именно. Лили происходит из двух знатных родов. Она – внучка сэра Джона Дрю и генерала сэра Френсиса Рейли. Помимо того, Лили племянница леди Чаринг. И она будет моей женой. Я хочу обеспечить ей место в обществе, которое должно быть у нее по праву.
   – Лили Калхейн – самая популярная актриса на лондонской сцене. Какой шум поднимется, когда выяснится, что она покидает театр и выходит за тебя замуж.
   – Лили не уйдет из театра.
   – Но не можешь же ты позволить своей жене выходить на сцену! – воскликнула леди Перселл.
   – Могу. И именно это я и собираюсь сделать.
   В конце концов, как и рассчитывал Деймон, тетка согласилась ввести Лили в свет.
   – Но тебе никогда не удастся заставить твердолобого старика генерала Рейли признать ее своей внучкой, – на прощание предостерегла его она.
   Хокхерст загадочно улыбнулся:
   – Посмотрим.
   Следующий визит он нанес леди Чаринг, увядающей красавице, чьи зеленые глаза сразу же напомнили ему Лили. Леди Чаринг без колебаний выразила готовность оказать племяннице посильную помощь.
   – После смерти сестры я умоляла лорда Чаринга взять к нам ее детей, – со слезами в голосе призналась она, – но он был категорически против и даже не позволил мне присутствовать на похоронах.
   По тому, как леди Чаринг произнесла имя своего покойного супруга, Деймон сделал вывод, что она, как и Феба, рада своему вдовству.
   Последний визит в этот день Хокхерст нанес генералу сэру Френсису Рейли.
   Растрепанный старый слуга, судя по всему, не привыкший встречать таких знатных особ, провел нежданного гостя в библиотеку.
   Хокхерст не прождал и двух минут, как в комнату торопливо вошел сам дед Лили. Его морщинистое лицо не покидала улыбка, а с уст сыпались подобострастные слова приветствия.
   – Лорд Хокхерст, какая приятная неожиданность!
   С первого взгляда Деймон заключил, что генерал Рейли был безжалостным тираном по отношению к своим подчиненным и лебезил перед всеми, кто занимал более высокое положение. Лицо и руки генерала покрылись старческими пятнами, но сухощавая фигура еще хранила следы армейской выправки. Хокхерст предположил, что суровая внешность старика как нельзя лучше соответствовала его характеру.
   – Чем я обязан чести принимать такого важного гостя, милорд?
   – Вашей внучке.
   Улыбка на лице старика мгновенно погасла.
   – У меня нет внучек, есть только один внук. Возможно, вы слышали о нем: майор Джеймс Рейли, герой Тулузы.
   Хокхерст даже не пытался скрыть свой гнев.
   – Если майор Рейли ваш внук, то у вас есть еще две внучки, Сара и Лили Калхейн, хотя вы не заслужили права именоваться их дедом.
   – Прошу прощения, я вас не понимаю, милорд, – надменно заявил сэр Френсис.
   – Нет, вы должны просить прощения не у меня – у Лили, – ледяным тоном произнес Деймон. – Вы должны гордится ею. Это самая замечательная женщина, какую я только встречал в жизни, и к тому же блистательная актриса. Вам приходилось видеть ее на сцене?
   Генерал, похоже, пришел в ужас.
   – Я ни за что на свете не опущусь до этого. Но почему вы ее защищаете? Впрочем, конечно же, мне следовало догадаться. Граф Хокхерст, знаменитый «король гримерных»! Она ваша любовница?
   Нет, не любовница, подумал Хокхерст, а возлюбленная. А это огромная разница. Лили открыла ему глаза – как и на многое другое, в том числе на то, что такое настоящая любовь.
   – В самом ближайшем будущем она станет моей женой, – холодно произнес Деймон. – Генерал, будете ли вы склонны признать свою внучку, когда она станет графиней Хокхерст?
   Старик раскрыл рот от изумления:
   – Неужели вы действительно собираетесь на ней жениться? Свет вас отвергнет!
   Несомненно, только это и имело значение для старого генерала.
   – Что ж, Лили стоит того. Однако для нееимеет большое значение, как отнесется ко мне высший свет, и именно поэтому я собираюсь приложить все силы к тому, чтобы приняли нас обоих.Я хочу, чтобы Лили заняла место в обществе, принадлежащее ей по праву как моей супруге и вашей внучке.
   – Значит, вам удалось убедить ее оставить сцену?
   – Нет, я не требую от нее такой жертвы. Лили не хочет уходить из театра, и она будет продолжать играть.
   Генерал побелел от злости:
   – Да вы просто безумец, если собираетесь пойти на это!
   – Нет, я был бы безумцем, если бы заставил ее зарыть в землю свой талант.
   Водянистые старческие глаза генерала превратились в две щели.
   – Ни за что на свете я не признаю вульгарную комедиантку своей внучкой!
   Деймон понял, в кого Лили такая упрямая.
   – Вы отказываетесь признать Лили своей внучкой только потому, что боитесь, как бы общество не отвергло вас. Неужели вы настолько трусливы, генерал?
   Лицо сэра Френсиса залила краска.
   – Я не допущу, чтобы гордую фамилию Рейли пятнала дешевая актриса!
   – На честь вашей семьи бросает пятно не Лили, а кое-кто другой.
   – Кого вы имеете в виду? – испуганно встрепенулся генерал.
   – Вас! Обещаю, я позабочусь о том, чтобы вся Англия узнала о вашем постыдном поведении.
   – Мне никогда не приходилось краснеть за свои поступки.
   – Неужели? А какими словами можно назвать то, что вы с чудовищной жестокостью прогнали обратившихся к вам за помощью собственных внуков, вынудив не имеющих ни гроша сирот самим добывать себе кусок хлеба? – голос Хокхерста наполнился презрением. – Заверяю вас, что весь свет проникнется к вам отвращением, когда узнает, как ваша безграничная черствость заставила семнадцатилетнюю девочку пойти на сцену, чтобы прокормить себя и брата с сестрой. Наперекор всем трудностям ей удалось сохранить семью и даже отложить денег, чтобы купить брату офицерский патент, подарив таким образом Англии героя.
   Деймон умолк, давая возможность генералу осмыслить его слова. Затем он продолжил ледяным тоном:
   – Обещаю, что все будут восторгаться мужеством и благородством Лили и осуждать ваш отвратительный поступок. – Это шантаж! – воскликнул Рейли, брызгая слюной.
   – Нет, это справедливость.
   – Вы насильно заставляете меня признать Лили.
   – Больше того, вы раскроете перед ней свои объятия, как раскрыли их перед ее братом – когда он прославился на поле битвы и стал национальным героем.
   Некоторое время старик молчал. Наконец гордая военная осанка исчезла, плечи бессильно опустились. Генерал признал поражение.
   – Вы не оставляете мне выбора, – желчно произнес он. – Но все ваши усилия бесполезны. Если эта женщина не откажется от театра, общество ее ни за что не примет.
   – Примет, положитесь на мое слово, – решительно заявил Хокхерст.
   Генерал изумленно уставился на него:
   – О боже, а ведь вы добьетесь своего!
 
   Лили не надо было выходить на сцену ни в этот вечер, ни в следующий, чему она была очень рада. Обычно полная энергии, жизнерадостная, молодая женщина сегодня почему-то чувствовала себя очень уставшей. Всегда с нетерпением ожидавшая спектакля, сегодня Лили с облегчением думала, что ей не нужно ехать в театр. Гораздо приятнее будет провести вечер у камина в гостиной, беседуя с Деймоном.
   Когда Лили после ужина отказалась от обычной партии в шахматы, Деймон озабоченно справился, как она себя чувствует.
   – Любимая, ты сегодня сама не своя, – заметил он, заключая ее в свои объятия.
   Лили рассказала ему, что с утра испытывает какую-то слабость.
   – Но ничего, завтра все будет в полном порядке.
   – Ты сегодня просто восхитительна!
   Взгляд черных глаз скользнул по голубому шелковому платью с глубоким декольте, задержавшись на соблазнительной выпуклости груди. Деймон ласково прикоснулся кончиком большого пальца к ее вершинке, но Лили вздрогнула.
   – Любимая, я сделал тебе больно? – удивился он.
   – Она у меня сегодня почему-то слишком чувствительна.
   Задумчиво посмотрев на нее, Деймон направился к дивану перед камином. Лили устроилась рядом с ним, и он, поцеловав ее, глухо произнес:
   – У меня в кармане лежит вещь, не имеющая денежной стоимости, но, надеюсь, ты примешь этот подарок как свидетельство моей бесконечной любви.
   Обнимая Лили одной рукой, другой Деймон достал из кармана сложенный лист бумаги.
   – Что это? – озадаченно спросила молодая женщина.
   Он протянул ей бумагу:
   – Мое имя.
   Развернув лист, Лили увидела, что это специальная лицензия на их брак.
   – Я договорился со священником, – улыбнулся Деймон, – он обвенчает нас завтра.
   Лили попробовала было возразить, но он приложил к ее губам палец.
   – Я не прошу тебя оставить сцену. После свадьбы ты сможешь продолжать играть в театре. Чем ты так поражена?
   Лили была уверена, что в этом Деймон никогда не уступит. Его поступок тронул ее до глубины души. Но в то же время она поняла, что лишилась самого действенного довода не принимать предложение Деймона.
   – Деймон, – слабым голосом прошептала Лили, – но ведь это немыслимо, чтобы графиня играла в театре.
   – Еще более немыслимо, чтобы мы с тобой не могли пожениться. А ни на что меньшее я не согласен.
   – Я не могу опозорить тебя и твою семью, выйдя за тебя замуж.
   – Любимая, этим ты окажешь мне огромную честь!
   Лили сглотнула комок в горле. Деймон заговорит иначе, когда из-за нее общество отвернется от него самого и его детей. Он осознает, какую цену ему пришлось заплатить за этот брак, и его любовь превратится в ненависть. Лили не могла даже думать об этом.
   – Нет, мой милый дорогой Деймон, я не могу выйти за тебя замуж.
   Деймон застыл. Заглянув в его черные глаза, Лили вздрогнула. Он был вне себя от ярости.
   Впрочем, можно ли его в этом винить? Он был готов пойти ради нее на такую жертву!
   Которую Лили не могла от него принять.
   Лили обвила его руками, желая положить конец их ссоре.
   – Пожалуйста, Деймон, почему мы не можем продолжать, как прежде? Я тебя очень люблю. – Она потянулась поцеловать его. – Пожалуйста, поцелуй меня.
   Деймон грубо отстранил ее от себя.
   – Значит, я достаточно хорош на роль любовника, но в мужья не гожусь, – процедил он сквозь зубы. – Что ж, Лили Калхейн, я даю тебе слово, что больше не поцелую тебя до тех пор, пока мы не поженимся.
   Лили ошеломленно, растерянно смотрела, как он стремительно вышел из комнаты. Через мгновение хлопнула входная дверь.

31

   Первое время Лили надеялась, что Хокхерст не сдержит своего обещания. Как только он чуть поостынет, так сразу же вернется.
   Однако Деймон не пришел ни на следующий день, ни через вечер.
   Джеймс, заметив красные глаза сестры и отсутствие Хокхерста, спросил, в чем причина ссоры.
   Лили честно призналась ему во всем.
   – Неудивительно, что Деймон пришел в бешенство, – сказал брат. – Он согласился на все твои условия, а ты по-прежнему отказываешься выходить за него замуж.
   В театр в этот вечер Лили поехала с разбитым сердцем. Ей предстояло играть Зару в «Невесте в трауре», но она никак не могла сосредоточиться на роли, постоянно думая о том, присутствует ли Деймон в зрительном зале. К концу спектакля Лили чувствовала, что это самое плохое выступление с тех пор, как ее пригласили в «Ковент-Гарден».
   Расстроенная и мрачная, молодая актриса прошла в гостиную. Хокхерста, разумеется, там не было – он ни разу не появлялся за кулисами с тех пор, как Иона Лоусон его поцеловала.
   Все поклонники Лили отметили, что она молчалива и подавлена. Когда наконец за ней приехал Джеймс, она бросилась ему навстречу, радуясь возможности скорее уехать домой.
   Но не успел брат взять ее под руку, как в комнате появился Хокхерст. Он сразу же направился прямо к ним. На его губах витала улыбка, но глаза были черными и непроницаемыми, словно безлунное ночное небо. Лили затаила дыхание, внезапно встревоженная тем, что он сейчас сделает.
   Вежливо, но громко, так, что его голос донесся до самых дальних углов комнаты, Деймон произнес:
   – Джеймс, сегодня я провожу Лили домой.
   В комнате воцарилась мертвая тишина. Все присутствующие с любопытством следили за происходящим.
   Майор Рейли, добродушно улыбнувшись, тотчас же протянул Деймону руку сестры.
   – Конечно, милорд. Я знаю, что она предпочитает ваше общество моему.
   Лили захотелось надрать брату уши. Она почувствовала, что щеки ее пылают. Осознав, что, если она откроет рот, будет только хуже, молодая женщина безропотно протянула Деймону руку и направилась к выходу.
   Дорогу им преградил лорд Рудольф Оулдфилд, самый гнусный лондонский сплетник.
   – Значит, Ястреб предложил Лили карт-бланш?
   – Нет, – спокойно ответил Хокхерст. – Я предложил ей выйти за меня замуж.
   В наступившей тишине был слышен только легкий шелест чьих-то юбок. Эта новость потрясла всех.
   – К несчастью, – продолжал Деймон, обращаясь к Оулдфилду, – Лили отвергла мое предложение.
   Еле слышные «ОХ» и «АХ», раздавшиеся в ответ, лишь в малой степени выражали всеобщее изумление.
   – По-видимому, она все же предпочитает майора Рейли, – ухмыльнулся Оулдфилд, кивая на Джеймса.
   – Майор Рейли – родной брат Лили, и он дал согласие на наш брак. Даже ее заносчивый дед генерал сэр Френсис Рейли не имеет ничего против. – Деймон печально вздохнул. – Но, несмотря на это, Лили и слышать не желает о браке. Не так ли, любимая?
   Лили не смогла бы вымолвить ни слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Оглушенная признанием Деймона, она прошла вслед за ним мимо лорда Оулдфилда и дальше на улицу, в ночь, где их ждал экипаж.
   Только сев в него, она набросилась на Деймона с упреками.
   – Зачем ты это сделал? Завтра же о нас будет говорить весь Лондон!
   – Да, – согласился он, цинично усмехаясь. – Я только что обеспечил гарантированный аншлаг на все спектакли с твоим участием. Теперь можешь не стараться любезничать с поклонниками в театральной гостиной, это тебе уже не нужно.
   Экипаж тронулся.
   – Как ты мог заявлять о таких личных вещах всему свету! – простонала Лили.
   – Лили, я хочу, чтобы весь свет и ты в том числе знали, что я гордился бы тем, что ты моя жена. Я просто в отчаянии. Как мне убедить тебя, что больше медлить нельзя?
   Она непонимающе уставилась на него.
   – Что значит «медлить больше нельзя»?
   Деймон нахмурился:
   – Так ты еще ничего не поняла, да?
   – Не знаю, о чем ты. Нет, я не могу выйти за тебя замуж. Деймон, послушай…
   У него на щеке судорожно задергалась жилка.
   – Лили, я желаю услышать от тебя только одно слово! Всего лишь одно слово: «Да». – Он отодвинулся от нее в самый дальний угол экипажа. – А до тех пор нам с тобой не о чем говорить.
   – Это же…
   – Лили, ни слова, – резко оборвал ее Деймон. – Я хочу услышать от тебя только одно: «Да».
   Ну хорошо, раз он собирается упрямо стоять на своем, она будет совсем молчать. Лили тоже забилась в дальний угол экипажа, и всю дорогу до ее дома они не проронили ни слова.
   Так же молча Хокхерст проводил молодую женщину к ее квартире. Лили первой вошла в прихожую и, услышав, как хлопнула входная дверь, стремительно обернулась, готовая выплеснуть на Деймона переполняющую ее ярость. Но в прихожей никого не было. Деймон ушел, не проронив ни звука. Лили залилась горькими слезами.
 
   Хокхерст и Лили стали самой излюбленной темой лондонских сплетен.
   Все, начиная от ее собственного брата и кончая Брэндоном Джеромом, дали ясно понять молодой актрисе, что, после того как она отвергла предложение Хокхерста, считают ее неизлечимо душевнобольной.
   Деймон оказался прав, предсказав Лили, что всем спектаклям с ее участием обеспечен полный аншлаг. Даже люди, совершенно далекие от театра, выстаивали огромные очереди за билетами, чтобы увидеть актрису, отказавшуюся выйти замуж за «короля гримерных».
   Сам же «король», однако, тщательно избегал появляться в своих владениях.
   Джеймс передавал сестре, что Хокхерст постоянно появляется в свете – играет в карты в Уайт-клубе или танцует до утра на балах.
   Лили очень хотелось спросить у брата, кто те счастливые красавицы, которых Деймон приглашал на танец, но вместо этого лишь желчно заметила:
   – Показывает всему свету, что я его не интересую.
   – Нет, он показывает всему свету, что не спит с безмозглой дурой, которая, как он надеется, когда-нибудь все же станет его женой.
   Лили отправила Деймону записку с просьбой зайти к ней.
   Деймон не пришел, ответив ей письмом:
    «Я приду, когда скажешь: «Да». Тогда у нас будет о чем поговорить».
   Лили сердито скомкала его послание. Неужели слепец не может понять, что она думает не столько о себе, сколько о нем?
   Ей так не хватало Деймона. Дни, стремительно пролетавшие один за другим, когда он был рядом, теперь тянулись невыносимо медленно. Лили изнывала от желания быть вместе с Деймоном, в постели и вне ее. «Но ему, – печально думала она, – вероятно, неведомы подобные муки».
 
   Лили с трудом оторвалась от тазика. Ей стало лучше, но незначительно. Вот уже третье утро подряд она просыпалась с головокружением и тошнотой. И это только подкрепляло ее подозрения, что неизбежное произошло.
   Как ни скучала Лили по Деймону, сейчас она была рада, что его нет рядом. Он немедленно догадался бы обо всем, как догадалась Труда, сразу же выложившая все Джеймсу.
   – Ну, может быть, теперь-то у тебя хватит ума выйти замуж за Хокхерста, – сказал Лили брат. – Ты говорила ему о том, что беременна?
   – Нет, – призналась она.
   Вероятно, она пошла бы к Деймону, но только ей не было известно, в Лондоне ли он. До Рождества оставалось всего четыре дня, и Хокхерст мог уехать к себе в имение. Впрочем, Лили не очень-то и хотелось разговаривать с ним. Это известие лишь усугубит дурное настроение Деймона, который с новым рвением возобновит свои уговоры.
   Лили с горечью гадала, захочет ли он вообще говорить о ее беременности до тех пор, пока она не ответит «да» на его предложение.
   Лили расплакалась. Теперь, когда она носила под сердцем новую жизнь, слезы начинали литься по любому поводу. Похоже, она стала такой плаксой, какой раньше была Феба.
   Захлестнутая новой волной тошноты, Лили снова склонилась над тазиком.
   Дверь в туалетную комнату бесшумно отворилась, но Лили решила, что это Труда.