– А по потолку пройтись не хочешь? – участливо спросил он.
   Я пожал плечами и перебрался на потолок. Почему-то притяжение изменилось только для моего тела: волосы стояли дыбом (в сторону пола), футболка задралась, к голове быстро приливала кровь. От удивления я свалился, едва не свернув шею.
   – Аккуратнее там, экспериментатор! – посоветовал сын Кристиана.
   – Черт, ну почему, когда стоишь на земле то все нормально, а когда вверх ногами, то голова кружится от притока крови?
   – Наверное, потому, что в ногах пустот нет. – Философски хмыкнул Александр. Ну, спасибо, ни за что бы не догадался!…
   – Александр, недавно в подъезде я убил человека, но не чувствую ни малейших угрызений совести, а только злость и желание двинуть ногой и в зубы. Почему?
   Улыбка исчезла с лица вампира:
   – Возможно, за века нашего существования зародился некий врожденный аморальный инстинкт, который защищает нас от чувства вины за то, что мы убиваем, чтобы поддерживать свою жизнь?
   – Но, ведь я человек!
   – Больше нет. – Грустно сказал он. – Ты теперь нечто большее, нежели человек или даже вампир. Может быть, твой создатель вложил в тебя этот инстинкт, чтобы сделать тебя более совершенным, нежели ты был? Ты ведь не родился вампом.
   Я не нашел, что ответить…
   – Ты гадаешь, почему я зашел? – Я кивнул. – Я подумал, что тебе совершенно нечего делать в клане.
   – Это почему? – удивился я.
   – А что тебе там делать? Патрулировать улицы в поисках… э-э-э… в поисках. Оно тебе надо? Вот и я также думаю. Все равно этому обучаются довольно долго, едва ли не с детства. Да, и не хочу я привлекать внимание к твоей фигуре: нечего тебе мозолить глаза таким, как Кристиан или Владимир. Как я и говорил, по моему плану мы должны залечь на дно…
   – Но, почему? Мы ведь ничего не сделали…
   – Хм, наверное, я неправильно выразился: мы должны выждать. Благоприятного момента. Короче, я не собираюсь объяснять тебе все. Как говорится: что знают двое – знают все. Так что, слушай приказ: живи так, как жил раньше. Это все.
   Я задумался, снова почесал затылок: а как же я жил раньше? Да, и разве это жизнь?!
   – Да, кстати, я думаю, это может как-нибудь пригодиться! – Александр взял спортивную сумку, стоящую рядом с креслом, я ее раньше не заметил.
   – Что это?
   – Холодильник. – Пояснил вампир.
   – Э-э… я правильно догадываюсь, что в нем?
   – Правильно. Только спрячь ее куда-нибудь, на всякий случай.
   Я подумал о том, куда можно спрятать холодильник с кровью:
   – В шкаф пойдет?
   Александр мотнул головой:
   – Нет, думаю, лучше убери ее на антресоль в прихожей. – Сказал он, осмотрев помещение…
   – Да, кстати. Ты помнишь, что Кристиан сказал мне в первую встречу: '…вампир одиночка не имеет права существовать – это противоречит нашим законам. Ты либо принадлежишь клану, либо мертв. Третьего не дано…'?
   – Да, я помню.
   – Но почему?
   – Хотя бы потому, что вампир-одиночка может оказаться шпионом другого клана, из другого города. А мы очень не любим, когда кто-то зарится на нашу территорию. Поэтому на таких вампиров объявляют охоту…
   – Ну, я пошел… – произнес он после минутного молчания.
   – Хорошо, только выйди через дверь, если это тебя не затруднит.
   Александр улыбнулся мне одними губами, и покорно прошагал к двери…
   Я остался стоять, тупо глядя на закрытую дверь. В голове вертелось одно: шастают тут всякие!…
 
***
 
   Черт, ну, просто оригинальный план у Александра. Стратег, блин. Сиди и жди. Чего? Второго пришествия?…
   Я стоял посреди комнаты, держа сумку-холодильник в руке. Затем открыл ее. В ней находился небольшой контейнер, в котором двумя ровными рядами располагались два десятка тонких пакетов, заполненных кровью. Я закрыл контейнер. В боковом отделении сумки я нашел небольшой сверток. Развернув его, я обнаружил тридцать купюр по одной тысяче рублей и записку:
   'Если тебе интересно, что это, то знай – это стандартный оклад среднего вампира. Александр'. Я заскрипел зубами: он что, покупает меня? Что же, пусть он так считает. Ладно, буду вести двойную жизнь человека и вампира – может, хоть одна удастся! Хотя, вести двойную жизнь не так уж и сложно. Труднее, когда их три или четыре…
   Я закинул сумку на антресоль, прихватив пару купюр. Через десять минут я уже стоял под дверью Алекса. Из-за двери раздавался неясный гул. Либо это трансформатор, либо гудят без меня, хмуро подумал я и постучал. Открыл мне Алекс, чем-то весьма недовольный.
   – Привет, что делаешь? – спросил я.
   – Ругаюсь.
   – А! Тогда выходи! – предложил я.
   – На ночь глядя? – изумился он. Хм, с чего бы это? Раньше его это никогда не смущало.
   Я пожал плечами и, развернувшись, направился к лестнице:
   – Как хочешь…
   Алекс догнал меня на выходе из подъезда – спускался с восьмого этажа я специально медленно. А лифт все равно сломан.
   – Виктор, подожди! – Я подождал.
   – Чего там у тебя опять?
   – Родители, – коротко пояснил он.
   – А! Зато ты можешь с уверенностью сказать, что у тебя все дома! – хмыкнул я.
   – Да ну тебя! – в шутку надулся Алекс.
   – А я уж подумал, что тебя хотят выгнать из дома – за непосещаемость… – я увернулся от тычка под ребра. – Эй, я же шучу!
   – Идиотское у тебя чувство юмора, совсем уже атрофировалось!
   – Что же, тогда меняю свое чувство юмора на повод для смеха!
   – Ладно, куда пойдем?
   – На твой выбор, мне все равно.
   – ОК! Только звякну Даше.
   – Валяй! – 'разрешил' я.
   – Не хочешь позвать Инну? – поинтересовался Алекс.
   – Не знаю. – Честно ответил я, но все же позвонил ей…
   – И что она сказала? – допытывался Алекс минуту спустя, веселея на глазах.
   – Велик русский язык! – восхитился я. – Есть слово 'НЕТ', но почему-то говорят другое слово из трех букв. И на него же посылают!
   – Чего это с ней?
   – Не знаю. – Честно ответил я. – Ей почему-то не понравилось то, что в прошлый раз я был с Настей.
   – Н-да! Любовь – суровая штука, особенно если вместо сердца треугольник!
   Ну вот, Алекс снова начал издеваться.
   Мы подождали Дашу, стоя около круглосуточного магазина во дворе наших домов.
   – Привет, мальчики! – раздался ее голос, когда она подошла к нам.
   – Вет! – вяло приветствовал я, затем вошел в магазин. За спиной раздался звук поцелуя – так здоровался Алекс. В магазине было просто здорово: мощные кондиционеры поддерживают приятную прохладу, только освещение мне не нравится – слишком ярко. Вот, если бы была полутьма… Хотя, тогда здесь был бы не магазин…
   – Слушай, Алекс! Как можно бросить пить в стране, где молоко дороже пива? – изумился я, рассматривая витрины.
   – Ты собрался бросить пить? – удивился он.
   – Да, в ближайшем будущем, вот только насчет пива я не уверен. А бросаю курить – это сразу и навсегда. – Твердо ответил я.
   – Кто не курит и не пьет, тот невеселый и трезвый. – Заметил Алекс.
   – Зато здоровый! – возразила Даша, поддержав меня.
   – Не надо беречь здоровье! Его надо экономно расходовать!… – парировал Алекс.
   Я подошел к кассе, попросив три бутылки пива.
   – Скажите, у вас других денег не будет? – спросила продавщица, увидев мои деньги.
   Не каркай, дура! – подумал я раздраженно. Да что это со мной? Потом подумал невесело, что с нервами все в порядке, просто они теперь заводятся с пол-оборота…
 
   Мы (точнее, Алекс и Даша, причем без меня) решили пойти на какую-нибудь дискотеку, или посидеть в кафе. Хотя время стремительно приближалось к полуночи. После ряда неудач (кафешки закрываются на час раньше) мы подошли к ночному клубу. 'Охранник' категорически отказался впустить нас, намекнув, что зал и без всяких там… переполнен народом. Алекс взъярился:
   – Почему нельзя? Да ты знаешь, кто мой отец? Ты пожалеешь! Мой отец – водитель автобуса! Пожалей, а? – закончил он речь жалобно-просительным тоном.
   Я чуть не свалился от хохота, Даша и охранник смеялись тоже. Но так и не впустил нас.
   – Не Судьба! – попытался 'утешить' я друга.
   – Что такое Судьба? – старательно изображая скорбь, промолвил Алекс.
   – Наверное, Судьба – это оправдание. – Поразмыслив, решил я.
   – Да, наверное. – Согласился и он. – Так куда пойдем?
   – Может, позвонить Аньке и Вальку? – предложила Даша.
   – А что, идея! – обрадовался я. – Автобусы не ходят, да и идти всего три километра!
   – Ну, не расходиться же по домам! – в один голос заявили они.
   Я умыл руки…
 
***
 
   Через час мы сидели в квартире Валентина и Анны. Они жили вместе уже около года. Ничего удивительного. Да и Валентин старше меня на два года. По телевизору шел футбольный матч, поэтому Алекс и Вал прилипли к экрану. Девушки шептались о чем-то своем, периодически смеясь. Наверняка перемалывали кости. Кому – понятно. До меня донеслись слова:
   – Помню, когда только познакомились, я постелила ему в соседней комнате, а утром спросила, почему он такой грустный!…
   Н-да, верх цинизма. Я посмотрел на экран, где на зеленом поле туда-сюда бегали человеческие фигуры. И чего такого в этом футболе? По комнате плыли небольшие облака дыма. Я заскрипел зубами. Мне тоже захотелось закурить. Но, я ведь бросил! Да, что ни говори, а индейцы вполне отомстили миру за истребление – дав ему табак. Так, о чем бы подумать, лишь бы не о табаке? Может о крови? Я перевел взгляд на шеи девушек… и заскрипел зубами еще сильнее. Так дело не пойдет – лучше думать о табаке… Из двух зол выбрать меньшее!
   – Ну, и где лучше всего играют наши футболисты – в нападении или защите? – обратился я к Алексу. Ответил мне Валентин, причем довольно резко:
   – Судя по счету – в казино!
   Я рассмеялся:
   – Ну да, как всегда: сначала не везет, не везет, потом, как НЕ ПОВЕЗЕТ! И снова: не везет, не везет… Знаешь, у майя смертью побежденных оканчивалась ритуальная игра в мяч… – задумчиво проговорил я.
   – Это ты к чему? – подозрительно откликнулся Алекс.
   – Да вот, думаю, а не пора ли вернуть к жизни эту, бесспорно, мудрую традицию?! А-то наша команда по футболу…
   Мне никто не ответил…
   Я плеснул в стакан пива. Не знаю почему, но, выпив стакан, я становлюсь другим человеком. А ему – этому человеку – тоже хочется выпить…
 
***
 
   Время половина четвертого. Мы плетемся обратно домой. Улицы мало того, что длинные, так еще и широкие. Шутка. Небо усеяно тусклыми звездами. Это за городом они горят, словно прожекторы. А вот в городе… Неяркий свет фонарей усыпляет, вокруг вьются и противно звенят комары, довольные тем, что ветер напрочь отсутствует – можно поиздеваться над людьми… и вампиром. Изредка слышится хлопок, и одному из комаров приходит конец.
   Духота висит в воздухе. В пять утра она на пару часов исчезнет. Наступит долгожданная прохлада, которая снова сменится испепеляющим зноем, едва солнце взойдет достаточно высоко по небосклону. И опять весь день будет земным подобием ада. Люди распахнут окна настежь, напрасно стараясь заманить несуществующий ветер в свои жилища. Хорошо тем, у кого установлены кондиционеры. Кого-то хватит солнечный удар, а кто-то наоборот будет рад возможности хорошо загореть на пляже…
   Алекс нервно крутит между пальцами сигарету. Наверное, не хочет возвращаться домой среди ночи. Тем более что дома родители. Даша молча идет с ним в обнимку, склонив голову на его плечо. Звук ее каблуков звонко разносится по улице, погруженной в сон. Этот звук пробирается под черепную коробку и долбит по мозгам, как отбойный молоток. Нет, я вовсе не напился. Может это оттого, что я уже более двадцати часов на ногах? Не знаю. Я хочу одного – добраться до кровати и уснуть. Сном, лишенным сновидений…
   Вот и два знакомых девятиэтажных здания, стоящие буквой 'Г'. Дома Алекса и Даши. За ними, одна за другой, расположены панельные пятиэтажки. Одна из них – мой дом. Мы проводили Дашу до квартиры, вышли во двор. Алекс тяжело вздохнул. Я молча согласился с ним – по иному и не скажешь. Да, и далеко не все можно выразить словами…
 
   Алекс ушел домой, а я остался один в ночи. Так, все: хватит шарахаться по улице, пора спать. Вот сейчас доберусь домой и завалюсь. Часов на двенадцать. Эх, мечты! А, почему бы и не помечтать?!
   Что-то привлекло мое внимание. Белая блузка выделялась в неярком свете звезд на фоне глубокой ночи. Блузка принадлежала девушке, видевшей на скамейке спиной ко мне. Я всмотрелся в темноту, чувствуя, как взгляд пронзает мрак. Мир послушно посветлел.
   Рядом с девушкой, обнимая ее за плечи и склонив к уху голову, был кто-то еще…
   – Света?! – удивленно произнес я. И быстро и тихо заскользил в ту сторону.
   – Эй! – тихо позвал я, подходя почти вплотную.
   Тот, кто сидел рядом с девушкой, резко и очень, очень быстро выпрямился, развернулся ко мне лицом. На меня взглянули кроваво-красные глаза, а затем их обладатель бросился прочь. Размытой тенью…
   По моим нервам прошелся разряд тока. Сердце бешено заколотилось о ребра. Я узнал его. И вспомнил его имя. Я встречался с ним, причем, совсем недавно. Брайан, наемник Кристиана. Как и я. Мне стало жарко, затем холодно. Я уже понимал, что увижу. И медленно подошел к лавке…
 
***
 
   Девушка полулежала на спинке скамейки, стеклянные глаза невидяще смотрели в небо, на щеках остались холодные дорожки слез. А из шеи, из двух аккуратных тонких проколов, оставленных клыками вампира, медленно, очень медленно стекала густая кровь, кажущаяся в ночи почти черной.
   Я тупо стоял, глядя на девчонку. Мне не требовалось проверять пульс. Тот, кто создал меня, наградил меня другим. Без всяких прикосновений я слышал, как ее сердце медленно трепыхнулось два раза и затихло. Уже навсегда. Навсегда…
   Я стоял и смотрел в застывшие глаза той, кого я считал другом, подругой, сестрой. А в голове творилось черти что:
   Смерть – это просто…
   Смерть – это легко…
   Смерть – это красиво…
   Смерть – это грязно…
 
   Надо что-то делать! – запоздало закричал голос внутри меня.
   – Поздно, Виктор. – Тихо произнес я себе, сам пугаясь того холода, который прозвучал в словах. – Она мертва…
   Нет, она еще жива! – яростно продолжал кричать голос. – ОНА ЖИВА, СЛЫШИШЬ?!
   – Слышу. – Так же спокойно ответил я. Все чувства закрывались ледяным щитом безразличия. Что же это? Тот самый аморальный инстинкт, позволяющий вампирам убивать без всяких угрызений совести?…
   Я смотрел в бледное лицо девушки. Сколько крови из нее выпито? Человек может перенести легко потерю пол-литра крови. Белее литра – головокружение, шум в ушах, тошнота… Более двух литров – требуется срочное переливание крови. СРОЧНОЕ. Но это для взрослого человека, а не тринадцатилетней девочки…
   Сколько же крови выпил вампир? Даже сильно голодный, он не может высушить человека полностью. Но выпить литра два – запросто. К чему мне это знание? Я все равно ничего не могу поделать.
   Можешь! Можешь… – на грани слуха тонко кричал тот же голос, пока щиты апатии вконец не отгородили меня от него…
 
   Я исчез с места нападения вампира – не приведи бог, меня кто-нибудь заметит. Скажете, что это – эгоизм чистой воды? Я отвечу – вы полностью правы…
   Я влетел в квартиру, подошел к окну, прислонился лбом к прохладному стеклу. Сколько я так простоял, не знаю. Я очнулся, когда вдалеке завыли сирены, и через несколько минут, с небольшим временным интервалом, во двор въехали машины скорой помощи и милиции. Оказывается уже начало светать. Значит, я простоял у окна не менее часа.
   Внизу, во дворе какой-то старичок давал показания сотрудникам милиции, размахивая поводком. Наверное, он вывел собаку на прогулку и тогда обнаружил тело. Я узнал старика – живет в соседнем подъезде. А вот его собаку я терпеть не мог. Не люблю я догов. Наверное, я просто не умею их готовить. Смех сквозь слезы…
   Санитары (или как их там) переложили тело девушки на носилки, внесли в машину и уехали.
 
***
 
   Я оторвался от окна. В душе был горький осадок. Ледяные щиты плавились, в груди появилась щемящая грусть и непонятная тоска…
   Поистине страшная правда состоит в том, что страдания делают наши души богаче, заставляют нас острее ощущать краски жизни и с особенной чуткостью реагировать на слова.
   Однако это происходит лишь в том случае, когда эти страдания и лишения не уничтожают нас окончательно. Когда они не разрушают наши души, не лишают нас способности видеть и воспринимать окружающий мир, способности мечтать и с уважением и благоговением относиться к самым простым и в то же время необходимым проявлениям реальной жизни…
   Итак, что мы имеем? Вампир, наемник Кристиана, убивает моего друга. Случайно, или нет – не играет роли. Что же мне делать? Что за вопрос?! Месть – это почти единственное, что отличает нас от зверей. Значит, я буду мстить.
   Даже, если это подвергнет мою жизнь риску.
   Особенно, если это подвергнет мою жизнь риску.
   Жизнь – игра без правил. И она скучна, если не ощущать пряный вкус опасности…
   – Я убью тебя, Брайан! – зло проговорил я.
   И, не раздеваясь, рухнул на диван. Несмотря на жару, мне было холодно. Меня била сильная дрожь…

Глава 6.

   Как страшно и горько жить
   В безнадежной пустоте
   Наверное, пора забыть…
   Касаясь холодных губ
   Среди траурных венков
   Во мраке кошмарных снов…
(Forgive-Me-Not)

 
   Меня зажало между льдом и огнём, и холод в душе обжигал не хуже, чем огонь в крови. Однако усталость взяла свое, и я уснул. Проспал я опять до вечера. Проклятье, сам того не желая, я перешел на ночную жизнь.
   Лучше бы я не ложился спать вообще. Все время сна я вел с кем-то какой-то диалог, суть которого я никак не мог вспомнить. Вдобавок эмоциональные щиты исчезли окончательно, и меня бросали из крайности в крайность самые что ни на есть противоречивые чувства.
   Вдобавок, я ощущал себя совершенно разбитым. Сон не оказал целительного воздействия, голова раскалывалась еще сильнее. К тому же периодически со дна, из самых темных уголков души поднималась ненависть. К тому, кто убил мою подругу, к тому, кто создал меня, к самому себе…
   Я зашел в ванную, врубил холодный душ и простоял под холодными струями до тех пор, пока не стал клацать зубами от холода. Это немного вернуло меня к жизни. Я вновь ощущал себя человеком (знаете, иногда приятно побыть им, так, для разнообразия!), что просто не могло не радовать.
   Одевшись, я покинул свое жилище. Возле подъезда как всегда сидели старушки, обычно под вечер, когда спадает жара…
   – Витенька, ты слышал, что случилось-то? – обратилась одна из них ко мне.
   Я отрицательно помотал головой, проигнорировав детское обращение:
   – Нет, а что случилось?
   – Так ведь, это, Светка-то, умерла. Загрызла ее какая-то псина бродячая…
   Я вскинул брови в притворном удивлении, затем нахмурился, уже всерьез:
   – Загрызла? Псина?…
   – Ну да! Так Михалыч (тот старик с собакой) и сказал. Эх, бедная девочка, ей жить и жить…
   Я кивнул старушкам и поспешил убраться подальше. Они что, не могут различить аккуратный укус вампира от рваной раны, которую бы непременно оставила собака. Хотя, скорее всего, в документах будет сказано, что девчонка погибла от руки маньяка…
 
***
 
   Я постучал в дверь Алекса. Открыла его мать.
   – Здравствуйте, Светлана Анатольевна! А, Алекс дома? – осведомился я.
   – Алексей! Ты дома?! – проформы ради, крикнула мама моего друга, пропуская меня в квартиру.
   Я прошел в комнату Алекса. Он лежал на кровати, уложив голову на колени к Даше и пялился в потолок.
   – А, енто ты! – заплетающимся языком пролепетал он, чуть повернув голову так, чтобы я попал в кадр.
   – Чего это с ним? – поинтересовался я у Даши. Происходящее нравилось мне все меньше и меньше.
   – Ты ведь слышал уже о Светке? – с болью в голосе ответила мне она. Я кивнул. – Вот, и он тоже слышал…
   – У него что, нервный срыв?
   – Да. – Тихо ответила она. Лицо у нее было чуть распухшим, глаза воспалены – от слез.
   – И вследствие этого он так накушался?
   – Да.
   Я помолчал, кусая губы:
   – Что ж, понятно. Полагаю, мне лучше уйти. – И, не прощаясь, я покинул их…
 
***
 
   Что за жизнь?! Все стремительно летит черти куда! Как же это уже достало. А, что же ты хотел-то? Жизнь – она как зебра: полоса черная, полоса белая. И, как правило, эти два цвета присутствуют в равном количестве. Вот только вся моя жизнь – сплошное исключение из правил. И доминирующий в ней цвет уже начинает раздражать. Может, все как-нибудь наладится? Как-никак, а дорога в светлое будущее вымощена камнями несбывшихся надежд…
   Я вернулся домой, вытащил 'стандартный оклад среднего вампира' и отдал родственникам Светы, справедливо полагая, что им сейчас деньги гораздо необходимее, нежели мне. Им ведь еще и похороны организовывать…
   Затем я завалился на диван и тупо провалялся два дня, закрыв глаза и вытянув руки вдоль тела.
   А на третий день были похороны. Утром я встал, ужаснулся виду, открывшемуся в зеркале, поспешил умываться. Приведя себя в относительный порядок, я вытащил сумку-холодильник с антресоли. Александр был прав, говоря, что его содержимое мне пригодится. Я опрокинул в себя один из пакетов. Ледяная кровь начала впитываться еще в гортани. Организм стремительно поглощал необходимую ему энергию. Энергия оживляла затекшие от неподвижности мышцы, они периодически сокращались от остреньких уколов, словно от маленьких иголок, или электрических разрядов. Пожар в крови разгорелся с новой силой. Я ограничился тремя пакетиками, сунув еще пару во внутренние карманы джинсовой куртки…
   Я вышел во двор. Небо было затянуто низкими серыми тучами. Погода словно оплакивала, провожая в последний путь погибшую девочку. Почему-то во время всех похорон, на которых я присутствовал, шел дождь. Не то, чтобы этих похорон было много. И, если честно, я об этом ничуть не жалею…
   Первое время народ просто толпился возле обтянутого красной тканью гроба, установленного на двух табуретках около подъезда. У многих в руках были букеты цветов. Потом подъехали три ПАЗика, в которые все и загрузились…
   Кладбище выглядело… как кладбище. Простите, уж за каламбур. Но в нем действительно не было ничего примечательного. Ряды и участки земли, огороженные невысокими оградками. Над какими-то могилами установлены эти, как там их, мемориальные доски, небольшие памятники; над другими простые деревянные кресты; над могилами солдат, по-моему – невысокие столбы с советской звездой наверху… Некоторые участки ухожены, некоторые – заросли бурьяном…
   Начал накрапывать дождь. Тяжелые, но редкие капли разбивались о плечи, головы, разлетались мелкими брызгами. Мои волосы постепенно намокли, стали отвратительно завиваться, а я терпеть этого не могу…
   Кто-то читал прощальные речи над гробом, в суть которых я не вникал. Я просто стоял в стороне, глядя на бледное лицо в окружении цветов. Затем люди один за другим стали подходить к гробу и целовать в лоб покойницу. Что за традиция, не понимаю… Да, что я вообще понимаю? И мне ли оспаривать сложившиеся традиции?…
   Затем гроб накрыли крышкой и забили четырьмя гвоздями в каждый угол. И медленно опустили в четырехугольник могилы. Дно которой, за дождливую ночь превратилось в жидкую грязь. Гроб медленно коснулся раскисшей лужи, грязь из которой тут же облепило красную обивку. Я поморщился, когда могилу стали засыпать землей. Нет, я категорически против погребения. Мне даже неприятно думать о том, что когда-нибудь и мое тело будет медленно гнить среди грязи, и черви будут прогрызать свои ходы… Нет уж, лучше кремация. А пепел развеять над морем, или, хотя бы, рекой. В крайнем случае – в чистом поле.
   Я лениво подумал о том, что вампиры сгорают, попав на солнце, превращаясь в пепел. Погибших вампиров также выставляют на солнце, а затем их прах разносится ветром на все четыре стороны… Что же будет со мной? Сгорит ли мое тело после смерти?… Поживем – увидим! Пожалуй, рановато пока что об этом думать, не так ли?…
   Венки разместили по периметру низенькой, до колен, оградки. Красиво, конечно, вот только сегодня-завтра, их уже растащат…
   Я уже собрался уйти, когда из-за спин появилась Инна. Мы так до сих пор и не разговаривали. Она остановилась в метре от меня, комкая в руках платок, из глаз текли слезы.
   – Здравствуй, Инна! – негромко произнес я.
   – Здравствуй, как ты?!
   Я помолчал, собираясь со словами. Но слов не находил.
   – Удручающее зрелище. – Наконец проговорил я, осматриваясь по сторонам.
   – Да, а как ты думал! Жизнь надо любить – видишь, как ужасно ее отсутствие!
   Я улыбнулся искренне. Впервые за несколько дней. Она просияла. Я шагнул к ней, поцеловал в губы, чувствуя соль слез на них. Наконец, оторвавшись, я развернулся, и, не оглядываясь, медленно зашагал прочь. Дождь усилился…
 
***
 
   Я вышел за пределы кладбища к автомобильной дороге, вынеся на туфлях около килограмма грязи, налипшей на подошвы. При выезде с кладбища, прислонившись к капоту своего 'Ягуара', стоял Александр, жуя чипсы. Я уже перестал удивляться тому, что он возникает там, где его меньше всего ждешь.
   – Зацени! – весело воскликнул он, когда я подошел ближе. Я посмотрел туда, куда он указал, но ничего из ряда вон выходящего не увидел.