Рабиндранат Тагор
…Это не сон! (романы, стихотворения)

Песчинка (Чокербаш)

Глава 1

   Хоримоти, мать Бинодини, поделилась своей печалью с Раджлокхи. Обе они были из одной деревни и в детстве часто играли вместе.
   Раджлокхи принялась уговаривать сына.
   – Мохим, – сказала она, – нужно выручить бедную девочку. Я слышала, она настоящая красавица, да к тому же образованная. Теперешним молодым людям именно такие и нравятся.
   – Молодых людей и без меня хватает, – отозвался Мохендро.
   – Беда с тобой, Мохим. Ну почему ты так упорно не хочешь говорить о женитьбе?
   – Какая же в этом беда? Есть многое другое, о чем стоит поговорить. Совсем не обязательно говорить о женитьбе.
   Мохендро рано потерял отца. Возможно, поэтому отношения его с матерью сложились несколько иначе, нежели у других юношей его возраста. Двадцатидвухлетний Мохим уже окончил колледж и приступил к занятиям медициной, а с матерью капризничал, как малый ребенок. Он напоминал детеныша кенгуру, которого и после рождения мать продолжает носить с собой. Без матери Мохендро не мог ни поесть, ни отдохнуть. И теперь, когда Раджлокхи стала уговаривать его жениться, он в конце концов уступил:
   – Хорошо, я зайду взглянуть на невесту.
   Но в назначенный день он заявил:
   – Зачем мне на нее смотреть? Я ведь женюсь ради тебя, – не все ли равно, красавица она или урод.
   В его голосе слышалось легкое раздражение. Но Раджлокхи была уверена, что в момент благоприятного взгляда[1] Мохендро останется доволен и вполне одобрит выбор своей матери. Поэтому она с легким сердцем назначила день свадьбы. Однако Мохендро день ото дня делался все мрачнее и беспокойнее. Наконец, уже незадолго до свадьбы, он заявил, что не намерен жениться.
   С детства судьба и люди баловали Мохендро, и поток его желаний не встречал препятствий на своем пути. Мохендро не выносил давления чужой воли. Теперь же, связанный собственным словом, он испытывал беспричинное отвращение к предстоящей женитьбе. Это чувство все нарастало, пока не настал день, когда он наотрез отказался выполнить свое обещание.
   Был у Мохендро близкий друг Бихари. Он называл Мохендро старшим братом, а Раджлокхи – матерью. Раджлокхи по-своему любила Бихари, хотя считала его чем-то вроде неуклюжей баржи, навсегда привязанной к пароходу – Мохендро. К нему-то и обратилась Раджлокхи, когда Мохендро отказался жениться.
   – Сынок, – сказала она, – придется теперь тебе жениться, иначе бедная девушка…
   – Нет, ма, этого я не могу сделать, – запротестовал Бихари, умоляюще сложив руки. – Я мог съедать сладости, которые ему не нравились, но ведь сейчас речь идет о девушке… Нет, это невозможно.
   «Где уж бедному Бихари жениться! – с возросшей симпатией подумала Раджлокхи о юноше. – Он все время с Мохимом, ему и в голову не придет обзаводиться семьей».
   Отец Бинодини не был особенно богат, но для своей единственной дочери он пригласил «мэм»[2] из миссионерок и очень заботился о том, чтобы девочка научилась грамоте и рукоделию. Шли годы, девушка стала невестой, но отец как бы не замечал этого. Когда он умер, овдовевшая мать оказалась в весьма затруднительном положении с выбором жениха – и денег нет, и дочка совсем взрослая.
   После того как Мохендро, а за ним и Бихари отказались жениться, Раджлокхи удалось устроить свадьбу Бинодини с сыном своего дальнего родственника из деревни Барашат. Вскоре Бинодини овдовела. Мохендро, смеясь, сказал тогда: «Хорошо, что я не женился на ней. Если бы моя жена стала вдовой, где бы я был теперь?»
   Прошло года три, и однажды между матерью и сыном произошел следующий разговор:
   – Люди осуждают меня, сынок.
   – За что? Что ты им сделала?
   – Болтают, будто я нарочно не ищу тебе невесту из страха, как бы ты не разлюбил меня, когда женишься.
   – Что же, – ответил Мохендро, – может, они и правы. Если бы я был на месте матери, ни за что не позволил бы сыну жениться!.. Пусть себе люди болтают, что хотят.
   – Нет, вы только послушайте, что он говорит, этот мальчик! – рассмеялась Раджлокхи.
   – Жена войдет в дом – сразу мужа приберет к рукам, – продолжал Мохендро. – О своей матери, такой заботливой, такой любящей, он и не вспомнит! Может быть, тебе это и нравится, но мне нет!
   Раджлокхи в душе ликовала.
   – Послушай, медж-боу,[3] – окликнула она свою родственницу, тоже вдову, которая в это время вошла в комнату, – нет, ты только послушай, что говорит мой Мохим: он не хочет жениться, не хочет, чтобы жена стала между ним и матерью. Слыхала ты что-нибудь подобное?
   – Это уж чересчур, сынок, все хорошо в свое время, – отвечала тетушка Аннапурна. – Хватит Мохиму держаться за материнский подол, пора ему жениться, зажить своим домом. По-моему, стыдно, что он ведет себя как малый ребенок.
   Этот ответ не понравился Раджлокхи, и она ответила довольно прозрачным и колким намеком:
   – Чего ж тут стыдиться, если сын любит меня сильнее, чем другие сыновья своих матерей? Конечно, если б у тебя был сын, ты поняла бы это.
   Раджлокхи была уверена, что в Аннапурне говорит зависть бездетной женщины к счастливой матери.
   – Я не стала бы вмешиваться, ты ведь сама завела этот разговор, – только и могла сказать Аннапурна.
   – И вообще, почему тебя так беспокоит, что Мохим не желает жениться? Если я одна сумела вырастить сына, в люди его вывести, то и впредь смогу сама о нем позаботиться – без советчиков обойдусь.
   Со слезами на глазах Аннапурна молча вышла из комнаты. Мохендро был расстроен этим разговором; вернувшись с занятий пораньше, он сразу же зашел к тетке. Юноша прекрасно знал, что Аннапурна сказала так, желая ему добра. Знал он и то, что у его тетушки была сирота-племянница. Одинокая женщина втайне мечтала выдать девушку за него, чтобы постоянно жить рядом с племянницей. И хотя Мохендро был против женитьбы, заветное желание тетки казалось ему понятным и трогательным.
   Когда он зашел к Аннапурне, было еще не поздно. Тетушка сидела в своей комнате у окна, положив голову на подоконник. Лицо ее было бледно и печально. В соседней комнате ее ждал рис, прикрытый тарелкой, но она не притрагивалась к еде.
   Немного нужно было, чтобы растрогать Мохендро. Вот и теперь, стоило ему взглянуть на тетку, как его глаза наполнились слезами. Подойдя ближе, он ласково окликнул ее:
   – Тетушка!
   – Иди сюда, Мохим, садись, – проговорила она, заставив себя улыбнуться.
   – Я очень проголодался, окажи мне честь и дай отведать рис из твоих рук.
   Поняв хитрость Мохендро, Аннапурна сама с трудом удержала слезы. Она поела и накормила Мохендро.
   Сердце Мохендро совсем растаяло от жалости. Поддавшись минутному порыву, он вдруг сказал:
   – Тетя, познакомь меня как-нибудь со своей племянницей.
   Не успел он произнести эти слова, как сразу же испугался.
   Аннапурна улыбнулась.
   – Ты что, Мохим, опять захотел жениться?
   – Нет, нет, – поспешил объяснить Мохендро. – Я не для себя стараюсь, для Бихари. Назначь только день смотрин.
   – Да разве может выпасть на ее долю подобное счастье! – вздохнула Аннапурна. – Такие, как Бихари, не для нее.
   Выходя от тетки, Мохендро у самых дверей столкнулся с матерью.
   – О чем это вы так долго совещались, Мохендро? – спросила она.
   – Ни о чем. Просто я заходил, чтобы взять пан.[4]
   – Пан для тебя приготовлен в моей комнате.
   Мохендро ничего не ответил.
   Раджлокхи заглянула к Аннапурне и, увидев ее опухшие от слез глаза, вообразила невесть что.
   – Так, так, дорогая, теперь ты пристала к моему сыну? – прошипела она и, не слушая оправданий Аннапурны, пошла прочь.

Глава 2

   Мохендро очень скоро забыл о своем разговоре с Аннапурной, но Аннапурна помнила о нем. Она отправила письмо в Шембаджар, к дяде, у которого воспитывалась ее племянница, и в письме назначила день смотрин.
   Услыхав об этом, Мохендро забеспокоился:
   – Зачем ты так поторопилась, тетя. Ведь Бихари до сих пор ничего не знает.
   – Как «не знает»? – встревожилась Аннапурна. – Что подумают опекуны девочки, если вы не придете?
   Пришлось Мохендро обо всем рассказать Бихари.
   – Ну, посмотреть-то ты можешь, – уговаривал он Бихари, – не понравится, никто неволить не станет.
   – Что ты! Разве смогу я отказаться! – воскликнул Бихари. – Да у меня язык не повернется сказать «не нравится» про племянницу тети Аннапурны.
   – Ну вот и хорошо!
   – Ты нечестно поступаешь, Мохим. Сам остаешься свободным, а на меня взваливаешь такую тяжесть. Конечно, мне очень не хочется огорчать тетю Аннапурну. – Бихари относился к Аннапурне с большим уважением.
   Слегка смутившись, Мохендро раздраженно спросил:
   – Что же ты собираешься делать?
   – Придется жениться, раз уж ты от моего имени обнадежил тетю. Только торжественные смотрины устраивать ни к чему.
   Аннапурна сама пригласила к себе Бихари.
   – Что ж это такое, сынок! – воскликнула она. – Разве можно жениться, не взглянув на невесту. Я всегда считала, что нельзя соглашаться на женитьбу, если невеста не нравится.
   В назначенный день Мохендро, придя с занятий, попросил мать достать ему шелковую рубашку и дхоти[5] из даккского муслина.
   – Зачем? – спросила Раджлокхи. – Идешь куда-нибудь?
   – Так нужно, мама, я потом тебе все объясню. Доставай скорее, – торопил Мохендро.
   Хотя юноша и шел на чужие смотрины, он все же пригладил волосы и надушил одежду. Таков уж закон молодости!
   Наконец друзья отправились.
   Дядя невесты, Онукул-бабу,[6] нажил большое состояние, и его трехэтажный дом, окруженный садом, возвышался над всем кварталом. После смерти своего обедневшего брата он взял сироту-племянницу к себе в дом. Аннапурна очень просила отдать девочку ей на воспитание. Но хотя это предложение казалось Онукулу-бабу вполне приемлемым в материальном отношении, оно могло повредить его доброму имени. Поэтому он не только наотрез отказался отдать племянницу, но никогда не отпускал ее к тетке даже погостить. Вот насколько бережно относился Онукул-бабу к своей чести!
   Настало время позаботиться о замужестве девушки. Но в нынешнее время слова «по заботам и воздастся» не подходят к такому делу, как свадьба: ведь заботы о свадьбе неизбежно влекут за собой расходы. Как только заходил разговор о приданом, Онукул говорил: «У меня самого дочери растут, откуда же я возьму столько денег?» Так шло время, пока наконец на горизонте не появился благоухающий духами, разодетый Мохендро и с ним Бихари.
   Был месяц чойтро.[7] День клонился к вечеру. На южной веранде гостей ждало серебряное блюдо с фруктами и сладостями и покрытые сетью капелек серебряные стаканы с ледяной водой. Мохендро и Бихари нерешительно принялись за угощение. Внизу садовник поливал кусты и деревья; теплый весенний ветер, напоенный ароматом влажной земли, слегка шевелил надушенный конец белоснежного чадора[8] Мохендро. Через неплотно прикрытые двери и окна из соседней комнаты доносился приглушенный смех, шепот, перезвон украшений. Угостив молодых людей, Онукул-бабу обернулся к двери и крикнул:
   – Чуни, принеси-ка пан!
   Через некоторое время одна из дверей тихонько приоткрылась, и на веранду с пленительной застенчивостью вошла девушка. Она остановилась перед Онукулом-бабу, держа в руках коробочку с бетелем.
   – Не смущайся, доченька, – сказал Онукул-бабу, – передай бетель гостям.
   Девушка наклонилась и дрожащей рукой поставила коробочку перед Мохендро и Бихари. Луч заходящего солнца упал на ее смущенное личико и позволил Мохендро как следует разглядеть девушку.
   Она хотела уйти, но Онукул-бабу остановил ее:
   – Подожди, Чуни! Господин Бихари, это дочь моего младшего брата, Опурбы. Он умер. Теперь, кроме меня, у бедной девочки никого не осталось! – Онукул-бабу глубоко вздохнул.
   Сердце у Мохендро сжалось. Он еще раз взглянул на сироту.
   Трудно было сказать, сколько ей лет. Родные говорили, что тринадцать, но девушке можно было дать и все пятнадцать. Воспитанная в строгих правилах, она робко таила в своем сердце пробуждавшуюся юность.
   Растроганный Мохендро спросил:
   – Как тебя зовут?
   – Скажи свое имя, не стесняйся! – подбодрил ее Онукул-бабу.
   Девушка потупилась и покорно ответила:
   – Ашалота.
   «Аша. Какое нежное имя! И голос какой приятный, – подумал Мохендро. – Сиротка Аша!»
   Отпустив извозчика, друзья пошли домой пешком.
   – Бихари, – начал Мохендро, – не отказывайся от этой девушки.
   Бихари уклонился от прямого ответа:
   – Она похожа чем-то на тетю Аннапурну: наверное, станет такой же Лакшми.[9]
   – Видно, «бремя», которое я взвалил на твои плечи, теперь уже не кажется тебе таким тяжелым, – заметил Мохендро.
   – Да, – согласился Бихари, – я думаю, что смогу его вынести.
   – Нет, зачем же! Если тебе тяжело, я могу принять эту ношу на себя. Что ты на это скажешь?
   Бихари пристально посмотрел на Мохендро и спросил:
   – Ты это серьезно, Мохим? Отвечай честно. Если женишься ты, а не я, тетя еще больше обрадуется, – ведь тогда она все время будет жить рядом со своей племянницей.
   – Ты с ума сошел! Если бы она действительно хотела, это могло бы произойти давно…
   Бихари не стал больше спорить и простился. Мохендро пошел окольной дорогой и домой вернулся поздно. Мать была занята приготовлением лучи.[10] Тетка еще не вернулась от Онукула-бабу. Мохендро поднялся на крышу и лег на циновку.
   Над крышами и куполами Калькутты кудесничал тонкий месяц.
   Мать позвала Мохендро ужинать.
   – Мне не хочется уходить отсюда, – лениво отозвался Мохендро.
   – Может, принести наверх? – спросила Раджлокхи.
   – Не надо. Я уже ел.
   – Где же ты был?
   – Это долгая история, потом расскажу.
   Обиженная странным поведением сына, Раджлокхи хотела уйти, но Мохендро опомнился и, движимый раскаянием, сказал:
   – Принеси мне поесть сюда, мама.
   – Зачем же? Если тебе не хочется…
   После недолгого препирательства Мохендро пришлось еще раз поужинать.

Глава 3

   Мохендро провел беспокойную ночь и, едва рассвело, помчался к Бихари.
   – Знаешь, друг, – сказал он, – я думаю, что раз этого так хочет тетя Аннапурна, я женюсь на ее племяннице.
   – Тут и раздумывать не стоило. Она ведь много раз давала понять, что хочет этого.
   – Вот-вот! Мне кажется, если я не женюсь на Аше, тетя огорчится!
   – Возможно.
   – Нехорошо, если я расстрою ее, – продолжал Мохендро.
   – Правильно! – с несколько преувеличенной горячностью подхватил Бихари. – Ты это верно сказал! Дело только за тобой. Правда, было бы лучше, если бы тебе пришло это в голову вчера.
   – Днем раньше, днем позже – какое это имеет значение! – воскликнул Мохендро.
   Мысль о женитьбе, казалось, совершенно лишила его рассудка. Терпеливо ждать Мохендро был уже не в состоянии. «Лучше без лишних проволочек поскорее все устроить», – думал он.
   – Ма, – заявил он Раджлокхи, – я решил исполнить твое желание и согласен жениться.
   «Теперь понятно, зачем Аннапурна ездила к своей племяннице и Мохендро так вырядился! – возмутилась про себя Раджлокхи. – И что за порядки на свете! Происки тетки оказались успешнее, чем непрестанные просьбы матери!» Вслух же она сказала:
   – Хорошо, я подыщу тебе подходящую невесту.
   – Невеста уже есть, – ответил Мохендро, – ее зовут Аша.
   – А я говорю, она не пара тебе! – воскликнула Раджлокхи.
   – Почему же? Девушка она неплохая, – сдержанно возразил Мохендро.
   – Она круглая сирота. Такая женитьба оскорбит моих родственников.
   – Меня не особенно беспокоят огорчения родственников, а девушка мне очень нравится!
   Упрямство сына еще больше ожесточило Раджлокхи. Она пошла к Аннапурне.
   – Так это ты хочешь женить моего единственного сына на какой-то безродной девчонке? – закричала она. – Хочешь отнять его у меня? Какая подлость!
   Аннапурна расплакалась.
   – Не было и речи о том, чтобы женить Мохима, – оправдывалась она, – он сам что-то выдумал! Я тут ни при чем!
   Раджлокхи не поверила ей. Тогда Аннапурна позвала Бихари.
   – Ведь мы как будто решили этот вопрос, зачем же ты опять все запутал?! – воскликнула она со слезами на глазах. – Скажи же, что ты согласен жениться. Иначе я буду опозорена. Девушка она хорошая и тебе ровня!
   – Ты могла бы и не говорить мне всего этого, тетя, – почтительно ответил Бихари, – речь ведь идет о твоей племяннице, и ни о каком отказе разговора быть не может. Но Мохендро…
   – Нет, нет, сынок, – прервала его Аннапурна, – ей никак нельзя выходить за Мохендро! Правду тебе говорю, больше всего я бы хотела видеть Ашу твоей женой. За Мохендро я ее не отдам!
   – Если так, тетя, то все улажено. Ма, – обратился он к Раджлокхи, – моя свадьба с Ашей дело решенное! Женщин-родственниц у меня нет, поэтому мне придется забыть о приличии и самому сообщить вам об этом.
   – Ну что же, Бихари, – сказала Раджлокхи, – я очень рада. Девушка – настоящая Лакшми, она достойна тебя. Только смотри больше не отказывайся от нее!
   – Зачем же? Мохим сам нашел мне невесту.
   Препятствия на пути к задуманной женитьбе лишь подзадорили Мохендро. Рассердившись и на мать и на тетку, он ушел в студенческое общежитие.
   Раджлокхи с плачем прибежала к Аннапурне.
   – Сестра, сестра, – говорила она, – Мохендро обиделся и ушел из дома, – верни мне его!
   – Потерпи, диди,[11] – успокаивала ее Аннапурна. – Пройдет несколько дней, и от его обиды следа не останется, сам вернется.
   – Ты не знаешь Мохима, – причитала Раджлокхи. – Он не успокоится, пока не получит то, чего хочет. Ничего, видно, не поделаешь. Придется твою племянницу…
   – Это невозможно, диди, – прервала ее Аннапурна, – уже все решено. Она будет женой Бихари.
   – Еще можно все изменить, позови Бихари.
   – Сынок, – сказала она, когда Бихари пришел, – я сама найду тебе хорошую невесту, а эту девушку ты оставь: она не для тебя.
   – Нет, ма, все решено окончательно, – проговорил юноша.
   Тогда Раджлокхи снова обратилась к Аннапурне:
   – Припадаю к твоим стопам, уговори Бихари. Ты одна можешь это сделать.
   – У меня язык не поворачивается просить тебя, Бихари, – проговорила Аннапурна. – Но что поделаешь! Я была бы очень счастлива, если бы именно ты женился на Аше, но видишь сам…
   – Я все понял, тетя. Будет так, как ты скажешь. Но впредь никогда больше не уговаривай меня жениться. – С этими словами Бихари вышел.
   Глаза Аннапурны наполнились слезами, она поспешно смахнула их, боясь, что это навлечет беду на Мохендро, снова и снова бедная женщина твердила себе: «Что ни делается, все к лучшему».
   Так, в мелких тайных схватках между Раджлокхи, Аннапурной и Мохендро незаметно подошел день свадьбы. В доме зажгли яркие лампы, нежно запели флейты. Угощения было вдоволь.
   Аша, стройная и нарядная, с личиком стыдливым и восхищенным, вступила в свою новую семью. Не предчувствовало ее замиравшее от счастья юное сердце, что в этом гнездышке могут быть шипы. Наоборот, радостная уверенность в том, что теперь она будет всегда рядом с заменившей ей мать Аннапурной, отогнала прочь все опасения и страхи.
   После свадьбы Раджлокхи позвала к себе Мохендро.
   – Я думаю, – сказала она, – твоей жене пока лучше пожить у дяди.
   – Почему? – спросил Мохендро.
   – Скоро экзамены, а ты будешь отвлекаться.
   – Я не ребенок, ма. И сам знаю, что лучше для меня, а что хуже.
   – Так ведь это ненадолго, сынок, всего на год.
   – Были бы у нее родители, тогда другое дело, но я не могу оставлять Ашу в доме дяди.
   – Горе мне! Но что поделаешь! – воскликнула Раджлокхи, словно обращаясь к самой себе. – Он ведь теперь хозяин, а я только свекровь, я – никто! Вчера женился, и уже такая любовь! В свое время мы тоже выходили замуж, но наши мужья вели себя скромнее.
   – Не беспокойся, ма, на экзаменах это не отразится, – уверенно сказал Мохендро.

Глава 4

   Раджлокхи с увлечением принялась учить невестку хозяйничать. Дни Аши протекали в кладовых, на кухне, в молельне. На ночь Раджлокхи брала ее к себе, чтобы девушка не чувствовала себя одинокой вдали от родных.
   После долгих размышлений Аннапурна решила ни во что не вмешиваться.
   Как невыносимо обидно бывает мальчику, когда старший отбирает у него сахарный тростник, не дав насладиться его соком! Точно так же чувствовал теперь себя Мохендро. Разве мог он равнодушно относиться к тому, что его молодая жена растрачивает всю свою прелесть на хозяйственные заботы!
   Придя как-то к Аннапурне, он сказал:
   – Тетя, я не могу видеть, как мать изводит Ашу!
   Аннапурна знала, что Раджлокхи совсем замучила Ашу, но все же попыталась успокоить Мохендро.
   – Что ты, Мохим! – возразила она. – Научиться вести хозяйство необходимо. А то теперешние девушки только и знают, что романы читать да коврики вышивать. Настоящие белоручки. Разве это хорошо?
   – Плохо это или хорошо, я не знаю, но современная девушка должна быть современной, – с жаром возразил Мохендро. – И я не вижу ничего смешного и обидного в том, что моя жена получит от чтения такое же удовольствие, как и я.
   Услыхав голос сына в комнате Аннапурны, Раджлокхи бросила все дела, вошла к ним и ехидно спросила:
   – Что случилось? О чем это вы все совещаетесь?
   – Ни о чем, мама, – взволнованно ответил Мохендро. – Просто я не могу позволить, чтобы ты превращала Ашу в служанку.
   Раджлокхи, подавив закипавшую ярость, проговорила медленно и язвительно:
   – Так что же прикажешь с ней делать?
   – Я сам займусь ею, буду обучать ее грамоте.
   Ничего не ответив, Раджлокхи быстро вышла и через минуту вернулась, ведя за руку Ашу. Она поставила девушку перед Мохендро и сказала:
   – Вот тебе твоя жена, можешь учить ее, чему хочешь.
   Затем она повернулась к Аннапурне и, сложив руки, с преувеличенным смирением проговорила:
   – Уж ты прости меня! Позабыла о знатности твоей племянницы: запачкала ее нежные ручки кухонной посудой. Уж, пожалуйста, отмой ее, приодень и вручи Мохиму. Пусть она усядется за книги, а служанкой в доме буду я.
   С этими словами Раджлокхи ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Аннапурна в отчаянии опустилась на пол.
   Аша, не понимая причины этой внезапной домашней бури, побледнела от стыда и страха.
   «Довольно! – сказал себе раздраженный Мохендро. – Пора мне самому позаботиться о жене».
   Когда желание совпадает с чувством долга, результат получается тот же, что от встречи ветра с огнем. Занятия, экзамены, друзья больше не интересовали Мохендро. Он занялся образованием жены и забыл обо всем на свете.
   Оскорбленная Раджлокхи говорила себе: «Если Мохендро раскается и с женой придет ко мне, я и не взгляну на них! Посмотрим, как он обойдется без матери!»
   Но шли дни, а у ее дверей все не раздавались шаги раскаявшихся. Раджлокхи была уже готова простить их, если они придут. Но они не шли. Тогда Раджлокхи решила сама пойти к молодым. Разве может мать долго сердиться на сына!
   На крыше третьего этажа, в углу, была небольшая комнатка, где Мохендро спал и занимался. Последние несколько дней Раджлокхи не чистила ему одежду, не убирала кровать, не вытирала пыль. И оттого, что она пренебрегла привычными материнскими заботами, сердце ее болело, на душе лежал камень. Как-то после полудня она подумала: «Пока Мохендро на занятиях, пойду уберу его комнату. Вернется – сразу узнает руку матери». Она поднялась по лестнице. Дверь в комнату Мохендро была приоткрыта. Раджлокхи вздрогнула и остановилась, будто ее укололи. На постели лежал Мохендро, спиной к двери сидела Аша и тихонько гладила ноги спящего мужа.
   Увидев в ярком свете полуденного солнца эту картину супружеского счастья, Раджлокхи вся сжалась от стыда и горькой обиды и неслышно сошла вниз.

Глава 5

   В засуху нива сохнет и желтеет, но прольется дождь – она не медлит ни секунды, поднимается, позабыв долгий голод, отбрасывает уныние, беззаботно и бесстрашно заявляет свои права на все огромное пространство поля. Так случалось и с Ашей. От тех, с кем ее связывали узы родства, она никогда не смела ждать родственной любви. Теперь же, когда, попав в чужую семью, она вдруг стала любимой и обрела неоспоримые права, когда муж сам увенчал ее, бездомную сироту, короной Лакшми, Аша не замедлила принять как должное свое высокое положение. Отбросив подобающую молодой жене скромность, она сразу заняла место рядом с мужем, сияя гордостью любимой жены. Раджлокхи видела, что чужая девушка сидит около ее Мохима с таким дерзким видом, словно всегда была здесь. С невыносимой обидой ушла Раджлокхи и, не помня себя от возмущения, бросилась в комнату Аннапурны.