Страница:
2 ноября 1614 г. Иэясу приказал Хидэтада мобилизовать все войска, имевшиеся в Эдо. 5 ноября находившиеся в резиденции даймё отправились в свои владения, чтобы собрать войска, а Иэясу тем временем двинулся в Осака и 24 ноября прибыл в Киото, где его пятый сын Ёсинао поджидал его с 15 000 солдат из его нового замка Нагоя. В тот же день основные силы стали покидать Эдо: Токугава Хидэтада с 50 000 человек, Датэ Масамунэ с 10 000, Уэсуги с 5 000 и Сатакэ с 1 500. К 10 декабря вся Восточная армия, численностью 180 000 человек, ровно в два раза больше, чем у защитников Осака, набросилась на крепость, «как волк на стадо».
Присущая Иэясу самоуверенность не покинула его и теперь. На лояльность своих войск он мог положиться хотя бы уже потому, что их семьи практически оставались заложниками в Эдо. Атака с тыла была исключена, однако число противников оставалось неизвестным. Фанатизм подавляющего большинства ронинов Хидэёри питала надежда увидеть голову Иэясу выставленной на воротах замка. Одним из слабых звеньев обороны Осака, которое Иэясу рассчитывал использовать, было присутствие в крепости Ёдогими, матери Хидэёри, вдовы великого Хидэёси. Однако в психологической войне не было необходимости, когда преобладала военная сила, и военная машина Токугава пошла на приступ стен замка.
Первые стычки были связаны с захватом форпостов, что было достигнуто к концу 1614 г., хотя и не без тяжелых потерь для Восточной армии. 3 января 1615 г. Иэясу приказал начать штурм южных укреплений замка. Перед рассветом войска Маэда Тосицунэ подошли к бастиону Санада. Санада послал нескольких самураев на стену, чтобы подразнить врагов. Несколько оскорблений вскоре произвели желаемое действие, и самураи Маэда попытались взобраться на стену, а люди Санада тем временем косили их прицельным аркебузным и мушкетным огнем. Подошел еще один отряд, но и он попал под обстрел – плотность огня не уступала Нагасино. На другом участке стены «Красные Дьяволы» Ии сумели взобраться на укрепления, но, прорвавшись во внешнее кольцо обороны, они встретили 8 000 самураев Кимура Сигэнари, вооруженных в основном огнестрельным оружием. Так еще одна дивизия была искрошена. На следующий день очередной штурм был отбит Тосокабэ.
Испытав боевой дух защитников, Иэясу приказал по – строить частокол и вал вокруг внешних стен. Хидэтада высказывался в пользу общего штурма и не мог понять колебаний отца. Иэясу же понимал, что замок слишком хорошо укреплен, чтобы его можно было взять штурмом, и приказал начать бомбардировку, которая продолжалась в течение трех дней, на рассвете и в десять вечера, в то время как саперы пытались сделать подкоп под башни внешних укреплений. Иэясу лично наблюдал за ходом операции, подвергая себя немалой опасности. Однажды защитники заметили знамя Токугава, развевавшееся на одной из осадных башен, и открыли по ней огонь из пушек и мушкетов, но Иэясу не пострадал.
Кампания под Осака не была пикником, как осада Одавара. Победа над Ходзё была одержана в разгар лета, а теперь стояла зима. Несмотря на страшный холод, от которого осаждавшие страдали больше, чем осажденные, самураи ухитрялись поддерживать бодрое настроение. Фурута Сигэнари, известный мастер чайной церемонии и храбрый самурай, однажды обходил дозором частокол, поставленный солдатами Сатакэ к востоку от укреплений. Среди кольев он заметил изящный ствол бамбука и нагнулся, чтобы срезать и сделать чайную ложку. Пока он этим занимался, бдительный снайпер со стены прицелился ему в голову и всадил пулю в назатыльник его шлема. Фурута остался невозмутим. К изумлению свиты, он извлек из-под доспехов пурпурный платок и тщательно вытер кровь со щеки.
Осада, таким образом, продолжалась. Было несколько стычек, особенно на северной стороне, где защитники обложили стены мешками с рисовой соломой, но от этого дело не продвинулось. Дело было в том, что до тех пор, пока гарнизон действовал заодно, замок оставался фактически неприступным. По реке Ёдо курсировал сторожевой корабль, но блокада не имела смысла, поскольку незадолго до начала осады в амбары замка были отгружены 200 000 коку риса, что было лишь частью общего запаса. В замке был свой колодец, огромные запасы пороха и ядер, и теоретически он мог выдерживать осаду при полном рационе в течение нескольких лет. К тому же, согласно некоторым источникам, к концу 1614 г. 35 000 из 180 000 людей Иэясу были выведены из строя. Теперь волноваться приходилось Иэясу, поскольку время работало на Хидэёри. В течение шести недель тот не уступал самой могущественной силе в стране, и на фасаде непобедимости Токугава стали появляться трещины. Если бы Хидэёри удалось продержаться еще некоторое время, вскоре выяснилось бы, кто из союзников Токугава находится под Осака только по принуждению, и началось бы массовое дезертирство. Короче говоря, удача семьи Токугава подвергалась гораздо более суровому испытанию, чем накануне Сэкигахара.
К счастью для «грозного старца», он прекрасно понимал сложившуюся ситуацию. Провал его первых атак заставил его полностью отказаться от решения проблемы чисто военным путем. Подкуп был столь обычным элементом осад, что превратился почти что в уважаемое дело. Нашелся и предатель, но несчастного укоротили на голову прежде, чем он сумел добраться до каких-либо ворот и открыть их. Тогда Иэясу попытался подкупить храбрейшего из всех, Санада, предложив ему всю провинцию Синано, но Санада был неподкупен и гордо рассказывал об этом предложении в замке, как о признаке отчаяния Токугава.
Подкуп не удался, и Иэясу обратил все свое внимание на упомянутое уже слабое звено в обороне противника – мать Хидэёри. Дама по имени Ата Цубонэ была послана Иэясу обсудить с ней ряд чисто фиктивных условий перемирия. Чтобы сделать Ёдогими более склонной к мирным переговорам, осаждавшие начали страшную бомбардировку из сотни пушек крупного калибра, которая не давала дамам спать ни минуты. Лучшие артиллеристы Токугава навели несколько пушек на женскую половину дворца, и им удалось забросить за стену тринадцатифунтовое ядро, которая попало в чайную комнату Ёдогими и убило двух слуг. Несколько дней спустя те же пушкари угодили ядром в святилище, построенное в память Хидэёси, и едва не снесли Хидэёри голову.
Давление продолжалось, а Ата Цубонэ тем временем вела переговоры. Иэясу, похоже, прекрасно понял настроение Ёдогими, поскольку она стала умолять сына пойти на компромисс. Командиры гарнизона с негодованием отнеслись к этим пацифистским настроениям. Гото Мотоцугу подчеркивал необходимость сохранить единство любой ценой, а Хидэёри утверждал, что, если надо, он готов сделать замок своей могилой. Оба были согласны в одном – Иэясу доверять нельзя. Много лет назад, во время кампании против Икко-икки, он уже проявил подобное коварство. Тогда тоже велись мирные переговоры, и, согласно одному из пунктов, по которому стороны пришли к соглашению, всем принадлежавшим монахам храмам должен был быть возвращен их первозданный вид. Сразу после заключения договора люди Иэясу подожгли храмы и спалили их дотла. Когда монахи выразили протест по поводу такого вероломства, Иэясу пояснил, что под «первозданным видом» следует понимать зеленые поля, на которых изначально не стояло никаких храмов!
Обстрел тем временем продолжался, а Восточная армия, чтобы доставить больше неудобства осажденным, периодически поднимала страшный крик под стенами, применяя тактику Иисуса Навина под Иерихоном. Стены не обрушились, но воющие в унисон 100 000 самураев действовали Ёдогими на нервы.
Сколь бы невероятным это ни казалось, но Хидэёри удалось переубедить при помощи Оно и Ода, которые в соглашении с Токугава видели способ вернуть то, что они потеряли. Мирные условия были выдвинуты, обсуждены и подписаны со всей возможной торжественностью кровью из кончика пальца Иэясу. Это был самый лживый и предательский документ в истории самураев. Меньше всего Иэясу жаждал мира. Единственной его целью, когда он выдвигал мирные условия, было ослабить защиту замка перед грядущей осадой. Условия были очень простыми: полное прощение всем ронинам, полная свобода выбора места жительства для Хидэёри в обмен на клятву не поднимать восстания против Иэясу. Важным было то, что не было упомянуто в документе. Во время затянувшихся переговоров Иэясу, как бы между делом, сказал посреднику из Осака, что, поскольку война подходит к концу, надо бы засыпать внешний ров замка. Это дополнительное условие упоминалось Иэясу и его представителями по меньшей мере три раза, однако засыпка рва так и не была ни должным образом обсуждена, ни востребована и не была включена в окончательный вариант договора.
22 января 1615 г., на следующий день после заключения договора, Иэясу сделал вид, что распускает свою армию. На деле это свелось к тому, что Симадзу отошли к ближайшему порту. В тот же день почти все войско Токугава принялось засыпать внешний ров. Руководить работами по сносу укреплений было поручено клану Хонда, которые так торопили и напрягали самураев, что в течение недели внешняя стена укреплений была целиком сброшена во внешний ров, который таким образом прекратил свое существование. Командиры в Осака, естественно, протестовали, и их протесты стали еще более неистовыми, когда «землекопы» Хонда принялись за второй ров. Хонда извинился и объяснил, что, по-видимому, его офицеры неправильно поняли его приказания. В присутствии представителей из Осака он лично велел прекратить заполнение рва. Как только представители удалились, работа возобновилась с удвоенной силой. Тогда стала жаловаться Ёдогими, которая отправилась в Киото выразить протест старшему Хонда, Масанобу. Тот убедил ее, что обязательно проследит, чтобы ничего больше не разрушалось. К сожалению, объяснил он, сейчас у него сильная простуда, но он обязательно свяжется с племянником, как только поправится.
Верный своему слову, Хонда Масанобу отправился в Осака, где пожурил племянника за его «глупость», однако, сказал он Ёдогими, чтобы выкопать второй ров, потребуется в десять раз больше труда, чем было затрачено на его засыпку. К тому же теперь, когда заключен мир, этот ров стал и вовсе не нужен. Через двадцать шесть дней после начала работ второй ров также был полностью засыпан и укрепления Осака сведены к одному рву и стене. Неудивительно, что для японцев «зимняя кампания под Осака» стала синонимом глупого пацифизма.
Через три месяца Иэясу вновь напал на замок Осака. В эту «летнюю кампанию», как ее называют, он намеревался сокрушить Осака «окончательно, решительно и эффективно». Единственное, что ему требовалось, – это предлог для начала войны, и сообщения, что Хидэёри лихорадочно восстанавливает второй ров, послужили поводом для обвинения его в нарушении договора. Расчетливо распространенных по Киото слухов, что ронины Осака вернулись назад и собираются грабить столицу, было достаточно, чтобы Иэясу предстал едва ли не спасителем.
Хидэёри на самом деле успел выкопать значительные участки второго рва и к началу летней кампании установил вокруг него частокол. Ему также удалось привлечь под свои знамена, вернее, под «золотой ковш» своего отца, который воодушевлял всякого, кто его видел, гораздо больше ронинов, чем прежде. Общее количество солдат, набранных Хидэёри, было 120 000 – на 60 000 больше, чем во время зимней кампании, и среди них опять было много христиан. Шесть больших знамен имели изображение креста, в крепости было несколько иностранных священников. Достоверно неизвестно, сколь велики были силы Токугава, но они вполне могли достигать четверти миллиона.
Первыми в наступление перешли войска Осака. 28 мая Оно Харуфуса ввел 2 000 солдат в провинцию Ямато. Сжигая все на своем пути, они дошли до Нара. 30 мая он вновь повернул на юг, чтобы блокировать продвижение армии Асано, и сжег город Сакаи. Гарнизон Осака вновь воодушевился. Они были унижены во время зимней кампании, но не побеждены. Если бы они могли разбить отдельные дивизии армии Токугава прежде, чем те достигнут Осака, тогда вторая осада их предательским образом ослабленного замка не состоялась бы. Им это почти удалось. 1 июня армия выступила, чтобы блокировать пути, ведущие из Нара. К несчастью, основная часть войска заблудилась в тумане, оставив 2 400 человек с Гото Мотоцугу, чьи небольшие силы вскоре были смяты численно превосходящим противником. Тем временем Тосокабэ и Кимура пытались сдержать Тодо и Ии, но и они были отброшены назад, и гарнизон отступил в замок Осака, вернее в то, что от него осталось.
На военном совете, который был собран 2 июня 1615 г., решено было встретить войско Токугава в открытом бою к югу от бывшего внешнего рва. Этой битве, битве при Тэннодзи, суждено было стать тем, за что часто принимают сражение при Сэкигахара – последней битвой самураев в истории Японии. Если не говорить о мелких восстаниях и стычках, 3 июня произошло последнее столкновение между двумя огромными армиями японских самураев – то, чего мир больше никогда не увидит.
План был следующий: Санада, Оно и другие командиры предпримут сдерживающую атаку во фронт Токугава, а тем временем Акаси Морисигэ совершит широкий обход и нападет на Токугава с тыла. Когда атакует Акаси, гарнизон сделает вылазку во главе с Хидэёри, неся перед собой «золотой ковш» Хидэёси. Столь грандиозный план достоин был бы увенчаться успехом.
Утром того рокового дня войска Токугава растянулись от реки Хирано до берега моря. Справа был Маэда Тосицунэ, слева от него Тодо, далее стоял Ии Наотака с «Красными Дьяволами». Наотака был облачен в доспехи, подобные тем, что его отец носил при Сэкигахара. Они весили около 40 кг, и Иэясу считал, что это из-за их чрезмерной тяжести Наомаса получил ранение в этой битве. В авангарде основных сил Токугава был младший сын Хонда, Тадатомо. На левом фланге, ближе к тылу, стоял Датэ Масамунэ, а в тылу, у самого берега моря – Асано Нагаакира. По мнению их отца, битва должна была дать «полезный практический опыт» младшим сыновьям Иэясу – Ёринобу и Ёсинао. Главнокомандующим Иэясу назначил Хидэтада.
Передовые части Осака, около 54 000, выстроили свои главные силы за Тэннодзи, напротив центра Токугава, под командованием Санада Юкимура и Мори Кацунага, который не приходился родственником другому Мори. Позади них дивизии резерва развернулись до самого замка, где Ода Харунага занял позицию перед бывшим бастионом Санада.
Стоял ясный летний день. Не было тумана, скрывавшего передвижения войск, и не было беспорядка, только тщательно выравненный строй, дым фитилей и колыхание высоких знамен. Иэясу посоветовал самураям оставить коней позади и двигаться в пешем строю с длинными копьями. Некоторое время обе армии глядели друг на друга, думая, видимо, о том, что кровавое дело, к которому они вскоре должны приступить, решит все. Одержат ли они победу или будут разбиты – в любом случае это будет последняя битва, в которой они примут участие. Века четыре назад на этой стадии боя они вступили бы в перестрелку из луков или стали бы вызывать друг друга на поединки. Вместо этого нетерпеливые ронины Мори Кацунага открыли аркебузный огонь по стоящим напротив них войскам Токугава. Санада, желая избежать преждевременного столкновения, на тот случай, если Акаси задержится со своим обходным маневром, приказал им прекратить огонь, но они лишь удвоили свои усилия и уложили нескольких врагов. Быстро обсудив ситуацию с Санада, Мори решил использовать приподнятое настроение своих людей и повел их в атаку, которая прорвала передние ряды Токугава и вынесла их к стоявшим позади главным силам.
Санада понял, что раз сражение началось, оно должно продолжаться, и послал своего сына галопом в замок сказать Хидэёри, чтобы тот выступал немедленно, а сам повел свои отряды против рекрутов из провинции Этидзэн на левом фланге Токугава. Они обрушились на эти 15 тысяч, и успеху их стремительной атаки способствовал самый неожиданный маневр: по морскому берегу, направляясь к левому флангу Токугава, двигались самураи Асано Нагаакира. Это внезапное передвижение слишком напоминало Сэкигахара, и крики «предательство!» раздались со всех сторон. Задние ряды солдат Этидзэн в беспорядке отступили к основным силам Токугава, которые полностью развернулись, сдерживая ронинов Мори, сражавшихся как дикие кошки. В этой рукопашной схватке наступала то одна сторона, то другая, и Иэясу был так обеспокоен, что сам полез в схватку, чтобы поддержать боевой дух своих солдат. Традиция упорно утверждает, что в этом бою он был ранен копьем, которое прошло рядом с почкой. Достоверно лишь то, что предполагаемое предательство Асано посеяло такую панику среди его людей, что Иэясу был вполне готов совершить харакири.
День спас молодой Хонда. Он повел свои войска против Санада и вместе с перестроившимися воинами Этидзэн сумел оттеснить его к Тэннодзи. Санада был измотан и присел на походный стул, чтобы прийти в себя. Самурай по имени Нисио Нидзэмон заметил его, но Санада слишком устал, чтобы принять вызов. Он просто представился и снял шлем. Вскоре Нисио ушел с головой храбрейшего из храбрых.
Быстро разлетевшаяся новость о смерти Санада воодушевила Восточную армию, к тому же стало очевидно, что подозрительные передвижения Асано были всего лишь неуклюжей попыткой послать подкрепления. Хидэтада отделил Ии и Тодо от правого крыла и послал их поддержать главные силы, которые теперь стали теснить войско Осака назад к замку. Солдаты Тодо испытали на себе превратности войны, когда под ними взорвалась подземная мина.
Как только Хидэтада отправил отряды Ии и Тодо, он лихорадочно начал давать им сигналы, чтобы они вернулись, ибо Ода использовал свое положение в центре, чтобы бросить против Хидэтада своих самураев. Маэда на правом фланге тоже был призван на помощь, но не двинулся. Вновь заподозрили предательство, однако бездействие Маэда, как оказалось, было вызвано тем, что его солдаты еще не кончили обедать. Увидев, что войска Осака двигаются против армии «господина», Ии Наотака развернулся и поспешил на выручку. Солдаты Осака были хорошо обеспечены аркебузами, они застрелили двух знаменосцев Ии, которые несли его красное знамя и «штандарт-мухоловку». Люди Ии были оттеснены к дивизии Хидэтада, и все пришло в смятение. Хидэтада сам бросился в гущу сражения, но два офицера схватили его коня под уздцы и вернули его обратно, а тем временем Като Ёсиаки и Хонда Масанобу сумели навести некоторый порядок в рядах. Солдаты Маэда, должным образом подкрепившись, теперь сражались с Оно, который отошел слишком далеко от стен замка. Датэ Масамунэ тем временем разделался на своем фланге с очередным «предательством», пристрелив самурая, который, как оказалось, слишком устал, чтобы двигаться. Если бы внезапная атака армии Осака шла по плану, она, вероятно, удалась бы, но Акаси перехватили по дороге, а Хидэёри еще не появлялся. К тому моменту, когда он появился у ворот, было уже поздно. Превосходящие силы Восточной армии теснили гарнизон Осака к стенам.
Последующие действия этой драмы запутаны. Восточная армия проникла в замок и вступила в яростную рукопашную схватку с внутренним гарнизоном. Мидзуно Кацусигэ из Восточной армии установил свой штандарт напротив ворот Сакура, южных ворот внутренней крепости. Вскоре и она пала. Восточная армия устремилась внутрь, а гражданские и прислуга в страхе бежали. Хидэёри отступил в цитадель, где Иэясу велел Ии Наотака его стеречь. Ии понял этот приказ по-своему и стал обстреливать цитадель из орудий. Пламя уже поднималось в нескольких концах замка; первый пожар, говорят, устроил повар Хидэёри. К пяти вечера весь замок оказался в руках Иэясу, а Хидэёри был заперт в цитадели. Ии Наотака продолжал обстреливать ее всю ночь, и к утру Хидэёри понял, что ему не будет пощады. Вскоре над цитаделью поднялось пламя. Хидэёри и Ёдогими покончили с собой среди огня, и цитадель могучей крепости Хидэёси стала погребальным костром семьи Тоётоми.
Пока пепел остывал, пришло возмездие. Никакие восстания в будущем не должны были нарушать правление Токугава Иэясу. Поэтому восьмилетний сын Хидэёри был обез-главлен. Он был последним из Тоётоми. Тосокабэ тоже обезглавили вместе с таким количеством ронинов, что их головы были выставлены вдоль всей дороги от Киото до Фусими.
Читатель, вероятно, не мог не заметить снижения боевых качеств самураев Токугава. Прошло сорок лет со времен Миката-га-хара, и самураи под Осака принадлежали совсем иному поколению чем те, которые сражались с Сингэном. Самураи Токугава перестали быть маленьким храбрым кланом, боровшимся за свое существование. Они превратились в армию сёгуната Токугава, армию правительства. Ронины в Осака, напротив, отчаянно дрались за свою жизнь, героизм проявлялся главным образом с их стороны. Санада Юкимура достоин встать в один ряд с благороднейшими из самураев.
Лишь одно не изменилось на стороне Токугава. Токугава Иэясу участвовал в своем первом сражении, когда ему было семнадцать лет, в двадцать семь он прикрывал отступление Нобунага из Этидзэн. Теперь, в семьдесят четыре, он все еще был настоящим, хотя и зловещим, героем. Падение Осака завершило военную часть великого замысла Токугава, но Иэясу не довелось долго наслаждаться своим триумфом. Следующей весной его подкосила болезнь – как считают, рак желудка. Благодаря активной жизни он сохранял удивительное для того времени здоровье. Он еще размахивал мечом на смертном ложе, но через несколько дней все же отправился в Павильон Белой Яшмы. Не было ни восстаний, ни мятежей. Бремя власти спокойно перешло на могучие плечи Хидэтада, а Иэясу похоронили в самой великолепной гробнице в мире, в храме Никко, одном из чудес Японии. Его обожествили и поклонялись ему как Тосё-гу, солнечному богу Востока. Едва ли он мог просить большего.
Глава XII
Присущая Иэясу самоуверенность не покинула его и теперь. На лояльность своих войск он мог положиться хотя бы уже потому, что их семьи практически оставались заложниками в Эдо. Атака с тыла была исключена, однако число противников оставалось неизвестным. Фанатизм подавляющего большинства ронинов Хидэёри питала надежда увидеть голову Иэясу выставленной на воротах замка. Одним из слабых звеньев обороны Осака, которое Иэясу рассчитывал использовать, было присутствие в крепости Ёдогими, матери Хидэёри, вдовы великого Хидэёси. Однако в психологической войне не было необходимости, когда преобладала военная сила, и военная машина Токугава пошла на приступ стен замка.
Первые стычки были связаны с захватом форпостов, что было достигнуто к концу 1614 г., хотя и не без тяжелых потерь для Восточной армии. 3 января 1615 г. Иэясу приказал начать штурм южных укреплений замка. Перед рассветом войска Маэда Тосицунэ подошли к бастиону Санада. Санада послал нескольких самураев на стену, чтобы подразнить врагов. Несколько оскорблений вскоре произвели желаемое действие, и самураи Маэда попытались взобраться на стену, а люди Санада тем временем косили их прицельным аркебузным и мушкетным огнем. Подошел еще один отряд, но и он попал под обстрел – плотность огня не уступала Нагасино. На другом участке стены «Красные Дьяволы» Ии сумели взобраться на укрепления, но, прорвавшись во внешнее кольцо обороны, они встретили 8 000 самураев Кимура Сигэнари, вооруженных в основном огнестрельным оружием. Так еще одна дивизия была искрошена. На следующий день очередной штурм был отбит Тосокабэ.
Испытав боевой дух защитников, Иэясу приказал по – строить частокол и вал вокруг внешних стен. Хидэтада высказывался в пользу общего штурма и не мог понять колебаний отца. Иэясу же понимал, что замок слишком хорошо укреплен, чтобы его можно было взять штурмом, и приказал начать бомбардировку, которая продолжалась в течение трех дней, на рассвете и в десять вечера, в то время как саперы пытались сделать подкоп под башни внешних укреплений. Иэясу лично наблюдал за ходом операции, подвергая себя немалой опасности. Однажды защитники заметили знамя Токугава, развевавшееся на одной из осадных башен, и открыли по ней огонь из пушек и мушкетов, но Иэясу не пострадал.
Кампания под Осака не была пикником, как осада Одавара. Победа над Ходзё была одержана в разгар лета, а теперь стояла зима. Несмотря на страшный холод, от которого осаждавшие страдали больше, чем осажденные, самураи ухитрялись поддерживать бодрое настроение. Фурута Сигэнари, известный мастер чайной церемонии и храбрый самурай, однажды обходил дозором частокол, поставленный солдатами Сатакэ к востоку от укреплений. Среди кольев он заметил изящный ствол бамбука и нагнулся, чтобы срезать и сделать чайную ложку. Пока он этим занимался, бдительный снайпер со стены прицелился ему в голову и всадил пулю в назатыльник его шлема. Фурута остался невозмутим. К изумлению свиты, он извлек из-под доспехов пурпурный платок и тщательно вытер кровь со щеки.
Осада, таким образом, продолжалась. Было несколько стычек, особенно на северной стороне, где защитники обложили стены мешками с рисовой соломой, но от этого дело не продвинулось. Дело было в том, что до тех пор, пока гарнизон действовал заодно, замок оставался фактически неприступным. По реке Ёдо курсировал сторожевой корабль, но блокада не имела смысла, поскольку незадолго до начала осады в амбары замка были отгружены 200 000 коку риса, что было лишь частью общего запаса. В замке был свой колодец, огромные запасы пороха и ядер, и теоретически он мог выдерживать осаду при полном рационе в течение нескольких лет. К тому же, согласно некоторым источникам, к концу 1614 г. 35 000 из 180 000 людей Иэясу были выведены из строя. Теперь волноваться приходилось Иэясу, поскольку время работало на Хидэёри. В течение шести недель тот не уступал самой могущественной силе в стране, и на фасаде непобедимости Токугава стали появляться трещины. Если бы Хидэёри удалось продержаться еще некоторое время, вскоре выяснилось бы, кто из союзников Токугава находится под Осака только по принуждению, и началось бы массовое дезертирство. Короче говоря, удача семьи Токугава подвергалась гораздо более суровому испытанию, чем накануне Сэкигахара.
К счастью для «грозного старца», он прекрасно понимал сложившуюся ситуацию. Провал его первых атак заставил его полностью отказаться от решения проблемы чисто военным путем. Подкуп был столь обычным элементом осад, что превратился почти что в уважаемое дело. Нашелся и предатель, но несчастного укоротили на голову прежде, чем он сумел добраться до каких-либо ворот и открыть их. Тогда Иэясу попытался подкупить храбрейшего из всех, Санада, предложив ему всю провинцию Синано, но Санада был неподкупен и гордо рассказывал об этом предложении в замке, как о признаке отчаяния Токугава.
Подкуп не удался, и Иэясу обратил все свое внимание на упомянутое уже слабое звено в обороне противника – мать Хидэёри. Дама по имени Ата Цубонэ была послана Иэясу обсудить с ней ряд чисто фиктивных условий перемирия. Чтобы сделать Ёдогими более склонной к мирным переговорам, осаждавшие начали страшную бомбардировку из сотни пушек крупного калибра, которая не давала дамам спать ни минуты. Лучшие артиллеристы Токугава навели несколько пушек на женскую половину дворца, и им удалось забросить за стену тринадцатифунтовое ядро, которая попало в чайную комнату Ёдогими и убило двух слуг. Несколько дней спустя те же пушкари угодили ядром в святилище, построенное в память Хидэёси, и едва не снесли Хидэёри голову.
Давление продолжалось, а Ата Цубонэ тем временем вела переговоры. Иэясу, похоже, прекрасно понял настроение Ёдогими, поскольку она стала умолять сына пойти на компромисс. Командиры гарнизона с негодованием отнеслись к этим пацифистским настроениям. Гото Мотоцугу подчеркивал необходимость сохранить единство любой ценой, а Хидэёри утверждал, что, если надо, он готов сделать замок своей могилой. Оба были согласны в одном – Иэясу доверять нельзя. Много лет назад, во время кампании против Икко-икки, он уже проявил подобное коварство. Тогда тоже велись мирные переговоры, и, согласно одному из пунктов, по которому стороны пришли к соглашению, всем принадлежавшим монахам храмам должен был быть возвращен их первозданный вид. Сразу после заключения договора люди Иэясу подожгли храмы и спалили их дотла. Когда монахи выразили протест по поводу такого вероломства, Иэясу пояснил, что под «первозданным видом» следует понимать зеленые поля, на которых изначально не стояло никаких храмов!
Обстрел тем временем продолжался, а Восточная армия, чтобы доставить больше неудобства осажденным, периодически поднимала страшный крик под стенами, применяя тактику Иисуса Навина под Иерихоном. Стены не обрушились, но воющие в унисон 100 000 самураев действовали Ёдогими на нервы.
Сколь бы невероятным это ни казалось, но Хидэёри удалось переубедить при помощи Оно и Ода, которые в соглашении с Токугава видели способ вернуть то, что они потеряли. Мирные условия были выдвинуты, обсуждены и подписаны со всей возможной торжественностью кровью из кончика пальца Иэясу. Это был самый лживый и предательский документ в истории самураев. Меньше всего Иэясу жаждал мира. Единственной его целью, когда он выдвигал мирные условия, было ослабить защиту замка перед грядущей осадой. Условия были очень простыми: полное прощение всем ронинам, полная свобода выбора места жительства для Хидэёри в обмен на клятву не поднимать восстания против Иэясу. Важным было то, что не было упомянуто в документе. Во время затянувшихся переговоров Иэясу, как бы между делом, сказал посреднику из Осака, что, поскольку война подходит к концу, надо бы засыпать внешний ров замка. Это дополнительное условие упоминалось Иэясу и его представителями по меньшей мере три раза, однако засыпка рва так и не была ни должным образом обсуждена, ни востребована и не была включена в окончательный вариант договора.
22 января 1615 г., на следующий день после заключения договора, Иэясу сделал вид, что распускает свою армию. На деле это свелось к тому, что Симадзу отошли к ближайшему порту. В тот же день почти все войско Токугава принялось засыпать внешний ров. Руководить работами по сносу укреплений было поручено клану Хонда, которые так торопили и напрягали самураев, что в течение недели внешняя стена укреплений была целиком сброшена во внешний ров, который таким образом прекратил свое существование. Командиры в Осака, естественно, протестовали, и их протесты стали еще более неистовыми, когда «землекопы» Хонда принялись за второй ров. Хонда извинился и объяснил, что, по-видимому, его офицеры неправильно поняли его приказания. В присутствии представителей из Осака он лично велел прекратить заполнение рва. Как только представители удалились, работа возобновилась с удвоенной силой. Тогда стала жаловаться Ёдогими, которая отправилась в Киото выразить протест старшему Хонда, Масанобу. Тот убедил ее, что обязательно проследит, чтобы ничего больше не разрушалось. К сожалению, объяснил он, сейчас у него сильная простуда, но он обязательно свяжется с племянником, как только поправится.
Верный своему слову, Хонда Масанобу отправился в Осака, где пожурил племянника за его «глупость», однако, сказал он Ёдогими, чтобы выкопать второй ров, потребуется в десять раз больше труда, чем было затрачено на его засыпку. К тому же теперь, когда заключен мир, этот ров стал и вовсе не нужен. Через двадцать шесть дней после начала работ второй ров также был полностью засыпан и укрепления Осака сведены к одному рву и стене. Неудивительно, что для японцев «зимняя кампания под Осака» стала синонимом глупого пацифизма.
Через три месяца Иэясу вновь напал на замок Осака. В эту «летнюю кампанию», как ее называют, он намеревался сокрушить Осака «окончательно, решительно и эффективно». Единственное, что ему требовалось, – это предлог для начала войны, и сообщения, что Хидэёри лихорадочно восстанавливает второй ров, послужили поводом для обвинения его в нарушении договора. Расчетливо распространенных по Киото слухов, что ронины Осака вернулись назад и собираются грабить столицу, было достаточно, чтобы Иэясу предстал едва ли не спасителем.
Хидэёри на самом деле успел выкопать значительные участки второго рва и к началу летней кампании установил вокруг него частокол. Ему также удалось привлечь под свои знамена, вернее, под «золотой ковш» своего отца, который воодушевлял всякого, кто его видел, гораздо больше ронинов, чем прежде. Общее количество солдат, набранных Хидэёри, было 120 000 – на 60 000 больше, чем во время зимней кампании, и среди них опять было много христиан. Шесть больших знамен имели изображение креста, в крепости было несколько иностранных священников. Достоверно неизвестно, сколь велики были силы Токугава, но они вполне могли достигать четверти миллиона.
Первыми в наступление перешли войска Осака. 28 мая Оно Харуфуса ввел 2 000 солдат в провинцию Ямато. Сжигая все на своем пути, они дошли до Нара. 30 мая он вновь повернул на юг, чтобы блокировать продвижение армии Асано, и сжег город Сакаи. Гарнизон Осака вновь воодушевился. Они были унижены во время зимней кампании, но не побеждены. Если бы они могли разбить отдельные дивизии армии Токугава прежде, чем те достигнут Осака, тогда вторая осада их предательским образом ослабленного замка не состоялась бы. Им это почти удалось. 1 июня армия выступила, чтобы блокировать пути, ведущие из Нара. К несчастью, основная часть войска заблудилась в тумане, оставив 2 400 человек с Гото Мотоцугу, чьи небольшие силы вскоре были смяты численно превосходящим противником. Тем временем Тосокабэ и Кимура пытались сдержать Тодо и Ии, но и они были отброшены назад, и гарнизон отступил в замок Осака, вернее в то, что от него осталось.
На военном совете, который был собран 2 июня 1615 г., решено было встретить войско Токугава в открытом бою к югу от бывшего внешнего рва. Этой битве, битве при Тэннодзи, суждено было стать тем, за что часто принимают сражение при Сэкигахара – последней битвой самураев в истории Японии. Если не говорить о мелких восстаниях и стычках, 3 июня произошло последнее столкновение между двумя огромными армиями японских самураев – то, чего мир больше никогда не увидит.
План был следующий: Санада, Оно и другие командиры предпримут сдерживающую атаку во фронт Токугава, а тем временем Акаси Морисигэ совершит широкий обход и нападет на Токугава с тыла. Когда атакует Акаси, гарнизон сделает вылазку во главе с Хидэёри, неся перед собой «золотой ковш» Хидэёси. Столь грандиозный план достоин был бы увенчаться успехом.
Утром того рокового дня войска Токугава растянулись от реки Хирано до берега моря. Справа был Маэда Тосицунэ, слева от него Тодо, далее стоял Ии Наотака с «Красными Дьяволами». Наотака был облачен в доспехи, подобные тем, что его отец носил при Сэкигахара. Они весили около 40 кг, и Иэясу считал, что это из-за их чрезмерной тяжести Наомаса получил ранение в этой битве. В авангарде основных сил Токугава был младший сын Хонда, Тадатомо. На левом фланге, ближе к тылу, стоял Датэ Масамунэ, а в тылу, у самого берега моря – Асано Нагаакира. По мнению их отца, битва должна была дать «полезный практический опыт» младшим сыновьям Иэясу – Ёринобу и Ёсинао. Главнокомандующим Иэясу назначил Хидэтада.
Передовые части Осака, около 54 000, выстроили свои главные силы за Тэннодзи, напротив центра Токугава, под командованием Санада Юкимура и Мори Кацунага, который не приходился родственником другому Мори. Позади них дивизии резерва развернулись до самого замка, где Ода Харунага занял позицию перед бывшим бастионом Санада.
Стоял ясный летний день. Не было тумана, скрывавшего передвижения войск, и не было беспорядка, только тщательно выравненный строй, дым фитилей и колыхание высоких знамен. Иэясу посоветовал самураям оставить коней позади и двигаться в пешем строю с длинными копьями. Некоторое время обе армии глядели друг на друга, думая, видимо, о том, что кровавое дело, к которому они вскоре должны приступить, решит все. Одержат ли они победу или будут разбиты – в любом случае это будет последняя битва, в которой они примут участие. Века четыре назад на этой стадии боя они вступили бы в перестрелку из луков или стали бы вызывать друг друга на поединки. Вместо этого нетерпеливые ронины Мори Кацунага открыли аркебузный огонь по стоящим напротив них войскам Токугава. Санада, желая избежать преждевременного столкновения, на тот случай, если Акаси задержится со своим обходным маневром, приказал им прекратить огонь, но они лишь удвоили свои усилия и уложили нескольких врагов. Быстро обсудив ситуацию с Санада, Мори решил использовать приподнятое настроение своих людей и повел их в атаку, которая прорвала передние ряды Токугава и вынесла их к стоявшим позади главным силам.
Санада понял, что раз сражение началось, оно должно продолжаться, и послал своего сына галопом в замок сказать Хидэёри, чтобы тот выступал немедленно, а сам повел свои отряды против рекрутов из провинции Этидзэн на левом фланге Токугава. Они обрушились на эти 15 тысяч, и успеху их стремительной атаки способствовал самый неожиданный маневр: по морскому берегу, направляясь к левому флангу Токугава, двигались самураи Асано Нагаакира. Это внезапное передвижение слишком напоминало Сэкигахара, и крики «предательство!» раздались со всех сторон. Задние ряды солдат Этидзэн в беспорядке отступили к основным силам Токугава, которые полностью развернулись, сдерживая ронинов Мори, сражавшихся как дикие кошки. В этой рукопашной схватке наступала то одна сторона, то другая, и Иэясу был так обеспокоен, что сам полез в схватку, чтобы поддержать боевой дух своих солдат. Традиция упорно утверждает, что в этом бою он был ранен копьем, которое прошло рядом с почкой. Достоверно лишь то, что предполагаемое предательство Асано посеяло такую панику среди его людей, что Иэясу был вполне готов совершить харакири.
День спас молодой Хонда. Он повел свои войска против Санада и вместе с перестроившимися воинами Этидзэн сумел оттеснить его к Тэннодзи. Санада был измотан и присел на походный стул, чтобы прийти в себя. Самурай по имени Нисио Нидзэмон заметил его, но Санада слишком устал, чтобы принять вызов. Он просто представился и снял шлем. Вскоре Нисио ушел с головой храбрейшего из храбрых.
Быстро разлетевшаяся новость о смерти Санада воодушевила Восточную армию, к тому же стало очевидно, что подозрительные передвижения Асано были всего лишь неуклюжей попыткой послать подкрепления. Хидэтада отделил Ии и Тодо от правого крыла и послал их поддержать главные силы, которые теперь стали теснить войско Осака назад к замку. Солдаты Тодо испытали на себе превратности войны, когда под ними взорвалась подземная мина.
Как только Хидэтада отправил отряды Ии и Тодо, он лихорадочно начал давать им сигналы, чтобы они вернулись, ибо Ода использовал свое положение в центре, чтобы бросить против Хидэтада своих самураев. Маэда на правом фланге тоже был призван на помощь, но не двинулся. Вновь заподозрили предательство, однако бездействие Маэда, как оказалось, было вызвано тем, что его солдаты еще не кончили обедать. Увидев, что войска Осака двигаются против армии «господина», Ии Наотака развернулся и поспешил на выручку. Солдаты Осака были хорошо обеспечены аркебузами, они застрелили двух знаменосцев Ии, которые несли его красное знамя и «штандарт-мухоловку». Люди Ии были оттеснены к дивизии Хидэтада, и все пришло в смятение. Хидэтада сам бросился в гущу сражения, но два офицера схватили его коня под уздцы и вернули его обратно, а тем временем Като Ёсиаки и Хонда Масанобу сумели навести некоторый порядок в рядах. Солдаты Маэда, должным образом подкрепившись, теперь сражались с Оно, который отошел слишком далеко от стен замка. Датэ Масамунэ тем временем разделался на своем фланге с очередным «предательством», пристрелив самурая, который, как оказалось, слишком устал, чтобы двигаться. Если бы внезапная атака армии Осака шла по плану, она, вероятно, удалась бы, но Акаси перехватили по дороге, а Хидэёри еще не появлялся. К тому моменту, когда он появился у ворот, было уже поздно. Превосходящие силы Восточной армии теснили гарнизон Осака к стенам.
Последующие действия этой драмы запутаны. Восточная армия проникла в замок и вступила в яростную рукопашную схватку с внутренним гарнизоном. Мидзуно Кацусигэ из Восточной армии установил свой штандарт напротив ворот Сакура, южных ворот внутренней крепости. Вскоре и она пала. Восточная армия устремилась внутрь, а гражданские и прислуга в страхе бежали. Хидэёри отступил в цитадель, где Иэясу велел Ии Наотака его стеречь. Ии понял этот приказ по-своему и стал обстреливать цитадель из орудий. Пламя уже поднималось в нескольких концах замка; первый пожар, говорят, устроил повар Хидэёри. К пяти вечера весь замок оказался в руках Иэясу, а Хидэёри был заперт в цитадели. Ии Наотака продолжал обстреливать ее всю ночь, и к утру Хидэёри понял, что ему не будет пощады. Вскоре над цитаделью поднялось пламя. Хидэёри и Ёдогими покончили с собой среди огня, и цитадель могучей крепости Хидэёси стала погребальным костром семьи Тоётоми.
Пока пепел остывал, пришло возмездие. Никакие восстания в будущем не должны были нарушать правление Токугава Иэясу. Поэтому восьмилетний сын Хидэёри был обез-главлен. Он был последним из Тоётоми. Тосокабэ тоже обезглавили вместе с таким количеством ронинов, что их головы были выставлены вдоль всей дороги от Киото до Фусими.
Читатель, вероятно, не мог не заметить снижения боевых качеств самураев Токугава. Прошло сорок лет со времен Миката-га-хара, и самураи под Осака принадлежали совсем иному поколению чем те, которые сражались с Сингэном. Самураи Токугава перестали быть маленьким храбрым кланом, боровшимся за свое существование. Они превратились в армию сёгуната Токугава, армию правительства. Ронины в Осака, напротив, отчаянно дрались за свою жизнь, героизм проявлялся главным образом с их стороны. Санада Юкимура достоин встать в один ряд с благороднейшими из самураев.
Лишь одно не изменилось на стороне Токугава. Токугава Иэясу участвовал в своем первом сражении, когда ему было семнадцать лет, в двадцать семь он прикрывал отступление Нобунага из Этидзэн. Теперь, в семьдесят четыре, он все еще был настоящим, хотя и зловещим, героем. Падение Осака завершило военную часть великого замысла Токугава, но Иэясу не довелось долго наслаждаться своим триумфом. Следующей весной его подкосила болезнь – как считают, рак желудка. Благодаря активной жизни он сохранял удивительное для того времени здоровье. Он еще размахивал мечом на смертном ложе, но через несколько дней все же отправился в Павильон Белой Яшмы. Не было ни восстаний, ни мятежей. Бремя власти спокойно перешло на могучие плечи Хидэтада, а Иэясу похоронили в самой великолепной гробнице в мире, в храме Никко, одном из чудес Японии. Его обожествили и поклонялись ему как Тосё-гу, солнечному богу Востока. Едва ли он мог просить большего.
Глава XII
Упадок и возрождение
Достигнув вершин в искусстве войны, сёгунат Токугава смог обратиться к мирным проблемам. Главной из проблем было содержание того, что после Осака превратилось в армию мирного времени. Армия клана Токугава стала армией японского государства. Она значительно выросла с тех пор, как молодой Иэясу водил в бой своих самураев, и в ее организации произошло, по крайней мере, одно значительное изменение. Мы уже видели, как, после поражения Такэда, Иэясу принял в свои ряды бывших приближенных великого Такэда Сингэна. Мало кто знает, что Иэясу был обязан Сингэну не только присутствием в своем войске лучших самураев Японии. Ему пришлось полностью реорганизовывать армию около 1584 г., когда один из его си – тэнно, Исикава Кадзумаса, перебежал к Хидэёси (это было во время кампании при Комаки) и передал ему сведения о структуре, организации, снабжении и размещении армии Иэясу. Модель, по которой Иэясу воссоздал свою реформированную армию, принадлежала Такэда Сингэну. Она оказалась столь удачной, что в основе своей просуществовала до самого конца сёгуната Токугава.
Кроме Токугава, которые владели 20% всех земель, были и другие имена, одни – их прежние союзники, другие – бывшие враги, которые управляли своими владениями так же, как и их господа в Эдо, только владения их были меньше. Крупнейшими из этих даймё были Маэда, доход которых составлял примерно четверть дохода Токугава. Когда установился сёгунат Токугава, термин даймё, до тех пор применимый к любому крупному землевладельцу, стал обозначать землевладельца, годовой доход которого составлял 10 000 коку или более. Даймё, таким образом, стали высшей прослойкой самурай-ского сословия при сёгунате. Стремительный рост укрепленных городов и распределение даймё по провинциям, указанным Токугава, еще более усилили заметную уже при Нобунага тенденцию к превращению самураев в замкнутое сословие. Хидэёси отнял у крестьян оружие. Теперь Иэясу и его преемники лишали их самоуважения. Если крестьянин оскорбил самурая, он мог быть убит на месте самурайским мечом. Рассказывают историю, как один старый торговец маслом обругал Иэясу, и тогда один из его приближенных рубанул его мечом по шее. Клинок прошел сквозь нее так стремительно, что торговец сделал еще несколько шагов, прежде чем голова скатилась с его плеч. Случаи столь быстрого возмездия были, к счастью, очень редкими, но два меча на поясе самурая оставались символом его власти, которую низшие сословия волей-неволей должны были признавать.
Кроме Токугава, которые владели 20% всех земель, были и другие имена, одни – их прежние союзники, другие – бывшие враги, которые управляли своими владениями так же, как и их господа в Эдо, только владения их были меньше. Крупнейшими из этих даймё были Маэда, доход которых составлял примерно четверть дохода Токугава. Когда установился сёгунат Токугава, термин даймё, до тех пор применимый к любому крупному землевладельцу, стал обозначать землевладельца, годовой доход которого составлял 10 000 коку или более. Даймё, таким образом, стали высшей прослойкой самурай-ского сословия при сёгунате. Стремительный рост укрепленных городов и распределение даймё по провинциям, указанным Токугава, еще более усилили заметную уже при Нобунага тенденцию к превращению самураев в замкнутое сословие. Хидэёси отнял у крестьян оружие. Теперь Иэясу и его преемники лишали их самоуважения. Если крестьянин оскорбил самурая, он мог быть убит на месте самурайским мечом. Рассказывают историю, как один старый торговец маслом обругал Иэясу, и тогда один из его приближенных рубанул его мечом по шее. Клинок прошел сквозь нее так стремительно, что торговец сделал еще несколько шагов, прежде чем голова скатилась с его плеч. Случаи столь быстрого возмездия были, к счастью, очень редкими, но два меча на поясе самурая оставались символом его власти, которую низшие сословия волей-неволей должны были признавать.