Наиболее известный из этих рейдов на «малых судах» был проведен Коно Митиари, который также вышел при свете дня на двух лодках, с виду невооруженных. Монголы подумали, что они идут сдаваться, и не стали открывать огонь. Японские лодки подошли вплотную, самураи свалили мачты и бросились на абордаж. Коно Митиари убил капитана корабля, взял в плен военачальника высокого ранга и ушел под прикрытием горящего судна.
   В конце концов 30 июня монголы отвели войска на остров Такасима и попытались высадиться на другом участке побережья. Их снова отбросили. Монголам приходилось оставаться на переполненных судах, в страшной тесноте. Стояла удушливая жара. Началась эпидемия, которая унесла 3 000 человек, а корабли стали гнить. Поскольку армия Янцзы была еще в пути, монголам оставалось только ждать и отбивать атаки японцев.
   16 июня передовые суда Янцзы добрались до Итоки, а 12 августа великая армада объединилась для последней решающей атаки на японские позиции. Когда два флота встретились, грохот барабанов и приветственные возгласы были слышны на берегу, но это лишь еще больше укрепило решимость самураев. По мере того как приближался переломный момент кампании, для японцев становилось все более очевидным, что одного личного мужества для победы над врагом недостаточно, и вся нация преклонила колени, моля богов о поражении монголов. Бывший император Камэяма в самый решающий миг обратился к основательнице своего рода и отправил посланца в Исэ просить божественной помощи у ее императорской праматери, Богини Солнца. Просьба была услышана.
   Вечером того самого дня, когда была вознесена молитва, 15 августа 1281 г., в небе появилось маленькое облачко, величиной примерно с руку. Облако росло, и вскоре, еще до захода солнца, плотная мгла опустилась на море Гэнкай, где дрейфовала монгольская армада. Затем поднялся ветер. Его дикий вой стал слышен еще до того, как он взбудоражил поверхность моря. Волны росли, монгольские суда бешено раскачивались, а ветер превратился в тайфун, который обрушивал на корабли массы воды, бросал их на скалы, сталкивал между собой или просто сдувал с поверхности. Силой ветра и волн армаду разнесло в щепки; казалось, «будто кто-то разбросал божественные гадательные стебли» по поверхности моря.
   Когда ками-кадзэ, или «божественный ветер», как его немедленно нарекли, стих, самураи радостно бросились добивать уцелевших интервентов. Потери монголов были огромны, один китайский флот потерял половину своего стотысячного экипажа. Так закончилась последняя попытка завоевать Японию. Хубилай-хан планировал еще одно вторжение, но оно так и не состоялось. После победы над монголами национальная гордость японцев возросла непомерно, ками-кадзэ в буквальном смысле считали оружием посланным с неба, и с тех пор ками-кадзэ воспринимался как символ божественной защиты Японии, а святилище в Исэ стало пользоваться гораздо большим почетом и уважением, чем когда-либо прежде. Пилоты-смертники второй мировой войны, камикадзэ, сознательно отождествляли себя с божественным возмездием.
   Вся эта героическая история имела весьма прозаический финал. Победа над монгольской армадой не привела к завоеванию каких либо новых территорий. Таким образом, когда отличившиеся в войне самураи стали требовать вознаграждения, не оказалось свободной земли, которую можно было бы им отдать. К тому же, поскольку сёгунат верил в божественное происхождение ками-кадзэ, религиозные учреждения также потребовали свою долю при раздаче земельных участков, ежели таковые найдутся. Настоятель одного из храмов на Кюсю заявил, к примеру, следующее:
   «... были вознесены искренние молитвы. Когда гнусные за-хватчики вновь пришли в 1281 г., все люди, верившие, что изгнание врага может быть осуществлено лишь божественной волей, но никак не силой человеческой... почтительно обратили взоры к небу. И поднялся божественный ураган, и своей могучей силой разметал вражеские суда, и сгинули все враги. То была победа, дарованная всемогущим и совершенным Небесным Божеством».
   Некоторые храмы дошли до того, что выдумывали разные истории в надежде на лучшую награду. Верховный жрец синтоистского храма на Кюсю жаловался в 1309 г., что он до сих пор не получил награды, хотя в 1274 г. божество метало стрелы во врага из своего святилища, а за миг до того, как поднялся ками-кадзэ, три пурпурных стяга на крыше храма обратились в сторону вражеского флота!
   Перед лицом такого соперника добивавшимся вознаграждения самураям приходилось проявлять большую настойчивость. Однако до 1286 г. ничего им даровано не было. Этому обстоятельству мы обязаны созданием свитка «Мёко сурай экотоба». Такэдзаки Суэнага велел написать эту картину, чтобы проиллюстрировать свои подвиги и подкрепить претензии на вознаграждение. Регентство Ходзё в течение последующих три-дцати лет было обременено чрезмерными расходами на вознаграждения, религиозные службы и содержание прибрежных оборонительных линий. Это бремя в конечном счете привело к падению власти Ходзё, о чем будет рассказано в следующей главе. Выгадали от этого только храмы. Ками-кадзэ был бы совсем дурным ветром, если бы он никому ничего не принес.

Глава VI
Клятва верности

   XIV век в Японии был временем противоречивым. В каком-то смысле это был золотой век предательства и измены, когда союзы с легкостью заключались и нарушались на фоне спорадических и все более хаотичных военных действий. И в то же время он породил самые выдающиеся примеры верности в истории самураев.
   Затяжные войны четырнадцатого века берут свое начало от противостояния двух мало соответствующих своему положению характеров: военного диктатора, который был ленив и рассеян, и целеустремленного и энергичного императора. Диктатором был регент при сёгуне, Ходзё Такатоки, для которого высшим наслаждением в жизни были собачьи бои, танцы и секс. Императором был Го-Дайго, который, взойдя на трон в 1318 г., увидел в упадке регентства Ходзё возможность восстановить императорскую власть в ее прежней форме, так, чтобы он, император, мог действительно править, а не просто царствовать. Когда силы бакуфу не смогли подавить незначительное восстание на севере Японии, Го-Дайго бросил им открытый вызов. Он послал одного из своих сыновей к настоятелю монастыря горы Хиэй и стал обхаживать этот старый оплот мятежных монахов-воинов. Среди самураев, принявших его сторону, был один, чье имя стало нарицательным – идеал воина-самурая, Кусуноки Масасигэ. Так в 1331 г. Япония обрела первого самурая, который был верен императору. Если это покажется читателю странным, пусть он вспомнит, как с императорами Японии обращались со времен начала владычества клана Фудзивара. Императоров держали за ширмой, их смещали, похищали, ими манипулировали, одного императора утопили. К ним относились скорее как к заложникам, чем как к правителям; они служили чем-то вроде резиновой печатки для оформления государственных переворотов; система «монашеского правления» обрекала их на вечное детство. И вот появился самурай, объявивший себя сторонником императора, живого, дееспособного взрослого монарха, у которого были вассалы, чья верность не уступала прославленной верности вассалов Минамото и Тайра, живших двумя столетиями раньше.
   Кусуноки Масасигэ, происходивший из рода Минамото, родился в 1294 г. Согласно легенде, императору Го-Дайго приснился сон, будто бы он укрылся под сенью камфарного дерева (кусуноки), и этот сон якобы открыл ему имя воина, которому суждено будет его поддержать.
   В 1331 г. Го-Дайго покинул Киото, взяв с собой императорские регалии, и укрылся в храме на склоне горы Касаги около Нара. Войска бакуфу, думая, что он может скрываться в Энрякудзи, атаковали монастыри горы Хиэй. Сын императора, «принц-настоятель» Энрякудзи, бежал, чтобы присоединиться к Кусуноки Масасигэ в крепости Акасака в Кавати, которую Кусуноки спешно готовил к обороне. Крепость представляла собой квадрат со стороной около 600 метров, огороженный частоколом, с простыми деревянными башнями. Двести самураев защищало крепость, в то время как остальные 300 воинов армии Кусуноки заняли позицию на соседнем лесистом холме.
   Самураи бакуфу, увидев, что крепость не имеет ни валов, ни рвов, попытались взять ее штурмом, но были отбиты метким огнем защищавших ее лучников. Военачальники скомандовали отступление и стали готовиться к новому приступу. В то время как они отдыхали, на них напали укрывшиеся на холме лоялисты, а Кусуноки сделал вылазку из крепости и гнал их на протяжении нескольких миль. Войска бакуфу предприняли еще несколько попыток взять крепость, но Кусуноки проявлял большую изобретательность, защищая ее. На склоне холма он подвесил на веревках бревна, которые скатывали на осаждавших, когда те пытались подняться по склону. Камни, кипяток и смола заставляли их держаться подальше от стен.
   Осада превратилась в блокаду, и вскоре у Кусуноки осталось провизии всего на пять дней. Он решил оставить форт и, чтобы прикрыть отступление, придумал следующую уловку. Приготовили огромный погребальный костер, на который положили тела погибших. Когда все было готово, защитники, хорошо знакомые с местными лесами и холмами, под покровом ночи по двое или по трое выбрались из крепости. Когда все ушли, последний оставшийся в крепости самурай зажег погребальный костер. Увидев огонь, солдаты бакуфу бросились к крепости и обнаружили там единственного самурая, который со слезами поведал им о массовом самоубийстве великого клана Кусуноки. Сцена была слишком реалистична, чтобы вызвать сомнения, и воину, оплакивавшему гибель соратников, позволили уйти. Через некоторое время Кусуноки перешел в наступление и вновь захватил крепость Акасака. Правда, на этот раз он сумел продержаться там только три-дцать дней, так как войска бакуфу выкопали траншею и отрезали его от воды. Ему вновь удалось уйти.
   Император Го-Дайго был менее удачлив, чем его верные сторонники. Он попал в плен во время штурма Касаги. В 1332 г. его сослали на остров Оки, но через год он бежал, укрывшись под кучей водорослей на дне рыбачьей лодки. К тому времени поднялась уже вся западная Япония, вдохновленная примером Кусуноки Масасигэ, который занял хорошо укрепленный форт Тихая и сдерживал под ним значительную часть войск бакуфу, пытавшихся выбить его оттуда. Тем временем число сторонников императора росло с каждым днем.
   Штурм крепости Тихая дорого обошелся бакуфу. После первого же приступа восемь писцов в течение трех дней составляли списки убитых. Крепость Тихая была построена на холме, отделенном от соседних холмов глубокой расселиной – позиция, укрепленная самой природой. Считалось, что с двух сторон она неприступна и почти неприступна с двух других. Войска бакуфу применили тот же прием, который сработал при осаде Акасака, отрезав крепость от воды. Но в Тихая был свой колодец, и ее защитники отвечали на каждую попытку взять крепость приступом лавиной камней и стрел. Осаждающие ответили хитростью на хитрость и построили большой деревянный мост, который перебросили через самую узкую и самую глубокую часть ущелья. В день штурма, когда на мосту столпились вражеские самураи, защитники его подожгли.
   Отчаявшись, командиры войск бакуфу попытались прибегнуть к подкупу и привязали к стреле послание одному из людей Кусуноки, в лояльности которого у них были основания сомневаться. Однако письмо было доставлено прямо к Кусуноки, и он использовал мнимое «предательство» в качестве ловушки. Позади башни, которую должны были «сдать», выкопали глубокий ров. Безлунной ночью вражеским солдатам дали туда проникнуть, и как только авангард штурмового отряда провалился в ров, их начали обстреливать со всех сторон. Им пришлось так быстро ретироваться, что остальная часть армии приняла их бегство за вылазку противника и атаковала своих же. Оборона крепости Тихая, которая внесла немалый вклад в борьбу за дело императора, считается одной из самых блестящих военных операций в истории Японии. Подобные кампании привели к первым со времени монгольского вторжения серьезным изменениям в самурайской тактике. Такие действия, как защита крепости или длительная осада, исключали использование конницы – лошади были нужны только как транспорт. В пешем строю коробчатые доспехи типа ёрои были непрактичны, и по мере того как японцам все больше приходилось полагаться на пехоту, их вооружение постепенно менялось. Чтобы надеть доспехи ёрои, состоявшие из двух частей, требовалось слишком много времени, поэтому их заменили цельным панцирем того типа, что прежде использовался лишь для вооружения пехотинцев. Исчез кожаный нагрудник, а на смену тяжелой «юбке» ёрои пришли легкие составные набедренники кусадзури. Для ближнего боя многие самураи предпочитали нагината с коротким клинком или зловещего вида длинный меч, называвшийся но-дати и напоминавший нагината старого образца со 120-сантиметровым клинком. Появилась новая форма набедренников для защиты от рубящих ударов, а назатыльник шлема, закрывавший шею, чаще выгибали наружу, а не вниз, что позволяло более свободно манипулировать оружием. Начали носили не один, а два бронированных рукава; усилили личины; на смену отделанным мехом сапогам для верховой езды пришли легкие сандалии. Следует помнить, однако, что все эти изменения происходили постепенно, между 1350 и 1500 гг. До конца XVI века ёрои все еще делали и носили.
   Когда Го-Дайго вернулся из изгнания, бакуфу приняло решение обойти форпост Кусуноки и как можно скорее атаковать самого императора. Одному из лучших командиров, Асикага Такаудзи, было приказано выступить из Камакура против Го-Дайго. Такаудзи, который родился в 1305 г., был ветераном сражений под Акасака и Тихая. Человек хитрый и скрытный, он понимал, что его семья, связанная родством с кланом Минамото, может кое – что выгадать от царившей вокруг сумятицы, поэтому, как только его армия отошла от Камакура, он объявил себя сторонником императора. 10 июня 1333 г. Асикага Такаудзи атаковал Киото и убил местного представителя бакуфу. Это было страшным ударом для Ходзё, но худшее было впереди. Поскольку многие самураи бакуфу все еще сидели перед замком Тихая, защита Камакура оказалась ослаблена, и это обстоятельство было использовано другим отпрыском клана Минамото, Нитта Ёсисада. 20 июня или около того Нитта Ёсисада поднял знамя восстания в своей родной провинции Кодзукэ, и его личный отряд вскоре превратился в значительную армию. Под предводительством Нитта эта новая лоялистская армия с боями двинулась на Камакура.
   Самураи Нитта шли к столице тремя колоннами. Поскольку город стоял среди высоких лесистых гор, подойти к нему с востока или запада можно было только по узким долинам и горным ущельям. Войска бакуфу стойко обороняли проходы, и первая колонна лоялистов была уничтожена. Тогда Нитта вышел к морскому берегу у Инамурагасаки, где, согласно легенде, взобрался на утес и обратился с молитвой к Богине Солнца, прося ее покарать тех, кто узурпировал власть ее потомков. Он бросил в море свой меч, и воды раздвинулись, подобно водам Красного моря перед Моисеем. На самом деле он, видимо, просто дождался отлива, переправился по песчаной отмели и атаковал город с юга. Столица пала 5 июля, а презренный регент Ходзё покончил с собой, единственный раз в жизни проявив мужество.
   Го-Дайго вернул себе трон, став первым за много веков абсолютным монархом из императорского рода. Однако если он думал, что стрелки часов можно перевести на четыреста лет назад или что самураи, которые добыли ему трон своими мечами, удовлетворятся ролью военной полиции при праздном дворе, он явно ошибался. Едва ли, конечно, мудрый Го-Дайго так думал; просто теперь, с падением регентства Ходзё, кабинет императора стал единственным реальным правительством.
   Раздоры начались, как только Го-Дайго приступил к самому неотложному делу – награждению своих верных сторонников. Кусуноки и Нитта были вполне удовлетворены наградами, но Асикага Такаудзи не скрывал недовольства. Вскоре обстоятельства позволили ему приступить к исполнению его замысла. Ходзё Токиюки, сын покойного Такатоки, неожиданно напал на Камакура и вновь завладел столицей. Асикага Такаудзи было поручено наказать мятежника, в чем он преуспел, проявив незаурядный талант военачальника и умение привлекать сторонников под свои знамена. Однако вскоре после взятия столицы его действия стали внушать императору большие подозрения. Такаудзи объявил войну Нитта Ёсисада и за-хватил его земли в Кодзукэ. Прежний сторонник Го-Дайго уничтожил один сёгунат, чтобы основать другой; началась новая война, а Нитта и Кусуноки выступили на стороне императора против дома Асикага.
   Асикага Такаудзи вошел в Киото 25 февраля 1336 г., но вскоре был выбит оттуда лоялистами под предводительством Китабатакэ Акииэ, который привлек на свою сторону монахов Энрякудзи. Незадолго до его атаки Асикага заключили союз с монахами Миидэра. Вновь монахи вступили в бой с монахами, а многострадальный монастырь Миидэра в очередной раз был сожжен дотла. Одержавшие победу лоялисты бросились преследовать Такаудзи и его брата Тадаёси, буквально загнали их на край острова Хонсю, откуда те переправились на Кюсю в надежде найти сторонников. Здесь Асикага Такаудзи рассчитывал получить подкрепления, поскольку, подняв восстание в ноябре прошлого года, он отправил одинаковые послания нескольким знаменитым воинам, главным образом в западную Японию, призывая их под свои знамена. Это повлекло за собой длинную цепь событий, затронувших всех самураев, поскольку они были вынуждены принять либо ту, либо другую сторону. Одно из этих воззваний сохранилось в архиве семьи Сибуя из Ирики на южном Кюсю:
   «[К Сибуя Сигэмото] Нитта Ёсисада будет уничтожен. Посему вам следует собрать людей вашего семейства и незамедлительно явиться.
   17 ноября 1335 г.
Асикага Такаудзи».
   Врагом был объявлен Нитта Ёсисада, чтобы избежать прямого намека на персону императора. Призыв был короткий, но эффективный, и когда в марте 1336 г. Такаудзи поспешно отступал на Кюсю, поддержка ему уже была гарантирована. Вслед за Сибуя и другими небольшими семьями на сторону Асикага встали три могущественных клана Кюсю – Симадзу, Сони и Отомо. Их главным соперником на Кюсю было семейство Кикути, и вскоре, 14 апреля, противники сошлись в битве на побережье Тадара около Хаката. Это место, три мили белого песка на фоне зеленых сосен, было, очевидно, самым красивым полем битвы в японской истории. Сражение закончилось полной победой Асикага, и через месяц Асикага Такаудзи в сопровождении многочисленных союзников двинулся обратно на Киото.
   Сибуя, способствовавшие триумфу Асикага на Кюсю, немедленно получили вознаграждение, как следует из письма, подписанного Такаудзи за день до того, как он выступил из Хаката на Киото. В нем он говорит о земле, дарованной Сибуя Сигэмунэ, который принадлежал к той ветви клана, которая носила имя Таки, «в награду за его заслуги». Сибуя, вероятно, присоединились к Такаудзи во время похода на Киото. Если это так, то они могли участвовать и в решающей битве при Минатогава.
   Сражение произошло, когда Такаудзи продвигался вдоль берега Внутреннего моря. В Томо, на полпути к Киото, состоялся военный совет, на котором решено было наступать двумя отрядами. Один, под командованием Такаудзи, шел морем, другой, возглавляемый Асикага Тадаёси, двигался вдоль берега, а авангард вел Сони Ёрихиса, который прибыл с Кюсю. Пока две армии продвигались на восток, они получили значительные подкрепления, прибывшие морем с Сикоку, которыми командовал Хосокава. 24 июня Такаудзи достиг Кодзима в Бидзэн, а 4 июля бросил якорь у Акаси. Тем временем вторая армия, двигавшаяся по суше, дошла до Ити-но-тани, места славной победы Ёсицунэ над кланом Тайра в 1184 г. Провести здесь ночь перед битвой было весьма символично.
   Известия об энергичном наступлении Асикага вызвали беспокойство среди сторонников лоялистов в Киото, поскольку Нитта Ёсисада вынужден был отступить под его натиском. Император Го-Дайго послал за Кусуноки Масасигэ и велел ему оказать поддержку Нитта. Кусуноки, как человек военный, возражал против такого образа действий, памятуя о смуте Хогэн, но его возражения были отвергнуты. Кусуноки считал, что вступать с противником в открытое сражение слишком рискованно. Он посоветовал Го – Дайго укрыться на горе Хиэй – тогда Такаудзи не устоит перед искушением войти в столицу. Там его можно будет атаковать объединенными силами монахов и самураев, а Нитта отрезал бы ему пути к отступлению. Но к мудрому совету самурая не прислушались, и Кусуноки поневоле вынужден был согласиться с решением императора. Следуя идеалам самурайской верности, он решил умереть в бою и отправился в путь убежденным, что назад уже не вернется. Уходя, он сказал своему сыну Масацура, что отдаст жизнь за императора и что делает это охотно, зная, что когда-нибудь Масацура, которому тогда было десять лет, продолжит его дело.
   Лоялисты, которым угрожала атака и с суши и с моря, вышли на позиции. Нитта Ёсисада, главнокомандующий, прикрывал берег моря между реками Минато и Икута. Кусуноки стоял против армии Асикага Тадаёси, спиной к реке Минато. Тадаёси разделил войско на три части. Сам он стоял в центре, в то время как Сони двигался вдоль берега, поддерживая связь с флотом, а Сиба поднялся на возвышенность, угрожая правому флангу Кусуноки.
   Первая стычка произошла, когда войско Хосокава попыталось высадиться. Лоялисты оказали отчаянное сопротивление, самураи Хосокава были отброшены назад к лодкам, и им пришлось плыть вдоль берега дальше на восток. Нитта тем временем был атакован Сони и, поскольку Хосокава вскоре сумел высадить свое войско в устье реки Икута, стал отходить, чтобы отразить удар с его стороны. Кусуноки, таким образом, остался один на противоположном берегу Минато. Он еще мог держаться против Тадаёси и Сиба, но высадка армии Такаудзи поставила его в сложное положение. Хосокава между тем заставил Нитта отступить, и в знойный полдень 5 июля 1336 г. Кусуноки был атакован со всех сторон. В конце концов, весь израненный, Кусуноки Масасигэ совершил харакири, и дело лоялистов было проиграно.
   Так Кусуноки Масасигэ вошел в пантеон японских героев, присоединившись к принцу Ямато и Ёсицунэ как воплощение самурайской доблести. И в жизни, и в смерти он оставался одинокой фигурой, идеальной для исполнения роли, которую ему уготовала судьба. Его верность императору была непоколебимой, из всех сторонников Го-Дайго именно он принес наибольшие жертвы. Пять веков спустя, во время реставрации Мэйдзи, образ Кусуноки Масасигэ вдохновлял тех самураев, которые стали создавать новый культ верности императору. В истории XIV века Кусуноки остался непревзойденным образцом личной преданности монарху, а не просто институту монархии.
   Сражение при Минатогава было решающим, но война на этом не закончилась. Войско Асикага с триумфом вошло в Киото 8 июля, а Го-Дайго бежал на гору Хиэй. Такаудзи посадил на трон другого принца под именем императора Комо, и 12 ноября Го-Дайго передал императорские регалии этому новому государю. Как оказалось впоследствии, то были не подлинные регалии, а копии, изготовленные для такого случая. Го-Дайго перебрался с горы Хиэй в Ёсино, в горы к югу от Нара, и стал править оттуда как законный император. С 1337 по 1392 гг. в Японии было два императора: законная линия, известная как Южный Двор, правила в Ёсино, а ставленники Асикага, или Северный Двор, – в Киото.
   Враждебные действия между дворами продолжались на протяжении всего периода раскола. В 1338 г. Асикага Такаудзи был официально провозглашен первым сёгуном Асикага. В том же году был убит Нитта Ёсисада, в 1339 г. скончался император Го-Дайго, как говорят, сжимая эфес меча в правой руке и «Сутру Лотоса» в левой. Чтя заветы отца, Кусуноки Масацура поддерживал пламя сопротивления лоялистов. В 1347 г. он стал главнокомандующим армии Южного Двора при преемнике Го-Дайго, двенадцатилетнем Го-Мураками. В 1343 г. его атаковали войска Асикага под командованием Ко Моронао и Ко Мороясу. Он быстро отступил к Ёсино, где его принял юный император, который сказал, что клану Кусуноки доверяет больше, чем собственным локтям и бедрам. Это очень тронуло Масацура. Он и его люди помолились у гробницы Го-Дайго, на которой мечами вырезали свои имена. Перед уходом Масацура оставил прощальные стихи на двери храма, нацарапав их наконечником стрелы:
 
Думаю, я не смог бы вернуться;
Сохраню свое имя
Среди тех, кто погиб с луком в руках.
 
   Дверь со стихами по сей день хранится в храме Нёйриндзи. Масацура выступил из Ёсино с небольшим войском и встретил врага при Синдзо Наватэ, где 4 февраля 1348 г. клан Кусуноки дал свое последнее сражение. Масацура был убит вместе со своим братом Масатоки и двоюродным братом Вада Такахидэ.
   С гибелью семьи Кусуноки соперничество между двумя императорскими дворами опустилось до уровня свары из-за земельных владений, когда претензии враждебных династий отошли на второй план, а ход борьбы определялся личными счетами и политическими амбициями отдельных кланов. Действия некоторых из них во время этой войны содержат элемент фарса, ибо они переходили с одной стороны на другую с непостижимой скоростью. Возникали самые нелепые ситуации, когда семьи, не желавшие ничего, кроме мирного нейтралитета, бывали вынуждены объявить себя сторонниками той или иной партии. Оказаться на стороне проигравших означало бы для них финансовый крах. Чтобы предохранить себя от подобных случайностей, некоторые семьи устраивали так, что отдельные их ветви поддерживали разные стороны: чья бы земля ни была конфискована, она все равно оставалась во владении того же клана. В подобной ситуации создавалась видимость военной активности; как писал в «Истории Японии» сэр Джеймс Мурдох, «одна партия строила форт или частокол в стратегически важном месте и завозила припасы для гарнизона, другая же воздвигала нечто подобное в непосредственной близости. Жертвы во время стычек между двумя гарнизонами были крайне редким явлением, причем чаще всего это были случайные раны от стрел. Та партия, у которой раньше кончался провиант, отступала. Когда появлялся агент по рекрутскому набору, у лидеров «враждующих» сторон всегда находился для него веский аргумент: поскольку враг уже стоит у самых ворот, они никак не могут выделить людей для дальних экспедиций».