Страница:
Я жестом указала на дверь за моей спиной:
– Он там.
– Мне с ним тоже очень хочется познакомиться. Папа говорит, мы с ним почти одногодки.
– Ему еще только четырнадцать.
Сузелла взяла с кровати одно из своих платьев и аккуратно повесила его на спинку стула.
– А мне пятнадцать. Год, по-моему, роли не играет, правда?
– Угу… Ты надолго сюда?
– Да не знаю. Папа уедет домой через день-два, но хочет, чтобы я пожила здесь.
– Он вернется в Нью-Йорк?
Сузелла кивнула.
– Один? Я хотела спросить, он будет там жить совсем один?
Сузелла потянулась было за следующим платьем, чтобы вынуть его из чемодана, но на полдороге задержалась и взглянула на меня:
– Нет… там же моя мама.
– Мама? А я думала, она… – Я запнулась, поняв, что сейчас скажу лишнее.
Сузелла опять заглянула в чемодан, потом подняла глаза на меня.
– Вам папа рассказывал, что они с мамой разъехались? Так и было, но мама вернулась домой. У них была размолвка, вот и все.
Я уставилась на нее и, не успев подумать, спросила:
– Ну и как тебе?
– Что как мне?
– Как тебе живется с белой мамой?
Теперь она уставилась на меня.
– Я хочу сказать, я бы даже не знала, как с ней вести себя, – честно призналась я, впадая в панику от одной мысли, что в моем доме вместе со мной может жить кто-то из белых, а уж если это родная мама – и подавно. Мне все это казалось совершенно невероятным. – Тебе разве не странно, что твоя мама белая, а ты цветная…
Приветливость Сузеллы как рукой сняло, и она холодно заметила:
– Я вовсе не цветная, Кэсси.
– Да? Хотела бы я знать, кем же ты себя считаешь?
Она глубоко вздохнула, щеки ее порозовели, и она опять занялась распаковкой вещей.
– Я полукровка.
– Но это же одно и то же.
Она не ответила и не подняла глаз. Достав из чемодана еще одно платье, она на миг задержалась, потом посмотрела на меня.
– Ты сказала, Стейси в той комнате? – Голос ее опять смягчился, она словно извинялась.
– Угу.
– Я очень хочу его видеть. А вещи подождут.
Вправив хорошенько блузку в юбку, она обошла кровать и отправилась вслед за мной в другую комнату. Как только дверь открылась, Мо и Стейси поднялись из кресел. Малыш и Кристофер-Джон остались сидеть, но улыбались во весь рот, прямо-таки сияли, глядя на Сузеллу. Сузелла поздоровалась со Стейси совсем как взрослая, и я заметила, что враждебность, с какой он встретил Бада, исчезла, когда он заговорил с его дочкой.
– Привет, очень приятно с тобой познакомиться, – сказал Стейси. – Сколько ты думаешь у нас погостить?
– Точно не знаю. Может быть, все лето.
– А ты жила раньше в деревне?
Сузелла весело рассмеялась:
– Нет. Я родилась в Нью-Йорке и только несколько раз ездила с папой в Джерси, а в деревне даже ни разу не бывала.
– Да? Я слышал, жить в городе совсем не то, что в деревне. Иногда я думаю, не попробовать ли пожить в городе… – Он вдруг оборвал себя и поглядел на Мо, который незаметно подтолкнул его локтем. – Ах да, ты же еще не знакома с моим другом Мо. Вот, знакомьтесь, это Мо Тёрнер. Мо, а это моя двоюрная сестра Сузелла Рэнкин.
Сузелла улыбнулась, показав ровные, белые зубы, и протянула Мо руку. Тот молча пожал ее. Собственно, говорить ему и не надо было – за него все сказали его глаза. Я обвела взглядом всех мальчиков по очереди – было ясно: все в восторге от Сузеллы. Что до меня, я еще не решила, нравится она мне или нет.
– Что ты делаешь, Кэсси?
Я обернулась на Сузеллу. Мне-то было совершенно ясно, что я делала. Сидела на задней веранде, опустив одну ногу в горячую воду, другую положила на колено и воткнула иглу в большой палец. Что, спрашивается, я могла делать в таком положении? Вынимать занозу, больше ничего. Я собиралась было сообщить ей, что я думаю о ее неумении быстро соображать, но тут же напомнила себе, что она ведь наша гостья, и попридержала язык. На мой взгляд, она вообще задавала чересчур много вопросов, хотя другие так не считали. Слишком были от нее без ума.
Со дня приезда она успела всем внушить любовь к себе. Кристофер-Джон и Малыш готовы были делать для нее все, что угодно. И Стейси, у которого теперь никогда не хватало времени для меня, для нее всегда находил его. Она вечно крутилась на кухне, смеялась и болтала с Ба, готовая выполнять все ее просьбы и указания, желая научиться всем ее рецептам, и даже взяла привычку называть ее Ба, что было мне не очень-то по душе. Ведь Ба вовсе не была ее бабушкой. С мамой она тоже проводила много времени, они смеялись и болтали, как закадычные подруги, а не как тетя с племянницей.
И в церкви ее встречали очень приветливо. А все молодые люди, которым была пора жениться, и мальчики, уже достаточно взрослые, чтобы обращать внимание на женскую фигуру, провожали ее восторженными взглядами. Даже Мо в залатанной, но чистой белой рубашке при галстуке не поленился прийти из Смеллингс Крика в нашу церковь – такой длинный путь он редко проделывал с тех пор, как выстроили прекрасную церковь всего в миле от его дома. Он подошел к нам и, не говоря ни слова, беспокойно топтался на месте, а Кларенс и Крошка Уилли с притворным равнодушием прохаживались туда-сюда.
Сузелла была приветлива с ними со всеми, но никого особенно не выделяла. Напротив, она держалась поближе к маме и Ба и ни с кем из мальчиков не оставалась наедине. И все равно все в ней души не чаяли. Когда через несколько дней Бад уехал, она уже не только стала своей в общине, но и прочно вошла в наш семейный круг. Только меня она не покорила. Нет. Она была нашей гостьей и двоюродной сестрой, значит, мне полагалось быть с ней любезной. И все. Но из этого не следовало, что я должна ее полюбить.
Так как я не ответила на ее вопрос, Кристофер-Джон тут же поспешил сообщить:
– Она вытаскивает занозы. Летом всегда надо следить, нет ли заноз, мы же ходим босиком. Каждый вечер перед сном мама велит нам мыть ноги и проверяет, попала или нет в подошву заноза. Но иногда их не заметно, увидишь только днем или позднее, когда уже больно.
– Если их не вырвать, будет жутко больно, потому что они там в пятке разбухают, становятся большущие, – добавил Малыш и обернулся к Кристоферу-Джону: – Помнишь, как старый Бейкер Норрис не вынул занозы? Нога у него распухла, во! – И он показал руками, какая у Бейкера Норриса сделалась нога. – Раздулась аж доверху.
Сузелла сморщилась и подошла поближе, чтобы посмотреть, как я мастерски вонзаю иголку все глубже под верхний грубый слой кожи на большом пальце, чтобы добраться до темного комочка под ней.
– Больно? – спросила она.
Я кончила терзать палец.
– Угу.
– Залезь еще немножко поглубже, – посоветовал Малыш. – О, о, вот она!
Они вместе с Кристофером-Джоном притиснулись ко мне и молча с любопытством наблюдали, как я осторожненько всадила иглу поглубже в кожу, пробуя поддеть этот темный комочек. Найдя для иглы нужное положение, я медленно повела ее вверх, чтобы вытащить занозу, но, как часто случается, этот комочек от нажима развалился пополам.
– А, черт! – вскричала я.
– Лучше я позову Ба, – предложил Кристофер-Джон.
– Она с мамой в поле, – сказал Малыш.
– Что произошло? – спросила Сузелла.
– Ох, если занозы ломаются, их жутко трудно достать, – объяснил Кристофер-Джон. – Но теперь эти половинки обязательно надо вытащить, иначе они уйдут глубже. Если Кэсси раздробит занозу на кусочки, у нее так разболится нога, что она не сможет ходить.
– Не разболится, я не позволю, – огрызнулась я, стирая кровь с иголки, прежде чем снова запустить ее под кожу. Но я задела уже нежную кожу и, хотя старалась сдержаться, все-таки вздрогнула.
– Дай, я попробую, – попросила Сузелла.
Я посмотрела на нее так, словно она спятила, потом снова занялась пальцем. Подпускать ее к своей ноге я не собиралась. Когда я снова начала шарить иголкой, Сузелла слегка дотронулась до моей руки, пытаясь остановить меня.
– Кэсси, я умею вынимать занозы. Правда. Я тебе не сделаю больно.
– Знаю, не сделаешь, потому что я сама выну.
– Поверь, Кэсси. Все говорят, что у меня легкая рука. Если ты почувствуешь хоть капельку боли, я тут же перестану.
– Ну, Кэсси, позволь ей, – сказал Кристофер-Джон.
Я с недоверием смотрела, как Сузелла улыбается и берет иголку. Она села рядом со мной, положила мою ногу к себе на колени, как в люльку, и, пока я в напряжении ожидала боли и ругала себя, что сваляла дурака, позволив какой-то девчонке, которая не знает, что такое заноза, совать иголку мне в ногу, она приложила кончик иголки к коже, но не в том месте, где я уже расковыряла ее.
– Что ты делаешь? – завопила я.
– Там у тебя уже ранка, Кэсси, – сказал она, не поднимая головы. – Я лучше попробую с другого конца.
Она ловко проколола кожу и, осторожно вводя иголку, подвела ее под темный комочек. На миг я все-таки почувствовала боль, но не сказала ей, ведь заноза сидела глубоко, а в таких случаях даже Ба не могла бы извлечь ни крошки без боли.
– Готово! Ты подхватила ее! – закричал Малыш, когда Сузелла вытащила часть занозы.
Она улыбнулась и без дальнейших слов принялась доставать остальное. Вытащив все, она, довольная, откинулась на спинку стула.
– Больно было, Кэсси? – спросила она.
Я сняла ногу с ее колен и исследовала ступню.
– Только раз, но это пустяки.
– Подожди наступать, – сказала Сузелла и встала. – У меня с собой спирт, мама упаковала. Протрем твой палец, чтобы инфекция не попала.
– Никакая инфекция не попадет, – сказала я.
– И все-таки так надежнее.
Когда дверь кухни за ней затворилась, Кристофер-Джон упрекнул меня:
– Ох, Кэсси, ты даже не сказала спасибо!
Я посмотрела на него, потом на свою ногу.
– Я скажу ей спасибо, – пообещала я, – если спирт не будет щипать.
После обеда Малыш и Кристофер-Джон, войдя в дом с удочками, объявили:
– Мы идем удить рыбу. Сузелла, хочешь с нами?
Хотя нас со Стейси не позвали, мы тоже захватили из конюшни удочки и отправились с ними. Это был первый выход Сузеллы в лес. Она пришла в восторг от всего, что росло там: от сосен, дубов, сладкого эвкалипта. Когда мы зашли поглубже в лес, где деревья росли реже и на каждом шагу попадались пни и поваленные стволы, она спросила, что тут произошло. Мне не хотелось рассказывать, я считала, что и так ей много чего известно и про нас, и про нашу землю, но Стейси взял и выложил ей все про тех лесорубов, которые загубили столько деревьев и остановились, только когда мама послала Стейси в Луизиану за папой. Сузелла как будто расстроилась, услышав эту историю, и дальше уже ни о чем не спрашивала, пока мы не дошли до пруда.
– А вот и Кэролайн, – сообщил Кристофер-Джон. – Ба говорит, что дедушка так назвал пруд в честь ее.
– Красиво. – Сузелла долго смотрела на него, на берега и, оставшись довольна, кивнула. – Так, а теперь удить? С чего начнем?
Мальчики не только показали, но практически все за нее сделали: накопали в мягкой земле на берегу червей, насадили наживку на крючок. Если б она захотела, они, может, и удочку за нее держали бы. Единственное, чего они все равно не смогли бы, это заставить рыбку попасться на крючок. Все это мне опротивело, и, оставив на месте удочку, я отправилась искать сладкий эвкалипт. Наконец нашла один с треснутой корой, оттуда сочилась самая роскошная жвачка для тех, кто понимает; тогда я вернулась к Стейси за перочинным ножом.
Он уже успел устроиться поудобнее с удочкой в руках и потому посмотрел на меня с раздражением.
– Зачем тебе?
– Просто одолжи, и все.
– Я спрашиваю: зачем?
– Если тебе так уж надо знать, хочу раздобыть себе жвачку. Ну, теперь дашь?
Стейси обернулся к Сузелле:
– Хочешь жвачку?
Сузелла ответила, что хочет, и ради нее Стейси встал и отправился за моей сладкой жвачкой. Чудеса! Сузелла вскочила и пошла за ним, а я уж потащилась следом.
– Что ты делаешь? – спросила Сузелла, видя, как Стейси соскребает с дерева шарик жвачки.
– Ты сказала, что хочешь жвачку. Мы ее берем у сладкого эвкалипта, вот так.
– Ой, а я-то думала. – Она посмотрела на катышек жвачки, прилипшей к ножу, и рассмеялась: – Я еще никогда не видела живой жвачки.
– Так ты хочешь ее или нет? – Я уже начала злиться.
– Конечно! – Она отщипнула кусочек жвачки и сунула ее в рот. Попробовав, она расплылась в улыбке.
– Нравится? – спросил Стейси.
– Прелесть.
– А теперь дай нож мне, – сказала я, протягивая за ножом руку.
Но Стейси не захотел мне его дать.
– Я сам тебе наскоблю. – И он громко спросил Кристофера-Джона и Малыша, хотят ли они жвачки и сколько.
Те тут же прибежали.
– Ну почему ты не даешь мне твой паршивый нож? Не съем я его!
Стейси соскоблил еще один комок жвачки:
– Вот!
– Да ну, ешь сам. Скоро я заведу свой собственный ножик, чтоб не просить у тебя, раз ты так дрожишь за него.
С этими словами я повернулась и пошла назад к пруду, где оставила мою удочку.
Позже, когда каждый уже наловил по нескольку рыб и у Сузеллы прошел восторг по поводу того, что она собственноручно поймала одну рыбку, она снова начала сыпать вопросами, на этот раз про мистера Моррисона.
– Мне вот что странно: почему же он не остановил тех людей, что рубили деревья?
– Его тогда здесь не было, – ответил Стейси. – Он появился несколько месяцев спустя. Приехал с папой.
Задумавшись, Сузелла опустила голову.
– Я все не могу привыкнуть, какой он большой. По правде говоря, он такой большой, что я даже немножко боюсь его.
– Что ты, он тебя не тронет, – робко успокоил ее Кристофер-Джон, – раз ты из нашей семьи.
– Но если кто-нибудь его сильно разозлит, он может так с ним расправиться! – похвастал Малыш. – Он сильнее всех. Я уверен, он даже сильнее всех на свете. Мы сами видели, как он однажды поднял машину. А в прошлом году он одному человеку сломал спину…
– Малыш, – тихо остановил его Стейси.
Малыш посмотрел на Стейси и, поняв, что пора прикусить язык, замолчал.
Сузелла перевела взгляд с Малыша на Стейси:
– Что такое?
Стейси, помолчав, ответил:
– Да ничего. Просто об этом мы особенно не распространяемся.
– Почему?
Стейси изучающе поглядел на Сузеллу, словно взвешивая, говорить ей или нет. Решил, что не стоит.
– Не распространяемся, и все.
Но я не удержалась:
– Потому что это была спина белого.
– Кэсси! – с укором выкрикнул Стейси.
– Но если она из нашей семьи, почему ей нельзя об этом сказать? Белые вечно донимают нас, папа же говорит, никому из них доверять нельзя.
– Заткнись, Кэсси.
– Почему заткнуться? Это же правда!
Стейси посмотрел на меня в упор и строго сказал:
– Сама знаешь, есть вещи, о которых не говорят.
Кристофер-Джон и Малыш явно сочувствовали мне, хотя про себя знали, что Стейси прав. Да я и сама знала. Конечно, кое-что никогда не надо обсуждать с людьми не нашего узкого семейного круга. В данном случае и было это «кое-что». Я встала.
– Лучше пойду домой.
– Я с тобой, Кэсси. – Сузелла тоже вскочила с земли.
Я оглянулась на нее.
– Из-за меня можешь не ходить.
– Нет, мне просто хочется.
– Ну что ж, можешь доставить себе это удовольствие, – сказала я, когда вслед за ней поднялись и мальчики.
Как только мы вышли из леса, Стейси отвел меня в сторону.
– Будь довольна, что Сузелла не обиделась на твои слова. Ты же прекрасно знаешь, что гостей не оскорбляют, а Сузелла наш гость, так что лучше держи рот на замке.
Я ничего ему не ответила, но, когда он ушел, я вся кипела из-за этой Сузеллы. В последние месяцы с ним и так было тяжело иметь дело, не хватало только лишних неприятностей, если он станет защищать Сузеллу от меня. Уж лучше бы все оставалось, как было. Но из-за Сузеллы все пошло криво-косо. И мне приходилось лишь мечтать о том дне, когда она упакует свои вещи и уедет.
Через задний двор я прошла в сад, а оттуда к хижине мистера Моррисона. Кроме меня, он был единственный, кто не выражал Сузелле своего восторга или хотя бы не отдавал ей предпочтение, поэтому именно с ним мне захотелось поговорить о ней.
– Мистер Моррисон, вы дома? – позвала я, постучав в дверь.
Ответа не было.
Почувствовав разочарование, я уселась на пороге и поглядела на наш дом. Я видела, как играют во дворе Кристофер-Джон и Малыш, как промелькнула на задней веранде Ба. Я посидела, подождала, потом, решив, что лучше всего будет поговорить с мамой, встала и пошла к дому.
– А где мама? – спросила я у Ба, войдя в кухню.
Ба оторвалась от горшка с крапчатой фасолью и посмотрела на меня.
– Она там, в доме, – сказала Ба, потом, нахмурившись, зачерпнула ложкой в горшке и попробовала воду.
Когда я выходила, она потянулась за солью.
В маминой комнате я никого не нашла, но услышала голоса мамы и Сузеллы.
Тут я как раз вошла.
Мама стояла перед зеркалом и изучала, как сидит на ней голубое платье Сузеллы. Платье было с пелериной и с подложенными плечами и на маме выглядело очень стильно. Стоя бок о бок, мама и Сузелла, обе тоненькие и высокие, казались сестрами.
– Нет, правда, тетя Мэри, этот фасон вам очень идет, вы такая стройная и выглядите просто шикарно. Я скопировала его из журнала в библиотеке.
Мама улыбнулась и, распустив на затылке пучок, зачесала назад свои длинные, густые волосы. Потом, уперев руки в бедра и вскинув голову, приняла позу манекенщицы.
– Ну, как я смотрюсь, не так уж плохо, а? – засмеялась она.
Сузелла встала в такую же позу.
– Совсем неплохо. Мы обе недурно смотримся, вполне могли бы позировать для «Вог».
– «Вог»? – переспросила мама, не меняя позы.
– Это модный нью-йоркский журнал высшего класса. Я обожаю его рассматривать.
Мама снова внимательно посмотрела на себя в зеркало.
– Чтобы для модного журнала позировали цветные манекенщицы, не представляю себе!
– Конечно, нет…
– Наверное, они думают, что одежда нас вообще не интересует.
Мама прошлась походкой манекенщицы, потом, смеясь, вернулась и обняла Сузеллу. Та тоже засмеялась. Выпустив из объятий Сузеллу, мама наконец увидела меня.
– Кэсси, как я выгляжу в платье Сузеллы?
– Прекрасно!
– Я все уговариваю тетю Мэри, чтобы она позволила мне переделать по-модному несколько ее платьев. Я научилась очень хорошо перекраивать старые платья и делать их как новые. Пожалуйста, тетя Мэри, позвольте мне.
– Что ж…
Я повернулась, чтобы уйти.
– Кэсси, лапонька, ты что-то хотела спросить?
– Нет, мэм, просто посмотреть.
Вернувшись в кухню, я прислонилась к посудному шкафу и молча наблюдала, как Ба срезает с окорока тонкие ломтики сала.
– Ты нашла маму? – спросила она.
– Да, мэм… Ба, а сколько еще Сузелла собирается жить у нас?
– Ну, точно не знаю. Наверное, пока ее папа не приедет за ней.
– Хорошо бы он приехал завтра.
Ба перестала работать ножом и с удивлением посмотрела на меня:
– Ты что? Как ты могла такое сказать?
Я пожала плечами.
– Эта Сузелла действует мне на нервы.
– Что она тебе такого сделала?
– Она вечно путается под ногами, больше ничего. Мы уже никогда не можем оставаться одни – я, Кристофер-Джон, Малыш и Стейси.
– Сдается мне, ты просто ревнуешь. Только потому, что ты теперь не единственная девочка в семье, нельзя же так невзлюбить другую девочку?
– Не только это. Она слишком похожа на белую.
– Ну и что? Какое это имеет значение? Твой дедушка тоже был мулатом и тоже выглядел как белый, для меня это было совершенно неважно. Ну и что, что у нее мама белая? Она-то тут при чем? – Ба продолжала резать сало, не сводя, однако, с меня строгого взгляда. – Я бы хотела, чтобы ты была приветлива с Сузеллой. Она твоя гостья, да к тому же родня. Так что лучше сразу прочисть себе мозги и обращайся с ней по-хорошему. Не хватало нам в семье ревности! Ты меня слышишь, девочка?
– Да, мэм, – прошептала я и вышла на веранду.
Я постояла-постояла там, потом, заметив на лугу темное пятно, которое оказалось нашей кобылкой Леди, скатавшей во весь опор, направилась к ней. Ну, хоть Леди не была без ума от Сузеллы: Сузелла боялась лошадей.
…Закон гласил: «Брачный союз с негром, мулатом или особой, у которой одна восьмая и более негритянской крови, считать вне закона и недействительным».
Я поглядела на тетушку Ли Энни и постучала пальцем по странице конституции, которую только что прочитала.
– Это я поняла, – сказала я. – Мама объяснила мне, что «считать недействительным» – значит, как будто этого вовсе не было.
Тетушка Ли Энни, очень довольная, рассмеялась.
– Уж лучше все понимать, иначе неприятностей не оберешься. Какая это статья?
– Четырнадцатая, – ответила я. – Параграф шестьдесят третий.
– Значит, четырнадцатая, параграф шестьдесят третий. Хорошо, я запомнила. Прочитай еще раз.
Когда мы с тетушкой Ли Энни кончили читать, я прошла через двор и направилась к лесной тропе, ведущей к ручью, куда еще раньше ушли Кристофер-Джон, Малыш и Дон Ли. Уже вблизи от ручья я услышала звуки музыки. Они разливались в лесной тишине и уносились куда-то на юг сквозь деревья. Чтобы разгадать загадку, откуда льются звуки, я сошла с тропинки. Углубившись с лес футов на пятьсот, я увидела нависший высоко над ручьем толстый сук дерева, на котором сидел верхом Уордел, прижав к губам гармошку и не сводя глаз с ручья. При моем приближении белки, замершие на ветках ближних сосен, ускакали прочь и черные дрозды, важно расхаживавшие по лесному ковру в поисках чего бы поклевать на ужин, забили крыльями и разлетелись. Уордел перестал играть и посмотрел на меня.
– Играй, не останавливайся, – попросила я. – Я услышала музыку и захотела подойти поближе. Мне очень нравится, как ты играешь.
Уордел с удивлением уставился на меня, потом, оглянувшись на ручей, сунул гармошку в карман. Уходить он не собирался, и, чуть замешкавшись, я уселась на сук рядом с ним. Под нами барахтались в ручье и громко смеялись Кристофер-Джон, Малыш и Дон Ли. Сузелла, которая тоже пришла сюда следом, сидела на бревне у самой воды и переговаривалась с ними. Кристофер-Джон крикнул, чтобы она тоже шла играть, но Сузелла отказалась.
– У меня промокнет платье, – сказала она.
– Вот, держи булавку! – закричал тогда Дон Ли: и он уже успел подпасть под ее чары.
Сузелла подобрала платье и, заколов его между своих длинных ног булавкой, сбросила сандалии и со смехом кинулась в воду. Само собой, ее тут же выбрали водить. До приезда Сузеллы я никогда не упускала случая поиграть со всеми в водяные салки, но теперь кому я была нужна, когда у них была Сузелла?
– Тьфу, – прошептала я, – и тут она меня обошла.
Очень удивившись моим словам, Уордел посмотрел прямо на меня, я ответила ему тем же, потом оглянулась на ручей и пожала плечами. Я думала, он, как всегда, отведет взгляд, но нет, на этот раз нет.
– Я этого не перенесу! У меня лопнуло всякое терпение, – выпалила я: мне уже надоело сдерживаться. – Пусть она лапонька и душенька, но, с тех пор как она приехала, все пошло кувырком. С утра до вечера болтает с Ба и с мамой, как будто это ее бабушка и мама. А уж Кристофер-Джон и Малыш без нее и вовсе ни шагу. Но что сейчас хуже всего: Стейси, который изображает из себя такого занятого, со мной никуда не идет, а если Сузелла что попросит, он тут как тут. Ба говорит, я просто ревную. Вовсе нет! Во всяком случае, не только в этом дело. Но мне бы хотелось, чтобы все было как прежде, до того, как она приехала. Еще неделю-другую я бы вытерпела, ладно уж, но она собирается торчать здесь до сентября! Это ужас как долго. Скорей бы уж она села на поезд и умотала домой.
Уордел не сводил с меня глаз, пока я изливала свое возмущение Сузеллой. Потом снова отвернулся к ручью.
Мне стало вдруг неловко: чего это я так разошлась и что теперь подумает про меня Уордел? Все, я заткнулась и стала следить за игрой. Немного погодя я встала.
– Я… я пошла.
Уордел, казалось, пропустил это мимо ушей, он не отрываясь смотрел на ручей. Я направилась к лесной тропе.
– Кэсси.
Я остановилась и обернулась. Уордел смотрел прямо на меня.
– Ты не права и сама знаешь, что не права, – сказал он.
Тут он тоже поднялся и, вынув из кармана гармонику, приложил ее к губам. Повернувшись ко мне спиной, он углубился в лес, оставив за собой мелодию, которая вилась, как лесная тропинка. Я слушала, пока слабеющие звуки музыки не слились с шумом леса, потом пошла своей дорогой.
Я чувствовала себя совершенно несчастной.
– А я вовсе не считаю, что она такая уж хорошенькая, – заявила Мэри Лу Уэллевер после занятий в воскресной школе. – О, я прекрасно знаю, Кэсси, что она твоя двоюродная сестра, выглядит она вполне, но чего-то в ней все-таки не хватает.
Не обращая внимания на Мэри Лу, которая подошла ко мне с Грейси Пирсон и Элмой Скотт, когда я сидела на ступеньках корпуса для младших классов, я продолжала высматривать в школьном дворе Уордела. Хотя он редко приходил на занятия в воскресной школе или на церковную службу, но часто болтался возле церкви вместе с Джо. Сегодня я его почему-то не видела, а мне он был позарез нужен: я знала, что наболтала лишнего тогда про Сузеллу, и боялась, что из-за этого Уордел будет хуже обо мне думать. Я понятия не имела, что скажу ему, когда увижу, и вообще, станет ли он меня слушать. Но попробовать не мешало.
– Спорить не могу, – захихикала Элма, – ты считаешь ее более хорошенькой, чем Джейси Питерс.
Мэри Лу насупилась:
– Он там.
– Мне с ним тоже очень хочется познакомиться. Папа говорит, мы с ним почти одногодки.
– Ему еще только четырнадцать.
Сузелла взяла с кровати одно из своих платьев и аккуратно повесила его на спинку стула.
– А мне пятнадцать. Год, по-моему, роли не играет, правда?
– Угу… Ты надолго сюда?
– Да не знаю. Папа уедет домой через день-два, но хочет, чтобы я пожила здесь.
– Он вернется в Нью-Йорк?
Сузелла кивнула.
– Один? Я хотела спросить, он будет там жить совсем один?
Сузелла потянулась было за следующим платьем, чтобы вынуть его из чемодана, но на полдороге задержалась и взглянула на меня:
– Нет… там же моя мама.
– Мама? А я думала, она… – Я запнулась, поняв, что сейчас скажу лишнее.
Сузелла опять заглянула в чемодан, потом подняла глаза на меня.
– Вам папа рассказывал, что они с мамой разъехались? Так и было, но мама вернулась домой. У них была размолвка, вот и все.
Я уставилась на нее и, не успев подумать, спросила:
– Ну и как тебе?
– Что как мне?
– Как тебе живется с белой мамой?
Теперь она уставилась на меня.
– Я хочу сказать, я бы даже не знала, как с ней вести себя, – честно призналась я, впадая в панику от одной мысли, что в моем доме вместе со мной может жить кто-то из белых, а уж если это родная мама – и подавно. Мне все это казалось совершенно невероятным. – Тебе разве не странно, что твоя мама белая, а ты цветная…
Приветливость Сузеллы как рукой сняло, и она холодно заметила:
– Я вовсе не цветная, Кэсси.
– Да? Хотела бы я знать, кем же ты себя считаешь?
Она глубоко вздохнула, щеки ее порозовели, и она опять занялась распаковкой вещей.
– Я полукровка.
– Но это же одно и то же.
Она не ответила и не подняла глаз. Достав из чемодана еще одно платье, она на миг задержалась, потом посмотрела на меня.
– Ты сказала, Стейси в той комнате? – Голос ее опять смягчился, она словно извинялась.
– Угу.
– Я очень хочу его видеть. А вещи подождут.
Вправив хорошенько блузку в юбку, она обошла кровать и отправилась вслед за мной в другую комнату. Как только дверь открылась, Мо и Стейси поднялись из кресел. Малыш и Кристофер-Джон остались сидеть, но улыбались во весь рот, прямо-таки сияли, глядя на Сузеллу. Сузелла поздоровалась со Стейси совсем как взрослая, и я заметила, что враждебность, с какой он встретил Бада, исчезла, когда он заговорил с его дочкой.
– Привет, очень приятно с тобой познакомиться, – сказал Стейси. – Сколько ты думаешь у нас погостить?
– Точно не знаю. Может быть, все лето.
– А ты жила раньше в деревне?
Сузелла весело рассмеялась:
– Нет. Я родилась в Нью-Йорке и только несколько раз ездила с папой в Джерси, а в деревне даже ни разу не бывала.
– Да? Я слышал, жить в городе совсем не то, что в деревне. Иногда я думаю, не попробовать ли пожить в городе… – Он вдруг оборвал себя и поглядел на Мо, который незаметно подтолкнул его локтем. – Ах да, ты же еще не знакома с моим другом Мо. Вот, знакомьтесь, это Мо Тёрнер. Мо, а это моя двоюрная сестра Сузелла Рэнкин.
Сузелла улыбнулась, показав ровные, белые зубы, и протянула Мо руку. Тот молча пожал ее. Собственно, говорить ему и не надо было – за него все сказали его глаза. Я обвела взглядом всех мальчиков по очереди – было ясно: все в восторге от Сузеллы. Что до меня, я еще не решила, нравится она мне или нет.
– Что ты делаешь, Кэсси?
Я обернулась на Сузеллу. Мне-то было совершенно ясно, что я делала. Сидела на задней веранде, опустив одну ногу в горячую воду, другую положила на колено и воткнула иглу в большой палец. Что, спрашивается, я могла делать в таком положении? Вынимать занозу, больше ничего. Я собиралась было сообщить ей, что я думаю о ее неумении быстро соображать, но тут же напомнила себе, что она ведь наша гостья, и попридержала язык. На мой взгляд, она вообще задавала чересчур много вопросов, хотя другие так не считали. Слишком были от нее без ума.
Со дня приезда она успела всем внушить любовь к себе. Кристофер-Джон и Малыш готовы были делать для нее все, что угодно. И Стейси, у которого теперь никогда не хватало времени для меня, для нее всегда находил его. Она вечно крутилась на кухне, смеялась и болтала с Ба, готовая выполнять все ее просьбы и указания, желая научиться всем ее рецептам, и даже взяла привычку называть ее Ба, что было мне не очень-то по душе. Ведь Ба вовсе не была ее бабушкой. С мамой она тоже проводила много времени, они смеялись и болтали, как закадычные подруги, а не как тетя с племянницей.
И в церкви ее встречали очень приветливо. А все молодые люди, которым была пора жениться, и мальчики, уже достаточно взрослые, чтобы обращать внимание на женскую фигуру, провожали ее восторженными взглядами. Даже Мо в залатанной, но чистой белой рубашке при галстуке не поленился прийти из Смеллингс Крика в нашу церковь – такой длинный путь он редко проделывал с тех пор, как выстроили прекрасную церковь всего в миле от его дома. Он подошел к нам и, не говоря ни слова, беспокойно топтался на месте, а Кларенс и Крошка Уилли с притворным равнодушием прохаживались туда-сюда.
Сузелла была приветлива с ними со всеми, но никого особенно не выделяла. Напротив, она держалась поближе к маме и Ба и ни с кем из мальчиков не оставалась наедине. И все равно все в ней души не чаяли. Когда через несколько дней Бад уехал, она уже не только стала своей в общине, но и прочно вошла в наш семейный круг. Только меня она не покорила. Нет. Она была нашей гостьей и двоюродной сестрой, значит, мне полагалось быть с ней любезной. И все. Но из этого не следовало, что я должна ее полюбить.
Так как я не ответила на ее вопрос, Кристофер-Джон тут же поспешил сообщить:
– Она вытаскивает занозы. Летом всегда надо следить, нет ли заноз, мы же ходим босиком. Каждый вечер перед сном мама велит нам мыть ноги и проверяет, попала или нет в подошву заноза. Но иногда их не заметно, увидишь только днем или позднее, когда уже больно.
– Если их не вырвать, будет жутко больно, потому что они там в пятке разбухают, становятся большущие, – добавил Малыш и обернулся к Кристоферу-Джону: – Помнишь, как старый Бейкер Норрис не вынул занозы? Нога у него распухла, во! – И он показал руками, какая у Бейкера Норриса сделалась нога. – Раздулась аж доверху.
Сузелла сморщилась и подошла поближе, чтобы посмотреть, как я мастерски вонзаю иголку все глубже под верхний грубый слой кожи на большом пальце, чтобы добраться до темного комочка под ней.
– Больно? – спросила она.
Я кончила терзать палец.
– Угу.
– Залезь еще немножко поглубже, – посоветовал Малыш. – О, о, вот она!
Они вместе с Кристофером-Джоном притиснулись ко мне и молча с любопытством наблюдали, как я осторожненько всадила иглу поглубже в кожу, пробуя поддеть этот темный комочек. Найдя для иглы нужное положение, я медленно повела ее вверх, чтобы вытащить занозу, но, как часто случается, этот комочек от нажима развалился пополам.
– А, черт! – вскричала я.
– Лучше я позову Ба, – предложил Кристофер-Джон.
– Она с мамой в поле, – сказал Малыш.
– Что произошло? – спросила Сузелла.
– Ох, если занозы ломаются, их жутко трудно достать, – объяснил Кристофер-Джон. – Но теперь эти половинки обязательно надо вытащить, иначе они уйдут глубже. Если Кэсси раздробит занозу на кусочки, у нее так разболится нога, что она не сможет ходить.
– Не разболится, я не позволю, – огрызнулась я, стирая кровь с иголки, прежде чем снова запустить ее под кожу. Но я задела уже нежную кожу и, хотя старалась сдержаться, все-таки вздрогнула.
– Дай, я попробую, – попросила Сузелла.
Я посмотрела на нее так, словно она спятила, потом снова занялась пальцем. Подпускать ее к своей ноге я не собиралась. Когда я снова начала шарить иголкой, Сузелла слегка дотронулась до моей руки, пытаясь остановить меня.
– Кэсси, я умею вынимать занозы. Правда. Я тебе не сделаю больно.
– Знаю, не сделаешь, потому что я сама выну.
– Поверь, Кэсси. Все говорят, что у меня легкая рука. Если ты почувствуешь хоть капельку боли, я тут же перестану.
– Ну, Кэсси, позволь ей, – сказал Кристофер-Джон.
Я с недоверием смотрела, как Сузелла улыбается и берет иголку. Она села рядом со мной, положила мою ногу к себе на колени, как в люльку, и, пока я в напряжении ожидала боли и ругала себя, что сваляла дурака, позволив какой-то девчонке, которая не знает, что такое заноза, совать иголку мне в ногу, она приложила кончик иголки к коже, но не в том месте, где я уже расковыряла ее.
– Что ты делаешь? – завопила я.
– Там у тебя уже ранка, Кэсси, – сказал она, не поднимая головы. – Я лучше попробую с другого конца.
Она ловко проколола кожу и, осторожно вводя иголку, подвела ее под темный комочек. На миг я все-таки почувствовала боль, но не сказала ей, ведь заноза сидела глубоко, а в таких случаях даже Ба не могла бы извлечь ни крошки без боли.
– Готово! Ты подхватила ее! – закричал Малыш, когда Сузелла вытащила часть занозы.
Она улыбнулась и без дальнейших слов принялась доставать остальное. Вытащив все, она, довольная, откинулась на спинку стула.
– Больно было, Кэсси? – спросила она.
Я сняла ногу с ее колен и исследовала ступню.
– Только раз, но это пустяки.
– Подожди наступать, – сказала Сузелла и встала. – У меня с собой спирт, мама упаковала. Протрем твой палец, чтобы инфекция не попала.
– Никакая инфекция не попадет, – сказала я.
– И все-таки так надежнее.
Когда дверь кухни за ней затворилась, Кристофер-Джон упрекнул меня:
– Ох, Кэсси, ты даже не сказала спасибо!
Я посмотрела на него, потом на свою ногу.
– Я скажу ей спасибо, – пообещала я, – если спирт не будет щипать.
После обеда Малыш и Кристофер-Джон, войдя в дом с удочками, объявили:
– Мы идем удить рыбу. Сузелла, хочешь с нами?
Хотя нас со Стейси не позвали, мы тоже захватили из конюшни удочки и отправились с ними. Это был первый выход Сузеллы в лес. Она пришла в восторг от всего, что росло там: от сосен, дубов, сладкого эвкалипта. Когда мы зашли поглубже в лес, где деревья росли реже и на каждом шагу попадались пни и поваленные стволы, она спросила, что тут произошло. Мне не хотелось рассказывать, я считала, что и так ей много чего известно и про нас, и про нашу землю, но Стейси взял и выложил ей все про тех лесорубов, которые загубили столько деревьев и остановились, только когда мама послала Стейси в Луизиану за папой. Сузелла как будто расстроилась, услышав эту историю, и дальше уже ни о чем не спрашивала, пока мы не дошли до пруда.
– А вот и Кэролайн, – сообщил Кристофер-Джон. – Ба говорит, что дедушка так назвал пруд в честь ее.
– Красиво. – Сузелла долго смотрела на него, на берега и, оставшись довольна, кивнула. – Так, а теперь удить? С чего начнем?
Мальчики не только показали, но практически все за нее сделали: накопали в мягкой земле на берегу червей, насадили наживку на крючок. Если б она захотела, они, может, и удочку за нее держали бы. Единственное, чего они все равно не смогли бы, это заставить рыбку попасться на крючок. Все это мне опротивело, и, оставив на месте удочку, я отправилась искать сладкий эвкалипт. Наконец нашла один с треснутой корой, оттуда сочилась самая роскошная жвачка для тех, кто понимает; тогда я вернулась к Стейси за перочинным ножом.
Он уже успел устроиться поудобнее с удочкой в руках и потому посмотрел на меня с раздражением.
– Зачем тебе?
– Просто одолжи, и все.
– Я спрашиваю: зачем?
– Если тебе так уж надо знать, хочу раздобыть себе жвачку. Ну, теперь дашь?
Стейси обернулся к Сузелле:
– Хочешь жвачку?
Сузелла ответила, что хочет, и ради нее Стейси встал и отправился за моей сладкой жвачкой. Чудеса! Сузелла вскочила и пошла за ним, а я уж потащилась следом.
– Что ты делаешь? – спросила Сузелла, видя, как Стейси соскребает с дерева шарик жвачки.
– Ты сказала, что хочешь жвачку. Мы ее берем у сладкого эвкалипта, вот так.
– Ой, а я-то думала. – Она посмотрела на катышек жвачки, прилипшей к ножу, и рассмеялась: – Я еще никогда не видела живой жвачки.
– Так ты хочешь ее или нет? – Я уже начала злиться.
– Конечно! – Она отщипнула кусочек жвачки и сунула ее в рот. Попробовав, она расплылась в улыбке.
– Нравится? – спросил Стейси.
– Прелесть.
– А теперь дай нож мне, – сказала я, протягивая за ножом руку.
Но Стейси не захотел мне его дать.
– Я сам тебе наскоблю. – И он громко спросил Кристофера-Джона и Малыша, хотят ли они жвачки и сколько.
Те тут же прибежали.
– Ну почему ты не даешь мне твой паршивый нож? Не съем я его!
Стейси соскоблил еще один комок жвачки:
– Вот!
– Да ну, ешь сам. Скоро я заведу свой собственный ножик, чтоб не просить у тебя, раз ты так дрожишь за него.
С этими словами я повернулась и пошла назад к пруду, где оставила мою удочку.
Позже, когда каждый уже наловил по нескольку рыб и у Сузеллы прошел восторг по поводу того, что она собственноручно поймала одну рыбку, она снова начала сыпать вопросами, на этот раз про мистера Моррисона.
– Мне вот что странно: почему же он не остановил тех людей, что рубили деревья?
– Его тогда здесь не было, – ответил Стейси. – Он появился несколько месяцев спустя. Приехал с папой.
Задумавшись, Сузелла опустила голову.
– Я все не могу привыкнуть, какой он большой. По правде говоря, он такой большой, что я даже немножко боюсь его.
– Что ты, он тебя не тронет, – робко успокоил ее Кристофер-Джон, – раз ты из нашей семьи.
– Но если кто-нибудь его сильно разозлит, он может так с ним расправиться! – похвастал Малыш. – Он сильнее всех. Я уверен, он даже сильнее всех на свете. Мы сами видели, как он однажды поднял машину. А в прошлом году он одному человеку сломал спину…
– Малыш, – тихо остановил его Стейси.
Малыш посмотрел на Стейси и, поняв, что пора прикусить язык, замолчал.
Сузелла перевела взгляд с Малыша на Стейси:
– Что такое?
Стейси, помолчав, ответил:
– Да ничего. Просто об этом мы особенно не распространяемся.
– Почему?
Стейси изучающе поглядел на Сузеллу, словно взвешивая, говорить ей или нет. Решил, что не стоит.
– Не распространяемся, и все.
Но я не удержалась:
– Потому что это была спина белого.
– Кэсси! – с укором выкрикнул Стейси.
– Но если она из нашей семьи, почему ей нельзя об этом сказать? Белые вечно донимают нас, папа же говорит, никому из них доверять нельзя.
– Заткнись, Кэсси.
– Почему заткнуться? Это же правда!
Стейси посмотрел на меня в упор и строго сказал:
– Сама знаешь, есть вещи, о которых не говорят.
Кристофер-Джон и Малыш явно сочувствовали мне, хотя про себя знали, что Стейси прав. Да я и сама знала. Конечно, кое-что никогда не надо обсуждать с людьми не нашего узкого семейного круга. В данном случае и было это «кое-что». Я встала.
– Лучше пойду домой.
– Я с тобой, Кэсси. – Сузелла тоже вскочила с земли.
Я оглянулась на нее.
– Из-за меня можешь не ходить.
– Нет, мне просто хочется.
– Ну что ж, можешь доставить себе это удовольствие, – сказала я, когда вслед за ней поднялись и мальчики.
Как только мы вышли из леса, Стейси отвел меня в сторону.
– Будь довольна, что Сузелла не обиделась на твои слова. Ты же прекрасно знаешь, что гостей не оскорбляют, а Сузелла наш гость, так что лучше держи рот на замке.
Я ничего ему не ответила, но, когда он ушел, я вся кипела из-за этой Сузеллы. В последние месяцы с ним и так было тяжело иметь дело, не хватало только лишних неприятностей, если он станет защищать Сузеллу от меня. Уж лучше бы все оставалось, как было. Но из-за Сузеллы все пошло криво-косо. И мне приходилось лишь мечтать о том дне, когда она упакует свои вещи и уедет.
Через задний двор я прошла в сад, а оттуда к хижине мистера Моррисона. Кроме меня, он был единственный, кто не выражал Сузелле своего восторга или хотя бы не отдавал ей предпочтение, поэтому именно с ним мне захотелось поговорить о ней.
– Мистер Моррисон, вы дома? – позвала я, постучав в дверь.
Ответа не было.
Почувствовав разочарование, я уселась на пороге и поглядела на наш дом. Я видела, как играют во дворе Кристофер-Джон и Малыш, как промелькнула на задней веранде Ба. Я посидела, подождала, потом, решив, что лучше всего будет поговорить с мамой, встала и пошла к дому.
– А где мама? – спросила я у Ба, войдя в кухню.
Ба оторвалась от горшка с крапчатой фасолью и посмотрела на меня.
– Она там, в доме, – сказала Ба, потом, нахмурившись, зачерпнула ложкой в горшке и попробовала воду.
Когда я выходила, она потянулась за солью.
В маминой комнате я никого не нашла, но услышала голоса мамы и Сузеллы.
Тут я как раз вошла.
Мама стояла перед зеркалом и изучала, как сидит на ней голубое платье Сузеллы. Платье было с пелериной и с подложенными плечами и на маме выглядело очень стильно. Стоя бок о бок, мама и Сузелла, обе тоненькие и высокие, казались сестрами.
– Нет, правда, тетя Мэри, этот фасон вам очень идет, вы такая стройная и выглядите просто шикарно. Я скопировала его из журнала в библиотеке.
Мама улыбнулась и, распустив на затылке пучок, зачесала назад свои длинные, густые волосы. Потом, уперев руки в бедра и вскинув голову, приняла позу манекенщицы.
– Ну, как я смотрюсь, не так уж плохо, а? – засмеялась она.
Сузелла встала в такую же позу.
– Совсем неплохо. Мы обе недурно смотримся, вполне могли бы позировать для «Вог».
– «Вог»? – переспросила мама, не меняя позы.
– Это модный нью-йоркский журнал высшего класса. Я обожаю его рассматривать.
Мама снова внимательно посмотрела на себя в зеркало.
– Чтобы для модного журнала позировали цветные манекенщицы, не представляю себе!
– Конечно, нет…
– Наверное, они думают, что одежда нас вообще не интересует.
Мама прошлась походкой манекенщицы, потом, смеясь, вернулась и обняла Сузеллу. Та тоже засмеялась. Выпустив из объятий Сузеллу, мама наконец увидела меня.
– Кэсси, как я выгляжу в платье Сузеллы?
– Прекрасно!
– Я все уговариваю тетю Мэри, чтобы она позволила мне переделать по-модному несколько ее платьев. Я научилась очень хорошо перекраивать старые платья и делать их как новые. Пожалуйста, тетя Мэри, позвольте мне.
– Что ж…
Я повернулась, чтобы уйти.
– Кэсси, лапонька, ты что-то хотела спросить?
– Нет, мэм, просто посмотреть.
Вернувшись в кухню, я прислонилась к посудному шкафу и молча наблюдала, как Ба срезает с окорока тонкие ломтики сала.
– Ты нашла маму? – спросила она.
– Да, мэм… Ба, а сколько еще Сузелла собирается жить у нас?
– Ну, точно не знаю. Наверное, пока ее папа не приедет за ней.
– Хорошо бы он приехал завтра.
Ба перестала работать ножом и с удивлением посмотрела на меня:
– Ты что? Как ты могла такое сказать?
Я пожала плечами.
– Эта Сузелла действует мне на нервы.
– Что она тебе такого сделала?
– Она вечно путается под ногами, больше ничего. Мы уже никогда не можем оставаться одни – я, Кристофер-Джон, Малыш и Стейси.
– Сдается мне, ты просто ревнуешь. Только потому, что ты теперь не единственная девочка в семье, нельзя же так невзлюбить другую девочку?
– Не только это. Она слишком похожа на белую.
– Ну и что? Какое это имеет значение? Твой дедушка тоже был мулатом и тоже выглядел как белый, для меня это было совершенно неважно. Ну и что, что у нее мама белая? Она-то тут при чем? – Ба продолжала резать сало, не сводя, однако, с меня строгого взгляда. – Я бы хотела, чтобы ты была приветлива с Сузеллой. Она твоя гостья, да к тому же родня. Так что лучше сразу прочисть себе мозги и обращайся с ней по-хорошему. Не хватало нам в семье ревности! Ты меня слышишь, девочка?
– Да, мэм, – прошептала я и вышла на веранду.
Я постояла-постояла там, потом, заметив на лугу темное пятно, которое оказалось нашей кобылкой Леди, скатавшей во весь опор, направилась к ней. Ну, хоть Леди не была без ума от Сузеллы: Сузелла боялась лошадей.
…Закон гласил: «Брачный союз с негром, мулатом или особой, у которой одна восьмая и более негритянской крови, считать вне закона и недействительным».
Я поглядела на тетушку Ли Энни и постучала пальцем по странице конституции, которую только что прочитала.
– Это я поняла, – сказала я. – Мама объяснила мне, что «считать недействительным» – значит, как будто этого вовсе не было.
Тетушка Ли Энни, очень довольная, рассмеялась.
– Уж лучше все понимать, иначе неприятностей не оберешься. Какая это статья?
– Четырнадцатая, – ответила я. – Параграф шестьдесят третий.
– Значит, четырнадцатая, параграф шестьдесят третий. Хорошо, я запомнила. Прочитай еще раз.
Когда мы с тетушкой Ли Энни кончили читать, я прошла через двор и направилась к лесной тропе, ведущей к ручью, куда еще раньше ушли Кристофер-Джон, Малыш и Дон Ли. Уже вблизи от ручья я услышала звуки музыки. Они разливались в лесной тишине и уносились куда-то на юг сквозь деревья. Чтобы разгадать загадку, откуда льются звуки, я сошла с тропинки. Углубившись с лес футов на пятьсот, я увидела нависший высоко над ручьем толстый сук дерева, на котором сидел верхом Уордел, прижав к губам гармошку и не сводя глаз с ручья. При моем приближении белки, замершие на ветках ближних сосен, ускакали прочь и черные дрозды, важно расхаживавшие по лесному ковру в поисках чего бы поклевать на ужин, забили крыльями и разлетелись. Уордел перестал играть и посмотрел на меня.
– Играй, не останавливайся, – попросила я. – Я услышала музыку и захотела подойти поближе. Мне очень нравится, как ты играешь.
Уордел с удивлением уставился на меня, потом, оглянувшись на ручей, сунул гармошку в карман. Уходить он не собирался, и, чуть замешкавшись, я уселась на сук рядом с ним. Под нами барахтались в ручье и громко смеялись Кристофер-Джон, Малыш и Дон Ли. Сузелла, которая тоже пришла сюда следом, сидела на бревне у самой воды и переговаривалась с ними. Кристофер-Джон крикнул, чтобы она тоже шла играть, но Сузелла отказалась.
– У меня промокнет платье, – сказала она.
– Вот, держи булавку! – закричал тогда Дон Ли: и он уже успел подпасть под ее чары.
Сузелла подобрала платье и, заколов его между своих длинных ног булавкой, сбросила сандалии и со смехом кинулась в воду. Само собой, ее тут же выбрали водить. До приезда Сузеллы я никогда не упускала случая поиграть со всеми в водяные салки, но теперь кому я была нужна, когда у них была Сузелла?
– Тьфу, – прошептала я, – и тут она меня обошла.
Очень удивившись моим словам, Уордел посмотрел прямо на меня, я ответила ему тем же, потом оглянулась на ручей и пожала плечами. Я думала, он, как всегда, отведет взгляд, но нет, на этот раз нет.
– Я этого не перенесу! У меня лопнуло всякое терпение, – выпалила я: мне уже надоело сдерживаться. – Пусть она лапонька и душенька, но, с тех пор как она приехала, все пошло кувырком. С утра до вечера болтает с Ба и с мамой, как будто это ее бабушка и мама. А уж Кристофер-Джон и Малыш без нее и вовсе ни шагу. Но что сейчас хуже всего: Стейси, который изображает из себя такого занятого, со мной никуда не идет, а если Сузелла что попросит, он тут как тут. Ба говорит, я просто ревную. Вовсе нет! Во всяком случае, не только в этом дело. Но мне бы хотелось, чтобы все было как прежде, до того, как она приехала. Еще неделю-другую я бы вытерпела, ладно уж, но она собирается торчать здесь до сентября! Это ужас как долго. Скорей бы уж она села на поезд и умотала домой.
Уордел не сводил с меня глаз, пока я изливала свое возмущение Сузеллой. Потом снова отвернулся к ручью.
Мне стало вдруг неловко: чего это я так разошлась и что теперь подумает про меня Уордел? Все, я заткнулась и стала следить за игрой. Немного погодя я встала.
– Я… я пошла.
Уордел, казалось, пропустил это мимо ушей, он не отрываясь смотрел на ручей. Я направилась к лесной тропе.
– Кэсси.
Я остановилась и обернулась. Уордел смотрел прямо на меня.
– Ты не права и сама знаешь, что не права, – сказал он.
Тут он тоже поднялся и, вынув из кармана гармонику, приложил ее к губам. Повернувшись ко мне спиной, он углубился в лес, оставив за собой мелодию, которая вилась, как лесная тропинка. Я слушала, пока слабеющие звуки музыки не слились с шумом леса, потом пошла своей дорогой.
Я чувствовала себя совершенно несчастной.
– А я вовсе не считаю, что она такая уж хорошенькая, – заявила Мэри Лу Уэллевер после занятий в воскресной школе. – О, я прекрасно знаю, Кэсси, что она твоя двоюродная сестра, выглядит она вполне, но чего-то в ней все-таки не хватает.
Не обращая внимания на Мэри Лу, которая подошла ко мне с Грейси Пирсон и Элмой Скотт, когда я сидела на ступеньках корпуса для младших классов, я продолжала высматривать в школьном дворе Уордела. Хотя он редко приходил на занятия в воскресной школе или на церковную службу, но часто болтался возле церкви вместе с Джо. Сегодня я его почему-то не видела, а мне он был позарез нужен: я знала, что наболтала лишнего тогда про Сузеллу, и боялась, что из-за этого Уордел будет хуже обо мне думать. Я понятия не имела, что скажу ему, когда увижу, и вообще, станет ли он меня слушать. Но попробовать не мешало.
– Спорить не могу, – захихикала Элма, – ты считаешь ее более хорошенькой, чем Джейси Питерс.
Мэри Лу насупилась: