Любочка.Что тебе сделали мои родные? Положим, они неразвитые, да все-таки они ничего. Бывают хуже.
    Венеровский.Вы очень умны, миленькая. Это так. Бывают хуже, но раз мы сознали, что убеждения наши различны, что почва, на которой стою я и они, не одна и та же, надо стать одним одесную, а другим ошую. Ведь все очень просто. Я не уважаю людей глупых и без образования, кроме того нечестных, апатичных и врагов всего нового. А ваши родные таковы, — стало быть, ни вы, ни я не можем их уважать. Ведь вы согласны с этим? Другой бы стал политизировать, скрывать свои убеждения, но я полагаю, что честность и истина всегда выгодны.
    Любочка.Отчего ж? Отец не враг всего нового, напротив…
    Венеровский.Ну, разве вы не видите, что он только боялся меня и ипокритствовал. Ну-с, и глупую женщину, которая, кроме еды и спанья, ничего не понимает, нельзя уважать!
    Любочка.Я все-таки любила их…
    Венеровский.Любите вы честное, свободное и разумное! Любите те личности, которые соединяют в себе эти качества, и вы будете гуманны; а любить женщину за то, что она произвела вас на свет, не имеет никакого смысла. Да, великолепнейший друг! Ежели вы и меня любите, то не за то, что я хорош или умен, а только за то, что во мне соединяются те качества, про которые я говорил. Да-с, это так.
   Приносят самовар. Будете разливать?
    Любочка.Нет, я не хочу, — все это грязно и гадко… посмотрите, какие чашки, — я не хочу.
    Венеровский.Да-с, Любовь Ивановна, моя женка миленькая. Другим знание всего того, что я вам сообщил, дается трудом и борьбой и глубоким изучением, и то редкие, сильные характеры усвоивают себе это учение так полно и ясно, как я его понимаю, а вам, моя миленькая счастливица, все это дается легко. Только слушать, воспринимать, и вы сразу станете на ту высоту, на которой должен стоять человек нового времени. Да бросимте словопрения! Мы теперь одни несвободны. (Садится ближе.)Что ж вы не пьете, моя касатынька?
    Любочка (морщится).Какие чашки! Гадость! Тут все пили, — больные, может быть. Я не хочу.
    Венеровский.Могу я тебя поцеловать, миленькая? Мне хочется.
    Любочка.Нет… Оставьте…
    Венеровский.Вы не оживленны нынче. Неужели вам не приятно, милая, что мы едем?
    Любочка.Мне все равно, я только устала… Отчего вы Дуняшу не взяли?
    Венеровский.Вот опять! Я не считаю себя вправе тревожить вас вопросами. Вы свободны так же, как и я, и впредь и всегда будет [так]… Другой бы мужчина считал бы, что имеет права на вас, а я признаю полную вашу свободу. Да, милая, жизнь ваша устроится так, что вы скажете себе скоро: да, я вышла из тюрьмы на свет божий.
    Любочка.Зачем вы не взяли Дуняшу?
    Венеровский.То было бы барство, дрянность, она бы стеснила нас. (Придвигается ближе.)Теперь можно поцеловать вас?
    Любочка.Оставьте! Да вы вымойте чашки, грязь какая!
    Венеровский (улыбаясь).Это ничего. (Заливает чай и пьет.)Что же, можно поцеловать? Вы скажите, когда можно будет. Не хотите ли отдохнуть? Я уйду. Я никогда не стесню вашей свободы.
    Любочка.Нет… да… нет… Мне ничего не надо. Мне скучно.
    Венеровский.Вы думаете, может быть, что я не предвидел этой случайности. Напротив. Не на то мы люди передовые, чтоб нам только фразы говорить. Есть и такие. Нет-с, мы люди дела. Мы не увлекаемся. Я знал, что вам будет скучно. Хотите, я вам скажу отчего. Вы не удивляйтесь, что я угадал, тут ничего нет удивительного. Вы выросли в обстановке дрянной. В вас хорошая натура, но в жизни вашей вы усвоили многое из той апатичной и затхлой атмосферы. Оно незаметно впиталось в вас. Вы не замечали этого прежде, как незаметна грязь в навозном хлеве, но при прикосновении с чистотой и силой грязь вам самим стала заметна, и свет вам глаза режет. Вы, глядя на меня, чувствуете свои пятна… (Ходит в волнении взад и вперед.)
    Любочка (тихо).Ах, только о себе!..
    Венеровский.Что?
    Любочка.Ничего… Говорите.
    Венеровский.Вы этим не пугайтесь, моя миленькая: это преходящее ощущение. Выходящие из мрака думают в первые минуты, что свет неприятен, он режет. Но это ощущение, присущее всякой резкой перемене. Вы не пугайтесь, а, напротив, с корнем вырвите эту слабость. Отчего вам скучно? Вам и в тарантасе кажется непокойно, и девушки у вас нет, и чашки вот, вам кажутся нечисты… Это все апатия помещичья. А подумайте о том, что перед вами вся жизнь свободы, перед вами человек, который для вас, для ваших великолепных глазок, сделал все уступки пошлости, какие мог, которые…
    Любочка.Вы все только себя хвалите…
    Венеровский.Я хвалю то, что заслуживает похвалы, порицаю то, что заслуживает порицания, а во мне или в вас хорошее или дурное, это мне все равно. Так называемая скромность есть одно из тех суеверий, которые держатся невежеством и глупостью; вот ваша родительница говорит про себя: я глупа. Ну, ей это хорошо, хе, хе!
    Любочка.Оставьте меня, мне скучно.
    Венеровский.Ну, я помолчу, почитаю. У вас пройдет. Может быть, это желчный пузырек не выпустил свою жидкость. Это пройдет, на это есть физические средства. Вот я никогда не буду сердиться на вас. Что бы вы ни совершили, я только буду искать, — найду причину и постараюсь устранить ее. Я помолчу, а вы выпейте водицы. (Ложится на диван, берет книгу из сумки и читает.)
    Любочка (встает и подходит к двери, спрашивает в дверь).Есть у вас кто-нибудь женщина? можно войти?
   Голос из-за двери: «Милости просим». Любочка уходит. Слышен колокольчик, голоса.
Явление четвертое
   Венеровский, Катерина Матвеевна, Твердынский, Петруша, потом смотритель, староста.
   Голос старосты (за сценой): «Нету лошадей, сказывают».
   Катерина Матвеевна за сценой: «Позвольте, позвольте, вы говорите, что нет лошадей.
   Так почему же это называется: почтовая станция? Ведь станция для лошадей, так или нет?»
   Все входят, Петруша икает.
    Староста.Сказывают, все в разгоне, вот уж сидят двое, дожидаются.
   Венеровский, заметив пришедших, уходит незамеченный.
    Катерина Матвеевна.Позвольте, вы не отвечаете на мой вопрос? В силу чего вы отказываете людям, которые имеют одинаковые права с каждым генералом?
    Петруша.Иг!.. Поймите… иг!.. что мы в Петербург едем… иг!.. Ведь мы не дальние… иг!.. Прибышевка наша… иг!.. Вы дайте лошадей, а то… иг!.. очень скверно с вашей стороны… иг!..
    Староста.Вот я смотрителя пошлю. (Хочет уйти.)
    Твердынский (удерживая его).Почтенный поселянин! как я могу заключить из ваших речей, вы желаете произвесть коммерческую операцию, но мы не желаем поспешествовать оной.
    Староста.Будет баловаться-то, барин, ну вас к богу…
   Входит смотритель.
    Катерина Матвеевна.Позвольте попросить лошадей для нас. Мы имеем полное право и одинаковое с каждой чиновной особой. Вот мой вид, — как это называется… Уж нынче прошло то время, когда уважаем только генералов, а презираем ученое сословие, студентов.
    Смотритель.Третий час, нет ни одной лошади, — извольте книгу посмотреть, а для нас все равны. И я нынешний век так же понимаю, как и всякий.
    Петруша (к Катерине Матвеевне).Нет, позвольте мне… иг!.. я убежу… я умею… (К смотрителю.)Вы посудите… иг… когда ж мы в Петербург приедем?.. иг!.. коли на каждой станции… иг!.. Ведь нам очень нужно… иг!.. очень, вы дайте… вы сочтите, сколько станет!
    Твердынский (старосте).Автомедону, иначе извозчику, велите принести чемоданчик и белый хлеб. Вы сочтите, сколько… бутылочка там есть… а лошадей позвольте.
    Катерина Матвеевна.Позвольте, я вам докажу. В нынешнем веке, кажется, можно бы понимать, что женщина имеет те же права.
    Смотритель.Да вот не угодно ли вам книгу?
    Петруша (Катерине Матвеевне).Не мешай… иг!.. Я ему докажу… иг!.. Ведь мы в ко… иг!.. муну…
    Смотритель.Да куда угодно, для меня это совершенно все равно…
    Твердынский (берет книгу).В сей книжице изображено, якобы поручик Степанов был огорчен задержкою, так как он поспешал по делу.
    Катерина Матвеевна.Я буду жаловаться.
    Смотритель.Да извольте, сударыня. Нет лошадей, вот и все.
    Катерина Матвеевна.Какое еще, однако, непонимание обязанностей и негуманность.
    Твердынский.Позвольте, я изображу в сей книжице всю горесть нашего душевного состояния и изложу человекоубийственность нравов смотрителей почтовых станций.
    Петруша.Нет, дайте я… и у меня мысль пришла… иг!..
    Смотритель (отнимает книгу).Что вы, господа, в самом деле, пересмеиваете-то! Не хуже вас. Писать, так пишите, только надо в своем виде быть.
    Твердынский.Итак, Катерина Матвеевна, презренная преграда затормозила наше течение к светилу прогресса. Гражданин сей в гневе, оставим его.
    Петруша.Иг… иг… иг!..
   Твердынский над ним смеется.
    Твердынский.Я говорил, что вы много отведали целительной венгерской влаги.
    Петруша.Что-с?.. иг!.. нет ничего смешного… иг!.. Напротив… Я вам не позволю смеяться… иг!..
    Твердынский.Что за мальчишество обижаться всем.
    Петруша.Вы сами мальчишка… иг!.. Я свободный… иг!.. человек, иг!.. Я сам сказал… Я… иг!.. еду в коммуну…
    Твердынский.Спите, Прибышев-младший, это будет лучше.
    Петруша.Я выразил убеждение, что вы мальчишка… иг!.. а не я. Вы не признаете… иг!.. свободы личности, иг!.. вот вам… Я глупо сделал только, что выпил это вино… иг!.. и от него мне дурно… иг!.. а то бы я вам высказал… иг!.. иг!.. такие убеждения, что вы бы удивились очень… иг!.. Я спать хочу. (Садится и засыпает.) (Сквозь сон.)Преграда… иг!.. инди… ви… ду… иг!.. иг!..
    Твердынский.Ну что ж, подождем. Можно и чаепитие совершить. А то скучно. Вон кто-то пил. Поселянин, староста, господин староста, нельзя ли получить инструмент, в просторечии самоваром называемый?
    Катерина Матвеевна (садится к столу, закуривает папироску и откидывает волоса).Я люблю в вас, Твердынский, это игривое отношение к жизни. Как ни значительны совершающиеся в вашей судьбе события, вы, в тайнике души, скрываете всю глубину вашего сознания и наружно все шутите. Многие могут считать вас легкомысленным, а я это-то и люблю. Я уважаю вас за это. Да, вот мы и ступили первый шаг в новой жизни.
    Твердынский.Да, ступили. Что ж все риторствовать! Знаешь, что дело хорошее, что свободен и разумен, чего же еще? Я не люблю готовиться. Наступит дело — я труженик и боец, а до того времени… можно и услаждаться легким смехотворством.
    Катерина Матвеевна.Скажите мне одно: я всю дорогу думала. Почему учредителем коммуны мужчина, а не женщина? Не просвечивает ли и здесь идея зависимости женщины?
    Твердынский.Нет, это случайность.
   Приносят самовар. Что ж, чаеизготовление кто будет производить?
    Катерина Матвеевна.Позвольте, я полагаю, что столько же основания есть мне разливать, сколько и вам. Вот что: мы можем кинуть жребий.
    Твердынский.Итак, поверим разрешение сего вопроса слепорожденной фортуне. (Берет папироску и прячет за спиной.)
   Катерина Матвеевна берет ложечку и делает то же.
    Катерина Матвеевна.Нет, вы угадывайте.
    Твердынский (хватает ее за руку, оглядывается быстро и перебирает ее за руку).Однако у вас в ручке, так сказать, пухлость не вредная. В этой.
    Катерина Матвеевна (улыбаясь).Твердынский, не будьте глупы. Вы угадали. Я буду разливать.
    Твердынский.Как дорога, однако, сближает. Такое ощущение странное в близости женщины. (Садится ближе)И как отлично, что вы не носите кринолин. И как у вас тут складочка, совсем античная. (Указывает на спину.)
    Катерина Матвеевна.Твердынский, вы знаете стихи Гюго? Гюго отсталый человек, но он поэтическим чутьем проникал многое из будущего. N'insultez pas… [107]
    Твердынский.Такая складочка, что первый сорт. Позвольте мне ее пригладить, не то что погладить, а только пригладить. (Дотрагивается до нее.)
    Катерина Матвеевна (улыбается и бьет его по руке).Твердынский, когда я ближе узнаю вас, я расскажу вам свою судьбу. Судьба женщины — это странная анормальность в нашем неразвитом обществе. (Сторонится.)Твердынский, ежели бы я меньше уважала вас, я бы могла усомниться в искренности ваших убеждений. Что делает ваша рука?
    Твердынский.Ведь вот какие странные бывают казусы. Жили мы с вами, жили три месяца, и все говорили только о предметах, вызывающих на размышления, а теперь мгновенно мое воззрение на вас совсем изменилось. Отчего ж вы не хотите, чтоб я положил так руку? (Кладет руку на спинку кресла, на котором сидит Катерина Матвеевна.)Я ни до чего не коснусь без разрешения. Ни до чего.
    Катерина Матвеевна (сияющая).Вглядитесь в глубину своего сознания, и тогда я честно выслушаю ваше признанье. Я не хочу увлечений, мы должны стоять выше их. Вы не трогайте меня.
    Твердынский.Я не касаюсь ведь, ни до чего не касаюсь. А у вас есть во взгляде что-то пожирающее, выше женского. У одного моего товарища была друг-женщина, она была гувернантка. Вавочка, мы все так ее звали. Вы схожи с ней, очень схожи. Но славная какая складочка… (Схватывает ее и прижимает к себе.)
    Катерина Матвеевна.Позвольте, позвольте, подумайте хорошенько и внимательно, вникните в себя! Тот путь, на который… Скажите, какою любовью вы любите меня? (Вырывается от него и встает.)
    Твердынский (идет за ней).Вы фимиам сердца моего, вы кальян надежды небес, вы пар от подошв кумиров моих, вся нежность и свет фирмамента мироздания. Я люблю вас и желаю учинить с вами экспликацию.
    Катерина Матвеевна.Не говорите глупостей, вы оскорбляете меня не как женщину, а как честного человека. Я не различаю. Вы говорите, что чувствуете влечение ко мне, я считаю вас хорошим господином; исследуйте характер вашего влечения и скажите мне. Старайтесь объективно смотреть на вещи. Конкрет может слушать вас. Я все сказала.
    Твердынский (подходя ближе и хватая за руку).Божественная, но свободная женщина! Судьба покровительствует нам. Сей юный питомец Минервы (указывая на спящего Петю)опочил в объятиях Морфея, мы одни, и я снедаем любовью. (Хватает ее и хочет поцеловать.)Будущее в руках судьбы, настоящее наше. (Обнимает ее.)Да полно же, милейшая.
    Катерина Матвеевна (испуганно отбивается).Вы оскорбляете меня, я ошиблась и в вас. Я закричу, пустите!
    Петруша (сквозь сон).Семья… иг!.. преграда… ин… ди… виду… иг!.. альности.
    Твердынский (оставляет ее, сердито).Вот уж недостойно истинно свободной женщины — так грязно понимать все…
    Катерина Матвеевна.Боже мой, до чего я дошла!.. Боже мой!.. Но я выше… Нет… Я ниже всего на свете. Я жалкое создание, вы мне гадки, а сама я еще гаже! (Катерина Матвеевна, убитая, садится поодаль и глубоко задумывается.)
Явление пятое
   Те же, Венеровский и Любочка.
    Любочка (выходит вся в слезах).Какая же это свобода женщины, коли вы меня мучаете!.. Мне скучно, правду мамаша гово… Катенька! Алексей Павлович! Батюшки мои, и Петруша! Что это случилось?
    Твердынский.Вот сурпризец не вредный, Любовь Ивановна! Я вот… еду тоже в Петербург.
    Катерина Матвеевна.Любовь! Ты была права! Но оставьте меня… мне многое надо обдумать. (Садится к столу, облокачивается и думает.)
    Петруша (вдруг просыпается и встает).Постойте, я все лучше расскажу. Ты сама должна знать, что семья… иг!.. развитию индивиду… иг!.. альности. Я и поехал один, а Алексей Павлович открыл, что тоже есть коммуна… а коммуна… удивительное убежд… учреждение, ну, вce равно… Мне очень спать хочется, вы меня разбудите… (Садится.)
    Любочка.Что с ним?
    Венеровский.Ничего особенного. Все это понятно. Мальчишка напился пьян, и выходит мерзость неестественная.
    Петруша (привстает).Сами вы мерзость неестественная. Это уж все знают, что вы ретроград, мне Алексей Павлович и Катенька дорогой сказали, что вы из-за денег женились. Это очень подло по нашим воззрен… (Засыпает.)
    Твердынский.Точно, что мальчишка-с. Поверьте, Анатолий Дмитриевич, что я этого не говорил и не думаю, потому что ваши убеждения…
    Венеровский.Да-с, сделать гадость, да и на попятный! Это на вас похоже-с. А вот с вами-с, сударыня, позвольте дотолковаться до дела. (К Катерине Матвеевне.)Когда я объяснялся с вами-с, хе, хе! у себя на квартире-с, я вас попросил молчать о моей особе. Вы должны были мне обещать это, однако вам, как видно, не угодно держать слова. Теперь-с я заставлю вас, хе, хе! да-с. Мы, действительно умные люди и люди дела, тем-то и отличаемся от болтушек, как… многие ваши знакомые… тем отличаемся-с, что не позволяем себя забирать в руки, а сами забираем в руки, как я вас забрал-с, хе, хе! да-с. (Тихо ей.)Вы хвастаетесь свободой от предрассудков, а кое-что вам не хотелось бы распубликовать. Так знайте же…
    Катерина Матвеевна.Позвольте, позвольте…
    Венеровский.Извольте-с…
    Катерина Матвеевна.Нет, ничего. Вы правы, только оставьте меня додуматься. (Садится в прежнюю позу.)Пожалуйста, оставьте меня! Я после скажу.
    Венеровский (к Любочке).Теперь с этой госпожой покончено. Перестаньте и вы, миленькая. Я снисходителен всегда к людям с слабыми силами и умственными способностями, и это очень естественно, потому что я насквозь вижу все их стремленьица. Но когда идут мне наперекор, то я имею привычку сломать то, что мне мешает. Вам хочется показать, что вы имеете волю. Это похвально и человечно, но надо, чтобы цель была разумна.
    Любочка (горячо).Вы всегда думаете, что вы только разумны. Катенька, ты меня не любишь, но скажи, пожалуйста, по правде, заступись за меня. Мне так скучно, так скучно! И зачем я от них уехала? Хоть бы Дуняша была со мной! Катенька, что с тобой?
    Катерина Матвеевна.Любовь, не мешай мне додуматься. Во мне совершается великий переворот. Я чувствую это.
    Любочка.Алексей Павлович, скажите хоть вы, стали бы вы мучать женщину, которую вы любите? Он бранит моих родных, он не любит меня.
    Твердынский.Я, Любовь Ивановна, так сказать, в любви неофит и даже атеист оной.
    Любочка.Вы все шутите, а мне, право, не до шуток. Боже мой, зачем я уехала!
    Венеровский.Какая фразистость у вас неприятная! Но довольно-с! Я последний раз говорю: попробуйте дать себе отчет в ваших желаниях и выразить их. Это очень просто. Я выражаюсь ясно и разумно, попытайтесь и вы сделать то же.
    Любочка.Катенька всегда так говорит. Разве можно сказать все, что чувствуешь? Как мне сказать все… Вы только о себе говорите. Вы меня не любите. Вы не подумали обо мне ни одной минуточки… Зачем вы еще пристаете ко мне? Мне скучно! Вы только себя хвалите. Папаша бы меня понял.
    Венеровский.Я вам сказал, что я выше этих фраз, и вам не заставить меня вступить на ту арену пошлых препирательств, на которую вы меня вызываете. Староста!
Явление шестое
   Входит староста.
    Венеровский (старосте).Велите закладывать вольных, я заплачу двойные прогоны.
    Катерина Матвеевна (встает и встряхивает волосами).Позвольте. Я додумалась. Теперь я все скажу вам… Наши отношения…
   За сценой слышен шум, крик.
   Голос Ивана Михайловича: «Четверню в коляску!»
   Голос смотрителя: «Нету-с…»
   Голос Ивана Михайловича: «Зуба ни одного не оставлю! Разбойник! Нет, брат, уж я не тот. В острог посадят, а зубы все выколочу! Слышишь?» (Входит.)
Явление седьмое
   Те же и Иван Михайлович.
    Иван Михайлович.А… а… а! Любезные! Вот они, молодчики! Всех разом накрыл!..
    Твердынский.Могу сказать, скандален, предвидится не зловредный!
    Венеровский (садится на стул против Ивана Михайловича и дерзко смотрит ему в глаза).Вот господин, которого надо будет еще пощелкать по носу.
    Катерина Матвеевна (останавливается в своей, позе).Иван Михайлович! Я рада вас видеть.
    Любочка (приближается к отцу).Папа милый…
    Петруша (поднимается с места и глядит бессмысленно на отца).Теперь уж… иг!.. все очень сознали… иг!..
    Иван Михайлович (отводя Любочку рукой).Ну-с (обращаясь к Твердынскому),государь мой, пожалуйте-ка вы сюды!
    Твердынский.Неужели вы думаете, что за ваши двадцать рублей в месяц я обязан похоронить себя?.. Кажется, вы сами можете сознавать…
    Иван Михайлович.Нет, дружок… Эта песня уж кончилась. Взялись вы учить моего сына?
    Твердынский.Вы не думаете ли напугать меня?.. только (робея)кулачное право… не современно.
    Иван Михайлович.«Современно!» Это слыхали. А кто возьмется за дело да без причины не исполнит его, да еще притом мальчишку собьет с толку и увезет из родительского дома, как того человека звать, государь мой? Не знаете? Обманщик…
    Твердынский.Вы дерзки, и я никому не позволю…
    Иван Михайлович.Что-о? (Наступает.)Коли бы вы были постарше, а то вы мне жалки, государь мой…
    Твердынский.Конечно, это все, что можно ожидать от невежд и зуботыковых. (Отступает.)
    Иван Михайлович (наступает еще решительнее.)Вон!
    Твердынский (торопливо захватывая узелок, уходит и кричит в дверях).Презренный ретроград!
Явление восьмое
   Те же, без Твердынского.
    Иван Михайлович (не обращая внимания на Твердынского).Ну-с, теперь, соколик! (Подходя к Петруше.)Сашка!
   Входит лакей. Розги взял?
    Лакей.В козлах-с.
    Петруша.Индивидуальность… ин… ди…
    Иван Михайлович (лакею).Поди сюда. Возьми ты этого молодца, вылей ему на голову ведро воды, слышишь? И посади в коляску…
    Петруша.Деспотизм… иг!.. родительской власти… индиви…
    Иван Михайлович (перевертывает Петрушу и дает подзатыльник).Ну, разговаривать! Марш! Сашка! Сведи ты его к колодцу, облей водой и держи его в коляске.
    Петруша.Это… зачем же? Я сам…
    Иван Михайлович.Ну!..
    Лакей.Что ж, пожалуйте, Петр Иваныч…
   Лакей и Петруша уходят.
Явление девятое
   Те же, без Петруши.
    Иван Михайлович (к Катерине Матвеевне).Ну, стриженая иманципация, позвольте вас спросить: что у вашего дяди, распутный дом, что ли? А?
    Катерина Матвеевна.Иван Михайлыч! Я разделяю ваши убеждения…
    Иван Михайлович.Нет, матушка, слова-то эти оставь! Был дурак, да больше не буду. Что, я из своей прихоти твоей Лопуховкой управлял? Что, я обокрал тебя, что ли? Что, мне платили за твое содержание? Ты с своей деревни сто рублей в год получала, а ты мне… да что, и говорить скверно!
    Катерина Матвеевна.Вы совершенно правы. Иван Михайлович, поступок мой неконсеквентен.
    Иван Михайлович.Что мы с Марьей Васильевной видели от тебя, кроме презрения? И увенчано все — чем? Побегом и этим письмом. (Вынимает письмо.)Я вам не родня, не дядя. Извольте ехать, куда вам угодно, с этим щелкопером.
    Катерина Матвеевна.Да, голубчик, да, вы высказываете истину. Да, голубчик, я сознаю свое заблуждение. Я прошу забвения. Я несчастная женщина, голубчик.
    Иван Михайлович.Довольно меня обманывала, матушка… (Глядит на Венеровского.)Довольно!..
    Венеровский.Что вы на меня смотрите? Я вам не скрою, Иван Михайлович, что вы мне прискучили своим криком. Поезжайте домой, — право, покойнее будет. Детей больше здесь нет и пугать некого.
    Иван Михайлович.Поеду, государь мой, когда выскажу все.
    Венеровский.А что вам это сказать нужно, нельзя ли узнать? Я послушаю, хотя знаю все, что вы скажете, и знаю, что ничего ни нового, ни остроумного…
    Иван Михайлович.Многое мне вам сказать нужно, да не стану говорить при вашей жене, сударь, и при моей дочери. Вы считаете честным восстановлять дочь против отца, а я старого века, да знаю, что коли жена отца не уважает, так ей грош цена, а коли мужа не уважает — еще того хуже.
    Венеровский (к Катерине Матвеевне).Этот господин, кажется, хочет учить меня честности; это довольно комично.
    Катерина Матвеевна.Он прав, он совершенно прав, не говорите со мной… (Отворачивается.)
    Венеровский (пожимает плечами).Староста, велите давать лошадей. А вы, Иван Михайлович, для меня забавны, только забавны.
    Иван Михайлович (кричит).Я вам сказал довольно, оставим это. Поезжайте с богом. Я тебе привез Дуняшу, Люба, возьми ее. Грустно нам было, очень грустно… ну, да бог с тобой. У тебя будут дети, тогда ты поймешь. (Обнимает ее, она плачет.)
    Венеровский.Комедия разыгрывается недурно, но и наскучить может. Поедемте, Любенька! Пойдемте, посидим в той комнате.
    Любочка.Я не хочу, папа! Побудь со мной. (К Венеровскому.)Оставьте меня.
    Венеровский (берет Любу за руку).Люба, пойдемте, родитель может один поломаться и с Катериной Матвеевной.
    Любочка.Папаша, что я сделала! Я боюсь его, я ненавижу его. (Люба прячет лицо на грудь отцу.)
    Иван Михайлович.Ты с ума сошла! Что ты говоришь, Люба! Это нельзя!
    Катерина Матвеевна (выступает вперед торжественно, откидывает волоса).Теперь я все скажу, что я думаю. Слушайте меня, Иван Михайлович, слушайте меня, Венеровский. Любовь должна оставить этого человека. Этот человек — дрянный и низкий индивидуум.
    Венеровский (старается перекричать ее).Вы глупая, неразвитая и развратная женщина! Молчите, или я…
    Катерина Матвеевна.Нет, Венеровский, вы меня не испугаете! Я свободная натура. Вы меня не перекричите, я сама все намерена высказать. Венеровский, вы подлец, и это говорит вам не женщина, а свободный человек… Он погубит Любу, ежели она останется с ним, так же как он погубил меня и оттолкнул. Полчаса тому назад я считала себя выше всех в мире, а теперь я несчастное, жалкое и презренное существо.