Страница:
"демократическом централизме" и состоять из идеологически единых и
политически монолитных национальных партий, опираться на решения первых
четырех конгрессов Коминтерна (1919-1922 гг.). Но шедших за Троцким
национальным партий не было или же они существовали только на бумаге. Тем не
менее с 1933 г. Троцкий не оставлял идеи образования IV Интернационала. Он
не учитывал главного - Коминтерн был более или менее значительной
международной организацией прежде всего потому, что он опирался на
финансовые вливания большевистского руководства, которое, поначалу щедро
оплачивая своих певцов и танцоров (по данным хорошо осведомленного
В.Кривицкого, Москва оплачивала 90-95
процентов всех расходов компартий), считало, что имеет все основания
заказывать музыку.Троцкий же мог рассчитывать лишь на такие нематериальные
понятия, как "идейная выдержанность", "сознательная дисциплина",
самоотверженность его сторонников. Сознавая крайнюю шаткость позиций своих
приверженцев, их сектантскую замкнутость, Троцкий в прямом противоречии с
собственными установками, со своей критикой советского руководства за его
союз с британскими тред-юнионами или китайским Гоминьданом, за политику
сотрудничества с "реформистами" в форме народного фронта, искал союзников в
среде явно не революционных социалистичнских сил. Он пытался установить
связь с Независимой рабочей партией Великобритании, поощрял своих
сторонников во Франции, когда они выдвинули идею вступления в
Социалистическую партию, способствовал созданию в 1931 г. раскольнической
Социалистичнской рабочей партии Германии, которая после прихода Гитлера к
власти примкнула к Интернациональной левой оппозиции, но вскоре, уже в лице
своих эмигрантских органов, высказалась за народный фронт и порвала с
Троцким. Все эти опыты полностью провалились - даже внедриться в
социалистические партии и организации, а тем более взять их под свой
контроль, сторонники Троцкого не смогли. В среде его приверженцев
происходили все новые и новые расколы, причем некоторые микроскопические
группы продолжали конкурировать между собой в борьбе за звание
"подлинных троцкистов", другие же полностью порвали с "пророком в изгнании"
и переходили к острой критике его взглядов с коммунистических,
социал-демократических или даже либеральных позиций. наче говоря,
продолжался "процесс фрагментации", как удачно определил А.Каллиникос, сам
принадлежавший к одному из течений сторонников Троцкого. Курс на создание IV
Интернационала встречал противодействие со стороны части последователей
Троцкого и других близких к нему деятелей. Уже после формального
провозглашения этой организации в 1938 г. Виктор Серж (Кибальчич), потомок
известного русского изобретателя и народника, чудом вырвавшийся из ГУЛАГа
благодаря заступничеству Р.Роллана и затем эмигрировавший, писал Троцкому:
"Я убежден, что невозможно построить Интернационал, если нет партий. Нельзя
играть словами "партия" и "Интернационал". Есть только мелкие группы,
которые не могут найти общего языка с рабочим движением. Во всем мире не
более 200 сторонников Троцкого. В настоящее время никто в IV Интернационале
не думает иначе, как только Вашей головой". Из публикуемых документов видно,
что до создания IV Интернационала, как и после его провозглашения,
международные органы оппозиции фактически не работали или, в лучшем случае,
лишь изредка подавали весьма слабые признаки жизнедеятельности. Разъедаемые
внутренними противоречиями и личными склоками, Интернациональное бюро и
Интернациональный секретариат как организационное целое фактически не
существовали. Достаточно сказать, что сын Троцкого Лев, находившийся в
Париже в центре оппозиционной деятельности, там, где располагался
Интернациональный секретариат, и его гражданская жена Жанна Молинье (Мартен)
- бывшая супруга Раймона Молинье - принадлежали к конкурировавшим фракциям -
Жанна к фракции своего предыдущего мужа, а Лев - к сторонникам Пьера
Навилля. Причины того, что международная "левая" оппозиция продолжала
оставаться численно незначительной, сектантски замкнутой, оторванной от
рабочегодвижения, реально представлявшей собой редкую сеть дискуссионных
кружков, в которые входили ищущие, но не находившие решений революционные
интеллигенты, состояли не только в их чуждости реальным процессам,
происходжившим в среде рабочего класса Запада, догматизме, отсутствии
средств, но и в том, как обращался сам Троцкий со своими сторонниками и
теми, кто присматривался к его взглядам в надежде найти истину. На свои
отношения с западными последователями и оппонентами он как был накладывал,
точнее продолжал накладывать прежние перипетии внутренней борьбы в ВКП(б) и
в любом отступлении от своей линии видел повторение то курса Сталина (иногда
Сталина и Бухарина), то Зиновьева. Своим советским оппонентам Троцкий давал
краткие, весьма
желчные характеристики, например, "Колечка Балаболкин" (о Бухарине) или
"унтер Пришибеев, выступающий под псевдонимом Молотов". Троцкий настаивал на
железной дисциплине в революционных оргнизациях, совершенно непонятной для
западных деятелей, хотя подчас и отказывался от этого требования, но только
лишь по причинам временной тактической целесообразности. Имея в виду
особенности публицистики Троцкого, его сравнительно легкие тактические
повороты, которые он умел очень ловко "диалектически" объяснить, его
беспощадное бличение подобных поворотов у других, саркастические оценки,
огромный апломб, некоторые современники называли Троцкого "самовлюбленным
нарциссом". Видимо, оснований для такой оценки не было. Самолюбование и тем
более самовлюбленность "пророку" свойственны не были. И самым убедительным
доказательством этого являются трагические страницы его изни, прежде всего
потеря четырех детей - все они были то ли убиты сталинскими палачами, то ли
оказались косвенными жертвами Кремля. Но внешне многое, казалось бы,
подтверждало ту характеристику, что еще более суживало сферу влияния его
сторонников. Достаточно отметить, например, что самоуверенность нашего героя
распространялась подчас на такие мелочи, на которые другие выдающиеся
деятели попросту не обратили бы внимания. В шестом томе читатель встретится
с письмом М.Истмену от 13 марта 1932 г., в котором
Троцкий настаивал на правильности двух очевидно неверных дат (эти
настояния, разумеется, в соответствующем месте будут прокомментированы).
Свойственная Троцкому безапелляционность в дискуссиях на какое-то время как
бы околдовывала корреспондентов, собеседников, читателей - конечно, лишь ту
часть из них, которые имели склонность поддаться такому влиянию, своего рода
гипнотическому внушению. Достаточно было Троцкому когда-то высказать ту или
иную мысль, чтобы он потом (за редкими исключениями, когда позже
признавалась правота Ленина), несмотря на возражения, употреблял формулу
"неопровержимо доказано". Тот же Истмен записал через несколько дней после
встречи на Принкипо: "Я чувствую себя уязвленным его полным внутренним
безразличием к моим оценкам, интересам, к самому моему существованию. Он не
задавал мне вопросов... Поэтому люди... уходят от него, чувствуя себя
приниженными". Подчас в переписке и в других документах Троцкого можно
увидеть осознание им неудачи его оппозиции, понимание, что его "историческая
миссия" - по крайней мере, при его жизни - не увенчалась успехом. Особенно
эта тенденция ощущается в последние годы жизни, на ее заключительном,
мексиканском этапе.
* Л.Д.Троцкий прибыл в Мексику в январе 1937 г. по приглашению
выдающегося художника Диего Риверы, человека бурного темперамента,
стремившегося стать одним из революционных вождей не только в искусстве, но
и в политике, и в силу этого уверовавшего, правда ненадолго, в величие
"перманентной революции" и ее вдохновителя. Иммиграция была лично
санкционирована президентом Мексики Ласаро Карденасом, который с подачи
Риверы распорядился оказать Троцкому должное гостепреимство. Но
переместившись на Западный континент при условии, что он не будет
вмешиваться в дела приютившей его страны (таковы же были условия приема во
Франции и в Норвегии, но власти этих стран со временем приходили к выводу,
что Троцкий их не соблюдает), изгнанник вел себя теперь политически крайне
осторожно. Он многократно выражал благодарность Карденасу за прием,
повторяя, что неуклонно придерживется буквы и духа своего обязательства о
невмешательстве. Троцкий в значительной мере отгородился от непосредственной
политической деятельности. Он, разумеется, не мог поехать в Францию на
учредительную конференцию IV Интернационала (сентябрь 1938 г.), но по
документам не ощущается и то, что он как-то руководил ее подготовкой,
определял предстоявшие решения и т. п. Той страстности, того проникновения в
текущую работу во всем ее объеме и во всем многообразии, как это имело место
ранее в руководстве Секретариатом Интернациональной левой оппозиции, теперь
уже не было. Собственно, провозглашение IV Интернационала никаких
изменений в характер движения "троцкистов" не внесло. Скептицизм многих
последователей мексиканского изгнанника в отношении этой акции полностью
подтверждался. По существу дела, продолжали существовать численно
незначительные, гетерогенные, конкурировавшие и даже враждебные друг другу
группы. Ни одно значительное пролетарское движение, ни одна сколько-нибудь
влиятельная политическая партия IV Интернационал не поддержала. Таким он
остается по наши дни, существуя, правда, под видоизмененным странным
наименованием Интернациональная коммунистическая лига (IV
Интернациональная), ассылающая своим сторонникам письма со словами перед
подписью "с троцкистским приветом". А.Глотцер высказывал обоснованное
сомнение, что общая численность "троцкистских" организаций в мире когда-либо
превышала одну тысячу человек. Троцкий в Мексике в основном сосредоточился
на разоблачении московских судебных фарсов 19З6-1938 гг. (правда, последний
шоу-процесс в марте 1938 г. над Бухариным,
Рыковым, Раковским, Ягодой и другими он оставил почти без внимания) и
подготовке книги о Сталине. Раскрытие подлогов, клеветы и всякого рода
других мошенничеств сталинских
спецслужб, дирижером которых был лично диктатор, анализ причин
"большого террора", поразительного единодушия подсудимых и обвинителей в
признании "преступлений", за которыми стоял, якобы, "агент гестапо",
"международный террорист и шпион" Троцкий - это, пожалуй, главная заслуга
мексиканского изгнанника. Он самым тщательным образом следил за
модификациями советского террора, начиная с убийства С.М.Кирова 1 декабря
1934 г., через три недели после которого в причастности к убийству были
обвинены сторонники Г.Е. Зиновьева, которых сразу же стали именовать
"зиновьевцами-троцкистами". В предлагаемом издании публикуется масса статей,
заметок, писем, связанных с "большим террором" и, в частности, с московскими
процессами. Среди них выделяются материалы, посвященные своего рода
контрпроцессу, который происходил в Койоакане - пригороде Мехико, в доме, в
котором жил Троцкий. Это было заседание подкомиссии международной комиссии
по расследованию обвинений против Троцкого, прозвучавших на московских
процессах. Заседание происходило 10-17 апреля 1937 г. На слушаниях,
полностью соответствовавших судебным процедурам Соединенных Штатов,
председательствовал выдающийся американский ученый, философ и психолог Джон
Дьюи. Стенограмма заседаний была опубликована тогда же, а вскоре появился и
том,
который содержал материалы, резюмировавшие работу следственной
комиссии. Троцкий тщательно готовился к заседаниям подкомиссии, собирал
документальный материал, доказывавший, что все обвинения не только против
него самого, но и против тех, кто имел несчастье оказаться на скамье
подсудимых, были сфабрикованы, причем нередко ленивыми и бездарными
сталинскими подручными. Еще находясь в Норвегии, Троцкий обратился к
кремлевскому хозяину с гласным предложением потребовать от правительства
этой страны его выдачи, что, согласно сушествовавшим правилам, привело бы к
рассмотрению его дела в норвежском суде, который Троцкий намеревался
использовать в начестве трибуны. Правительство Норвегии под дипломатическим
и кономическим давлением Кремля ответило отказом, а затем выслало Троцкого.
В Мексике он выдвинул новое требование - сформировать международную
следственную комиссию в составе незаинтересованных общественных деятелей,
юристов, журналистов, представителей
политических партий различных направлений, которая рассмотрела бы
обвинения, предъявленные на московских процессах ему и его сыну Л.Л.Седову.
В феврале 1937 г. Троцкий объявил, что, если такая комиссия признает его
виновным, он добровольно и немедленно передаст себя в руки официальных
советских властей. Троцкий полагал, совершенно не имея к тому оснований, что
фальшивые обвинения, особенно те из них, лживость которых могла быть
доказана элементарно, смогут привести к ликвидации сталинского господства.
Он говорил об этом Ж.Хейженоорту сразу же после второго судебного фарса в
связи с фиктивными показаниями Г.Л.Пятакова о том, что тот, якобы, летал на
тайное свидание к Троцкому в Норвегию, тогда как, согласно официальному
сообщению соответствующих норвежских служб, аэропорт был в это время закрыт
из-за плохой погоды: "Подобно ворону, который может обрушить лавину, история
с самолетом Пятакова может стать началом падения Сталина". И через два дня
вновь тот же мотив: "Это будет дорого стоить Сталину". Можно ли оценить это
высказывание иначе, нежели как своего рода маниловщину? Вряд ли. Что могло
вызвать падение Сталина в данном случае? Вмешательство извне? Но оно было
совершенно нереальным, особенно в условиях, когда западные державы играли с
советским диктатором в политику коллективной безопасности. Внутренний взрыв?
Но к 1937 г. недовольство населения было уже запрятано так глубоко,
что нужны были десятилетия, чтобы пробудить хотя бы минимальную
социальную активность. Подобно утопающему, хватающемуся за соломинку,
Троцкий уходил все дальше в дебри утопии о возможности революционного
свержения советского диктатора. Комиссия по расследованию обвинений,
вывдвинутых на первом и втором московских процессах, в составе 11 человек -
ученых, журналистов, политиков из США, Германии, Франции, Мексики с
филиалами во Франции, Великобритании, Чехословакии, образованная в феврале
1937 г.,собрала огромный документальный и фактический материал, который
вплоть до настоящего времени очень мало используется иссследователями
истории политических явлений и событий в СССР 20-30-х годов. Как пишет в
предисловии к изданию материалов комиссии, выпущенных повторно в 1968 г.,
американец Джордж Новак, являвшийся в 1937 г. секретарем Национального
комитета защиты Л.Троцкого, на заседаниях "Троцкий был подвергнут детальному
допросу юристами и перекрестному допросу члеными комиссии. Он не только
доказал фальшь московских обвинений. Он должен был упоминать важнейшие
события своей жизни, раскрыть свои убеждения, описать и разъяснить
головокружительные изменения в Советском Союзе от Ленина до Сталина. Он
должен был проанализировать проблемы фракционных дискуссий в российском и
мировом коммунизме, охарактеризовать ведущие личности, участвовавшие в
борьбе, и коснуться всех фаз
ожесточенной конкуренции между Сталиным и им самим, которая и привела к
[судебным] процессам". Мы надеемся, что опубликованные и неопубликованные
материалы комиссии, включая связанную с ее работой документацию данного
издания, станут предметом вдумчивого исследователького внимания. Судя по
имеющимся материалам, Троцкий в Мексике, действительно, следовал, по крайней
мере, в основном, своему заявлению от 3 марта 1937 г. о намерении целиком
отдаться литературной работе, тем более что его материальное положение было
весьма скромным и он просто должен был зарабатывать себе и жене, а также
своему техническому аппарату на достойную и безопасную жизнь (как вскоре
оказалось, безопасность была эфемерной). Полемические материалы, связанные с
деятельностью мексиканских политических сил он во многих случаях не
подписывал или же подписывал псевдонимами. Иногда даже ставилась фамилия
Диего Риверы. Впрочем, политическое сотрудничество и дружба с Риверой
прекратились в 1939 г., что было связано не только с необоснованными
претензиями художника на политическое лидерство, но и, правда, видимо лишь в
незначительной степени, со страстным, хотя и кратковременным, окончившимся
ранее, романом между 60-летним Троцким и 28-летней
супругой Риверы художницей Фридой Кало. Под своим именем Троцкий в
Мексике нападал на местных сталинистов - председателя профсоюзного
объединения Ломбардо Толедано, руководителей компартии. В последнем томе
предлагаемого издания опубликован фрагмент документации, связанной с
передачей архива Л.Д.Троцкого Гарвардскому университету. Последние
публикуемые документы - письмо директору мексиканской газеьы "Эль Насиональ"
и заметка о речи В.М.Молотова, датированные 3 августа 1940 г., были написаны
менее чем за три недели до убийства Троцкого. После них следуют и завершают
издание написанные в разное время фрагменты для книги "Ленин".
* Не многие персонажи всемирной истории были предметом столь
пристального внимания политиков, политологов, историков, деятелей культуры,
как Лев Давидович Троцкий. Яркая образность, полемическая хлесткость
привлекали в его публицистике интерес не только сторонников, но и
значительно более широких общественных кругов. В 30-е годы Троцкий продолжал
оставаться знаменитостью, такой же, какой он был в годы гражданской войны в
России и непосредственно после нее. Интеллигентные читатели обращали
внимание
на мастерское использование им художественных приемов - сравнения,
метафоры, гиперболы, риторического вопроса и т. д. Еще в 20-е годы известный
английский скульптор Клер Шеридан создала бюст Троцкого и оставила весьма
лестные о нем воспоминания, отмечая его блестяший ум и яркое остроумие. В
1923 г. портрет Троцкого работы Ю.Анненкова был воспринят публикой настолько
благоприятно, что он стал одним из важнейших экспонатов на выставке в
Венеции 1924 г. Позже появились высказывания видных писателей, ученых,
политиков. Н.А.Бердяев называл Троцкого деятелем того же типа, что и Ленин,
"но менее злобным политически". Мемуары "Моя жизнь" были высоко оценены
французским писателем Ф.Мориаком, а "История русской революции" получила
великолепные отклики в большой западной прессе. Американское издание "The
Saturday Review of Literature" опубликовало большую статью профессора
ньюйоркского университета Сиднея Хука "Эпос революции", посвященную этой
работе. Статья заканчивалась словами: "Лавры доверенного лица Ленина,
заслуженные Троцким в революции и гражданской войне, навсегда останутся
зелеными". Блестяшие рецензии были опубликованы в "The New York Herald
Tribune", "The Baltimore Sun" и
других авторитетных газетах США. Во Франции Троцкого посещал известный
уже в молодые годы писатель Андре Мальро, книги которого Троцкий
рекомендовал для издания в США, хотя и отмечал индивидуализм и пессимизм
автора. Об этих встречах Мальро вскоре написал яркие воспоминания. В свою
очередь Дж. Бернард Шоу, как уже было отмечено (см. примеч. 138), называл
перо Троцкого "великолепным оружием". Известный американский издатель и
редактор журнала "The American Mercury" Х.Менкен, узнав о пожаре в доме
Троцкого на Принкипо, дружески предложил ему книги из своей библиотеки,
однако этот жест был отвергнут. Деятельности Л.Д.Троцкого посвящена огромная
публицистическая, мемуарная, научная литература, которая может стать
объектом фундаментального историографического исследования, необходимость
которого, по нашему мнению, созрела. Тем не менее многие аспекты его бурной
жизни, особенно в годы опппозиционной деятельности и последней эмиграции,
остаются все еще слабо выясненными и затуманенными партийно-политическими
пристрастиями. Обширную информацию содержат, например, второй и особенно
третий, специально посвященный периоду изгнания, тома биографии Троцкого,
созданной Исааком Дойчером.
Но принадлежность автора к одному из многочисленных оттенков в стане
приверженцнв Троцкого, его своего рода "снисходительность" к сталинскому
режиму и в то же время несколько облегченныйхарактер изложения, допускающий
не всегда обоснованные предположения и не вполне мотивируемые рассуждения,
понижают ценность его работы. В биографии Троцкого, как и в других книгах,
Дойчер пытается обосновать некий общий социологический закон перехода
революции от стадии "народной мобилизации" к стадии диктатуры меньшинства,
которая террористическими методами сохраняет завоевания революции. Этим
автор обосновывает, причем весьма неубедительно, судьбу Троцкого, его
отстранение от властных структур в СССР и последующее изгнание. Работа
Дойчера содержит массу фактических ошибок, беллетристических подробностей,
придуманных автором, неточности в именах, датах и т. п. Близко к истине
впечатление Ж.Хейженоорта, что этот автор "работал в архивах торопливо,
подобно репортеру хватаясь за любую информацию, а не как историк,
сортирующий документы". Хейженоорт прав, что "ни один серьезный
исследователь не должен пользоваться цитатой или информацией в его рассказе,
предварительно не проверив их". Само собой разумеется, что работа Дойчера,
написанная "троцкистом", носит в значительной степени апологетический
характер. Немало и других, еще более апологетических работ, среди которых
выделяется сравнительно недавняя книга Э. Манделя, который и в середине 90-х
годов продолжает придерживаться мнения, что взгляды Троцкого по всем
вопросам, которых он только бы ни касался, были позитивной альтернативой
остальным коммунистическим и социалистическим концепциям. Первая и пока
единственная современная биография Л.Д.Троцкого на русском языке написана
Д.А.Волкогоновым. Эта работа очень полезна для российского читателя, прежде
всего новыми фактическими деталями, извлеченными из ранее строго секретных
архивных фондов (некоторые из них закрыты для "рядовых" исследователей по
сей день, и Волкогонов смог привлечь их лишь в силу своего высокого
служебного положения в администрации президента Б.Н.Ельцина). Но наиболее
документированной и взвешенной, как нам представляется, является объемистая
(свыше 1000 страниц) биография Л.Д.Троцкого, приндлежащая перу Пьера Бруэ,
профессора политических исследований Гренобльского университета (Франция) и
редактора
единственного в мире исторического журнала, специального посвященного
Троцкому, его соратникам, его идеологии и политической практике. Несмотря на
свои левые симпатии (Бруэ долгое время был членом французской
Интернациональной коммунистической партии - одной из групп последователей
Троцкого), автор стремится к научной сбалансированности и объективности. С
полным основанием он уделил значительное внимание оппозиционной деятельности
и годам изгнания (им посвящено более половины книги). Годы эмиграции он
делит на два этапа (до 1933 г. и начиная с этого времени), что также в целом
соответствует историческим реалиям (думается, что следовало бы выделить и
третий, мексиканский этап). Вместе с тем частично прав рецензент Д.Доже,
который в своей в общем враждебной, предвзятой и грубо политизированнной
критике огромного объема уловил важный оттенок работы Бруэ - его стремление
сгладить некоторые аспекты взглядов и политики Троцкого, сделать его более
преемлемым для еврокоммунистических течений и горбачевских "перестройщиков".
Хотелось бы попутно отметить, что политические взгляды Бруэ второй половины
80-х годов представляются скорее позитивной, а не отрицательной стороной для
авторской интерпретации Троцкого, хотя они, эти взгляды, и вели
к известной идеализации героя произведения, отрицанию его догматизма,
внутренних противоречий в его публицистике, непоследовательности оценок и т.
д. Вместе с тем, широко использовав документацию фонда Л.Д.Троцкого в
Хогтонской библиотеке Гарвардского университета, П.Бруэ вынужден был самим
соотношением частей своей работы лишь фрагментарно осветить взаимоотношения
и связи Троцкого с его сторонниками в СССР, с группами последователей в
странах Европы, Азии и в США, его усилия по созданию интернациональной
организации его сторонников. Есть немало работ, посвященных "троцкизму", как
некоторые авторы весьма неточно продолжают именовать систему теоретических,
политических взглядов и политико-с тратегических установок Л.Д.Троцкого.
Более или менее углубленный анализ его концепций показывает, что идеи
Троцкого эволюционировали, подчас превращались в противоположные, хотя и
сохранялась их некая внутренняя первооснова, прежде всего теория
политически монолитных национальных партий, опираться на решения первых
четырех конгрессов Коминтерна (1919-1922 гг.). Но шедших за Троцким
национальным партий не было или же они существовали только на бумаге. Тем не
менее с 1933 г. Троцкий не оставлял идеи образования IV Интернационала. Он
не учитывал главного - Коминтерн был более или менее значительной
международной организацией прежде всего потому, что он опирался на
финансовые вливания большевистского руководства, которое, поначалу щедро
оплачивая своих певцов и танцоров (по данным хорошо осведомленного
В.Кривицкого, Москва оплачивала 90-95
процентов всех расходов компартий), считало, что имеет все основания
заказывать музыку.Троцкий же мог рассчитывать лишь на такие нематериальные
понятия, как "идейная выдержанность", "сознательная дисциплина",
самоотверженность его сторонников. Сознавая крайнюю шаткость позиций своих
приверженцев, их сектантскую замкнутость, Троцкий в прямом противоречии с
собственными установками, со своей критикой советского руководства за его
союз с британскими тред-юнионами или китайским Гоминьданом, за политику
сотрудничества с "реформистами" в форме народного фронта, искал союзников в
среде явно не революционных социалистичнских сил. Он пытался установить
связь с Независимой рабочей партией Великобритании, поощрял своих
сторонников во Франции, когда они выдвинули идею вступления в
Социалистическую партию, способствовал созданию в 1931 г. раскольнической
Социалистичнской рабочей партии Германии, которая после прихода Гитлера к
власти примкнула к Интернациональной левой оппозиции, но вскоре, уже в лице
своих эмигрантских органов, высказалась за народный фронт и порвала с
Троцким. Все эти опыты полностью провалились - даже внедриться в
социалистические партии и организации, а тем более взять их под свой
контроль, сторонники Троцкого не смогли. В среде его приверженцев
происходили все новые и новые расколы, причем некоторые микроскопические
группы продолжали конкурировать между собой в борьбе за звание
"подлинных троцкистов", другие же полностью порвали с "пророком в изгнании"
и переходили к острой критике его взглядов с коммунистических,
социал-демократических или даже либеральных позиций. наче говоря,
продолжался "процесс фрагментации", как удачно определил А.Каллиникос, сам
принадлежавший к одному из течений сторонников Троцкого. Курс на создание IV
Интернационала встречал противодействие со стороны части последователей
Троцкого и других близких к нему деятелей. Уже после формального
провозглашения этой организации в 1938 г. Виктор Серж (Кибальчич), потомок
известного русского изобретателя и народника, чудом вырвавшийся из ГУЛАГа
благодаря заступничеству Р.Роллана и затем эмигрировавший, писал Троцкому:
"Я убежден, что невозможно построить Интернационал, если нет партий. Нельзя
играть словами "партия" и "Интернационал". Есть только мелкие группы,
которые не могут найти общего языка с рабочим движением. Во всем мире не
более 200 сторонников Троцкого. В настоящее время никто в IV Интернационале
не думает иначе, как только Вашей головой". Из публикуемых документов видно,
что до создания IV Интернационала, как и после его провозглашения,
международные органы оппозиции фактически не работали или, в лучшем случае,
лишь изредка подавали весьма слабые признаки жизнедеятельности. Разъедаемые
внутренними противоречиями и личными склоками, Интернациональное бюро и
Интернациональный секретариат как организационное целое фактически не
существовали. Достаточно сказать, что сын Троцкого Лев, находившийся в
Париже в центре оппозиционной деятельности, там, где располагался
Интернациональный секретариат, и его гражданская жена Жанна Молинье (Мартен)
- бывшая супруга Раймона Молинье - принадлежали к конкурировавшим фракциям -
Жанна к фракции своего предыдущего мужа, а Лев - к сторонникам Пьера
Навилля. Причины того, что международная "левая" оппозиция продолжала
оставаться численно незначительной, сектантски замкнутой, оторванной от
рабочегодвижения, реально представлявшей собой редкую сеть дискуссионных
кружков, в которые входили ищущие, но не находившие решений революционные
интеллигенты, состояли не только в их чуждости реальным процессам,
происходжившим в среде рабочего класса Запада, догматизме, отсутствии
средств, но и в том, как обращался сам Троцкий со своими сторонниками и
теми, кто присматривался к его взглядам в надежде найти истину. На свои
отношения с западными последователями и оппонентами он как был накладывал,
точнее продолжал накладывать прежние перипетии внутренней борьбы в ВКП(б) и
в любом отступлении от своей линии видел повторение то курса Сталина (иногда
Сталина и Бухарина), то Зиновьева. Своим советским оппонентам Троцкий давал
краткие, весьма
желчные характеристики, например, "Колечка Балаболкин" (о Бухарине) или
"унтер Пришибеев, выступающий под псевдонимом Молотов". Троцкий настаивал на
железной дисциплине в революционных оргнизациях, совершенно непонятной для
западных деятелей, хотя подчас и отказывался от этого требования, но только
лишь по причинам временной тактической целесообразности. Имея в виду
особенности публицистики Троцкого, его сравнительно легкие тактические
повороты, которые он умел очень ловко "диалектически" объяснить, его
беспощадное бличение подобных поворотов у других, саркастические оценки,
огромный апломб, некоторые современники называли Троцкого "самовлюбленным
нарциссом". Видимо, оснований для такой оценки не было. Самолюбование и тем
более самовлюбленность "пророку" свойственны не были. И самым убедительным
доказательством этого являются трагические страницы его изни, прежде всего
потеря четырех детей - все они были то ли убиты сталинскими палачами, то ли
оказались косвенными жертвами Кремля. Но внешне многое, казалось бы,
подтверждало ту характеристику, что еще более суживало сферу влияния его
сторонников. Достаточно отметить, например, что самоуверенность нашего героя
распространялась подчас на такие мелочи, на которые другие выдающиеся
деятели попросту не обратили бы внимания. В шестом томе читатель встретится
с письмом М.Истмену от 13 марта 1932 г., в котором
Троцкий настаивал на правильности двух очевидно неверных дат (эти
настояния, разумеется, в соответствующем месте будут прокомментированы).
Свойственная Троцкому безапелляционность в дискуссиях на какое-то время как
бы околдовывала корреспондентов, собеседников, читателей - конечно, лишь ту
часть из них, которые имели склонность поддаться такому влиянию, своего рода
гипнотическому внушению. Достаточно было Троцкому когда-то высказать ту или
иную мысль, чтобы он потом (за редкими исключениями, когда позже
признавалась правота Ленина), несмотря на возражения, употреблял формулу
"неопровержимо доказано". Тот же Истмен записал через несколько дней после
встречи на Принкипо: "Я чувствую себя уязвленным его полным внутренним
безразличием к моим оценкам, интересам, к самому моему существованию. Он не
задавал мне вопросов... Поэтому люди... уходят от него, чувствуя себя
приниженными". Подчас в переписке и в других документах Троцкого можно
увидеть осознание им неудачи его оппозиции, понимание, что его "историческая
миссия" - по крайней мере, при его жизни - не увенчалась успехом. Особенно
эта тенденция ощущается в последние годы жизни, на ее заключительном,
мексиканском этапе.
* Л.Д.Троцкий прибыл в Мексику в январе 1937 г. по приглашению
выдающегося художника Диего Риверы, человека бурного темперамента,
стремившегося стать одним из революционных вождей не только в искусстве, но
и в политике, и в силу этого уверовавшего, правда ненадолго, в величие
"перманентной революции" и ее вдохновителя. Иммиграция была лично
санкционирована президентом Мексики Ласаро Карденасом, который с подачи
Риверы распорядился оказать Троцкому должное гостепреимство. Но
переместившись на Западный континент при условии, что он не будет
вмешиваться в дела приютившей его страны (таковы же были условия приема во
Франции и в Норвегии, но власти этих стран со временем приходили к выводу,
что Троцкий их не соблюдает), изгнанник вел себя теперь политически крайне
осторожно. Он многократно выражал благодарность Карденасу за прием,
повторяя, что неуклонно придерживется буквы и духа своего обязательства о
невмешательстве. Троцкий в значительной мере отгородился от непосредственной
политической деятельности. Он, разумеется, не мог поехать в Францию на
учредительную конференцию IV Интернационала (сентябрь 1938 г.), но по
документам не ощущается и то, что он как-то руководил ее подготовкой,
определял предстоявшие решения и т. п. Той страстности, того проникновения в
текущую работу во всем ее объеме и во всем многообразии, как это имело место
ранее в руководстве Секретариатом Интернациональной левой оппозиции, теперь
уже не было. Собственно, провозглашение IV Интернационала никаких
изменений в характер движения "троцкистов" не внесло. Скептицизм многих
последователей мексиканского изгнанника в отношении этой акции полностью
подтверждался. По существу дела, продолжали существовать численно
незначительные, гетерогенные, конкурировавшие и даже враждебные друг другу
группы. Ни одно значительное пролетарское движение, ни одна сколько-нибудь
влиятельная политическая партия IV Интернационал не поддержала. Таким он
остается по наши дни, существуя, правда, под видоизмененным странным
наименованием Интернациональная коммунистическая лига (IV
Интернациональная), ассылающая своим сторонникам письма со словами перед
подписью "с троцкистским приветом". А.Глотцер высказывал обоснованное
сомнение, что общая численность "троцкистских" организаций в мире когда-либо
превышала одну тысячу человек. Троцкий в Мексике в основном сосредоточился
на разоблачении московских судебных фарсов 19З6-1938 гг. (правда, последний
шоу-процесс в марте 1938 г. над Бухариным,
Рыковым, Раковским, Ягодой и другими он оставил почти без внимания) и
подготовке книги о Сталине. Раскрытие подлогов, клеветы и всякого рода
других мошенничеств сталинских
спецслужб, дирижером которых был лично диктатор, анализ причин
"большого террора", поразительного единодушия подсудимых и обвинителей в
признании "преступлений", за которыми стоял, якобы, "агент гестапо",
"международный террорист и шпион" Троцкий - это, пожалуй, главная заслуга
мексиканского изгнанника. Он самым тщательным образом следил за
модификациями советского террора, начиная с убийства С.М.Кирова 1 декабря
1934 г., через три недели после которого в причастности к убийству были
обвинены сторонники Г.Е. Зиновьева, которых сразу же стали именовать
"зиновьевцами-троцкистами". В предлагаемом издании публикуется масса статей,
заметок, писем, связанных с "большим террором" и, в частности, с московскими
процессами. Среди них выделяются материалы, посвященные своего рода
контрпроцессу, который происходил в Койоакане - пригороде Мехико, в доме, в
котором жил Троцкий. Это было заседание подкомиссии международной комиссии
по расследованию обвинений против Троцкого, прозвучавших на московских
процессах. Заседание происходило 10-17 апреля 1937 г. На слушаниях,
полностью соответствовавших судебным процедурам Соединенных Штатов,
председательствовал выдающийся американский ученый, философ и психолог Джон
Дьюи. Стенограмма заседаний была опубликована тогда же, а вскоре появился и
том,
который содержал материалы, резюмировавшие работу следственной
комиссии. Троцкий тщательно готовился к заседаниям подкомиссии, собирал
документальный материал, доказывавший, что все обвинения не только против
него самого, но и против тех, кто имел несчастье оказаться на скамье
подсудимых, были сфабрикованы, причем нередко ленивыми и бездарными
сталинскими подручными. Еще находясь в Норвегии, Троцкий обратился к
кремлевскому хозяину с гласным предложением потребовать от правительства
этой страны его выдачи, что, согласно сушествовавшим правилам, привело бы к
рассмотрению его дела в норвежском суде, который Троцкий намеревался
использовать в начестве трибуны. Правительство Норвегии под дипломатическим
и кономическим давлением Кремля ответило отказом, а затем выслало Троцкого.
В Мексике он выдвинул новое требование - сформировать международную
следственную комиссию в составе незаинтересованных общественных деятелей,
юристов, журналистов, представителей
политических партий различных направлений, которая рассмотрела бы
обвинения, предъявленные на московских процессах ему и его сыну Л.Л.Седову.
В феврале 1937 г. Троцкий объявил, что, если такая комиссия признает его
виновным, он добровольно и немедленно передаст себя в руки официальных
советских властей. Троцкий полагал, совершенно не имея к тому оснований, что
фальшивые обвинения, особенно те из них, лживость которых могла быть
доказана элементарно, смогут привести к ликвидации сталинского господства.
Он говорил об этом Ж.Хейженоорту сразу же после второго судебного фарса в
связи с фиктивными показаниями Г.Л.Пятакова о том, что тот, якобы, летал на
тайное свидание к Троцкому в Норвегию, тогда как, согласно официальному
сообщению соответствующих норвежских служб, аэропорт был в это время закрыт
из-за плохой погоды: "Подобно ворону, который может обрушить лавину, история
с самолетом Пятакова может стать началом падения Сталина". И через два дня
вновь тот же мотив: "Это будет дорого стоить Сталину". Можно ли оценить это
высказывание иначе, нежели как своего рода маниловщину? Вряд ли. Что могло
вызвать падение Сталина в данном случае? Вмешательство извне? Но оно было
совершенно нереальным, особенно в условиях, когда западные державы играли с
советским диктатором в политику коллективной безопасности. Внутренний взрыв?
Но к 1937 г. недовольство населения было уже запрятано так глубоко,
что нужны были десятилетия, чтобы пробудить хотя бы минимальную
социальную активность. Подобно утопающему, хватающемуся за соломинку,
Троцкий уходил все дальше в дебри утопии о возможности революционного
свержения советского диктатора. Комиссия по расследованию обвинений,
вывдвинутых на первом и втором московских процессах, в составе 11 человек -
ученых, журналистов, политиков из США, Германии, Франции, Мексики с
филиалами во Франции, Великобритании, Чехословакии, образованная в феврале
1937 г.,собрала огромный документальный и фактический материал, который
вплоть до настоящего времени очень мало используется иссследователями
истории политических явлений и событий в СССР 20-30-х годов. Как пишет в
предисловии к изданию материалов комиссии, выпущенных повторно в 1968 г.,
американец Джордж Новак, являвшийся в 1937 г. секретарем Национального
комитета защиты Л.Троцкого, на заседаниях "Троцкий был подвергнут детальному
допросу юристами и перекрестному допросу члеными комиссии. Он не только
доказал фальшь московских обвинений. Он должен был упоминать важнейшие
события своей жизни, раскрыть свои убеждения, описать и разъяснить
головокружительные изменения в Советском Союзе от Ленина до Сталина. Он
должен был проанализировать проблемы фракционных дискуссий в российском и
мировом коммунизме, охарактеризовать ведущие личности, участвовавшие в
борьбе, и коснуться всех фаз
ожесточенной конкуренции между Сталиным и им самим, которая и привела к
[судебным] процессам". Мы надеемся, что опубликованные и неопубликованные
материалы комиссии, включая связанную с ее работой документацию данного
издания, станут предметом вдумчивого исследователького внимания. Судя по
имеющимся материалам, Троцкий в Мексике, действительно, следовал, по крайней
мере, в основном, своему заявлению от 3 марта 1937 г. о намерении целиком
отдаться литературной работе, тем более что его материальное положение было
весьма скромным и он просто должен был зарабатывать себе и жене, а также
своему техническому аппарату на достойную и безопасную жизнь (как вскоре
оказалось, безопасность была эфемерной). Полемические материалы, связанные с
деятельностью мексиканских политических сил он во многих случаях не
подписывал или же подписывал псевдонимами. Иногда даже ставилась фамилия
Диего Риверы. Впрочем, политическое сотрудничество и дружба с Риверой
прекратились в 1939 г., что было связано не только с необоснованными
претензиями художника на политическое лидерство, но и, правда, видимо лишь в
незначительной степени, со страстным, хотя и кратковременным, окончившимся
ранее, романом между 60-летним Троцким и 28-летней
супругой Риверы художницей Фридой Кало. Под своим именем Троцкий в
Мексике нападал на местных сталинистов - председателя профсоюзного
объединения Ломбардо Толедано, руководителей компартии. В последнем томе
предлагаемого издания опубликован фрагмент документации, связанной с
передачей архива Л.Д.Троцкого Гарвардскому университету. Последние
публикуемые документы - письмо директору мексиканской газеьы "Эль Насиональ"
и заметка о речи В.М.Молотова, датированные 3 августа 1940 г., были написаны
менее чем за три недели до убийства Троцкого. После них следуют и завершают
издание написанные в разное время фрагменты для книги "Ленин".
* Не многие персонажи всемирной истории были предметом столь
пристального внимания политиков, политологов, историков, деятелей культуры,
как Лев Давидович Троцкий. Яркая образность, полемическая хлесткость
привлекали в его публицистике интерес не только сторонников, но и
значительно более широких общественных кругов. В 30-е годы Троцкий продолжал
оставаться знаменитостью, такой же, какой он был в годы гражданской войны в
России и непосредственно после нее. Интеллигентные читатели обращали
внимание
на мастерское использование им художественных приемов - сравнения,
метафоры, гиперболы, риторического вопроса и т. д. Еще в 20-е годы известный
английский скульптор Клер Шеридан создала бюст Троцкого и оставила весьма
лестные о нем воспоминания, отмечая его блестяший ум и яркое остроумие. В
1923 г. портрет Троцкого работы Ю.Анненкова был воспринят публикой настолько
благоприятно, что он стал одним из важнейших экспонатов на выставке в
Венеции 1924 г. Позже появились высказывания видных писателей, ученых,
политиков. Н.А.Бердяев называл Троцкого деятелем того же типа, что и Ленин,
"но менее злобным политически". Мемуары "Моя жизнь" были высоко оценены
французским писателем Ф.Мориаком, а "История русской революции" получила
великолепные отклики в большой западной прессе. Американское издание "The
Saturday Review of Literature" опубликовало большую статью профессора
ньюйоркского университета Сиднея Хука "Эпос революции", посвященную этой
работе. Статья заканчивалась словами: "Лавры доверенного лица Ленина,
заслуженные Троцким в революции и гражданской войне, навсегда останутся
зелеными". Блестяшие рецензии были опубликованы в "The New York Herald
Tribune", "The Baltimore Sun" и
других авторитетных газетах США. Во Франции Троцкого посещал известный
уже в молодые годы писатель Андре Мальро, книги которого Троцкий
рекомендовал для издания в США, хотя и отмечал индивидуализм и пессимизм
автора. Об этих встречах Мальро вскоре написал яркие воспоминания. В свою
очередь Дж. Бернард Шоу, как уже было отмечено (см. примеч. 138), называл
перо Троцкого "великолепным оружием". Известный американский издатель и
редактор журнала "The American Mercury" Х.Менкен, узнав о пожаре в доме
Троцкого на Принкипо, дружески предложил ему книги из своей библиотеки,
однако этот жест был отвергнут. Деятельности Л.Д.Троцкого посвящена огромная
публицистическая, мемуарная, научная литература, которая может стать
объектом фундаментального историографического исследования, необходимость
которого, по нашему мнению, созрела. Тем не менее многие аспекты его бурной
жизни, особенно в годы опппозиционной деятельности и последней эмиграции,
остаются все еще слабо выясненными и затуманенными партийно-политическими
пристрастиями. Обширную информацию содержат, например, второй и особенно
третий, специально посвященный периоду изгнания, тома биографии Троцкого,
созданной Исааком Дойчером.
Но принадлежность автора к одному из многочисленных оттенков в стане
приверженцнв Троцкого, его своего рода "снисходительность" к сталинскому
режиму и в то же время несколько облегченныйхарактер изложения, допускающий
не всегда обоснованные предположения и не вполне мотивируемые рассуждения,
понижают ценность его работы. В биографии Троцкого, как и в других книгах,
Дойчер пытается обосновать некий общий социологический закон перехода
революции от стадии "народной мобилизации" к стадии диктатуры меньшинства,
которая террористическими методами сохраняет завоевания революции. Этим
автор обосновывает, причем весьма неубедительно, судьбу Троцкого, его
отстранение от властных структур в СССР и последующее изгнание. Работа
Дойчера содержит массу фактических ошибок, беллетристических подробностей,
придуманных автором, неточности в именах, датах и т. п. Близко к истине
впечатление Ж.Хейженоорта, что этот автор "работал в архивах торопливо,
подобно репортеру хватаясь за любую информацию, а не как историк,
сортирующий документы". Хейженоорт прав, что "ни один серьезный
исследователь не должен пользоваться цитатой или информацией в его рассказе,
предварительно не проверив их". Само собой разумеется, что работа Дойчера,
написанная "троцкистом", носит в значительной степени апологетический
характер. Немало и других, еще более апологетических работ, среди которых
выделяется сравнительно недавняя книга Э. Манделя, который и в середине 90-х
годов продолжает придерживаться мнения, что взгляды Троцкого по всем
вопросам, которых он только бы ни касался, были позитивной альтернативой
остальным коммунистическим и социалистическим концепциям. Первая и пока
единственная современная биография Л.Д.Троцкого на русском языке написана
Д.А.Волкогоновым. Эта работа очень полезна для российского читателя, прежде
всего новыми фактическими деталями, извлеченными из ранее строго секретных
архивных фондов (некоторые из них закрыты для "рядовых" исследователей по
сей день, и Волкогонов смог привлечь их лишь в силу своего высокого
служебного положения в администрации президента Б.Н.Ельцина). Но наиболее
документированной и взвешенной, как нам представляется, является объемистая
(свыше 1000 страниц) биография Л.Д.Троцкого, приндлежащая перу Пьера Бруэ,
профессора политических исследований Гренобльского университета (Франция) и
редактора
единственного в мире исторического журнала, специального посвященного
Троцкому, его соратникам, его идеологии и политической практике. Несмотря на
свои левые симпатии (Бруэ долгое время был членом французской
Интернациональной коммунистической партии - одной из групп последователей
Троцкого), автор стремится к научной сбалансированности и объективности. С
полным основанием он уделил значительное внимание оппозиционной деятельности
и годам изгнания (им посвящено более половины книги). Годы эмиграции он
делит на два этапа (до 1933 г. и начиная с этого времени), что также в целом
соответствует историческим реалиям (думается, что следовало бы выделить и
третий, мексиканский этап). Вместе с тем частично прав рецензент Д.Доже,
который в своей в общем враждебной, предвзятой и грубо политизированнной
критике огромного объема уловил важный оттенок работы Бруэ - его стремление
сгладить некоторые аспекты взглядов и политики Троцкого, сделать его более
преемлемым для еврокоммунистических течений и горбачевских "перестройщиков".
Хотелось бы попутно отметить, что политические взгляды Бруэ второй половины
80-х годов представляются скорее позитивной, а не отрицательной стороной для
авторской интерпретации Троцкого, хотя они, эти взгляды, и вели
к известной идеализации героя произведения, отрицанию его догматизма,
внутренних противоречий в его публицистике, непоследовательности оценок и т.
д. Вместе с тем, широко использовав документацию фонда Л.Д.Троцкого в
Хогтонской библиотеке Гарвардского университета, П.Бруэ вынужден был самим
соотношением частей своей работы лишь фрагментарно осветить взаимоотношения
и связи Троцкого с его сторонниками в СССР, с группами последователей в
странах Европы, Азии и в США, его усилия по созданию интернациональной
организации его сторонников. Есть немало работ, посвященных "троцкизму", как
некоторые авторы весьма неточно продолжают именовать систему теоретических,
политических взглядов и политико-с тратегических установок Л.Д.Троцкого.
Более или менее углубленный анализ его концепций показывает, что идеи
Троцкого эволюционировали, подчас превращались в противоположные, хотя и
сохранялась их некая внутренняя первооснова, прежде всего теория