Страница:
– Как это?
– Наши биологические сутки как-то автоматически и независимо от планов и желаний растянулись до 40–42 часов. Солнце не садится – идешь себе да идешь, и постепенно режим экспедиции вошел в такую колею: 20 часов идем и около 20 – на разбивку лагеря, приготовление пищи, сон. И такой распорядок постепенно устаканился у нас на все время экспедиции. Думаю, это неспроста, и Земля раньше все-таки медленнее крутилась. А Север сейчас – это как бы заповедник замерзшего прошлого планеты. И время там другое, и мамонта можно найти, и много еще чего.
Из этого Лешиного наблюдения я впоследствии целую теорию вывел о разной структуре времени в разных частях света на протяжении истории Земли. Получилось то же самое – ускорение. С каждым веком время летит все быстрей. Как у человека, оно с годами ускоряется. У маленького время тянется медленно, у взрослого – как бы норма, а в старости время летит все быстрей и быстрей… И улетает. Это не кажется. Это так и есть. Кроме большого общего времени планеты, у которого мы все в плену, у каждого из нас свое время. Индивидуальное. И оно у всех разное. Главное – успеть в отведенный нам срок подняться на новую ступень эволюционной пирамиды. А если не поднялись – какого хрена, спрашивается, небо коптили, продукты переводили?! У нас их и так мало!
Прокайфовали они так около тысячи километров и на берегу Ледовитого океана вдруг обнаружили, что у них все кончилось. Все! Остался только шоколад по плитке на брата и немного муки.
– Рацион небогатый, – вспомнил Леша и засмеялся. – Один блин в день!
Беда не приходит одна. Рация вышла из строя, кайф кончился, и над всей экспедицией нависла серьезная опасность. Ребятам оставалось только гадать, заберут их оттуда до того, как они съедят шоколад и последний блин, или кто-то другой когда-нибудь пойдет по их следам.
Таймыр – место особое. Северная окраина Евразии. И если на первый взгляд там ничего, кроме вечной мерзлоты, нет, то на самом деле все наоборот. На этом замороженном полуострове, как утверждают геологи, зарыта вся таблица Менделеева! И мяса там полно. Как свежего парного, так и мороженого. В свое время для изучения Таймыра очень много сделал знаменитый русский путешественник Эдуард Васильевич Толль. Потом он отправился на поиски Земли Санникова и пропал вместе с ней.
А Леша хоть бы хны! Не успел доесть свой шоколад, как за ними прилетел вертолет, и экспедиция благополучно завершилась.
Несколько позже, заинтересованный Лешиным рассказом, я заметил некоторые странности в той истории. Дело в том, что найти следы экспедиции Русанова на Таймыре было маловероятно, так как еще в 1934 году их обнаружили на островах в Карском море. Там же, скорее всего, экспедиция и погибла. А потом и сам Леша пролил свет на реальную или, по крайней мере, параллельную цель их поисков. И хотя Леше в первую очередь интересна сама Природа, а не следы на ней, он все же обмолвился, что какие-то следы они там нашли. Мы еще не были хорошо знакомы, и он не стал распространяться. Но кое-что я выяснил и сам.
В истории полярных исследований был такой феномен, как Земля Санникова. Загадочная и странная, желанная и недосягаемая, как наше «светлое будущее». Первым о ней рассказал русский промышленник Яков Санников, а ему не верить было нельзя, так как он уже открыл несколько островов. К тому же Землю Санникова видели и другие. Годами и десятилетиями ее искали, рискуя здоровьем и жизнью, разные люди. Кому-то она открывалась за льдами и водами, едва расступались туманы, но никому никогда не удавалось подойти вплотную и ступить на ее твердь. Она словно дразнила людей – то ли мираж, то ли реальность, то ли нечто третье. Место ее нахождения было приблизительно известно, но труднодоступно, и загадка ее существования продолжала будоражить умы.
Известный русский исследователь Эдуард Васильевич Толль увидел ее неясные очертания с острова Котельный. И с тех пор Земля Санникова стала его путеводной звездой и гибелью. Пока Эдуард Васильевич занимался своими исследованиями в Средиземном море, все шло хорошо. После этого он защитил диссертацию, поработал в университете, и вдруг его понесло на Север! Дикий холод! Люди там не живут. Не место это для цивилизованного человека. А вот поди ж ты! Может, потому Север и интересен, что люди там еще не напакостили. Ни машин, как сказал Леша, ни начальников! Но главное, наверное, все-таки не в этом. Север – это кладовая знаний по истории нашей планеты, но замороженных. Он надежно хранит не только природные ресурсы, но также информацию о прошлом Земли. Для кого и с какой целью, нам пока не дано знать. Ну, и мяса там полно, как я уже упоминал.
В 1890 году Российская академия наук послала Эдуарда Васильевича Толля за мамонтом, которого обнаружили в тундре к востоку от устья реки Яны. Мамонта этого надлежало срочно доставить в столицу, где солидные ученые и просто жители могли бы познакомиться с ним поближе, чтобы лучше представлять историю своей страны. Россия, как известно, – родина слонов, только лохматых – в смысле, мамонтов, что давно доказано и чем мы гордимся наряду с достижениями в науке и искусстве. К сожалению, когда экспедиция Толля прибыла на место, от мамонта уже почти ничего не осталось. Кто его растащил, куда – черт их знает!
Но главным для Толля был не мамонт – его неодолимо влекла Земля Санникова.
Весной 1901 года группа во главе с Толлем высадилась на Таймыре. Маршрут оказался очень тяжелым. Продукты и керосин быстро убывали. Обессилевшие собаки отказывались двигаться. Но напросившийся в экспедицию лейтенант-гидрограф фактически вытащил людей из ледяных лап гибели, подавая личный пример мужества и дальновидности. Толль отметил его заслуги, назвав именем лейтенанта остров у берегов Таймыра.
На следующий год новая экспедиция под руководством Толля отправилась в высокие широты, но уже без лейтенанта-гидрографа. С тех пор их никто не видел. Лейтенант предпринял попытку отыскать следы экспедиции своего бывшего начальника, но она чуть ни закончилась трагедией для него самого. Не удалось ему выполнить и завет Толля – найти легендарную Землю Санникова.
Южный берег
– Наши биологические сутки как-то автоматически и независимо от планов и желаний растянулись до 40–42 часов. Солнце не садится – идешь себе да идешь, и постепенно режим экспедиции вошел в такую колею: 20 часов идем и около 20 – на разбивку лагеря, приготовление пищи, сон. И такой распорядок постепенно устаканился у нас на все время экспедиции. Думаю, это неспроста, и Земля раньше все-таки медленнее крутилась. А Север сейчас – это как бы заповедник замерзшего прошлого планеты. И время там другое, и мамонта можно найти, и много еще чего.
Из этого Лешиного наблюдения я впоследствии целую теорию вывел о разной структуре времени в разных частях света на протяжении истории Земли. Получилось то же самое – ускорение. С каждым веком время летит все быстрей. Как у человека, оно с годами ускоряется. У маленького время тянется медленно, у взрослого – как бы норма, а в старости время летит все быстрей и быстрей… И улетает. Это не кажется. Это так и есть. Кроме большого общего времени планеты, у которого мы все в плену, у каждого из нас свое время. Индивидуальное. И оно у всех разное. Главное – успеть в отведенный нам срок подняться на новую ступень эволюционной пирамиды. А если не поднялись – какого хрена, спрашивается, небо коптили, продукты переводили?! У нас их и так мало!
Прокайфовали они так около тысячи километров и на берегу Ледовитого океана вдруг обнаружили, что у них все кончилось. Все! Остался только шоколад по плитке на брата и немного муки.
– Рацион небогатый, – вспомнил Леша и засмеялся. – Один блин в день!
Беда не приходит одна. Рация вышла из строя, кайф кончился, и над всей экспедицией нависла серьезная опасность. Ребятам оставалось только гадать, заберут их оттуда до того, как они съедят шоколад и последний блин, или кто-то другой когда-нибудь пойдет по их следам.
Таймыр – место особое. Северная окраина Евразии. И если на первый взгляд там ничего, кроме вечной мерзлоты, нет, то на самом деле все наоборот. На этом замороженном полуострове, как утверждают геологи, зарыта вся таблица Менделеева! И мяса там полно. Как свежего парного, так и мороженого. В свое время для изучения Таймыра очень много сделал знаменитый русский путешественник Эдуард Васильевич Толль. Потом он отправился на поиски Земли Санникова и пропал вместе с ней.
А Леша хоть бы хны! Не успел доесть свой шоколад, как за ними прилетел вертолет, и экспедиция благополучно завершилась.
Несколько позже, заинтересованный Лешиным рассказом, я заметил некоторые странности в той истории. Дело в том, что найти следы экспедиции Русанова на Таймыре было маловероятно, так как еще в 1934 году их обнаружили на островах в Карском море. Там же, скорее всего, экспедиция и погибла. А потом и сам Леша пролил свет на реальную или, по крайней мере, параллельную цель их поисков. И хотя Леше в первую очередь интересна сама Природа, а не следы на ней, он все же обмолвился, что какие-то следы они там нашли. Мы еще не были хорошо знакомы, и он не стал распространяться. Но кое-что я выяснил и сам.
В истории полярных исследований был такой феномен, как Земля Санникова. Загадочная и странная, желанная и недосягаемая, как наше «светлое будущее». Первым о ней рассказал русский промышленник Яков Санников, а ему не верить было нельзя, так как он уже открыл несколько островов. К тому же Землю Санникова видели и другие. Годами и десятилетиями ее искали, рискуя здоровьем и жизнью, разные люди. Кому-то она открывалась за льдами и водами, едва расступались туманы, но никому никогда не удавалось подойти вплотную и ступить на ее твердь. Она словно дразнила людей – то ли мираж, то ли реальность, то ли нечто третье. Место ее нахождения было приблизительно известно, но труднодоступно, и загадка ее существования продолжала будоражить умы.
Известный русский исследователь Эдуард Васильевич Толль увидел ее неясные очертания с острова Котельный. И с тех пор Земля Санникова стала его путеводной звездой и гибелью. Пока Эдуард Васильевич занимался своими исследованиями в Средиземном море, все шло хорошо. После этого он защитил диссертацию, поработал в университете, и вдруг его понесло на Север! Дикий холод! Люди там не живут. Не место это для цивилизованного человека. А вот поди ж ты! Может, потому Север и интересен, что люди там еще не напакостили. Ни машин, как сказал Леша, ни начальников! Но главное, наверное, все-таки не в этом. Север – это кладовая знаний по истории нашей планеты, но замороженных. Он надежно хранит не только природные ресурсы, но также информацию о прошлом Земли. Для кого и с какой целью, нам пока не дано знать. Ну, и мяса там полно, как я уже упоминал.
В 1890 году Российская академия наук послала Эдуарда Васильевича Толля за мамонтом, которого обнаружили в тундре к востоку от устья реки Яны. Мамонта этого надлежало срочно доставить в столицу, где солидные ученые и просто жители могли бы познакомиться с ним поближе, чтобы лучше представлять историю своей страны. Россия, как известно, – родина слонов, только лохматых – в смысле, мамонтов, что давно доказано и чем мы гордимся наряду с достижениями в науке и искусстве. К сожалению, когда экспедиция Толля прибыла на место, от мамонта уже почти ничего не осталось. Кто его растащил, куда – черт их знает!
Но главным для Толля был не мамонт – его неодолимо влекла Земля Санникова.
Весной 1901 года группа во главе с Толлем высадилась на Таймыре. Маршрут оказался очень тяжелым. Продукты и керосин быстро убывали. Обессилевшие собаки отказывались двигаться. Но напросившийся в экспедицию лейтенант-гидрограф фактически вытащил людей из ледяных лап гибели, подавая личный пример мужества и дальновидности. Толль отметил его заслуги, назвав именем лейтенанта остров у берегов Таймыра.
На следующий год новая экспедиция под руководством Толля отправилась в высокие широты, но уже без лейтенанта-гидрографа. С тех пор их никто не видел. Лейтенант предпринял попытку отыскать следы экспедиции своего бывшего начальника, но она чуть ни закончилась трагедией для него самого. Не удалось ему выполнить и завет Толля – найти легендарную Землю Санникова.
Нам тоже не удалось обнаружить ни большого смысла, ни информации в той полуофициальной лекции. Споры о том, есть ли жизнь на Марсе, кто полезней – лирики или физики, и может ли быть добро с кулаками, нас уже не интересовали.
– Добро должно быть с атомной бомбой, ежу понятно, – буркнул Юра.
– Точно, – кивнул Леша. – А с кулаками – это не добро, а хулиганство.
Экспедиция Толля действительно оставила на Таймыре свидетельства своего пребывания. Именно ее следы, а не Русанова и обнаружили ребята. Более того, у них, оказывается, и карта была с отмеченными стоянками экспедиции Толля. Однако широкой огласки находки эти не получили, потому что человеком, вытащившим на себе таймырский маршрут экспедиции Толля, был лейтенант Колчак, которого на сломе эпох уже в адмиральском чине забросило в другие широты. Закончилось это, как известно, трагически. Остров его имени стал островом Расторгуева – не Коли, которого все знают, а какого-то другого, – а образ очарованного странника русского севера, брошенного в пекло гражданской войны решать судьбу России, дошел до нас в виде карикатуры. Но Леша и тогда относился к нему как к замечательному ученому, внесшему большой вклад в изучение дорогих его сердцу северных льдов, скал и морей. Когда мы познакомились ближе, он так и сказал: «Колчак – это наш человек».
Я даже вздрогнул и насторожился. Но Леша, как выяснилось, никаких вещей не распродавал и никуда не собирался.
И стало ясно: в Москве ли, в Париже, в согласии или конфронтации с властями, несмотря ни на какую огнеопасную ситуацию, История СССР пишется заново, и этого уже не остановить. А Леша, по следам каких бы пропавших экспедиций ни шел, – ничего с ним не случится. Потому что он человек хороший. Спокойный и доброжелательный ко всему живому. На камчатской речке с медведем столкнулся нос к носу – и хоть бы хны! Никто никого не обидел. Комары его не трогают, звери не кусают, змеи не жалят, даже люди – и те хорошо относятся. Человек такой! Только вот, почему его постоянно и так далеко заносит? Может, в семье неладно?
Выяснилось также, что Леша, несмотря на то, что он «шведскоподданный» и внешне очень похож на скандинава, любит все русское народное. Дружит с ансамблем Покровского, крещен в православную веру и считает, что только она и есть вера истинная.
А Швеция, насколько я знаю, страна лютеранская.
– Добро должно быть с атомной бомбой, ежу понятно, – буркнул Юра.
– Точно, – кивнул Леша. – А с кулаками – это не добро, а хулиганство.
Экспедиция Толля действительно оставила на Таймыре свидетельства своего пребывания. Именно ее следы, а не Русанова и обнаружили ребята. Более того, у них, оказывается, и карта была с отмеченными стоянками экспедиции Толля. Однако широкой огласки находки эти не получили, потому что человеком, вытащившим на себе таймырский маршрут экспедиции Толля, был лейтенант Колчак, которого на сломе эпох уже в адмиральском чине забросило в другие широты. Закончилось это, как известно, трагически. Остров его имени стал островом Расторгуева – не Коли, которого все знают, а какого-то другого, – а образ очарованного странника русского севера, брошенного в пекло гражданской войны решать судьбу России, дошел до нас в виде карикатуры. Но Леша и тогда относился к нему как к замечательному ученому, внесшему большой вклад в изучение дорогих его сердцу северных льдов, скал и морей. Когда мы познакомились ближе, он так и сказал: «Колчак – это наш человек».
Я даже вздрогнул и насторожился. Но Леша, как выяснилось, никаких вещей не распродавал и никуда не собирался.
И стало ясно: в Москве ли, в Париже, в согласии или конфронтации с властями, несмотря ни на какую огнеопасную ситуацию, История СССР пишется заново, и этого уже не остановить. А Леша, по следам каких бы пропавших экспедиций ни шел, – ничего с ним не случится. Потому что он человек хороший. Спокойный и доброжелательный ко всему живому. На камчатской речке с медведем столкнулся нос к носу – и хоть бы хны! Никто никого не обидел. Комары его не трогают, звери не кусают, змеи не жалят, даже люди – и те хорошо относятся. Человек такой! Только вот, почему его постоянно и так далеко заносит? Может, в семье неладно?
Выяснилось также, что Леша, несмотря на то, что он «шведскоподданный» и внешне очень похож на скандинава, любит все русское народное. Дружит с ансамблем Покровского, крещен в православную веру и считает, что только она и есть вера истинная.
А Швеция, насколько я знаю, страна лютеранская.
Южный берег
Я с детства мечтал увидеть Черное море. Самое синее в мире, как пелось тогда в известном кинофильме. В школе учился – мечтал, в институте… Но не получалось: то мать не пускала, то денег не хватало, то времени. А тут вдруг моего приятеля Шурика Апрелова забирают в армию и отправляют не куда-нибудь, а в Крым! Бывает же! Не успел Шурик учебку закончить, как пишет: уже и купался, и загорал, и абрикосы ест бесплатные. Я к армии до этого настороженно относился, а тут вижу: благодать какая – море, трехразовое питание и фрукты на холяву! Другого такого случая не будет.
В августе сам прихожу в военкомат. Так, мол, и так, хочу послужить Родине! Где-нибудь на берегу Черного моря. В Крыму. Вполне возможно, говорят, из нашего района сейчас как раз туда и берут. Ждите повестку!
Осенью повестка не пришла, и я забеспокоился. Пришел на прием к военкому – хочу послужить Родине где-нибудь в Крыму, нельзя ли это как-то устроить?
– Молодец! – говорит военком. – Сам изъявляешь желание. А то некоторые начинают – тут болит, там болит! Хвалю! А какие войска больше нравятся?
– Да мне все равно, – говорю, – лишь бы Крым!
– А почему так?
– Я в детстве обморозился. И теперь чуть похолодает – у меня сразу пальцы рук и ног, нос и уши замерзают. Так что, если уж откровенно, я для средней полосы в зимнее время фактически не пригоден.
– А медкомиссию вы прошли?
– Да, но я им про это не говорил, чтоб не забраковали. Я хочу в армию. И друг у меня в Крыму служит – говорит, нравится. Его мать недавно благодарность получила от командира части. Я в Крыму тоже буду хорошо служить – там же морозов нет.
– Что ж, – солидно кивает военком, – вполне возможно. Мы уже два призыва в Крым отправили и сейчас третий готовим. Наши ребята хорошо там себя зарекомендовали. Командование ими довольно. Хотят теперь вообще брать только из нашего района. А ваше пожелание мы обязательно учтем.
Расстались мы почти друзьями, и с тех пор я нашу Советскую Армию сильно зауважал и стал говорить о ней только хорошее, надеясь в недалеком будущем покупаться, позагорать, фруктов поесть за ее счет – в общем, Родине послужить.
Пока ждал, купил новые красивые плавки. Хотел еще и ласты с маской, но передумал – старики отберут.
Второго мая принесли повестку. Подошла, наконец, и моя очередь пожить в Крыму на холяву.
Набор выдался очень маленьким – всего пять человек. Четверо «сознательных» – с высшим образованием, а пятого нам в нагрузку дали. Военком еще раз и уже окончательно пообещал мне южный берег Крыма и даже позавидовал – какая там сейчас благодать! Но взамен обратился с просьбой: мы – вам, вы – нам.
– Вы люди сознательные. Из-за пяти человек автобус гонять нет смысла, так что доедете сами. Ваши документы в этом пакете. С ним и обратитесь к дежурному. А он скажет… Но у меня к вам большая просьба и от себя лично, и от всего райвоенкомата. Прошу вас как будущих защитников Отечества доставить до Железнодорожного ЭТОГО Фетисова хотя бы на своих, то есть его двоих. И сдать на призывном пункте. Мы его уже третий раз призываем, а сдать не можем! Берем, вроде, трезвого, доезжаем до Железнодорожного – готов! Первый раз двое человек его под руки взяли, хотели все-таки сдать. Номер не прошел. Нам такой скандал устроили – вспомнить стыдно. Второй раз мы за ним специально следили. Водка, у кого была – у всех отобрали, чтоб уж наверняка. Посадили – вроде, держится. Подъехали к призывному пункту – готов! Мы его даже из автобуса выносить не стали. Так что на вас вся надежда! Может, он хоть своих товарищей послушает. А мы со своей стороны его предупредили: не возьмут в третий раз – отдадим под суд! Должен бояться, если не дурак! Только до областного пункта довезите и сдайте, а там он пусть хоть вусмерть упьется!
Фетисов этот не дурак: окончил шоферские курсы от военкомата, но в Армию не спешил – а куда она денется. Мы вошли к нему в доверие. Секрет напивательства оказался нехитрым. Бутылка водки, которую у него опять отобрали, была вовсе и не водкой. Просто вода, только умело запечатана. А вот компот в трехлитровой банке, хоть в нем и плавали черносливки, яблочки, изюм, – вовсе не компот, а самогон. Мы его разоблачили, поговорили по-хорошему, банку отняли и как огурчика вместе с самими собой сдали на призывном пункте. Фетисов сначала расстроился, но мы ему банку вернули, и он философски махнул рукой – чему бывать, того не миновать.
Трое суток провалялись на деревянных топчанах в ожидании, а потом пришел и наш «покупатель». Вызвали по фамилиям, посадили в автобус и повезли.
Девятое мая. В Москве раннее утро. Травка зеленеет, тюльпаны распускаются. Солнышко. Тепло. Праздник. На душе хорошо и тревожно. Тем не менее, обещания обещаниями, но надо уточнить.
– Далеко едем? – у сопровождающего лейтенанта спрашиваю.
– Внуково, – отвечает лаконично, как спартанец.
– А потом? – продолжаю потихоньку выпытывать. – На юг?
Посмотрел на меня как-то подозрительно, кивнул.
– На юг.
Ну и хорошо. Сели в самолет. Я поближе к лейтенанту. Летим.
– Мы с районным военкомом, считай, друзья, – рассказываю. – Я ему сразу сказал – только в Крыму служить согласен! А если нет – справку возьму, что обмороженный и мать одна пенсионерка. Но он мужик нормальный – сделаем, говорит, южное побережье!
Лейтенант снова посмотрел на меня подозрительно и странно.
– Точно, – кивнул, – южное побережье. – Отвернулся к иллюминатору и вздохнул: – Век бы его не видать!
Ишь ты, думаю, Крым Крымом, а условия, выходит, разные! А может, ему там уже надоело или он больше север любит? Есть люди, которые жару плохо переносят. А мне, наоборот, солнышко нравится, море, фрукты…
Час летим, два, три… Я в иллюминатор – Крым не показался? Облака под нами были плотной пеленой – кончились. Солнце яркое. А внизу все бело! Что такое?! Я снова к лейтенанту:
– Мне военком Крым обещал! – говорю. – Черное море. А там внизу все белое!
– Не в тот самолет сел, – отвечает.
Спартанец хренов!
– Вы же сами сказали – южное побережье!
– Правильно, южное. Только море не Черное.
– А какое?
– И полуостров не Крым.
– А какой?!
Тут уже все остальные – а нас там почти полный самолет, и не все «сознательные» с высшим образованием, даже просто трезвые далеко не все – ка-ак заорут:
– Куда летим, так растак?!
И сразу ясно, что подмосковные ребята все как один хотят служить Родине в Крыму. Лейтенант вскочил.
– Товарищи призывники, успокойтесь! Места очень красивые. Вы таких еще не видели. Условия просто курортные! Питание усиленное! Да и служить-то всего пару суток!
– Не понял! – отвечает народ.
– Ну-у, день-ночь, день-ночь – полярные. Не успеете оглянуться – и домой!
– Што-о-о?! Какие полярные?! Куда летим, мать твою!..
– Чукотка. Но берег южный. Там гораздо теплей, чем на северном. Эх, какие вам спецовочки выдадут! Шикстра класс! Вы таких и не видели. Никто не замерзнет, даже и не думайте! Красота неописуемая! На обед – красная рыба. Ну где еще такое найдешь?! Не пожалеете, ребята, честно говорю!
И у всех все упало. А из самолета не выпрыгнешь.
– Лучше б мы твоего компота нажрались! – говорю Фетисову.
– Я предлагал, – справедливо напомнил он. – А где эта Чукотка?
– Какая теперь разница!
В Москве, как я уже упоминал, травка зеленеет, солнышко блестит, а в Анадыре – снег, ветер, холод! Как на другой планете. Но и там нас не оставили. Из Ил-18 пересадили в Ил-14, и дальше на восток. Никогда меня так далеко не заносило! И главное зачем?! Это вообще не мое направление! К тому же я не пригоден для службы на севере – у меня пальцы рук и ног, нос и уши мерзнут! Я же предупреждал!
Часа три, пока летели, бортпроводница всем настойчиво навязывала пакеты. Какие пакеты?! Мы половину земного шара облетели – никому никаких пакетов не понадобилось. А она не унимается:
– Приземление сложное. Возьмите, пожалуйста!
И что такая настойчивая! Мы как «сознательные» взяли для приличия, исключительно чтобы не обижать девушку, а многие отмахнулись.
Ил-14 перелетел через горную гряду и резко пошел на посадку. Тут уж все сами начали эти пакеты хватать. Она бедная разносить не успевает. Коля, земляк мой и приятель, аккуратно воспользовался сначала своим пакетом, потом моим. Сашка одним обошелся. А я ничего, так справился. Другие – несознательные, их большинство – заблевали весь самолет. У всех резко и сильно заболели уши, кому-то стало плохо. Выползли из самолета, думали, полегчает на свежем воздухе – дышим-дышим, а его нет! Не хватает на всех!
– Не волнуйтесь! – успокаивает сопровождающий лейтенант. – Умереть никто не должен. Просто здесь кислорода меньше, чем на материке. Говорят, процентов на тридцать. И еще чего-то не хватает. Но вы не берите в голову – может, и врут.
Немного очухались, думали, нас автобус заберет. Какой автобус?! Они там на вездеходах ездят, а нас вообще пешком повели.
Пока летали, ходить отвыкли, уши болят, еле плетемся. Растянулись чуть ни на километр. Ведет нас лейтенант вдоль берега какого-то залива и все хочет, чтоб мы колонну изобразили. На черной воде громадные белые льдины, а на них развалились какие-то странные животные – как те, что на обложке шоколада «Цирк» мяч носом поддают. А здесь без мяча, просто на льдинах катаются. Мы к берегу, строй сломался.
– Смотрите! Смотрите! Кто это?!
«Морские львы», – по колонне пронеслось.
Лейтенант нас подровнял и дальше ведет. Вдруг совсем рядом, у самого берега, из воды круглая голова выскакивает, усатая, смешная, смотрит на нас круглыми глазами, удивляется – видно, мы ей очень странными показались.
Мы к берегу. Строй снова сломался.
– Кто это?! Кто это?! Смотрите!
Лейтенант бегает, нас выстраивает. Даже пот прошиб бедного.
– До чего же москвичи народ дикий! – удивляется. – Нерпу не видели! Прямо папуасы какие-то!
Построил, дальше ведет. А над заливом птицы огромные.
– Дикие гуси! – заранее и погромче кричит лейтенант. – Обыкновенные дикие гуси. Видите, как красиво идут – строем, ровненько! Вот и нам так надо!
Что за зоопарк, думаю, куда нас занесло? Может, заповедник какой охранять будем?
Люди стали попадаться.
– Где мы? – кричим, не выходя из строя. – Как это место называется?
«Бухта Привидений»! – прошел по колонне тревожный ропот. Значит, еще и привидения будут!
– А где эта бухта Привидений находится?!
– Если на ту сопку залезть, – снизошел до ответа парнишка школьного возраста в яркой нейлоновой куртке, – можно увидеть остров Святого Лаврентия!
– А зачем?
– Америка, салаги!! – бросил с гордым презрением в нашу сторону.
И по всему строю: «И-е-о-о-о!..» Так далеко никого из нас не заносило!
Ландшафт здесь своеобразный, животные диковинные, а люди какие-то странные. Ходят настороженно, смотрят исподлобья. Из рваных замасленных телогреек точат грязные куски ваты. Шапки какие-то несуразные – одно ухо вдвое больше другого. Если зеки, то почему без охраны, если бомжи, то почему так много? Хотя охрана, вроде, есть, но без оружия и одеты по-разному. Кто, как и положено, в обычной солдатской шинели, кто в спецовке, на ком шапка разноухая, а на ком обычная солдатская фуражка. Но все чистенькие, выглаженные, аккуратные. Гуляют, разговаривают, покуривают. К ним время от времени эти бомжи или зеки подбегают, что-то докладывают и снова спешат куда-то, ссутулившись. Что-то тащат, где-то копают, сарай какой-то строят. Скоро выяснилось, что и те, и другие – наши советские воины-пехотинцы. Те, кто ходят быстро, смотрят исподлобья и одеты в рванье – это первогодки. А та рвань, что на них – это северная спецодежда. И нам такую дадут. То есть нам дадут новую, но они ее у нас отнимут и отдадут свою. И это справедливо, потому что у них ее тоже в свою очередь отняли. А те, кто одет прилично, никуда не спешит, ходит, природой любуется, – это дедушки, дембеля. Им уже армия не страшна и даже в кайф.
Сказали, что лето здесь тоже бывает, но наступит еще не скоро – в конце июля. Тем не менее, форму нам выдали сразу летнюю. А чтобы не замерзли, по плацу стали гонять целыми днями. Прапорщик, правда, хороший попался, заботливый. Только на моржа очень похож. Подойдет к строю, поинтересуется:
– Ну, как дела? Привыкаем потихоньку?
– Холодновато!
– Ну, тогда кросс – пять километров по пересеченной местности!
– А вопрос можно?
– Давай! Спрашивайте, не стесняйтесь.
– Зубы чистить нечем! В магазине паста кончилась.
– Ваши зубы здесь никого не волнуют! – отвечает прапорщик. – Все равно они скоро выпадут. И волосы тоже. Здесь вам не южный берег Крыма! Главное для солдата, чтоб сапоги блестели! Ясно?
– Так точно!
– Щетки, гуталин в магазине есть?
– Так точно!
– Ну, тогда вперед! Пять километров по пересеченной местности, а потом сапоги чистить! И чтоб сияли!
Бегаем, прыгаем, чтоб согреться, уши трем, чтоб не обморозить, лета ждем и к местной жизни приглядываемся. Оказывается, на этой Чукотке даже картошка не растет! И вообще ничего! Ни деревца, ни кустика! Обледенелая экзотика. Правда, трава, сказали, кое-где все-таки появляется. Летом обещали даже сводить на экскурсию, показать.
Странное это место, разговорились мы с Колей как-то после обеда. Из обычных нормальных существ здесь только люди, но и с ними не все в порядке. Остальное – экзотика в стадии метаморфоз. Существа эти – морские львы, моржи, нерпа – не рыба, не звери, а что-то среднее. Живут в воде, а дышат легкими. Не лапы у них и не плавники – ласты. То ли они раньше рыбами были, а теперь в животных превращаются, то ли, наоборот, из животных в рыбу. Трава, которую обещают показать, тоже, говорят, странная – как искусственная. И даже с людьми творится что-то непонятное. Прапорщик наш – он, как мы выяснили, дольше всех здесь служит – до того на моржа похож, что оторопь берет! Мутации какие-то, решили мы с Колей, климат такой. Природа. А против Природы не попрешь. Хорошо, нам служить здесь всего «двое суток». Но проблемы с ушами уже начались и с носами тоже. Чуть защиплет ухо или нос, мы их тут же тереть начинаем, чтоб не обморозить. А это, оказывается, неправильно. Прежде чем тереть, сориентироваться надо на местности. Если ухо в тени – правильно, три его, а если на солнце – ни в коем случае! Воздух разреженный, и солнечные лучи пронзают его без труда, так что, если защипало ухо, которое на солнце, – значит, оно обгорает и надо срочно на него надвинуть пилотку. Поначалу с непривычки путали, и к лету все уже бегали по пересеченной местности и топали по плацу с распухшими красными ушами, носами. Сами краснощекие, и погоны красные – настоящие воины-красноармейцы.
Замполит пригласил нас, «сознательных», к себе на беседу. Посидели, поговорили о том, как сделать жизнь лучше, веселей – не вообще, конечно, а в отдельно взятом батальоне, – прикинули трудности, которые придется для этого преодолеть, и мирно разошлись, довольные друг другом. Перед уходом я ему признался, что попал на Чукотку по ошибке, так как для службы на севере не пригоден – в детстве обморозился. Замполит вздохнул: «Да все мы тут слегка примороженные! А что делать! Долг Родине надо отдавать? Надо! Вот и служим».
Тогда я решил по-другому. Написал рапорт командиру батальона и, как смог, объяснил, что я не пригоден к военной службе на таком далеком севере по причине обморожения. Но главное – Родина на мое обучение затратила больше средств, чем на прочих. Поэтому у меня и долг перед ней больше. И если я буду целыми днями то по плацу, то по пересеченной местности, – не успею рассчитаться. А я не люблю в должниках ходить, а то мало ли что. Долг отдал – и гуляй Вася! Нельзя ли как-нибудь поставить на службу мое образование, пусть и не очень высокое, но и заметно не среднее, чтоб от меня больше пользы было! Владею (правда, с двумя словарями) английским, немецким, знаю несколько слов по-французски, по-итальянски, по-китайски и один, но очень важный иероглиф по-японски. Торжественно обещаю отдать все силы и способности на службе Родине где-нибудь на южном берегу южной части пусть уж, если так получилось, Дальневосточного военного округа.
Через пару недель сообщили, что моя просьба удовлетворена и мне надлежит быть в полной готовности и с вещами у штаба после обеда. Двое нас таких оказалось полиглотов. Второй, Игорь, написал, что владеет английским и французским. Собрали мы вещи и пошли на обед.
– Далеко отправляют? – поинтересовался дед-сержант, заведовавший столовой.
– Батальон осназ! – гордо сказали мы.
– В Озера что ли?
– Да-а! – удивились мы, откуда начальник столовой знает военные секреты.
– Влипли вы, ребята! – сочувственно сказал сержант. Вздохнул и пошел к раздаче. Вернулся с полной миской мяса. – Ешьте лучше! И мяса побольше! Там холодно. И вообще место гиблое. У нас хоть цивилизация, а там вообще ничего!
В августе сам прихожу в военкомат. Так, мол, и так, хочу послужить Родине! Где-нибудь на берегу Черного моря. В Крыму. Вполне возможно, говорят, из нашего района сейчас как раз туда и берут. Ждите повестку!
Осенью повестка не пришла, и я забеспокоился. Пришел на прием к военкому – хочу послужить Родине где-нибудь в Крыму, нельзя ли это как-то устроить?
– Молодец! – говорит военком. – Сам изъявляешь желание. А то некоторые начинают – тут болит, там болит! Хвалю! А какие войска больше нравятся?
– Да мне все равно, – говорю, – лишь бы Крым!
– А почему так?
– Я в детстве обморозился. И теперь чуть похолодает – у меня сразу пальцы рук и ног, нос и уши замерзают. Так что, если уж откровенно, я для средней полосы в зимнее время фактически не пригоден.
– А медкомиссию вы прошли?
– Да, но я им про это не говорил, чтоб не забраковали. Я хочу в армию. И друг у меня в Крыму служит – говорит, нравится. Его мать недавно благодарность получила от командира части. Я в Крыму тоже буду хорошо служить – там же морозов нет.
– Что ж, – солидно кивает военком, – вполне возможно. Мы уже два призыва в Крым отправили и сейчас третий готовим. Наши ребята хорошо там себя зарекомендовали. Командование ими довольно. Хотят теперь вообще брать только из нашего района. А ваше пожелание мы обязательно учтем.
Расстались мы почти друзьями, и с тех пор я нашу Советскую Армию сильно зауважал и стал говорить о ней только хорошее, надеясь в недалеком будущем покупаться, позагорать, фруктов поесть за ее счет – в общем, Родине послужить.
Пока ждал, купил новые красивые плавки. Хотел еще и ласты с маской, но передумал – старики отберут.
Второго мая принесли повестку. Подошла, наконец, и моя очередь пожить в Крыму на холяву.
Набор выдался очень маленьким – всего пять человек. Четверо «сознательных» – с высшим образованием, а пятого нам в нагрузку дали. Военком еще раз и уже окончательно пообещал мне южный берег Крыма и даже позавидовал – какая там сейчас благодать! Но взамен обратился с просьбой: мы – вам, вы – нам.
– Вы люди сознательные. Из-за пяти человек автобус гонять нет смысла, так что доедете сами. Ваши документы в этом пакете. С ним и обратитесь к дежурному. А он скажет… Но у меня к вам большая просьба и от себя лично, и от всего райвоенкомата. Прошу вас как будущих защитников Отечества доставить до Железнодорожного ЭТОГО Фетисова хотя бы на своих, то есть его двоих. И сдать на призывном пункте. Мы его уже третий раз призываем, а сдать не можем! Берем, вроде, трезвого, доезжаем до Железнодорожного – готов! Первый раз двое человек его под руки взяли, хотели все-таки сдать. Номер не прошел. Нам такой скандал устроили – вспомнить стыдно. Второй раз мы за ним специально следили. Водка, у кого была – у всех отобрали, чтоб уж наверняка. Посадили – вроде, держится. Подъехали к призывному пункту – готов! Мы его даже из автобуса выносить не стали. Так что на вас вся надежда! Может, он хоть своих товарищей послушает. А мы со своей стороны его предупредили: не возьмут в третий раз – отдадим под суд! Должен бояться, если не дурак! Только до областного пункта довезите и сдайте, а там он пусть хоть вусмерть упьется!
Фетисов этот не дурак: окончил шоферские курсы от военкомата, но в Армию не спешил – а куда она денется. Мы вошли к нему в доверие. Секрет напивательства оказался нехитрым. Бутылка водки, которую у него опять отобрали, была вовсе и не водкой. Просто вода, только умело запечатана. А вот компот в трехлитровой банке, хоть в нем и плавали черносливки, яблочки, изюм, – вовсе не компот, а самогон. Мы его разоблачили, поговорили по-хорошему, банку отняли и как огурчика вместе с самими собой сдали на призывном пункте. Фетисов сначала расстроился, но мы ему банку вернули, и он философски махнул рукой – чему бывать, того не миновать.
Трое суток провалялись на деревянных топчанах в ожидании, а потом пришел и наш «покупатель». Вызвали по фамилиям, посадили в автобус и повезли.
Девятое мая. В Москве раннее утро. Травка зеленеет, тюльпаны распускаются. Солнышко. Тепло. Праздник. На душе хорошо и тревожно. Тем не менее, обещания обещаниями, но надо уточнить.
– Далеко едем? – у сопровождающего лейтенанта спрашиваю.
– Внуково, – отвечает лаконично, как спартанец.
– А потом? – продолжаю потихоньку выпытывать. – На юг?
Посмотрел на меня как-то подозрительно, кивнул.
– На юг.
Ну и хорошо. Сели в самолет. Я поближе к лейтенанту. Летим.
– Мы с районным военкомом, считай, друзья, – рассказываю. – Я ему сразу сказал – только в Крыму служить согласен! А если нет – справку возьму, что обмороженный и мать одна пенсионерка. Но он мужик нормальный – сделаем, говорит, южное побережье!
Лейтенант снова посмотрел на меня подозрительно и странно.
– Точно, – кивнул, – южное побережье. – Отвернулся к иллюминатору и вздохнул: – Век бы его не видать!
Ишь ты, думаю, Крым Крымом, а условия, выходит, разные! А может, ему там уже надоело или он больше север любит? Есть люди, которые жару плохо переносят. А мне, наоборот, солнышко нравится, море, фрукты…
Час летим, два, три… Я в иллюминатор – Крым не показался? Облака под нами были плотной пеленой – кончились. Солнце яркое. А внизу все бело! Что такое?! Я снова к лейтенанту:
– Мне военком Крым обещал! – говорю. – Черное море. А там внизу все белое!
– Не в тот самолет сел, – отвечает.
Спартанец хренов!
– Вы же сами сказали – южное побережье!
– Правильно, южное. Только море не Черное.
– А какое?
– И полуостров не Крым.
– А какой?!
Тут уже все остальные – а нас там почти полный самолет, и не все «сознательные» с высшим образованием, даже просто трезвые далеко не все – ка-ак заорут:
– Куда летим, так растак?!
И сразу ясно, что подмосковные ребята все как один хотят служить Родине в Крыму. Лейтенант вскочил.
– Товарищи призывники, успокойтесь! Места очень красивые. Вы таких еще не видели. Условия просто курортные! Питание усиленное! Да и служить-то всего пару суток!
– Не понял! – отвечает народ.
– Ну-у, день-ночь, день-ночь – полярные. Не успеете оглянуться – и домой!
– Што-о-о?! Какие полярные?! Куда летим, мать твою!..
– Чукотка. Но берег южный. Там гораздо теплей, чем на северном. Эх, какие вам спецовочки выдадут! Шикстра класс! Вы таких и не видели. Никто не замерзнет, даже и не думайте! Красота неописуемая! На обед – красная рыба. Ну где еще такое найдешь?! Не пожалеете, ребята, честно говорю!
И у всех все упало. А из самолета не выпрыгнешь.
– Лучше б мы твоего компота нажрались! – говорю Фетисову.
– Я предлагал, – справедливо напомнил он. – А где эта Чукотка?
– Какая теперь разница!
В Москве, как я уже упоминал, травка зеленеет, солнышко блестит, а в Анадыре – снег, ветер, холод! Как на другой планете. Но и там нас не оставили. Из Ил-18 пересадили в Ил-14, и дальше на восток. Никогда меня так далеко не заносило! И главное зачем?! Это вообще не мое направление! К тому же я не пригоден для службы на севере – у меня пальцы рук и ног, нос и уши мерзнут! Я же предупреждал!
Часа три, пока летели, бортпроводница всем настойчиво навязывала пакеты. Какие пакеты?! Мы половину земного шара облетели – никому никаких пакетов не понадобилось. А она не унимается:
– Приземление сложное. Возьмите, пожалуйста!
И что такая настойчивая! Мы как «сознательные» взяли для приличия, исключительно чтобы не обижать девушку, а многие отмахнулись.
Ил-14 перелетел через горную гряду и резко пошел на посадку. Тут уж все сами начали эти пакеты хватать. Она бедная разносить не успевает. Коля, земляк мой и приятель, аккуратно воспользовался сначала своим пакетом, потом моим. Сашка одним обошелся. А я ничего, так справился. Другие – несознательные, их большинство – заблевали весь самолет. У всех резко и сильно заболели уши, кому-то стало плохо. Выползли из самолета, думали, полегчает на свежем воздухе – дышим-дышим, а его нет! Не хватает на всех!
– Не волнуйтесь! – успокаивает сопровождающий лейтенант. – Умереть никто не должен. Просто здесь кислорода меньше, чем на материке. Говорят, процентов на тридцать. И еще чего-то не хватает. Но вы не берите в голову – может, и врут.
Немного очухались, думали, нас автобус заберет. Какой автобус?! Они там на вездеходах ездят, а нас вообще пешком повели.
Пока летали, ходить отвыкли, уши болят, еле плетемся. Растянулись чуть ни на километр. Ведет нас лейтенант вдоль берега какого-то залива и все хочет, чтоб мы колонну изобразили. На черной воде громадные белые льдины, а на них развалились какие-то странные животные – как те, что на обложке шоколада «Цирк» мяч носом поддают. А здесь без мяча, просто на льдинах катаются. Мы к берегу, строй сломался.
– Смотрите! Смотрите! Кто это?!
«Морские львы», – по колонне пронеслось.
Лейтенант нас подровнял и дальше ведет. Вдруг совсем рядом, у самого берега, из воды круглая голова выскакивает, усатая, смешная, смотрит на нас круглыми глазами, удивляется – видно, мы ей очень странными показались.
Мы к берегу. Строй снова сломался.
– Кто это?! Кто это?! Смотрите!
Лейтенант бегает, нас выстраивает. Даже пот прошиб бедного.
– До чего же москвичи народ дикий! – удивляется. – Нерпу не видели! Прямо папуасы какие-то!
Построил, дальше ведет. А над заливом птицы огромные.
– Дикие гуси! – заранее и погромче кричит лейтенант. – Обыкновенные дикие гуси. Видите, как красиво идут – строем, ровненько! Вот и нам так надо!
Что за зоопарк, думаю, куда нас занесло? Может, заповедник какой охранять будем?
Люди стали попадаться.
– Где мы? – кричим, не выходя из строя. – Как это место называется?
«Бухта Привидений»! – прошел по колонне тревожный ропот. Значит, еще и привидения будут!
– А где эта бухта Привидений находится?!
– Если на ту сопку залезть, – снизошел до ответа парнишка школьного возраста в яркой нейлоновой куртке, – можно увидеть остров Святого Лаврентия!
– А зачем?
– Америка, салаги!! – бросил с гордым презрением в нашу сторону.
И по всему строю: «И-е-о-о-о!..» Так далеко никого из нас не заносило!
Ландшафт здесь своеобразный, животные диковинные, а люди какие-то странные. Ходят настороженно, смотрят исподлобья. Из рваных замасленных телогреек точат грязные куски ваты. Шапки какие-то несуразные – одно ухо вдвое больше другого. Если зеки, то почему без охраны, если бомжи, то почему так много? Хотя охрана, вроде, есть, но без оружия и одеты по-разному. Кто, как и положено, в обычной солдатской шинели, кто в спецовке, на ком шапка разноухая, а на ком обычная солдатская фуражка. Но все чистенькие, выглаженные, аккуратные. Гуляют, разговаривают, покуривают. К ним время от времени эти бомжи или зеки подбегают, что-то докладывают и снова спешат куда-то, ссутулившись. Что-то тащат, где-то копают, сарай какой-то строят. Скоро выяснилось, что и те, и другие – наши советские воины-пехотинцы. Те, кто ходят быстро, смотрят исподлобья и одеты в рванье – это первогодки. А та рвань, что на них – это северная спецодежда. И нам такую дадут. То есть нам дадут новую, но они ее у нас отнимут и отдадут свою. И это справедливо, потому что у них ее тоже в свою очередь отняли. А те, кто одет прилично, никуда не спешит, ходит, природой любуется, – это дедушки, дембеля. Им уже армия не страшна и даже в кайф.
Сказали, что лето здесь тоже бывает, но наступит еще не скоро – в конце июля. Тем не менее, форму нам выдали сразу летнюю. А чтобы не замерзли, по плацу стали гонять целыми днями. Прапорщик, правда, хороший попался, заботливый. Только на моржа очень похож. Подойдет к строю, поинтересуется:
– Ну, как дела? Привыкаем потихоньку?
– Холодновато!
– Ну, тогда кросс – пять километров по пересеченной местности!
– А вопрос можно?
– Давай! Спрашивайте, не стесняйтесь.
– Зубы чистить нечем! В магазине паста кончилась.
– Ваши зубы здесь никого не волнуют! – отвечает прапорщик. – Все равно они скоро выпадут. И волосы тоже. Здесь вам не южный берег Крыма! Главное для солдата, чтоб сапоги блестели! Ясно?
– Так точно!
– Щетки, гуталин в магазине есть?
– Так точно!
– Ну, тогда вперед! Пять километров по пересеченной местности, а потом сапоги чистить! И чтоб сияли!
Бегаем, прыгаем, чтоб согреться, уши трем, чтоб не обморозить, лета ждем и к местной жизни приглядываемся. Оказывается, на этой Чукотке даже картошка не растет! И вообще ничего! Ни деревца, ни кустика! Обледенелая экзотика. Правда, трава, сказали, кое-где все-таки появляется. Летом обещали даже сводить на экскурсию, показать.
Странное это место, разговорились мы с Колей как-то после обеда. Из обычных нормальных существ здесь только люди, но и с ними не все в порядке. Остальное – экзотика в стадии метаморфоз. Существа эти – морские львы, моржи, нерпа – не рыба, не звери, а что-то среднее. Живут в воде, а дышат легкими. Не лапы у них и не плавники – ласты. То ли они раньше рыбами были, а теперь в животных превращаются, то ли, наоборот, из животных в рыбу. Трава, которую обещают показать, тоже, говорят, странная – как искусственная. И даже с людьми творится что-то непонятное. Прапорщик наш – он, как мы выяснили, дольше всех здесь служит – до того на моржа похож, что оторопь берет! Мутации какие-то, решили мы с Колей, климат такой. Природа. А против Природы не попрешь. Хорошо, нам служить здесь всего «двое суток». Но проблемы с ушами уже начались и с носами тоже. Чуть защиплет ухо или нос, мы их тут же тереть начинаем, чтоб не обморозить. А это, оказывается, неправильно. Прежде чем тереть, сориентироваться надо на местности. Если ухо в тени – правильно, три его, а если на солнце – ни в коем случае! Воздух разреженный, и солнечные лучи пронзают его без труда, так что, если защипало ухо, которое на солнце, – значит, оно обгорает и надо срочно на него надвинуть пилотку. Поначалу с непривычки путали, и к лету все уже бегали по пересеченной местности и топали по плацу с распухшими красными ушами, носами. Сами краснощекие, и погоны красные – настоящие воины-красноармейцы.
Замполит пригласил нас, «сознательных», к себе на беседу. Посидели, поговорили о том, как сделать жизнь лучше, веселей – не вообще, конечно, а в отдельно взятом батальоне, – прикинули трудности, которые придется для этого преодолеть, и мирно разошлись, довольные друг другом. Перед уходом я ему признался, что попал на Чукотку по ошибке, так как для службы на севере не пригоден – в детстве обморозился. Замполит вздохнул: «Да все мы тут слегка примороженные! А что делать! Долг Родине надо отдавать? Надо! Вот и служим».
Тогда я решил по-другому. Написал рапорт командиру батальона и, как смог, объяснил, что я не пригоден к военной службе на таком далеком севере по причине обморожения. Но главное – Родина на мое обучение затратила больше средств, чем на прочих. Поэтому у меня и долг перед ней больше. И если я буду целыми днями то по плацу, то по пересеченной местности, – не успею рассчитаться. А я не люблю в должниках ходить, а то мало ли что. Долг отдал – и гуляй Вася! Нельзя ли как-нибудь поставить на службу мое образование, пусть и не очень высокое, но и заметно не среднее, чтоб от меня больше пользы было! Владею (правда, с двумя словарями) английским, немецким, знаю несколько слов по-французски, по-итальянски, по-китайски и один, но очень важный иероглиф по-японски. Торжественно обещаю отдать все силы и способности на службе Родине где-нибудь на южном берегу южной части пусть уж, если так получилось, Дальневосточного военного округа.
Через пару недель сообщили, что моя просьба удовлетворена и мне надлежит быть в полной готовности и с вещами у штаба после обеда. Двое нас таких оказалось полиглотов. Второй, Игорь, написал, что владеет английским и французским. Собрали мы вещи и пошли на обед.
– Далеко отправляют? – поинтересовался дед-сержант, заведовавший столовой.
– Батальон осназ! – гордо сказали мы.
– В Озера что ли?
– Да-а! – удивились мы, откуда начальник столовой знает военные секреты.
– Влипли вы, ребята! – сочувственно сказал сержант. Вздохнул и пошел к раздаче. Вернулся с полной миской мяса. – Ешьте лучше! И мяса побольше! Там холодно. И вообще место гиблое. У нас хоть цивилизация, а там вообще ничего!