Трушкин Анатолий. 208 избранных страниц

   Должны быть самостоятельные люди — слух был в народе, что есть мужики и бабы, которые издревле не днем, конечно, но хоть и ночью, а делают не то, что им партии велят, а то, что им хочется.
   И что б вы думали? Поогляделись и тут же нашли несколько человек самостоятельных. Потом оказалось, что их много таких. Оказалось, что самые-то умные как раз никогда ни в какие партии и не лезли, а делали ночью что хотели.
   Ну и все. И стали русские жить нормально. К вечеру уже по уровню жизни догнали почти кой-какие неразвитые страны. Болтали, что ночью даже кого-то из африканцев перегнали, но это пока не подтвердилось.
   Сейчас одного только и боятся русские — как бы ветры перемен не надули им опять кого-нибудь в авангард.

У пивного ларька

   К длинной очереди у пивного ларька подошли трое военных с автоматами и повязками на руках. Устало, недобро оглядели толпу.
   Один из военных, постарше и понебритее, спросил:
   — Коммунисты есть?
   Очередь замерла, сжалась, сделалась небольшой и жалкой, как в развитых странах.
   — Началось, — пролетело от головы к хвосту очереди.
   — Отлавливают.
   — Погуляли, хватит.
   — Иван, ты что не выходишь?
   — Кто Иван?!. Обознались вы.
   Никто не вышел, не шевельнулся.
   — Жаль, — сказал тот же военный, — жаль.
   Другой военный, помоложе и помладше званием, пояснил:
   — Нашли обложку от партбилета, в ней семьсот рублей.
   Не успел он договорить, алкаши захлопали себя по пустым брюкам и пиджакам в поисках партбилета. Зазвенели голоса:
   — Народ и партия — все едино!
   — Где что-нибудь, там и они.
   — Ум, честь и все такое.
   — Иван, ты-то куда?
   — Дура, не Иван, а Иван Петрович. Распустили дармоедов!
   Очередь дрогнула раз, другой, третий, заколебалась, целиком оторвалась от пивного ларька и двинулась навстречу автоматам.
   — Все коммунисты?! — удивился плоховыбритый.
   — Все! — хором сказали алкаши.
   — Жаль, — бросил военный, — жаль.
   Другой военный, помоложе и помладше званием, пояснил:
   — Семьсот рублей… все фальшивые. Чьи вот они, откуда?
   Толпа немного помолчала, потом помялась, потом попятилась. Заговорили все разом:
   — Болеет партия.
   — А что ж ты хочешь? То она тебе в авангарде, то черт ее знает где.
   — Заболеешь — на словах одно, на деле другое.
   — Запутались, заврались. Так, что ли, Иван?
   — А кто тут Иван? Тут Иванов нет.
   Военные постояли еще немного и ушли.
   Последние отблески солнца осветили чистое, голубое небо. Народ принялся пить пиво.

Телефонный разговор

   Нина?.. Это я. Ну, какие у тебя новости?.. Муж уходит?.. От тебя?.. Сейчас прямо?.. Надо же. А чей муж?.. Твой?! Ну ты подумай, какой мерзавец. А чем мотивирует, Нин?.. Никакого внимания ему?.. Весь день на телефоне висишь?.. Ну, да… А какое ему, интересно, внимание нужно? Сыт и скажи спасибо. О чем с ним говорить-то? Ну о чем? Кто кому гол забил? Чтобы идиоткой стать? Вот именно… Да… Ну, ты меня просто убила, я сама не своя… Представляю, что у тебя в душе… Да… Представляю себе… Представляю себе… Да… Представляю себе… Я тебя не виню, Нин. Вот ты со мной что хочешь делай, а у меня к нему с самого начала какая-то неприязнь была. Вот чужой, и все, хоть ты режь меня… Что? Любишь?.. В этом смысле, да? Я понимаю. Так-то он хороший, сидит, молчит всегда, не мешает никому… Не каждый, конечно… И привыкла уже, вот именно. А чем он сейчас занимается, Нин?.. Чемодан закрывает?.. Какой?.. Который ты на ярмарке купила?.. Желтый, я помню. Я у Веры точно такой же видела, только у нее за сорок рублей… Нет, за сорок, Нин, я клянусь тебе. Там «молния» пошире и дно из чистой кожи… Из чистой, Нин, я сама смотрела… Нет, я проверила… Она говорит, их и в продаже-то не было. Ей дядя подарил, у него в универсаме товарищ по университету… Нет, наоборот, в универсаме по университету… Не знаю, Нин, я спрошу. А тебе какое нужно?.. Демисезонное?.. А какой фасон хочешь?.. Спереди?.. Сзади?.. На нет?.. А пуговицы где?.. Что? Что?.. Подошел?.. Попрощаться хочет?.. Чтобы все по его было. Ну вот кто он после этого, Нин, человек или животное?.. Плачет, да?.. Правда?.. Конечно, жалко. Сколько вы с ним прожили?.. Двенадцать?.. Тринадцать. Тем более. У вас свадьба где была, Нин?.. В ресторане?.. С его стороны?.. С твоей?.. Правда?! А кто подарил?.. За сколько, Нин?.. И чек был?.. Правда?! На всю жизнь память. Что-что?.. Поцеловал?.. В щеку?.. Не отходит?.. Даже не знаю, Нин, что тебе посоветовать… К двери пошел?.. Думаешь, ничего уже нельзя сделать… Горе-то какое, господи. С ума можно сойти… Представляю себе… Да, в душе у тебя… Да… Представляю себе… Представляю себе… Стоит на тебя смотрит?.. А где вот он найдет такую, как ты, подумал он? Что уж порхать-то? Не тридцать лет, лысый наполовину. А ты скажи ему, Нин… Ушел уже?.. А плачет кто?.. Ты?.. Поплачь, Нин, тебе легче станет… Места себе не находишь?.. Я представляю… Представляю себе, что у тебя сейчас… Да… А с другой стороны, Нин, что теперь сделаешь?.. Да, не ты первая, не ты последняя… Да… Вот именно, доля наша такая. Нин, если вернется, простишь?.. Никогда?.. Это ты сейчас так говоришь. К Марии вернулся, она его с лестницы спустила… Нет, не обманываю, она мне повестку показывала — два ребра сломал. А потом из больницы не выходила… Я понимаю, Нин, у каждого свое. И как ты теперь?.. Сама не знаешь?.. Может, он еще недалеко ушел? Догони, скажи: «Что ж ты со мной так по-варварски?»… Да… Вот именно, и молодость ему, и все на свете… Вот именно… Вот именно… На улице?.. Градусов пятнадцать-шестнадцать. А ты в чем?.. А на ногах?.. Тебе не идет так, Нин… Нет, вызывающе как-то. Нужно серое что-нибудь… Нет, Нин, послушай меня, только серое… Так можно… Да, с шарфиком… Ну, беги… Ну, счастливо тебе. Я позвоню вечером… Хорошо, беги, ни о чем не думай… Не забуду, демисезонное… Спереди… На нет… Ну, беги, целую тебя… Спасибо… Обязательно… Я же сказала… Главное, чтобы у тебя все было хорошо… Да… Семья в первую очередь… Вот именно… Вот именно… Вот именно… Ну, беги… Что? Полетишь?.. Ну, лети… Ну, счастливо… Ну, лети… И я тебя… И я тебе… И я у тебя… Нин, если догонишь, привет ему от меня передай.

Жизнь в России

   Цикл жизни в России строится следующим образом.
   Основная и самая продолжительная стадия — БАРДАК.
   Затем короткий период — ВОЗМУЩЕНИЕ МАСС.
   Далее мгновенный — ПОИСК ВИНОВНЫХ (умершие руководители, внешние враги, семиты, кооператоры и тому подобное).
   Далее — ОТВЛЕКАЮЩИЙ МОМЕНТ (передачи о преступности, проституции, съездах Советов, неопознанных летающих объектах, психотерапии и так далее).
   Следующий этап, короткий, но яркий — ОБЕЩАНИЯ ВЛАСТЕЙ.
   Затем вновь основная и самая продолжительная стадия — БАРДАК.
   Если смотреть с высоты птичьего полета, откуда короткие периоды не заметны, то кажется, что вся наша жизнь — один сплошной БАРДАК.
   Но это не так. Кроме него есть проституция, алкоголизм, преступность, наркомания, коррупция, съезды Советов и так далее.

Живите для души

ИСТОРИЯ В ПИСЬМАХ

Письмо первое

   "Николай, бродяга, здравствуй! Что же ты, непутевый сын, ничего не напишешь о себе? Небось замотался, еле языком ворочаешь? А говорил я тебе: «Не ходи в геологи, проклянешь все». И еще сдуру напросился на Север. Черт тебя знает, о чем ты думаешь! Мать вот подсказывает: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». У нас и у дядей твоих чего только нету, а все благодаря связям. Теперь решили пожить для души, тебе рано пока об этом думать, обставься сначала.
   Привет от наших, вот они все тут сидят: мать, дядя Сергей и дядя Петр.
   P.S. Дядя Петр завел знакомство в книжном магазине, теперь мы все с подпиской — читай не хочу".

Письмо второе

   «Николай, здравствуй! У нас горе. Дядя Петр прочитал Толстого, Тургенева, Чехова и пошел сознался в хищениях. Дали ему три года с конфискацией имущества. Теперь он будет к тебе поближе. В остальном без изменений. Для души решили больше не жить, здоровье уже не то. Хотим выехать на природу, прийти в себя. Мать велит передать: „Если женился, то поцелуй жену“».

Письмо третье

   "Коля, здравствуй, сынок! Дядя Сережа был в заповедном лесу на озере, вернулся как с курорта — кровь с молоком. Очень понравилось, говорит: местность красивая, особенно закаты. Вечером сидишь у костра — тишина, рядом озеро дышит, и кажется, будто кто-то смотрит на тебя из леса, к себе манит. Рассказывал часов до шести утра, а в половине седьмого пошел сознался в махинациях. Дали ему пять лет с конфискацией имущества. Теперь он будет к тебе поближе. Остались мы с матерью одни. Хочется пожить для души, но как-то боязно. А так все хорошо, всего полно. Пиши, не забывай нас.
   P.S. Мать последнее время недосыпает, сторожит меня".

Письмо четвертое

   "Коля, сынок дорогой, здравствуй!
   Какие у тебя новости? Что ищешь сейчас в недрах земли? Хорошую ты себе выбрал профессию! Я до слез рад, Коля, что у тебя ни кола ни двора! Живи для души! Горжусь тобой, сынок, так и знай!
   Привет от наших. Вот мы все тут сидим: дядя Петр, дядя Сергей и я, твой отец".

Пророк на Руси

   — Тиха-а! Щас будет говорить пророк.
   — Давай! Выведи все как есть, всю правду! Не таи ничего, мы заступимся. Давай, не робей.
   — И будет в пятом году война с Японией. Войну мы проиграем.
   — Не бреши.
   — В четырнадцатом году выйдет нам опять война с немцем. Проиграем и эту.
   — Несет чего не попадя. Пьяный, что ли?.. Тебе сказали: правду говори, а ты чего городишь?
   — В семнадцатом вижу реки крови, пойдет брат на брата, русский на русского.
   — Вишь, он не в своем уме.
 
   — А которые выиграют бойню, начнут потом уничтожать своих: и матерей, и отцов своих.
   — Врача, что ль, позвать?.. Или городового…
   — А молиться станут мумии, незахороненному праху. И в жертву ему приносить станут детей своих.
   — Вали его, христопродавца! Вали дьявола! Своим судом, робята! Топчи! Не пророк он! Узнали его. С Якиманки он, мещанин… Сахаров ему фамилия, не то Солженицын. Топчи, слышь! Чего там.

Открытие

   Коррупция на всех уровнях

Е. Гайдар (Из интервью)

 
   В суматохе государственных дел Гайдар как-то не обращал внимания на состояние кабинета. Но вчера день выдался полегче, удалось поспать лишний час, и утром, как заново родившийся, он вдруг заметил, что кабинет крайне запущен. Вызвал секретаря.
   — Я ж не Христос.
   — В каком смысле?
   — Почему как в яслях?.. Уборщица у нас работает?
   — Да. Я ей дала вчера пятьдесят рублей. Наверное, мало.
   — Пятьдесят рублей?!
   — Надо было сто?
   — Да вы в своем уме?
   Гайдар вызвал начальника отдела кадров. Вошел добродушный краснощекий здоровяк с визжащим щенком на руках.
   — Вызывали, Егор Тимурович?.. Цыц, шельма. Так и норовит за палец цапнуть.
   — Что это? Откуда?! Почему в рабочее время?!
   — Народ — балбес, Егор Тимурович, сколько раз говорил: не несите в рабочее время. Нет! Хоть кол на голове теши. Теперь новую моду взяли — щенками дают… Щенок пять тысяч стоит.
   — Взятка?!
   — Подарок.
   — Выйдите вон!
   Гайдару стало плохо, он кое-как дотащился до кресла и тут же рухнул в него, схватившись за сердце. Заглянувший Шохин вызвал «скорую помощь».
   Врач долго мял руку в запястье, жевал сочные свои губы, но ничего не говорил.
   — Что с ним? — спросил присланный от Ельцина Шахрай.
   — Сразу не скажешь, — запетлял врач.
   — Жить будет?
   — Как Бог даст.
   — И вы ему что-нибудь дайте.
   — А нам-то кто дает? — с обидой спросил врач.
   Шахрая возмутило, он выбежал из кабинета.
   Секретарша достала свой незамужний кошелек, отдала последние сто рублей.
   Сделали укол. Гайдар повеселел до того, что вызвал начальника госбезопасности, намереваясь по-своему отблагодарить врача.
   Когда гэбиста ввели в курс дела, он сокрушенно закачал головой:
   — До чего дошло! Кому ж теперь верить?
   — Арестуйте его, — потребовал Гайдар. — Сорную траву с поля вон!
   — Арестовать можно, — затоптался гэбист. — Да тоже ведь хлопоты… лжесвидетелям плати, то да се, пятое-десятое… бензин нынче…
   Секретарша стянула с пальца перстенек.
   После второго укола Гайдар задышал ровнее, но серость с лица не сходила и речь не ладилась, хотя явно тужился сказать что-то.
   Наконец мертвую тишину разбавил слабый шепот:
   — Господи, почему ты не заберешь меня отсюда?
   И столько было искренней боли в этом страдающем голосе, что сверху откуда-то разлился неземной свет и добрый-добрый голос сказал:
   — Забрать-то можно… Да тоже ведь… у самого семья: Сын, Святой дух… то-се, пятое-десятое.
   Гайдар, собрав остатки сил, поманил пальцем невесть откуда взявшегося корреспондента.
   — Егор Тимурович, что?
   — Коррупция на всех уровнях!
   — Эка, батенька, — разочаровался корреспондент, — этой новости уж лет семьдесят… Можно, конечно, подать и как открытие… да бумага нынче вздорожала — никаких сил нет.
   Гайдар тоскливо посмотрел в окно. День разгорался медленно, нехотя, как бы говоря: разгореться-то можно, да тоже ведь зима, мороз, то да се, пятое-десятое…

Мужик и Партии

СКАЗКА

 
   Шел мужик по дороге. Шел, шел, шел, шел, шел, шел, шел, шел — долго шел. Еще немного прошел — чувствует: завелась в нем нужда, так себе нуждишка, ничего особенного, но все-таки.
   Свернул он в лес, в кусты, приготовился избавиться от нужды, вдруг кто-то громко над самым ухом:
   — Стой!
   Оборачивается мужик, видит — поляна. На поляне сидят все партии, которые у нас есть: коммунистическая, демократических много, лейбористы там, ну где всех упомнить, партий пятьдесят, чтобы не соврать, или около того.
   — Чего ты хочешь, мужик? — спрашивают.
   — Да я вот, — простая его душа, — по малой нужде.
   — Погоди, — ему говорят, — не торопись, сейчас момент судьбоносный.
   Сгрудились тут же, стали спорить, как помочь мужику в его нужде, справится ли он сам, так ли все сделает, как надо, или он свой путь найдет неповторимый.
   Сошлись на том, что для начала надо издать Указ о помощи мужику в случае нужды.
   Мигом создали комисию (восемь подкомиссий), издали закон, где подробно расписали, что надо делать мужику в случае нужды (права там, обязанности).
   В ту же секунду отправили закон к Президенту на подпись, и уже будто бы подписал он, но тут случился с мужиком детский грех.
   Срамота, конечно, но зато стало окончательно понятно, что не воспитан он, ленив и пьет много.
   А отчего ж еще с великим народом детский грех может случиться?
 
   Пластические операции
   Я, если разрешите, несколько слов по поводу пластических операций на лице… как специалист в этом вопросе. Я сам — грузчик.
   Короче, работал у нас такой Мальков Игорь Александрович. Обыкновенный человек — радости: баня, пиво, жена; неприятности: работа, соседи, жена.
   И вот назначают министром финансов Валентина Павлова. Тогда аж еще было дело.
   Этот Павлов — вылитый Мальков!.. То есть Мальков этот — вылитый Павлов… в профиль.
   И сразу Малькову пиво без недолива, в баню без очереди.
   Проходит всего ничего, Павлова назначают премьер-министром. Я о сослуживцах Малькова даже говорить не хочу. Жена боится лечь с ним в постель. Дура! Уж она-то точно знает, что он не Павлов.
   Правда, этот Мальков косорылый был, у него шея не ворочалась, и он всю жизнь ко всем в профиль простоял, то есть у нее перед глазами с утра до ночи Павлов был. Дура, конечно.
   Проходит еще немного, и этот премьер-министр устраивает нам панику страшную с сотенными купюрами.
   Как раз в тот день у нас получка. Так Павлову ста грамм не налили!.. То есть Малькову.
   Вот вам наш народ, его отношение к своим вождям.
   И сразу следом ГКЧП!.. Хана бы Малькову, но он в отпуске был на охоте. Он с детства охотник. Забрался в непроходимые болота без радио. Если бы он был с радио, он бы оттуда выбираться не стал.
   То есть он на работу когда вышел, он сам уже наливал всем по сто грамм.
   Но никто!! Ни один человек!! То есть выпить все выпивали, зачем добру пропадать. Но — никто!! — спасибо ему не сказал, руки не подал.
   Вот оно, отношение к вождям!
   Мальков чуть с ума не сошел. Просился в «Матросскую тишину», его не приняли. Сперва приняли — думали: сбежал, вернулся. Потом видят, перебор у них вышел с Павловыми, и не приняли его.
   Он попробовал повеситься, ему веревку обрезали, то есть началась самая настоящая травля.
   Что он тогда делает?.. Пластическую операцию! Изменяет внешность.
   Недели три его никто не трогает, вообще забыли, что есть такой. Человек вернулся к нормальной жизни.
   И тут назначают Гайдара. И оказывается, что Мальков после пластической операции — вылитый Гайдар.
   Снова улыбаются ему все, руки моют перед едой, если он рядом, — опять дикость наша полезла.
   Жена к матери сбежала. Тоже ее можно понять, то с Павловым спи, то с Гайдаром.
   Народ бы споил его, но тут смотрят — цены-то!.. не в два-три раза увеличились, как Гайдар обещал, а в двести-триста!
   Собрались все… напомнили Малькову, что он хотел повеситься, пообещали не мешать больше.
   Мальков тоже не дурак, тут же смотался на свои болота. Пока не показывается.
   А что еще ему остается?.. Где выход?.. На Западе нечего раздумывать, еще одну пластическую операцию сделал — и живи себе спокойно.
   А у нас же… Во-первых, еще на одну денег не хватит. А самое главное — операции, видишь, пока слабенькие очень, с них можно запросто выйти Гитлером. И тогда уже никакие болота не спасут.
   Потому что отношение к вождям у нас стало плохонькое.

Поперек

   Ничего, наверное, не получится у нас. Вряд ли чего хорошее выйдет.
   Вчера стою около магазина, минут за десять до открытия с перерыва. Просто так стою, мне там и делать-то было нечего, там и брать-то нечего было… у меня и денег-то не было ни копейки. Просто так стою.
   Толпа, конечно. Ну и ничего так особенного, на первый взгляд, стоят себе люди, следят, чтобы, кто попозже подошел, вперед не пролезли.
   А жара еще страшенная. В общем, опасно стоять.
   И вот бабушка одна, совсем старая, лет сто ей, наверное. Может, сто двадцать. А еще ей припекло чуть. В общем, она говорит вдруг. Вслух, главное, говорит:
   — Ну, ничего, пожила, слава богу, порадовалась. Может, и сейчас чего-нибудь перехвачу вкусного. Давеча обещали сосиски завезти.
   Тихо сразу стало. Все на бабушку смотрят, как на Гитлера. Все же за сосисками стоят, только каждый думал, что он один знает, что обещали завезти… Каждый думал: все сейчас по другим отделам кинутся, а он около сосисек-то первым и очутится.
   Расстроились многие… Да все почти. Ну, я тогда мягко так говорю, никому, просто так, чтобы людей успокоить.
   — На Западе, — говорю, — за этими сосисками да-авно уже никто не давится.
   Мужик один поворачивается. Думаю: «Поддержит сейчас». Ну, повернулся он, мужик-то этот, и говорит:
   — А сейчас, кроме нас, нигде за этими сосисками никто не давится.
   И смотрит так — не будь никого, убил бы.
   Ну, я вижу, разговор не клеится. Еще каждый думает, как бы первым в магазин ворваться. Жертв, разрушений пока нет, но нездоровая такая обстановка, чего скрывать.
   А как назло, еще ни милиции рядом, ни военных кого-нибудь. Один народ только.
   Ну что делать?.. Надо, думаю, срочно перевести разговор с продовольственной программы на какую-нибудь спокойную тему.
   И я ни к кому конкретно не обращаюсь, так, в сторону, говорю, а-абсолютно в сторону.
   — Есть нечего, — говорю, — так хоть бы медицину подтянули, а то продолжительность жизни маленькая. Не успеешь наесться — уже помирать надо.
   Сказал и молчу стою… Мужик опять поворачивается, морда красная сделалась. Думаю: «Сейчас поддержит».
   А руки длинные у него, ноги короткие. Ну, это неважно. Лоб узкий. Так какой-то… Глаза и сразу затылок у него. Ну, неважно… Морда кра-асная. Говорит:
   — Всем и поесть дай, и чтобы лечили не до смерти, а у нас еще полно людей в подвалах живет!
   К чему сказал, неизвестно. Ему про медицину, он про подвалы. Лишь бы поперек сказать.
   А так мужик как мужик. Лицо глупое. Сразу видно, дурак от рождения. Бывает, люди переучиваются, от образования глупеют, а этот сразу.
   И главное, не отворачивается, на меня смотрит. Что делать?.. А никого рядом!
   Народ за дверью наблюдает, дурак — за мной. Стою, не знаю, чего делать.
   Безвыходная ситуация. Народ стоит, дурак и я. Такая комбинация. Ничего хорошего, в общем.
   Я тогда говорю:
   — Безобразие, что люди в подвалах живут!
   Мужик рот открыл. «Сейчас-то, — думаю, — точно уж поддержит». Минуты две стоял он, потом рот закрыл и говорит:
   — В подва-алах, нам хотя бы медицину подтянуть.
   Ну, и я тогда сразу понял, ничего хорошего у нас не получится. Вряд ли.

Слабо

   Страна богатая — народ нищий; самим есть нечего — другим помогаем; что себе позарез — продаем, что никому не нужно — покупаем. Загадка!
   Две отгадки: либо население неумное, либо правительство глупое. Проверили — нет, все в пределах нормы. В чем тогда дело?
   А в том дело, что мы — народ легкий, заводной. Нам по логике жить стыдно, как стыдно голому среди одетых.
   У нас без единого гвоздя все держится на тепле, на чувстве. Нам про выгоду не говори, про прибыль не надо. Про проценты, про курс доллара — нет, нам эти волчьи законы чужды.
   Нас можно взять только на «слабо».
   — Слабо в дерьме жить!
   — Нам?
   — Вам.
   — Нам?!
   — Вам.
   — На-ам?!!
   — Вам.
   — Смотри!.. — И хоп! — по уши в дерьме — знай наших.
   «Слабо» — великое для нас дело, потому что мы народ легкий, заводной.
   И правительство у нас такое же — легкое, заводное.
   — Слабо нефть, газ, лес за рубль отдать?
   — За рубль?
   — Да.
   — Нам слабо?
   — Вам.
   — На-ам?!!
   — Вам.
   — Ах ты, поганка! Да на, бери все за так. И еще вот тебе рыба, икра, масло, сметана, еще вот сало.
   Если мы чего-то хотим добиться, нам надо только через «слабо» действовать. Крикнул вот тут кто-то:
   — Слабо многопартийную систему ввести?
   И смотри, сегодня у нас уже почти сто партий, объединений, организаций.
   Сейчас самое время громко, во все горло крикнуть:
   — Слабо по-человечески жить?
   — Нам?
   — Вам.
   — Нам?!
   — Вам.
   — На-ам?!!
   — Вам.
   — Ах ты, гнида! Ах ты, гаденыш! Смотри!!
   И тогда, может быть, начнем наконец жить по-человечески.

Дрынолет

   (Артист выбегает со стулом в руках, как ребенок воображает, что ведет машину.) Ж-ж-ж, з-з-з, у-у-у. Ж-ж-ж, з-з-з, ш-ш-ш. (Ставит стул. Зрителям, указывая на стул.) Дрынолет. Хорошая вещь. Главное — просто все. Стул и веревка. Дергаешь за веревку — и вперед.
 
   Это месяц назад из министерства приехали к нам четыре человека, говорят:
   — Теперь вы самостоятельное предприятие. Что хотите, то и творите. Полная свобода действий.
   Все как закричат:
   — Свобода! Свобода!
   Я тоже обрадовался, потом думаю: «Дай проверю на всякий случай, полную дают свободу или неполную». Привязал к стулу веревку, выбегаю:
   — Ж-ж-ж, з-з-з.
   Наши ничего, они меня давно знают. А министерские, конечно, струхнули.
   Я останавливаюсь, говорю:
   — Алло!.. Дрынодром?.. «Барсук»?.. А кто на пульте?.. Отметьте, «Тайфун» посадку совершил.
   Ребятам рукой помахал, они — мне. Говорю:
   — Ребята, теперь свобода у нас. Надо смотаться по-быстрому за рубеж, заключить пару контрактов повыгоднее. Может, в Австралию?
   Ребята кивают, дескать, давай смотайся в Австралию. Я честь отдаю, кричу:
   — Готовность нуль! Лишний газ спустить через отверстие! Солнечные батареи вперед! А-ат винта!
   Министерские заволновались, говорят:
   — Минуточку.
   И главный их тянется стул пощупать.
   Я кричу:
   — Р-руки!.. оторвет к чертовой матери!
   Тогда они всерьез заволновались, спрашивают:
   — Что за контракты?.. Нужно, чтобы обязательно кто-то из нас присутствовал.
   Я говорю:
   — Кому нужно?.. Нам не нужно теперь, у нас теперь полная свобода.
   И к ребятам.
   — Ребята, — говорю, — ничего, если я контракты заключу из расчета, чтобы на брата вышло по миллиону, уборщицам по пятьсот тысяч?
   Ребята говорят:
   — Нормально… для начала.
   Тут министерские опять:
   — Как — по пятьсот тысяч?! У нас оклады — триста рублей в месяц.
   Я говорю:
   — Вы-то тут при чем?.. Вы же дрынолет не изобретали. Вам за что платить?
   Они вдруг успокоились все, говорят:
   — Теперь уж ни у кого нет никаких сомнений, это — идиот. Пусть взлетает.
   Я говорю:
   — Алло! Дрынодром?.. «Барсук»?.. А кто на пульте?.. Это — «Тайфун». Какая погода в Австралии?.. В чем народ ходит?.. Ни в чем?!. Тогда пусть встречают.
   И начинаю раздеваться. Все снял, остался в трусах.
   Думаю: «Снимать, не снимать?.. Не снимешь — там обидятся, снимешь — здесь не так поймут».
   И ребята-то ничего, им все равно, сниму я или нет. А министерские, вижу, против того, чтобы снимал. Говорят:
   — Вы что, совсем?
   Я говорю:
   — Интересно. Что же я, там потеть должен? И вообще, у нас полная свобода. Кстати, надумали с ребятами взять вас в долю, по миллиону на брата. Вам как, в Австралии без вычетов или здесь с вычетами?
   Они как будто недели две репетировали, в один голос говорят:
   — В Австралии без вычетов!
   Я ребятам кричу:
   — Срочно сюда еще четыре дрынолета!