Флетчер, защищаясь, поднял обе руки и сказал:
   – Да-да-да, и еще он обладает редкостным талантом: его сотрудники относятся к нему с удивительной любовью и верностью. Ладно, мэм, вы меня убедили. Теперь я кое-что знаю о диагностах и не могу препятствовать им в набегах на мой корабль.
   – Боюсь, все так и есть, капитан, – сочувственно проговорила Мерчисон. – В такой ситуации что-то поделать мог бы только О'Мара. Но он очень тепло относится к диагностам и при любом удобном случае говорит, что всякий, кому хватило ума стать диагностом, – безумец…
   Уже некоторое время к этому моменту экран коммуникатора светился, а красовалась на нем суровая физиономия Главного психолога.
   – Вот интересно, – язвительно заметил О'Мара, – стоит мне случайно подслушать чей-то разговор, как оказывается, что люди говорят обо мне. Но извиняться и что-либо объяснять не надо, я вам все равно не поверю. Конвей, Флетчер, у меня для вас новости. Доктор, вы можете снять скафандр, подключить вашу каюту к системе жизнеобеспечения корабля и вернуться к совместному питанию и прочим контактам с вашими коллегами. – Он едва заметно усмехнулся, но на Мерчисон при этом не посмотрел. – Корабль считается дезинфицированным, но, честно говоря, этот случай обнаружил серьезные просчеты в нашей системе приема пациентов.
   До сих пор, – продолжал он, – мы справедливо полагали, что новые больные или раненые не представляют угрозы, поскольку патогенные микроорганизмы с одной планеты не опасны для выходцев с другой. Кроме того, мы несколько расслабились на предмет инфекционных заболеваний у особей одного и того же вида – в связи с тем, что в ходе перед полетами состояние здоровья всех членов экипажей самым тщательным образом проверяется. Поэтому мы продолжаем соблюдать осторожность и выводим с «Ргабвара» пока только команду «Тенельфи». Экипажу «Ргабвара» предписано пробыть на борту корабля еще пять суток. Первыми гриппом заразились офицеры с «Тенельфи», а уже потом экипаж неотложки. Через пять дней карантин будет закончен и для вас, и для корабля. Тем не менее, чтобы вы не заскучали от ничегонеделания, для вас есть задание. Капитан Флетчер, вы и ваши подчиненные возвращаетесь к своим обязанностям. Как скоро вы можете стартовать?
   Флетчер, с трудом скрывая волнение, отозвался:
   – На протяжении последней недели мы уже неофициально приступили к своим обязанностям, майор. Корабль к старту готов. Если мы срочно пополним запасы продовольствия и медикаментов и если под ногами не будут мельтешить разные гиганты…
   – Это я могу обещать, – прервал его О'Мара.
   – …то мы сможем стартовать через два часа, – закончил Флетчер.
   – Прекрасно, – кивнул О'Мара и продолжал: – Вам предстоит ответить на сигнал бедствия, поступивший из Пятого Сектора, из области, близкой к краю Галактики. Судя по радиационному «автографу» маяка, он не принадлежит ни одному из судов Федерации. Ни один из кораблей нашего флота в данное время в том районе не находится. Плотность звезд там настолько невелика, что утруждать себя картированием этой территории мы не стали, но если там обнаружится раса, владеющая техникой для межзвездных перелетов, то, пожалуй, карты того района можно было бы позаимствовать у ее представителей. Мы же, в свою очередь, могли бы предоставить им карты других районов Галактики. Возможность такого обмена значительно возросла бы, если бы вам удалось выручить из беды кого-то из товарищей этих существ. Хотя, пожалуй, мне не стоило напоминать о каких-то там взаимных выгодах таким медикам-альтруистам, как вы. Центр связи сейчас сообщит вам координаты аварийного маяка. Вероятность того, что сигнал бедствия послан существами, с которыми мы до сих пор не сталкивались, близка к уверенности.
   И еще, Конвей, – добавил О'Мара сухо, – постарайтесь доставить в госпиталь пару-тройку обычных – да хоть и необычных пациентов, а не потенциальную эпидемию.
   На этот раз в отличие от предыдущего полета до точки старта в гиперпространство добирались без промедления, поскольку теперь Флетчер уже не сомневался в возможностях своего корабля. Капитан, правда, немного жаловался на то, что и во время первого полета, и сейчас ему приходится тратить так много времени на обучение. Конвею, правда, показалось, что капитан не столько жалуется, сколько извиняется, но это не меняло сути: по идее всем, кто находился на борту неотложки, следовало стать специалистами более широкого профиля и не замыкаться в рамках своей профессии.
   Согласно пунктам устава работы корабля-неотложки, Конвей должен был обучить экипаж азам многовидовой физиологии и анатомии. Офицеры должны были познать эти науки настолько, чтобы не убить беспомощных жертв какой-нибудь аварии при попытках оказать им помощь. В то же самое время Флетчер должен был посвятить медиков в основы своей профессии – то бишь в начальные знания о многовидовом звездолетостроении и технике, дабы медики не совершали элементарных ошибок насчет кораблей, внутри которых находились их пациенты.
   Флетчер соглашался с Конвеем в том, что во время данного задания на лекции времени не хватит, но что в будущем к ним непременно надо будет вернуться. В результате большую часть полета в гиперпространстве Конвей, Нэйдрад, Мерчисон и Приликла находились на медицинской палубе и размышляли на предмет того, хорошо ли они готовы к приему неизвестного числа пациентов неведомого физиологического типа. Но как раз перед выходом из гиперпространства капитан Флетчер пригласил Конвея в отсек управления.
   А через несколько секунд после того, как «Ргабвар» вынырнул в обычное пространство, лейтенант Доддс сообщил:
   – Обломок, сэр.
   – Не верю!.. – с большим сомнением воскликнул Флетчер и добавил: – Уж больно точна ваша аппаратура, Доддс. Смахивает на чистую удачу.
   – Ну уж это я не знаю, сэр… – улыбнулся Доддс. – Расстояние – двенадцать миль. Включаю телескоп. Знаете, сэр, мы рискуем поставить рекорд скорости спасательной операции.
   Капитан не ответил. Вид у него был довольный и взволнованный, но его, как и сидевшего рядом Конвея, немного пугала такая удача. Корабль, потерпевший аварию, на экране монитора выглядел быстро вращающейся на черном фоне серой кляксой. Здесь, на краю Галактики, звезд было очень мало, и свет большей частью исходил от длинной, тускло поблескивающей полоски – соседней галактики. Изображение на экране вдруг стало ярче, но расплылось еще сильнее: Доддс включил инфракрасные датчики, и обломок стал виден в собственном тепловом излучении.
   – Ну, что там? – спросил капитан.
   – Только неорганические материалы, сэр, – ответил Хэслэм. – Атмосферы нет. Температура намного выше средней. Можно предположить, что катастрофа произошла недавно и что скорее всего это был взрыв.
   Не дав капитану проговорить ни слова, Доддс добавил:
   – Еще обломок, сэр. Более крупный. Расстояние – пятьдесят две мили. Быстро вращается.
   – Дайте расчетные параметры приближения к более крупному обломку, – распорядился капитан. – Энергетический отсек, мне нужно максимальное ускорение через пять минут.
   – Еще три обломка, – сообщил Доддс. – Крупные, расстояние сто миль с небольшим, окружены более мелкими обломками.
   – Покажите схематическое распределение обломков, – быстро проговорил капитан. – Составьте компьютерный график курсов и скоростей всех обломков и постарайтесь определить точку, где произошел взрыв. Хэслэм, вы что-то можете сказать?
   – Температура и материал точно такие же, как у других обломков, сэр, – ответил Хэслэм. – Но эти куски – на дальней границе действия датчиков, и я не могу сказать с уверенностью, что там – только металл. Но воздуха нет, даже остатков.
   – Следовательно, если там и есть какая-то органика, – заключил Флетчер, – то она уже неживая.
   – Еще обломки, – сообщил Доддс.
   «Рекорда не получится, – подумал Конвей. – Может быть, и спасательной операции тоже не получится».
   Видимо, Флетчер прочел его мысли, поскольку, указав на экран монитора, проговорил:
   – Не отчаивайтесь, доктор. Первое впечатление таково: на корабле произошел сильнейший взрыв, и аварийный маяк был выброшен автоматически, а не кем-то из оставшихся в живых. Но посмотрите-ка на этот экран…
   Изображение на экране Конвею мало что говорило. Он понимал, что мигающая голубая точка – это «Ргабвар», а белые точки – обломки звездолета, обнаруженные радаром и сенсорными антеннами. Тонкие желтые линии в центре экрана представляли собой вычисленные компьютером траектории обломков относительно предполагаемого места взрыва. Простоте картины немного мешали значки и числа, мигающие, меняющиеся или вспыхивающие то и дело около каждого из обломков.
   – …распределение обломков несколько неравномерное для взрыва, – продолжал пояснения Флетчер, – и хотя масштаб на экране невелик, впечатление такое, что куски разлетелись короткой дугой, а не во все стороны. Кроме того, все обломки вращаются с почти одинаковой скоростью, их не так много, и все они довольно крупные. Когда корабль разлетается при взрыве, вызванном чаще всего поломкой ядерного реактора, куски невелики и вращение их ничтожно. Кроме того, температура данных обломков слишком низка для того, чтобы счесть их результатом ядерного взрыва, – тем более что мы знаем: катастрофа произошла менее семи часов назад.
   Есть вероятность, – закончил капитан, – что произошел не взрыв, а поломка генератора гипердрайва.
   Конвей постарался скрыть раздражение, которое у него вызвал менторский тон капитана, – он понимал, что Флетчер никак не может окончательно забыть о своем научном прошлом. Конвей и сам знал, что если отказывает один из двух спаренных гипергенераторов, второй должен по идее отключиться автоматически, и тогда звездолет выбрасывало в обычное пространство где угодно. Затем корабль вынужден был висеть между звезд, поскольку добраться домой на импульсной тяге не мог, и спасти его могли только починка сломанного генератора либо прибытие помощи. Но бывали случаи, когда система защиты исправного генератора не срабатывала или срабатывала на долю секунды позже, чем нужно, и тогда некая часть корабля продолжала двигаться с гиперскоростью, а другая его часть мгновенно замедлялась до субсветовой. Последствия такой аварии были, пожалуй, лишь самую малость менее катастрофичны, нежели взрыв реактора, но хотя бы при этом не происходило расплавления от высочайшей температуры, не было выброса радиации и прочих осложнений, связанных с ядерным взрывом. Вероятность обнаружения оставшихся в живых при такой аварии немного возрастала.
   – Понимаю, – ответил Конвей, нажал клавишу включения интеркома и сказал: – Медицинская палуба, Конвей на связи. Отбой. Еще часа два работы не будет.
   – Очень точная оценка, – сухо отметил Флетчер. – С каких это пор вы стали штурманом, доктор? Ну ладно. Доддс, проработайте на компьютере курс, связывающий три самых больших обломка пострадавшего корабля, и передайте все сведения на монитор в энергетический отсек. Чен, через десять минут дайте мне максимальное ускорение. В целях экономии времени я намереваюсь пролететь вблизи тех обломков, где вероятнее всего обнаружить оставшихся в живых, но скорость я сброшу только в том случае, если датчики Хэслэма или эмпатический орган доктора Приликлы скажут нам, что это стоит сделать. Хэслэм, не спускайте глаз с датчиков, и как только мы просмотрим первые три обломка, поищите для нас еще что-нибудь. Кроме того, слушайте радио – вдруг выжившие члены экипажа пытаются с нами связаться на какой-либо частоте – и в телескоп поглядывайте, не будет ли сигналов вспышками.
   Когда Конвей уже был у двери, Хэслэм вежливо, уважительно произнес:
   – У меня всего два глаза, сэр, и они не способны одновременно смотреть в разные стороны…
   Через час и пятьдесят две минуты они прошли головокружительно близко от первого обломка звездолета, потерпевшего крушение. Датчики вновь не дали о нем никаких утешительных сведений: не было обнаружено никаких органических веществ помимо пластика, входившего в состав материала, из которого были изготовлены переборки и мебель. Не нашли датчики и ни одной воздушной капсулы, где могли бы находиться живые существа. Когда была предпринята попытка зацепить обломок гравилучом и прекратить его вращение, он начал разваливаться на куски, и пришлось в срочном порядке отлетать подальше.
   Со следующим обломком «Ргабвар» поравнялся через час. Тут пришлось сбросить скорость и развернуться, поскольку датчики показали наличие небольших полостей, наполненных воздухом, а также органического вещества, которое на самом деле вовсе не обязательно являлось чем-то живым. На этот раз рисковать не стали и гравилучевую установку не включили, дабы обломок не развалился и воздух не ушел из тех полостей, где сохранился. «Ргабвар», включив датчики и видеокамеры, медленно и осторожно облетал обломок в непосредственной близости от него. Последнее условие было выполнено ради Приликлы, но эмпат извиняющимся тоном сообщил, что никого живого внутри обломка корабля нет.
   Затем три часа было посвящено просмотру видеозаписи, после чего «Ргабвар» направился к третьему обломку корабля – самому крупному и самому многообещающему из обнаруженных. За это время все узнали очень многое о конструкторских принципах инопланетян-кораблестроителей по тому, каким именно образом в результате аварии пострадала обшивка и под каким углом были перекручены относительно друг друга структурные элементы корабля. По измерениям коридоров и кают можно было судить о размерах обитателей корабля. Камеры засняли нечто вроде толстых кусков пышной разноцветной шерсти посреди груд переломанного оборудования и треснувших переборок. В принципе это могли быть обрывки напольного покрытия или одеял – вот только кое-где эти «обрывки» были перехвачены ремнями безопасности или запачканы чем-то красно-бурым, очень похожим на запекшуюся кровь.
   – Судя по цвету этих пятен, – сказала Мерчисон, когда медики внимательно рассматривали один из кадров на мониторе, – весьма велика вероятность того, что пострадавшие – теплокровные кислорододышащие существа. Но как вы думаете, мог ли хоть кто-то выжить при такой жуткой аварии?
   Конвей покачал головой, но постарался вложить в голос как можно больше оптимизма.
   – Пятна на шерсти, на мой взгляд, не вызваны рваными, или колотыми, или ушибленными ранами. Не похоже, чтобы эти существа были травмированы ремнями безопасности при их сильном натяжении. По этим кадрам трудно судить, какие перед нами части тела, и все же впечатление такое, что бурые пятна расположены ближе к одним и тем же частям. Это заставляет задуматься о взрывной декомпрессии и излитии жидких выделений через естественные отверстия, а не о массивных наружных травмах, полученных вследствие резкого снижения скорости корабля или его столкновения с каким-то объектом. Ни на ком из этих существ не было скафандра, но если бы кто-то из них успел облачиться в скафандр, то смог бы уцелеть.
   Прежде чем Мерчисон сумела ему ответить, кадр на экране резко сменился изображением нового обломка корабля, а из настенного динамика послышался голос капитана.
   – Доктор, – взволнованно проговорил Флетчер, – этот кусочек выглядит чуть получше. Он практически не вращается, поэтому на него легко будет высадиться, если потребуется. Видимая вами дымка – это не только выходящий наружу воздух, Это также испарения из водопроводной и гидравлической систем. А если утечка воздуха имеет место, следовательно, внутри его достаточно. Кроме того, весьма вероятно, внутри этого обломка действует система энергоснабжения – судя по малой мощности, включено только аварийное электрическое освещение. Пожалуй, этот обломок стоит осмотреть. Все готовы?
   – Готовы, друг Флетчер, – ответил Приликла.
   – Конечно, – буркнула Нэйдрад.
   – Будем у люка для приема пострадавших через десять минут, – сказал Конвей.
   – С вами пойду я и лейтенант Доддс, – сообщил капитан, – на тот случай, если возникнут технические проблемы. Через десять минут, доктор.
   В шлюзовой камере стало тесновато, когда там собрались капитан, Доддс, Конвей, Приликла и Нэйдрад с герметичными носилками – довольно объемистой конструкцией, снабженной пластиковым колпаком. Все закрепились за пол и стены магнитами, которыми были снабжены подошвы ботинок и перчатки. Обломок звездолета был все ближе. Он был похож на огромный геометрически правильный стальной цветок чертополоха, окутанный дымкой и окруженный более мелкими кусками металла, одни из которых вращались быстро, а другие были практически неподвижны. Когда Конвей поинтересовался, с чем это может быть связано, капитан промолчал: видимо, думал над тем же вопросом, но ответа на него не знал. Все ждали. «Ргабвар» приближался к обломку неведомого звездолета. Неотложка, лавируя, пролетела между двумя бешено вращающимися «спутниками» крупного обломка. Лучи фонарей и прожекторы «Ргабвара» ярко осветили искореженные глыбы металла. Ожидание затягивалось. Цинрусскиец вдруг затрясся мелкой дрожью внутри своего скафандра-шарика.
   – Там, – сообщил Приликла, – есть кто-то живой.
   Обстоятельства диктовали необходимость спешных, но очень осторожных поисков. Эмоциональное излучение живого существа было слабым и характерным для быстрой потери сознания. Приликла не то чтобы возглавлял группу, но показывал дорогу. Капитан и Доддс расчищали путь через завалы с помощью лазерных резаков, а порой вручную расталкивали парящие в невесомости куски переборок или спутанные кабели. В последнем случае им очень помогали перчатки, снабженные электроизоляцией – ведь здесь был включен ток. Следом за ними двигался Конвей – можно сказать, полз в невесомости по коридорам, высота потолков в которых не превышала четырех футов.
   Обитатели корабля, судя по всему, ростом были выше, но по этим коридорам, видимо, тоже передвигались не стоя во весь рост.
   Дважды фонарь на шлеме Конвея выхватил из темноты тела членов экипажа. Он вытащил их из-под завалов и, слегка подтолкнув, переправил к Нэйдрад, чтобы та разместила их в негерметизированной части носилок. Если бы тому, кто остался в живых, потребовалась хирургическая операция, Мерчисон было бы желательно для начала иметь трупный материал для ознакомления с анатомией и физиологией этих существ.
   Конвей пока так и не понял, как они выглядели – члены экипажа этого корабля, поскольку их тела были заключены в скафандры. Но и скафандры, и поверхностные ткани тел были порваны зазубренными металлическими обломками. Если не от этих ранений погибли существа, то их прикончила декомпрессия. Судя по внешним очертаниям скафандров, обитатели корабля представляли собой уплощенные цилиндры около шести футов высотой с четырьмя манипуляторными конечностями, расположенными чуть ниже конического навершия, которое, по всей вероятности, являлось головой. Ниже располагались четыре двигательные конечности. Книзу скафандр значительно расширялся. В каком-то смысле эти существа напоминали расу кельгиан, к которой принадлежала Нэйдрад, – только кельгине были намного меньше ростом.
   Конвей услышал, как капитан что-то бормочет насчет инопланетян в скафандрах, и тут они остановились перед дверью в отсек, где сохранился воздух. Приликла напряг все свои эмпатические силы, но никаких признаков жизни не обнаружил. Эмпат утверждал, что уцелевший член экипажа находится где-то дальше этого отсека. До того, как капитан и Доддс принялись вскрывать дверь лазерными резаками, Конвей просверлил в ней дырочку и взял пробу воздуха для анализа. Узнав состав воздуха, Мерчисон могла приготовить для пациента подходящие атмосферные условия. В отсеке горел свет.
   Свет был теплый, с оранжевым оттенком, что само по себе являлось важным элементом сведений о родной планете хозяев корабля и их органах зрения. Однако в этом свете спасатели не увидели ничего, кроме сломанной мебели, парящей в невесомости, искореженных переборок, кусков водопроводных труб и нескольких существ. Одни из них были в скафандрах, другие – нет, но все они были мертвы.
   Только теперь Конвей разглядел их более внимательно и понял, что утолщение в нижней части скафандра предназначено для большого пушистого хвоста.
   – И все-таки, проклятие, произошло столкновение! – вдруг воскликнул Флетчер. – При поломке генератора такого бардака не было бы!
   Конвей кашлянул и негромко проговорил:
   – Капитан, лейтенант Доддс, я понимаю, что у меня нет времени на сбор материалов для крупного научного проекта, но если заметите что-нибудь вроде фотографий, картин, иллюстраций – чего угодно, что содержало бы сведения о физиологии и окружающей среде этих существ, будьте так добры, собирайте такие предметы. – Он поднял еще один, более или менее сносно сохранившийся труп. Остроносая, как у лисы, голова. Густая шерсть с широкими полосами. В целом существо напоминало коротконогую длинношерстную зебру с немыслимо пушистым хвостом. – Нэйдрад, – добавил Конвей, – примите еще одного.
   – Да-да, точно, так и было, – пробормотал капитан, думая о своем, и, обратившись к Конвею, проговорил: – Доктор, этим ребятам вдвойне не повезло, а тому, что уцелел, – наоборот…
   Выводы Флетчера были таковы: из-за поломки гипергенератора корабль разорвало на части. Быстро вращаясь, они разлетелись в разные стороны. Но именно внутри этого обломка кораблекрушения уцелели члены экипажа, успели надеть скафандры. Вероятно, они даже имели возможность в какой-то степени подготовиться ко второй аварии – столкновению с другим обломком их корабля примерно такой же массы. В момент столкновения передний конец первого обломка скорее всего был опущен, а задний конец второго поднят вверх. Кинетическая энергия обоих обломков угасла, оба они остановились и практически сплавились друг с другом. Именно этим, на взгляд капитана, объяснялся тип травм и разрушений, представших перед глазами спасателей, и то, почему только этот обломок корабля не вращался в отличие от остальных.
   – Думаю, вы правы, капитан, – сказал Конвей и выудил из дрейфующего по воздуху мусора кусок пластика, на обратной стороне которого красовалось нечто вроде пейзажа. – Но теперь, увы, все это имеет чисто научное значение.
   – Естественно, – коротко отозвался Флетчер. – И все же я терпеть не могу вопросов без ответа. Доктор Приликла, куда теперь?
   Маленький эмпат указал на потолок отсека, чуть под углом, и сказал:
   – Пятнадцать – двадцать метров вот в этом направлении, друг Флетчер, но должен признаться, что я несколько обескуражен. Ощущение такое, что с того момента, как мы проникли в этот отсек, уцелевший член экипажа медленно движется.
   Флетчер шумно вздохнул.
   – Он в скафандре и еще сохранил способность передвигаться, – сказал он облегченно. – Такого спасти будет намного легче.
   Он взглянул на Доддса, и они принялись вскрывать пластик на потолке.
   – Не обязательно, – возразил Конвей. – В данном случае спасательная операция происходит одновременно с первым контактом. Что до меня, то я предпочитаю, когда неведомые пострадавшие существа попадают ко мне в руки в бессознательном состоянии, чтобы первый контакт затем произошел на фоне лечения и была возможность контролировать…
   – Доктор, – прервал его капитан, – уж конечно, представители вида, владеющего техникой для космических полетов, должны быть морально готовы к встрече с инопланетянами. Даже если они не ждут такой встречи, они должны предполагать, что другие разумные создания существуют.
   – Согласен, – отозвался Конвей, – но раненое существо в полубессознательном состоянии может отреагировать на встречу с чужаками как угодно – инстинктивно, нелогично. Мало ли – вдруг кто-то из нас похож на хищника, их врага с родной планеты. В такой ситуации и попытки лечения с нашей стороны могут быть расценены совсем иначе. К примеру, как пытки или медицинские эксперименты, на худой конец. Ведь порой доброта врачей проявляется в жестокости.
   В это мгновение капитан и лейтенант Доддс закончили работу. Они выпилили в потолке большую круглую дыру и, подхватив выпиленный пластик, оттолкнули его в сторону, после чего забрались в образовавшееся отверстие. Приликла влетел туда следом за ними и сообщил:
   – Прощу прощения за то, что ввел вас в заблуждение, друзья. Уцелевший член экипажа действительно медленно передвигается, но не самостоятельно – для этого он слишком слаб и почти без сознания.
   Лучи фонарей танцевали в темноте и озаряли помещение, стены которого местами были пробиты насквозь. Тут было полным-полно мелких обломков, каких-то контейнеров разных размеров, ярких коробок – видимо, это были упаковки с едой. Вдоль стен стояли стеллажи, а около них парили в невесомости обезображенные травмами и декомпрессией трупы троих существ без скафандров. Сквозь прорехи в обшивке пробивался яркий свет прожекторов «Ргабвара», он проникал в те углы, куда не попадал свет фонарей.
   – Он здесь? – с опаской спросил Флетчер.
   – Он здесь, – ответил Приликла.