Страница:
Супружество установлено для того, чтобы вместе справляться с трудностями, которых никогда бы не было без супружества.– Дорогая, – пытался запротестовать кузнец, однако движения его были замедлены, как будто он двигался в толще воды. Видимо, Ианида и впрямь сильно злилась.
Морис Шевалье
Такангор поднял голову. Он не любил, когда с ним разговаривали таким резким тоном. К тому же дама была наряжена в красное платье, а красный цвет всегда действовал на него возбуждающе.
Несколько долгих минут, показавшихся остальным часами, они смотрели друг на друга. Глаза Ианиды становились все больше, зрачки расширялись и расширялись, пока наконец не показалось, что ты заглядываешь в две бездны, в которых клубится мрак.
Обычно к этому моменту все, кто хоть краем глаза видел жену кузнеца, были неподвижны и молчаливы.
Но глаза разгневанного минотавра наливались кровью, их цвет постепенно менялся с рубинового на густой гранатовый, он не шевелился и почти не дышал. И когда встревоженный кузнец попытался было потрясти его, чтобы убедиться, что бедняга все еще жив, Такангор внезапно заговорил:
– У вас прелестные глаза, мадам. Правда-правда, очень красивые. Но все-таки вы нам помешали. Выпьете стаканчик? «Плач дракона» вам сейчас не повредит.
– Охотно, милорд, – смущаясь и краснея, ответила Ианида. – Знаете, это второй раз в жизни я сталкиваюсь с существом, которое не каменеет от взгляда Горгоны.
– Зато другие как всегда, – пролепетал Альгерс. – Что теперь с кентавром делать будем?
Кентавр с раскрытым ртом и кружкой, крепко зажатой в руке, элегически таращился куда-то вдаль и вполне напоминал произведение талантливого скульптора.
– Говорил я ему – падай, ложись, так нет – в героя захотел поиграть, – забубнил кобольд из-за стойки. – Вынесем его ко входу, будет пока стоять в рекламных целях. А недельки две-три спустя оттает.
– Так неудобно получилось, – огорчилась Горгона.
– Как обычно…
– Драконьи зубы принимаете? – спросил Такангор.
– Само собой.
– А поучительная история про принца-лекаря?
– История поучительная, но деньги все равно остаются деньгами, – философски рассудил бармен.
– Тогда выпивку всем за мой счет! – И Такангор широким жестом высыпал на стол пригоршню зубов. – Ну а мне повторите с самого начала, чтоб не запутаться.
– Силен пить! – пронеслось по залу, и к столу минотавра стали подтягиваться заинтересованные кентавры.
– День определенно удался, – сообщил кобольд самому себе и лихо хлопнул стакан «Гнева Мунемеи».
К слову, определенные последствия своеобразного поединка Такангора и Ианиды все же обнаружились: минотавр напрочь забыл расспросить кобольда об истории названия этого удивительного напитка.
* * *
– Мадам Топотан! Мадам Топотан! – Горгулья нетерпеливо переминалась с лапы на лапу у входа в лабиринт. – Мадам Топотан! Я принесла вам свежий выпуск «Красного зрачка»!– Я не выписываю «Красный зрачок», мадам Горгарога, – внушительно сообщила Мунемея, вытирая руки о фартук. – Вы же знаете, как я отношусь к этой газете.
– Вы мне будете рассказывать! – встопорщила крылья почтальонша. – Я хорошо помню ваше отрицательное мнение, мадам Топотан, но все-таки я принесла вам свежий выпуск. Там статья про вашего мальчика.
– Докатился! – гневно фыркнула Мунемея. – Нашел куда попасть в статью.
– Как я вас разделяю с вашими взглядами, – сказала горгулья, – Но они, как всегда, успели первыми. Куча неточностей и редакторских ляпов, зато они даже поместили проект памятника, который сейчас устанавливают в Чесучине нашему Такангорчику. Догадываетесь почему?
Из-за плеча Мунемеи высунулась голова юного минотавра с кольцом в носу.
– Здрасьте, мадам Горгарога, – пробасил он. – Мама, я же говорил вам, что в «Королевском паникере» писали о братике, а вы уперлись рогами и ни в какую.
– Господин Цугля обещал добыть вам пару последних номеров «Кладбищенского вестника», «Усыпальницы» и «Звездного полдня». Там тоже опубликованы громадные материалы про последнюю Кровавую паялпу. Говорят, молодой боец-минотавр произвел такой фурор, что полностью затмил фаворита нескольких последних сезонов. Пишут, что публика в приступе воодушевления забросала устроителей пончиками.
Вам теперь надо прилично завести отдельный альбом, вот и господин Цугля так подумал, поэтому выписал из Юкоки несколько образцов: один – в переплете из красного сафьяна, другой – в рыбьей чешуе…
– Это еще зачем?
– Прекрасно противостоит сырости. В нем заметки сохранятся на века, мадам Топотан. И еще один, роскошный, волосатый, рыжевато-коричневый, из какого-то заморского чуда-юда. Заковыристое такое название, я на бумажке записала, но бумажку забыла в гнезде. Что вы хотите – пятисот шестой годок будем отмечать, память уже не та. Когда-то я читала наизусть все должностные инструкции, а вы видели наши инструкции в длину? О, это поэма, это песня! – Горгулья недовольно уставилась на собеседницу. – Ну, что же вы болтаете?! Читайте!
Мунемея осторожно развернула газету и пробежала глазами несколько строчек.
– Мама, читайте вслух, как не совестно, – забубнил сынуля.
– Помолчи, Милталкон, я занята. Я думаю.
– Ого, – сказал Милталкон. – Здорово. Я знал, что Такангор не посрамит фамилию.
«…человек, называвший себя знаменитым быкоборцем, уже в начале схватки стал проявлять признаки испуга и через несколько минут с позорной ловкостью вскарабкался на гладкий шест с собственным флагом. Публика свистела и улюлюкала, однако виантиец вовсе не собирался продолжать поединок со своим могучим соперником. Наш корреспондент хотел было покинуть свою ложу, дабы поспешить в редакцию, чтобы написать подробнейший отчет об испорченном празднике, но тут великолепный Такангор переломил ход поединка одним-единственным хитроумным маневром: выдернув из земли шест и стряхнув с него трусливого соперника, он стал наступать, грозя быкоборцу могучими рогами, окрашенными в алый цвет.– Вот, – грозно сказала Мунемея, – «пожевывая пойманный на лету пончик». Опять всухомятку и на бегу. А мне писал, что питается нормально. И словечко такое подобрал – питается. Не кушает, не ест, а именно что питается. Еще бы сказал, что он кормится. Ох, дети, дети – растишь их, растишь, а когда вырастишь, тут и начинаются настоящие хлопоты.
Вот тут и началась настоящая потеха. Давно уже на Чесучинской арене не было настолько Кровавой, Жестокой и Яростной паялпы. Даже Архаблог и Отентал – наши бессменные устроители и законодатели паялпы – были явно ошеломлены чрезвычайным успехом своего молодого протеже.
Юное дарование носилось за противником, издавая жуткие вопли, свирепо вращая багровыми глазами и обещая сделать из виантийца «мамины ляпики под клюквенным соусом». Наш корреспондент восторженно отмечает, что неистовый Такангор смог устрашающе выпускать пар из ноздрей при абсолютно солнечной ясной погоде в жаркий день.
Быкоборец Зигосин, тот самый человек, который за десять минут до начала поединка в интервью нашему же корреспонденту обещал разделать самоуверенного минотавра под орех, жалко улепетывал от стремительного Такангора, но явно проигрывал последнему не только в отваге и силе, но и в ловкости.
Издевательски пожевывая пойманный на лету пончик, минотавр зажал виантийца в угол и там исполнил свое обещание…»
Питание – еда без скатерти.– Чтоб мне ни рогов, ни копыт! – присвистнул Милталкон, дочитывая статью. – Серебряные подковы, памятник, почет и увалсение. А что, братик неплохо начал.
Ген. Малкин
– Неплохо, – неохотно согласилась Мунемея, но тут же спохватилась: – Только не вздумай намылиться следом. Не то я тебе тоже устрою мамины ляпики… А что, мадам Горгарога, пишут про Зелга да Кассар?
– Ох, я вам так скажу, лучше бы Такангор остался в Чесучине, – вздохнула горгулья. – Кассар вернулся домой, армия Тиронги готова выступить против него, как только начнется новолуние. Я сильно удивляюсь, что вы разрешили Такангору пуститься в эту авантюру, с вашим-то благоразумием.
– Я и сама немного удивлена, – фыркнула Мунемея. – Но деваться некуда. Рано или поздно это должно было случиться, мадам Горгарога, и я ничего не смогла бы сделать.
– Ох уж эти ваши семейные тайны, – сказала Горгарога. – Еще моя бабушка говорила, что вся годичная подборка «Королевского паникера» не стоит одной истории о…
– О ком? – жадно спросил Милталкон.
– Что-то я заболталась, засиделась, а мне еще Прикопсам надо доставить последний каталог и Эфулернам – увесистую посылочку. Всего хорошего, мадам Топотан, – заторопилась Горгарога. – Спасибо этому дому, пойдем к другому.
– Мама, хоть вы объясните толком, какие семейные тайны? – поклянчил Милталкон.
– Кирпич в руки, валун под мышку и марш ремонтировать лабиринт. А то не древнее сооружение, но сущее решето, грабителям в глаза смотреть стыдно! – рявкнула минотавриха. – И чтоб я больше не слышала ни от кого в этих закоулках глупых вопросов.
Милталкон поплелся на строительные работы, дыша, как запыхавшийся дракон. Это надо же – пар из ноздрей. Как у брата получилось?
* * *
Каждый – кузнец своего счастья. Особенно если он владеет собственной кузницей.– Замечательная голова, замечательная… Кузнец, привстав на цыпочки, измерял ленточкой расстояние между ушами и рогами минотавра. Такангор недоверчиво покосился на него:
Лешек Кумор
– А ты уверен, что я смогу его носить?
– Все могут – и ты сможешь, – утвердил Альгерс. – Шлем – это гарантия красоты, надежности и безопасности. Каждый – кузнец не только своего счастья, но и своей безопасности.
– Сомнение имею на сей счет, – пошевелил ушами Такангор. – Что я в нем увижу? Да и в роду у нас никто шлемов не носил.
Кузнец приложил ленточку к затылку клиента.
– Ты помнишь войну с Пыхштехвальдом? Знаменитую Пыхштехвальдскую битву? А?
– Я – нет.
– Не верти головой, я еще не закончил. Так вот, тогда даже лошадям, которые служили в тяжелой кавалерии, и то сделали шлемы. А ты не лошадь, скакать не надо.
– Ты и мертвого уговоришь, – буркнул минотавр. – Ладно, нацеплю это ведро на голову. Только учти, если мне будет в нем неудобно – не обижайся, – сниму и стану в нем бульбяксу носить.
Альгерс лукаво улыбнулся:
– Знаю я вас, двурогих. Упертые вы, так что спорить не стану, ибо бесполезно. Но все же ты сперва примерь мою броню, а уж после упирайся рогами. Лады?
– Я только к тому, что все мои предки из поколения в поколение воевали, но никто ничего на себя не пялил. Папенька только вот латы признал, да и те из шкуры им же самолично пристукнутого дракона. Для пущего форсу.
Доспехи: одежда мужчины, который одевается не у портного, а у кузнеца.– Сильная штука, совсем не для форсу, – уважительно кивнул Альгерс, – только теперь и самих драконов, ежели что, пачками в бою валить смогут. Я слышал, в Рохнэле понапридумывали и скоростные баллисты и залповые, и наконечники расщепляющиеся. Жуть, одним словом. Ни доблести, ни чести.
Янина Ипохорская
Кузнец нанес последнюю зарубку на дощечке закройщика и какое-то время внимательно ее разглядывал.
– Ну что, аккурат к новолунию и успею – больно хитрая конструкция получается.
– А Карлюзу ты не видел? – спросил Такангор, сладко потягиваясь.
– Видел, видел. И не только я. И смех, и грех – этот наш Карлюза. На кладбище ходит, с усопшими договаривается. Сходи погляди, пока он не перестал, – занятное зрелище.
* * *
Маленький троглодит и впрямь был на кладбище. Он осторожно переходил от одной могильной плиты к другой и деликатно стучал согнутым пальчиком в безответный камень.– Приятных сновидений. Могу побеспокойствовать по поводу срочной необходимости в воспомоществовании?
Затем прикладывал ухо и терпеливо дожидался ответа.
Никто не знал, что отвечали Карлюзе покойные, однако, обойдя могил двадцать или двадцать пять, он наконец угомонился и уселся в тени векового дуба, бормоча себе что-то под нос.
– Ну как, выгорит наше дело? – спросил Такангор. Троглодит от неожиданности подпрыгнул на месте.
– Никакого огня, все тактично, – сообщил он. – Сейчас они решат, кто при жизни был умелым воителем, и я ринусь их разбуживать. Сил моих невеликих на дюжину хватит. Что есть премного жаль, ибо все хотят помочь согнать неприятеля с почвы отечества.
– Конечно жаль, – согласился минотавр. – Но тут главное, чтобы хоть кто-то присутствовал, – это, знаешь ли, брат Карлюза, очень на мозги подействует. У страха глаза велики: увидят дюжину скелетов, а еще двенадцать дюжин сами себе довообразят. Ну, что они там между собой решили?
– Один полчас, – сказал троглодит. – Через один полчас все будет исполнено. – И принялся торопливо листать потрепанную тетрадку. – Наставления мастериона Зюзака Грозного – срочные меры, сложные обстоятельства, сражения и битвы. Все предусмотрительно предусмотрено.
– Это хорошо, – одобрил Такангор. – А можно я посмотрю на ритуал?
– Положительно, – закивал Карлюза. – И полезно. Вашим гневным взглядом вдохновлен буду.
Он потыкал пальчиком в какие-то замысловатые каракули и зашевелил губами.
Троглодит явно скромничал. Не через полчаса, а уже минуты через три земля на нескольких могилах стала вздыбливаться и рассыпаться, как если бы ватага неутомимых кротов пыталась пробиться на свет божий с рекордной скоростью. Затем что-то заскрипело и заклацало. Такангор не без любопытства разглядел желтоватый череп без нижней челюсти, по которому яростно стучала костлявая рука.
– Чего это он?
– Выкопаться не может, – пролепетал Карлюза. – Я занятый есть, примите труд сей на свой счет.
– Нет проблем, – ответил неунывающий минотавр и широким шагом двинулся по направлению к шевелящимся могилам.
Позже немногочисленные свидетели, пейзане из Виззла, рассказывали, что именно так и дергают на огородах морковь и лук. Споро, сноровисто, без всяких эмоций. И твердили, что у Такангора Топотана, возможно, и есть талант военачальника – об этом они с уверенностью судить не могут, зато ручаются, что у этого минотавра блестящее агрипульгическое будущее.
Скелеты оказались смышлеными. Раскланявшись с Карлюзой, они выстроились в шеренгу перед Такангором и дружно отдали ему честь.
– Славные ребятки, – сказал минотавр, довольно потирая ладони. – Знаешь, Карлюза, а ведь так по чешуйке с дракона – паладину кольчуга, как любит говаривать мадам Горгарога. Еще немного подсуетимся, и будет у нас армия не хуже, чем у Юлейна. А возможно, и лучше.
Глава 9
– Здравый смысл подсказывает, – в который раз начал Зелг.
– Плюньте, милорд, – посоветовал Думгар.
– Уверен.
– Собственно, если ни ты, ни господин Крифиан не соглашаетесь возглавить армию, то другой кандидатуры у меня нет. Но все-таки хотелось бы услышать от него что-то внятное, толковое. Хоть план битвы, хоть наметки этого самого плана.
– А где его носит? – спросил доктор Дотт. – Любопытное существо. Пришел наниматься не кем-нибудь, но главнокомандующим, а теперь его вообще невозможно поймать на просторах вашего поместья. То он был в «Расторопных телегах», то в Виззле у кузнеца, то на кладбище. То его опять куда-то нелегкая понесла.
– Деятельный молодой человек, – ухмыльнулся голем. – Глядишь, он в одиночку организует нам вполне пристойную оборону.
– Скоро полночь, – тихо сказал Зелг.
– Да, ваша светлость.
– Вы говорили, что к сегодняшней полуночи мы ждем гостя.
– Приятно, когда тебя кто-то ждет, – послышалось из-за дверей.
Что-то произошло в этот момент во всей природе. Герцог краем глаза заметил, как пронеслась мимо окна стая летучих мышей и закружила над донжоном; тревожно заухали совы, и воем ответили им волки так близко от замка, что Зелг невольно поежился. Потянуло холодом и сыростью, а в тронный зал клубами вполз странный густой туман.
Затем он съежился, уплотнился, собрался в темную массу – и оттуда легким шагом вышел человек.
– Ну, здравствуй, мальчик, – приветливо сказал он, протягивая обе руки к да Кассару. – Иди сюда, дай я тебя как следует рассмотрю.
Герцог, словно зачарованный, подошел к ночному гостю. Тот обнял его – объятия оказались крепкими, но такими холодными, будто пришелец явился с лютой стужи, – и заулыбался.
– Красавец, настоящий красавец. Вылитый отец. Что значит – кровь. Я всегда превыше всего ценил кровь.
– Вне сомнения, – сказал Думгар.
– А, это ты, Неразрушимый! Рад видеть тебя после стольких лет, а ты не изменился. Впрочем, что тебе сделается? И где же наш старый ворчун?
– Здесь, здесь, не гляди сквозь меня, – откликнулся Дотт, и в его голосе слышалась неподдельная радость. – Может, научишь как-нибудь воплощаться в плотное тело?
– Займемся на досуге, – пообещал гость и снова обратился к Зелгу: – Ты хоть помнишь меня, мальчик?
И тот внезапной вспышкой увидел картину из далекого прошлого. Ему было тогда года три или четыре. Они с матерью жили в родовом поместье и Ренигаров, месте безлюдном и пустом. Это случилось такой же безлунной ночью: кто-то постучал в двери господского дома, и мать вздрогнула от испуга, а стражи вытащили мечи, ибо никто не слышал, чтобы стучали в ворота замка, чтобы опускали подъемный мост. Ночной пришелец незамеченным миновал двойную охрану, и это внушало опасения.
Однако странный гость оказался мил и приветлив. Зелг помнил, как настороженно встретила его Ласика да Кассар и как она отчаянно кокетничала с ним уже спустя час.
Пришелец был ослепителен, в дорогом черно-фиолетовом костюме, вооруженный только лишь кинжалом с причудливой рукоятью. От него пахло романтикой, приключениями, большой дорогой – всем, что так возбуждает воображение маленьких мальчиков. Зелг был готов смотреть на него хоть до самого утра, однако мать отправила его в спальню и запретила мешать взрослым.
Он явственно вспомнил, что гость тогда бросил на него взгляд, выражение которого герцог и сейчас не взялся бы описать или объяснить. В том взгляде было многое: печаль, нежность, боль, еще что-то невыразимое… И даже тогда, будучи несмышленым ребенком, Зелг понял, что общество матери совершенно не нужно этому удивительному человеку и что интересует его именно он, Зелг Галеас Окиралла да Кассар. И это знание преисполнило его тайной гордости, хоть и не помешало проплакать от обиды на мать добрую половину ночи.
Таинственный гость уехал до первых петухов и больше никогда не появлялся.
– Помнишь, – не спросил, а уже утвердил незнакомец. – Ну что же, ваша светлость, разрешите представиться по всей форме. Князь Мадарьяга, к вашим услугам.
– Я ждал вас, князь, – произнес Зелг. – Тогда, в Аздаке. Я ждал, что вы появитесь снова.
– Во мне не было нужды. Я мог только побеспокоить тебя, но никак не помочь. Теперь все иначе: ты взрослый, ты сам волен выбирать свою судьбу, тебе нужна дружеская поддержка – и вот я тут.
– Не худо бы выпить за встречу, – прогудел Думгар. – Специально для вас, князь, из секретных запасов…
Зелг оглядел пиршественный стол. Там в окружении разнообразных аппетитных блюд высилась диковинная бутылка в виде ощерившего зубы извивающегося дракона. Она была отлита из прозрачного голубого стекла, но жидкость в ней мерцала лиловым светом.
– Я не знал, что у нас есть такое вино, – сказал он, когда все расселись по местам. – Выпьем же, князь, за ваше здоровье.
– Э-э, нет, мальчик, – махнул рукой Мадарьяга. – Это выпью я, а ты станешь наслаждаться тонким вкусом изысканного вина. Сей же напиток людям не рекомендуется.
– Это драконья кровь, ваша светлость, – негромко пояснил Думгар. – Отрава даже для человека вашего происхождения.
И только сейчас Зелг окончательно вспомнил – это состояние походило на пробуждение после долгого и невнятного сна, – что именно потрясло его тогда, в детстве.
Был той ночью один миг, когда в свете пламени, падавшем от камина, он не увидел тени загадочного странника да и самого его увидел иным, как если бы сквозь нелепую маску проступил истинный облик. Однако решил, что ему это пригрезилось, показалось, а после и вовсе забыл, как многие другие детские воспоминания.
Но теперь Мадарьяга сидел перед ним в своем подлинном обличье, не считая необходимым притворяться кем-то иным, и снова изумленно разглядывал Зелг его круглые, почти оранжевые глаза с вертикальными зрачками ночного хищника, зеленовато-белую кожу, тонкий крючковатый нос, неожиданно яркие пунцовые губы и длинные острые клыки, которые обнажались всякий раз, когда он раскатисто смеялся незамысловатым шуткам Дотта.
– Вы ведь вампир, правда, князь? – решил он уточнить свою догадку.
– Не просто вампир, – ответил вместо Мадарьяги веселый призрак. – Он князь – не только в человеческой жизни, но и в этой своей послесмерти. Повелитель упырей, вурдалаков и всех прочих кровососов, сколько их ни есть на грешной земле.
Князь безмятежно улыбался Зелгу:
– Это не столь важно, мой мальчик. Это мишура. Главное – что я качал на руках еще твоего деда и искренне привязан к вашей семье. Вот что тебе обязательно про меня знать.
Там, за крепостными стенами, Такангор проводил смотр войск перед тем, как представить Зелгу его вооруженные силы.
Герцог бросил короткий взгляд вниз и не смог сдержать усмешку.
– Многое видели древние стены Кассарии, – поведал Дотт. – Разные времена – разные войны, но такую армию…
– Вполне симпатичная армия, получше многих, – возразил князь. – Что-то мне подсказывает, что она произведет настоящий фурор на поле боя.
– Вот с этим я согласен, – сказал Зелг. – Фурор – именно то слово, которое я тщетно подыскивал. Немного напоминает странствующих циркачей, немного – паноптикум, самую малость – кошмарный сон, а так ничего, вполне кондиционное воинское соединение.
– О нем еще будут слагать легенды.
– Не сомневаюсь.
– И писать книги.
– Вне всяких сомнений. По психиатрии.
– И упоминать в истории войн.
– В разделе «Бывает же такое».
– Ты привередлив, малыш. И недальновиден.
– Господь с вами, князь.
– Никогда не был точно уверен, что Он есть. Но если Господь существует, то уж точно не со мной.
– Вернемся к армии. Как я должен с этим воевать?
– Никак, – сказал кто-то за спиной.
– А-а, милорд Такангор, – слегка растерялся Зелг. – Как понимать ваше заявление?
– Очень просто. Это не вам воевать с войском, а ему с вами. Причем, прошу заметить, во главе. У вас найдется броский, но элегантный костюм для стремительных атак?
– Пожалуй.
– А принять парад?
Герцог оглянулся на свою свиту.
– Если подлатать дедулины сапоги и подштопать мантию, то это будет нечто, – предложил Дотт. – Шлем в оружейной хранится специально для такого случая, фамильные доспехи на вас не налезут, ну да это пустое, Думгар запихает. – Заметив, как побледнел молодой повелитель, поспешно уточнил: – А не запихает, и так сойдет. Мало, что ли, ваши славные предки награбили, чтобы вам не нашлось костюмчика?
– Пора бы и подграбить, – деловито сказал голем. – Никаких новых поступлений в сокровищницу в течение ста лет. Непорядок. Так только, одна мелочь, сплошные крестьянские подношения, да вот Бумсик с Хрюмсиком иногда в крепостном рву что-нибудь нароют.
– Сюда бы мою мамулю, – мечтательно молвил Такангор. – Она бы это дело наладила: добровольно, значит, и с песней.
– Господа, господа, опомнитесь! Я же все-таки пацифист, – некстати брякнул Зелг.
– Не беда, мальчик мой, – дружески похлопал его по плечу вампир. – Даже это лечится.
Затем они спустились в замковый двор, ведя под белы руки начинающего некроманта и завоевателя.
– Прошу! – широко повел рукой Такангор. – Орлы! Львы! И прочей твари по паре… Кавалерия кентавров!
– Слава да Кассару! – грянули кентавры.
Зелг оглядел их: впечатление кентавры производили прекрасное, разве что слегка смущало присутствие полуведерной пивной кружки в качестве штандарта полка. Доктор Дотт заметил, как расширились глаза герцога, и успокоил:
– Это еще не беда. Это еще вполне прилично и как-то объяснимо. Советую не комментировать, милорд.
– А-аа, да, да, конечно, – неуверенно согласился Зелг. – Но как же?
– Как-нибудь, – строго сказал мудрый доктор. – У всех должны быть маленькие предсмертные радости. Вот мне, помнится, хотелось селедки.
– Ну тогда ладно…
– Тяжелая пехота! – доложил Такангор.
Роль тяжелой пехоты исполняли староста Иоффа с сыновьями, кузнец Альгерс, кобольд из «Расторопных телег», десяток дендроидов и почтенный Гописса со своей лучшей сковородкой наперевес.
– Их сомнут в первой же атаке, – горько молвил да Кассар.
– Не уверен, – весело заметил Мадарьяга. – Титан, кобольды, дендроиды – народ крепкий. Я. по молодости лет тоже как-то пытался смять одного оборотня. Аккурат в новолуние, дурачок. Шрамы до сих пор остались.
– Плюньте, милорд, – посоветовал Думгар.
Надо быть действительно великим человеком, чтобы суметь устоять даже против здравого смысла.– Ты думаешь?
Ф. Достоевский
– Уверен.
– Собственно, если ни ты, ни господин Крифиан не соглашаетесь возглавить армию, то другой кандидатуры у меня нет. Но все-таки хотелось бы услышать от него что-то внятное, толковое. Хоть план битвы, хоть наметки этого самого плана.
– А где его носит? – спросил доктор Дотт. – Любопытное существо. Пришел наниматься не кем-нибудь, но главнокомандующим, а теперь его вообще невозможно поймать на просторах вашего поместья. То он был в «Расторопных телегах», то в Виззле у кузнеца, то на кладбище. То его опять куда-то нелегкая понесла.
– Деятельный молодой человек, – ухмыльнулся голем. – Глядишь, он в одиночку организует нам вполне пристойную оборону.
– Скоро полночь, – тихо сказал Зелг.
– Да, ваша светлость.
– Вы говорили, что к сегодняшней полуночи мы ждем гостя.
– Приятно, когда тебя кто-то ждет, – послышалось из-за дверей.
Что-то произошло в этот момент во всей природе. Герцог краем глаза заметил, как пронеслась мимо окна стая летучих мышей и закружила над донжоном; тревожно заухали совы, и воем ответили им волки так близко от замка, что Зелг невольно поежился. Потянуло холодом и сыростью, а в тронный зал клубами вполз странный густой туман.
Затем он съежился, уплотнился, собрался в темную массу – и оттуда легким шагом вышел человек.
– Ну, здравствуй, мальчик, – приветливо сказал он, протягивая обе руки к да Кассару. – Иди сюда, дай я тебя как следует рассмотрю.
Герцог, словно зачарованный, подошел к ночному гостю. Тот обнял его – объятия оказались крепкими, но такими холодными, будто пришелец явился с лютой стужи, – и заулыбался.
– Красавец, настоящий красавец. Вылитый отец. Что значит – кровь. Я всегда превыше всего ценил кровь.
– Вне сомнения, – сказал Думгар.
– А, это ты, Неразрушимый! Рад видеть тебя после стольких лет, а ты не изменился. Впрочем, что тебе сделается? И где же наш старый ворчун?
– Здесь, здесь, не гляди сквозь меня, – откликнулся Дотт, и в его голосе слышалась неподдельная радость. – Может, научишь как-нибудь воплощаться в плотное тело?
– Займемся на досуге, – пообещал гость и снова обратился к Зелгу: – Ты хоть помнишь меня, мальчик?
И тот внезапной вспышкой увидел картину из далекого прошлого. Ему было тогда года три или четыре. Они с матерью жили в родовом поместье и Ренигаров, месте безлюдном и пустом. Это случилось такой же безлунной ночью: кто-то постучал в двери господского дома, и мать вздрогнула от испуга, а стражи вытащили мечи, ибо никто не слышал, чтобы стучали в ворота замка, чтобы опускали подъемный мост. Ночной пришелец незамеченным миновал двойную охрану, и это внушало опасения.
Однако странный гость оказался мил и приветлив. Зелг помнил, как настороженно встретила его Ласика да Кассар и как она отчаянно кокетничала с ним уже спустя час.
Пришелец был ослепителен, в дорогом черно-фиолетовом костюме, вооруженный только лишь кинжалом с причудливой рукоятью. От него пахло романтикой, приключениями, большой дорогой – всем, что так возбуждает воображение маленьких мальчиков. Зелг был готов смотреть на него хоть до самого утра, однако мать отправила его в спальню и запретила мешать взрослым.
Он явственно вспомнил, что гость тогда бросил на него взгляд, выражение которого герцог и сейчас не взялся бы описать или объяснить. В том взгляде было многое: печаль, нежность, боль, еще что-то невыразимое… И даже тогда, будучи несмышленым ребенком, Зелг понял, что общество матери совершенно не нужно этому удивительному человеку и что интересует его именно он, Зелг Галеас Окиралла да Кассар. И это знание преисполнило его тайной гордости, хоть и не помешало проплакать от обиды на мать добрую половину ночи.
Таинственный гость уехал до первых петухов и больше никогда не появлялся.
– Помнишь, – не спросил, а уже утвердил незнакомец. – Ну что же, ваша светлость, разрешите представиться по всей форме. Князь Мадарьяга, к вашим услугам.
– Я ждал вас, князь, – произнес Зелг. – Тогда, в Аздаке. Я ждал, что вы появитесь снова.
– Во мне не было нужды. Я мог только побеспокоить тебя, но никак не помочь. Теперь все иначе: ты взрослый, ты сам волен выбирать свою судьбу, тебе нужна дружеская поддержка – и вот я тут.
– Не худо бы выпить за встречу, – прогудел Думгар. – Специально для вас, князь, из секретных запасов…
Зелг оглядел пиршественный стол. Там в окружении разнообразных аппетитных блюд высилась диковинная бутылка в виде ощерившего зубы извивающегося дракона. Она была отлита из прозрачного голубого стекла, но жидкость в ней мерцала лиловым светом.
– Я не знал, что у нас есть такое вино, – сказал он, когда все расселись по местам. – Выпьем же, князь, за ваше здоровье.
– Э-э, нет, мальчик, – махнул рукой Мадарьяга. – Это выпью я, а ты станешь наслаждаться тонким вкусом изысканного вина. Сей же напиток людям не рекомендуется.
– Это драконья кровь, ваша светлость, – негромко пояснил Думгар. – Отрава даже для человека вашего происхождения.
И только сейчас Зелг окончательно вспомнил – это состояние походило на пробуждение после долгого и невнятного сна, – что именно потрясло его тогда, в детстве.
Был той ночью один миг, когда в свете пламени, падавшем от камина, он не увидел тени загадочного странника да и самого его увидел иным, как если бы сквозь нелепую маску проступил истинный облик. Однако решил, что ему это пригрезилось, показалось, а после и вовсе забыл, как многие другие детские воспоминания.
Но теперь Мадарьяга сидел перед ним в своем подлинном обличье, не считая необходимым притворяться кем-то иным, и снова изумленно разглядывал Зелг его круглые, почти оранжевые глаза с вертикальными зрачками ночного хищника, зеленовато-белую кожу, тонкий крючковатый нос, неожиданно яркие пунцовые губы и длинные острые клыки, которые обнажались всякий раз, когда он раскатисто смеялся незамысловатым шуткам Дотта.
– Вы ведь вампир, правда, князь? – решил он уточнить свою догадку.
– Не просто вампир, – ответил вместо Мадарьяги веселый призрак. – Он князь – не только в человеческой жизни, но и в этой своей послесмерти. Повелитель упырей, вурдалаков и всех прочих кровососов, сколько их ни есть на грешной земле.
Князь безмятежно улыбался Зелгу:
– Это не столь важно, мой мальчик. Это мишура. Главное – что я качал на руках еще твоего деда и искренне привязан к вашей семье. Вот что тебе обязательно про меня знать.
* * *
– Чудесное зрелище, – довольно молвил Мадарьяга, свешиваясь из окна под таким углом, что Зелг невольно поежился. – Нет, по-настоящему редкое и милое. Взгляни, мой мальчик.Там, за крепостными стенами, Такангор проводил смотр войск перед тем, как представить Зелгу его вооруженные силы.
Герцог бросил короткий взгляд вниз и не смог сдержать усмешку.
– Многое видели древние стены Кассарии, – поведал Дотт. – Разные времена – разные войны, но такую армию…
– Вполне симпатичная армия, получше многих, – возразил князь. – Что-то мне подсказывает, что она произведет настоящий фурор на поле боя.
– Вот с этим я согласен, – сказал Зелг. – Фурор – именно то слово, которое я тщетно подыскивал. Немного напоминает странствующих циркачей, немного – паноптикум, самую малость – кошмарный сон, а так ничего, вполне кондиционное воинское соединение.
– О нем еще будут слагать легенды.
– Не сомневаюсь.
– И писать книги.
– Вне всяких сомнений. По психиатрии.
– И упоминать в истории войн.
– В разделе «Бывает же такое».
– Ты привередлив, малыш. И недальновиден.
– Господь с вами, князь.
– Никогда не был точно уверен, что Он есть. Но если Господь существует, то уж точно не со мной.
– Вернемся к армии. Как я должен с этим воевать?
– Никак, – сказал кто-то за спиной.
– А-а, милорд Такангор, – слегка растерялся Зелг. – Как понимать ваше заявление?
– Очень просто. Это не вам воевать с войском, а ему с вами. Причем, прошу заметить, во главе. У вас найдется броский, но элегантный костюм для стремительных атак?
– Пожалуй.
– А принять парад?
Герцог оглянулся на свою свиту.
– Если подлатать дедулины сапоги и подштопать мантию, то это будет нечто, – предложил Дотт. – Шлем в оружейной хранится специально для такого случая, фамильные доспехи на вас не налезут, ну да это пустое, Думгар запихает. – Заметив, как побледнел молодой повелитель, поспешно уточнил: – А не запихает, и так сойдет. Мало, что ли, ваши славные предки награбили, чтобы вам не нашлось костюмчика?
– Пора бы и подграбить, – деловито сказал голем. – Никаких новых поступлений в сокровищницу в течение ста лет. Непорядок. Так только, одна мелочь, сплошные крестьянские подношения, да вот Бумсик с Хрюмсиком иногда в крепостном рву что-нибудь нароют.
– Сюда бы мою мамулю, – мечтательно молвил Такангор. – Она бы это дело наладила: добровольно, значит, и с песней.
– Господа, господа, опомнитесь! Я же все-таки пацифист, – некстати брякнул Зелг.
– Не беда, мальчик мой, – дружески похлопал его по плечу вампир. – Даже это лечится.
Затем они спустились в замковый двор, ведя под белы руки начинающего некроманта и завоевателя.
– Прошу! – широко повел рукой Такангор. – Орлы! Львы! И прочей твари по паре… Кавалерия кентавров!
– Слава да Кассару! – грянули кентавры.
Зелг оглядел их: впечатление кентавры производили прекрасное, разве что слегка смущало присутствие полуведерной пивной кружки в качестве штандарта полка. Доктор Дотт заметил, как расширились глаза герцога, и успокоил:
– Это еще не беда. Это еще вполне прилично и как-то объяснимо. Советую не комментировать, милорд.
– А-аа, да, да, конечно, – неуверенно согласился Зелг. – Но как же?
– Как-нибудь, – строго сказал мудрый доктор. – У всех должны быть маленькие предсмертные радости. Вот мне, помнится, хотелось селедки.
– Ну тогда ладно…
– Тяжелая пехота! – доложил Такангор.
Роль тяжелой пехоты исполняли староста Иоффа с сыновьями, кузнец Альгерс, кобольд из «Расторопных телег», десяток дендроидов и почтенный Гописса со своей лучшей сковородкой наперевес.
– Их сомнут в первой же атаке, – горько молвил да Кассар.
– Не уверен, – весело заметил Мадарьяга. – Титан, кобольды, дендроиды – народ крепкий. Я. по молодости лет тоже как-то пытался смять одного оборотня. Аккурат в новолуние, дурачок. Шрамы до сих пор остались.