Как всякий истинный ученый, Зелг был покорен столь редкостным зрелищем и уважительно потрогал паутину лапой (Какой лапой? Почему лапой? Ах да!..).
   – Нравится? – донеслось из-под каменного свода.
   Зелг встал в боевую стойку, судорожно соображая, умеют ли пауки творить заклинания, даже если они не простые пауки, а временно принявшие в целях маскировки эту форму некроманты.
   – Милорд да Кассар, собственной персоной, – продолжал некто из-под потолка. – Какая честь. А я думал, что следует ждать чародея Карлюзу или этого мясника Такангора.
   – Неужели вы читаете брутальный «Красный зрачок»? – вопросил Зелг, не видевший иных причин такой однобокой и в корне субъективной информированности.
   – Сюда больше никто не хочет оформлять подписку, – вздохнул паук в своем укрытии. – Эти впечатлительные дамочки так подмочили мою репутацию, что только головорезы из «Красного зрачка» согласились на доставку на дом. Или вы думаете, у меня сформировался такой ужасный вкус в одиночестве и враждебной обстановке? Я бы, конечно, предпочел «Многоногий сплетник» плюс приложение с забавными головоломками. А что, минотавр – и не мясник?
   – Нет, – ответил некромант. – Достойный и благовоспитанный молодой человек.
   – Все может быть. А как насчет Генсена?
   – Это он в порядке самозащиты.
   – А паялпа?
   – Каждому нужно время от времени самовыразиться.
   – Почему-то мне запрещают самовыражаться. Вас вот привлекли с этой целью…
   – Знаете, – сказал Зелг, – мне даже неловко. Но наш профессор психологии в Аздакском королевском университете выдвинул любопытную теорию о том, что в одиночестве у любого существа возникает определенный синдром… эээ-э…
   – Синдром паука, – подсказал голос. – Не стесняйтесь, я слышал эту теорию. Меня она не касается.
   – Хотите поговорить об этом? – спросил герцог, слышавший от того самого профессора, что именно так нужно начинать переговоры во время конфликтных ситуаций. И только тут у него возник вполне закономерный вопрос: – Позвольте, а откуда вы узнали, что я не ваш товарищ, а Зелг да Кассар?
   – Узнал… А как паук пауку я вам скажу одну очень умную вещь, только вы не обижайтесь. Двум паукам на такой маленькой жилплощади не разойтись, так что мой вам искренний совет: возвращайтесь в человеческий облик. Так оно вернее будет. Ваш черно-желто-полосатый наряд рассчитан на восторженных и любвеобильных дам, а вот на меня он действует, скорее, как раздражитель.
   – Как скажете. Я думал, он будет способствовать.
   – Ошибались.
   Зелг-паук покрутился на месте, эффектно окутался серебристым дымком и принял свой естественный облик.
   – А вы не робкого десятка, – отметил хозяин пещеры. – Обычно слухи о людях вашего ранга немилосердно преувеличивают достоинства и преуменьшают недостатки. А с такими, как я, поступают прямо противоположным образом. Признайтесь, наговорили вам про меня всякого.
   – Не то чтобы всякого. Скорее неутешительного.
   – Что вы стоите? Садитесь, располагайтесь на паутине, она чистая. Чувствуйте себя как дома.
   Зелг воспользовался любезным приглашением и опустился в паутину, как в гамак. Оказалось, что нить пружинит и совершенно не липнет к одежде и рукам, как он предполагал. Он легкомысленно покачался взад-вперед.
   – Удобно?
   – Неплохо. И вообще пещера сухая, уютная, по полу никто не шуршит, пахнет приятно. Признаться, я рассчитывал на другое зрелище. И, если быть до конца откровенным, на другой прием.
   – А я ждал этой встречи, хотел ее, – ответил паук. – Беда в том, что амазонки меня опередили, и теперь я не знаю, какими обязательствами вы связаны. Вот это проблема.
   – Ну, в общем, да, – не мог не согласиться честный некромант. – А зачем вы меня ждали, любезный?
   – Не для разнообразия же рациона, – хмыкнул паук. – Вот ответьте мне на вопрос: о чем вы мечтали в детстве? Если это не секрет, конечно.
   – Не секрет, – огорчился Зелг. – В детстве я не мечтал. Герцогиня Ласика и Ренигар да Кассар, моя маменька, была категорически против этого бесполезного и вредоносного времяпрепровождения. Нет, ну мечтал, конечно втайне, стать странствующим рыцарем, армиями командовать. Но тайком, как-то украдкой. Теперь я гораздо больше мечтаю, чем в детстве, – признался он.
   – А как же герцогиня?
   – Она в лучшем мире, и теперь это его проблемы. Было у меня искушение – поднять ее и вопросить: так существуют Кассария и моя некромантская сила или нет? Но потом решил, что это неприлично…
   – Да вы, батенька, гуманист. Добрая душа. А я вот свою маменьку съел после того, как она мне запретила охотиться на людей. Правда, перед этим она запретила мне водить дружбу со змеями, возвращаться в логово на рассвете и позднее, а чтобы непременно в темноте; дразнить монахов из соседнего храма; лазить по крыше замка барона фон Лоха – северного соседа через пролив, потому-де он каждый раз грозился разорить наше родовое гнездо в своем лесу. И мечтать тоже, как и ваша.
   – Но это же мать! – вскричал потрясенный Зелг. – Она же из лучших побуждений, чтобы защитить вас, несмышленого, от трудностей жизни. А вы…
   – Наши традиции это допускают, – сухо заметил паук. – В вечном споре отцов и детей прав тот, кто крупнее.
   Природа всегда сильнее принципов.
Д.Юм
   – Но почему не попытаться понять друг друга? – заломил руки несчастный некромант, которому уже стал симпатичен невидимый его хозяин. И вдруг такой поворот.
   – Кстати, хорошо, что вы об этом заговорили. Как раз с вами я бы хотел достичь взаимопонимания.
   – Собираетесь подкупить меня, чтобы я оставил вас в покое и нарушил слово, данное мною несчастным женщинам?
   – Несчастным? Хмм. Не рассматривал их с такой точки зрения. Как говорила моя покойная мама, все неприятности в мире от женщин. Вы угадали ровно наполовину: подкупить я вас желал бы, а вот «оставить в покое»… Нет, дело в другом.
   Зелг встал с паутины, как бы невзначай одернул перевязь, поправил меч, припомнил наставления Узандафа. Кто знает, что на уме у монстра, истребившего треть поселения амазонок и свою родительницу на закуску?
   – Я готов к переговорам, – сообщил он.
   – Мужайтесь, – посоветовал паук. – И не совершайте резких движений. Я иду.
   В глубине пещеры кто-то зашевелился. Звук был мягкий, но очень тяжелый. Герцог только-только успел подивиться тому, что звуки, оказывается, бывают тяжелыми и легкими, как его собеседник вылез на свет. Его давешнее предупреждение не делать резких движений было совершенно бессмысленным: Зелг от неожиданности не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, не говоря уже о большей активности.
   Паук был грандиозен и великолепен. Черный как смоль, покрытый густой блестящей шерстью. Его лапы – каждая толщиной со ствол среднего дерева – удерживали на весу огромное тело. Было очевидно, что одним ударом он вполне способен поразить не только рыцаря, но и коня, на котором тот будет сидеть.
   Ряд черных сверкающих глаз уставился на некроманта.
   – Болтаем, болтаем, – сказал паук, – а до сих пор не познакомились как следует. Разрешите представиться, я – Кехертус, к услугам вашего высочества.
   – Ааа… эээ… весьма приятно… эээ…
   – Заметьте, что вы рисковали, явившись сюда в облике моего слабосильного собрата, – заметил Кехертус. – Мы не слишком церемонимся с мелкими конкурентами.
   – Это я уже вывел из ваших детских воспоминаний.
   Паук раскрыл ужасные клыки, размерами и формой походившие на крестьянские плуги (сорвалась и звучно шлепнулась на землю крупная капля ядовитой слюны), и захохотал:
   – А мне импонирует ваше чувство юмора, герцог. Из вас получился бы неплохой паук.
   – А из вас – некромант.
   – Ближе к делу. У вас есть войско, несколько могущественных союзников, талантливый генерал, прекрасная наследственность и, как оказалось, редкий дар. Отсюда вопрос: мир завоевывать будете?
   – Зачем мне мир? Что я с ним буду делать?
   – Не скромничайте. Такие возможности не должны пропасть втуне. Предлагаю еще одну: меня. Я бы охотно во всем этом поучаствовал. Как боевая единица я… вы сами видите. Для пропаганды и агитации среди мирного населения и солдат вражеских армий – тоже пригожусь. Может, есть какая-нибудь должность, а?
   Зелг смешался:
   – Да какая у меня армия? Стрелков не хватает, ветераны ушли на покой, тяжелая пехота – это же не тяжелая пехота, а кошкины слезы; тем более что Иоффа останется в Виззле с Альгерсом. Бумсик и Хрюмсик тоже. Повар нам вот был нужен…
   – Да я и приготовить, если нужно, могу, – заволновался паук, не ожидавший столь низкой оценки своих великолепных боевых качеств. – Из подножного, так сказать, корма.
   Герцог мгновенно вообразил огромного паука в фартуке и поварском колпаке, с половниками в четырех лапах, которыми он размешивает суп из амазонок в походном котле на двести персон.
   Зелгу стало плохо, и он бессильно опустился в гамак из паутины.
   Паук напряженно ждал ответа, но вид раскрывающихся клыков как-то не способствует мыслительным процессам.
   – А зачем вам вообще это нужно? – спросил некромант. – Живете тихо, укромно, никто вам не угрожает.
   Кехертус романтично постучал передними лапами по полу:
   – Это, можно сказать, мой единственный шанс выйти в свет, людей посмотреть, себя показать.
   – Попробовать всех на вкус, – не удержался герцог от язвительного замечания.
   – Зря вы так, – огорчился паук. – Это я от безысходности и тоски. Я об ином мечтал. Вы мне не верите, что ли?
   – Верю, верю, – поспешно согласился Зелг. Кехертус покачался из стороны в сторону, словно в такт неслышной музыке.
   – Я с детства мечтал стать путешественником: пересекать пустыни и горы, пускаться в странствие через моря и океаны. Может, даже моим именем назовут какую-нибудь речушку или лесок. Поймите, моя нынешняя жизнь черепа выеденного не стоит! А сколько еще долгих и нудных веков мне прозябать здесь в одиночестве и непонимании, на диете из амазонок… Потом наступит старость, дряхлость. Вспомнить нечего будет. Я стану безымянным прахом, как мои предки, и никто не всплакнет обо мне, никто не вспомнит. Я так не хочу!
   – Тоска, – согласился добрый Зелг, потрясенный до глубины души обрисованной пауком картиной. – Но зачем вам наше войско? Что мешает вот прямо сейчас и отправиться в путь?
   Кехертус огорченно присел на всех лапах.
   – Разве не очевидно, что этот жестокий мир жаждет моей смерти? Мне нужен надежный союз, и союз с тем, у кого нашли дружескую поддержку многие странные существа. Я все продумал и взвесил. Только на фоне вашей компании я не стану слишком выделяться. Э?
   Герцог подумал, что это комплимент, но комплимент сомнительный. А еще он с трудом мог представить себе, как станет управляться со столь своенравным и могущественным созданием и как тот найдет общий язык с остальными. Нет, невозможно.
   – Послушайте, – быстро сказал он. – Я разделяю ваше горе, но только по первому пункту. Давайте договоримся, что я помогу вам выбраться отсюда живым и скрою этот факт от амазонок. А дальше – ступайте куда хотите. Это уже другая история.
   Паук негодующе приподнялся на задних лапах и ревниво заявил:
   – Мессир, вы не представляете, от чего отказываетесь. Ваших амазонок еще в помине не было, как и прочих прямоходящих, а мои предки уже охотились на все, что шевелится.
   Он уполз в темноту, и оттуда до герцога доносился его обиженный голос:
   – Знал, что с людьми трудно договориться, знал. Но не представлял, что это так сложно.
   Он снова появился в круге света, держа в передних лапах увесистый мешок, сплетенный из паутины. Мешок он бросил к ногам Зелга.
   – Вот – золото! Вы, люди, его боготворите. Предлагаю сделку. Кехертус платит, и платит щедро, а вы его берете с собой в качестве спутника.
   Некромант с удивлением оглядел подношение. Золотые монеты и украшения тускло просвечивали сквозь прозрачный материал паутины. Думгар непременно бы оценил этот дар, ибо в сундуке амазонок сокровищ было даже на самый поверхностный взгляд меньше. Но не золото решило исход дела.
   Зелг вспомнил внезапно и совершенно отчетливо, как его собственная матушка пророчила ему скучную и унылую будущность. Представил, что теперь бы он сидел на кафедре и проверял гоблинские сочинения; ежедневно обедал в мерзкой харчевенке и экономил на всем, чтобы однажды жениться по расчету и взять приличную девицу с приличным приданым. Он вообразил себе жизнь без Думгара и доктора Дотта, лекарственной бамбузяки и мугагского вина; костеланг скелетов, хлопающего над головой черного с серебром знамени Кассарии и сладкого вкуса победы на потрескавшихся губах; без Такангора, и Карлюзы, и мумии дедушки. Без Бумсика и Хрюмсика, наконец. Без веснушек и голубых глаз?!! Врагу не пожелаешь такой судьбы.
   – У нас дисциплина, – сказал он строго. – Дружеские, уважительные отношения, взаимовыручка, но при этом жесткие требования ко всем без исключений. И от меня вам не удастся избавиться так же легко, как от вашей маменьки.
   – Далась вам моя маменька! – вскричал довольный паук. – Считайте, что это моя справедливая сыновья месть за папеньку. Пришел домой после тяжелого трудового дня, усталый и сонный, был коварно убит и скушан супругой – без всяких угрызений совести, между прочим. Каково? Что бы вы делали на моем месте?
   С точки зрения биологии, если что-нибудь вас кусает либо грызет, оно скорее всего женского рода.
Скотт Круз
   – Наука при всех ее успехах еще не пришла к выводу, что нужно делать в подобных ситуациях…
   – А ведь он ее любил, всю душу в это понятие вкладывал. Я вам больше скажу…
   – Вот что, – решительно прервал его Зелг, – давайте оставим хотя бы несколько тайн на долю других исследователей. А мне вполне достаточно того, что я сегодня узнал о семейной жизни пауков.
   – Так мы договорились?
   – Да, договорились. Только как быть с амазонками? Они, видите ли, ждут меня снаружи.
   – Давайте я вылезу первым, и вы их никогда больше не увидите.
   – Нет-нет, так не годится. Я слово дал. Исключено, слышите?
   – Слушаюсь и повинуюсь, – сказал Кехертус. – Тогда я собираю самое необходимое и ухожу через крышу. Тихо, на цыпочках.
   – Ночью.
   – Само собой.
   – А я объявляю вас павшим в смертельном поединке.
   – Как вам будет угодно. Можете рассказать, как я корчился и катался по полу, как истекал кровью на костях невинных жертв. Женщины это любят – это проливает свет и сладость на их души. Опять же, укрепит ваш авторитет.
   – Думаете?
   – Уверен. Спросите у своего доктора Дотта.
   – Почему – у Дотта?
   – В «Красном зрачке» писали, что он жуткий ловелас. Или опять приврали?
   – Пожалуй что нет.
   – Ну, пожелайте мне удачи.
   – Всего хорошего, – попрощался Зелг, у которого голова шла кругом от всех этих событий.
   – До скорого, – сказал паук. – Вы не пожалеете, это был правильный выбор.
* * *
   Выход из пещеры был триумфальным. Амазонки кидались Зелгу на шею, порывались нести его на руках в селение и там приветствовать как спасителя чести, славы и самой своей жизни. Они стучали копьями о круглые бронзовые щиты, гортанно выкрикивали его имя и вообще вели себя так, что честному герцогу было не по себе. Совесть грызла его, как стая изголодавшихся комаров, но отступать было поздно.
   Он со слабой улыбкой махал девам рукой и слегка раскланивался.
   – Что-то с тобой странное, мальчик мой, – всполошился Мадарьяга. – Уж не ранил ли тебя этот хищник?
   – Нет. Хуже.
   – Что может быть хуже?
   – Я завел себе паука. То есть не себе, а всем нам. Принял его в армию. Не то поваром, не то картографом. Не то боевой единицей. Еще не понял.
   – Доктор, а ну-ка пощупайте ему пульс, – потребовал вампир.
   – Зачем? – удивился призрак.
   – Больные это ценят.
   – Ваша правда. Но мессир здоров, просто чем-то обескуражен. Как по мне, все складывается просто прекрасно.
   – Подслушивали? – задохнулся Зелг, сам не веря в столь вопиющее обвинение.
   – Само собой. Должен же кто-то контролировать ситуацию, – вмешался Думгар. – Мессир, мы слишком дорожим вами, чтобы просто так, без всякого прикрытия отпускать в неведомое. Поздравляю. Вы действительно сделали правильный выбор. Этот Кехертус стоит сотни амазонок.
   – Кстати, об амазонках… – подошел Такангор, оттесняя рвущихся к телу победителя дам. – Мадамы, позже, позже. Раздача памятных подарков состоится через несколько часов, а теперь герцог хочет отдохнуть. Мессир, нужно что-то делать. Они рвутся к вам в армию.
   – Кто? – в ужасе спросил герцог.
   – Анарлет, Таризан, Барта и еще двадцать девочек, – пояснил минотавр. – Если мы их примем, то меня в тот же день уволим. Замучили.
   – Да уж, – ухмыльнулся вампир. – Не дают бычку прохода: «Милорд Топотан, а что бы вы делали, если бы в темных и мрачных закоулках вашего лабиринта вам встретилась одинокая и беззащитная амазонка?»
   – Я им объясняю, что прежде всего амазонке бы встретилась маменька, которая терпеть не может чужих в своем доме. Яблоки у нас воруют, – сказал Топотан. – Кирпичи. Маменьке, правда, все равно, лабиринт разбирают или в гости пришли. Голову оторвет и скажет, что так и было.
   – Помогает? – слабо спросил некромант.
   – В том-то и беда…
   – Что же делать?
   – Скажем, что берем оплату только скелетами. Как и договаривались.
   – Можно сказительствовать, что мессир поставит на службу упуцканного им насекомого, – предложил Карлюза, почесывая пальчиком ухо.
   – Карлюза, ты гений, – расцвел Дотт.
   Гений – существо, способное решать проблемы, о которых вы не знали, способом, который нам не понятен.
Ф. Кернан
   – Талантливский и состоятельский есть, – скромно признал троглодит. – Имею грибиную плантацию.
   – Да-да, мы знаем, – торопливо откликнулся герцог. – А что, неплохая идея. Им этот паук поперек биографии давным-давно, вряд ли они согласятся иметь его товарищем по оружию.
   Когда три верховные амазонки явились в шатер, в котором после трудов праведных отдыхал Зелг, вид у них был торжественный и праздничный. Произнеся все приличествующие моменту слова благодарности и восторга, они с ходу, без экивоков предложили себя в качестве воинов новой армии кассарийского некроманта.
   – Нет, нет, нет, – сопротивлялся Зелг.
   – Да, да, да, – настаивали амазонки. – Вы увидите, как это выгодно. Мы рвемся в бой, мы полны сил, мы в самом расцвете нашей молодости и красоты.
   Почему-то все это сообщалось уже Такангору.
   – Да, милорд Топотан, – проворковала Таризан, кокетливо беря минотавра за хвост, – а правда ли это, что отдельные жестокие и кровожадные минотавры имеют сразу несколько жен?
   – Нет, – отрезал Такангор, косясь в сторону выхода.
   – А вы не думали, что стоит подать пример?
   – Мы немедленно отправляемся в обратный путь! – рявкнул Зелг, чувствуя, что вот-вот потеряет лучшего своего полководца. – Нас ждут великие дела. Мы забираем с собой ваших павших сестер и их убийцу. Я призову паука из потустороннего мира, дабы он верной службой искупил нанесенную вам обиду.
   – Вы знаете, барышни, у меня всегда было много жен, – плотоядно облизнулся Мадарьяга. – И всегда не хватало.
   Заколыхался полог шатра.
   – Их что, не учили прощаться? – изумился Дотт. – Правильно говорят, что сердце красавицы склонно к измене…
* * *
   – Ты полагаешь, нам было мало Бумсика и Хрюмсика? – уточнил Узандаф, припадая к окуляру глядельного выкрутаса. – Разнесут всю усадьбу, я чинить не стану.
   – Полно, дедушка. Кехертус очень милый и трогательный. Ранимый. Мечтает о дальних странствиях. Просто не знаю, как ему сказать, что в ближайшее время мы никуда не двинемся. У меня другие планы.
   – Где-то я это уже слышал.
   – Дедушка, мы сами кузнецы своей судьбы.
   – Кузню купи сперва.
   – Дедушка, я хочу отдохнуть, привести в порядок мысли.
   Путешествия формируют ум и деформируют брюки.
Морис Декобра
   – Путешествия этому очень способствуют. Организуют, я бы сказал.
   – Что мы будем делать вне Кассарии?
   – Ты только выйди за ворота, а приключения не заставят себя ждать. Ты помечен судьбой, малыш. Скажи спасибо за каждый час, который пройдет без невероятных событий и подвигов.
   – Мне не нравится такой распорядок.
   – Пиши жалобу.
   – Дедушка, ты черств и жесток. Тебе никто этого не говорил?
   – Твоя правда, пощупай меня. Я зачерствел лет триста – четыреста тому. Ну что с тобой, малыш? Я же вижу, что тебе худо…
   – Я боюсь.
   – Фухх, хвала Тотису. Так бы сразу и сказал. Это вполне нормальное явление, все боятся, на кого ни кинь. Я думал, ты заболел.
   – Такангор не боится!
   – Генсена, может, и нет. А вот маменьки!
   – Твоя правда. Думгар?
   – Боится. Страшно боится снова стать ненужным и прозябать в пустом замке.
   – А Кехертус?
   – Обыденности и безвестности.
   – Все-то ты знаешь. А ты сам боишься?
   – Конечно, дитя мое, конечно, Бэхитехвальда. Время летит быстро, все может статься. Если уж Книга Закона сама пришла к тебе – это неспроста. Нельзя закрывать глаза и думать, что тебя никто не найдет. К тому же все в этой жизни происходит не случайно. Ты знаешь, что мы с Кехертусом прочитали еще одну страницу?
   – Что?
   – Не переспрашивай, как попугай твоей бабушки. Тот тоже исполнял арию горного эха. Раздражал ужасно. Я из него потом суп сварил.
   – Из меня суп не получится.
   – Не заставляй меня задумываться над рецептом…
   И Узандаф Ламальва да Кассар нежно потрепал внука по плечу:
   – Садись, Зелг. Поговорим.
   – Лучше сразу объясни, каким образом Книга Закона попала в лапы к Кехертусу.
   – Я предложил осмотреть библиотеку, при условии, что он не станет питаться ее сотрудниками. Он с восторгом принял предложение и проявил себя как тонкий ценитель искусства и литературы. Знаешь, он много читал, этот твой паук.
   – С ума сойти! – всплеснул руками герцог. – Паук-искусствовед.
   – А потом я вспомнил, что все закономерно и случайностей не бывает, и попросил его просмотреть Книгу. Он увидел только один текст на знакомом языке и любезно его перевел.
   – Кто еще знает об этом, кроме тебя и самого Кехертуса?
   – Ну как тебе сказать…
   – Я знаю, – вклинился в разговор доктор Дотт. – Думгар, Такангор, Карлюза, Крифиан… Вся компания.
   – Почему мне не сказали? – спросил Зелг грозным голосом кассарийского некроманта.
   – Хотели морально подготовить.
   – Считайте, что вам это удалось как нельзя лучше. Что он прочитал?
   – Вкратце?
   – Если можно.
   – Гляди ты, обиделся, – хмыкнул дедуля. – Тебя же, балду, берегли от лишних переживаний. Он прочитал, что девятого и последнего члена отряда нужно искать на родине у Карлюзы, в подземельях Сэнгерая. Там обитает Хранитель. И я позволю себе высказать допущение, логично вытекающее из всего, что нам известно: тот, кто тебе нужен, – дракон.
   – Ну да, ну да, как раз дракона мне и не хватает.
   – В любом случае тебе нельзя засиживаться дома. Нужно постранствовать по миру, поднакопить опыта…
   – Карьеру сделать?
   – Не помешает, внучек.
   – Хорошо, я подумаю.
   – Мессир, – на пороге библиотеки возник Думгар, – там у ворот собралась толпа просителей.
   – Каких еще просителей?
   – Прослышав о том, что милорд Зелг в один день избавил амазонок от страшного недруга, все несчастные и обездоленные кинулись искать у вас помощи и защиты. По словам Птусика, к замку двигаются несколько посольств от сопредельных государей. Полагаю, будут предлагать всякие авантюры и сулить бешеные деньги.
   – Какие авантюры, Думгар?
   – Убить кого-нибудь тайно, свергнуть правительство, основать орден… мало ли что еще?
   – Какая чушь, гоните их в шею.
   – Эти добрые люди не понимают простых слов. Решетку уже ломают. Прикажете спустить на них Бумсика и Хрюмсика?
   – И хор пучеглазых бестий!
   – Вот теперь ты видишь, внучек, как твои бедные предки стали кровожадными и жестокими?
   – Дедушка, я беру назад все несправедливые слова. Дотт, ты тут?
   – Вообще я собирался погонять просителей, но если у мессира есть поручение…
   – У мессира оно есть. Собери в тронном зале всех вельмож. Я хочу обсудить с ними план дальнейших действий.
   – Господин Кехертус входит в число вельмож?
   – Само собой.
   – Ему будет приятно это услышать…
* * *
   Такангор спасался от поклонниц на заднем дворе замка, в тени деревьев, ветви которых служили убежищем для Птусика и его собратьев. Минотавр точил свой боевой топор и мечтательно глядел на восток. Он думал, что смотрит туда, где далеко, за полями и реками лежит его родной дом, но на самом деле немного ошибся. Ему нужно было смотреть на запад. Правда, тогда солнце немилосердно слепило глаза, а это было уже не поэтично и совершенно не соответствовало мирному настроению генерала.
   Рядом с ним примостился маленький троглодит, греющий на солнце хвост, пострадавший в прошедших битвах. Время от времени он разворачивал какую-нибудь газету из внушительной стопочки и пробегал взглядом строчки, подчеркнутые чернилами. Карлюза наслаждался покоем, славой и приятным обществом.
   – Карлюза, друг мой, если бы ты знал, как теперь красиво в Малых Пегасиках!
   – Пора плодоношенья и любви?
   – Ты правильно заметил, тебе бы стихи писать.
   – Я творю.
   – Записывай. Потом прославишься, издашь отдельной книжкой.