Подавшись вперед на своей тахте, Дарнинг смотрел и мучился желанием присоединиться к ним и превратить счастливое трио в квартет. Одна-единственная хрупкая черноволосая девушка боролась с нетерпимостью наиболее действенным и выразительным из всех возможных способов. Ты видишь, как мужчины приходят к единению: они словно три побега, произрастающие из одной щедрой и ласковой матери-земли.
Наемная исполнительница в дешевом порнофильме превратила отвратительнейший способ зарабатывать деньги в восхитительный акт любви.
Она моя. Она создана для меня как по заказу. Точь-в-точь соответствует мне, и я готов ползать перед ней в пыли.
Не имеет значения, как сама она может к нему относиться; не имеет значения, со сколькими она спала до сих пор. Стоило только взглянуть на нее — и у него из груди вылетели все черные птицы. Он чувствовал себя свободным от тревог, легким — легче воздуха.
Где-то далеко должен быть прекрасный сад, думалось ему, место, в котором произрастают загадочные экзотические плоды… и там, в дивной розовой дымке, сердце Мэри Чан Янг висит, словно нежный сладкий персик.
— Пожалуйста, — проговорил он очень тихо на тот маловероятный случай, что некто, чья власть безгранично больше его собственной, слышит его сейчас. — Что бы там ни произошло, было бы наихудшим видом глупости допустить, чтобы она погибла сегодня в Позитано.
Глава 35
Они появились именно в то время, когда их ожидал Витторио… с наступлением ранних сумерек, в одной машине.
Второй “мерседес” остался где-то в другом месте, и в этом “мерседесе” находился его сын. Единственное, в чем Витторио не был пока осведомлен, — это в том, сколько их осталось возле Поли. Когда машина свернула с дороги и остановилась возле “фиата” Пегги, он увидел, что в машине двое. Значит, его “опасного” сына сторожат другие двое.
Послышались три глухих удара в потолок прямо над его головой. Это Пегги давала знать, что они с Мэри видели, как приехала машина. Витторио хотел отослать обеих женщин к друзьям, чей дом находился в горах над Атрани, но Пегги и Мэри отказались наотрез. Он только и добился от них, что обещания сидеть в спальне наверху до тех пор, пока все не кончится. Обе были вооружены и знали, как обращаться с оружием.
Витторио и Джьянни опустились на колени возле окна и смотрели сквозь просветы в жалюзи. В доме было тихо. Внезапно вскрикнула чайка, прилетевшая со стороны моря и тотчас улетевшая назад, к воде.
Двое вышли из “мерседеса”. Минутку постояли, глядя на дом. Потом начали взбираться по лестнице. У Сола все еще висела на шее его камера — он продолжал играть в туриста. Фрэнки беспечно болтал и смеялся, разыгрывая свою роль в этой маленькой шараде на двоих.
— Ты их знаешь? — спросил Джьянни.
Витторио покачал головой:
— Кто бы их ни посылал, он не настолько глуп, чтобы отправить сюда кого-то, кто был мне знаком раньше. Ты в порядке?
— Более чем. Жду не дождусь.
— Не будь чересчур ретивым. Мертвые, они для нас бесполезны.
— Я понимаю.
Они встали и заняли позиции по обе стороны входной двери. Оба держали в руках автоматические пистолеты с глушителями.
Джьянни не думал о безопасности. Подмышки взмокли от пота, но он постарался выбросить из головы все, кроме того, что ему немедленно предстояло сделать. Перед ним была стена, но умственным взором он по-прежнему видел, как двое мужчин подымаются по каменным ступенькам ко входу в дом.
Они явились сюда, словно средневековая чума, чтобы истребить всю семью, и это я привел их сюда, никто, кроме меня.
Эта мысль питала его гнев в полную силу. Пусть Витторио остается холодным. Джьянни знал, что ему-то лучше всего поможет именно гнев. Мерзавцы захватили мальчика. Сына Витторио. Как же он может стоять вот так и ждать с полным самообладанием? Очень просто. Он профи.
Дверной молоток стукнул три раза. Глаза Витторио встретились с глазами Джьянни.
Мой единственный и самый близкий друг, подумал Гарецки. И с необычайной ясностью вдруг осознал, насколько многолика и трудно постижима душа человеческая.
С кажущейся небрежностью Витторио отворил дверь и приставил пистолет к голове Сола — это он постучался в дверь. Фрэнки тем временем изображал приступ чистосердечного смеха в наилучшем виде, стоя в нескольких футах позади Сола. Появился со своим пистолетом Джьянни, и теперь все четверо застыли в неподвижности, точно в немой сцене на подмостках, молча глядя друг на друга.
Витторио отступил на несколько шагов в глубь прихожей, чтобы освободить проход, и потянул за собой Джьянни.
Витторио заговорил по-итальянски:
— Входите. Медленно и осторожно. Одно дурацкое движение — и вы оба покойники.
Ни один из непрошеных гостей не сдвинулся с места ни на дюйм. Оба словно примерзли к месту. Все, что они могли, — это смотреть на удлиненные глушителями стволы автоматических пистолетов и дивиться тому, как это случилось, что они нацелены на них.
— Что за чертовщина? — сказал наконец Сол. — Мы просто заблудились и хотели спросить дорогу на Амальфи. Вы что тут, все такие нервные?
— Я сказал, входите, — негромко повторил Витторио.
Но они все еще не двигались.
Даже не прицеливаясь, Витторио нажал на спусковой крючок. Послышался легкий хлопок выстрела, Сол вскрикнул и пошатнулся влево. Вокруг дырки в нижней части левого рукава расплылось красное пятно. Сол весь побелел и схватился за руку. Посмотрел на нее, потом на Витторио Батталью.
— Ты, псих затраханный!
— Это для начала, — сказал Витторио. — Следующий раз выстрелю в живот. А если понадобится, выбью вам обоим пулями глаза. Так что валяйте заходите в дом и избавьте нас от лишних хлопот.
Не говоря больше ни слова и по-прежнему придерживая раненую руку, Сол спотыкаясь вошел в прихожую.
Джьянни смотрел на всю эту сцену так, словно она происходила где-то далеко и к тому же под водой. Потом он заметил внезапное быстрое движение — это второй человек, Фрэнки, запаниковал и ринулся вниз по ступенькам.
— Останови ублюдка, — услышал он позади себя голос Витторио.
Джьянни прицелился пониже, в ноги. Он выстрелил и увидел, как любитель посмеяться упал, откатился в сторону и встал на колени с пистолетом в руке.
Он уже не смеялся. Он смотрел на Джьянни с глубокой мрачностью шута. Потом выстрелил в него и не попал, выстрелил еще раз — и снова промахнулся.
Он собирался стрелять в третий раз, и Джьянни, сам того не желая, пустил пулю ему в грудь и увидел, как тот завалился на спину. Он слышал за спиной у себя голос Витторио, но не понимал ни слова.
Джьянни сбежал по ступенькам и склонился над раненым. Глаза у Фрэнки уже стекленели, но он еще дышал.
— Где мальчик? — по-итальянски спросил Джьянни.
Фрэнки в ответ только выкашлянул кровь.
— Мальчик… — умолял Джьянни. — Он жив? Ответь же, ради спасения Христа! Ведь он ребенок! Помоги ему!
Фрэнки шевельнул губами:
— Как вы узнали… — На губах у него пузырьками вскипала кровь, пузырьки лопались, и кровь стекала по подбородку. — Как вы узнали… кто мы…
Свет уходил из его глаз. Он выплюнул небольшой сгусток, глянул удивленно и умер.
Джьянни стоял на коленях в траве и слегка раскачивался. Обернулся и посмотрел на дом. Увидел, что две женщины стоят у окна второго этажа. Увидел в дверях Витторио и раненого гангстера.
Джьянни сунул пистолет за пояс и понес убитого вверх по лестнице к дому. Пришлось напрячь все силы — убитый весил немало. Батталья закрыл за ним дверь и запер ее на засов. Сол с ничего не выражающим лицом по-прежнему сжимал здоровой рукой кровоточащую раненую. Он взглянул на тело Фрэнки, принимая его смерть как часть того, что уже произошло и что, вероятнее всего, еще произойдет.
Пегги позвала со второго этажа глухим от волнения, встревоженным голосом:
— Витторио!
— С нами все о’кей, — отозвался он. — Побудьте наверху. Я позову, когда мы что-нибудь узнаем.
Витторио отвел их в свою студию, огромную комнату с большими окнами и великолепным видом на горы и на скалистое побережье.
Джьянни положил мертвого на голый деревянный пол; одна нога у Фрэнки подогнулась, он ее распрямил.
Батталья велел Солу сесть в кресло. Потом, двигаясь медленно, продуманно, сам уселся напротив и направил пистолет гангстеру в грудь. Сол продолжал поддерживать раненую руку, но кровь как будто остановилась. Джьянни остался стоять сбоку. Вынул из-за пояса пистолет и снял с предохранителя. За окном солнце все ниже опускалось к горам, окрашивая все вокруг мягким оранжевым светом.
Сол и Витторио смотрели друг на друга со странным выражением в глазах. Оба, казалось, точно знали, что должно произойти, словно все это уже было с ними в некоем прежнем воплощении.
Но Витторио заговорил прежде всего с Джьянни:
— Тебе удалось что-нибудь узнать у этого весельчака?
— Нет. Прости, что я его прикончил.
— А что еще ты мог сделать? — передернул плечами Витторио. — Ты предоставил ему две возможности, что было само по себе глупо. Если бы он не был таким паршивым стрелком, то не ты его, а он тебя прикончил бы.
Витторио долго изучал Сола.
— Итак, кто же вы такие?
— Тайные carabinieri [29].
— Джьянни, возьми у него бумажник. И прочитай мне, что там у них за фальшивые бумажки. Возьми и у того, который лежит на полу.
Гарецки молча сделал то, о чем его просили.
— У обоих удостоверения carabiniere.
— Где зарегистрированы?
— В Палермо.
— Имена?
— Одного зовут Сол Ферризи, второго — Фрэнк Бонотара.
— Еще что-нибудь?
— Ничего.
Витторио несколько секунд молча смотрел на Сола.
— У тебя есть дети, Сол?
Ферризи помотал головой.
— Я тебя не слышал.
— Нет.
— Очень скверно. Может, если бы у тебя были дети, ты не занимался бы таким грязным делом. И не очутился бы там, где ты сейчас находишься.
Обхватив окровавленную руку, Ферризи сидел очень тихо, боясь пошевельнуться, боясь упустить хоть мгновение. Как будто оставаясь недвижимым, он мог задержать наступление того, что неизбежно надвигалось.
— Где мой мальчик, Сол?
— Я не знаю.
— Раздевайся, — со вздохом произнес Витторио.
Ферризи побелел. Здоровой рукой начал стаскивать с себя одежду. В конце концов он справился с задачей и сидел теперь в кресле обнаженный — загорелый, мускулистый молодой человек с красной отметиной раны от девятимиллиметровой пули в плече и с далеко не сияющим будущим.
Витторио подошел к одному из нескольких шкафчиков для рисовальных принадлежностей и вернулся с острым как бритва ножом в руке.
— Я терпеть не могу это дело, Сол. Многим парням такое нравится, но не мне. Но я люблю своего сына. Скажи мне, где он, и можешь надеть свою одежду и оставаться в целом виде. В противном случае боюсь, что кончину твоего друга Фрэнки следует считать счастливой.
— Клянусь, что я не…
Слова оборвались оттого, что нож Баттальи молниеносно скользнул поперек груди Сола. Нож оставил слабый, почти незаметный разрез, который тут же начал расширяться и углубляться, потом из него скатилась капля крови, превратилась в струйку, поползла ниже и ниже по животу.
— Не лги больше, — сказал Батталья. — Моя жена сейчас наверху, и в сердце у нее огромная рана, которую я могу залечить только при твоем участии. Так дай же нам ответ, не то, клянусь Господом, я разрежу тебя на куски, как гнилое яблоко.
Ферризи практически не слышал его слов. Он был слишком поглощен зрелищем того, как образуются капли, как они превращаются в струйки, стекают вниз и исчезают. Прикосновение отточенного лезвия не вызвало особой боли, но само действие произведено так точно и равнодушно, что Сол почувствовал себя чем-то вроде куска мяса на прилавке у мясника. И такому ощущению прежде всего способствовала обнаженность его тела. Он сам поступал так же. Это было первое, что вы делали. Снять одежду вместе с природным человеческим достоинством.
— Вот что я имею в виду, Сол, — продолжал Витторио. — Я привяжу тебя к креслу, буду кромсать тебя кусок за куском, а на десерт скормлю тебе твои собственные яйца. И я не просто говорю. Поверь мне.
Сол Ферризи ему поверил. И не в том была его проблема, а совсем в другом: так или иначе смерти ему не миновать. Даже если он скажет, они не выпустят его живым. И закопают вместе с Фрэнки. И даже если каким-то чудом они бы этого не сделали, он пожалеет об этом, когда до него доберется Дон Равенелли. Ферризи думал об этом спокойно и без особой злости. Так оно и положено делать, только таким путем. Его единственный шанс — разбиться, прежде чем они привяжут его к креслу. Как только они его свяжут — пиши пропало.
Он сидел и смотрел на солнечный закат, удивляясь, почему раньше никогда не обращал внимания на подобные вещи. Он услышал, как Витторио еще дважды задал ему все тот же вопрос, и дважды услышал все тот же собственный ответ.
У Баттальи вдруг сделалось очень усталое лицо — как у человека, исчерпавшего все доводы. Даже голос звучал устало, когда он попросил второго парня принести из кухни веревки.
Сол видел, как Джьянни медленно вышел из комнаты, отнюдь не обрадованный предстоящим. А кто этому радовался?
Он и Батталья остались наедине и молча смотрели друг на друга. Батталья держал в руке пистолет, снятый с предохранителя, но, казалось, позабыл о нем. Пустота была у него в глазах, и Ферризи понял, что она дает ему возможность; он напряг ноги, как два больших поршня, и на мгновение в комнате наступило спокойствие.
Ферризи увидел, как расширились глаза у Баттальи, когда он встал с кресла и двинулся не по направлению к человеку с пистолетом, а мимо него — со всей силой — к высокому окну. Сол ударил в стекло головой, плечом и здоровой рукой и почувствовал боль лишь на миг — пока не разбилось стекло, пока он не выпал из окна.
Пустая тишина падения наполнила его грудь. Его удивило, как долго и с какой огромной скоростью он падает. Путь казался бесконечным, отнимающим дыхание.
Он ударился о землю, прежде чем успел это понять.
И время для него остановилось.
Витторио добежал до него на несколько секунд раньше Джьянни.
Сол Ферризи лежал среди камней и осколков стекла с той странной неуклюжестью, какая присуща телу внезапно погибшего человека. Глаза у него были открыты и смотрели куда-то за тысячу миль мимо Витторио. Голова и шея согнуты под неправдоподобным углом, как у сломанной куклы.
Витторио Батталья поглядел вверх, на разбитое окно студии: до него отсюда футов пятьдесят. Подумал, что Ферризи, должно быть, чересчур поздно сообразил, какая глубина у каменной впадины под окном.
С моря налетел порыв ветра, и Витторио подставил ему лицо. Запах моря, древний, как запах мироздания.
Я ничего не добился, сказал он себе.
Глава 36
— Дел очень много, — сказал Витторио Батталья, — так что пора за них приниматься.
Все четверо собрались у него в студии. Прошло меньше десяти минут с того времени, как Сол Ферризи выбросился из окна. Ветер задувал в разбитое стекло и шевелил волосы на голове у Фрэнки, тело которого все еще лежало на полу. Никто не смотрел на него. Друг на друга они тоже не смотрели. Им воистину было о чем подумать — каждому в отдельности. Но они слушали Витторио, потому что это давало им возможность действовать.
— Я не знаю, кто и зачем послал сюда этих парней, — говорил Витторио. — Но я уверен, что явятся и другие. Значит, нам надо убираться отсюда.
Он посмотрел на Мэри Янг и Джьянни:
— У нас с Пег есть старая развалюха, но совершенно безопасная. Это в горах Равелло, никто об этом не знает. Я отвезу Пегги туда.
Никто не ответил ни слова. У Пег лицо застыло. Она сидела и смотрела на кровь Фрэнки, запятнавшую пол. Мэри и Джьянни не смотрели ни на что.
— Но у вас двоих, может, свои планы, — добавил Витторио.
— Какие там свои планы! — возразил Джьянни. — Мы приехали, чтобы найти вас. Только поэтому мы здесь.
Мэри Янг глядела куда-то в сторону и, кажется, ни к чему не прислушивалась.
Пегги заплакала. Она плакала беззвучно, не утирая слез, которые катились из глаз и падали ей на блузку. Витторио смотрел на жену и понимал, что, кроме сына, для нее уже ничто не имеет значения.
Работая быстро, но осторожно, они уничтожили все следы крови и убрали битое стекло в доме и снаружи. Оба трупа погрузили в “мерседес”.
Пегги и Витторио упаковали каждый по чемодану и положили их в свои машины. Один из чемоданов был набит оружием и боеприпасами, включая гранаты, газ и взрывчатку. Витторио в последний раз обошел дом, проверил все, но в комнату Поли не заглянул. Ему не хватило на это смелости.
Если не считать разбитого окна в студии, все в доме было в порядке. Ничто вроде бы не должно было привлечь внимание полиции, которая, вероятно, ничего не знала о случившемся. Единственно, кто захотел бы войти в дом, — это те, кого пошлют на поиски Сола и Фрэнки, но их-то ничем не одурачишь, найдут они что-то или не найдут.
Пегги позвонила в галерею и сказала Роберте, что отправляется примерно на неделю в неожиданную поездку вместе с мужем и сыном. Поручила своей помощнице по дому все дела и разрешила привлекать, если понадобится, кого захочет. Предупредила, что не стоит беспокоиться, если от них не будет известий.
Витторио вынужден был выйти из комнаты, пока она разговаривала, но вины Пегги в том не было. Она справилась со своей задачей успешно, в то время как он действовал далеко не так хорошо.
Четыре машины отъехали от дома вскоре после наступления темноты.
Батталья правил передней машиной — “мерседесом”, на заднем сиденье которого лежали плотно завернутые в одеяло Фрэнки и Сол. Витторио направлялся к месту в шестидесяти милях на юго-восток и чувствовал себя почти что водителем катафалка в похоронной процессии. Да, по сути, так оно и было.
Следом за Витторио ехала Пегги в своем красном “фиате”. Муж не мог ее видеть, и вначале она безостановочно плакала. Слезы застилали глаза, ослепляли ее, надо было либо перестать плакать, либо бросить руль. Она перестала плакать.
За Пегги следовала в “тойоте” Витторио Мэри Янг, мучаясь угрызениями нечистой совести и страхом. Из-за миллиона долларов она, можно с полной уверенностью считать, убила ребенка, и смерть угрожала теперь родителям этого ребенка, а также Джьянни и, весьма возможно, ей самой, если она не сумеет как можно скорее убежать от опасности. А сказать остальным о министре юстиции — это все равно что приставить пистолет к собственной голове и нажать на спуск.
В пятидесяти футах позади Мэри кортеж замыкал на взятом напрокат “форде” Джьянни Гарецки, страдая от своей доли вины за то, чего он и не совершал. Но он считал, что совершил, и это его не отпускало. Не имело значения, куда он едет и что будет делать дальше. Свое зло он уже причинил.
Витторио остановил кортеж на повороте горной дороги в десяти милях от Позитано.
Три машины укрыли в сосновой роще, а Витторио и Джьянни подвели “мерседес” к краю почти отвесного трехсотфутового обрыва. В этом месте остатки подгнивших перил были сброшены камнепадом. Усадив Сола на место водителя, они устроили Фрэнки рядом с ним. Пристегнули ремни безопасности, включили мотор на холостом ходу и заперли дверцы. Витторио опустил один конец веревки в бензобак, вытащил его, опустил туда второй конец, а пропитанный бензином первый оставил дюймов на шесть свисать из бака в качестве фитиля.
Потом он и Джьянни налегли на задний бампер машины.
Когда она покатилась к краю обрыва, Витторио поджег свисающий конец веревки. Они дали машине последний толчок и смотрели, как она, набрав скорость, перевалилась через край обрыва.
Бак взорвался где-то на полпути ко дну пропасти. Машина ударилась о камни внизу, и тогда, после второго взрыва, вспыхнул гигантский огненный шар, осветивший все вокруг оранжевым светом.
Витторио сел за руль “фиата” и повел освободившийся от мертвых тел кортеж дальше в горы.
Глава 37
Министр юстиции Генри Дарнинг, с тревожным нетерпением ждавший звонка от Карло Донатти, наконец-то дождался его у себя дома в три шестнадцать дня по вашингтонскому времени. В Позитано было уже девять шестнадцать вечера.
Разговор начался без предисловий.
— Я только что получил известия от своего связного, — сказал Донатти.
Дарнингу не понравилось, как заколотилось у него сердце, — просто забарабанило в грудную клетку.
— Ну и?…
— Новости нехорошие.
Дарнинг сел. Он сидел и смотрел на свой большой письменный стол орехового дерева. Чувствовал, как бьется жилка на виске. Рука так тесно прижимала к уху телефонную трубку, словно он полагал, что таким образом лучше усвоит услышанное.
— Что произошло?
— Нам лучше повидаться.
— Когда?
— Удобно вам сегодня в шесть? — спросил Донатти.
— В том же месте, где и в прошлый раз?
— Если оно подходит.
— Я там буду, — сказал Дарнинг и повесил трубку. Он остался сидеть в той же позе. Потрясенный до невменяемости тем, что пришлось услышать, он все же думал сейчас о том, оказалась ли Мэри Янг в числе убитых. Он не сомневался, что люди погибли. Вопрос лишь в том какие, кто именно.
Оба они настолько стремились быть точными, что явились в комнату мотеля при аэропорте в одну и ту же минуту.
Дарнинг включил радио. Поискал станцию, которая передает классическую музыку, и наконец нашел Брамса.
Они обнялись, и Карло Донатти налил обоим скотча, который взял из мини-бара. Это вполне незначительное действие усилило подавленное настроение министра. Скотч для Донатти — весьма серьезный напиток.
— Итак? — заговорил Дарнинг.
— Насколько можно понять, никто в точности не знает, что там произошло, — спокойно ответил Донатти. — В Позитано послали четверых опытных боевиков, а вернулись только двое. О других двоих никаких известий. И думаю, не будет.
Дарнинг не стал пить серьезный напиток и молча слушал. Пусть Донатти рассказывает.
— Батталья, по-видимому, их поджидал, — продолжал дон. — Я считаю, что Джьянни и его китаянка появились там раньше и предупредили.
— А где они сейчас?
— Когда дом обыскивали позже, их там уже не оказалось. — Дон пожал плечами. — Единственное свидетельство происшедшего — разбитое окно.
— И это все, с чем вы ко мне явились?
— Не совсем. Мы похитили сынишку Баттальи. Так что не все плохо.
Министр юстиции уставился на Донатти:
— Ну и что из этого?
— А то, что мы держим Батталью на привязи. Он и его жена не могут просто исчезнуть, пока парень у нас в руках. Они должны попытаться пойти на переговоры.
— Я не хочу никаких переговоров с ними, Карло. Не о чем договариваться. Я хочу, чтобы их убили. Разве я недостаточно ясно дал это понять?
— Вполне ясно. Но сначала они должны начать переговоры. А уж потом их убьют. — Что-то в этих словах заставило дона усмехнуться. — Ты же глава всего вашего распроклятого министерства юстиции, Генри. Вроде бы должен знать, как делаются юридические дела на основных уровнях.
Дарнинг вдохнул в себя малоприятный запах, который ничего общего не имел с обычным запахом изысканного одеколона Донатти.
— Сколько лет мальчишке? — спросил он.
— Лет девять или десять.
— Кто его держит?
— Те двое, кто захватил его в Позитано.
Дарнинг побелел.
— Но ведь он вполне может их опознать. Для этого он достаточно взрослый.
— С этим не будет проблем.
Дарнинг ощутил новый приступ отвращения и злости, подымающийся у него в душе. Выходит, он теперь становится убийцей детей?
— Но как же мы найдем родителей? — спросил он.
— А мы и не станем их искать. Они найдут нас.
Взгляд у Дарнинга сделался жестким и в то же время странно неуверенным. Он был человеком знающим, разносторонним и привычным к трудным ситуациям, но здесь оказался на неведомой территории.
— Растолкуй мне все это, — попросил он.
— В настоящее время Батталья и Гарецки уже знают, что я в этом замешан, — сказал Донатти. — А женщины рассказали им о твоей заинтересованности. Так что позвонить могут любому из нас. — Он помолчал и добавил: — Или послать пулю в лоб.
— Ты пытаешься запугать меня, Карло?
— Дьявольски точно сказано! Почему один я должен пугаться? Ведь это ты втянул меня в историю. — Донатти улыбнулся, но веселья в его улыбке не было нисколько. — Мы заполучили себе на шею парочку крутых и к тому же сильно рассерженных парней. Я знал их обоих с детства. Если ты хочешь с ними разделаться, то надо справиться с первой попытки. На вторую у тебя скорее всего не останется шансов.
— Ты меня и в самом деле запугал.
Дон расхохотался, и на этот раз ему было действительно весело.
— Небольшая порция страха способствует выделению адреналина. Но ведь хорошо, что мы заполучили мальчишку. Если бы не это, у нас была бы основательная причина потеть от страха. Но теперь Витторио ничего не может поделать. Ему остается только звонить кому-нибудь из нас и умолять.
Дарнинг ощутил легкое стеснение в груди.
— А как насчет другой моей просьбы? — спросил он. — Что-нибудь уже сделано?
— Ты имеешь в виду Джона Хинки и жену Бикмана?
— Да.
— Все будет улажено нынче ночью.
— Обоих сразу?
— Это самый лучший способ. Ничего не делать по частям, тогда тебе не грозит, что один из них начнет соваться всюду с вопросами о другом.
— Я тебе признателен, Карло.
— Чепуха! — отмахнулся дон. — Два таких любящих друга, как мы с тобой… всегда готовы помочь: ты — мне, а я — тебе.