Здесь и сила образной аналогии – в особой наглядности, яркости довода [Одинцов В.В. Речевые формы популяризации. М., 1982, с. 60].
И если ранее судебный оратор – это образ человека мудрого, действующего по традиции, изощренного в принятии решений и отвечающего делом за содержание своей речи (этот образ оратора сохранился по традиции и в советском суде), то в XIX в. на образ «добродетельного мужа, искусного в речах», наслаивались индивидуальные черты. В настоящее время известны имена судебных ораторов, чьи речи и книги вошли в золотой фонд русской культуры.
К ним относится Анатолий Федорович Кони (1844 1927). Одним из его «звездных» дел является дело Веры Засулич.
31 марта 1878 г. Кони председательствовал на суде над революционеркой-террористкой Верой Засулич, которая двумя месяцами ранее стреляла в столичного градоначальника Трепова в отместку за товарища-революционера, которого генерал приказал подвергнуть телесному наказанию. Кони призвал присяжных, чтобы в их приговоре «оказался тот дух правды, которым должны быть проникнуты все действия людей, исполняющих священные обязанности судьи». Перед тем как ушли присяжные, он напомнил: «Вы судите не отвлеченный предмет, а живого человека». Все 12 присяжных вынесли приговор: «Нет! Не виновна» [Кони А.Ф. Избранное. М., 1989].
Работы А. Кони «Советы лекторам» и «Искусство речи на суде» опубликованы в настоящее время в книге «Судебные речи знаменитых русских адвокатов» [М., 1997].
Пожалуй, самым знаменитым из всей плеяды блестящих российских адвокатов был Федор Никифорович Плевако (1849–1908), который выступал защитником как по уголовном, так и крупным политическим делам. Популярность и признание привели к тому, что он стал членом III Государственной Думы.
Кони и Плевако, и другие известные судебные ораторы были высокообразованными людьми, высочайшими профессионалами, обладали знаниями психологии и риторики. Их речи отличались безупречной логикой и остроумием. Это позволяло им выигрывать, казалось бы, безнадежные дела.
Современная судебная речь используется не только в суде, но и в различного рода комиссиях, органах по расследованию дел, в научных обществах юристов и т. д.
Изменились традиции судебной речи. Современный оратор понимает, что разного рода «красивости» могут ему повредить, поскольку вообще плохой образ, неудачное его использование приносит оратору большой вред.
Характерный в этом отношении пример привел Ф.М. Достоевский. В «Дневнике писателя» за 1876 г. он записал свои впечатления о речи адвоката Утина, выступившего в суде по делу Каировой, пытавшейся зарезать жену своего любовника (Великанову). Критикуя бездарно-образную речь Утина, писатель замечает, что защитник «напустил высокого слова про «встрепенувшихся львиц, у которых отнимают детенышей…» И далее, говоря о переписке любовников: «В этих письмах, замечает г-н Утин, начинает проглядывать то облачко, которое потом затянуло все небо и произвело грозу». Но г-н Утин и не умеет объясняться проще. У него все везде таким слогом, – иронически комментирует Ф.М. Достоевский. – Наконец, Великанов опять возвращается, и они опять живут в Петербурге… и вот вдруг важнейший эпизод романа – приезжает жена Великанова, и Каирова «встрепенулась как львица, у которой отнимают детеныша». Тут действительно начинается много красноречия. Если б не было этого красноречия, то, конечно, было бы жальче эту бедную, сумасбродную женщину…» [Одинцов В.В. Указ. раб., с. 58].
В условиях советского судопроизводства судебная речь стала меньше по объему, доказательная сторона судебной речи приобрела большее значение, чем психологический анализ. В судебных процессах редко произносятся пышные фразы, длинные цитаты из художественной литературы. Меньше, чем в дореволюционных судах, затрагиваются моральные, «общие» вопросы.
Искусство обвинительной речи в 20-40-е гг. представлено в деятельности Н.В. Крыленко, Р.А. Руденко, который был главным обвинителем от Советского Союза на Нюрнбергском процессе по делу о главных военных преступниках (1945–1946 гг.).
Известным советским адвокатом был И. Брауде (1884–1955), который написал книгу «Записки адвоката», где уделяет внимание вопросам судебной полемики.
2. Педагог-оратор. Образ преподавателя в России – образ профессионала, знающего свое дело, человека-гражданина. Это и государственный служащий, и педагог в одном лице.
В литературе описываются ученые-педагоги, чьи лекции привлекали внимание образованных людей своего времени. Это, например, историк и известный лектор В.О. Ключевский, мастер шутки, каламбура, остроумного примера, который готовил свои «экспромты» и как бы невзначай вставлял в речь. Или А.В. Луначарский, о котором писатель Л.В. Никулин писал: «Свободно, непринужденно он владел словом, ни на мгновенье не задумывался, где именно надо поставить его – в начале, в середине или в конце фразы. Слово летело из его уст легко, свободно и падало именно туда, куда нужно, и получалась отточенная, законченная фраза, ясная, завершенная мысль» [Цит. по: Ножин Е.А. Мастерство устного выступления. М., 1989, с. 184]. Или А.С. Макаренко, который мог передать своим воспитанникам заряд уверенности, оптимизма, мажорного настроя. Или К.А. Тимирязев, у которого проблемность изложения охватывает все элементы лекции – от ее названия до заключительных строк.
3. В годы революций в России сложился тип оратора-агитатора. Этот оратор выступает перед толпой, т. е. неоднородной по составу аудиторией. Толпа требует призыва к действию, поэтому речь оратора-агитатора кратка и апеллирует к интересам толпы. Оратор-агитатор призывает к действию, часто разрушительному. Такой оратор должен говорить и выглядеть как человек из толпы, чтобы слиться с толпой и быть выразителем ее интересов [Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., 1997, с. 206–207].
Тип оратора-агитатора появился и в Германии во время Второй мировой войны. Для нацистской пропаганды вообще было характерно определенное возрождение устного слова. «Геббельс пользовался фразами Гитлера об устном слове как ключе к революционным движениям прошлого. Составляя список революционеров-пропагандистов, Геббельс поднимал некоторые имена, вычитанные им у Лебона, и, кроме того, добавлял в него кое-что и от себя: Христос, Мохаммед, Будда, Заратустра, Цезарь, Александр. Все перечисленные сочетали в себе огромные способности ораторов с революционными идеями и блестящим организаторским талантом» [Почепцов Г.Г. Информационные войны. М., 2000, с. 309].
И если ранее судебный оратор – это образ человека мудрого, действующего по традиции, изощренного в принятии решений и отвечающего делом за содержание своей речи (этот образ оратора сохранился по традиции и в советском суде), то в XIX в. на образ «добродетельного мужа, искусного в речах», наслаивались индивидуальные черты. В настоящее время известны имена судебных ораторов, чьи речи и книги вошли в золотой фонд русской культуры.
К ним относится Анатолий Федорович Кони (1844 1927). Одним из его «звездных» дел является дело Веры Засулич.
31 марта 1878 г. Кони председательствовал на суде над революционеркой-террористкой Верой Засулич, которая двумя месяцами ранее стреляла в столичного градоначальника Трепова в отместку за товарища-революционера, которого генерал приказал подвергнуть телесному наказанию. Кони призвал присяжных, чтобы в их приговоре «оказался тот дух правды, которым должны быть проникнуты все действия людей, исполняющих священные обязанности судьи». Перед тем как ушли присяжные, он напомнил: «Вы судите не отвлеченный предмет, а живого человека». Все 12 присяжных вынесли приговор: «Нет! Не виновна» [Кони А.Ф. Избранное. М., 1989].
Работы А. Кони «Советы лекторам» и «Искусство речи на суде» опубликованы в настоящее время в книге «Судебные речи знаменитых русских адвокатов» [М., 1997].
Пожалуй, самым знаменитым из всей плеяды блестящих российских адвокатов был Федор Никифорович Плевако (1849–1908), который выступал защитником как по уголовном, так и крупным политическим делам. Популярность и признание привели к тому, что он стал членом III Государственной Думы.
Кони и Плевако, и другие известные судебные ораторы были высокообразованными людьми, высочайшими профессионалами, обладали знаниями психологии и риторики. Их речи отличались безупречной логикой и остроумием. Это позволяло им выигрывать, казалось бы, безнадежные дела.
Современная судебная речь используется не только в суде, но и в различного рода комиссиях, органах по расследованию дел, в научных обществах юристов и т. д.
Изменились традиции судебной речи. Современный оратор понимает, что разного рода «красивости» могут ему повредить, поскольку вообще плохой образ, неудачное его использование приносит оратору большой вред.
Характерный в этом отношении пример привел Ф.М. Достоевский. В «Дневнике писателя» за 1876 г. он записал свои впечатления о речи адвоката Утина, выступившего в суде по делу Каировой, пытавшейся зарезать жену своего любовника (Великанову). Критикуя бездарно-образную речь Утина, писатель замечает, что защитник «напустил высокого слова про «встрепенувшихся львиц, у которых отнимают детенышей…» И далее, говоря о переписке любовников: «В этих письмах, замечает г-н Утин, начинает проглядывать то облачко, которое потом затянуло все небо и произвело грозу». Но г-н Утин и не умеет объясняться проще. У него все везде таким слогом, – иронически комментирует Ф.М. Достоевский. – Наконец, Великанов опять возвращается, и они опять живут в Петербурге… и вот вдруг важнейший эпизод романа – приезжает жена Великанова, и Каирова «встрепенулась как львица, у которой отнимают детеныша». Тут действительно начинается много красноречия. Если б не было этого красноречия, то, конечно, было бы жальче эту бедную, сумасбродную женщину…» [Одинцов В.В. Указ. раб., с. 58].
В условиях советского судопроизводства судебная речь стала меньше по объему, доказательная сторона судебной речи приобрела большее значение, чем психологический анализ. В судебных процессах редко произносятся пышные фразы, длинные цитаты из художественной литературы. Меньше, чем в дореволюционных судах, затрагиваются моральные, «общие» вопросы.
Искусство обвинительной речи в 20-40-е гг. представлено в деятельности Н.В. Крыленко, Р.А. Руденко, который был главным обвинителем от Советского Союза на Нюрнбергском процессе по делу о главных военных преступниках (1945–1946 гг.).
Известным советским адвокатом был И. Брауде (1884–1955), который написал книгу «Записки адвоката», где уделяет внимание вопросам судебной полемики.
2. Педагог-оратор. Образ преподавателя в России – образ профессионала, знающего свое дело, человека-гражданина. Это и государственный служащий, и педагог в одном лице.
В литературе описываются ученые-педагоги, чьи лекции привлекали внимание образованных людей своего времени. Это, например, историк и известный лектор В.О. Ключевский, мастер шутки, каламбура, остроумного примера, который готовил свои «экспромты» и как бы невзначай вставлял в речь. Или А.В. Луначарский, о котором писатель Л.В. Никулин писал: «Свободно, непринужденно он владел словом, ни на мгновенье не задумывался, где именно надо поставить его – в начале, в середине или в конце фразы. Слово летело из его уст легко, свободно и падало именно туда, куда нужно, и получалась отточенная, законченная фраза, ясная, завершенная мысль» [Цит. по: Ножин Е.А. Мастерство устного выступления. М., 1989, с. 184]. Или А.С. Макаренко, который мог передать своим воспитанникам заряд уверенности, оптимизма, мажорного настроя. Или К.А. Тимирязев, у которого проблемность изложения охватывает все элементы лекции – от ее названия до заключительных строк.
3. В годы революций в России сложился тип оратора-агитатора. Этот оратор выступает перед толпой, т. е. неоднородной по составу аудиторией. Толпа требует призыва к действию, поэтому речь оратора-агитатора кратка и апеллирует к интересам толпы. Оратор-агитатор призывает к действию, часто разрушительному. Такой оратор должен говорить и выглядеть как человек из толпы, чтобы слиться с толпой и быть выразителем ее интересов [Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., 1997, с. 206–207].
Тип оратора-агитатора появился и в Германии во время Второй мировой войны. Для нацистской пропаганды вообще было характерно определенное возрождение устного слова. «Геббельс пользовался фразами Гитлера об устном слове как ключе к революционным движениям прошлого. Составляя список революционеров-пропагандистов, Геббельс поднимал некоторые имена, вычитанные им у Лебона, и, кроме того, добавлял в него кое-что и от себя: Христос, Мохаммед, Будда, Заратустра, Цезарь, Александр. Все перечисленные сочетали в себе огромные способности ораторов с революционными идеями и блестящим организаторским талантом» [Почепцов Г.Г. Информационные войны. М., 2000, с. 309].
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента