Ван Ластбадер Эрик. Шань

   - Времена меняются, друг мой, - сказал Мао.
   - Значит, и меня проверяют?
   Мао пожал плечами, словно допуская и такую возможность. Чжилинь ужаснулся. Времена меняются, мой друг. Как это они изменились так сильно и так быстро, а он и не заметил? Затем с глубокой грустью он понял, что ни одна из этих перемен не произошла без его ведома. Да, положение вещей изменилось сильно, но он сам был у истоков всех этих перемен. Он мог попытаться протестовать, мог далее настаивать на том, что существует другой путь. Пусть без колоссальной сети информаторов, без жестоких полицейских, которые кружили в ночи, словно злые духи, чтобы арестовывать ничего не подозревающих людей только потому, что те были слишком хорошо образованны или у них была неподходящая фамилия.
   Чжилинь слишком хорошо знал Берию и НКВД. Ему было противно пристрастие русских к железной дисциплине и репрессиям. Их машина работала во всех сферах: от вмешательства в религиозный выбор человека, в его жизнь до вмешательства в самые сокровенные его мысли.
   Он был виноват в этом так же, как Мао, или Ло, или Хуайшань Хан. Народ Китая страдал столько лет! Сначала - от рук своих собственных властителей, потом - от собственных тайных обществ и, наконец, от вторжения чужаков. Страдания длились так долго, что сейчас уже можно было подумать, что китайцы привыкли к роли эксплуатируемых. Возможно, это и была их судьба.
   Нет! Нет! Как такая мысль могла прийти ему в голову? Но будущее и в самом деле было мрачно. Ему чудилось, будто он стоит на горной вершине, а вокруг лишь холод и тьма. Казалось, что он уже и не помнит, что ждет его за ее снежной вершиной.
   - Мне надо поговорить с пленником, - сказал он.
   - Почему ты настаиваешь на том, что я не могу тебе разрешить? поинтересовался Мао. Оп выглядел задетым.
   - Потому что наша дружба началась не вчера, - ответил Чжилинь. - Я не спрашиваю, помнишь ли ты, чем я пожертвовал для Китая или даже как я помогал тебе все эти годы. Дело не в политике или власти. Я стою перед тобой только как друг. И очень прошу тебя дать мне час наедине с заключенным.
   Мао отвернулся, и, пока он шел через комнату, Чжилинь в первый раз заметил, как поникли его плечи. Мао стоял, глядя на площадь Тяньаньмынь, где бездействовали машины войны, готовые в любую минуту вступить в бой с контрреволюцией, нависшей над их головами, как Дамоклов меч.
   - Скоро, - сказал Мао, - пойдет дождь. - Некоторое время он смотрел на жирные, черные тучи, ползущие по низкому небу, потом, невзирая на жару, прикрыл окно. - Сегодня вечером небо очистится.
   И затем тем же тоном произнес: - У тебя будет половина этого времени.
   - Они подобрали меня в горах, - продолжал Росс Дэвис, - там, где на плато высотой где-то мили полторы находился небольшой лагерь - Шань. Бирма. А не Гонконг, как говорил Хуайшань Хан.
   - Я там был около полугода или дольше. Наше внимание привлекли маковые поля. - Наши? Потрескавшиеся губы Дэвиса растянулись в улыбке.
   - Ты же не думаешь, что я расскажу тебе это, дружище.
   - Почему бы и нет? - сказал Чжилинь. - Я же покойник, не правда ли?
   И оба они рассмеялись, вспоминая все, что им - Дэвису, Хуайшань Хану и Чжилиню - пришлось сделать, чтобы "смерть" Ши не вызвала сомнений у Чан Кайши и его лейтенантов.
   Внутренне Чжилинь содрогнулся. Когда благодаря пропуску, выписанному Мао, он попал в тюрьму государственных сил безопасности, то рассчитывал увидеть своего старого друга "Р.М.Д." - Росса Мариона Дэвиса, с копной волнистых рыжевато-золотистых волос, ярко-голубыми глазами, мальчишеским лицом.
   Вместо этого перед ним предстал тощий, долговязый мужчина с глазами, покрасневшими и опухшими настолько, что Чжилинь с трудом мог вспомнить их прежнюю голубизну. Полностью отсутствовала мальчишеская усмешка, а прямой, как у патриция, нос распух настолько, что занимал теперь добрую четверть его лица.
   - В Шане я оказался из-за маковых полей. - Когда он открывал рот, Чжилинь мог видеть, сколько зубов недостает в его рту. - Идея заключалась в том, чтобы внедриться и заполучить контроль.
   - Над переработкой?
   -Да.
   - И что бы это дало тебе?
   - Деньги, с одной стороны, - ответил Дэвис. - Горы денег. - Он сел на грубо сколоченный деревянный табурет, который был привинчен к полу, и ухватился за прутья решетки, разделявшей их, пальцами, изуродованными непонятно - то ли болезнью, то ли пыткой. - А с другой стороны, нам казалось, что в конце концов в результате операции мы получили бы не только контроль над всем районом, но и возможность продвинуться дальше.
   - Чтобы убить Мао.
   -Что?
   Чжилинь внимательнейшим образом наблюдал за лицом Дэвиса. Он частично растворился в да-хэй, хотя и не отдавал себе в этом полного отчета. В пространстве тьмы он понял, что может отличить правду от лжи. Тому и другому соответствовали разные цвета, и разница была столь отчетливой, что он ясно видел ее.
   - Так мне сказал Хуайшань Хан. Что вы готовили покушение на Мао.
   - Это неправда.
   Дэвис не лгал. Чжилинь кивнул, вынул пачку сигарет и протянул их сквозь прутья решетки. Потом зажег одну из них и стал смотреть, как лицо его Друга приобретает все более расслабленное выражение по мере того, как тот курил.
   - Господи, как давно я не курил ничего приличного.
   - Извини, что это не тот сорт, к которому ты привык. Дэвис махнул рукой, словно говоря: какие извинения! Сигаретный дым, выплывая из его разбитых губ, просачивался сквозь прутья решетки, которые будто растворялись в его сплошной серости.
   - Я пробыл там долго, - продолжал Дэвис, как будто они не меняли тему беседы. - Целую вечность. - Он медленно выдохнул дым, наслаждаясь вкусом табака. - И действительно хорошо узнал местных жителей. Достаточно хорошо, чтобы понять, что нам никогда не получить контроль над районом.
   - Шань ненавидит американцев так же, как и русских.
   Дэвис странно посмотрел на Чжилиня. - Давай кончим эту трепотню, а? вдруг сказал он. Потом бросил окурок и растоптал его мозолистой пяткой. Для этого ему пришлось скинуть бумажные тапки, которые выдавались в тюрьме. - Нам обоим известно, почему это невозможно для американцев - да и для кого угодно, - зацепиться там, в горах.
   - Скажи мне, - попросил Чжилинь.
   - Не держи меня за дурака, - с отвращением в голосе сказал Дэвис. - Мне казалось, что уж тебе я могу доверять.
   - Тогда уступи мне.
   Они не мигая смотрели друг на друга, казалось, целую вечность.
   - Пожалуйста.
   - Потому что, дружище, вы контролируете все: выращивание, сбор урожая, переработку, распространение.
   - Я? - Чжилинь был ошарашен и не мог скрыть этого, вопреки своему желанию.
   - Ты, Мао, Хуайшань Хан. Вы, чертовы китайцы!
   - Чушь! - сказал Чжилинь ошеломленно. - Я не верю тебе.
   Но на самом деле он верил. Приходилось верить. В да-хэй он увидел цвет правды. Затем лицо его сморщилось в гримасе сожаления.
   - Я ничего об этом не знаю.
   Дэвис изучал лицо Чжилиня так же, как последний недавно изучал его.
   - Ну, ладно. - Он повернулся, осторожно спрятал пачку сигарет под свой соломенный матрас. - Ты хочешь сказать, что не знаешь, кто стоит за этим? Это не Мао?
   - Не знаю, - сказал Чжилинь.
   Но он вспомнил голос Мао: Разумеется, мы должны наказать его в назидание другим. Это были слова Хуайшань Хана. Власть его росла день ото дня вместе с влиянием Ло Чжуй Циня и Кан Шэна. Был ли мак источником их могущества или источником власти Мао? Будда!
   - Скажи мне, - продолжил Чжилинь, - тебе удалось узнать имя человека, держащего в руках маковые поля Шаня?
   - Он зовет себя Нагом, знаешь, этой мифической бирманской змеей. Организация его известна под названием дицуй. Остальное, боюсь, тебе придется отгадывать самому. - Он улыбнулся слабой, жалкой улыбкой, и что-то от его прежней сущности проглянуло сквозь потемневшую в результате недавних лишений кожу.
   Чжилинь услышал шорох позади себя. Приближались охранники, его время истекло. Он стал вставать, и Дэвис протянул ему руку. Страх появился в глазах американца, будто он чувствовал, что никакая беда не случится с ним, пока рядом Ши.
   - Что со мной будет? - спросил он.
   - Не знаю, дружище, - ответил Чжилинь. Но он знал. Разумеется, мы должны наказать его в назидание другим.
   - Я увижу тебя еще раз?
   Чжилинь посмотрел на Дэвиса, который по-прежнему сидел на деревянном табурете. Казалось, у него не было сил встать. И Чжилинь подумал: Что же они делают с ним здесь? Он вспомнил, во что превратилась Сеньлинь, и задумался, отличались ли эти люди, под началом Хуайшань Хана, от тех палачей.
   - Скажи мне, - поинтересовался он, - ты уже давно работал на американскую разведку, когда мы встретились в первый раз?
   Дэвис прислонил голову к прутьям решетки, и Чжилиню стали видны участки безволосого, бесцветного скальпа, словно в этих местах его пышная шевелюра была выжжена.
   - Это имеет значение?
   Чжилинь помотал головой.
   - Нет, - честно ответил он. - Никакого.
   - Он знает!
   Она была похожа на испуганного зайца, трясущегося от страха.
   - Тебе следует быть точной в выражениях. Твой муж знает или подозревает?
   - Он знает. Думаю, знает
   Волнистое небо, наполненное звоном розово-оранжевого света, солнце, тонущее в холодной синеве гор на западе. Пара птиц, прокладывающих себе путь сквозь пыльные полоски солнечного света. Прежде чем они исчезли из вида, их перья на секунду блеснули золотом. Запах миндаля, разлитый в воздухе, напомнил ему цианистый калий. Однажды он видел человека, умершего от этого препарата. Это был шпион, его операция провалилась, и его вот-вот должны были поймать. Не только поймать, но и пытать, пока не наступит долгожданная смерть. Он раскусил во рту капсулу. Чжилинь посмотрел вдаль.
   - Если ты так думаешь, тебе надо оставить его.
   - Оставить? - она была сбита с толку. - Но куда я пойду?
   - Я защищу тебя.
   - Он мой муж. Я не могу покинуть его.
   - Напротив, Сеньлинь, - сказал он. - Ты уже оставила его и давно.
   - Обними меня, - прошептала она. - Ну же.
   Чжилинь обнял ее, и она положила голову ему на грудь. Волосы упали ей на лицо, так что ему показалось, будто она исчезла. Он задумался над тем, почему затеял все это. Такого рода любовные связи заканчиваются именно так.
   Но ему не хотелось прерывать эту связь. С легким удивлением он понял, что не собирается бросать Сень-линь. Он хотел сделать ее счастливой. В этот момент это желание было невероятно важным для него. Как будто таким образом он искупил бы все свои грехи. Он облегчил бы свою совесть, отягощенную стонами всех погибших, всей несправедливостью, всем террором. Возможно, он даже смирился бы с необходимостью покинуть Афину, свою вторую жену, мать Джейка, и Шен Ли, свою любовницу.
   Он знал, что придает большое значение счастью одного человека. Быть может, слишком большое. Но Сень-линь была особенной. Был ли он единственным, кто видел это? Но если кто-то другой и замечал ее необычность, то, несомненно, этим человеком был кто угодно, но только не Хуайшань Хан.
   Хуайшань Хан. Дело было и в нем тоже. Совесть Чжилиня была отягощена Хуайшань Ханом. Если бы не Чжилинь, этого человека не было бы здесь сейчас и, вероятно, не было бы этого чудовищного террора.
   Но, даже подумав так, Чжилинь знал, что мысль эта была идеалистической. Террор не был идеей Хуайшань Хана, и в глубине души Чжилинь понимал, что репрессии начались бы как с Хуайшань Ханом, так и без него.
   Тем не менее зло, которое творил последний, было очевидно. И дело было в Шане. Возможно, только гора Шань знала, кто был организатором сбора и распространения опия, но Чжилинь не мог поверить, что в это был замешан Мао. Мао мечтал только о том, чтобы не быть под каблуком Москвы. Война в Корее, доказывал Чжилинь, была трудным, но гарантированным выходом из создавшегося положения. Если Мао греб такие колоссальные деньги от продажи опиума, то надо ли ему было втягивать свою страну в опасную военную кампанию? Чжилинь считал, что это было бы бессмысленно.
   С другой стороны, Ло Чжуй Цинь, Кан Шэн и Хуайшань Хан возникли на ступенях иерархии государственной власти совсем недавно, а влияние их неуклонно росло. Как это случилось? Была ли гора Шань одной из причин? Чжилиню эта мысль казалась вполне резонной.
   Сеньлинь рыдала у него на груди.
   - Это кончается, - сказала она сквозь слезы, - как я и предвидела.
   - Нет, - отозвался Чжилинь. - На сей раз ты ошиблась.
   Но запах миндаля был по-прежнему сильным.
   Он поднялся наверх. Бархат ночи окутал его. Огромные тучи проплывали по небу, то и дело загораживая почти полную луну. В воздухе пахло дождем. Он шел с юго-востока. Барометр падал, неподвижный воздух становился все тяжелее.
   Чжилинь воспользовался пропуском, выписанным Мао. Он провел полтора часа, подделывая дату, и результат оказался более чем удовлетворительным. Тюрьма государственных сил безопасности была темной и зловещей. Она находилась недалеко от площади, в новом здании, проектированием и строительством которого руководили русские. И в итоге оно получилось уродливым и казалось разваливающимся и старым, в то время как должно было выглядеть новостройкой. Здание тюрьмы было окружено рядами недавно посаженных платанов. У входа стояли армейские трактора и два бронетранспортера. Все три машины были пусты. В это позднее время никого не было на площади. Чжилинь припарковал свою машину.
   Три поста охраны пропустили его без проблем. Но его беспокоило не то, как попасть внутрь, а как выйти оттуда.
   Ночью обслуживающий персонал тюрьмы сокращался на две трети, потому что верхние этажи использовались для административных целей и встреч руководителей разных уровней лишь временно.
   Заключенного не было в камере, как сообщил ему старший охранник блока. Он был на допросе. Не было ли в этом чего-то необычного? Старший охранник, которого звали Чу, ответил, что это обычное дело. Допрос продолжался всю ночь.
   - Когда же заключенный спит? - удивился Чжилинь.
   - А он не спит, - безучастно ответил Чу. - Это составная часть процесса допроса.
   Чжилинь сунул бумажку, подписанную Мао, в лицо Чу и сказал:
   - Приведи его ко мне.
   - Это противоречит заведенному порядку, - ответил старший охранник. Наверное, мне надо посоветоваться с Хуайшанем тон ши.
   - Я приехал от Председателя Мао. Почему ты не поступаешь как положено и не звонишь ему? - в голосе Чжилиня звучал сарказм. - Я думаю, он по достоинству оценил бы полуночный звонок и с удовольствием разъяснил бы столь неотложную процедурную проблему.
   Чу в нерешительности перевел взгляд с клочка бумаги на лицо Чжилиня. Затем кивнул.
   - Сюда, - сказал он.
   В коридоре удушливо пахло каким-то дезинфицирующим средством. Оно просто забивало вонь фекалий и мочи. Электрические лампочки без абажуров свисали г бетонного потолка в проволочных решетках, давая слабый свет. Чу остановился и постучал в железную дверь с решетчатым окошком на уровне глаз. Через секунду кто-то ответил ему через него, и их впустили.
   Отвратительные запахи ударили Чжилиню в нос. Трое в форме по очереди занимались Россом Дэвисом, который сидел раздетый на корточках посреди квадратной комнаты. Многочисленные лампы были направлены на него. Чжилинь услышал странное неприятное жужжание и оглянулся. Один из допрашивающих держал электрический штырь. И Чжилинь увидел, как концом этого штыря он ткнул Росса Дэвиса. Сине-белая дуга, крик и струйка дыма с запахом обуглившейся кожи.
   - Довольно! - приказал Чжилинь. - Я пришел за заключенным.
   - От кого? - спросил человек со штырем.
   - От Мао жу, - ответил Чжилинь.
   - Это правда, - сказал Чу, помахивая бумажкой с именем Мао на ней. - Этот министр - в личном штате Председателя.
   - Дайте ему его одежду, - сказал Чжилинь, зная, что теперь надо было действовать быстро, очень быстро, или обман раскроется. - Оденьте его. Не в тюремную одежду. Мао желает допросить заключенного лично.
   Двум допрашивающим пришлось помогать Дэвису одеваться. Руки его дрожали, и он боялся посмотреть в сторону Чжилиня.
   - Вам нужна помощь, товарищ министр? - спросил Чу, когда Дэвис был готов. - Я могу вам дать двух моих людей.
   - Нет, - ответил Чжилинь. - Не надо, Чу тон ши. Я сам с ним справлюсь.
   - Вы уверены, товарищ министр? - осведомился Чу, держа дверь комнаты допросов открытой, пока они выходили. - Я и думать не хочу о том, что произойдет, если заключенный убежит
   - Посмотри на него, - сказал Чжилинь, поддерживая Дэвиса. - Он едва может идти, не говоря уже о том, чтобы тягаться со мной. Я беру на себя всю ответственность.
   - Как скажете, товарищ министр.
   Три поста охраны они миновали. Когда они вышли в неподвижную ночь, с губ Дэвиса слетел слабый вздох. Он лежал на плече Чжилиня точно так же, как недавно Сеньлинь.
   - Еще несколько шагов, дружище, - прошептал он на ухо Дэвису. - Мы уже у автомобиля. Ты можешь залезть внутрь?
   Дэвис кивнул, высвободился из объятий Чжилиня и, скривившись от боли, сел на пассажирское место.
   Чжилинь обошел машину и сел за руль. Он завел мотор, и автомобиль тронулся.
   Даже годы спустя, когда воспоминания все еще преследовали его, он не мог сказать, что привело его в огромный парк, удобно расположенный в районе Пекина и известный как Холмы Очарования. Только потом, позже, Чжилинь вспомнил старое название места: Охотничий парк.
   Может, Чжилинь приехал туда, потому что всегда любил это место. Там был ручей, который протекал через весь парк. А начинался тот ручей в прозрачном озере высоко в горах на западе.
   В XII веке в этих лесах было столько дичи, что императоры сделали их своими личными охотничьими угодьями. Но к середине XVIII века алчные императоры так основательно попользовались лесными богатствами, что для того, чтобы охота могла продолжаться, пришлось импортировать маньчжурского малу.
   Эти места назывались Шуанцзин, вилла Двух Колодцев. Сюда Чжилинь и привез Росса Дэвиса. И находилась она в южном конце парка. Здесь были и укрытия, и вода, хотя один из колодцев - тот, что поближе, - был закрыт крышкой из ржавого гофрированного железа.
   Чжилинь остановил автомобиль у входа, и они вышли. С помощью Чжилиня Росс Дэвис, хромая, прошел мимо бронзовых львов, стражей парка, на улицу, известную в прошлом как Май майцзы, Улица Торговцев. Здесь еще можно было увидеть остатки магазинов.
   Путь до виллы Двух Колодцев казался необычайно долгим, но хорошо было то, что сама Вилла была почти незаметной, даже если находиться внутри парка. То было место лишь временного отдыха. Утром Чжилинь должен был увезти Дэвиса дальше. Но куда? Разумеется, мы должны наказать его в назидание другим. Он не мог этого допустить. Был ли он шпионом или нет, но Дэвис прежде всего был его другом. Его жизнь значила для Чжилиня гораздо больше, чем показательный суд по делу о шпионаже мог значить для будущего нового Китая. Нынешний режим скоро забудет о существовании Росса Дэвиса, а Чжилинь - никогда.
   Он усадил Дэвиса как можно удобнее и дал ему воды.
   - Почему ты это сделал? - спросил Дэвис. Его лицо было еще в грязных подтеках крови и пота. - Я был уверен, что больше никогда тебя не увижу.
   - Ты варвар, - мягко сказал Чжилинь. - Что ты можешь знать?
   Дэвис улыбнулся и закрыл глаза.
   - Я думал, что в Шане было плохо, - выговорил он. - Но тут было хуже. Гораздо хуже.
   Чжилинь, ничего не сказав, присел рядом с другом. Возможно, - подумал он, - ему важно выговориться сейчас, потому что раньше он не имел такой возможности.
   -Я думал, нас хорошо подготовили по... всем возможным вариантам. Но теперь - теперь я думаю, что даже они не знали, что будет с нами, если нас поймают.
   С юго-востока донесся приглушенный грохот. Дождь приближался. Чжилинь взглянул вверх на небо над черепичной крышей. Там не было никакого света, кроме тусклого отсвета от огней спящего города. Он подумал о бриллиантовой сине-белой дуге от штыря, о запахе жареной плоти, плоти Росса Дэвиса, и порадовался тому, что сделал.
   - Не знаю, - сказал Дэвис, когда первые капли дождя упали на крышу виллы, - как я попал сюда. Это так далеко от Вирджинии. Далеко от дома. - Он положил голову на согнутые колени. - Мне кажется, будто я на другой планете, и мне кажется... кажется, что это хуже всего - умирать так далеко от родных мест.
   - Ты не умрешь, - отозвался Чжилинь, слегка подвинувшись, чтобы усилившийся дождь не намочил его. Он вспомнил их сумасшедшую поездку по Жикьюнь Шаню. Он вытащил сигарету, зажег ее и вставил в рот Дэвису.
   Хорошо, - подумал Чжилинь, - что его родители не видят своего сына в таком состоянии.
   - Я боюсь, - сказал Дэвис, не сделав ни единой затяжки. - Я боюсь умереть. Если бы не это, я попытался бы убить себя в камере в промежутке между допросами. Это смертельный ужас. Что будет со мной после? Буду ли я пребывать в пустоте? Буду ли чувствовать холод? Будет ли там вообще что-нибудь?
   - Я буддист, - промолвил Чжилинь. - Нет ни рая, ни ада.
   Странно дернувшись, Дэвис повернул голову.
   - Тогда что?
   - Начало, - ответил Чжилинь. - Жизнь - наша жизнь - лишь начало космического путешествия. И кто может сказать, где оно закончится? За жизнь надо бороться. Каждую секунду. А смерти бояться не надо, мой друг.
   Он протянул руку, вынул дрожащую сигарету из губ Дэвиса и неглубоко затянулся. Потом выпустил дым и вернул сигарету Дэвису.
   Тот посмотрел на него.
   - Я так далеко от дома.
   - Забудь об Америке, - сказал Чжилинь. - Сейчас твой дом - Китай.
   Дэвис, откинув голову назад, сделал глубокую затяжку.
   Откуда-то из-за колодца раздался резкий звук, и Чжилинь вскочил. Шатающаяся фигура приближалась к вилле. Чжилинь сделал шаг вперед - дождь хлестал по его спине, - затем еще и еще, пока не оказался у закрытого колодца.
   - Сеньлинь!
   Она бросилась в его объятия.
   - Ага, любовники!
   Чжилинь прекрасно знал этот голос. Хуайшань Хан. Он появился из глубины небольшой рощицы: охотник догонял добычу.
   - Верный Чу позвонил мне, едва вы уехали, - говорил Хуайшань Хан, приближаясь к ним. - Он очень прозорливый человек, Чу тон ши. И подозрительный. Я велел вас держать под наблюдением до моего прихода, - он улыбнулся, но лицо его было невеселым. - И вот я здесь.
   Чжилинь посмотрел на Сеньлинь, которая, не в силах контролировать себя, дрожала у него на груди. Было очень темно, а из-за дождя и вовсе ничего нельзя было различить. Раскат грома, похожий на хлопок, темнота и затем вспышка зловещего света выхватила из темноты ее избитое, в синяках лицо.
   - Сеньлинь, что...
   - Я говорила тебе, что он знает, - она всхлипнула. - Это мое наказание. Он бил меня только по лицу. Наверное, какие-то кости сломаны. Он именно этого хотел. "Все должны знать о твоем позоре! - кричал он, когда бил меня. - До конца жизни тебя будут узнавать по твоему проступку!"
   Чжилинь, не в силах вымолвить ни слова, прижал ее к себе. Он целовал ее лицо, пока она тихонько плакала.
   - За что? - спросил он через некоторое время. - За что?
   - Не только за мою измену, - ответила Сеньлинь. - Но и потому, что я жду ребенка. Твоего ребенка.
   Ошеломленный Чжилинь отстраненно наблюдал за тем, как Хуайшань Хан схватил Сеньлинь за руку.
   - Отпусти ее, предатель! - глаза его сверкнули. Они были мутными и плоскими, как глаза большинства идеологов.
   Как-нибудь Чжилинь поспорил бы о том, почему Хуайшань Хан перешел к коммунистам. Ведь именно это заставило его перейти в другой лагерь, не так ли? Нет, нет. Теперь Чжилинь видел, каким хитроумным оппортунистом был тот. Переход от националистов к коммунистам прекрасно послужил Хуайшань Хану, а это было единственным, что волновало его. По той же самой причине он втянулся в опиумные дела. Деньги и растущая власть - вот составные части идеологии Хуайшань Хана.
   Хуайшань Хан приставил лезвие ножа к сонной артерии на шее Сеньлинь.
   - Отпусти, если не хочешь видеть ее мертвой. Чжилинь снял свою руку с Сеньлинь. Видя облегчение, появившееся в глазах Хуайшань Хана, он согнулся пополам и ударил в живот Хуайшань Хана, отбрасывая его назад.
   Хуайшань Хан издал хрюкающий звук, когда его позвоночник ударился о край железной крыши, закрывавшей колодец. Нож выпал из его ослабевших пальцев.
   Чжилинь сложил руки вместе и ударил Хана в грудь так, что тот согнулся пополам от боли. Тут же приподнял его - долго сдерживаемый гнев превратился в клокочущую ярость - и швырнул что есть силы.
   Хуайшань Хан грохнулся на середину железной крышки. Проржавевшая крышка проломилась. Хуайшань Хан закричал и, в отчаянии протянув руки, опять ухватился за Сеньлинь, увлекая ее с собой вниз.
   С воплями Чжилинь полез на колодец, обдирая кожу с коленей и голеней. Он ничего не видел, только чувствовал руку, пальцы, цеплявшиеся за него. Из последних сил он удерживал эту руку, ставшую скользкой от пота и зловонных испарений.
   Чья эта рука? Хуайшань Хана или Сеньлинь? В темноте он ничего не видел.
   И тут глубины освещенного лунным светом океана открылись ему, и он оказался в да-хэй и услышал зов.
   Я уничтожу его. Он чувствовал голос. Я должна его уничтожить. Отпусти!.. Отпусти!..
   - Нет! - беззвучно закричал он. - Нет!
   Другого пути нет. Он убьет меня.
   Но Чжилинь по-прежнему удерживал руку.
   - Нет!
   Я не дам ему убить и тебя. Прошу тебя, отпусти.
   - Сеньлинь!
   Звезды танцуют в неверном свете в глубине океана.
   - Я могу спасти тебя!
   И он устремился вперед не телом и даже не сознанием, а всем своим кц, своим необыкновенным ки. Он нашел ее и схватил ту ее сущность, с которой он сливался столько раз.
   И слился с ней еще один, последний раз.
   - Сеньлинь!..
   Это единственный путь...