Страница:
От унижения у Кобаси запылали щеки. Однако на ум не приходило ни одного довода, которым можно было бы сразить Наоэ.
– Ладно. Странный у нас разговор получился. – Наоэ поднялся. Часы на стене ординаторской показывали десять. – Если тебя начнет расспрашивать импресарио Ханадзё, говори, что знать ничего не знаешь.
– Поскольку я – первопричина всех этих неприятностей, я встречусь с корреспондентом «Сюкан лейди» и дам официальное опровержение, – подчеркнуто сухо ответил Кобаси.
– Ни к чему. – Наоэ сверил свои часы со стенными. – Они на это и рассчитывают. Обычная ловушка.
– Но если все оставить как есть, ответственность будет лежать на мне.
– От тебя требуется только одно – молчание.
– Нет, я…
– Раз уж проболтался, что толку теперь заводить разговор об ответственности? Не строй из себя чистоплюя.
– Но…
– Больные в амбулатории ждут, – почти миролюбиво закончил Наоэ и направился к выходу.
На другой день, когда Наоэ, прооперировав больного с язвой желудка, вернулся в комнату медсестер, к нему пришел импресарио Дзюнко Ханадзё. Было около пяти, дневные медсестры сдавали смену ночным дежурным. Чтобы не мешать занятым работой девушкам, Наоэ усадил импресарио на диван, стоявший в дальнем углу комнаты.
– Из-за этой статьи в «Сюкан лейди» целый день хожу сам не свой. – Жирное лицо импресарио выражало крайнюю степень недовольства. – В журнале черным по белому написано, что репортер разговаривал лично с доктором Кобаси, а Кобаси твердит: «Ничего не знаю», – и больше из него ни слова не вытянешь.
– Я тоже думаю, что он не мог ничего сказать репортерам.
Импресарио недоверчиво посмотрел на Наоэ.
– Врачам надо доверять.
– Что же, выходит, репортер все придумал?
– Возможно, медсестры или сиделки по недомыслию сболтнули лишнее. Мы все тщательно проверим и, если это подтвердится, примем строгие меры.
– Поздно. Новость уже просочилась в прессу.
– Пока только в один-единственный журнал.
– Стоит одному начать, а там и другие подхватят. Замучают звонками.
– Мы еще раз предупредим всех служащих, чтобы такое больше не повторилось.
– Я был просто уверен, что в вашей клинике умеют хранить тайны. У вас ведь лечится столько известных людей…
– Вы хотите сказать, что не верите мне?
– Нет, что касается вас, я…
Смущенный резким тоном Наоэ, импресарио виновато умолк.
– Я как старший врач заявляю вам, что такого быть не могло. И будем считать этот вопрос исчерпанным.
– Хорошо, хорошо.
– А на звонки не отвечайте. К телефону вообще не подходите.
– Мы так и делаем, но поклонники рвутся прямо в палату.
– Если что, свяжитесь со мной. Я сам поговорю с ними. И не стоит волноваться. Всем известно, что «Сюкан лейди» любит собирать сплетни. Никто этой заметке не поверит. Решат, что очередная утка, и только.
– Хорошо бы, – невесело вздохнул импресарио.
– Не придавайте этому значения.
Импресарио согласно закивал головой, но в его маленьких глазках затаилась озабоченность.
– Кстати, на днях я осматривал Ханадзё-сан и должен вам сказать, что меня весьма и весьма беспокоят ее варикозные узлы.
– Да, Дзюнко мне вчера об этом сказала. В самом деле так плохо?
– Ей можно только посочувствовать.
– Честно говоря, нас это давно тревожит.
– Почему же не обращались к врачам?
– Мы… – Импресарио, как всегда, когда оказывался загнанным в угол, потер сложенные на коленях ладошки.
– Если этим не заняться серьезно, Ханадзё-сан может стать по-настоящему плохо, хуже, чем на этот раз.
Непостижимым образом импресарио, еще минуту назад обвинявший Наоэ, теперь сам попал в положение обвиняемого.
– Мы уже говорили с президентом телекомпании, что хорошо бы как-нибудь выкроить время и подлечить Дзюнко.
– Так за чем же дело стало?
– Вы сказали ей, что поможет лишь операция?
– Да.
– Сколько же понадобится времени?
– Для кардинального лечения… пожалуй, месяц.
– Так долго? Столько лежать в больнице опасно.
– Опасно?
– Вот именно.
Импресарио хотел что-то добавить, но тут подошла Норико с температурным листом в руках.
– Уэно из триста двенадцатой опять лихорадит.
– Температуру мерили?
– Его всего трясет, невозможно градусник поставить.
– В ординаторской сидит доктор Кобаси – скажи ему.
Норико взяла список внутренних телефонов и пошла к аппарату.
– Понимаете, популярность певицы – штука очень непрочная. Чуть зазевался – и конец.
– Вот вы о чем…
– Если певица больше месяца не выступает на сцене, не появляется на экране телевизора, ей грозит забвение.
– Всего один месяц – и можно ставить крест?
– Ну, не совсем, конечно, однако, если надолго исчезнуть из виду, это незамедлительно скажется на популярности.
– Даже у такой певицы, как Ханадзё-сан?
– Ей-то, я думаю, пока бояться нечего. Сейчас она в самом зените славы, но…
– Выходит, у нее никогда не найдется времени для собственного здоровья?
– Что поделаешь… – Импресарио ссутулился. – Вообще считают, что предел популярности – три месяца. Ни один шлягер дольше не держится в моде. А с той поры, как Дзюнко спела «Сезон бабочек», прошло уже больше двух месяцев.
– И теперь ей срочно требуется новая песня?
– Да. – Импресарио невесело вздохнул.
– Но так же не может продолжаться вечно, посмотрите, какая она бледная. И кровотечение у нее, возможно, из-за малокровия.
– Что, до сих пор?
– Да. Никак не прекращается.
– Плохо…
Импресарио нервно тряс жирным коленом.
– А нет ли какого-нибудь лечения попроще?
– Можно ограничиться удалением узлов, но это не решит проблему.
– А хоть поможет?
– Ненадолго.
– Сколько потребуется времени?
– Думаю, недель двух хватит. Импресарио поднял глаза к потолку.
– Тогда, может, покончить с этим одним махом?
– Пожалуй…
– Если сделать операцию прямо сейчас, значит… значит… она пробудет в клинике в общей сложности три недели?
– Совершенно верно.
– Три недели? Тогда же никто не поверит статье в «Сюкан лейди»!
В комнату стремительно вошел Кобаси. Он мельком взглянул на разговаривавших, взял фонендоскоп и тотчас вышел. Следом за ним поспешила Норико.
– Я немедленно переговорю обо всем с нашим боссом и Ханадзё.
– Лучше бы, конечно, провести более основательное лечение. Ну а уж если никак невозможно, обойдемся простейшей операцией. Это все же лучше, чем ничего.
– Постойте. А что мы придумаем теперь? Какую болезнь? Ведь одно упоминание слова «геморрой» может разрушить миф об очаровательной Ханадзё.
– Ну что за больная! Сплошные сложности.
– Уж извините. – Импресарио смиренно склонил голову.
– Мы ничего не будем менять в нашей официальной версии.
– То есть?
– Удалили аппендикс. Но упустили время, начался перитонит, и заживление идет плохо. Это, я думаю, всех устроит.
– Я все же должен посоветоваться с боссом, да и с самой Дзюнко.
– Пожалуйста. Только поскорей. У нас тоже свои планы. Мы должны знать заранее.
– Непременно.
Импресарио поднялся и, поблагодарив Наоэ, вышел из комнаты.
Осеннее небо уже затягивалось вечерней пеленой. Наоэ стоял у окна, следил за проплывавшими в вышине красноватыми облачками. В его темнеющем на фоне окна силуэте ощущалась страшная усталость.
Когда он наконец оторвал взгляд от окна и оглянулся, в комнате медсестер оставалась только Акико Такаги. Остальные давно разошлись по домам.
– Дежуришь сегодня?
– Да.
Руки Акико, перебиравшие бумажки, на мгновение замерли. Она выжидательно взглянула на Наоэ, будто не решаясь заговорить.
– Я хотела…
– Что?
– Я хотела извиниться за все эти неприятности…
– Какие еще неприятности?
– Конечно, доктор Кобаси допустил ужасную оплошность…
– А ты тут при чем?
– В тот вечер к телефону первой подошла я. Мне нужно было сначала точно выяснить, кто звонит. Тогда бы ничего не случилось, – выпалила Акико на одном дыхании. – Так что виноват не только доктор Кобаси.
– Поня-я-ятно.
– Доктор Кобаси все принимает слишком всерьез.
– Ладно, не волнуйся.
– А можно мне вас кое о чем спросить?
– Спрашивай.
– Я насчет Тоды.
– Тоды? – озадаченно повторил Наоэ.
– Да. Того якудза, которому разбили бутылкой голову. Вы еще ему швы накладывали.
– А-а… А что с ним такое?
– Вы хотели его выписать, потому что он не платит, а доктор Кобаси сказал, что выписывать рано, и взял на себя все расходы…
– Он что, действительно платит за него?
– Он одолжил ему тридцать тысяч, на время, пока родители не пришлют. Только что-то не похоже, чтоб ему когда-нибудь пришел перевод.
Наоэ молча ждал продолжения.
– А теперь и эти тридцать тысяч кончились. И доктор Кобаси опять собирается дать ему денег.
– Тоду вполне можно выписывать.
– Он утверждает, что ему нечем платить и за амбулаторное лечение.
– Кобаси собирается платить даже за это?
– Он говорит: «А что поделаешь, придется…»
– Пожалуйста, ужинать! – разнесся по коридору голос поварихи.
– Этим должен заниматься Отдел благосостояния или Совет по контролю над общественным благополучием, но отнюдь не врачи.
– Я ему твержу то же самое, а он и слушать не желает.
– Ну а что же ты хочешь от меня?
– Может, вы скажете доктору Кобаси, чтобы он этого не делал?
По коридору потянулись спешившие на ужин больные.
– Бессмысленно. Он меня все равно не послушает.
– Ну что вы! Он вас очень уважает.
– Можно сделать только то, что возможно сделать.
– Сэнсэй…
Наоэ резко отвернулся от Акико и вышел из комнаты.
Не успел Наоэ, вернувшись в ординаторскую, присесть на диван и закурить сигарету, как в комнату торопливыми шагами вошел Кобаси.
– Как там Уэно?
– После озноба снова начался жар. Сейчас у него тридцать восемь и две.
– Ясно.
– Он очень бледный, но, если приглядеться, кожа чуть отливает в желтизну. Функциональные печеночные пробы показали повышенное содержание билирубина.
– А как анализ крови?
– Гемоглобин – восемьдесят, не такой уж низкий, а вот эритроциты значительно ниже нормы. Явное малокровие.
– Это я уже читал в истории болезни. Как формула крови?
– Пока еще окончательного ответа не получено. Но эритроциты слегка видоизменены. Мы отправили его кровь в центральную университетскую лабораторию, там сделают точный анализ.
– Что-нибудь еще?
– У него начался стоматит.
– Так…
– Жена сказала, что он и раньше терял сознание. Раза два он падал в обморок от головокружения и сильных головных болей.
Наоэ, положив ноги на стул, удовлетворенно кивнул.
– Твои предположения?
– Я думаю… – Кобаси устремил взгляд в окно. – Если судить по желтоватому оттенку кожи, похоже на гепатит.
– А чем ты объяснишь малокровие?
– Да… Действительно, эритроциты слишком понижены, чтобы все свалить на желтуху. Так что…
Кобаси запнулся. Его подмывало спросить мнение Наоэ, но после недавней стычки было как-то неловко.
– Надо точнее определить формулу крови. Наоэ повертел в пальцах сигарету.
– Думаю, у него злокачественная анемия.
– Что?
– Aplastishe An?mie, – сказал Наоэ по-немецки.
– Aplastishe An?mie? – повторил за ним Кобаси, подняв лицо. – Ну и что же?
– А то, что в принципе это неизлечимо.
– Но…
– Конечно, необходимо еще раз все тщательно проверить, только тогда можно будет сказать с уверенностью.
Кобаси постарался припомнить все, что слышал на лекциях и зубрил перед государственными экзаменами о злокачественных анемиях. Да, все основные симптомы: стоматит, малокровие и изменения в красных кровяных тельцах…
– Если анемия, то какое применять лечение?
– Рекомендуют кормить больного сырой печенью, но я считаю, что это помогает плохо. Самый эффективный метод – переливание крови.
– Переливание?
– Да. По четыреста кубиков ежедневно.
– Понятно, – упавшим голосом протянул Кобаси. Доставать по четыреста кубиков каждый день, не говоря уже о цене… Все это не обнадеживало. – Других методов не существует?
– Нет.
– Но он получает только пособие.
– Ничего.
– Ведь лечение будет длительным?
– Естественно.
– Честно говоря, меня главный врач уже отругал на днях за то, что я согласился принять больного, который не сможет выплатить разницу в стоимости палаты…
– И что ты ему ответил?
– Ответил, что все осознал.
– Вот и хорошо.
– Но…
– Выслушал – и ладно.
Наоэ потянулся за лежавшей на столе вечерней газетой и снова положил ноги на стул.
Глава X
– Ладно. Странный у нас разговор получился. – Наоэ поднялся. Часы на стене ординаторской показывали десять. – Если тебя начнет расспрашивать импресарио Ханадзё, говори, что знать ничего не знаешь.
– Поскольку я – первопричина всех этих неприятностей, я встречусь с корреспондентом «Сюкан лейди» и дам официальное опровержение, – подчеркнуто сухо ответил Кобаси.
– Ни к чему. – Наоэ сверил свои часы со стенными. – Они на это и рассчитывают. Обычная ловушка.
– Но если все оставить как есть, ответственность будет лежать на мне.
– От тебя требуется только одно – молчание.
– Нет, я…
– Раз уж проболтался, что толку теперь заводить разговор об ответственности? Не строй из себя чистоплюя.
– Но…
– Больные в амбулатории ждут, – почти миролюбиво закончил Наоэ и направился к выходу.
На другой день, когда Наоэ, прооперировав больного с язвой желудка, вернулся в комнату медсестер, к нему пришел импресарио Дзюнко Ханадзё. Было около пяти, дневные медсестры сдавали смену ночным дежурным. Чтобы не мешать занятым работой девушкам, Наоэ усадил импресарио на диван, стоявший в дальнем углу комнаты.
– Из-за этой статьи в «Сюкан лейди» целый день хожу сам не свой. – Жирное лицо импресарио выражало крайнюю степень недовольства. – В журнале черным по белому написано, что репортер разговаривал лично с доктором Кобаси, а Кобаси твердит: «Ничего не знаю», – и больше из него ни слова не вытянешь.
– Я тоже думаю, что он не мог ничего сказать репортерам.
Импресарио недоверчиво посмотрел на Наоэ.
– Врачам надо доверять.
– Что же, выходит, репортер все придумал?
– Возможно, медсестры или сиделки по недомыслию сболтнули лишнее. Мы все тщательно проверим и, если это подтвердится, примем строгие меры.
– Поздно. Новость уже просочилась в прессу.
– Пока только в один-единственный журнал.
– Стоит одному начать, а там и другие подхватят. Замучают звонками.
– Мы еще раз предупредим всех служащих, чтобы такое больше не повторилось.
– Я был просто уверен, что в вашей клинике умеют хранить тайны. У вас ведь лечится столько известных людей…
– Вы хотите сказать, что не верите мне?
– Нет, что касается вас, я…
Смущенный резким тоном Наоэ, импресарио виновато умолк.
– Я как старший врач заявляю вам, что такого быть не могло. И будем считать этот вопрос исчерпанным.
– Хорошо, хорошо.
– А на звонки не отвечайте. К телефону вообще не подходите.
– Мы так и делаем, но поклонники рвутся прямо в палату.
– Если что, свяжитесь со мной. Я сам поговорю с ними. И не стоит волноваться. Всем известно, что «Сюкан лейди» любит собирать сплетни. Никто этой заметке не поверит. Решат, что очередная утка, и только.
– Хорошо бы, – невесело вздохнул импресарио.
– Не придавайте этому значения.
Импресарио согласно закивал головой, но в его маленьких глазках затаилась озабоченность.
– Кстати, на днях я осматривал Ханадзё-сан и должен вам сказать, что меня весьма и весьма беспокоят ее варикозные узлы.
– Да, Дзюнко мне вчера об этом сказала. В самом деле так плохо?
– Ей можно только посочувствовать.
– Честно говоря, нас это давно тревожит.
– Почему же не обращались к врачам?
– Мы… – Импресарио, как всегда, когда оказывался загнанным в угол, потер сложенные на коленях ладошки.
– Если этим не заняться серьезно, Ханадзё-сан может стать по-настоящему плохо, хуже, чем на этот раз.
Непостижимым образом импресарио, еще минуту назад обвинявший Наоэ, теперь сам попал в положение обвиняемого.
– Мы уже говорили с президентом телекомпании, что хорошо бы как-нибудь выкроить время и подлечить Дзюнко.
– Так за чем же дело стало?
– Вы сказали ей, что поможет лишь операция?
– Да.
– Сколько же понадобится времени?
– Для кардинального лечения… пожалуй, месяц.
– Так долго? Столько лежать в больнице опасно.
– Опасно?
– Вот именно.
Импресарио хотел что-то добавить, но тут подошла Норико с температурным листом в руках.
– Уэно из триста двенадцатой опять лихорадит.
– Температуру мерили?
– Его всего трясет, невозможно градусник поставить.
– В ординаторской сидит доктор Кобаси – скажи ему.
Норико взяла список внутренних телефонов и пошла к аппарату.
– Понимаете, популярность певицы – штука очень непрочная. Чуть зазевался – и конец.
– Вот вы о чем…
– Если певица больше месяца не выступает на сцене, не появляется на экране телевизора, ей грозит забвение.
– Всего один месяц – и можно ставить крест?
– Ну, не совсем, конечно, однако, если надолго исчезнуть из виду, это незамедлительно скажется на популярности.
– Даже у такой певицы, как Ханадзё-сан?
– Ей-то, я думаю, пока бояться нечего. Сейчас она в самом зените славы, но…
– Выходит, у нее никогда не найдется времени для собственного здоровья?
– Что поделаешь… – Импресарио ссутулился. – Вообще считают, что предел популярности – три месяца. Ни один шлягер дольше не держится в моде. А с той поры, как Дзюнко спела «Сезон бабочек», прошло уже больше двух месяцев.
– И теперь ей срочно требуется новая песня?
– Да. – Импресарио невесело вздохнул.
– Но так же не может продолжаться вечно, посмотрите, какая она бледная. И кровотечение у нее, возможно, из-за малокровия.
– Что, до сих пор?
– Да. Никак не прекращается.
– Плохо…
Импресарио нервно тряс жирным коленом.
– А нет ли какого-нибудь лечения попроще?
– Можно ограничиться удалением узлов, но это не решит проблему.
– А хоть поможет?
– Ненадолго.
– Сколько потребуется времени?
– Думаю, недель двух хватит. Импресарио поднял глаза к потолку.
– Тогда, может, покончить с этим одним махом?
– Пожалуй…
– Если сделать операцию прямо сейчас, значит… значит… она пробудет в клинике в общей сложности три недели?
– Совершенно верно.
– Три недели? Тогда же никто не поверит статье в «Сюкан лейди»!
В комнату стремительно вошел Кобаси. Он мельком взглянул на разговаривавших, взял фонендоскоп и тотчас вышел. Следом за ним поспешила Норико.
– Я немедленно переговорю обо всем с нашим боссом и Ханадзё.
– Лучше бы, конечно, провести более основательное лечение. Ну а уж если никак невозможно, обойдемся простейшей операцией. Это все же лучше, чем ничего.
– Постойте. А что мы придумаем теперь? Какую болезнь? Ведь одно упоминание слова «геморрой» может разрушить миф об очаровательной Ханадзё.
– Ну что за больная! Сплошные сложности.
– Уж извините. – Импресарио смиренно склонил голову.
– Мы ничего не будем менять в нашей официальной версии.
– То есть?
– Удалили аппендикс. Но упустили время, начался перитонит, и заживление идет плохо. Это, я думаю, всех устроит.
– Я все же должен посоветоваться с боссом, да и с самой Дзюнко.
– Пожалуйста. Только поскорей. У нас тоже свои планы. Мы должны знать заранее.
– Непременно.
Импресарио поднялся и, поблагодарив Наоэ, вышел из комнаты.
Осеннее небо уже затягивалось вечерней пеленой. Наоэ стоял у окна, следил за проплывавшими в вышине красноватыми облачками. В его темнеющем на фоне окна силуэте ощущалась страшная усталость.
Когда он наконец оторвал взгляд от окна и оглянулся, в комнате медсестер оставалась только Акико Такаги. Остальные давно разошлись по домам.
– Дежуришь сегодня?
– Да.
Руки Акико, перебиравшие бумажки, на мгновение замерли. Она выжидательно взглянула на Наоэ, будто не решаясь заговорить.
– Я хотела…
– Что?
– Я хотела извиниться за все эти неприятности…
– Какие еще неприятности?
– Конечно, доктор Кобаси допустил ужасную оплошность…
– А ты тут при чем?
– В тот вечер к телефону первой подошла я. Мне нужно было сначала точно выяснить, кто звонит. Тогда бы ничего не случилось, – выпалила Акико на одном дыхании. – Так что виноват не только доктор Кобаси.
– Поня-я-ятно.
– Доктор Кобаси все принимает слишком всерьез.
– Ладно, не волнуйся.
– А можно мне вас кое о чем спросить?
– Спрашивай.
– Я насчет Тоды.
– Тоды? – озадаченно повторил Наоэ.
– Да. Того якудза, которому разбили бутылкой голову. Вы еще ему швы накладывали.
– А-а… А что с ним такое?
– Вы хотели его выписать, потому что он не платит, а доктор Кобаси сказал, что выписывать рано, и взял на себя все расходы…
– Он что, действительно платит за него?
– Он одолжил ему тридцать тысяч, на время, пока родители не пришлют. Только что-то не похоже, чтоб ему когда-нибудь пришел перевод.
Наоэ молча ждал продолжения.
– А теперь и эти тридцать тысяч кончились. И доктор Кобаси опять собирается дать ему денег.
– Тоду вполне можно выписывать.
– Он утверждает, что ему нечем платить и за амбулаторное лечение.
– Кобаси собирается платить даже за это?
– Он говорит: «А что поделаешь, придется…»
– Пожалуйста, ужинать! – разнесся по коридору голос поварихи.
– Этим должен заниматься Отдел благосостояния или Совет по контролю над общественным благополучием, но отнюдь не врачи.
– Я ему твержу то же самое, а он и слушать не желает.
– Ну а что же ты хочешь от меня?
– Может, вы скажете доктору Кобаси, чтобы он этого не делал?
По коридору потянулись спешившие на ужин больные.
– Бессмысленно. Он меня все равно не послушает.
– Ну что вы! Он вас очень уважает.
– Можно сделать только то, что возможно сделать.
– Сэнсэй…
Наоэ резко отвернулся от Акико и вышел из комнаты.
Не успел Наоэ, вернувшись в ординаторскую, присесть на диван и закурить сигарету, как в комнату торопливыми шагами вошел Кобаси.
– Как там Уэно?
– После озноба снова начался жар. Сейчас у него тридцать восемь и две.
– Ясно.
– Он очень бледный, но, если приглядеться, кожа чуть отливает в желтизну. Функциональные печеночные пробы показали повышенное содержание билирубина.
– А как анализ крови?
– Гемоглобин – восемьдесят, не такой уж низкий, а вот эритроциты значительно ниже нормы. Явное малокровие.
– Это я уже читал в истории болезни. Как формула крови?
– Пока еще окончательного ответа не получено. Но эритроциты слегка видоизменены. Мы отправили его кровь в центральную университетскую лабораторию, там сделают точный анализ.
– Что-нибудь еще?
– У него начался стоматит.
– Так…
– Жена сказала, что он и раньше терял сознание. Раза два он падал в обморок от головокружения и сильных головных болей.
Наоэ, положив ноги на стул, удовлетворенно кивнул.
– Твои предположения?
– Я думаю… – Кобаси устремил взгляд в окно. – Если судить по желтоватому оттенку кожи, похоже на гепатит.
– А чем ты объяснишь малокровие?
– Да… Действительно, эритроциты слишком понижены, чтобы все свалить на желтуху. Так что…
Кобаси запнулся. Его подмывало спросить мнение Наоэ, но после недавней стычки было как-то неловко.
– Надо точнее определить формулу крови. Наоэ повертел в пальцах сигарету.
– Думаю, у него злокачественная анемия.
– Что?
– Aplastishe An?mie, – сказал Наоэ по-немецки.
– Aplastishe An?mie? – повторил за ним Кобаси, подняв лицо. – Ну и что же?
– А то, что в принципе это неизлечимо.
– Но…
– Конечно, необходимо еще раз все тщательно проверить, только тогда можно будет сказать с уверенностью.
Кобаси постарался припомнить все, что слышал на лекциях и зубрил перед государственными экзаменами о злокачественных анемиях. Да, все основные симптомы: стоматит, малокровие и изменения в красных кровяных тельцах…
– Если анемия, то какое применять лечение?
– Рекомендуют кормить больного сырой печенью, но я считаю, что это помогает плохо. Самый эффективный метод – переливание крови.
– Переливание?
– Да. По четыреста кубиков ежедневно.
– Понятно, – упавшим голосом протянул Кобаси. Доставать по четыреста кубиков каждый день, не говоря уже о цене… Все это не обнадеживало. – Других методов не существует?
– Нет.
– Но он получает только пособие.
– Ничего.
– Ведь лечение будет длительным?
– Естественно.
– Честно говоря, меня главный врач уже отругал на днях за то, что я согласился принять больного, который не сможет выплатить разницу в стоимости палаты…
– И что ты ему ответил?
– Ответил, что все осознал.
– Вот и хорошо.
– Но…
– Выслушал – и ладно.
Наоэ потянулся за лежавшей на столе вечерней газетой и снова положил ноги на стул.
Глава X
Машина мчалась на восток по скоростной магистрали Токио—Нагоя. Внизу, на склонах холмов, виднелись тесно прижавшиеся друг к другу дома. Несмотря на выходной день, шоссе, ведущее в столицу, было относительно свободно – до вечера еще далеко.
Маюми оживленно болтала до самой Иокогамы, но по мере приближения к Токио все больше мрачнела и замыкалась в себе.
– Папочка сразу поедет домой? – Она оторвалась от окошка и повернулась к Ютаро.
– Я ведь уже сказал.
– Значит, мне опять оставаться одной…
– У меня дела.
– Не хочу-у-у… – капризно протянула она.
– Потерпи. Мы и так со вчерашнего вечера все время вместе.
Вчера, в субботу, во второй половине дня Ютаро с Маюми отправились с ночевкой в Хаконэ, на горячие источники Оовакудани.
Поездка, разумеется, хранилась в тайне от Рицуко, которую Ютаро убедил, что едет на турнир по гольфу, организованный фармацевтической фирмой S. Турнир действительно был назначен на воскресенье и должен был проводиться в местечке Сэнгокухара – Ютаро не лгал, – однако начинался довольно поздно, в десять утра, и поэтому выезжать в субботу никакой нужды не было. Но Ютаро, жаждавший насладиться объятиями юной Маюми в горном отеле у источников, пригласил к себе распорядителя турнира и попросил помочь разыграть перед Рицуко целый спектакль. Распорядитель, служивший торговым агентом фирмы S., естественно, согласился.
– Состязания начинаются очень рано, поэтому вашему супругу придется сегодня заночевать в Хаконэ, – извиняющимся тоном сказал он.
– Жаль… Я ведь тоже так давно не была в Сэнгокухара…
Рицуко, игравшая в гольф ничуть не хуже мужа, с тоской посмотрела в безоблачное небо.
– После Нового года мы устроим еще один турнир. Надеюсь, уж тогда вы непременно поедете!
– А доктор Хираяма тоже едет?
– Конечно.
Хирург Хираяма имел клинику неподалеку от Токийского университета. В молодости они с Ютаро учились на одном курсе, а затем, вступив на путь частного предпринимательства, сблизились еще больше и теперь дружили семьями. Опасаясь, что Хираяма нечаянно проболтается, Ютаро и распорядитель скрепя сердце пригласили его с собой. Поскольку у Хираямы любовницы не было и ему вовсе не улыбалось ехать с вечера, то за его номер пришлось заплатить Ютаро. Если ты занимаешь видное положение, даже простая интрижка и та обходится недешево.
– В самом деле, жаль! А может, все-таки мне поехать? – неожиданно загорелась Рицуко.
– Что ты, что ты! – испуганно замахал руками Ютаро. – Ты что, забыла? У Микико же завтра смотрины!
– Ну и что? Это в пять часов.
– Ты думаешь, что говоришь?
– Соревнования же начинаются рано утром. Да? Ютаро, ища поддержки, умоляющими глазами посмотрел на распорядителя.
– Да, в восемь, – авторитетно подтвердил тот. – Но после окончания турнира мы устроим небольшой банкет, и все разъедутся не раньше трех.
– На банкет можно и не ходить, – возразила Рицуко.
– Что вы! Как можно участнику турнира не прийти на дружескую встречу?! – поразился распорядитель.
– Отыграть и уехать? Да что про меня подумают?! – Ютаро был в отчаянии.
– Ну а сам-то ты как успеешь, если пойдешь на этот дурацкий банкет? – поинтересовалась Рицуко.
– Я… Я уйду часа в два. Если увижу, что не успеваю, поеду прямо в гостиницу, на смотрины, не заезжая домой.
– Так ведь и я могу сделать то же самое!
– Да ты что?! Тебе же надо помочь Микико одеться и привести себя в порядок! Такой день, а отец с матерью отправятся играть в гольф!.. Да нас просто засмеют!
– Ладно. Сам смотри не опаздывай. Опаздывать на смотрины – неуважение к гостям. – От досады, что она не может поехать, Рицуко со злостью пилила супруга. – А то знаю я тебя: выпьешь каплю – с места не двинешься.
– Не извольте беспокоиться, – вмешался распорядитель. – Я буду рядом, прослежу.
– Ну, вы-то между собой всегда договоритесь, – проворчала Рицуко. – Уж если чего не захотите…
– Неужели я стану вас обманывать? Ни о чем не беспокойтесь.
– За этим человеком только глаз и глаз. – Рицуко метнула на супруга грозный взгляд, и Ютаро малодушно отвернулся.
– У тебя правда дела? – не унималась Маюми.
– Сказал же. Я потому и на банкет не пошел.
– Не хочу-у-у! – тоном обиженного ребенка снова повторила Маюми.
– Мы же со вчерашнего вечера вместе.
– Так уж и вместе! Ушел с утра на этот свой гольф, бросил меня одну…
Из боязни встретить в Кодзири знакомых Ютаро решил остановиться отдельно от всех, в Оовакудани. Но в воскресенье с самого утра Ютаро должен был участвовать в турнире и спозаранку отправился на поле в Сэнгокухара, оставив Маюми в одиночестве. Он был бы не прочь захватить с собой молоденькую, соблазнительную девицу, но понимал, что это уже верх бесстыдства. И вот до часу дня Маюми оказалась предоставленной самой себе.
Хорошенькая Маюми всегда пользовалась успехом. И на этот раз она не скучала: бесцельно слоняясь возле гостиницы, Маюми познакомилась с симпатичным мужчиной лет тридцати пяти. Он сказал, что приехал из Нагои. Маюми совсем не плохо провела с ним время – даже прокатилась на машине до самого источника. Но оттого, что Ютаро не пожелал показаться с ней в обществе, самолюбие Маюми страдало.
– Какие могут быть дела в воскресенье вечером? Маюми терпеть не могла сидеть дома одна и сейчас жалела, что не успела ни с кем договориться на сегодняшний вечер.
– Да пойми ты, я не могу не пойти!
– Папочка так боится своей жены?
– Что за глупости? Дело совсем не в этом.
– А в чем?
– Сегодня у моей дочери смотрины.
Ютаро решил, что чистосердечное признание развеет подозрения.
– У Микико-сан?
– Ты знаешь, как ее зовут? – удивился он.
– Еще бы! Папочка сам говорил. Папочка еще сказал, что мы с ней ровесницы.
Ютаро поморщился.
– Так вот куда ты идешь…
– Я же отец. Как я могу не пойти?
Маюми помолчала, сплетя пальцы, потом задумчиво сказала:
– Мне, что ли, выйти замуж?..
– Эй, ты что это мелешь? – испугался Ютаро.
– А что? Мне тоже пора замуж.
– Ну ладно, ладно…
У Ютаро было скверно на душе. И в гольфе ему не повезло, и от жены досталось, а теперь еще и Маюми…
– Не-е-т, в самом деле, надо и мне устроить смотрины, хоть разочек.
Маюми отвернулась к окну. На прижавшийся к подножию холма город спускались сумерки.
Ютаро уже раскаивался, что проговорился. Конечно, Маюми – не ровня Микико, но, как ни крути, они действительно ровесницы. Его больно кольнуло воспоминание о юном, прекрасном теле, которое он ласкал вчера вечером.
– Хочешь, я тебе что-нибудь подарю? – заискивающе сказал он. – Что тебе купить?
– Помнишь наш разговор?
– О чем?
– Я же тебя просила. Кафе.
– А-а… Я ведь тогда сказал, надо подождать годика два-три.
– Скряга.
– Я не скряга.
– Сначала новая клиника, да?
– Видишь, ты же сама все прекрасно понимаешь.
– Ну и ладно. Тогда я поищу себе кого-нибудь пощедрее.
– Эй! Ты мне брось эти шуточки.
Ютаро игриво ткнул Маюми пальцем в бок, но она даже не обернулась.
– Подожди еще чуть-чуть.
Машина промчалась мимо развязки у Сэта. Ютаро взглянул на часы: без десяти четыре. Если прямо в гостиницу, времени еще более чем достаточно.
– Будь хорошей девочкой, посиди сегодня дома. – Ютаро повернулся к водителю: – Заедете в Эбису, а потом в гостиницу Р.
– Смотрины будут в гостинице Р.?
– Мы там встречаемся.
– Слушай, ведь это же как раз там потеряла сознание Дзюнко Ханадзё! Как она сейчас?
– Ее будут оперировать. У нее геморрой.
– Ну и болезнь! – Маюми прыснула.
– Не вздумай никому об этом рассказывать. У нас и так уже были неприятности. Один молодой врач проговорился про аборт.
– Не бойся, не скажу. Раз папочка просит – никому! А кто будет делать операцию?
– Наоэ.
– А-а! Нэмури Кёсиро.
– Что за странное прозвище?
– Значит, опять доктор Наоэ… Хм, да он у вас на все руки мастер…
Маюми язвительно рассмеялась, и у Ютаро отлегло от сердца.
Вернувшись домой, Маюми наполнила ванну. В машине она ныла, что ей будет скучно одной, но сейчас ее сморила усталость: она не привыкла вставать так рано, да и прогулка к источнику утомила ее.
У нее даже не было сил, чтобы выйти купить поесть и уж тем более приготовить что-то самой, и Маюми позвонила в соседний ресторан, попросила принести суси.
Она разделась, включила телевизор и легла на диван. Когда она поужинала, день уже угас. Из окна ее квартирки на восьмом этаже был виден город, привычно залитый ослепительными неоновыми огнями. Для Маюми настоящая жизнь начиналась тогда, когда вспыхивали эти вечерние огни, и поэтому сумерки словно влили в нее новые силы. Когда тебе двадцать три, достаточно полежать полчаса – и усталости как не бывало.
Маюми задумалась: «Куда бы пойти?»
Она уже уселась перед зеркалом, но вдруг вспомнила, что сегодня воскресенье и все мало-мальски приличные заведения закрыты. К тому же идти куда-то одной неинтересно.
Обычно, когда выяснялось, что Ютаро не может приехать к ней в воскресенье, Маюми тут же договаривалась о встрече с кем-нибудь из завсегдатаев кафе. Как правило, дело ограничивалось прогулкой на машине или походом в кегельбан, а потом ужином в ресторане – Маюми почти никому не позволяла перейти границы чисто дружеских отношений. Став содержанкой Ютаро, она блюла себя еще строже, но, пожалуй, не потому, что была так уж привязана к «папочке», – просто ей никто еще по-настоящему не нравился.
Не любовь двигала ею, когда она шла на свидание с другими мужчинами: Маюми было тоскливо одной в четырех стенах тесной квартирки. В те дни, когда она работала в кафе, можно было потом отправиться с кем-нибудь повеселиться в район Акасака или Роппонги. После таких развлечений Маюми всегда возвращалась домой под хмельком и засыпала как убитая.
А уж в выходные дни приглашения сыпались одно за другим – не бывало еще случая, чтобы Маюми в субботу и воскресенье скучала в одиночестве. Когда приглашений было чересчур много, она выбирала наиболее приятного и частого гостя кафе и тем самым, так сказать, убивала двух зайцев сразу: приятно проводила время и не забывала об интересах дела.
Но сегодня вечер был явно потерян. Отправляясь в Хаконэ, Маюми была просто уверена, что вернется гораздо позже, да и надеялась, что Ютаро поедет домой не сразу, а побудет с нею хотя бы до десяти.
«Ах, так! У дочки смотрины…» Она посмотрелась в зеркало и от злости показала себе язык. Прелестная картинка! Паинька Микико, изображающая девушку из приличной семьи… истеричная Рицуко… Ютаро, с приличествующей случаю миной… благообразный серьезный юноша с почтенными родителями… все они сейчас чинно сидят за столиком в банкетном зале гостиницы. «А я, выходит, пустое место?!»
Маюми порывистым жестом подняла кверху волосы. Тщательно уложенные на висках завитки рассыпались.
«Мы же с ней ровесницы… – Маюми охватило желание как-нибудь насолить Ютаро. Неожиданно ее осенило. – Позвоню-ка я Наоэ!»
Мысль была сумасбродной – но только на первый взгляд: она уже давно подспудно зрела в ее голове, еще с того дня, когда Маюми приходила на прием в клинику. «А ведь Наоэ-то не женат!» – ехидно подумала она.
Маюми набрала номер «Ориентал» и попросила домашний телефон Наоэ. К ее удивлению, медсестра, даже не поинтересовавшись, кто звонит, тотчас дала ей номер. Крутя диск, Маюми на секунду испугалась собственной дерзости, но мысль о долгом тоскливом вечере подстегнула ее. После третьего гудка трубку сняли.
– Слушаю, – сказал низкий спокойный голос.
– Наоэ-сэнсэй?
– Да, я.
– Это Уэгуса. Маюми Уэгуса.
– Маюми Уэгуса?.. Что-то не припоминаю.
– Мы с вами однажды встречались. Помните, я подвернула ногу…
– Ногу… – задумчиво повторил Наоэ. Разве упомнишь всех тех, кто заходил в клинику только один раз?
– Меня к вам привел главный врач.
– А-а!
– Помните? – обрадовалась Маюми.
– Теперь вспомнил.
– Извините, что я вас беспокою. Вы сейчас не заняты?
– А в чем дело?
– Я бы хотела с вами встретиться. – Маюми никогда прежде не приходилось самой назначать свидание мужчине, разве только когда она собирала деньги, что клиенты задолжали в кафе, и ей стало любопытно. – У меня побаливает нога.
– Приходите в клинику.
– Нет. В клинике – папочка… ой, то есть главврач. Мне неудобно. Может, лучше встретиться где-нибудь в баре?
– В баре?! – изумился Наоэ.
– Или у вас дома. Если, конечно, не возражаете…
Маюми оживленно болтала до самой Иокогамы, но по мере приближения к Токио все больше мрачнела и замыкалась в себе.
– Папочка сразу поедет домой? – Она оторвалась от окошка и повернулась к Ютаро.
– Я ведь уже сказал.
– Значит, мне опять оставаться одной…
– У меня дела.
– Не хочу-у-у… – капризно протянула она.
– Потерпи. Мы и так со вчерашнего вечера все время вместе.
Вчера, в субботу, во второй половине дня Ютаро с Маюми отправились с ночевкой в Хаконэ, на горячие источники Оовакудани.
Поездка, разумеется, хранилась в тайне от Рицуко, которую Ютаро убедил, что едет на турнир по гольфу, организованный фармацевтической фирмой S. Турнир действительно был назначен на воскресенье и должен был проводиться в местечке Сэнгокухара – Ютаро не лгал, – однако начинался довольно поздно, в десять утра, и поэтому выезжать в субботу никакой нужды не было. Но Ютаро, жаждавший насладиться объятиями юной Маюми в горном отеле у источников, пригласил к себе распорядителя турнира и попросил помочь разыграть перед Рицуко целый спектакль. Распорядитель, служивший торговым агентом фирмы S., естественно, согласился.
– Состязания начинаются очень рано, поэтому вашему супругу придется сегодня заночевать в Хаконэ, – извиняющимся тоном сказал он.
– Жаль… Я ведь тоже так давно не была в Сэнгокухара…
Рицуко, игравшая в гольф ничуть не хуже мужа, с тоской посмотрела в безоблачное небо.
– После Нового года мы устроим еще один турнир. Надеюсь, уж тогда вы непременно поедете!
– А доктор Хираяма тоже едет?
– Конечно.
Хирург Хираяма имел клинику неподалеку от Токийского университета. В молодости они с Ютаро учились на одном курсе, а затем, вступив на путь частного предпринимательства, сблизились еще больше и теперь дружили семьями. Опасаясь, что Хираяма нечаянно проболтается, Ютаро и распорядитель скрепя сердце пригласили его с собой. Поскольку у Хираямы любовницы не было и ему вовсе не улыбалось ехать с вечера, то за его номер пришлось заплатить Ютаро. Если ты занимаешь видное положение, даже простая интрижка и та обходится недешево.
– В самом деле, жаль! А может, все-таки мне поехать? – неожиданно загорелась Рицуко.
– Что ты, что ты! – испуганно замахал руками Ютаро. – Ты что, забыла? У Микико же завтра смотрины!
– Ну и что? Это в пять часов.
– Ты думаешь, что говоришь?
– Соревнования же начинаются рано утром. Да? Ютаро, ища поддержки, умоляющими глазами посмотрел на распорядителя.
– Да, в восемь, – авторитетно подтвердил тот. – Но после окончания турнира мы устроим небольшой банкет, и все разъедутся не раньше трех.
– На банкет можно и не ходить, – возразила Рицуко.
– Что вы! Как можно участнику турнира не прийти на дружескую встречу?! – поразился распорядитель.
– Отыграть и уехать? Да что про меня подумают?! – Ютаро был в отчаянии.
– Ну а сам-то ты как успеешь, если пойдешь на этот дурацкий банкет? – поинтересовалась Рицуко.
– Я… Я уйду часа в два. Если увижу, что не успеваю, поеду прямо в гостиницу, на смотрины, не заезжая домой.
– Так ведь и я могу сделать то же самое!
– Да ты что?! Тебе же надо помочь Микико одеться и привести себя в порядок! Такой день, а отец с матерью отправятся играть в гольф!.. Да нас просто засмеют!
– Ладно. Сам смотри не опаздывай. Опаздывать на смотрины – неуважение к гостям. – От досады, что она не может поехать, Рицуко со злостью пилила супруга. – А то знаю я тебя: выпьешь каплю – с места не двинешься.
– Не извольте беспокоиться, – вмешался распорядитель. – Я буду рядом, прослежу.
– Ну, вы-то между собой всегда договоритесь, – проворчала Рицуко. – Уж если чего не захотите…
– Неужели я стану вас обманывать? Ни о чем не беспокойтесь.
– За этим человеком только глаз и глаз. – Рицуко метнула на супруга грозный взгляд, и Ютаро малодушно отвернулся.
– У тебя правда дела? – не унималась Маюми.
– Сказал же. Я потому и на банкет не пошел.
– Не хочу-у-у! – тоном обиженного ребенка снова повторила Маюми.
– Мы же со вчерашнего вечера вместе.
– Так уж и вместе! Ушел с утра на этот свой гольф, бросил меня одну…
Из боязни встретить в Кодзири знакомых Ютаро решил остановиться отдельно от всех, в Оовакудани. Но в воскресенье с самого утра Ютаро должен был участвовать в турнире и спозаранку отправился на поле в Сэнгокухара, оставив Маюми в одиночестве. Он был бы не прочь захватить с собой молоденькую, соблазнительную девицу, но понимал, что это уже верх бесстыдства. И вот до часу дня Маюми оказалась предоставленной самой себе.
Хорошенькая Маюми всегда пользовалась успехом. И на этот раз она не скучала: бесцельно слоняясь возле гостиницы, Маюми познакомилась с симпатичным мужчиной лет тридцати пяти. Он сказал, что приехал из Нагои. Маюми совсем не плохо провела с ним время – даже прокатилась на машине до самого источника. Но оттого, что Ютаро не пожелал показаться с ней в обществе, самолюбие Маюми страдало.
– Какие могут быть дела в воскресенье вечером? Маюми терпеть не могла сидеть дома одна и сейчас жалела, что не успела ни с кем договориться на сегодняшний вечер.
– Да пойми ты, я не могу не пойти!
– Папочка так боится своей жены?
– Что за глупости? Дело совсем не в этом.
– А в чем?
– Сегодня у моей дочери смотрины.
Ютаро решил, что чистосердечное признание развеет подозрения.
– У Микико-сан?
– Ты знаешь, как ее зовут? – удивился он.
– Еще бы! Папочка сам говорил. Папочка еще сказал, что мы с ней ровесницы.
Ютаро поморщился.
– Так вот куда ты идешь…
– Я же отец. Как я могу не пойти?
Маюми помолчала, сплетя пальцы, потом задумчиво сказала:
– Мне, что ли, выйти замуж?..
– Эй, ты что это мелешь? – испугался Ютаро.
– А что? Мне тоже пора замуж.
– Ну ладно, ладно…
У Ютаро было скверно на душе. И в гольфе ему не повезло, и от жены досталось, а теперь еще и Маюми…
– Не-е-т, в самом деле, надо и мне устроить смотрины, хоть разочек.
Маюми отвернулась к окну. На прижавшийся к подножию холма город спускались сумерки.
Ютаро уже раскаивался, что проговорился. Конечно, Маюми – не ровня Микико, но, как ни крути, они действительно ровесницы. Его больно кольнуло воспоминание о юном, прекрасном теле, которое он ласкал вчера вечером.
– Хочешь, я тебе что-нибудь подарю? – заискивающе сказал он. – Что тебе купить?
– Помнишь наш разговор?
– О чем?
– Я же тебя просила. Кафе.
– А-а… Я ведь тогда сказал, надо подождать годика два-три.
– Скряга.
– Я не скряга.
– Сначала новая клиника, да?
– Видишь, ты же сама все прекрасно понимаешь.
– Ну и ладно. Тогда я поищу себе кого-нибудь пощедрее.
– Эй! Ты мне брось эти шуточки.
Ютаро игриво ткнул Маюми пальцем в бок, но она даже не обернулась.
– Подожди еще чуть-чуть.
Машина промчалась мимо развязки у Сэта. Ютаро взглянул на часы: без десяти четыре. Если прямо в гостиницу, времени еще более чем достаточно.
– Будь хорошей девочкой, посиди сегодня дома. – Ютаро повернулся к водителю: – Заедете в Эбису, а потом в гостиницу Р.
– Смотрины будут в гостинице Р.?
– Мы там встречаемся.
– Слушай, ведь это же как раз там потеряла сознание Дзюнко Ханадзё! Как она сейчас?
– Ее будут оперировать. У нее геморрой.
– Ну и болезнь! – Маюми прыснула.
– Не вздумай никому об этом рассказывать. У нас и так уже были неприятности. Один молодой врач проговорился про аборт.
– Не бойся, не скажу. Раз папочка просит – никому! А кто будет делать операцию?
– Наоэ.
– А-а! Нэмури Кёсиро.
– Что за странное прозвище?
– Значит, опять доктор Наоэ… Хм, да он у вас на все руки мастер…
Маюми язвительно рассмеялась, и у Ютаро отлегло от сердца.
Вернувшись домой, Маюми наполнила ванну. В машине она ныла, что ей будет скучно одной, но сейчас ее сморила усталость: она не привыкла вставать так рано, да и прогулка к источнику утомила ее.
У нее даже не было сил, чтобы выйти купить поесть и уж тем более приготовить что-то самой, и Маюми позвонила в соседний ресторан, попросила принести суси.
Она разделась, включила телевизор и легла на диван. Когда она поужинала, день уже угас. Из окна ее квартирки на восьмом этаже был виден город, привычно залитый ослепительными неоновыми огнями. Для Маюми настоящая жизнь начиналась тогда, когда вспыхивали эти вечерние огни, и поэтому сумерки словно влили в нее новые силы. Когда тебе двадцать три, достаточно полежать полчаса – и усталости как не бывало.
Маюми задумалась: «Куда бы пойти?»
Она уже уселась перед зеркалом, но вдруг вспомнила, что сегодня воскресенье и все мало-мальски приличные заведения закрыты. К тому же идти куда-то одной неинтересно.
Обычно, когда выяснялось, что Ютаро не может приехать к ней в воскресенье, Маюми тут же договаривалась о встрече с кем-нибудь из завсегдатаев кафе. Как правило, дело ограничивалось прогулкой на машине или походом в кегельбан, а потом ужином в ресторане – Маюми почти никому не позволяла перейти границы чисто дружеских отношений. Став содержанкой Ютаро, она блюла себя еще строже, но, пожалуй, не потому, что была так уж привязана к «папочке», – просто ей никто еще по-настоящему не нравился.
Не любовь двигала ею, когда она шла на свидание с другими мужчинами: Маюми было тоскливо одной в четырех стенах тесной квартирки. В те дни, когда она работала в кафе, можно было потом отправиться с кем-нибудь повеселиться в район Акасака или Роппонги. После таких развлечений Маюми всегда возвращалась домой под хмельком и засыпала как убитая.
А уж в выходные дни приглашения сыпались одно за другим – не бывало еще случая, чтобы Маюми в субботу и воскресенье скучала в одиночестве. Когда приглашений было чересчур много, она выбирала наиболее приятного и частого гостя кафе и тем самым, так сказать, убивала двух зайцев сразу: приятно проводила время и не забывала об интересах дела.
Но сегодня вечер был явно потерян. Отправляясь в Хаконэ, Маюми была просто уверена, что вернется гораздо позже, да и надеялась, что Ютаро поедет домой не сразу, а побудет с нею хотя бы до десяти.
«Ах, так! У дочки смотрины…» Она посмотрелась в зеркало и от злости показала себе язык. Прелестная картинка! Паинька Микико, изображающая девушку из приличной семьи… истеричная Рицуко… Ютаро, с приличествующей случаю миной… благообразный серьезный юноша с почтенными родителями… все они сейчас чинно сидят за столиком в банкетном зале гостиницы. «А я, выходит, пустое место?!»
Маюми порывистым жестом подняла кверху волосы. Тщательно уложенные на висках завитки рассыпались.
«Мы же с ней ровесницы… – Маюми охватило желание как-нибудь насолить Ютаро. Неожиданно ее осенило. – Позвоню-ка я Наоэ!»
Мысль была сумасбродной – но только на первый взгляд: она уже давно подспудно зрела в ее голове, еще с того дня, когда Маюми приходила на прием в клинику. «А ведь Наоэ-то не женат!» – ехидно подумала она.
Маюми набрала номер «Ориентал» и попросила домашний телефон Наоэ. К ее удивлению, медсестра, даже не поинтересовавшись, кто звонит, тотчас дала ей номер. Крутя диск, Маюми на секунду испугалась собственной дерзости, но мысль о долгом тоскливом вечере подстегнула ее. После третьего гудка трубку сняли.
– Слушаю, – сказал низкий спокойный голос.
– Наоэ-сэнсэй?
– Да, я.
– Это Уэгуса. Маюми Уэгуса.
– Маюми Уэгуса?.. Что-то не припоминаю.
– Мы с вами однажды встречались. Помните, я подвернула ногу…
– Ногу… – задумчиво повторил Наоэ. Разве упомнишь всех тех, кто заходил в клинику только один раз?
– Меня к вам привел главный врач.
– А-а!
– Помните? – обрадовалась Маюми.
– Теперь вспомнил.
– Извините, что я вас беспокою. Вы сейчас не заняты?
– А в чем дело?
– Я бы хотела с вами встретиться. – Маюми никогда прежде не приходилось самой назначать свидание мужчине, разве только когда она собирала деньги, что клиенты задолжали в кафе, и ей стало любопытно. – У меня побаливает нога.
– Приходите в клинику.
– Нет. В клинике – папочка… ой, то есть главврач. Мне неудобно. Может, лучше встретиться где-нибудь в баре?
– В баре?! – изумился Наоэ.
– Или у вас дома. Если, конечно, не возражаете…