– Сейчас?..
   – А что, можно прямо сейчас? Наоэ замялся.
   – У вас кто-то есть?
   – Д-да.
   – Тогда завтра.
   – Когда вы возвращаетесь домой?
   – В шесть.
   – Значит, в шесть? Снова пауза.
   – Не возражаете?
   – Ладно.
   – Уж пожалуйста, я вам буду очень обязана. Маюми положила трубку и перевела дух. От волнения ее даже пот прошиб.
   «Ну и ну!» – усмехнулась она и вытерла пот со лба. В это время в дверь позвонили. Два раза. Маюми тихонько прокралась по коридору и посмотрела в глазок: у двери стоял Ютаро.
   – Папочка? Что случилось?
   Она торопливо отворила. На Ютаро был тот же, что и два часа назад, темно-синий костюм, однако в самом «папочке» произошли разительные перемены. Он был просто вне себя.
   – Что? Что случилось? – испуганно повторила Маюми.
   Ютаро рухнул на диван, вытащил из стоявшей на столе сигаретницы сигарету и, не мигая, уставился в одну точку.
   – Микико не пришла.
   – Куда же она подевалась?
   – Понятия не имею.
   – Так, значит, смотрины накрылись? Он кивнул.
   На Маюми напал неудержимый смех, но, взглянув на грозное лицо Ютаро, она поперхнулась.
   – А она хоть знает, что у нее смотрины?
   – Конечно.
   – Интересно, куда же она исчезла?..
   – Все утро сидела дома, а после обеда ни с того ни с сего собралась в Сибуя, сказала, за покупками. Четыре часа, пять, а ее все нет и нет. Так и не явилась.
   – Может, пошла в кино или в театр и забыла?
   – Не могла она забыть. Ей же было велено прийти не позже трех.
   – Стра-а-анно…
   – Дрянная девчонка!
   От гнева руки у Ютаро тряслись.
   – А что родственники жениха?
   – Вежливо извинились и ушли. В общем, сраму не оберешься.
   – Ну и ну…
   Представив себе Ютаро, смиренно просящего прощения у родителей жениха, Маюми снова еле удержалась от смеха.
   – Задала она вам жару!
   – Что ты сказала? – вскипел Ютаро.
   – Нечего делать такое страшное лицо. Я пошутила.
   – Все у нее по-своему, вечно фокусы! Сумасбродка. Ютаро машинально ткнул в пепельницу наполовину недокуренную сигарету.
   – Куда она пропала?..
   – Может, она просто не хотела – с самого начала?
   – Не хочешь – не надо, так и скажи. Никто бы не стал тогда огород городить. Да еще пришлось из Хаконэ уехать раньше времени!
   То обстоятельство, что Ютаро, торопясь в Токио, не смог пойти на банкет, отнюдь не прибавляло ему благодушия.
   – Наверное, папочкина супруга переусердствовала.
   – Как бы там ни было, раз уж дала согласие, обязана явиться. Не понравится – можно и потом отказаться.
   – Нет уж. Когда так наседают, не откажешься. Впрочем, мне некому отказывать. Мне-то никто смотрин не устраивал…
   Ютаро рассерженно замолчал.
   Ну а почему папочка пришел сюда?
   – Домой идти – только нервы трепать.
   – О-о, так, значит, в порыве гнева…
   – И заодно посмотреть, как ты себя ведешь.
   – Как видишь, я верна папочке. – Маюми смиренно опустила ресницы, вспоминая свой разговор с Наоэ.
   – Сейчас девицам нельзя доверять.
   – Не то что папочкиной дочке…
   Маюми поднялась и пошла на кухню ставить чайник. Ее переполняло злорадство. «Так ему и надо!» – с наслаждением подумала она. Ей захотелось подразнить Ютаро.
   – А вдруг она сбежала из дому?
   – Без вещей? Вряд ли.
   – А если она что-нибудь с собой сделает? Ютаро вытаращил на нее глаза.
   – Не каркай.
   – Никогда нельзя сказать наперед, на что может решиться женщина, – глубокомысленно изрекла Маюми.
   – Ты нарочно меня пугаешь?
   – Папочка волнуется?
   – Это плохие шутки.
   Ютаро хотел рассердиться, но удар попал в цель. Он вскочил с дивана и подошел к телефону.
   – Алло. Это я. Микико вернулась? Прислушиваясь к доносившимся из трубки ответам, Маюми втянула голову в плечи.
   – Что?.. Еще нет?
   Охрипший голос Ютаро наливался яростью.
   – Дрянная девчонка! А ты… Это ты во всем виновата – не сумела воспитать как следует! – Теперь его гнев перекинулся на жену. – Да. Само собой… – Неожиданно он сбавил тон. – Да тут… У одного приятеля. Хорошо… Скоро буду.
   Ютаро явно присмирел: видно, Рицуко поинтересовалась, куда это он запропастился.
   – Да понял, понял, – дважды повторил он и бросил трубку.
   – Еще не пришла? – посочувствовала Маюми.
   – Нет. Всех подружек обзвонили. Нигде ее нет.
   – Непонятно.
   – И к родственникам не заходила…
   – Да… Дела. Хорошо, если с ней все в порядке. Маюми вздохнула и начала разливать чай.
   – Во всяком случае, как только она вернется, я с ней поговорю.
   – Да вернется, куда она денется. – Ей уже было жаль вконец перепуганного Ютаро. – Папочка еще побудет здесь? – осведомилась она, будто не слышала его разговора с женой.
   – Отдохну у тебя немного. Виски есть?
   – Американское уже все выпили. Ну да ничего, сойдет и это. – Маюми достала бутылку японского виски. – С водой?
   – Нет. Лучше со льдом.
   – А не слишком крепко?
   – Лей.
   – Так нервничать – это на папочку не похоже.
   – Я вовсе не нервничаю.
   – Да ты посмотри на себя. Издергался весь, просто сам не свой.
   Ютаро проглотил виски залпом.
   – А может, у нее есть мальчик?
   – Никого у нее нет.
   – Ты-то откуда знаешь?
   – Жена говорила.
   – Мать может и не догадываться. Моя, например, про меня ничего не знает.
   – Но она иногда приезжает к тебе.
   – Приезжает. – Маюми усмехнулась. – И всегда видит меня одну. Ей и во сне присниться не может, что мы тут с папочкой…
   – Ну, это потому, что вы живете отдельно.
   – Предлагаешь, чтобы мы жили вместе?
   – Думай, что говоришь!
   – Да уж… А то и впрямь, увидишь моих родителей – и упадешь!
   – Это почему же?
   – У тебя ведь давление…
   – Гм… Твоя мать, кажется, живет в Титикаве?
   – Да.
   – А чем она занимается?
   – В общем, ничем.
   – Но она же иногда подкидывает тебе денег?
   – Да-а… Бывает…
   Маюми украдкой взглянула на Ютаро и подавила смешок.
   – Ты что это?
   – Да так. Ничего.
   Ютаро все подливал и подливал себе виски. Обычно после первой же рюмки у него багровело лицо, но сегодня он пил, не пьянея.
   – Послушай, а может, ей нравится кто-то другой?
   – Уж матери бы она рассказала.
   – Как знать…
   – Эй!
   Маюми обернулась. Ее личико оказалось совсем рядом с круглой физиономией Ютаро.
   В тот вечер у Наоэ тоже были гости. Точнее, гостья – дочка главного врача, Микико. Она сидела в гостиной, придвинувшись к котацу. [18]
   – Что ты теперь собираешься делать? – Наоэ искоса посмотрел на Микико: она потупилась, сложив руки на коленях. – Домашние, верно, уже беспокоятся, ищут тебя.
   Она едва заметно кивнула. В наклоне головы было что-то совсем детское.
   – Ведь ты уже своего добилась, смотрины расстроила. Родители теперь все поняли, так что надо идти домой.
   – А дома – все сначала.
   – Но ведь ты в принципе не против замужества?
   – Нет.
   – А кто жених?
   – Врач. Ему двадцать восемь. Окончил медицинский факультет университета К.
   – Совсем неплохо. Твой отец – тоже врач, и породниться с медиком удобно во всех отношениях.
   – А я не желаю.
   – Вот как?
   – Они так стремятся выдать меня за врача, чтобы клиника осталась за нами.
   – Вполне логичное желание для частного врача.
   – Но я не хочу становиться жертвой прихоти родителей.
   – Не понимаю, в чем же тут жертва.
   – Для них на первом месте не я, а клиника. Они и на смотрины непременно приводят либо врачей, либо студентов-медиков. А те тоже хороши, только об одном – «унаследуем ли мы клинику, если породнимся с вашей семьей? Кто будет платить за аспирантуру, пока жених не получит ученую степень?» И все в том же духе. Как послушаешь – ни одного порядочного человека.
   – Ну нельзя же так ругать всех подряд.
   – Не хочу я быть приложением к клинике.
   – Зачем ты все так усложняешь? Это же естественно, что твой отец не хочет отдавать свое дело в чужие руки. Построить такую клинику заново сейчас обошлось бы в двести миллионов иен. А продать – хорошо, если полцены получишь. Ведь здание клиники ни подо что другое использовать нельзя. Так же как и оборудование, и инструменты. Естественно, для твоего отца невыносима даже мысль о том, что клинику, его детище, которое он растил и лелеял, постигнет такая участь.
   – Ну а я? Что будет со мной?
   – То, что клиника твое «приданое», вовсе не означает, что на смотрины будут приходить лишь охотники поживиться. Наверняка найдутся хорошие молодые люди, способные, достойные, но из бедной семьи, у которых нет денег на учебу в аспирантуре, но которые действительно потом полюбят тебя.
   – Сколько уж было этих смотрин, а еще ни разу ничего похожего…
   – А может, именно сегодня… Вряд ли родители станут желать тебе зла.
   Микико молчала, не отрывая глаз от котацу. Слова Наоэ явно не убедили ее.
   Наоэ допил сакэ и снова наполнил стакан почти наполовину.
   – Смешно, конечно, мне читать тебе мораль, но… ты свалилась как снег на голову. Я просто вынужден.
   – Извините. Я вам, наверное, помешала…
   – Помешать не помешала, но, честно признаться, удивила.
   – Простите.
   – Ты поступила очень неразумно.
   Наступила пауза, и сразу стал слышен накатывающий, словно прибой, глухой шум улицы.
   – Еще кофе?
   – Нет, спасибо.
   Микико исподлобья посмотрела на Наоэ и тут же перевела взгляд на книжную полку.
   – Тебе кто-то нравится?
   Микико вздрогнула, как от удара, и резко вскинула голову. Узкое, почти детское лицо залилось краской.
   – Тогда надо признаться родителям. Делать вид, что у тебя никого нет, и соглашаться на смотрины – просто нечестно по отношению к этому человеку.
   – Я…
   – Правда, по-моему, с кем бы ни жить, особой разницы не будет, но, если все же решиться взвалить на себя такую обузу, как брак, лучше уж выйти замуж за любимого человека.
   – Обузу… почему?
   – Брак – это когда мужчина и женщина вынуждены жить вместе очень-очень долго, верно?
   Микико широко раскрытыми глазами следила за Наоэ, словно боясь пропустить хоть слово.
   – Хотя… Не мне рассуждать о браке.
   – А отчего вы не женитесь?
   – Брак не в моем вкусе.
   – Как это понять?
   – Одни любят рис, другие – сакэ. Все дело вкуса. Наоэ запрокинул голову и допил стакан. Острый кадык дернулся вверх, потом вниз.
   – А я вас тогда так ждала…
   – Когда?
   – На балете.
   – А-а… В тот день ко мне неожиданно нагрянули гости.
   – Женщина? Наоэ не ответил.
   – Когда я позвонила, трубку сняла какая-то женщина. – Микико, смутившись, покраснела. – Ой, простите.
   – Ничего.
   Наоэ встал и, поправив воротник кимоно, присел рядом с Микико.
   – Посмотри-ка на меня.
   – Зачем? – Микико окончательно смешалась. Наоэ легонько обнял ее за плечи. Потом, не давая ей отвернуться, с силой прижался губами к маленькому, изящно очерченному рту. От Наоэ слегка пахло сакэ. Микико крепко зажмурилась. Ее веки подрагивали, от поцелуя щеки запали, словно выпитые до дна. Наоэ целовал ее и ждал, когда она перестанет сопротивляться. Наконец тело Микико стало мягким и податливым. И тогда, по-прежнему не отрываясь от ее губ, Наоэ поднял и бережно отнес ее на стоявшую в глубине комнаты кровать…

Глава XI

   На другой день в половине шестого вечера Маюми отправилась к Наоэ. От Эбису до его дома можно было добраться минут за пятнадцать, однако на всякий случай Маюми решила выйти пораньше.
   Был час пик, дороги забиты, но Маюми доехала до Икэдзири сравнительно быстро. От автобусной остановки прошла два квартала – до фруктовой лавки, где купила яблок и бутылку вина, – потом повернула за угол и остановилась перед большим белым домом. Ею вдруг овладело смутное беспокойство: «Вот я и пришла к нему. Сама… А, сколько бы веревочке ни виться…» В глубине души Маюми давно знала, что рано или поздно все кончится этим.
   Восьмиэтажное здание поднималось над теснившимися в улочке лавчонками, точно смотрело на них свысока. Маюми почти физически ощутила, как давит оно на нее своей тяжестью. «Может, не стоит?..» – заколебалась она. За широкой стеклянной дверью, в огромном вестибюле с оранжевыми стенами, висели в несколько рядов почтовые ящики. Маюми медлила, не решаясь войти.
   К подъезду подошел немолодой мужчина, удивленно покосился на стоявшую в растерянности Маюми, и она, не выдержав, рывком открыла дверь. Мужчина вошел следом; пройдя мимо, он повернул направо. Маюми с облегчением вздохнула и пошла налево, к лифтам.
   Наоэ жил на пятом этаже. Оба лифта, как назло, были заняты. Нетерпеливо поглядывая на огонек вызова, Маюми поправила шарф под воротником. Броский оранжевый шарф – прекрасное дополнение к светлому пальто… Маюми нервничала. В подъезд вошли еще двое. Наконец двери лифта открылись, и Маюми шмыгнула в него, словно спасаясь от погони.
   На пятом этаже было пусто. Вздрагивая от звука собственных шагов, она пошла направо по коридору, разглядывая номера квартир. Квартира Наоэ оказалась третьей от конца. Номер 518.
   На двери висела маленькая неприметная табличка. Затаив дыхание Маюми подкралась и прислушалась. Удивительно тихо, ни звука – как будто никого нет дома. Войти или нет? Стоит только нажать кнопку звонка…
   «А вдруг папочка узнает?» Беспокойно заныло сердце, перед глазами возникло разъяренное лицо Ютаро. Ей даже показалось, что она слышит его хриплый голос.
   «А собственно, что тут плохого? – убеждала она себя. – Подумаешь, заглянула на минутку перед работой. В кафе раньше восьми все равно делать нечего. Вполне успею. До Гиндзы отсюда – полчаса. Только покажу ему ногу и уйду».
   На пятом этаже снова остановился лифт, послышались шаги, глухой звонок.
   Маюми зажмурилась и нажала на кнопку.
   Раздалась мелодичная трель. Маюми проворно отскочила в сторону, чтобы ее не было видно через глазок. Дверь, однако, не открывали. «Может, нет дома?» – с надеждой подумала она и, осмелев, позвонила еще раз. Но в этот момент дверь отворилась. Она испуганно отдернула руку: перед ней, загораживая проход, стоял Наоэ.
   – Я звонила вам вчера вечером…
   – А, это вы… – Наоэ посторонился, пропуская гостью. – Что ж, входите.
   Он провел рукой по взъерошенным волосам, захлопнул дверь и повернул ключ.
   – Вот, по дороге купила… – Маюми неловко протянула пакет, но Наоэ, даже не удостоив ее взглядом, прошел в комнату и уселся перед котацу. Маюми робко последовала за ним.
   Большое окно… Вдоль стен – стеллажи с книгами, письменный стол. Кровать. Видимо, спал: одеяло небрежно откинуто. Маюми ощутила мучительный стыд, но пути к отступлению не было.
   – Есть только сакэ, – нарушил молчание Наоэ.
   – Нет-нет, спасибо. Я решилась побеспокоить вас только потому… что вы… мою ногу…
   Маюми держалась неестественно чопорно. В подобной ситуации, пожалуй, самая разбитная девица из бара превратится в тихоню.
   – Мне крайне неловко, что я беспокою вас дома. Вообще-то я хотела прийти в клинику…
   Наоэ отодвинул в сторону груду журналов.
   – Ладно уж. Ногу когда подвернули? Месяца два назад?
   – Да, в начале сентября.
   Маюми взглянула на стакан, стоящий на котацу. В нем еще оставалось сакэ.
   – Ну, показывайте.
   – Прямо сейчас? – растерялась Маюми.
   – А когда же еще?
   Маюми в замешательстве огляделась. «Вот дурёха! За этим ведь и пришла – чего же теперь стесняться? Но…»
   – Ложитесь на диван. – Наоэ даже не замечал, что Маюми вся сжалась от стыда. – И чулок снимайте. Оба чулка.
   Маюми чуть не расплакалась.
   – Доктор, вы…
   – Я отвернусь. – Наоэ, наконец сообразив, отошел к окну и стал изучать улицу.
   Маюми горько раскаивалась в своем безрассудстве. Пусть вроде по делу – но домой, к холостому мужчине… Да еще чулки…
   «Уж лучше бы я встретилась с ним где-нибудь в кафе, – кляла она себя. – Ведь с ногой-то, по правде говоря, все в порядке. Ну подумаешь, побаливает немного, когда походишь на каблуках, да и то не часто. Что и говорить, нога – просто предлог. Но почему именно вчера пришла в голову эта блажь? Ах, да… Смотрины у папочкиной дочки – Микико… Все равно: как это глупо! Что теперь он подумает обо мне…»
   Пожалуй, Маюми была не прочь провести с Наоэ вечер, но только не в столь дурацкой ситуации.
   – Ну что? – Голос Наоэ вернул Маюми к действительности.
   – Сейчас, еще минутку… – Она непослушными пальцами подвернула подол платья. – Все.
   – Щиколотка не ноет? – Наоэ прикоснулся к ноге, и Маюми испуганно поежилась. – Расслабьтесь. Здесь больно? – Наоэ пощупал ступню, лодыжку, потрогал голень. – А тут?
   – Пожалуй…
   – Здесь?
   – Н-нет… или да? – Маюми уже и сама не знала, больно ей или нет. – Кажется, немножко… – неуверенно пробормотала она. Не разберешь! Когда говорят: «больно» – кажется, что больно, говорят: «не больно» – и в самом деле не больно. И вообще Маюми было уже не до ноги. «Скорее бы все это кончилось», – мучительно краснея, подумала она. Ей казалось, что прошла целая вечность.
   Наконец Наоэ поднялся, и Маюми тоже, будто кукла на пружине, вскочила с дивана. Наоэ вышел на кухню, и оттуда послышалось бульканье воды из крана – наверное, мыл руки. Маюми вдруг стало неприятно и захотелось сбежать.
   Вернулся Наоэ и сел на прежнее место у котацу.
   – Ну что ж, – заключил он, – могу сказать, что причин для беспокойства нет.
   Маюми прекрасно знала это и сама.
   – Кость цела. Был вывих, небольшое растяжение, но сейчас все почти в норме.
   Маюми слушала с выражением глубокого внимания.
   – Единственное: поскольку обувь на высоких каблуках дает лишнюю нагрузку на щиколотку, старайтесь не носить ее.
   – Что, совсем?
   – Хотя бы месяца два-три.
   – Спасибо, доктор…
   – Ничего страшного нет, само пройдет. Во всяком случае, это не повод для визита к врачу.
   Маюми вспыхнула.
   – Вы только папочке не говорите, ладно?
   – Какому еще папочке? А… Главврачу…
   – Знаете, у него последнее время большие неприятности.
   – Вот как? – безучастно протянул Наоэ.
   – А вы не замечали?
   – Нет.
   – Хотите, расскажу? Ой, что было! – Маюми очень хотелось расшевелить Наоэ. – Его дочка сбежала со смотрин!
   – В самом деле? – Наоэ не отрываясь смотрел на сизый дымок, тянувшийся вверх от сигареты; на Маюми он даже не взглянул, и это больно задело ее.
   – А ведь Микико, кажется, в кого-то втрескалась. Не ответив, Наоэ неожиданно встал, принес из кухни большую бутыль и плеснул в стакан.
   – Налить?
   – Да я… – Последнее время Маюми частенько позволяла себе рюмочку-другую с завсегдатаями кафе, так что к закрытию бара едва держалась на ногах. «А, будь что будет!» – подумала она.
   – Только сакэ я не подогревал. – Наоэ направился было за чистым стаканом, но Маюми опередила его.
   – Я сама. – Она вскочила и побежала на кухню. Можно взять прямо с полки?
   Над мойкой аккуратно, донышком кверху стояли кофейные чашки и бокалы – чистые, вымытые до блеска; рядом лежала пачка бумажных салфеток с узором. Порядок здесь наводила явно не мужская рука.
   – Ах, какая чистота! – не без ехидства заметила, возвращаясь, Маюми. – Кто же у вас убирал? Не иначе какая-нибудь красотка?..
   Наоэ молча налил ей сакэ – будто и не слышал вопроса.
   Маюми с досадой поднесла стакан к губам. Она привыкла к виски, и сакэ показалось ей сладковатым, но пить было приятно.
   – Может, и мне позволите прибирать у вас? Иногда…
   – Так что было дальше? – нетерпеливо прервал ее Наоэ.
   – Дальше? Ах, да… – Маюми отпила еще глоток. – Только обещайте никому не говорить! – Она погрозила пальчиком.
   – Ладно.
   – Папочка уж-жасно расстроился, что смотрины накрылись. Вчера вечером он был у меня… – Маюми лукаво взглянула на Наоэ, точно спрашивая: «Ну, каково?» – До одиннадцати сидел, все домой звонил: волновался, вернулась ли любимая дочка. Так и не дождался, ушел сам не свой. А я еще масла в огонь подлила: «Вдруг она покончит с собой?» Да… Бедный папочка…
   Наоэ рассеянно слушал.
   – А сегодня вдруг звонит: «Вернулась! Утром». Ну и девчонка… Да что вы все молчите?! Неинтересно?
   – Почему же…
   Маюми с неожиданным любопытством уставилась на Наоэ.
   – Доктор, а вы знакомы с Микико?
   – Знаком.
   – Ну и как она вам? Нравится?
   – Хорошая девушка.
   – И только? Гм… – Маюми задумалась. Чем бы его пронять?.. – А хотите, я вам еще кое-что скажу? – Она загадочно усмехнулась. – Посмотрите на меня. Внимательно.
   Наоэ с недоумением взглянул на нее. Тонкое личико. Большие живые глаза, носик чуть вздернут, пухлая нижняя губа выдается вперед – однако это ее вовсе не портит, скорей наоборот, многим мужчинам даже нравится, и она, кажется, хорошо это знает…
   – Я вам никого не напоминаю? Наоэ растерянно покачал головой.
   – Ладно уж, подскажу, – хихикнула Маюми. – Этот человек имеет отношение к вашей клинике.
   – К «Ориентал»?!
   – Ага. – От сакэ Маюми неожиданно расхрабрилась.
   – Медсестра?
   – Вот уж не угадали! – Маюми игриво рассмеялась. – Это мужчина.
   – Мужчина?
   – Да. – Она таинственно округлила глаза. – И вы время от времени показываетесь ему.
   – Он что, врач?
   – Нет…
   – Не понимаю.
   – Ладно уж, так и быть. Знаете рентгенотехника Саваду?
   – А-а, Такэо Саваду…
   – Так я его сестра.
   Наоэ с новым интересом посмотрел на Маюми. Действительно, сходство есть: глаза… и нос курносый…
   – Удивлены?
   – Но у вас другая фамилия.
   – Ну и что? Он мой сводный брат. У нас отцы разные.
   – А главврач знает об этом?
   – Еще бы, это же я упросила папочку взять братца к себе.
   – Вон оно что…
   – Такэо мне часто рассказывает о вас.
   – Так вы же живете отдельно.
   – Ну и что? По телефону.
   – А Савада догадывается о ваших отношениях с главврачом?
   – Думаю, нет. Знает только, что тот частый гость в нашем кафе. Так что – чур, не проговоритесь!
   – Ладно.
   – Брат просто в восторге от вас. Говорит, хоть характер у вас и не сахар, все равно вы замечательный человек!
   Наоэ крутил в руках стакан.
   – Брат мне все рассказал! Вы ведь и сейчас ведете исследование, хоть и ушли из университета. Да еще на свои деньги. Здорово! На себе опыты ставите…
   – Вы ошибаетесь. Это не исследование.
   – Ладно скромничать, я ведь видела ваши рентгеновские снимки. В кабинете у брата. Бр-р, вот страх-то! Как представлю вас в темной комнате – что вы разглядываете собственные кости, – так просто мороз по коже.
   – Почему?
   – Сама не знаю. Жуть какая-то мерещится.
   Наоэ взглянул в окно. Уже стемнело. Небо высвечивали алые всполохи. Маюми почудилось, будто какая-то тень пробежала по его лицу.
   – Доктор! А вам никогда не бывает страшно?
   – Да нет. Привык.
   – А я тогда, как насмотрелась этих снимков, всю ночь уснуть не могла. Кошмары мучили. Кости ваши снились: пляшут в темноте, стучат друг о друга, да с таким хрустом!.. А потом ломаться начали…
   – Хватит! Прекратите! – закричал Наоэ.
   – Извините… – Маюми растерянно моргнула. – Не думала, что это вам так неприятно… Я тоже не люблю такие рассказы.
   Наоэ расправил плечи, словно ему было трудно дышать.
   – Знаете, когда я смотрела на ваши снимки, то представляла вас. Вы, доктор, такой же – холодный, сухой…
   – Тебе на работу? – спросил Наоэ, неожиданно переходя на «ты».
   – Да. – От сакэ у Маюми слегка шумело в голове. – А что, я очень мешаю?
   – Просто хочу прилечь.
   – Нездоровится?
   – Нет… – с трудом выговорил Наоэ. Лицо его внезапно померкло, лоб покрылся испариной.
   – Что случилось?
   Наоэ неуверенно опустился на диван.
   – Что-нибудь болит?
   – Спина… – прохрипел Наоэ.
   – Давайте потру? – испуганно предложила Маюми.
   – Пожалуйста… уйди… – Наоэ уткнулся лицом в подушку и застонал.
   Хмель мгновенно слетел с Маюми.
   – Может, вызвать врача?
   – Я сам врач. – Неожиданно Наоэ резко приподнялся: – В столе в правом ящике… стерилизатор… Неси скорее!.. Шприц…
   – Шприц?
   – Да-да, в железной коробке! Давай ее сюда!
   Маюми бросилась к столу, выдвинула ящик. Вот она, коробка. Маюми открыла крышку: внутри лежали два шприца и с десяток ампул с какой-то прозрачной жидкостью.
   – Скорее! – снова простонал Наоэ.
   Не мешкая, Маюми протянула стерилизатор.
   – Разглядела? – с непонятной злостью спросил Наоэ.
   – Что?
   Он взглянул на Маюми в упор – так, что ей захотелось провалиться сквозь землю. Лихорадочным движением отломив кончик ампулы, набрал в шприц бесцветную жидкость. Крупные капли пота усеяли лоб; рука, державшая шприц, тряслась.
   – Не смотри! – коротко приказал он. Маюми отвела глаза.
   Наоэ опять застонал.
   Сквозь полуприкрытые веки Маюми увидела, как Наоэ отвернул рукав кимоно; ее поразило, что кожа у него белая до синевы – не такая, как обычно бывает у мужчин.
   Закусив от боли губу, Наоэ, даже не протерев спиртом руку, вонзил иглу. Маюми поняла, что нечаянно подсмотрела чужую тайну.
   Наоэ бросил шприц в стерилизатор. Звякнув, покатилась пустая ампула.
   – Я сказал, уходи! – Наоэ опять кольнул Маюми неприязненным взглядом, и она инстинктивно зажмурилась.
   Несколько минут он глухо стонал – видимо, боль была нестерпимой. Маюми с ужасом наблюдала его страдания. Наоэ стонал все громче, голова металась по подушке.
   Наконец он затих – лекарство подействовало, и Наоэ уснул. Лицо его было в тени – свет не падал на него, – только смутно белело правое ухо.