— Куда вы нас везете? — потребовала Смонни.
— Увидишь. Место тебе отлично известно.
— Это скандал, насилие, совершенно незаконный акт! — снова завизжала Спанчетта.
— Может и так, если бы мы действовали только от имени Бюро Б, — почти ласково ответил Вук. — Но это не тот случай. Посмотри — на нас кепи ИПКЦ, а там правила иные.
— Все это фарс! Вы жалкие ничтожества, трусы, убийцы! Я отказываюсь иметь с вами дело!
На этот раз голос Вука прозвучал уже менее ласково.
— Кажется все просто, чего ж не понять? Кодекс ИПКЦ предусматривает четыре уровня поведения в соответствии с тяжестью вины. Процедура Д — наиболее жесткая. А от этой процедуры никуда не деться, поскольку она предполагает именно такие глобальные преступления, как, например, уничтожение целого города…
— Я ничего не делала с вашей Штромой! — крикнула Спанчетта. — И зачем вы втолкнули меня в эту вонючую машину! ?
— В случае со Штромой тебе и вменяется только укрывательство.
— К тому же, не забывай. Что ты вот уже двадцать лет, как убийца, — тихо добавил Шард. — Ты науськала Намура утопить Марью, что он и сделал руками Каттерлайна и Селиоса. Они во всем признались, преступление доказано, и вы оба понесете заслуженное наказание.
— Скажи им, что все не так, что я никогда не давала тебе таких идиотских приказаний! — крикнула Спанчетта Намуру. — Сделай это сейчас же! И тогда они отпустят меня!
— Я устал, Спанчетта, — нехотя ответил Намур. — Непредвиденный поворот реки вынес нас туда, куда мы не хотели, но у меня больше нет ни желания, ни воли сопротивляться. Все, что мы сейчас услышали — правда. И я не стану ничего отрицать — и тебе советую тоже больше не сопротивляться течению.
Спанчетта застыла с полуоткрытым ртом и уткнулась в окно; там проплывали дивные пейзажи, которые ей больше не суждено было увидеть никогда.
Аэробус летел всю ночь над Великим Западным Океаном и на рассвете прибыл на экваториальный континент Эссе. Теперь он летел низко над черными протоками и ковром полусгнивших джунглей. Вскоре на горизонте показался серый конус потухшего вулкана — Шатторак — маленький островок в необъятных болотах. Колония на Шаттораке, которая еще не так давно служила Смонни местом заточения для ее врагов, куда входили и Шард с Чилком, теперь была пуста.
Аэробус сел. Арестованные осторожно вышли и остановились, в тревоге оглядываясь по сторонам. Старые здания развалились, не считая небольшого домика, служившего когда-то караулкой.
— Вот вы и здесь, где предстоит вам провести остаток ваших дней — торжественно произнес Вук. — Не ждите ни посетителей, ни спасения, ни послабления никакого рода. Короче, отныне заботьтесь о себе сами.
— Хотите слушайте, хотите нет, но у меня есть для вас один совет, — вмешался Глауен. — Впрочем, я все равно скажу вам, хотите вы или нет. Видите, это место окружено оградой, а местами она сломана. Так вот, первым делом вы должны ее починить. Иначе вы немедленно подвергнетесь нападению обитателей джунглей. Мы оставляем вам несколько ящиков провизии. Может быть, в развалинах старой кухни есть еще что-то.
— А когда все это кончится, нам, что же, с голоду умирать? — в ужасе заголосила Спанчетта.
— Нет. Если научитесь работать, — ответил Шард. — Смонии знает местность. Вдоль изгороди пленники выращивали зерновые, для вас не составит труда заняться тем же; мы оставляем вам семена и инвентарь. Кроме того, здесь растут орехи, ягоды и грибы, хотя все это есть и в джунглях, которые опасны двадцать два часа в сутки. Но скоро вы научитесь приемам выживания. Мы, например, строили гнезда на деревьях, а лестницы втаскивали на ночь наверх. Может быть, этот совет тоже вам пригодится. Словом, вы найдете, что жизнь на Шаттораке — вещь сложная, но интересная. К тому же для вас это будет хорошей сменой впечатлений и привычек.
— Какая ужасная перспектива! — зарыдала Спанчетта. — Неужели мне Спанчетте Клаттук, придется лазать по деревьям, как обезьяне и только для того, чтобы в безопасности провести ночь?!
— Это уникальная тюрьма, — подтвердил Шард. — У вас будет море свободного времени. Ворота здесь всегда открыты, так что можете бежать в любое время. Если захотите убежать тайно — просто перелезьте через забор, спуститесь по склону и выйдите на побережье.
— Ваш совет воодушевляет, — усмехнулся Намур. — Мы начнем готовить побег немедленно.
— Ах, как жаль, мадам Зигони, что все кончилось так плохо, — вдруг обратился к Смонни Чилк. — У нас с вами бывали времена и получше: я помню однажды вы накормили меня прекрасным обедом. А потом запихали меня в эту проклятую дыру. Теперь погуляйте-ка здесь сами. Надо сказать, что после пребывания здесь я, кстати, до сих просыпаюсь по ночам от кошмаров. К тому же вы так и не заплатили мне за полгода, а теперь я и вообще не уверен, что когда-нибудь вы сможете сделать это.
Но Смонни даже не повернула головы в его сторону.
— Ну и ладно, — согласился он. — Я на вас не держу зла даже за собачью нору.
Чилк влез обратно в аэробус. За ним последовали и остальные. Трое пленников остались стоять тесной группкой, глядящей, как поднимается в небо и навсегда скрывается на горизонте туристический аэробус.
Глава девятая
Йипов убрали с Мармионского побережья, очень скоро от четырнадцати лагерей не осталось и следа, словно их там никогда и не было. По-прежнему синий океан лизал белый песок, прибой бился в берег, ласково ворча, пенясь и утекая назад с ленивой негой. Ветер шевелил пальмовые листья, но теперь никто уже не слышал этого нежного шуршания, поскольку йипы пришли и ушли, оставив после себя лишь пепел на местах костров. Постепенно, группа за группой они были перевезены на Мистические острова залива Мьюран в мире Розалия.
Свадьба Глауена и Уэйнесс состоялась в Речном Домике. Кора Тамм настояла на традиционной церемонии со свечами, музыкой и древним ритуалом обмена золотыми колечками. Так все и произошло. А теперь во временном доме, полученном ими у подножья гор Боло, молодожены планировали устройство собственного гнезда.
Они хотели построить дом на низком склоне у тихой реки, удачно вписав его в природный ландшафт. Молодые выбрали такое место, где у подножья росли, как грозные стражи, две старые корявые яблони и две древние лесные ели. И пока Глауен и Уэйнесс ждали технику, которая начала бы осуществление их мечты, они сажали на склонах виноградные лозы, затем на ближайшем лугу разбили фруктовый сад.
Левин Бардуз еще раз посетил Охотничьи Домики и был рад, что первоначальное очарование оказалось верным, и эстетическое чутье не обмануло его. Однако, на сей раз он приглядывался к ним уже с практической точки зрения и сделал для себя немало открытий. Самое главное заключалось в том, что прелесть этих маленьких полукабачков-полугостиниц проистекала не из мистицизма и не из ожиданий посетителей, а из полной практичности и благодаря постоянно совершенствуемой технике.
Основной принцип, по которому управлялась любая гостинца был прост, но точен: гостиница — это всего лишь часть ландшафта, никоим образом не нарушающая ни его формы, ни цвета. Кроме того, практически отсутствовали музыка и развлечения. Комфорт, тишина и хорошая пища — вот главное, без чего не может обойтись ни один клиент. Именно поэтому и обслуга, приученная держаться скромно, незаметно, и в то же время избегая фамильярности и отчужденности, носила скромные незапоминающиеся одежды.
Бардуз обошел все домики, проводя в каждом по два-три дня. На этот раз магнат занимался этим один — Флиц гостиничное дело не интересовало.
Покончив с осмотром и изучением домиков, Бардуз понял, что его дела на Араминте подошли к концу. Оставалось еще только отобрать йипов для Мистических Островов — и он сделал это, найдя нужное количество спокойных, очень привлекательных физически, склонных к музыке, красоте и творчеству людей. Бардуз намеревался проводить на островах фестивали, а кроме того, открыть несколько школ и организаций, которые дали бы возможность йипам получить хотя бы начальное социальное образование. Это делалось на случай, если кто-нибудь из йипов в будущем захочет покинуть острова.
Намур и Смонни пропали бесследно, однако Бардуз всегда вспоминал о своем сотрудничестве с ними с содроганием и ужасом. В конце концов, он просто выкинул их из головы, решив никогда больше не возвращаться к этому вопросу.
Пришла пора уезжать. Дела компании ждали его в Цастере, на Йиафете Зеленой Звезды Джилберта. Надо было осмыслить дальнейшее развитие бизнеса, провести немало консультаций, оценку новых проектов и спешно решить множество неотложных вопросов. Затем, если не возникнет ничего непредвиденного, Бардуз намеревался вернуться на Розалию и заняться тем, что сейчас занимало его больше всего — гостиницами.
В Речном Домике Кора и Эгон Таммы давали в честь Бардуза прощальный ужин. После ужина гости пошли посидеть на террасу. На Араминте наступила осень, в воздухе витал слабый аромат прелых листьев и влажной древесины. На деревьях лежали отблески уже холодного солнца, река катила волны неторопливо и важно перед ступенями террасы. Повсюду, в воздухе и на небе была разлита тихая грусть.
На террасе же завязался разговор, и то тут, то там были слышны голоса и смех. Среди гостей оказалось немало уроженцев Штромы, бывший Варден Олжин Боллиндер, его жена Итруни и дочь Сандж; другой бывший Варден, Вильдер Фергус со своей супругой Ларикой; несколько старых приятелей Уэйнесс, таких, как Танкред Захац и Аликс-Мария Сварн. Тут же присутствовала и Лайми Оффоу с сыном Утером, Шард Клаттук, Клод Лаверти с супругой Вальдой и еще многие и многие. Бодвин Вук держался несколько особняком и сидел, надвинув на лоб широкополую черную шляпу. Глауен еще подумал, что старик не в духе, ибо не было слышно никаких его обычных шуточек.
Какое-то время все обсуждали колоссальную стройку, что так неожиданно началась на Араминте и так медленно двигалась. Лайми во всем обвиняла Бюро Д и предложила, чтобы Бардуз самолично позвонил в компанию Л-Б Констракшн и с ее помощью положил конец долгострою. Бардуз согласился с виной Бюро Д, но категорически отказался звонить. Однако, если сама Лайми попросит его построить здесь штук десять охотничьих домиков, то он будет только счастлив. На Трое есть места, которые просто взывают построить там небольшие гостиницы — например, неподалеку от пещеры Фрупа, где катают свои странные шары андорилы. Также хорошее место есть в горах у мыса Вэйл, где южные шторма красиво бросают волны на скалы.
Предложения всех заинтересовали, за исключением самой Лайми, которая возмутилась, что стоит ей только дать согласие, и на всем протяжении Трои и Деукаса будут на расстоянии в две-три мили разбросаны небольшие гостиницы. Но как же быть с Эссе? Разве туристам неинтересно посмотреть на диких монстров?
На это Бардуз галантно ответил, что если Лайми захочет, то он построит гостиницы даже в самом аду.
После этого наступило молчание, которому немало способствовало разлитое в воздухе томление.
Эгон Тамм вздохнул и встал.
— Плохие времена миновали. Теперь мы все, за исключением, конечно, Бюро Д, будем заниматься созиданием.
— Боуэр Диффин не заслужил такого отношения, — вмешался Глауен, пожалев в общем-то ни в чем неповинного начальника Бюро Д. — Его вина заключается разве только в том, что он не предусмотрел такого развития событий за несколько месяцев вперед.
— Действительно, — присоединилась к Глауену Ларика Фергус. — Но хороший удар хлыста ему не повредит, он просто подгонит его.
Утер Оффоу, подвизавшийся на таинственных полях исторической философии, важно изрек:
— Настоящее — в настоящем! Минувшее ушло и кажется отныне несуществующим! Мы вступили в эпоху благоденствия, и отныне нас ничто не будет тревожить. Не считая мелких текущих неприятностей.
— Да, хватит уже треволнений, — подхватила Ларика.
Утер Оффоу, нахмурившись, посмотрел на небо.
— Но где именно благоденствие и спокойствие переходит в летаргию? Когда летаргия превращается в лень? В чем высшие доблести? Где романтика? Достижения? Приключения? Слава? Героизм?
— Я уже слишком стара для подобных а вопросов, — проворчала Ларика. — Вот вчера я упала и повредила колено.
— Вы все говорите не о том, — снова вступила в беседу Лайми. — Мы пережили страшную трагедию, и перед ее лицом даже упоминание о вашей поврежденной ноге нетактично.
Боллиндер задумчиво почесал черную страшную бороду.
— Да, минувшие события ужасны, но может быть, именно они и послужат катарсисом не только для нас, но также для наших потомков, которые как следуют выучат этот урок.
— Например, что касается меня, — усмехнулась на слова отца Сандж Боллиндер. — Я твой потомок — и что же я должна выучить?
— Оставайся честной, твердой и порядочной! Не увлекайся никакими ложными идеями! Избегай экзотических культов и интеллектуальных миазмов!
— Вы еще скажите: лошади кушают овес и сено.
Но Боллиндер печально покачал головой.
— Интересно бы услышать, что ты скажешь своим детям…
— Сандж очень скрытная, — рассмеялась Аликс-Мари. — Она умеет хорошо припрятать туфли, чтобы иметь возможность убегать из дома по ночам.
Сандж вытянула длинные ноги.
— Вовсе я не скрытная, совсем наоборот. Никто просто и не спрашивает моего мнения именно потому, что я всегда все говорю открыто. Я и сейчас скажу, что после ухода Клайти мир стал чуть менее интересен. Мне все-таки ужасно жаль этой старой упрямой кобылы.
Лайми подавила улыбку.
— Однако у нас еще остается Бодвин Вук и его древнее живописное детище. Так давайте радоваться ему, пока оно еще существует. Когда не станет и Бюро Б, ты пожалеешь еще больше, чем о Клайти.
При этих словах Бодвин неожиданно подскочил к столу и изо всей силы грохнул по нему кулаком.
— Ваши слова послужили катализатором! С этого момента я слагаю с себя полномочия суперинтенданта Бюро Б и прошу никого не оспаривать мое решение! Так что теперь, оскорбляя меня, не забывайте, что оскорбляете свободного человека!
Заявление Вука произвело колоссальное впечатление, выразившееся в разнообразных вскриках и охах.
— Невозможно!
— Бюро Б превратится в пустую скорлупу — немыслимо!
— Но кто же будет ловить преступников?
— Кто заменит констеблей?
— Нужен новый суперинтендант! — под сурдинку провела свою мысль Уэйнесс. — Я предлагаю Руфо Каткара!
— Да Вук просто шутит, — попыталась успокоить страсти Кора Тамм. — Он хочет таким образом услышать от нас правду!
— Вот я и скажу прямо, что испытываю к этой старой каналье только отвращение! — заявила Лайми Оффоу, давняя противница Вука еще со времен заседаний Садового Общества. — Он мастер затаптывать в грязь всеобщие мечты!
— Я всю жизнь занимался одним делом! — взревел Вук. — Тихо ускользать от всеобщего внимания и исполнять свою работу в тайне. Но даже это теперь ставят мне в вину!
— А, кстати, где Флиц? — поинтересовался Эгон у Бардуза. — Мы приглашали и ее, и Чилка — однако, нет ни той, ни другого.
Бардуз улыбнулся.
— Флиц и Эустас Чилк, равно, как и Вук, сняли с себя свои полномочия. Чилк теперь командует космической яхтой «Фортунатас», на которой они с Флиц, тоже решившей стать бродягой, будут отныне бороздить неисследованные уголки Сферы.
— Флиц? С Чилком? — удивилась Сандж.
— Да. У них гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд. И я не сомневаюсь, что в один прекрасный день они вдруг снова покажутся на Араминте и принесут вам необыкновенные известия о какой-нибудь новой планете.
Вскоре большинство гостей отбыло. Бардуз подошел к Глауену и Уэйнесс, которые все еще оставались на террасе, и объяснил:
— Чилк взял себе «Фортунатас», который стоял у меня в терминале в Баллилу. Ни Тамм, ни даже Вук возражать не стали, учитывая всю помощь, что я оказал им, включая и полученный ими клайхакер. Я также дал им совет относительно владений Титуса и Симонетты Зигони. Как известно, ущерб, причиненный разрушениями, должен быть возмещен, поскольку это собственность Консервации. Поэтому я предложил продать Тенистую долину как конфискованное имущество. И на эти деньги произвести восстановление того, что еще можно восстановить. Остаток предполагается перевести на счет «Флоресте». Кроме того, я сказал, что моя компания готова построить Орфеум на самых выгодных условиях. Поэтому-то старина Вук не слишком упирался, чтобы отдать «Фортунатас» Флиц и Чилку.
— Очень щедро с вашей стороны, — улыбнулась Уэйнесс.
Бардуз покачал головой.
— Ну, а теперь у меня есть еще маленький подарок вам на свадьбу — это еще один «Фортунатас», совершенно такой же, как и первый. Он ждет вас в терминале, прямо здесь, на Станции. Надеюсь, в нем вам будет хорошо и вы сможете наслаждаться путешествиями вдвоем еще долгие годы. Ключи и коды у диспетчера терминала.
— Это слишком дорогой подарок! — запротестовал Глауен. — Я даже не знаю, что сказать.
Бардуз, вообще не склонный к проявлению чувств, вдруг тронул Глауена за плечо.
— У меня много денег, но мало друзей. А вас — теперь уже и с Уэйнесс — я считаю своими друзьями. Про холодную же черную пещеру под камнями замка Байнсей я говорить вообще не хочу, — он помолчал немного. — Надо уходить прежде, чем окончательно впадешь в сентиментальность. И последнее: жду вас с «Фортунатасом» у себя на Розалии, а именно — в моих новых Охотничьих Домиках у замка Байнсей, когда они будут готовы.
— Мы непременно приедем к вам!
В это время Эгон Тамм отвел в сторону Вука.
— Не могу поверить, что ты действительно решил уйти с такого поста? Чем ты займешься? Ведь будешь как рыба на берегу!
Вук энергично взмахнул рукой.
— Эти разговоры о бродягах раздергали меня окончательно. Я ведь не был нигде. Не считая экскурсии на Соум, где я посмотрел четыре замка и посетил с десяток пивоварен. Каждый дурак может рассказать что-нибудь про Старую Землю, а некоторые и много чего интересного. Например, что если там выставить на ночь ботинки в коридор, чтобы их почистили, то их запросто украдут. Я должен увидеть все собственными глазами. А когда вернусь, то стану председателем Нового Орфеума — мечта Флоресте, наконец-то, осуществится.
Кора принесла свежезаваренный чай, и все снова уселись за столы, наблюдая, как солнце медленно опускается в горы за рекой.
ГЛОССАРИЙ
Гнозис — есть философская квази-религиозная система, основанная, как на формальной стороне организации, так и на иерархии священников. Бережливые соумианцы полагают, что кредо, ведущее к обеспечению просвещения должно быть доступным и понятным; если же для его толкования требуются дорогостоящие специалисты, то подобную доктрину надо считать неподходящей и непрактичной. Как известно, один из старейшин, делегированный для того, чтобы избрать наилучшую доктрину, прямо заявил, что «только дураки станут избирать религию, которая будет стоить им большим трудом заработанных денег».
Сам по себе гнозис не лишен интереса и состоит из совсем небольшого количества концепций. Космос или «Все» в пределах его понимаемости — уже включает в себя все сущее и не нуждается ни в каком развитии, поскольку существует божество или «первый движитель». Это, в свою очередь, обязует имущие классы содержать интерпретаторов, священников и других толкователей божественной воли.
«Все» существует в форме четырехмерного тора, постоянно вращающегося с одной и той же скоростью, так что начала и концы всегда соединяются, и каждое человеческое существо живет снова и снова в одном и том же теле, постоянно улучшая себя с помощью практики амелиорации. Постепенно оно восходит наверх или скатывается вниз, а может проживать жизнь и вообще на одном уровне до тех пор, пока не совершит нужного усилия, чтобы войти в новую «ксому», где снова ему предстоит добиваться улучшения. В целом гнозис рассматривается как жизнерадостное и оптимистическое славословие, поскольку самое плохое, что может случиться с человеком, заключается в потере им одной-двух степеней «ксомы»
Амелиорацию преподают амелиораторы, учащие детей в школе наряду с другими учителями и занимающиеся тем, чтобы уже с раннего возраста дети были вежливы, чистоплотны, деятельны, бережливы и уважительны к старшим.
Время от времени личность может выказать неординарные или странные личные качества и таким образом становится известна как «дикая сойка». В таком случае семья и окружающие относятся к нему отстраненно; иногда такие люди даже поселяются отдельно в одном из кварталов Соумджианы под названием «Лемурия». На улицах и площадях городов можно во множестве видеть людей, жарящих сосиски-гриль и продающих этот нехитрый товар прохожим — в большинстве случаев они, равно, как и уличные музыканты и бродячие артисты, лемурианцы.
В своей частной жизни соумианцы в основном чопорны и закрыты, что видно по всем их привычкам и манерам. Их сексуальные отношения и вообще несколько таинственны; явные половые извращения, тем не менее, вызывают у них неодобрение и порождают множество слухов. Уличенные в этом быстро становятся известны всем, но стараются придерживаться внешней и самой обыкновенной жизни, делая вид, что ничего не произошло.
Наблюдатели из других миров с трудом могут отличить богатого соумианца от человека со средним доходом, поскольку каждый всегда стремится владеть только лучшим, подразумевая под этим длительность пользования, и практичность функционирования. Богатство можно распознать лишь по тончайшим нюансам и для того, чтобы показать свой уровень в обществе требуются колоссальные навыки; кроме того, всячески избегается «буштернесс»*. 10 Все соумианцы, вне зависимости от класса, считают себя подлинными джентльменами, и парадокс их поведения заключается в их эмфатической преданности эгалитаризму, что поддерживается всем обществом, в котором существует целых двадцать уровней социального положения. Опознать эти уровни формально невозможно, так как на них не существует определенных характеристик. Тем не менее, их реальностью пронизана вся жизнь соумианцев, и всякий постоянно сравнивает себя с другими. Соумианцы всегда вежливы к подчиненным, то есть к людям из низшего сословия, но в то же время язвительны и завистливы к представителям высших сословий. Подобная тенденция создает динамическую систему выживания и поддержания основных стандартов. Однако, скандалы всегда приветствуются уже хотя бы потому, что таким образом социально понижается чье-то положение. И это, по некому трансцендентальному осмосу, тут же поднимает положение других.
Действие всей этой сложной системы воистину удивительно. Если в закрытую комнату поместить десять незнакомых между собой соумианцев, то уже через минуту там будет представлена вся иерархическая лестница. Как это происходит, объяснить вам никто не сможет, кроме самих соумианцев.
Несмотря на отсутствие титулов и номенклатуры, уровень каждого человека всегда всем известен благодаря тонкой лингвистической тональности, выработанной манере выстраивать фразы и предпочтении определенной терминологии. Распознается это мгновенно. Однако, базис общества, как ни странно, выражается в довольно-таки агрессивном лозунге, который все дети узнают с самого раннего возраста: «Все равны всем! Каждый амелиоративен! Каждый благовоспитан!»
Каждый взрослый йип при определенных обстоятельствах означает себя шестью именами. Когда йипа просят назвать себя, то обычно получают в ответ его официальное имя; например, Идрис Надельбак Мюрво. Идрис — это имя, даваемое при рождении, выбранное по символической атрибутике. Так, Идрис означает личность смелую, но ненадежную. Надельбак — имя, полученное по отцу, Мюрво — по матери. Помимо этого существует еще и обычное имя, используемое не-йипами или неблизкими друзьями. Так например, Идрис Наделбак Мюрво может пользоваться общим или «открытым» именем Карло. Есть еще два имени — более тайные и используемые только своими. Первое из них отмечает качество, которым обладает данный человек, например, Везунчик или Гармоничный. Второе, самое секретное, это шестое имя или «руха». Это, собственно говоря, и есть сам человек.
Руха фигурирует при выполнении определенных ритуалов. В центре старого Йиптона был огромный зал в пещере под названием Каглиоро. Его размеры всегда поражали туристов, когда экскурсоводы водили их по полуразвалившейся галерее в сорока футах над полом и в сорока футах от потолка. С этой рискованной обзорной площадки туристы могли видеть пространство колоссальных размеров, заполненное йипами, сидевшими на корточках вокруг маленьких едва мерцающих светильников. Туристы при этом всегда жаловались на невыносимую вонь и говорили о «Великом Чайфе».Однако, никто никогда не боялся чудовищной шевелящейся массы внизу, смутно освещенной тусклым светом светильников — зрелище было, действительно, поражающим воображение. И неизбежно гидам задавались одни и те же вопросы: «Что привело сюда этих людей? Зачем они скорчились в такой темноте?»
— Им просто нечего делать, — следовал стандартный ответ.
— Но они чем-то заняты! Они двигаются, копошатся, это же видно даже при таком свете!
— Они пришли встретиться с друзьями, пожарить рыбу и поиграть. Это их обычное времяпрепровождение.
Если экскурсовод был в хорошем настроении или надеялся на щедрые чаевые, то мог еще и описать их игру подробней.
— Эта игра не всегда бескорыстна. Порой она становится очень напряженной, ставками служат медная монета, орудие труда или рыба — словом, все, что имеет какую-то ценность. Когда невезучий или неумелый игрок проигрывает все, то ему не остается ничего иного, как поставить на кон часть своей «рухи» — то есть себя самого. Если после этого он выигрывает, он остается, так сказать, цельным, самим собой; если же проигрывает (а это случается весьма часто из-за невезения и неумения играть), то отдает одну сороковую часть себя.
Эта операция закрепляется тем, что сзади в волосы вплетается белая веревка. Предположим, игрок все-таки продолжает играть дальше и снова проигрывает, то в волосах у него оказывается все больше белых веревок, а части его оказываются у множества жителей Йиптона. Если же он проигрывает все сорок частей «рухи», то теряет себя окончательно и больше не допускается к игре. В этом случае он получает прозвище «Безымянный» и должен стоять у стены Каглиоро, лишь молча наблюдая происходящее. У него больше нет «рухи», он больше не человек, поскольку первые четыре имени совершенно бессмысленны, а пятое имя становится жестокой насмешкой.
На полу же Каглиоро происходит еще один процесс — торговля между теми, кто выиграл части «рухи». Каждый стремится собрать все сорок частей полностью. Порой этого удается достичь с трудом, порой легко, порой «руху» и вообще не собирают, а пользуются ей как разменной монетой. Но в конце концов, «руха» всегда оказывается у какого-нибудь единственного владельца, который таким образом сильно поднимает свой статус. Безымянный отныне становится его рабом, хотя не обязан ни служить своему хозяину, ни вообще исполнять какие-либо функции и желания. Он не подчиняется никаким приказаниям, не бегает по поручениям — дело обстоит гораздо хуже. Он больше не цельный человек, его «руха» ушла в душу его хозяина. Отныне он ничто, еще до смерти он превратился в призрак.
Но существует довольно простой способ разрешить эту неприятную ситуацию. Родители безымянного или его дед с бабкой могут отдать кредитору свои «рухи», и тогда первоначальная «руха» возвращается к своему собственнику. Он снова становится полноценным человеком, вольным играть, выигрывать и проигрывать на просторном полу Каглиоро, пока однажды опять не потеряет себя.
— Увидишь. Место тебе отлично известно.
— Это скандал, насилие, совершенно незаконный акт! — снова завизжала Спанчетта.
— Может и так, если бы мы действовали только от имени Бюро Б, — почти ласково ответил Вук. — Но это не тот случай. Посмотри — на нас кепи ИПКЦ, а там правила иные.
— Все это фарс! Вы жалкие ничтожества, трусы, убийцы! Я отказываюсь иметь с вами дело!
На этот раз голос Вука прозвучал уже менее ласково.
— Кажется все просто, чего ж не понять? Кодекс ИПКЦ предусматривает четыре уровня поведения в соответствии с тяжестью вины. Процедура Д — наиболее жесткая. А от этой процедуры никуда не деться, поскольку она предполагает именно такие глобальные преступления, как, например, уничтожение целого города…
— Я ничего не делала с вашей Штромой! — крикнула Спанчетта. — И зачем вы втолкнули меня в эту вонючую машину! ?
— В случае со Штромой тебе и вменяется только укрывательство.
— К тому же, не забывай. Что ты вот уже двадцать лет, как убийца, — тихо добавил Шард. — Ты науськала Намура утопить Марью, что он и сделал руками Каттерлайна и Селиоса. Они во всем признались, преступление доказано, и вы оба понесете заслуженное наказание.
— Скажи им, что все не так, что я никогда не давала тебе таких идиотских приказаний! — крикнула Спанчетта Намуру. — Сделай это сейчас же! И тогда они отпустят меня!
— Я устал, Спанчетта, — нехотя ответил Намур. — Непредвиденный поворот реки вынес нас туда, куда мы не хотели, но у меня больше нет ни желания, ни воли сопротивляться. Все, что мы сейчас услышали — правда. И я не стану ничего отрицать — и тебе советую тоже больше не сопротивляться течению.
Спанчетта застыла с полуоткрытым ртом и уткнулась в окно; там проплывали дивные пейзажи, которые ей больше не суждено было увидеть никогда.
Аэробус летел всю ночь над Великим Западным Океаном и на рассвете прибыл на экваториальный континент Эссе. Теперь он летел низко над черными протоками и ковром полусгнивших джунглей. Вскоре на горизонте показался серый конус потухшего вулкана — Шатторак — маленький островок в необъятных болотах. Колония на Шаттораке, которая еще не так давно служила Смонни местом заточения для ее врагов, куда входили и Шард с Чилком, теперь была пуста.
Аэробус сел. Арестованные осторожно вышли и остановились, в тревоге оглядываясь по сторонам. Старые здания развалились, не считая небольшого домика, служившего когда-то караулкой.
— Вот вы и здесь, где предстоит вам провести остаток ваших дней — торжественно произнес Вук. — Не ждите ни посетителей, ни спасения, ни послабления никакого рода. Короче, отныне заботьтесь о себе сами.
— Хотите слушайте, хотите нет, но у меня есть для вас один совет, — вмешался Глауен. — Впрочем, я все равно скажу вам, хотите вы или нет. Видите, это место окружено оградой, а местами она сломана. Так вот, первым делом вы должны ее починить. Иначе вы немедленно подвергнетесь нападению обитателей джунглей. Мы оставляем вам несколько ящиков провизии. Может быть, в развалинах старой кухни есть еще что-то.
— А когда все это кончится, нам, что же, с голоду умирать? — в ужасе заголосила Спанчетта.
— Нет. Если научитесь работать, — ответил Шард. — Смонии знает местность. Вдоль изгороди пленники выращивали зерновые, для вас не составит труда заняться тем же; мы оставляем вам семена и инвентарь. Кроме того, здесь растут орехи, ягоды и грибы, хотя все это есть и в джунглях, которые опасны двадцать два часа в сутки. Но скоро вы научитесь приемам выживания. Мы, например, строили гнезда на деревьях, а лестницы втаскивали на ночь наверх. Может быть, этот совет тоже вам пригодится. Словом, вы найдете, что жизнь на Шаттораке — вещь сложная, но интересная. К тому же для вас это будет хорошей сменой впечатлений и привычек.
— Какая ужасная перспектива! — зарыдала Спанчетта. — Неужели мне Спанчетте Клаттук, придется лазать по деревьям, как обезьяне и только для того, чтобы в безопасности провести ночь?!
— Это уникальная тюрьма, — подтвердил Шард. — У вас будет море свободного времени. Ворота здесь всегда открыты, так что можете бежать в любое время. Если захотите убежать тайно — просто перелезьте через забор, спуститесь по склону и выйдите на побережье.
— Ваш совет воодушевляет, — усмехнулся Намур. — Мы начнем готовить побег немедленно.
— Ах, как жаль, мадам Зигони, что все кончилось так плохо, — вдруг обратился к Смонни Чилк. — У нас с вами бывали времена и получше: я помню однажды вы накормили меня прекрасным обедом. А потом запихали меня в эту проклятую дыру. Теперь погуляйте-ка здесь сами. Надо сказать, что после пребывания здесь я, кстати, до сих просыпаюсь по ночам от кошмаров. К тому же вы так и не заплатили мне за полгода, а теперь я и вообще не уверен, что когда-нибудь вы сможете сделать это.
Но Смонни даже не повернула головы в его сторону.
— Ну и ладно, — согласился он. — Я на вас не держу зла даже за собачью нору.
Чилк влез обратно в аэробус. За ним последовали и остальные. Трое пленников остались стоять тесной группкой, глядящей, как поднимается в небо и навсегда скрывается на горизонте туристический аэробус.
Глава девятая
1
Йипов убрали с Мармионского побережья, очень скоро от четырнадцати лагерей не осталось и следа, словно их там никогда и не было. По-прежнему синий океан лизал белый песок, прибой бился в берег, ласково ворча, пенясь и утекая назад с ленивой негой. Ветер шевелил пальмовые листья, но теперь никто уже не слышал этого нежного шуршания, поскольку йипы пришли и ушли, оставив после себя лишь пепел на местах костров. Постепенно, группа за группой они были перевезены на Мистические острова залива Мьюран в мире Розалия.
2
Свадьба Глауена и Уэйнесс состоялась в Речном Домике. Кора Тамм настояла на традиционной церемонии со свечами, музыкой и древним ритуалом обмена золотыми колечками. Так все и произошло. А теперь во временном доме, полученном ими у подножья гор Боло, молодожены планировали устройство собственного гнезда.
Они хотели построить дом на низком склоне у тихой реки, удачно вписав его в природный ландшафт. Молодые выбрали такое место, где у подножья росли, как грозные стражи, две старые корявые яблони и две древние лесные ели. И пока Глауен и Уэйнесс ждали технику, которая начала бы осуществление их мечты, они сажали на склонах виноградные лозы, затем на ближайшем лугу разбили фруктовый сад.
3
Левин Бардуз еще раз посетил Охотничьи Домики и был рад, что первоначальное очарование оказалось верным, и эстетическое чутье не обмануло его. Однако, на сей раз он приглядывался к ним уже с практической точки зрения и сделал для себя немало открытий. Самое главное заключалось в том, что прелесть этих маленьких полукабачков-полугостиниц проистекала не из мистицизма и не из ожиданий посетителей, а из полной практичности и благодаря постоянно совершенствуемой технике.
Основной принцип, по которому управлялась любая гостинца был прост, но точен: гостиница — это всего лишь часть ландшафта, никоим образом не нарушающая ни его формы, ни цвета. Кроме того, практически отсутствовали музыка и развлечения. Комфорт, тишина и хорошая пища — вот главное, без чего не может обойтись ни один клиент. Именно поэтому и обслуга, приученная держаться скромно, незаметно, и в то же время избегая фамильярности и отчужденности, носила скромные незапоминающиеся одежды.
Бардуз обошел все домики, проводя в каждом по два-три дня. На этот раз магнат занимался этим один — Флиц гостиничное дело не интересовало.
Покончив с осмотром и изучением домиков, Бардуз понял, что его дела на Араминте подошли к концу. Оставалось еще только отобрать йипов для Мистических Островов — и он сделал это, найдя нужное количество спокойных, очень привлекательных физически, склонных к музыке, красоте и творчеству людей. Бардуз намеревался проводить на островах фестивали, а кроме того, открыть несколько школ и организаций, которые дали бы возможность йипам получить хотя бы начальное социальное образование. Это делалось на случай, если кто-нибудь из йипов в будущем захочет покинуть острова.
Намур и Смонни пропали бесследно, однако Бардуз всегда вспоминал о своем сотрудничестве с ними с содроганием и ужасом. В конце концов, он просто выкинул их из головы, решив никогда больше не возвращаться к этому вопросу.
Пришла пора уезжать. Дела компании ждали его в Цастере, на Йиафете Зеленой Звезды Джилберта. Надо было осмыслить дальнейшее развитие бизнеса, провести немало консультаций, оценку новых проектов и спешно решить множество неотложных вопросов. Затем, если не возникнет ничего непредвиденного, Бардуз намеревался вернуться на Розалию и заняться тем, что сейчас занимало его больше всего — гостиницами.
В Речном Домике Кора и Эгон Таммы давали в честь Бардуза прощальный ужин. После ужина гости пошли посидеть на террасу. На Араминте наступила осень, в воздухе витал слабый аромат прелых листьев и влажной древесины. На деревьях лежали отблески уже холодного солнца, река катила волны неторопливо и важно перед ступенями террасы. Повсюду, в воздухе и на небе была разлита тихая грусть.
На террасе же завязался разговор, и то тут, то там были слышны голоса и смех. Среди гостей оказалось немало уроженцев Штромы, бывший Варден Олжин Боллиндер, его жена Итруни и дочь Сандж; другой бывший Варден, Вильдер Фергус со своей супругой Ларикой; несколько старых приятелей Уэйнесс, таких, как Танкред Захац и Аликс-Мария Сварн. Тут же присутствовала и Лайми Оффоу с сыном Утером, Шард Клаттук, Клод Лаверти с супругой Вальдой и еще многие и многие. Бодвин Вук держался несколько особняком и сидел, надвинув на лоб широкополую черную шляпу. Глауен еще подумал, что старик не в духе, ибо не было слышно никаких его обычных шуточек.
Какое-то время все обсуждали колоссальную стройку, что так неожиданно началась на Араминте и так медленно двигалась. Лайми во всем обвиняла Бюро Д и предложила, чтобы Бардуз самолично позвонил в компанию Л-Б Констракшн и с ее помощью положил конец долгострою. Бардуз согласился с виной Бюро Д, но категорически отказался звонить. Однако, если сама Лайми попросит его построить здесь штук десять охотничьих домиков, то он будет только счастлив. На Трое есть места, которые просто взывают построить там небольшие гостиницы — например, неподалеку от пещеры Фрупа, где катают свои странные шары андорилы. Также хорошее место есть в горах у мыса Вэйл, где южные шторма красиво бросают волны на скалы.
Предложения всех заинтересовали, за исключением самой Лайми, которая возмутилась, что стоит ей только дать согласие, и на всем протяжении Трои и Деукаса будут на расстоянии в две-три мили разбросаны небольшие гостиницы. Но как же быть с Эссе? Разве туристам неинтересно посмотреть на диких монстров?
На это Бардуз галантно ответил, что если Лайми захочет, то он построит гостиницы даже в самом аду.
После этого наступило молчание, которому немало способствовало разлитое в воздухе томление.
Эгон Тамм вздохнул и встал.
— Плохие времена миновали. Теперь мы все, за исключением, конечно, Бюро Д, будем заниматься созиданием.
— Боуэр Диффин не заслужил такого отношения, — вмешался Глауен, пожалев в общем-то ни в чем неповинного начальника Бюро Д. — Его вина заключается разве только в том, что он не предусмотрел такого развития событий за несколько месяцев вперед.
— Действительно, — присоединилась к Глауену Ларика Фергус. — Но хороший удар хлыста ему не повредит, он просто подгонит его.
Утер Оффоу, подвизавшийся на таинственных полях исторической философии, важно изрек:
— Настоящее — в настоящем! Минувшее ушло и кажется отныне несуществующим! Мы вступили в эпоху благоденствия, и отныне нас ничто не будет тревожить. Не считая мелких текущих неприятностей.
— Да, хватит уже треволнений, — подхватила Ларика.
Утер Оффоу, нахмурившись, посмотрел на небо.
— Но где именно благоденствие и спокойствие переходит в летаргию? Когда летаргия превращается в лень? В чем высшие доблести? Где романтика? Достижения? Приключения? Слава? Героизм?
— Я уже слишком стара для подобных а вопросов, — проворчала Ларика. — Вот вчера я упала и повредила колено.
— Вы все говорите не о том, — снова вступила в беседу Лайми. — Мы пережили страшную трагедию, и перед ее лицом даже упоминание о вашей поврежденной ноге нетактично.
Боллиндер задумчиво почесал черную страшную бороду.
— Да, минувшие события ужасны, но может быть, именно они и послужат катарсисом не только для нас, но также для наших потомков, которые как следуют выучат этот урок.
— Например, что касается меня, — усмехнулась на слова отца Сандж Боллиндер. — Я твой потомок — и что же я должна выучить?
— Оставайся честной, твердой и порядочной! Не увлекайся никакими ложными идеями! Избегай экзотических культов и интеллектуальных миазмов!
— Вы еще скажите: лошади кушают овес и сено.
Но Боллиндер печально покачал головой.
— Интересно бы услышать, что ты скажешь своим детям…
— Сандж очень скрытная, — рассмеялась Аликс-Мари. — Она умеет хорошо припрятать туфли, чтобы иметь возможность убегать из дома по ночам.
Сандж вытянула длинные ноги.
— Вовсе я не скрытная, совсем наоборот. Никто просто и не спрашивает моего мнения именно потому, что я всегда все говорю открыто. Я и сейчас скажу, что после ухода Клайти мир стал чуть менее интересен. Мне все-таки ужасно жаль этой старой упрямой кобылы.
Лайми подавила улыбку.
— Однако у нас еще остается Бодвин Вук и его древнее живописное детище. Так давайте радоваться ему, пока оно еще существует. Когда не станет и Бюро Б, ты пожалеешь еще больше, чем о Клайти.
При этих словах Бодвин неожиданно подскочил к столу и изо всей силы грохнул по нему кулаком.
— Ваши слова послужили катализатором! С этого момента я слагаю с себя полномочия суперинтенданта Бюро Б и прошу никого не оспаривать мое решение! Так что теперь, оскорбляя меня, не забывайте, что оскорбляете свободного человека!
Заявление Вука произвело колоссальное впечатление, выразившееся в разнообразных вскриках и охах.
— Невозможно!
— Бюро Б превратится в пустую скорлупу — немыслимо!
— Но кто же будет ловить преступников?
— Кто заменит констеблей?
— Нужен новый суперинтендант! — под сурдинку провела свою мысль Уэйнесс. — Я предлагаю Руфо Каткара!
— Да Вук просто шутит, — попыталась успокоить страсти Кора Тамм. — Он хочет таким образом услышать от нас правду!
— Вот я и скажу прямо, что испытываю к этой старой каналье только отвращение! — заявила Лайми Оффоу, давняя противница Вука еще со времен заседаний Садового Общества. — Он мастер затаптывать в грязь всеобщие мечты!
— Я всю жизнь занимался одним делом! — взревел Вук. — Тихо ускользать от всеобщего внимания и исполнять свою работу в тайне. Но даже это теперь ставят мне в вину!
— А, кстати, где Флиц? — поинтересовался Эгон у Бардуза. — Мы приглашали и ее, и Чилка — однако, нет ни той, ни другого.
Бардуз улыбнулся.
— Флиц и Эустас Чилк, равно, как и Вук, сняли с себя свои полномочия. Чилк теперь командует космической яхтой «Фортунатас», на которой они с Флиц, тоже решившей стать бродягой, будут отныне бороздить неисследованные уголки Сферы.
— Флиц? С Чилком? — удивилась Сандж.
— Да. У них гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд. И я не сомневаюсь, что в один прекрасный день они вдруг снова покажутся на Араминте и принесут вам необыкновенные известия о какой-нибудь новой планете.
Вскоре большинство гостей отбыло. Бардуз подошел к Глауену и Уэйнесс, которые все еще оставались на террасе, и объяснил:
— Чилк взял себе «Фортунатас», который стоял у меня в терминале в Баллилу. Ни Тамм, ни даже Вук возражать не стали, учитывая всю помощь, что я оказал им, включая и полученный ими клайхакер. Я также дал им совет относительно владений Титуса и Симонетты Зигони. Как известно, ущерб, причиненный разрушениями, должен быть возмещен, поскольку это собственность Консервации. Поэтому я предложил продать Тенистую долину как конфискованное имущество. И на эти деньги произвести восстановление того, что еще можно восстановить. Остаток предполагается перевести на счет «Флоресте». Кроме того, я сказал, что моя компания готова построить Орфеум на самых выгодных условиях. Поэтому-то старина Вук не слишком упирался, чтобы отдать «Фортунатас» Флиц и Чилку.
— Очень щедро с вашей стороны, — улыбнулась Уэйнесс.
Бардуз покачал головой.
— Ну, а теперь у меня есть еще маленький подарок вам на свадьбу — это еще один «Фортунатас», совершенно такой же, как и первый. Он ждет вас в терминале, прямо здесь, на Станции. Надеюсь, в нем вам будет хорошо и вы сможете наслаждаться путешествиями вдвоем еще долгие годы. Ключи и коды у диспетчера терминала.
— Это слишком дорогой подарок! — запротестовал Глауен. — Я даже не знаю, что сказать.
Бардуз, вообще не склонный к проявлению чувств, вдруг тронул Глауена за плечо.
— У меня много денег, но мало друзей. А вас — теперь уже и с Уэйнесс — я считаю своими друзьями. Про холодную же черную пещеру под камнями замка Байнсей я говорить вообще не хочу, — он помолчал немного. — Надо уходить прежде, чем окончательно впадешь в сентиментальность. И последнее: жду вас с «Фортунатасом» у себя на Розалии, а именно — в моих новых Охотничьих Домиках у замка Байнсей, когда они будут готовы.
— Мы непременно приедем к вам!
В это время Эгон Тамм отвел в сторону Вука.
— Не могу поверить, что ты действительно решил уйти с такого поста? Чем ты займешься? Ведь будешь как рыба на берегу!
Вук энергично взмахнул рукой.
— Эти разговоры о бродягах раздергали меня окончательно. Я ведь не был нигде. Не считая экскурсии на Соум, где я посмотрел четыре замка и посетил с десяток пивоварен. Каждый дурак может рассказать что-нибудь про Старую Землю, а некоторые и много чего интересного. Например, что если там выставить на ночь ботинки в коридор, чтобы их почистили, то их запросто украдут. Я должен увидеть все собственными глазами. А когда вернусь, то стану председателем Нового Орфеума — мечта Флоресте, наконец-то, осуществится.
Кора принесла свежезаваренный чай, и все снова уселись за столы, наблюдая, как солнце медленно опускается в горы за рекой.
ГЛОССАРИЙ
Глоссарий А
Гнозис — есть философская квази-религиозная система, основанная, как на формальной стороне организации, так и на иерархии священников. Бережливые соумианцы полагают, что кредо, ведущее к обеспечению просвещения должно быть доступным и понятным; если же для его толкования требуются дорогостоящие специалисты, то подобную доктрину надо считать неподходящей и непрактичной. Как известно, один из старейшин, делегированный для того, чтобы избрать наилучшую доктрину, прямо заявил, что «только дураки станут избирать религию, которая будет стоить им большим трудом заработанных денег».
Сам по себе гнозис не лишен интереса и состоит из совсем небольшого количества концепций. Космос или «Все» в пределах его понимаемости — уже включает в себя все сущее и не нуждается ни в каком развитии, поскольку существует божество или «первый движитель». Это, в свою очередь, обязует имущие классы содержать интерпретаторов, священников и других толкователей божественной воли.
«Все» существует в форме четырехмерного тора, постоянно вращающегося с одной и той же скоростью, так что начала и концы всегда соединяются, и каждое человеческое существо живет снова и снова в одном и том же теле, постоянно улучшая себя с помощью практики амелиорации. Постепенно оно восходит наверх или скатывается вниз, а может проживать жизнь и вообще на одном уровне до тех пор, пока не совершит нужного усилия, чтобы войти в новую «ксому», где снова ему предстоит добиваться улучшения. В целом гнозис рассматривается как жизнерадостное и оптимистическое славословие, поскольку самое плохое, что может случиться с человеком, заключается в потере им одной-двух степеней «ксомы»
Амелиорацию преподают амелиораторы, учащие детей в школе наряду с другими учителями и занимающиеся тем, чтобы уже с раннего возраста дети были вежливы, чистоплотны, деятельны, бережливы и уважительны к старшим.
Время от времени личность может выказать неординарные или странные личные качества и таким образом становится известна как «дикая сойка». В таком случае семья и окружающие относятся к нему отстраненно; иногда такие люди даже поселяются отдельно в одном из кварталов Соумджианы под названием «Лемурия». На улицах и площадях городов можно во множестве видеть людей, жарящих сосиски-гриль и продающих этот нехитрый товар прохожим — в большинстве случаев они, равно, как и уличные музыканты и бродячие артисты, лемурианцы.
В своей частной жизни соумианцы в основном чопорны и закрыты, что видно по всем их привычкам и манерам. Их сексуальные отношения и вообще несколько таинственны; явные половые извращения, тем не менее, вызывают у них неодобрение и порождают множество слухов. Уличенные в этом быстро становятся известны всем, но стараются придерживаться внешней и самой обыкновенной жизни, делая вид, что ничего не произошло.
Наблюдатели из других миров с трудом могут отличить богатого соумианца от человека со средним доходом, поскольку каждый всегда стремится владеть только лучшим, подразумевая под этим длительность пользования, и практичность функционирования. Богатство можно распознать лишь по тончайшим нюансам и для того, чтобы показать свой уровень в обществе требуются колоссальные навыки; кроме того, всячески избегается «буштернесс»*. 10 Все соумианцы, вне зависимости от класса, считают себя подлинными джентльменами, и парадокс их поведения заключается в их эмфатической преданности эгалитаризму, что поддерживается всем обществом, в котором существует целых двадцать уровней социального положения. Опознать эти уровни формально невозможно, так как на них не существует определенных характеристик. Тем не менее, их реальностью пронизана вся жизнь соумианцев, и всякий постоянно сравнивает себя с другими. Соумианцы всегда вежливы к подчиненным, то есть к людям из низшего сословия, но в то же время язвительны и завистливы к представителям высших сословий. Подобная тенденция создает динамическую систему выживания и поддержания основных стандартов. Однако, скандалы всегда приветствуются уже хотя бы потому, что таким образом социально понижается чье-то положение. И это, по некому трансцендентальному осмосу, тут же поднимает положение других.
Действие всей этой сложной системы воистину удивительно. Если в закрытую комнату поместить десять незнакомых между собой соумианцев, то уже через минуту там будет представлена вся иерархическая лестница. Как это происходит, объяснить вам никто не сможет, кроме самих соумианцев.
Несмотря на отсутствие титулов и номенклатуры, уровень каждого человека всегда всем известен благодаря тонкой лингвистической тональности, выработанной манере выстраивать фразы и предпочтении определенной терминологии. Распознается это мгновенно. Однако, базис общества, как ни странно, выражается в довольно-таки агрессивном лозунге, который все дети узнают с самого раннего возраста: «Все равны всем! Каждый амелиоративен! Каждый благовоспитан!»
Глоссарий Б
Номенклатура йипов
Каждый взрослый йип при определенных обстоятельствах означает себя шестью именами. Когда йипа просят назвать себя, то обычно получают в ответ его официальное имя; например, Идрис Надельбак Мюрво. Идрис — это имя, даваемое при рождении, выбранное по символической атрибутике. Так, Идрис означает личность смелую, но ненадежную. Надельбак — имя, полученное по отцу, Мюрво — по матери. Помимо этого существует еще и обычное имя, используемое не-йипами или неблизкими друзьями. Так например, Идрис Наделбак Мюрво может пользоваться общим или «открытым» именем Карло. Есть еще два имени — более тайные и используемые только своими. Первое из них отмечает качество, которым обладает данный человек, например, Везунчик или Гармоничный. Второе, самое секретное, это шестое имя или «руха». Это, собственно говоря, и есть сам человек.
Руха фигурирует при выполнении определенных ритуалов. В центре старого Йиптона был огромный зал в пещере под названием Каглиоро. Его размеры всегда поражали туристов, когда экскурсоводы водили их по полуразвалившейся галерее в сорока футах над полом и в сорока футах от потолка. С этой рискованной обзорной площадки туристы могли видеть пространство колоссальных размеров, заполненное йипами, сидевшими на корточках вокруг маленьких едва мерцающих светильников. Туристы при этом всегда жаловались на невыносимую вонь и говорили о «Великом Чайфе».Однако, никто никогда не боялся чудовищной шевелящейся массы внизу, смутно освещенной тусклым светом светильников — зрелище было, действительно, поражающим воображение. И неизбежно гидам задавались одни и те же вопросы: «Что привело сюда этих людей? Зачем они скорчились в такой темноте?»
— Им просто нечего делать, — следовал стандартный ответ.
— Но они чем-то заняты! Они двигаются, копошатся, это же видно даже при таком свете!
— Они пришли встретиться с друзьями, пожарить рыбу и поиграть. Это их обычное времяпрепровождение.
Если экскурсовод был в хорошем настроении или надеялся на щедрые чаевые, то мог еще и описать их игру подробней.
— Эта игра не всегда бескорыстна. Порой она становится очень напряженной, ставками служат медная монета, орудие труда или рыба — словом, все, что имеет какую-то ценность. Когда невезучий или неумелый игрок проигрывает все, то ему не остается ничего иного, как поставить на кон часть своей «рухи» — то есть себя самого. Если после этого он выигрывает, он остается, так сказать, цельным, самим собой; если же проигрывает (а это случается весьма часто из-за невезения и неумения играть), то отдает одну сороковую часть себя.
Эта операция закрепляется тем, что сзади в волосы вплетается белая веревка. Предположим, игрок все-таки продолжает играть дальше и снова проигрывает, то в волосах у него оказывается все больше белых веревок, а части его оказываются у множества жителей Йиптона. Если же он проигрывает все сорок частей «рухи», то теряет себя окончательно и больше не допускается к игре. В этом случае он получает прозвище «Безымянный» и должен стоять у стены Каглиоро, лишь молча наблюдая происходящее. У него больше нет «рухи», он больше не человек, поскольку первые четыре имени совершенно бессмысленны, а пятое имя становится жестокой насмешкой.
На полу же Каглиоро происходит еще один процесс — торговля между теми, кто выиграл части «рухи». Каждый стремится собрать все сорок частей полностью. Порой этого удается достичь с трудом, порой легко, порой «руху» и вообще не собирают, а пользуются ей как разменной монетой. Но в конце концов, «руха» всегда оказывается у какого-нибудь единственного владельца, который таким образом сильно поднимает свой статус. Безымянный отныне становится его рабом, хотя не обязан ни служить своему хозяину, ни вообще исполнять какие-либо функции и желания. Он не подчиняется никаким приказаниям, не бегает по поручениям — дело обстоит гораздо хуже. Он больше не цельный человек, его «руха» ушла в душу его хозяина. Отныне он ничто, еще до смерти он превратился в призрак.
Но существует довольно простой способ разрешить эту неприятную ситуацию. Родители безымянного или его дед с бабкой могут отдать кредитору свои «рухи», и тогда первоначальная «руха» возвращается к своему собственнику. Он снова становится полноценным человеком, вольным играть, выигрывать и проигрывать на просторном полу Каглиоро, пока однажды опять не потеряет себя.