Она говорила ласково и деловито. Он успокоился и продолжил:
— У нас не хватает сотрудников. Старший клерк мистер Джексон слег, мистер Стануэй, второй партнер, — он инвалид и приходит в офис раз в году, но его кабинет рядом с кабинетом мистера Хоулдернесса. Когда я поступил на фирму, здесь был еще один клерк, его звали Худ. Как-то он мне сказал по секрету, что мистер Стануэй держит бутылку бренди за одной из панелей в своей комнате. Не знаю, как он это обнаружил, но однажды, когда мы думали, что никого нет, он привел меня в его кабинет и показал. Это потайной шкафчик, он открывается пружинкой. Сдвигаешь часть панели — и дверь открывается. Ну вот, он показал мне, там действительно стояла бутылка бренди. И пока мы на нее смотрели, услышали как мистер Хоулдернесс сказал что-то ровным голосом, как будто он находился в этой же комнате. Мы ужасно испугались. Я не помню, что он сказал — что-то такое, что говоришь сам себе, вроде: «Куда же я подевал эти бумаги?» Худ посмотрел на меня, осторожно закрыл панель, и мы со всех ног кинулись из комнаты. Нам нечего было там делать, просто мы думали, что мистер Хоулдернесс ушел.
Мисс Силвер расстелила на коленке рукав жакетика маленькой Джозефины и измерила его. До нужного размера не хватало еще два дюйма.
— Вчера вы открыли шкаф мистера Стануэя и услышали, что миссис Уэлби сказала мистеру Хоулдернессу?
— Да. Я предупредил девушку, которая работает со мной в одной комнате, что мистеру Хоулдернессу нужны кое-какие бумаги, и я вызвался их разыскать. Мне не приходилось открывать тот шкаф после того, как Худ мне его показал, но я помнил, как это делается. Я его легко открыл, без всякого шума — наверное, мистер Стануэй смазывает эту пружину. Все было, как и раньше, только бутылки не было. И я понял, почему слышно все, что происходит в соседней комнате. По всей длине панели шла трещина, была даже дырка. Я в нее посмотрел и увидел миссис Уэлби. После этого я уже не хотел слушать, я хотел только смотреть на нее. Но не смог не слушать, потому что мистер Хоулдернесс сказал очень жестоко: «Вы поставили себя в двусмысленное положение».
Мисс Силвер охнула, и он заторопился.
— Я решил вам все рассказать, но не смогу, если вы будете плохо думать о миссис Уэлби. Миссис Лесситер отдала ей эти вещи, и конечно, миссис Уэлби считала, что может с ними делать все, что хочет, а тут явился этот мистер Лесситер и стал ей угрожать. Мисс Силвер, он грозил возбудить судебное преследование.
— Да, я знаю.
Дрожащими губами Алан произнес:
— Как можно быть таким жестоким!
— Прошу вас, продолжайте, Алан.
— Они говорили об этом, она сказала, что миссис Лесситер ей все отдала. Нет, кажется, это было позже… или нет… не помню… — Он уронил голову на руки, сжал виски. — Она сказала, что он ей грозил обратиться в суд, и она пошла к нему.
— В ночь убийства?
— Да. Но там была мисс Крей, и она ушла.
— Позже она вернулась, — сообщила мисс Силвер.
— Вы об этом знаете?
— Да.
— Как вы можете знать?
— Я знаю.
— Ну вот, она вернулась. Сказала мистеру Хоулдернессу, что ее положение серьезно, а он сказал — нет, если она будет держать язык за зубами… Знаете, только позже, обдумывая это, я начал понимать. До тех пор я просто боялся за нее, но когда он так сказал, я видел, что она вовсе не испугалась. Она была довольна собой. Я знаю, как она выглядит, когда довольна, а она была довольна. Она не то чтобы смеялась, но это чувствовалось в ее голосе. Он сказал: «Вы можете держать язык за зубами, не так ли?» — а она сказала: «О да… придется держать… держу. Буду и дальше помалкивать, если удастся». — Алан опять поднял голову. — Вот что я понял: это он был в серьезном положении, а не она. Я подвинулся так, чтобы видеть его — он выглядел ужасно. Я про себя подумал: он испугался — не понимаю почему. Потом они заговорили о вас.
Мисс Силвер звякнула спицами.
— Боже мой!
— Миссис Уэлби испугало то, что вы узнали про вещи. Сказала насчет какого-то документа, назвала его «эта чертова бумага». Она сказала, что вы про него знаете. А потом сказала: «Я вот подумываю, не лучше ли пойти в полицию, дать показания, да и дело с концом», — а мистер Хоулдернесс сказал, что это чрезвычайно опасно. — Неожиданно его голос окреп. — Это заставило меня думать. Его голос звучал… в то время это показалось смешно, но я не мог отделаться от мысли, что он звучал угрожающе.
Мисс Силвер покашляла.
— Вы меня необычайно заинтересовали.
Алан Гроувер продолжал говорить, как будто не слыша ее.
— Это после того, как он произнес «опасно». Я посмотрел на него в дыру. Он смотрел на нее. Я испугался, а она нет. Я подвинулся так, чтобы видеть ее, а она смеялась. И она сказала: «Опасно? Для кого?» Я почувствовал, что совершенно не понимаю, о чем они говорят. Казалось, все, что я слышу, означает что-то другое. Потом она сказала: «Если я дам показания, мне придется рассказать, что я видела, когда пришла во второй раз». Мистер Хоулдернесс повторил ее слова: «Когда вы пришли во второй раз…» — а она сказала: «Я вам говорила, что в первый раз у него была Рета, но потом я вернулась. Я ждала, когда они наговорятся. Это было очень познавательно. Джеймс сказал, что нашел старое завещание, которое он составил в ее пользу, еще когда они были помолвлены, и представляете себе, она попыталась его сжечь! Я всегда знала, что Рета дура, но нельзя же быть до такой степени дурой. Он ей сказал, что пусть лучше эти деньги будут у нее, чем у кого-то другого. Пояснил, что нашел его, когда искал „документ“. Из того, что он сказал, получалось, что он лежал на столе. Она спросила: „Это он?“ А он сделал резкое движение…» Когда она так сказала, я не придал этому значения. Не знаю, понимаете ли вы. У меня хорошая память, я могу повторить, что они говорили, не пропустив ни слова.
Мисс Силвер кивнула. У нее самой была такая память.
Алан продолжал.
— Я все могу повторить, но пока я слушал, для меня это ничего не означало. Миссис Уэлби сказала, что мисс Крей поссорилась с мистером Лесситером, но не из-за завещания, а из-за нее. Мисс Крей хотела, чтобы он прекратил дело о тех вещах, которые его мать отдала ей, а он возражал. Он сказал, что обратится в суд. — В голосе Алана послышался ужас. — И тогда мисс Крей разозлилась и выбежала из кабинета. Миссис Уэлби едва успела спрятаться.
Мисс Силвер позвякивала спицами.
— Да, я была уверена, что все так и было. Что после этого делала миссис Уэлби? Меня смущает интервал. Она заходила к мистеру Лесситеру?
Алан покачал головой.
— Нет, она решила, что после такой ссоры это бесполезно. Она вернулась домой, выпила кофе. Она рассказывала Хоулдернессу, что сидела, курила одну сигарету за другой, думала, что же ей делать, и пришла к тому, с чего начала, — что нужно переговорить с мистером Лесситером.
К тому времени, как она решилась, было десять часов. На этом месте мистер Хоулдернесс сказал: «Очень жаль, Катерина». Пока она рассказывала, он молчал, а теперь сказал: «Очень жаль». Тогда я не знал, что он имел в виду, но теперь знаю. — По его телу пробежала дрожь. Он вздрогнул и жалобно посмотрел на мисс Силвер. — Я думаю, в этот момент он решил ее убить.
Мисс Силвер опустила руки на маленький жакетик и сказала:
— Полагаю, да.
Алан Гроувер глубоко выдохнул.
— Она этого не понимала. Ей ни на миг не пришло в голову, как опасно ему угрожать.
— А она угрожала?
— Не думаю, что она этого хотела, но он это так воспринял. Видите ли, когда она опять пришла в Меллинг-хаус, он был там, разговаривал с Лесситером. В этом документе кое-что касается и его — миссис Лесситер дала ему деньги, чтобы он их инвестировал, а он их присвоил, и мистер Лесситер собирался предъявить судебный иск. Вот почему он его убил.
— Миссис Уэлби была свидетельницей убийства?
— Нет, нет, нет, и не думайте! Она увидела, что они ругаются, и ушла. В таком состоянии, после ссоры, разговаривать с мистером Лесситером не было смысла. Она вернулась в Гейт-хаус и услышала, как подъехал мистер Хоулдернесс. Она стояла в кустах и смотрела.
— Поразительно.
— Он припарковал свою машину в ста ярдах от входа. Я ее видел.
— Вы видели машину?
Он кивнул.
— Я такой дурак. Раньше я заходил к ней по вечерам. Потом она сказала, что не стоит этого делать, в деревне начали болтать. Я стал приходить к ее дому, дожидался, когда погаснет свет, и уходил. В среду я тоже пришел, поэтому видел машину.
— И вы не сообщили в полицию?
Неожиданно его голос стал естественным и ребячливым.
— Мисс Силвер, даю вам слово, мне и в голову не пришло, что приезд мистера Хоулдернесса имел отношение к убийству. Я думал, его цель — миссис Уэлби. Я чуть не упал — такой старик! Я не спал всю ночь. Я готов был его убить, но мне и в голову не пришло, что он как-то связан с убийством Лесситера, пока я не оказался в комнате мистера Стануэя и не подслушал рассказ миссис Уэлби.
Мисс Силвер закончила вязанье. Она кивнула Алану:
— Понятно. Может быть, вы продолжите?
Силы оставили его. Он сказал:
— Да вроде бы все… К тому времени, как она закончила говорить, все стало ясно как день. То есть это сейчас ясно как день, но пока они разговаривали, я не понимал, это казалось невероятным. Она ни разу прямо не сказала: «Я знаю, что вы убили его и забрали документ, и если я сообщу в полицию, вас повесят». Она говорила о своем сложном положении, о том, что будет держать язык за зубами, если сможет. Но конечно, если бы ее обвинили в убийстве, она бы рассказала все, что знает. Потом было что-то насчет того, как это ужасно — иметь мало денег, как она была бы благодарна, если бы он ей помог. Конечно, она не понимала, как это звучит для него. Он ей в отцы годился, и она подумала, что в ее стесненных обстоятельствах он мог бы ей помочь. Но когда я все это прокручивал в мозгу — а я не мог об этом забыть весь день, — я понял, что он решил, что это было… — У него перехватило горло. Он понуро уставился на ковер миссис Войзи.
Мисс Силвер осторожно покашляла.
— Что она его шантажирует. Он так себе это представил.
Не глядя на нее, Алан отчеканил:
— Она не стала бы… миссис Уэлби не стала бы…
Мисс Силвер перевернула жакет маленькой Джозефины. У нее не было сомнения в том, что Катерина Уэлби намеренно сделала попытку шантажа, и эта попытка стоила ей жизни. Шантаж — дело опасное, а в случае убийства — просто фатальное. Она, конечно, не сказала это вслух, а продолжала вязать, пока молчание не было прервано рыданием.
— Мне не дает покоя мысль, что я мог ее спасти. Я говорил вам, что в то время ничего не понимал. Когда она вышла от Хоулдернесса, она была очень мила со мной, и у меня все вылетело из головы. Офис закрылся в час, и я с ребятами отправились на футбол. Я пришел домой только к шести, попил чаю и опять ушел. Я сказал маме, что пойду смотреть игру в дартс, но когда там оказался, понял, что не могу. Я пошел в Гейт-хаус, ходил вокруг и смотрел на ее окна. Примерно в полдесятого увидел, что подъехала машина и остановилась у обочины. Там через стену свешиваются ветки дерева, я встал под ними и рассмотрел, как он прошел между колоннами, свернул к ее двери и вошел. Я чуть умом не тронулся, думая, что они там вместе. — Его лицо перекосилось. — Знаете, я даже подошел к двери, поднес палец к звонку, но так и не нажал. Я ушел, но если бы я тогда попал в дом, это бы ее спасло.
Мисс Силвер смотрела добрыми глазами.
— Никто этого не может утверждать. Оставьте мысли о том, что могло бы быть. Я не вижу, как бы вы сумели прервать разговор между миссис Уэлби и нотариусом. Не скажете, сколько он там пробыл?
— Мне казалось, что много часов, но это было не более двадцати минут. Он вышел, сел в машину и уехал.
— Вы говорите «он», «его машина», но вы можете поклясться, что он — это мистер Хоулдернесс, и машина — его?
Он коротко кивнул.
— Ручаюсь. Я видел его в свете лампы, когда он входил, и видел номер его машины. Когда он уехал, я еще некоторое время ходил туда-сюда, но появились какие-то люди, и я ушел. — Он уронил голову на руки и застонал. — Если бы я не ушел, если бы остался, я бы понял, что что-то неладно, раз у нее не гаснет свет.
Глава 41
В понедельник утром в половине десятого мистер Хоулдернесс сложил письма в стопку и встал из-за стола. Он был бездетным вдовцом, и после смерти жены хозяйство вела его незамужняя сестра, увядшая, болезненная особа с выражением вечного недовольства на лице. Увидев, что он сунул под мышку «Тайме», она нахмурилась.
— Ты уходишь?
— Уже полдесятого.
— Не выпьешь вторую чашку чая?
Он засмеялся.
— Ее выпила ты.
Мисс Хоулдернесс хлопнула себя по лбу.
— Неужели? Сама не понимаю, что делаю. Я сегодня не сомкнула глаз. Не знаю, как это кончились мои таблетки, я думала, что у меня еще полбутылочки.
— Наверное, ты прикончила их прошлой ночью.
Мисс Хоулдернесс была поражена.
— О нет, это очень опасно.
— Ну, моя дорогая, опасность придает вкус жизни.
Он был уже возле двери, когда она спросила, придет ли он на ленч. Он сказал «нет» и ушел из дома — и из ее жизни.
Мистер Хоулдернесс не часто подъезжал к офису на машине. Он жил в доме, где родились и он сам, и его отец, и дед. Дом стоял на краю города, возле него сохранился сад, но вокруг все было застроено. До офиса было полмили, и обычно он преодолевал их пешком.
Этот день ничем не отличался от бесчисленных предыдущих дней, когда он закрывал дверь, вдыхал свежий воздух и, спустившись на две ступеньки, выходил на тротуар, сворачивал направо и шел в направлении Мейн-стрит, в шляпе набекрень и с портфелем в руке. Без четверти десять он подходил к Мейн-стрит, и когда били часы на башне Сент-Мэри, он уже сидел за своим столом и просматривал почту.
Этот понедельник не отличался от прочих. Позже десятки людей будут вспоминать, как встречали его и здоровались. Каждый добавлял: «Он выглядел как обычно», или «В нем не было заметно ничего такого…», или «Нельзя было и подумать, что что-то неладно…»
Сам мистер Хоулдернесс тоже этого не предполагал. Стояло прекрасное сентябрьское утро, он был бодр и оживлен и чувствовал себя на вершине мира. Его предки происходили из Норвегии. Если бы они были из горных районов Шотландии, его бы за состояние ума называли «фей» — «обреченный». Он был в великой опасности, и он пошел на огромный риск. Риск придает вкус жизни. Провал он превратил в удачу, опасность — в безопасность, и все благодаря уму, гибкости мысли и твердости правой руки. Неплохо для шестидесяти пяти лет! Более молодые сдались бы. Он спас себя и фирму. Жизнь хороша!
Он вызвал Алана Гроувера и потребовал бумаги по Джардину. Когда он их принес и закрыл за собой дверь, мистер Хоулдернесс хмуро посмотрел ему вслед. Парень странно выглядит: глаза опухли, руки трясутся. Не дай бог, Гроувер сопьется. Стоит только начать. Алан казался устойчивым малым, но никогда не знаешь заранее.
Мистер Хоулдернесс был занят делом Джардина, когда на лестнице раздались шаги — тяжелые шаги нескольких человек, они протопали по коридору до самой его двери. Он поднял глаза — таким его и увидели шеф полиции и инспектор Дрейк. Констебль Уитком закрыл за ними дверь и остался в коридоре.
Они стояли и смотрели на него, и видели прямую фигуру, хороший костюм, густые седые волосы, черные брови, дугой поднимающиеся над карими глазами, прекрасный цвет лица. Если бы не современный костюм, он был бы копией своего прадеда. У Рэндала Марча мелькнула мысль: восемнадцатый век, вот кто он такой. «Заберут того, у кого есть власть, сохранят того, кому можно остаться» — вылезла цитата неизвестно откуда, но подходящая к случаю.
Сумрачный Стануэй безмолвно взирал на них с портрета над камином. На мгновенье наступила тишина. Великие дела случаются в одно мгновенье — рушатся величественные башни, воздвигнутые гордостью, своеволием и высокомерием — падают и рушатся безвозвратно.
Рэндал Марч вышел вперед и веско сказал:
— Мы к вам с неприятным поручением, мистер Хоулдернесс…
Лицо его не выдало никаких чувств, только покраснело. «Вот как?» — сказал он без всякой дрожи в голосе.
Инспектор Дрейк подошел к его столу. Он достал блокнот и заглянул в него.
— Номер вашей машины — ХХХ312?
— Да, правильно.
— У нас есть информация, что она была припаркована к краю дороги у Меллинг-хауса с десяти до пол-одиннадцатого в среду вечером, а также в течение двадцати минут в интервале от девяти тридцати до десяти в вечер субботы.
Мистер Хоулдернесс сидел все так же прямо, держа одну руку на краю стола, другую — на бумаге, которую перед этим изучал.
— Могу я спросить, кто дал вам эту информацию?
— Человек, знающий вашу машину. Показания получены под присягой.
Бумага зашелестела под рукой мистера Хоулдернесса — его пальцы невольно сжались. Видимо, звук привлек его внимание, он опустил глаза на руку и ослабил хватку. Старательно разгладил бумагу, потом сказал:
— Видимо, это мой клерк, Алан Гроувер, он живет в Меллинге… Что ж, джентльмены, в обоих случаях я приезжал к миссис Уэлби. Приезжать по вызову красивой женщины — не криминал. Такие вещи не афишируются, особенно в деревне, но я охотно признаю, что нанес эти два визита. — Мистер Хоулдернесс улыбался. — Миссис Уэлби меня вызывала.
— В такой час?
Улыбка не увядала.
— Что вас удивляет, дорогой инспектор?
— Вы говорите, что были у миссис Уэлби?
— Я уверен, она это подтвердит.
Возникло короткое, напряженное молчание. Дрейк посмотрел на шефа полиции.
Марч сказал:
— Разве вы не знаете, что миссис Уэлби умерла?
Рука его дернулась, и бумага упала на колени. Краски схлынули с лица.
— Нет… нет… какое потрясение!
— Вы не знали?
— Нет, нет, откуда?
— Вы приезжали к ней в субботу вечером. Наутро она была найдена мертвой.
— Отчего она умерла?
— Передозировка снотворного.
Мистер Хоулдернесс откинулся в кресле. Еле слышно он прошептал:
— Это такой шок… Я знал ее еще ребенком… Дайте мне минуту.
Минута прошла, и он взял себя в руки и рассудительно сказал:
— Как вижу, мне придется рассказать вам то, что я надеялся сохранить в тайне. Миссис Уэлби была не просто клиент, она была мой старый друг и иногда просила у меня совета. В субботу утром она приходила сюда и сказала, что попала в сложное положение. Должен сказать, она жила в Гейт-хаусе практически даром много лет. Миссис Лесситер обставила для нее Гейт-хаус, и права она или нет, но миссис Уэлби считала всю эту меблировку подаренной. Она зашла так далеко, что кое-что продала. Когда мистер Лесситер вернулся, он сразу взялся за это дело — он заходил ко мне его обсудить. Он подозревал, что часть вещей продана, среди них миниатюра Козуэя значительной ценности, и был настроен мстительно. Я постарался его смягчить, но он настаивал на решении передать дело в суд, если найдет доказательство. В среду вечером он мне позвонил и сказал, что нашел документ, который ему оставила мать, и что из него следует, что содержимое Гейт-хауса дано Катерине Уэлби взаймы, а не подарено. Он подтвердил свое намерение обратиться в суд. Полагая, что миссис Уэлби получила такое же сообщение, и зная, как она будет расстроена, я поехал к ней.
Он замолчал. Ни Дрейк, ни шеф полиции не сделали никаких замечаний. Мистер Хоулдернесс поднял руку, уронил ее на колено и продолжил свою речь.
— Я нашел ее в состоянии крайнего расстройства. Она сказала, что ходила в Меллинг-хаус, чтобы поговорить с Джеймсом Лесситером, но у него была мисс Крей, и она ушла. Она хотела, чтобы я сходил и поговорил с ним, но я сказал, что это неблагоразумно, гораздо лучше дать ему время обдумать это дело. Я сказал, что он, конечно, придет ко мне, и я покажу ему, какой вред он нанесет своей репутации, если дело дойдет до крайности. Я заверил ее, что едва ли он решится так поступить. Она что-то говорила о новой попытке увидеться с ним, но я умолял ее даже не думать об этом. Уходя, я был уверен, что она отказалась от этой идеи. — Он замолчал, взглянул на шефа полиции и спросил: — Разве вы не хотите это записать? Я вижу, инспектор не пишет.
Марч твердо сказал:
— Показание вы сможете дать позже, если захотите. Вы, конечно, понимаете, что оно может быть использовано как свидетельство.
— Естественно. Итак, я продолжаю. Утром в среду я узнал, что Джеймс Лесситер мертв. Я был потрясен. Полиция попросила моей помощи в установлении, не пропало ли что-нибудь из дома, и я вместе с клерком проверил по списку. Карр Робертсон консультировался со мной насчет своего положения, и я посчитал правильным передать в полицию его информацию о том, что Сирил Мейхью был замечен в Лентоне в день убийства. Я посоветовал молодому Робертсону дать полные показания в полиции. Утром в субботу ко мне приходила миссис Уэлби. Я чувствовал себя не вправе раскрывать все, с чем она меня ознакомила, но в сложившихся обстоятельствах обязан сообщить, что она поведала: после того как я от нее уехал в среду вечером, она возвращалась в Меллинг-хаус. Ее состояние встревожило меня. Я умолял ее пойти домой и отдохнуть и обещал приехать к ней вечером. Мое положение было нелегким — ведь я знал ее с детства. Мне нужно было время, чтобы все обдумать. Она ушла.
Инспектор Дрейк откашлялся и спросил:
— Вы приехали в Меллинг в полдесятого?
— Где-то в это время. Я не смотрел на часы.
— Какой вы нашли миссис Уэлби?
— Много спокойнее. Возле нее стоял поднос с кофе. Она предложила и мне, но я отказался. Сказал, что не смогу заснуть. Она улыбнулась и заметила, что на нее кофе так не действует.
— Сколько чашек было на подносе?
— Одна. Она хотела принести вторую, но я ее удержал.
— Мистер Хоулдернесс, если она вас ждала, то почему была только одна чашка?
— Я не говорил ей, в какое время приеду.
— Когда вы вошли, кофе был уже сварен?
— Да… ее чашка была наполовину пуста.
— Вам не показалось странным, что она не стала вас ждать, хотя знала, что вы приедете?
Мистер Хоулдернесс сложил руки и посмотрел на сцепленные пальцы.
Он заговорил просто, тем тоном, каким обычно разговаривал с клиентами.
— Нет, не показалось. Она знала, что на ночь я не буду пить кофе. Она мне его всегда предлагала, но только из вежливости — прекрасно знала, что я откажусь. Я пробыл у нее недолго. Ее поведение не внушало беспокойства, она сказала, что примет снотворное и хорошенько выспится.
— У нее была привычка принимать снотворное?
На прямо поставленный вопрос мистер Хоулдернесс ответил с меланхолической слабой улыбкой:
— Понятия не имею. Если бы я подумал, что она имеет в виду нечто большее, чем пару таблеток аспирина, я бы не ушел.
— Вы не видели коробочку или бутылочку со снотворным?
— Нет.
Наступила пауза. Потом Рэндал Марч сказал:
— Мистер Хоулдернесс, ваш разговор с миссис Уэлби в субботу утром подслушали.
Сказав те слова, ради которых сюда пришел, он испытал такое чувство, как будто нырнул в омут. Он не был уверен в надежности доказательств, которая требуется в такого рода делах. Его раздражало, что впервые в жизни он дал увлечь себя сомнительной версией. То, что вчера казалось не только возможным, но окончательным выводом, сегодня таким уже не казалось. В этом офисе, где сто пятьдесят лет верно служат закону, под властным взглядом последнего из уважаемого рода нотариусов, ему было невероятно трудно избавиться от возникшего подозрения, что Алан Гроувер из ревности сочинил сказку. То, что мальчик был отвергнут Катериной Уэлби, бешено ревновал ее к своему хозяину, был вне себя от горя — это было очевидно. И послужило базой его истории. В мгновенной тишине, наступившей после заявления Марча, эти факты не прибавили ему решительности.
Лицо мистера Хоулдернесса угрожающе покраснело.
— Мой разговор с миссис Уэлби кто-то подслушал?
— Да.
— Могу я спросить, кто?
Не получив ответа, он подался вперед и голосом, дрожавшим от злости, прорычал:
— Нет сомнения, тот же, кто снабдил вас номером моей машины! Клерк-слухач, прильнувший ухом к замочной скважине! Молодой человек, который так надоел миссис Уэлби, что она попросила его прекратить свои визиты! Она мне об этом говорила, по доброте своей умоляла меня не придавать этому значения. Она была добра с мальчиком, давала ему книги, помогала поверить в себя, а как только она умерла, вот что он делает — обливает грязью ее имя!
— Передавая вашу беседу, он утверждал, что слышал, как миссис Уэлби вернулась к Меллинг-хаус в десять часов вечера. Она не вошла, потому что там были вы. Согласно показаниям Алана Гроувера, она сказала, что между вами и мистером Лесситером была бурная ссора, он обвинял вас в присвоении денег, оставленных вам его матерью, и намеревался возбудить против вас судебный иск. Гроувер утверждает, что миссис Уэлби, услышав это, отказалась от мысли встречаться с Лесситером и вернулась к себе в Гейт-хаус.
Мистер Хоулдернесс величественным жестом отмахнулся.
— Мнение клерка о беседе хозяина и клиентки — ревнивые фантазии до смерти влюбленного щенка! Мой дорогой мистер Марч, вы прекрасно понимаете, что такого рода материал — не свидетельство. Ни один суд его не признает.
Марч спокойно сказал:
— Я передаю вам то, что он сказал. Его свидетельство насчет машины будет принято.
— Я сам это признал и объяснил вполне разумно.
— Алан Гроувер покажет под присягой, что вы в среду выезжали вовсе не из Гейт-хауса.
— У нас не хватает сотрудников. Старший клерк мистер Джексон слег, мистер Стануэй, второй партнер, — он инвалид и приходит в офис раз в году, но его кабинет рядом с кабинетом мистера Хоулдернесса. Когда я поступил на фирму, здесь был еще один клерк, его звали Худ. Как-то он мне сказал по секрету, что мистер Стануэй держит бутылку бренди за одной из панелей в своей комнате. Не знаю, как он это обнаружил, но однажды, когда мы думали, что никого нет, он привел меня в его кабинет и показал. Это потайной шкафчик, он открывается пружинкой. Сдвигаешь часть панели — и дверь открывается. Ну вот, он показал мне, там действительно стояла бутылка бренди. И пока мы на нее смотрели, услышали как мистер Хоулдернесс сказал что-то ровным голосом, как будто он находился в этой же комнате. Мы ужасно испугались. Я не помню, что он сказал — что-то такое, что говоришь сам себе, вроде: «Куда же я подевал эти бумаги?» Худ посмотрел на меня, осторожно закрыл панель, и мы со всех ног кинулись из комнаты. Нам нечего было там делать, просто мы думали, что мистер Хоулдернесс ушел.
Мисс Силвер расстелила на коленке рукав жакетика маленькой Джозефины и измерила его. До нужного размера не хватало еще два дюйма.
— Вчера вы открыли шкаф мистера Стануэя и услышали, что миссис Уэлби сказала мистеру Хоулдернессу?
— Да. Я предупредил девушку, которая работает со мной в одной комнате, что мистеру Хоулдернессу нужны кое-какие бумаги, и я вызвался их разыскать. Мне не приходилось открывать тот шкаф после того, как Худ мне его показал, но я помнил, как это делается. Я его легко открыл, без всякого шума — наверное, мистер Стануэй смазывает эту пружину. Все было, как и раньше, только бутылки не было. И я понял, почему слышно все, что происходит в соседней комнате. По всей длине панели шла трещина, была даже дырка. Я в нее посмотрел и увидел миссис Уэлби. После этого я уже не хотел слушать, я хотел только смотреть на нее. Но не смог не слушать, потому что мистер Хоулдернесс сказал очень жестоко: «Вы поставили себя в двусмысленное положение».
Мисс Силвер охнула, и он заторопился.
— Я решил вам все рассказать, но не смогу, если вы будете плохо думать о миссис Уэлби. Миссис Лесситер отдала ей эти вещи, и конечно, миссис Уэлби считала, что может с ними делать все, что хочет, а тут явился этот мистер Лесситер и стал ей угрожать. Мисс Силвер, он грозил возбудить судебное преследование.
— Да, я знаю.
Дрожащими губами Алан произнес:
— Как можно быть таким жестоким!
— Прошу вас, продолжайте, Алан.
— Они говорили об этом, она сказала, что миссис Лесситер ей все отдала. Нет, кажется, это было позже… или нет… не помню… — Он уронил голову на руки, сжал виски. — Она сказала, что он ей грозил обратиться в суд, и она пошла к нему.
— В ночь убийства?
— Да. Но там была мисс Крей, и она ушла.
— Позже она вернулась, — сообщила мисс Силвер.
— Вы об этом знаете?
— Да.
— Как вы можете знать?
— Я знаю.
— Ну вот, она вернулась. Сказала мистеру Хоулдернессу, что ее положение серьезно, а он сказал — нет, если она будет держать язык за зубами… Знаете, только позже, обдумывая это, я начал понимать. До тех пор я просто боялся за нее, но когда он так сказал, я видел, что она вовсе не испугалась. Она была довольна собой. Я знаю, как она выглядит, когда довольна, а она была довольна. Она не то чтобы смеялась, но это чувствовалось в ее голосе. Он сказал: «Вы можете держать язык за зубами, не так ли?» — а она сказала: «О да… придется держать… держу. Буду и дальше помалкивать, если удастся». — Алан опять поднял голову. — Вот что я понял: это он был в серьезном положении, а не она. Я подвинулся так, чтобы видеть его — он выглядел ужасно. Я про себя подумал: он испугался — не понимаю почему. Потом они заговорили о вас.
Мисс Силвер звякнула спицами.
— Боже мой!
— Миссис Уэлби испугало то, что вы узнали про вещи. Сказала насчет какого-то документа, назвала его «эта чертова бумага». Она сказала, что вы про него знаете. А потом сказала: «Я вот подумываю, не лучше ли пойти в полицию, дать показания, да и дело с концом», — а мистер Хоулдернесс сказал, что это чрезвычайно опасно. — Неожиданно его голос окреп. — Это заставило меня думать. Его голос звучал… в то время это показалось смешно, но я не мог отделаться от мысли, что он звучал угрожающе.
Мисс Силвер покашляла.
— Вы меня необычайно заинтересовали.
Алан Гроувер продолжал говорить, как будто не слыша ее.
— Это после того, как он произнес «опасно». Я посмотрел на него в дыру. Он смотрел на нее. Я испугался, а она нет. Я подвинулся так, чтобы видеть ее, а она смеялась. И она сказала: «Опасно? Для кого?» Я почувствовал, что совершенно не понимаю, о чем они говорят. Казалось, все, что я слышу, означает что-то другое. Потом она сказала: «Если я дам показания, мне придется рассказать, что я видела, когда пришла во второй раз». Мистер Хоулдернесс повторил ее слова: «Когда вы пришли во второй раз…» — а она сказала: «Я вам говорила, что в первый раз у него была Рета, но потом я вернулась. Я ждала, когда они наговорятся. Это было очень познавательно. Джеймс сказал, что нашел старое завещание, которое он составил в ее пользу, еще когда они были помолвлены, и представляете себе, она попыталась его сжечь! Я всегда знала, что Рета дура, но нельзя же быть до такой степени дурой. Он ей сказал, что пусть лучше эти деньги будут у нее, чем у кого-то другого. Пояснил, что нашел его, когда искал „документ“. Из того, что он сказал, получалось, что он лежал на столе. Она спросила: „Это он?“ А он сделал резкое движение…» Когда она так сказала, я не придал этому значения. Не знаю, понимаете ли вы. У меня хорошая память, я могу повторить, что они говорили, не пропустив ни слова.
Мисс Силвер кивнула. У нее самой была такая память.
Алан продолжал.
— Я все могу повторить, но пока я слушал, для меня это ничего не означало. Миссис Уэлби сказала, что мисс Крей поссорилась с мистером Лесситером, но не из-за завещания, а из-за нее. Мисс Крей хотела, чтобы он прекратил дело о тех вещах, которые его мать отдала ей, а он возражал. Он сказал, что обратится в суд. — В голосе Алана послышался ужас. — И тогда мисс Крей разозлилась и выбежала из кабинета. Миссис Уэлби едва успела спрятаться.
Мисс Силвер позвякивала спицами.
— Да, я была уверена, что все так и было. Что после этого делала миссис Уэлби? Меня смущает интервал. Она заходила к мистеру Лесситеру?
Алан покачал головой.
— Нет, она решила, что после такой ссоры это бесполезно. Она вернулась домой, выпила кофе. Она рассказывала Хоулдернессу, что сидела, курила одну сигарету за другой, думала, что же ей делать, и пришла к тому, с чего начала, — что нужно переговорить с мистером Лесситером.
К тому времени, как она решилась, было десять часов. На этом месте мистер Хоулдернесс сказал: «Очень жаль, Катерина». Пока она рассказывала, он молчал, а теперь сказал: «Очень жаль». Тогда я не знал, что он имел в виду, но теперь знаю. — По его телу пробежала дрожь. Он вздрогнул и жалобно посмотрел на мисс Силвер. — Я думаю, в этот момент он решил ее убить.
Мисс Силвер опустила руки на маленький жакетик и сказала:
— Полагаю, да.
Алан Гроувер глубоко выдохнул.
— Она этого не понимала. Ей ни на миг не пришло в голову, как опасно ему угрожать.
— А она угрожала?
— Не думаю, что она этого хотела, но он это так воспринял. Видите ли, когда она опять пришла в Меллинг-хаус, он был там, разговаривал с Лесситером. В этом документе кое-что касается и его — миссис Лесситер дала ему деньги, чтобы он их инвестировал, а он их присвоил, и мистер Лесситер собирался предъявить судебный иск. Вот почему он его убил.
— Миссис Уэлби была свидетельницей убийства?
— Нет, нет, нет, и не думайте! Она увидела, что они ругаются, и ушла. В таком состоянии, после ссоры, разговаривать с мистером Лесситером не было смысла. Она вернулась в Гейт-хаус и услышала, как подъехал мистер Хоулдернесс. Она стояла в кустах и смотрела.
— Поразительно.
— Он припарковал свою машину в ста ярдах от входа. Я ее видел.
— Вы видели машину?
Он кивнул.
— Я такой дурак. Раньше я заходил к ней по вечерам. Потом она сказала, что не стоит этого делать, в деревне начали болтать. Я стал приходить к ее дому, дожидался, когда погаснет свет, и уходил. В среду я тоже пришел, поэтому видел машину.
— И вы не сообщили в полицию?
Неожиданно его голос стал естественным и ребячливым.
— Мисс Силвер, даю вам слово, мне и в голову не пришло, что приезд мистера Хоулдернесса имел отношение к убийству. Я думал, его цель — миссис Уэлби. Я чуть не упал — такой старик! Я не спал всю ночь. Я готов был его убить, но мне и в голову не пришло, что он как-то связан с убийством Лесситера, пока я не оказался в комнате мистера Стануэя и не подслушал рассказ миссис Уэлби.
Мисс Силвер закончила вязанье. Она кивнула Алану:
— Понятно. Может быть, вы продолжите?
Силы оставили его. Он сказал:
— Да вроде бы все… К тому времени, как она закончила говорить, все стало ясно как день. То есть это сейчас ясно как день, но пока они разговаривали, я не понимал, это казалось невероятным. Она ни разу прямо не сказала: «Я знаю, что вы убили его и забрали документ, и если я сообщу в полицию, вас повесят». Она говорила о своем сложном положении, о том, что будет держать язык за зубами, если сможет. Но конечно, если бы ее обвинили в убийстве, она бы рассказала все, что знает. Потом было что-то насчет того, как это ужасно — иметь мало денег, как она была бы благодарна, если бы он ей помог. Конечно, она не понимала, как это звучит для него. Он ей в отцы годился, и она подумала, что в ее стесненных обстоятельствах он мог бы ей помочь. Но когда я все это прокручивал в мозгу — а я не мог об этом забыть весь день, — я понял, что он решил, что это было… — У него перехватило горло. Он понуро уставился на ковер миссис Войзи.
Мисс Силвер осторожно покашляла.
— Что она его шантажирует. Он так себе это представил.
Не глядя на нее, Алан отчеканил:
— Она не стала бы… миссис Уэлби не стала бы…
Мисс Силвер перевернула жакет маленькой Джозефины. У нее не было сомнения в том, что Катерина Уэлби намеренно сделала попытку шантажа, и эта попытка стоила ей жизни. Шантаж — дело опасное, а в случае убийства — просто фатальное. Она, конечно, не сказала это вслух, а продолжала вязать, пока молчание не было прервано рыданием.
— Мне не дает покоя мысль, что я мог ее спасти. Я говорил вам, что в то время ничего не понимал. Когда она вышла от Хоулдернесса, она была очень мила со мной, и у меня все вылетело из головы. Офис закрылся в час, и я с ребятами отправились на футбол. Я пришел домой только к шести, попил чаю и опять ушел. Я сказал маме, что пойду смотреть игру в дартс, но когда там оказался, понял, что не могу. Я пошел в Гейт-хаус, ходил вокруг и смотрел на ее окна. Примерно в полдесятого увидел, что подъехала машина и остановилась у обочины. Там через стену свешиваются ветки дерева, я встал под ними и рассмотрел, как он прошел между колоннами, свернул к ее двери и вошел. Я чуть умом не тронулся, думая, что они там вместе. — Его лицо перекосилось. — Знаете, я даже подошел к двери, поднес палец к звонку, но так и не нажал. Я ушел, но если бы я тогда попал в дом, это бы ее спасло.
Мисс Силвер смотрела добрыми глазами.
— Никто этого не может утверждать. Оставьте мысли о том, что могло бы быть. Я не вижу, как бы вы сумели прервать разговор между миссис Уэлби и нотариусом. Не скажете, сколько он там пробыл?
— Мне казалось, что много часов, но это было не более двадцати минут. Он вышел, сел в машину и уехал.
— Вы говорите «он», «его машина», но вы можете поклясться, что он — это мистер Хоулдернесс, и машина — его?
Он коротко кивнул.
— Ручаюсь. Я видел его в свете лампы, когда он входил, и видел номер его машины. Когда он уехал, я еще некоторое время ходил туда-сюда, но появились какие-то люди, и я ушел. — Он уронил голову на руки и застонал. — Если бы я не ушел, если бы остался, я бы понял, что что-то неладно, раз у нее не гаснет свет.
Глава 41
В понедельник утром в половине десятого мистер Хоулдернесс сложил письма в стопку и встал из-за стола. Он был бездетным вдовцом, и после смерти жены хозяйство вела его незамужняя сестра, увядшая, болезненная особа с выражением вечного недовольства на лице. Увидев, что он сунул под мышку «Тайме», она нахмурилась.
— Ты уходишь?
— Уже полдесятого.
— Не выпьешь вторую чашку чая?
Он засмеялся.
— Ее выпила ты.
Мисс Хоулдернесс хлопнула себя по лбу.
— Неужели? Сама не понимаю, что делаю. Я сегодня не сомкнула глаз. Не знаю, как это кончились мои таблетки, я думала, что у меня еще полбутылочки.
— Наверное, ты прикончила их прошлой ночью.
Мисс Хоулдернесс была поражена.
— О нет, это очень опасно.
— Ну, моя дорогая, опасность придает вкус жизни.
Он был уже возле двери, когда она спросила, придет ли он на ленч. Он сказал «нет» и ушел из дома — и из ее жизни.
Мистер Хоулдернесс не часто подъезжал к офису на машине. Он жил в доме, где родились и он сам, и его отец, и дед. Дом стоял на краю города, возле него сохранился сад, но вокруг все было застроено. До офиса было полмили, и обычно он преодолевал их пешком.
Этот день ничем не отличался от бесчисленных предыдущих дней, когда он закрывал дверь, вдыхал свежий воздух и, спустившись на две ступеньки, выходил на тротуар, сворачивал направо и шел в направлении Мейн-стрит, в шляпе набекрень и с портфелем в руке. Без четверти десять он подходил к Мейн-стрит, и когда били часы на башне Сент-Мэри, он уже сидел за своим столом и просматривал почту.
Этот понедельник не отличался от прочих. Позже десятки людей будут вспоминать, как встречали его и здоровались. Каждый добавлял: «Он выглядел как обычно», или «В нем не было заметно ничего такого…», или «Нельзя было и подумать, что что-то неладно…»
Сам мистер Хоулдернесс тоже этого не предполагал. Стояло прекрасное сентябрьское утро, он был бодр и оживлен и чувствовал себя на вершине мира. Его предки происходили из Норвегии. Если бы они были из горных районов Шотландии, его бы за состояние ума называли «фей» — «обреченный». Он был в великой опасности, и он пошел на огромный риск. Риск придает вкус жизни. Провал он превратил в удачу, опасность — в безопасность, и все благодаря уму, гибкости мысли и твердости правой руки. Неплохо для шестидесяти пяти лет! Более молодые сдались бы. Он спас себя и фирму. Жизнь хороша!
Он вызвал Алана Гроувера и потребовал бумаги по Джардину. Когда он их принес и закрыл за собой дверь, мистер Хоулдернесс хмуро посмотрел ему вслед. Парень странно выглядит: глаза опухли, руки трясутся. Не дай бог, Гроувер сопьется. Стоит только начать. Алан казался устойчивым малым, но никогда не знаешь заранее.
Мистер Хоулдернесс был занят делом Джардина, когда на лестнице раздались шаги — тяжелые шаги нескольких человек, они протопали по коридору до самой его двери. Он поднял глаза — таким его и увидели шеф полиции и инспектор Дрейк. Констебль Уитком закрыл за ними дверь и остался в коридоре.
Они стояли и смотрели на него, и видели прямую фигуру, хороший костюм, густые седые волосы, черные брови, дугой поднимающиеся над карими глазами, прекрасный цвет лица. Если бы не современный костюм, он был бы копией своего прадеда. У Рэндала Марча мелькнула мысль: восемнадцатый век, вот кто он такой. «Заберут того, у кого есть власть, сохранят того, кому можно остаться» — вылезла цитата неизвестно откуда, но подходящая к случаю.
Сумрачный Стануэй безмолвно взирал на них с портрета над камином. На мгновенье наступила тишина. Великие дела случаются в одно мгновенье — рушатся величественные башни, воздвигнутые гордостью, своеволием и высокомерием — падают и рушатся безвозвратно.
Рэндал Марч вышел вперед и веско сказал:
— Мы к вам с неприятным поручением, мистер Хоулдернесс…
Лицо его не выдало никаких чувств, только покраснело. «Вот как?» — сказал он без всякой дрожи в голосе.
Инспектор Дрейк подошел к его столу. Он достал блокнот и заглянул в него.
— Номер вашей машины — ХХХ312?
— Да, правильно.
— У нас есть информация, что она была припаркована к краю дороги у Меллинг-хауса с десяти до пол-одиннадцатого в среду вечером, а также в течение двадцати минут в интервале от девяти тридцати до десяти в вечер субботы.
Мистер Хоулдернесс сидел все так же прямо, держа одну руку на краю стола, другую — на бумаге, которую перед этим изучал.
— Могу я спросить, кто дал вам эту информацию?
— Человек, знающий вашу машину. Показания получены под присягой.
Бумага зашелестела под рукой мистера Хоулдернесса — его пальцы невольно сжались. Видимо, звук привлек его внимание, он опустил глаза на руку и ослабил хватку. Старательно разгладил бумагу, потом сказал:
— Видимо, это мой клерк, Алан Гроувер, он живет в Меллинге… Что ж, джентльмены, в обоих случаях я приезжал к миссис Уэлби. Приезжать по вызову красивой женщины — не криминал. Такие вещи не афишируются, особенно в деревне, но я охотно признаю, что нанес эти два визита. — Мистер Хоулдернесс улыбался. — Миссис Уэлби меня вызывала.
— В такой час?
Улыбка не увядала.
— Что вас удивляет, дорогой инспектор?
— Вы говорите, что были у миссис Уэлби?
— Я уверен, она это подтвердит.
Возникло короткое, напряженное молчание. Дрейк посмотрел на шефа полиции.
Марч сказал:
— Разве вы не знаете, что миссис Уэлби умерла?
Рука его дернулась, и бумага упала на колени. Краски схлынули с лица.
— Нет… нет… какое потрясение!
— Вы не знали?
— Нет, нет, откуда?
— Вы приезжали к ней в субботу вечером. Наутро она была найдена мертвой.
— Отчего она умерла?
— Передозировка снотворного.
Мистер Хоулдернесс откинулся в кресле. Еле слышно он прошептал:
— Это такой шок… Я знал ее еще ребенком… Дайте мне минуту.
Минута прошла, и он взял себя в руки и рассудительно сказал:
— Как вижу, мне придется рассказать вам то, что я надеялся сохранить в тайне. Миссис Уэлби была не просто клиент, она была мой старый друг и иногда просила у меня совета. В субботу утром она приходила сюда и сказала, что попала в сложное положение. Должен сказать, она жила в Гейт-хаусе практически даром много лет. Миссис Лесситер обставила для нее Гейт-хаус, и права она или нет, но миссис Уэлби считала всю эту меблировку подаренной. Она зашла так далеко, что кое-что продала. Когда мистер Лесситер вернулся, он сразу взялся за это дело — он заходил ко мне его обсудить. Он подозревал, что часть вещей продана, среди них миниатюра Козуэя значительной ценности, и был настроен мстительно. Я постарался его смягчить, но он настаивал на решении передать дело в суд, если найдет доказательство. В среду вечером он мне позвонил и сказал, что нашел документ, который ему оставила мать, и что из него следует, что содержимое Гейт-хауса дано Катерине Уэлби взаймы, а не подарено. Он подтвердил свое намерение обратиться в суд. Полагая, что миссис Уэлби получила такое же сообщение, и зная, как она будет расстроена, я поехал к ней.
Он замолчал. Ни Дрейк, ни шеф полиции не сделали никаких замечаний. Мистер Хоулдернесс поднял руку, уронил ее на колено и продолжил свою речь.
— Я нашел ее в состоянии крайнего расстройства. Она сказала, что ходила в Меллинг-хаус, чтобы поговорить с Джеймсом Лесситером, но у него была мисс Крей, и она ушла. Она хотела, чтобы я сходил и поговорил с ним, но я сказал, что это неблагоразумно, гораздо лучше дать ему время обдумать это дело. Я сказал, что он, конечно, придет ко мне, и я покажу ему, какой вред он нанесет своей репутации, если дело дойдет до крайности. Я заверил ее, что едва ли он решится так поступить. Она что-то говорила о новой попытке увидеться с ним, но я умолял ее даже не думать об этом. Уходя, я был уверен, что она отказалась от этой идеи. — Он замолчал, взглянул на шефа полиции и спросил: — Разве вы не хотите это записать? Я вижу, инспектор не пишет.
Марч твердо сказал:
— Показание вы сможете дать позже, если захотите. Вы, конечно, понимаете, что оно может быть использовано как свидетельство.
— Естественно. Итак, я продолжаю. Утром в среду я узнал, что Джеймс Лесситер мертв. Я был потрясен. Полиция попросила моей помощи в установлении, не пропало ли что-нибудь из дома, и я вместе с клерком проверил по списку. Карр Робертсон консультировался со мной насчет своего положения, и я посчитал правильным передать в полицию его информацию о том, что Сирил Мейхью был замечен в Лентоне в день убийства. Я посоветовал молодому Робертсону дать полные показания в полиции. Утром в субботу ко мне приходила миссис Уэлби. Я чувствовал себя не вправе раскрывать все, с чем она меня ознакомила, но в сложившихся обстоятельствах обязан сообщить, что она поведала: после того как я от нее уехал в среду вечером, она возвращалась в Меллинг-хаус. Ее состояние встревожило меня. Я умолял ее пойти домой и отдохнуть и обещал приехать к ней вечером. Мое положение было нелегким — ведь я знал ее с детства. Мне нужно было время, чтобы все обдумать. Она ушла.
Инспектор Дрейк откашлялся и спросил:
— Вы приехали в Меллинг в полдесятого?
— Где-то в это время. Я не смотрел на часы.
— Какой вы нашли миссис Уэлби?
— Много спокойнее. Возле нее стоял поднос с кофе. Она предложила и мне, но я отказался. Сказал, что не смогу заснуть. Она улыбнулась и заметила, что на нее кофе так не действует.
— Сколько чашек было на подносе?
— Одна. Она хотела принести вторую, но я ее удержал.
— Мистер Хоулдернесс, если она вас ждала, то почему была только одна чашка?
— Я не говорил ей, в какое время приеду.
— Когда вы вошли, кофе был уже сварен?
— Да… ее чашка была наполовину пуста.
— Вам не показалось странным, что она не стала вас ждать, хотя знала, что вы приедете?
Мистер Хоулдернесс сложил руки и посмотрел на сцепленные пальцы.
Он заговорил просто, тем тоном, каким обычно разговаривал с клиентами.
— Нет, не показалось. Она знала, что на ночь я не буду пить кофе. Она мне его всегда предлагала, но только из вежливости — прекрасно знала, что я откажусь. Я пробыл у нее недолго. Ее поведение не внушало беспокойства, она сказала, что примет снотворное и хорошенько выспится.
— У нее была привычка принимать снотворное?
На прямо поставленный вопрос мистер Хоулдернесс ответил с меланхолической слабой улыбкой:
— Понятия не имею. Если бы я подумал, что она имеет в виду нечто большее, чем пару таблеток аспирина, я бы не ушел.
— Вы не видели коробочку или бутылочку со снотворным?
— Нет.
Наступила пауза. Потом Рэндал Марч сказал:
— Мистер Хоулдернесс, ваш разговор с миссис Уэлби в субботу утром подслушали.
Сказав те слова, ради которых сюда пришел, он испытал такое чувство, как будто нырнул в омут. Он не был уверен в надежности доказательств, которая требуется в такого рода делах. Его раздражало, что впервые в жизни он дал увлечь себя сомнительной версией. То, что вчера казалось не только возможным, но окончательным выводом, сегодня таким уже не казалось. В этом офисе, где сто пятьдесят лет верно служат закону, под властным взглядом последнего из уважаемого рода нотариусов, ему было невероятно трудно избавиться от возникшего подозрения, что Алан Гроувер из ревности сочинил сказку. То, что мальчик был отвергнут Катериной Уэлби, бешено ревновал ее к своему хозяину, был вне себя от горя — это было очевидно. И послужило базой его истории. В мгновенной тишине, наступившей после заявления Марча, эти факты не прибавили ему решительности.
Лицо мистера Хоулдернесса угрожающе покраснело.
— Мой разговор с миссис Уэлби кто-то подслушал?
— Да.
— Могу я спросить, кто?
Не получив ответа, он подался вперед и голосом, дрожавшим от злости, прорычал:
— Нет сомнения, тот же, кто снабдил вас номером моей машины! Клерк-слухач, прильнувший ухом к замочной скважине! Молодой человек, который так надоел миссис Уэлби, что она попросила его прекратить свои визиты! Она мне об этом говорила, по доброте своей умоляла меня не придавать этому значения. Она была добра с мальчиком, давала ему книги, помогала поверить в себя, а как только она умерла, вот что он делает — обливает грязью ее имя!
— Передавая вашу беседу, он утверждал, что слышал, как миссис Уэлби вернулась к Меллинг-хаус в десять часов вечера. Она не вошла, потому что там были вы. Согласно показаниям Алана Гроувера, она сказала, что между вами и мистером Лесситером была бурная ссора, он обвинял вас в присвоении денег, оставленных вам его матерью, и намеревался возбудить против вас судебный иск. Гроувер утверждает, что миссис Уэлби, услышав это, отказалась от мысли встречаться с Лесситером и вернулась к себе в Гейт-хаус.
Мистер Хоулдернесс величественным жестом отмахнулся.
— Мнение клерка о беседе хозяина и клиентки — ревнивые фантазии до смерти влюбленного щенка! Мой дорогой мистер Марч, вы прекрасно понимаете, что такого рода материал — не свидетельство. Ни один суд его не признает.
Марч спокойно сказал:
— Я передаю вам то, что он сказал. Его свидетельство насчет машины будет принято.
— Я сам это признал и объяснил вполне разумно.
— Алан Гроувер покажет под присягой, что вы в среду выезжали вовсе не из Гейт-хауса.