Все это Дрейк держал в уме, когда придвинул предложенный стул и сел. Констебль Уитком тоже сел, достал блокнот и приготовился записывать.
   Произнося имя Джеймса Лесситера, Дрейк внимательно следил за мисс Крей. Ее лицо не изменилось.
   — Вы слышали о смерти мистера Лесситера?
   Он услышал короткое, тихое «да».
   — Когда вы об этом узнали и от кого?
   — Приходила миссис Уэлби. Ей сообщил молочник.
   — А вам он не сообщал?
   — Он заходил сюда до того, как пошел в Меллинг-хаус.
   — Вы были удивлены и потрясены?
   — Да.
   Они сидели за обеденным столом напротив друг друга. Его стул стоял косо, и он повернул его так, чтобы смотреть ей прямо в лицо.
   — Мисс Крей, вы не могли бы сообщить мне о своих перемещениях вчерашним вечером?
   — О моих перемещениях?
   Он почувствовал легкое удовлетворение. Если человек повторяет твои слова, это означает только одно: что он нервничает и тянет время. Он подумал, что не мешает немного порастрясти мисс Крей, и начал трясти.
   — С вами живет племянник, мистер Карр Робертсон? И его подруга…
   Рета подсказала имя:
   — Фрэнсис Белл.
   — Я хотел бы знать, что все вы делали вчера вечером.
   — Мы были дома.
   — Вы не выходили из дома? Вы уверены? Миссис Мейхью утверждает, что слышала, как мистер Лесситер обращался к вам по имени, она подходила к дверям кабинета около девяти.
   Ее щеки раскраснелись от злости, серые глаза засверкали. Если бы суперинтендант изучал классику, он бы вспомнил знаменитую строчку из Вергилия про богиню. Но и без этой строчки он понял, что мисс Крей дама темпераментная, к тому же очень красивая. И решил, что он ее растряс-таки. Но она посмотрела на него в упор и сказала:
   — Миссис Мейхью совершенно права. Я была у мистера Лесситера от половины девятого до четверти десятого.
   — Вы вернулись домой в четверть десятого?
   — Мисс Белл может подтвердить. Она выговорила мне, что я пропустила вечерние новости.
   — Мисс Белл? А как насчет мистера Робертсона?
   — Он отсутствовал.
   — То есть его не было дома?
   — Да, он ходил гулять.
   Суперинтендант поднял рыжие брови.
   — Гулять? В такой час?
   Мисс Крей отозвалась:
   — Почему бы нет?
   Он оставил эту тему.
   — Мисс Крей, я должен расспросить вас о визите в Меллинг-хаус. Ведь вы старый друг мистера Лесбитера?
   — Мы не виделись больше двадцати лет.
   — Вы были помолвлены?
   — Более двадцати лет назад.
   — Вы с ним порвали, поссорились?
   — Я бы так не назвала это.
   — Кто разорвал помолвку?
   — Я.
   — Почему?
   — Думаю, это вас не касается.
   Ее серые глаза были злые, презрительные, но прекрасные. Суперинтендант в жизни своей не видел таких прекрасных глаз. Он подумал, что женщина, умеющая смотреть так презрительно и зло, вполне способна убить, если захочет.
   — Мисс Крей, вы знаете, что мистер Лесситер сделал завещание в вашу пользу?
   — Он мне его показал. Я сказала, что это нелепость.
   — Он сжег ваши письма, не так ли?
   — Если миссис Мейхью подслушивала под дверью, она вам все рассказала.
   — Он сжег ваши письма, потом показал завещание двадцатичетырехлетней давности и тоже бросил его в огонь.
   Она сказала:
   — Это не он — это я его бросила.
   — Ах, вы?
   — Все это было нелепо — завещание при помолвке мальчика с девочкой. Я бросила бумагу в камин, но он выхватил ее. Если миссис Мейхью подслушивала, она должна будет подтвердить. Я хотела бы, чтобы вы поняли: мистер Лесситер… — она помедлила, — развлекался.
   — Вы имеете в виду, что он говорил несерьезно?
   — Конечно несерьезно. Он меня дразнил. Он видел, что меня это сердит, и забавлялся.
   — Вы рассердились?
   — Мне все это было крайне неприятно.
   Он наклонился к ней, упершись локтями в стол.
   — Мистер Лесситер забавлялся, когда говорил о возможности быть убитым мистером Карром Робертсоном?
   Она почувствовала, что лицо ее вспыхнула.
   — Конечно!
   — Вы хотите сказать, что он шутил. Но для такой шутки должен быть какой-то предлог. Почему он шугал так?
   — Этого я не могу вам сказать.
   — Миссис Мейхью утверждает, что слышала, как он сказал, что совершенно не хочет быть убитым, а позже, после того как показал вам завещание, добавил: «Если твой Карр меня сегодня убьет, тебе достанется изрядное состояние». Он говорил это, мисс Крей?
   — Что-то в этом роде. Я уже объясняла, что он забавлялся. Такие вещи никогда не говорятся всерьез.
   — В каждой шутке есть доля истины. Убийство — дело серьезное, мисс Крей. Мистер Лесситер был вчера убит. Насколько мы знаем, вы последняя, кто видел его живым. Зачем вы к нему пошли?
   — А разве нельзя?
   — Я спросил вас, почему вы это сделали.
   — Почему вообще что-то делается. Захотела и пошла.
   — По внезапному импульсу?
   — Можете и так это назвать.
   — Вы были в плаще?
   — Конечно.
   — В каком?
   — Взяла первый попавшийся с вешалки.
   — Это был плащ вашего племянника?
   — Может быть… Я взяла не глядя.
   — Вы одели его, когда уходили?
   — Естественно.
   Рета опять покраснела и посмотрела на суперинтенданта.
   — К чему все эти вопросы про плащ? Я его надевала, а теперь он висит на вешалке.
   — Тогда я хотел бы на него взглянуть.
   Она сохраняла храбрый вид, но внутри у нее все сжалось от страха. Она настроилась говорить правду, насколько это возможно, и пока ей это удавалось. На вешалке висит не один плащ, она могла бы сказать, что надевала другой… Нет, она не могла этого сделать. Если с детства приучен говорить правду, очень трудно начать лгать, тем более лгать убедительно. Рета Крей была прямым и правдивым человек. Она не могла так сказать и через миг порадовалась этому, потому что инспектор Дрейк прошелся вдоль вешалки и каждый плащ выворачивал, чтобы посмотреть изнанку. Когда он дошел до подкладки в желтую полоску, он остановился, снял плащ и вернулся в столовую.
   Она с тяжелым сердцем последовала за ним. Если он узнал плащ Карра, значит, кто-то в Меллинг-хаусе его видел и описал ему. Миссис Мейхью подслушивала под дверью. Если она ее приоткрыла, то могла видеть плащ. В этом не было ничего страшного, инспектор уже знал, что Рета разговаривала с Джеймсом Лесситером. Но если миссис Мейхью приходила позже и видела плащ таким, каким его принес домой Карр, — рукав пропитан кровью, правая пола забрызгана, измазана…
   Утро было пасмурное. Дрейк поднес пальто к окну, разглядел его, пощупал и воскликнул:
   — Он влажный! Вы его застирывали! — Он протянул ей плащ. — Вся правая сторона вымыта, она влажная. Зачем вы его мыли, мисс Крей?
   Она уже не злилась, она была бледна и сосредоточена.
   — Не для того ли, чтобы смыть следы крови? Миссис Мейхью видела, что обшлаг этого плаща был испачкан кровью.
   — Я оцарапала руку.
   Это была правда, но она выглядела ложью. Рета отвернула рукав свитера, и Дрейк сказал то же, что и Карр:
   — Это же пустяковая царапина!
   В тоне, каким были сказаны эти слова, явственно сквозило: «Вы ничего получше не можете придумать?»
   Она твердо решила не отвечать больше ни на какие вопросы. Она встала и посмотрела ему в лицо.
   — Я вам сказала правду, мне добавить нечего… Да, если надо, я все это подпишу, но больше не буду отвечать ни на какие вопросы.
   Дрейк свернул плащ, положил его на подоконник и попросил позвать мисс Фрэнсис Белл.

Глава 19

 
   Вошла Фэнси. Ее голубые глаза были широко раскрыты. Она оглядела суперинтенданта и оценила его невысоко. Как и миссис Мейхью, она не любила рыжих. Молодой человек, сидевший за столом с блокнотом, понравился ей больше. Очень симпатичный. Она подумала: интересно, умеет ли он танцевать? Так много симпатичных парней не умеют танцевать! А те, что умеют, не всегда симпатичные. С такими нехитрыми мыслями она уселась на стул у окна, предоставив возможность обоим мужчинам полюбоваться умопомрачительно прекрасным цветом ее лица.
   Констебль Уитком не остался равнодушен. Он уставился на нее сначала с недоверием, потом с восторгом. Если у суперинтенданта Дрейка и были такие же впечатления, он их успешно скрывал и задавал свои вопросы с безразличием фокусника, вынимающего кролика из шляпы.
   Начал он с совсем маленьких кроликов, и они вручались Фэнси самым дружелюбным образом. Она согласилась с тем, что она мисс Фрэнсис Белл, подруга мистера Карра Робертсона. Она приехала погостить. О нет, она не помолвлена с мистером Робертсоном, ничего подобного, они просто друзья. Мистера Лесситера она совсем не знает. Она его даже не видела, только фотографию в газете.
   — Когда же, мисс Белл?
   — Вчера вечером.
   Дрейк наклонился к ней через стол.
   — А теперь, мисс Белл, я попрошу вас рассказать, что случилось вчера вечером.
   Голубые глаза медленно поднялись на него.
   — Что значит — что случилось?
   — Ну, просто расскажите, что вы делали, все трое — вы, мисс Крей и мистер Робертсон.
   — Ну вот, днем мы с Карром ездили в город. Вернулись около семи, поужинали, и тут пришел мистер Эйнджер и принес газеты с фотографиями. Вы это хотите знать?
   — Да. Во сколько это было?
   — Ну, примерно в четверть восьмого.
   — Продолжайте.
   — Мистер Эйнджер ушел, ему надо было навестить одну больную старуху. Потом мисс Крей вышла к телефону — он вон там. Мы с Карром просматривали газеты.
   — Тогда вы и увидели фотографию мистера Лесситера?
   — Да, только ее увидел Карр, а не я. Я могу вам показать эту газету, если хотите.
   — Пока не надо. Итак, мистер Робертсон увидел фотографию. Что он сказал?
   Она отвела глаза в сторону. До этого момента ей не приходило в голову, что сказанное Карром могло иметь связь с тем фактом, что через час или два Джеймс Лесситер умер. Если бы Рета Крей или Карр указали бы ей на такую связь, попросили забыть все, что случилось между благополучным отбытием Генри Эйнджера и бурным уходом Карра, она бы послушалась, хотя умелый перекрестный допрос вывел бы ее на чистую воду. Но ни Карр, ни Рета не решились предложить ей нечто подобное. Для каждого из них это выглядело бы как признание вины. Они гордо отвергли саму возможность такого предложения. В результате Фэнси оказалась предоставлена самой себе. Ее охватил страх. В ушах зазвенели слова Карра: «Вот он, негодяй!» Она не может рассказать это суперинтенданту! Но что же тогда рассказывать? Что делать, когда не можешь сказать правду и не умеешь лгать? Ей ничего не приходило в голову. Прекрасный цвет лица стал розовым, глаза наполнились слезами. Констебль смотрел на нее с восхищением. Суперинтендант остался невозмутим. Он подумал, что она дура, и надо извлечь из этого пользу. Он резко повторил вопрос:
   — Что он сказал?
   Молчание. Румянец угас. Фэнси произнесла:
   — Пришла мисс Крей, и Карр ушел гулять.
   Дрейк стукнул кулаком по столу.
   — Вы не ответили на мой вопрос, мисс Белл! Мистер Робертсон увидел фотографию мистера Лесситера. Что он сказал? Он его узнал?
   — Ну, что-то в этом роде…
   — Объясните. Я хочу знать, что он сказал.
   Фэнси старалась изо всех сил.
   — Он… он удивился.
   Дрейк быстро отреагировал:
   — Вы хотите сказать, что он узнал человека, но удивился тому, что это Джеймс Лесситер?
   — Вроде того…
   — Он удивился. Он разозлился?
   Что на это отвечать?! Разозлился! Не то слово! Фэнси не знала, что сказать. И она ничего не сказала. Это было молчание, означающее согласие.
   — Он разозлился, когда узнал мистера Лесситера. Очень разозлился?
   Она уперлась глазами в стол, прикрыв их длинными ресницами.
   Дрейк опять стукнул кулаком по столу.
   — Он узнал мистера Лесситера, он разозлился. Почему?
   Фэнси вскинула голову. Она смахнула с глаз две слезинки.
   — Вот у него и спросите! — сказала она, и родное предместье Степни вырвалась наружу.
   — Мисс Белл…
   Она оттолкнула стул и вскочила.
   — Нечего задавать вопросы, на которые я не знаю что ответить! Если есть другие, которые вам ответят, так идите и спросите их! Хотите знать, что сделал Карр — спрашивайте Карра! Он скажет вам лучше, чем я!
   Суперинтендант взял себя в руки и пояснил:
   — Я не могу заставить вас отвечать на мои вопросы, мисс Белл. Но во время дознания, вы должны будете явиться и давать показания под присягой. До тех пор ваша обязанность — всем, чем можете, помогать полиции.
   Фэнси почувствовала уверенность. Теперь, когда он ее разозлил, она его больше не боялась. Он не может заставить ее говорить, он сам так сказал. Она не будет отвечать, если не захочет. Она не будет говорить о том, как Карр отреагировал.
   Дрейк опять заговорил.
   — Мистер Робертсон ушел, и мисс Крей ушла?
   — Да.
   — Как долго они отсутствовали?
   — Они не вместе ушли. Он вышел в переднюю дверь, а она в заднюю.
   — Ну ладно, они ушла. Когда мисс Крей вернулась?
   К чему он задает эти дурацкие вопросы?
   — Было четверть десятого, только что закончились новости.
   — А мистер Робертсон?
   — Не знаю, я пошла спать.
   — Вы не слышали, когда он вернулся?
   — Нет. Больше я ничего не слышала.
   — Еще минутку, мисс Белл. Мистер Робертсон ушел после того, как узнал человека на фотографии, да?
   — Я сказала вам, что он ушел.
   — Во сколько?
   — В полдевятого. Я посмотрела, потому что ждала передачу по радио.
   — Мистер Робертсон узнал человека на фотографии и сразу же ушел из дома. Он был зол, так? Он хлопнул дверью?
   Он опять устраивает ей ловушку? Фэнси вскипела.
   — У него и узнайте! — сказала она и выбежала из комнаты. Дверь столовой с треском захлопнулась.
   Констебль Уитком настолько забылся, что присвистнул.

Глава 20

 
   Карр пришел в Лентон тем же размашистым шагом, каким шел сюда вчера. Он застал в лавке Джонатана, праздно болтавшего с леди Фитчетт. Его всегда поражал контраст между ее квадратной фигурой и резкими манерами и представительностью и изысканной вежливостью Джонатана. Он проскользнул за чипендейловским книжным шкафом к двери, ведущей на хозяйскую половину.
   Но чтобы скрыться от любопытных глаз леди Фитчетт, шкафа было явно недостаточно. Она оторвалась от испаномавританских тарелок, качество которых они обсуждали, и требовательно спросила:
   — Кто это?
   Джонатан Мур отвел затуманенный взгляд.
   — Я не заметил.
   — Ну как же? Он вошел в вашу личную дверь, как к себе домой.
   — Наверное, кто-то из служащих…
   — Кто-то из служащих! Похоже, это Карр Робертсон.
   — Очень может быть.
   Леди Фитчетт фыркнула. Больше всего ее задевало, когда от нее что-то скрывали.
   — Джонатан, не кривите душой! Карр вернулся?
   — Полагаю, да.
   — Давно пора, если хотите знать! Он поладил с Элизабет? — Она улыбнулась своей самой обаятельной улыбкой.
   — Лучше спросите у него.
   Леди Фитчетт опять фыркнула.
   — Вы просите слишком много за эти тарелки.
   — Подумайте о моих налогах.
   — Подумайте о моих!
   Карр остановился возле двери и свистнул. Сердце Элизабет дрогнуло. Он всегда так делал — входил, останавливался у двери и свистел, и если она была наверху, то спускалась, а если внизу, ей оставалось только крикнуть: «Входи!»
   Она отозвалась, и в следующее мгновенье он вошел, и она оказалась в его объятиях. Но в том, как он обнимал ее, было что-то странное. Она испугалась. Он не целовал ее, а просто прижимал к себе так, как будто был не в силах отпустить.
   — Карр, в чем дело?
   Ей пришлось повторить вопрос. Даже тогда она не сразу получила ответ. Он отпустил ее, отошел на шаг, и руки его повисли.
   — Тебе придется опять меня выгнать.
   — Карр!
   — Вчера вечером кто-то убил Джеймса Лесситера, и скорее всего они подумают, что это я.
   Элизабет пристально посмотрела ему в глаза.
   — А это не ты?
   Он хрипло засмеялся.
   — Ну вот и ты готова поверить!
   Карие глаза Элизабет, прозрачные, как вода, заблестели.
   — Я поверю тому, что скажешь ты.
   — Нет, я этого не делал. Мог бы до того, как мы увиделись, но не после. В любом случае, я не подошел бы к нему со спины и не проломил бы голову кочергой.
   — Карр!
   — Кто-то так сделал. Я его видел…
   — Неужели ты к нему приходил?!
   — Да. Нет смысла говорить, что я дурак, я и сам знаю. Я же понятия не имел, что его убили. Я хотел прийти к нему, чтобы захлопнуть дверь в прошлое — начать новую повесть: глава первая — свадебные колокола, а потом счастье без конца и края. Мне это казалось хорошей идеей. Видишь ли, если он будет постоянно бывать в Меллинг-хаусе, а я в Белом коттедже, мы рано или поздно встретимся. Я решил, что лучше если такая встреча произойдет без посторонних глаз. Наедине мы бы разобрались по-мужски, возможно, не без помощи кулаков, но никто в Меллинге не стал бы таращиться. — Мне казалось, что это удачная мысль.
   Элизабет неотрывно смотрела на него, слегка запрокинув голову, отчего светлые волосы упали на спину, обнажив нежную шею.
   — Что случилось? Расскажи.
   Он рассказал, как увидел свет в окне Катерины, приблизился к дому, обогнул угол, поднялся на две ступеньки, вошел через дверь, которая была не заперта, а только прикрыта шторами. Он ничего не пропустил: ни мертвеца, лежащего на столе, ни кочерги, ни плаща с измазанным рукавом и забрызганной полой. Элизабет выслушала его рассказ, не перебивая, и только когда он закончил спокойно сказала:
   — Напрасно ты протер кочергу.
   — Пришлось… на случай, если…
   Она покачала головой.
   — Напрасно. Ты сказал, что ни за что бы не ударил его сзади кочергой по голове. Неужели ты подумал, что Рета могла так поступить?
   Карр покраснел.
   — В тот момент я вообще ничего не думал. Там был этот проклятый плащ, и следующее, что я помню, — что протираю кочергу. Я думаю, убийца все предусмотрел. Он наверняка надевал этот плащ, чтобы проделать свою работу, или же измазал его потом нарочно. Неужели ты полагаешь, что он забыл бы про кочергу?
   — Нет… — Она немного поразмышляла. — Карр, если ты унес плащ и не оставил отпечатков пальцев, я не вижу, почему тебя должны заподозрить.
   Он хмуро сказал:
   — Есть еще наша маленькая Фэнси, а это финиш. Мы вместе смотрели газеты, когда я увидел фото Джеймса Лесситера. Не помню, что я сказал, но она-то вспомнит. Что-то вроде «Вот он, негодяй!». А потом я пулей вылетел из дома.
   — А она не может помолчать? Ты бы попросил ее…
   Он мгновенно нахмурился.
   — Нет! — и тут же расслабился. — Из этого не вышло бы ничего путного. Она такое безыскусное дитя, что они сразу бы ее раскололи. Пусть уж лучше говорит все, что знает. Это хотя бы покажет, что нам нечего скрывать.
   Зазвонил телефон. Элизабет подошла к столу, взяла трубку. Она ответила кому-то: «Да, он здесь», — и оглянулась через плечо.
   — Карр, звонит Рета. Она хочет тебе что-то сказать.
   Из трубки донесся низкий голос Реты. Она говорила по-немецки.
   — Плохо дело, Карр. Они забрали тот плащ. А он отмыт недостаточно. И еще миссис Мейхью знает, что я была там. Она подслушивала. Она слышала, что он говорил о завещании, и его слова: «Если твой Карр меня сегодня убьет, тебе достанется изрядное состояние». Плохо дело, да? Я решила тебя предупредить.
   Раздался щелчок, Рета повесила трубку. Карр поступил так же и, обернувшись к Элизабет, передал ей все, что только что услышал, и в заключение повторил слова Реты:
   — Плохо дело, да?
   — Они найдут того, кто это сделал. А пока тебе нужен адвокат, — Элизабет старалась не поддаваться панике и рассуждать трезво.
   — Да… я схожу к старику Хоулдернессу.
   — Он не подходит, нужен адвокат по уголовным делам.
   Карр скривил рот.
   — Дело дрянь.
   — Мне очень жаль.
   — Погоди жалеть, прорвемся! Обратимся к Хоулдернессу. Он всех нас знает, и если решит, что это дело не по нем, то направит к кому надо. Он посоветует, кого нам лучше нанять. Я пойду к нему.
   — Потом возвращайся и все расскажи.
   Он кивнул, сделал два шага к двери, но вернулся.
   — Элизабет, вчерашний вечер не считается. Мы с тобой не помолвлены.
   Ее глаза загорелись еще ярче. Элизабет была достаточно высокой, и ей не надо было становиться на цыпочки, чтобы обнять его за шею. Она пригнула к себе его голову и коснулась щекой щеки.
   — Не помолвлены?
   — Нет.
   — Вот и хорошо, дорогой. Мы сразу поженимся.
   — Элизабет!
   — Оставим глупости! Беги к мистеру Хоулдернессу!

Глава 21

 
   Мистер Хоулдернесс снова сел в кресло. Его черные брови, красиво контрастировавшие с густыми седыми волосами, сошлись у переносицы, а глаза тревожно заблестели. Чем дальше говорил Карр, тем больше он хмурился. Чтобы выразить свой протест, он громко вздохнул.
   — Мой дорогой Карр!
   Карр поморщился.
   — Вот чертова ситуация, а?
   Мистер Хоулдернесс постукивал большими белыми пальцами по колену.
   — Вы, конечно, осознаете, что если все это выплывет наружу, вам грозит арест.
   — Я ничего не сделал, но я это осознаю.
   — Однако нет причин, почему бы это должно выплыть.
   — Что вы имеете в виду?
   — Кому известно, что вы вчера побывали в Меллинг-хаусе? Скольким людям вы сообщили об этом?
   Карр пожал плечами.
   — Рете… Элизабет… Вам.
   — Больше никому не говорите. Пусть все помалкивают, и вы придержите язык.
   — Боюсь, это не спасет, — медленно произнес Карр.
   — Мой вам совет…
   — Я не уверен. Видите ли, они знают, что Рета там была, и скажут, что у нее был мотив. Она пошла предупредить его, что я все знаю про него и Марджори. Чтобы ее успокоить, Лесситер состряпал какую-то историю. И по том показал завещание, которое составил в ее пользу, когда они были помолвлены, а миссис Мейхью подслушивала под дверью! Она слышала, как он сказал: «Если твой Карр меня сегодня убьет, тебе достанется изрядное состояние». Как ни крути, это указывает на Рету — или на меня. Если я устраняюсь, остается Рета. К тому же, если отбросить все прочее, Фэнси им расскажет, что я узнал его на фотографии и выскочил из дома в страшной ярости.
   Мистер Хоулдернесс упрямо выставил вперед челюсть.
   — У вас еще будет время пойти на это самоубийство, если Рета окажется в реальной опасности. Я настаиваю на том, чтобы вы помалкивали.
   Карр вскинул брови.
   — Почему на самоубийство?
   Мистер Хоулдернесс сурово посмотрел на него.
   — А как еще это назвать?! Вы расскажете полиции, что, во-первых, узнали на портрете человека, который соблазнил и увез вашу жену, и во-вторых, что были на месте преступления примерно во время совершения убийства. Делайте что хотите, но такое безрассудное поведение я категорически не одобряю. По-моему, положение Реты не так серьезно, как ваше. Никто из тех, кто ее знает, никогда не поверит, что она ради денег пошла на такое преступление.
   Карр кивнул с отсутствующим видом.
   — Интересно, кто это мог сделать…
   Большая, красивая рука мистера Хоулдернесса взлетела над коленом и снова упала.
   — У Джеймса Лесситера много денег. Часто они приобретаются ценой чужих потерь. Мне кажется невероятным, что это преступление мог совершить кто-то из здешних, хотя найдутся те, кто постарается представить его как местное. Нужно посмотреть, не пропало ли чего. У меня есть подробный перечень того, что осталось после смерти миссис Лесситер. Первым делом я свяжусь с полицией и предложу им все проверить. В доме были очень ценные вещи, и если они пропали, полиция сможет их проследить. А пока я настаиваю, чтобы вы наняли адвоката. Если от вас потребуют показаний, вы сможете сказать, что по совету адвоката ничего не скажете до дознания. Это даст мне время разобраться во всем.
   Карр коротко кивнул — его мысли блуждали где-то в стороне. Казалось, он что-то сам с собой обсуждает. Его сомнения наконец разрешились, и он спросил:
   — Вы что-нибудь знаете о Сириле Мейхью?
   Рука на колене дернулась.
   — Почему вы спрашиваете?
   — Из пустого любопытства. Позавчера я спросил Рету, а она отказалась говорить на эту тему. Что с ним случилось?
   — Он попал в беду.
   — Связано полицией?
   — Увы, да. Он сидел в тюрьме.
   — За что?
   — Насколько я знаю, обворовал своего хозяина. Мейхью очень переживали. Тяжело, когда единственный сын пошел по плохой дорожке. Они сами — вполне достойные люди.
   — Только дети у них испорченные. Сирил смолоду был страшный наглец.
   — Родители не всегда бывают разумны в отношении своего ребенка. Почему вы спросили о Сириле Мейхью?
   Карр смотрел в потолок.
   — Да так… просто видел его на вокзале в Лентоне вчера вечером.
   Мистер Хоулдернесс нахмурил брови.
   — Вы уверены?
   — Абсолютно.
   — Вы с ним разговаривали?
   — Нет. Я увидел его случайно. Он выскочил из последнего вагона и скрылся за зданием вокзала. Меня удивило, что он избегает встреч. Интересно, был ли он вчера дома.
   Мистер Хоулдернесс сказал:
   — Я думаю, лучше известить об этом полицию.

Глава 22

 
   Закончив телефонный разговор, Рета осталась сидеть за письменным столом. Ей нравились большие столы. За спиной у нее стоял обеденный стол, старомодный, викторианского стиля, за которым могла разместиться большая семья, но он был слишком велик для теперешних обитателей дома. Ни стол, ни тяжелые стулья, у которых спинки были копией мебели Шератона, а сиденья обтянуты полинявшей парчой, не соответствовали ее коттеджу, но Рета с ними выросла, и ей и в голову не приходило их заменить. Они принадлежали тому времени, когда ее отец имел практику в Лентоне, и они жили в большом доме на Мейн-стрит.