Страница:
— Клэр, — сказал он серьезно, — я не могу выгнать Георга только потому, что он пришелся тебе не по душе. Он слишком много для меня сделал. Может быть, ты ревнуешь?
— Может быть! — не стала спорить Клэр. — Разве удивительно, что мне не нравится, что ты уделяешь мне меньше времени, чем этому старикану? Я не требую, чтобы ты выставил его за ворота с трехдневным запасом воды и пищи. Но я вижу, что ты всерьез воспринимаешь его бредовые фантазии, а вот это уже плохо. Сейчас под угрозой не только твоя репутация, но и мое будущее! Мы ведь теперь одна команда…
— Верно, — он кивнул, — поэтому, боюсь, милая, тебе придется играть по нашим правилам!
Клэр взглянула в его глаза и горестно покачала головой.
— Совсем не этого я ждала, Питер. Совсем не этого. — И добавила немного погодя, отчасти потому, что не могла сдержать раздражение, отчасти потому, что хотела, чтобы последнее слово осталось за ней. Маленькая, но победа, которая тешит женское тщеславие. — По-моему, этого сумасшедшего вообще нельзя было сюда пускать! Еще сломает что-нибудь к черту!
Питер ничего не сказал, но слова эти запомнил. Идеи, как давно известно, носятся в воздухе, остается их только оттуда вылавливать.
Тем же вечером, после трудового дня, возвращаясь вместе в административный корпус, они заметили фигуру Делоха, приплясывающего в окне на третьем этаже. Профессор махал им обеими руками и очевидно, если бы не стекло, слетел вниз навстречу друзьям.
— Боже мой, сколько эмоций! — заметила Клэр презрительно.
— Что-то он слишком взволнован! — озабоченно заметил Дубойс.
— Разве бывает иначе?
Питер не обратил внимания на ее насмешку.
— Готов поспорить, он опять собирается оседлать любимого конька, — пробормотал он.
Он чувствовал себя несколько виноватым перед Клэр. Утренняя перебранка оставила тягостное чувство. Клэр по-своему также была права. Клэр права, прав Делох… Спрятать голову в подушку. Достойно ли не сгибаться перед ударами судьбы…
— Бедняге уже никого другого не оседлать! — съехидничала Клэр. — В твое отсутствие я заметила, как он вертится вокруг да около, думала, начнет подъезжать. Оказалось, хуже — попытался промыть мне мозги насчет твоей исторической миссии. А я, выходит, отвлекаю тебя от революционной борьбы, разлагаю, так сказать!
Они поднимались в лифте.
— Послушай, — сказал примирительно Питер. — Георг — старый чудак, и тебе совершенно не обязательно слушать все, что он болтает. Зачем раздражаться понапрасну?
Вопреки ожиданиям госпожи Безансон, этот вечер, как и все предшествующие, Питер опять провел в обществе Георга Делоха. Более того, Делох на этот раз был красноречив как никогда.
Она предпочла удалиться в спальню, чтобы предаться грезам в компании героев одного из современных бестселлеров. Герои были как на подбор — спецагенты и шпионы. Время от времени Клэр бросала взгляд в сторону комнаты, надеясь, что Делох наконец выдохнется или Питер придет в себя и выставит надоедливого старикашку за дверь. Вежливо. Это ведь так просто. Но и то и другое казалось чудом. Клэр пробежала по страницам — книга не увлекала. Долгие описания закулисной политической игры, какие-то технические сведения по ядерным реакторам и картонные персонажи, каждый из которых был причастен к международному шпионажу.
— У нас здесь свой шпионаж, — подумала она и на цыпочках прокралась к дверям, подслушать разговор в гостиной.
У нее было подозрение, что сейчас там могут обсуждаться вещи, о которых не говорят при ней. И совсем не потому, что боятся смутить ее. Просто с некоторых пор Питер стал доверять этому старому козлу больше, чем ей. Это так несправедливо. Клэр сжала кулаки. Ведь в этой войне они на одной стороне — Клэр и Питер. Неужели он этого не понимает?
— Итак, Питер, мальчик мой, мы с вами вдвоем, как мифические герои против многоголовой гидры…
«Что же это за мифические герои?» — подумала Клэр, но, очевидно, эта метафора была чисто абстрактной, во всяком случае, на своего любимого конька в этот раз Делох не сел.
Она обхватила руками плечи и, задумавшись, подошла к окну. Может быть, в этой ситуации было бы разумнее всего сообщить Баррену, что привезенный им сюда чокнутый профессор замышляет неладное и втягивает в свои козни главного администратора. Только что это даст? Вряд ли донос откроет ей путь на свободу. Во-первых, она все еще нужна Ред-Року, да и Нил не производил впечатление излишне сентиментального человека. Она мало о нем знала, поэтому строить планы не могла. Возможно, он из тех, кто придерживается древнего правила — доносчику первый кнут. И еще… Клэр не притворялась рядом с Питером. Он в самом деле заменил в ее сердце Розена. Более того — она и сама не представляла, могло ли быть у них что-нибудь с Павлом в иных обстоятельствах. Дубойс же — другой случай. Питер был не просто заменой.
Его почти мистическое появление в ее жизни заставило пересмотреть многое.
И она не предала бы его ни за что на свете. Даже если завтра он захочет уничтожить весь мир, а бредятина, которую нес Делох, вполне могла привести именно к этому. Многоголовая гидра… Нет, она никогда не предаст его. Жаль, что Питер этого не понимает.
А Делох в гостиной продолжал давить ему на мозги:
— Вы сейчас главный козырь в нашей игре. Если хотите — избранный! Да! Только у вас есть ключи к этому осиному гнезду…
Делох, похоже, запутался в собственных метафорах.
— Я бы не сказал, что у меня есть все ключи. Многие эксперименты имеют высший уровень секретности, это то, что происходит в «подземельях». Думаю, только Баррен знает, над чем там работают. И еще несколько чинов в Пентагоне…
— Все это несущественные детали, Питер, не забывайте о главном — этот Карфаген должен быть разрушен! Вы продумали, как это сделать?
— В общих чертах, — мрачно ответил Дубойс. — Только…
— Что вас останавливает, мальчик мой? — Профессор Делох рассмеялся скрипучим смехом безумца. — Боитесь перешагнуть через кровь? Не бойтесь, мы с вами не убийцы, мы — орудие божественного гнева! А убийцы — это они, служители гидры. Все эти Блитсы, Баррены, Слайверы, Розены…
Услышав последнюю фамилию, Клэр напряглась.
— Ну, не знаю, — задумчиво проговорил Питер. — Розена вы зря включили в черный список. Он честный ученый, порядочный человек, которого попросту подставили…
— Ха! Ключевое слово — «честный ученый»! Самая опасная разновидность убийцы! Тот же Слайвер — это всего-навсего тупой служака, чьи запросы — эти запросы жвачного животного. Удвойте ему жалованье, пошлите торговать хот-догами в Диснейленде — и он будет счастлив и думать забудет о каком-то там Ред-Роке. Блитс или Баррен — существа другого уровня, но той же породы. Рабы Мамоны, у них в каждом зрачке светится по доллару. Думаете, им так уж важно, откуда течет золото в их сундуки? По большому счету, им все равно, что производить, чем торговать, — нефтью, памперсами, крылатыми ракетами, сахарной ватой — лишь бы не иссякал этот золотой поток. Отнимите у них Ред-Рок — они мигом обзаведутся другими игрушками… Но Розен — он не таков, он — честный ученый, рыцарь науки! Сытое брюхо, золотой унитаз, миллиарды на счетах — это не для него. Ему, как Платону, истину подавай, истину в последней инстанции… А вы подумайте, Питер, подумайте, дорогой мой, разве Слайвера мы должны благодарить за ядерную бомбу, за СПИД и лихорадку Эболи, за все «прелести» технотронной цивилизации, поставившие человечество на грань вымирания? Или, может быть, Баррена? Нет и еще раз нет! Ничего этого не было бы, если бы не ваши ученые — бессребреники и идеалисты! И чем больше таких Розенов мы погребем под руинами этой кузницы дьявола…
— Кстати, Розен-то как раз может и не вернуться в Ред-Рок. По моим сведениям, он собирается в небольшую экспедицию в Африку, а потом — Бог весть…
— Так сделайте же что-нибудь — вы знаете что! Сравнять с землей Ред-Рок, не уничтожив Розена — это, знаете ли, даже не полдела, а десятая часть.
— Послушайте, Георг, мне нужна свобода, и мне нужна Клэр! И ради этого я готов на все!
Клэр затрепетала, это было то, что она давно мечтала услышать, и поскольку сейчас он говорил об этом с Делохом, можно было быть уверенной — говорил искренне. Но одновременно ее охватил страх. Что они задумали, что они задумали?! Она горестно покачала головой — опять оказалась в западне, выстроенной собственными руками. Надо найти способ проинформировать Баррена — под угрозой само существование Ред-Рока и, возможно, жизнь ее Павла… Ее? С каких это пор? Павел никогда не принадлежал ей, даже когда их роман был на взлете, она занимала лишь второе место на пьедестале его любви, первое же всегда было зарезервировано за женой, этой русской артисткой… А Питер… Питер — это другое. Совсем другое — и единственное, что у нее есть. Нет, она не могла предать Дубойса, что бы они там с мерзавцем Делохом ни планировали. Клэр решила, что лучше покорно наблюдать, плыть по течению. Быть пассивной, любящей, нежной…
Он посмотрел на нее. Клэр лежала, прикрывшись едва-едва, с ловкостью профессиональной модели, одеяло почти ничего не скрывало.
Питер вздохнул:
— Если бы этот вечер никогда не кончался… Тебе приходилось так думать?
— Вечность в Ред-Роке? Шутишь? — она гневно изогнула брови.
— Милая, я тебе помогу, не сомневайся, — заверил он.
— Скоро сказка сказывается!
— Вот видишь, ты же все понимаешь…
Дубойс прекрасно понимал, что она ждет от него решительных действий. Его судьба была с юности сплетена с судьбой этой женщины, и все, что он делал в своей жизни, подводило его к ней, к этому моменту предельной близости, единения тел и душ. Сейчас он не испытывал никаких сожалений. Если бы что-нибудь было не так, не было бы ни этого вечера, ни Клэр Безансон, лежащей в его постели и ожидающей его, свою половинку. Ради нее он готов был на многое. Почти на все.
Питер Дубойс решил оставить философские размышления на утро. Теперь в нем говорил мужчина, самец. Он поймал Клэр за плечо и притянул к себе, чтобы поцеловать — жадно и долго, так, словно жизнь должна была закончиться вместе с этим поцелуем. Она повернулась к лампе, чтобы уменьшить свет, — Клэр нравился полумрак. За окном стояла ясная ночь.
Его руки проникли под блузку, ее кожа была горячей. Клэр быстро освободилась от одежды, серебряный кулон лежал между круглых небольших грудей. Питер откинул его, прежде чем спуститься к ним с поцелуями.
Она устроилась поудобнее, гладила и ласкала его, взъерошила волосы, ожидая главного.
Он посмотрел в ее глаза, в них было желание.
— Ты такой сильный, — она погладила его мускулы. — Ты можешь все…
— Всегда готов! — отрапортовал он, по-пионерски подняв руку ко лбу. — Каковы будут указания?
— Сценарий о жизни некоей Татьяны Лариной! — рассмеялась она. — Я серьезно, но ты не думай, что я совсем здесь с ума сошла. Во-первых, идея не моя, а Нила и Танечки Захаржевской. А во-вторых, событий и в самом деле хватало. Будем ковать железо, не отходя от кассы. По горячим следам.
— О, ты стала настоящей деловой леди. Просто волчица.
— Так с волками жить — по-волчьи выть! Впрочем, — тут же поправилась она, — здесь не страшнее, чем на нашей с тобой родине. Глотки друг другу грызут редко и в специально отведенных для этого местах. Словом, освоишься быстро!
— Когда начинать? — спросил он серьезно.
— Ну вот, как освоишься на новом месте, так и начнем!
И на месяц упорхнула в Париж для участия в новом проекте самого Роберта Олтмана. Роль была небольшая, гонорар, по нынешним меркам Тани Розен, копеечным, но сниматься у Мастера было чрезвычайно престижно, и многие голливудские звезды еще и приплатили бы, лишь бы угодить в кадр. Но прославленный режиссер приглашал далеко не всех.
По просьбе Татьяны Фитцсиммонс организовал для русского гостя маленькую экскурсию по павильонам «Мунлайт Пикчерз». Ивану случалось бывать на Ленфильме, так что киношная атмосфера была ему не в новинку, однако голливудское производство отличалось размахом. Там, где в отечественных условиях обходились одним техником, здесь суетилась целая сотня.
— Страхуемся! — сказал Колин.
Ивану не терпелось попробовать силы в новом жанре. Надо же, как оно все упромыслилось, однако! Со случайного взгляда на телеэкран начался отсчет исступленного полета в его с Танькой общее прошлое. Тысячи слов, лихорадочно вбитых в компьютер, — все здесь, с дискеток, прихваченных в Питере, перекочевали на новый винчестер. Тысячи выкуренных папирос, декалитры крепчайшего кофе, гипертонический криз, «скоряк», Новый год в больнице. Потом — пустота, молчание музы, месячный запой. Лева, поломанные ребра. Опять запой, суицидные позывы. И вот теперь судьба недвусмысленно подталкивает его к продолжению задуманного, и не задуманного даже, а просто ударившего в голову, как обух Раскольникова. Только теперь все у него будет иначе — спокойно, планомерно, взвешенно, как и подобает профессионалу. Восемь страниц готового текста в день… Ну, шесть… Частично адаптировать написанное ранее, частично — воспользоваться пленками, записанными во время бесед… И это была только часть материала — краеугольный камень, который ляжет в основу кинобиографии. Самой впечатляющей в истории Голливуда. Он уже несколько раз советовался с Колином Фитцсиммонсом по отдельным деталям. Сначала стеснялся беспокоить кинозвезду, однако Татьяна была права — Колин оказался приятным парнем, без звездных замашек.
— Пишите, как пишется! — посоветовал он в очередном разговоре. — Потом посмотрим, что нужно исправить.
И он писал, не задумываясь над тем, как это будет выглядеть на экране. Перед глазами, как будто на кинопленке, проходила совместная жизнь. Это были, пожалуй, самые сочные куски в материале. Порой он замечал, увлекаясь, что начинает писать о самом себе. «Рановато, Иван, засел за мемуары, — говорил он, ухмыляясь. — Фильм о тебе мировую общественность вряд ли заинтересует». Если не считать, пожалуй, Брюшного, который, поди, диву дается, куда подевался Ванька! И как у него рожу перекосило, стоило Баренцеву сунуть свои фальшивые корочки. Иван потом долго допытывался — откуда и зачем у Нила эти документы, но Баренцев, обычно откровенный со старым товарищем, на это только отшучивался. Ладно, много будем знать, скоро состаримся, а стариться Иван теперь совершенно не желал. Мысли о смерти оставили его, похоже, навсегда.
На столике рядом с постелью лежала целая стопка журналов. Иван Ларин, полистав один из них, положил на место. Вот когда в этих самых журналах будет статья о его фильме, то само собой прочтет и перечитает. «Как немного, собственно, для счастья человеку надо, — думал Ларин. — Немного удачи!» Только, пожалуй, не стоит этими мыслями делиться со здешней публикой. Они не размышляют, они работают. Хотя кто их знает… А вот в сценарий вставить можно. Он повертелся в постели, потом встал. Бар был пуст. Чертов Баренцев позаботился. Возмутительно. С другой стороны, забота о его состоянии трогала.
Иван вытащил из холодильника банку колы и подсел к компьютеру. Весьма предусмотрительно со стороны Нила — все на русском, начиная с клавиатуры.
«Чувствую себя, как белый человек», — вспомнил он старую поговорку.
Чего еще не хватает? Живи и работай. Еще недавно ему казалось, что будет трудно сотрудничать с Татьяной. Но оказалось, что это не так. Словно он общался с другим человеком — знакомым, но не более того. «Что ж, люди меняются», — сказал он себе. Сегодня ты не тот, что был вчера!
Татьяна принадлежала Павлу. Иван был уже в курсе скандальной истории с его обвинением. Тема снова была актуальна — дело Павла приняли к повторному рассмотрению, а его самого отпустили до суда под поручительство влиятельных лиц. Решение суда легко было предугадать: теперь обвинения выдвигались в адрес маленькой мексиканки и ее матери. Обвинения в вымогательстве. Доктор Розен оказался невиновен в совращении малолетней, как он был невиновен и в растрате: расследование установило, что бывшие руководители «Блю Спирит» Колтонд и Гольдман попросту подставили своего сотрудника, свалив на него часть собственных грехов. Первый отбывал двадцатилетний срок за подлог и хищения, второй был мертв. Как и Крис Вилаи, исполнительный директор «Информеда», обанкротивший собственную компанию и сдавший Павла в «Блю Спирит», он спился и покончил с собой, оставив вдову с пятью детьми. Криса Иван помнил по встрече в «Прибалтийской», и сейчас, задним числом, подумал, что американец ему уже тогда не сильно понравился. Было в этом Крисе что-то крысиное…
Самого Пашку Иван в Лос-Анджелесе не застал — тот улетел в Африку, на место падения крупного метеорита. Об этом метеорите тоже писали в прессе, однако, поскольку это самое падение случилось в необитаемой местности и жертв и разрушений не последовало, заметки были скупы, а вскоре и вовсе исчезли со страниц, уступив место очередным скандалам из Мира политики и шоу-бизнеса.
— Нет, здесь у нас нет радиоактивных материалов, но есть токсичные — одна из тем, над которой мы здесь трудимся — проблема переработки токсичных отходов. Химическое оружие мы не создаем — это вчерашний день. В будущем будет воевать электроника.
— Да, я кое-что читал об этом. Только мне кажется, что все эти новинки имеют смысл, когда противник обладает столь же высокоразвитыми технологиями. В противном случае, вашей электронике придется противостоять обычному оружию, а электроника — вещь хрупкая.
— Я понял, что вы имеете в виду, но на самом деле сейчас любая держава, способная представлять угрозу для Соединенных Штатов и мировой демократии, обладает этими технологиями. Мы вполне эффективно использовали их в Ираке и Югославии. Кроме того, в настоящее время мы активно разрабатываем системы, призванные оказывать влияние непосредственно на живую силу противника. Фактически, мы сможем управлять войсками, как если бы речь шла о компьютерной игре. Например, возможно послать импульс, заставляющий солдат врага впасть в беспричинную панику…
— И они побегут, как крысы! — задумчиво сказал Делох.
— Да, — оживился Слайвер, — вы можете посмотреть принцип действия на грызунах. Работы в этом направлении, вообще-то, ведутся очень давно, но только мы смогли продвинуться так далеко, что в ближайшем будущем можно будет говорить о применении в полевых условиях.
— Прекрасно, но вам не кажется, что война перестанет иметь героическое значение и, утратив эту свою составляющую, перестанет вдохновлять народ?
Слайвер посмотрел на Делоха несколько удивленно:
— Не ожидал подобного, честно признаюсь! Цель войны — спасти жизни граждан своей страны. И чем меньше врагов уничтожено, тем почетнее победа, разве не так? В древности войны вообще не были столь кровопролитны, как многие полагают. Что касается героики, то знаете, когда в английском флоте в начале двадцатого века стали появляться подводные лодки, возмущению старых адмиралов не было предела. Оружие бесчестное, тайное…
— Можно будет заставить солдат драться друг с другом, подобно тем воинам, что выросли из драконьих зубов, посеянных Кадмом! — предположил Дубойс.
— Это нетрудно, — подтвердил неохотно Слайвер.
— А голосовать за нужного кандидата?
— Мы держимся в стороне от политики! — запротестовал заместитель.
Питеру вспомнился рассказ, кажется, Уэллса. О террористе, который выкрал из лаборатории бациллы сибирской чумы, а те оказались всего лишь какой-то диковинной культурой, от которой кожа становится синей…
В ряде помещений были фальшивые окна, за которыми находился урбанистический пейзаж, менявшийся в полном соответствии со временем суток. Ходила басня, будто один из сотрудников, свихнувшись, пытался выброситься в одно из этих окон. На самом деле предназначение окон заключалось именно в том, чтобы улучшить психическое состояние работающих здесь людей. Окна заставляли их забыть, что они находятся в подземном бункере на глубине нескольких десятков метров.
Делох подошел и минуту всматривался в это фальшивое окно. Внизу даже можно было рассмотреть проезжающие автомобили.
— И насколько глубоко в землю уходит ваш замечательный Центр? — поинтересовался он.
— А вот это, профессор, уже военная тайна! — улыбнулся Слайвер. — А если честно, то я сам не в курсе, здесь есть много мест, в которые допускаются сотрудники лишь по специальным пропускам, выданным непосредственно владельцем Ред-Рока.
— Я таким не располагаю! — заметил Дубойс несколько удивленно.
— Если вы подадите запрос, то несомненно получите. При наличии веских оснований, — сказал Слайвер.
Дубойс покачал головой. В общем-то, следовало ожидать, что передав ему пост администратора, Баренцев вовсе не собирался посвящать его во все, что здесь творится.
— Говорят, — продолжил Слайвер, который счел, что обязанность гида позволяет ему немного пошутить, — говорят, что нижний сектор примыкает к верхним этажам преисподней, но я не могу это подтвердить или опровергнуть.
— Зато несомненно, что от сотрудничества с Люцифером вы бы не отказались, — задумчиво закончил Делох.
Электронные системы, следившие за атмосферой в «Подземельях», поддерживали влажность и температуру, наиболее комфортную для жизнедеятельности персонала. «Все для человека, все для блага человека» — смело можно было бы написать на входе в комплекс. Разумеется, в ряде секторов условия были такими, каких требовали хранившиеся в них материалы или проводимые эксперименты. Добраться до системы было непросто, но только не самому господину главному администратору. Здесь ему пришлось прибегнуть к помощи Клэр. Миссис Безансон затея, в которой ей предлагалось принять участие, совсем не понравилась. Не обошлось без шантажа. Питер просто поставил подругу перед фактом — ее помощь в обмен на поездку на Танафос, куда он планировал смыться во время катастрофы. По двум причинам — алиби безусловное, кроме того, ему очень хотелось подпортить праздник Захаржевской. Делох, который всецело поддерживал эту идею, кажется, планировал развить во время визита наступление на позиции иллюминатов. Правда, трудно было понять — каким именно образом. Дубойс очень сомневался, что Георг начнет активные боевые действия. Все-таки возраст, да и неразумно совсем.
— Безумие… Вы мне напоминаете тех кавалеристов, что отчаянно шли в атаку на танки во время Второй мировой.
— Смелость города берет!
— Только у вас нет коня, а вместо шашки в лучшем случае перочинный ножик! Дохлый номер!
— Конь есть, дорогой Питер. Прекрасный троянский конь. Не волнуйтесь, я не собираюсь бросаться на нашу милейшую миссис Баррен-Захаржевскую ни с шашкой, ни с ножиком. Мы пойдем другим путем! — закончил он серьезно.
Русист Делох не знал тем не менее, что повторяет фразу незабвенного вождя, также не знал об этом и Дубойс. Он посмотрел в глаза Делоху и кивнул.
— Итак, могу я узнать, что именно вы тут затеяли? — спросил Делох весело, словно речь шла о готовящемся празднике, а не о диверсии, которая должна была повлечь за собой человеческие жертвы.
Дубойс задержался с ответом. Он подумал о том, что намеревался всю свою жизнь посвятить борьбе с такими вот людьми, а вышло так, что оказался незаметно на их стороне.
Георг посмотрел на него.
— В принципе, — Питер отбросил раздумья, — при всей тщательной охране, Центр весьма уязвим. Здесь сосредоточено огромное количество опасных материалов. Если прибегнуть к метафоре, Ред-Рок — это большая пороховая бочка.
— А мы с вами держим в руках фитиль! — закончил Делох.
— Верно! — Дубойс кивнул.
— Вы полагаете, что сможете спровоцировать серьезную катастрофу?
— Я не берусь прогнозировать точно! — Дубойс был осторожен. — Но полагаю, что при благоприятных условиях можно вывести из строя большую часть комплекса. Возможно, он даже станет непригоден для дальнейших исследований.
— Вы полагаете, что сможете это сделать?
— Технически все проще, чем вы, вероятно, думаете после нашей экскурсии со Слайвером. Разумеется, в Ред-Роке предусмотрены различные меры по устранению последствий катастроф, но поскольку здесь никогда не происходило крупных аварий, этой стороне уделено мало внимания. Кроме того, компьютерная сеть Центра совершенно изолирована от внешней, во избежание утечки информации, и возможность внешнего воздействия сведена к нулю. Однако, в случае если одновременно произойдет несколько неполадок на разных уровнях, система неизбежно даст сбой. Предположим, что мы организуем, — Питер воодушевился, — одновременно несколько аварийных ситуаций, из которых лишь одна будет представлять реальную угрозу для Центра.
— Так что вы конкретно думаете учинить?
— В нашем распоряжении сейчас находятся токсичные соединения. В Центре решают проблему их утилизации, либо дальнейшего использования. Помните закон относительности? Один волос на голове — это немного, зато один волос в супе… Так вот — для аризонской пустыни у нас немного токсикатов, однако для того, чтобы отравить Ред-Рок, их более чем достаточно. Это субпродукт переработки токсичных отходов.
— Может быть! — не стала спорить Клэр. — Разве удивительно, что мне не нравится, что ты уделяешь мне меньше времени, чем этому старикану? Я не требую, чтобы ты выставил его за ворота с трехдневным запасом воды и пищи. Но я вижу, что ты всерьез воспринимаешь его бредовые фантазии, а вот это уже плохо. Сейчас под угрозой не только твоя репутация, но и мое будущее! Мы ведь теперь одна команда…
— Верно, — он кивнул, — поэтому, боюсь, милая, тебе придется играть по нашим правилам!
Клэр взглянула в его глаза и горестно покачала головой.
— Совсем не этого я ждала, Питер. Совсем не этого. — И добавила немного погодя, отчасти потому, что не могла сдержать раздражение, отчасти потому, что хотела, чтобы последнее слово осталось за ней. Маленькая, но победа, которая тешит женское тщеславие. — По-моему, этого сумасшедшего вообще нельзя было сюда пускать! Еще сломает что-нибудь к черту!
Питер ничего не сказал, но слова эти запомнил. Идеи, как давно известно, носятся в воздухе, остается их только оттуда вылавливать.
Тем же вечером, после трудового дня, возвращаясь вместе в административный корпус, они заметили фигуру Делоха, приплясывающего в окне на третьем этаже. Профессор махал им обеими руками и очевидно, если бы не стекло, слетел вниз навстречу друзьям.
— Боже мой, сколько эмоций! — заметила Клэр презрительно.
— Что-то он слишком взволнован! — озабоченно заметил Дубойс.
— Разве бывает иначе?
Питер не обратил внимания на ее насмешку.
— Готов поспорить, он опять собирается оседлать любимого конька, — пробормотал он.
Он чувствовал себя несколько виноватым перед Клэр. Утренняя перебранка оставила тягостное чувство. Клэр по-своему также была права. Клэр права, прав Делох… Спрятать голову в подушку. Достойно ли не сгибаться перед ударами судьбы…
— Бедняге уже никого другого не оседлать! — съехидничала Клэр. — В твое отсутствие я заметила, как он вертится вокруг да около, думала, начнет подъезжать. Оказалось, хуже — попытался промыть мне мозги насчет твоей исторической миссии. А я, выходит, отвлекаю тебя от революционной борьбы, разлагаю, так сказать!
Они поднимались в лифте.
— Послушай, — сказал примирительно Питер. — Георг — старый чудак, и тебе совершенно не обязательно слушать все, что он болтает. Зачем раздражаться понапрасну?
Вопреки ожиданиям госпожи Безансон, этот вечер, как и все предшествующие, Питер опять провел в обществе Георга Делоха. Более того, Делох на этот раз был красноречив как никогда.
Она предпочла удалиться в спальню, чтобы предаться грезам в компании героев одного из современных бестселлеров. Герои были как на подбор — спецагенты и шпионы. Время от времени Клэр бросала взгляд в сторону комнаты, надеясь, что Делох наконец выдохнется или Питер придет в себя и выставит надоедливого старикашку за дверь. Вежливо. Это ведь так просто. Но и то и другое казалось чудом. Клэр пробежала по страницам — книга не увлекала. Долгие описания закулисной политической игры, какие-то технические сведения по ядерным реакторам и картонные персонажи, каждый из которых был причастен к международному шпионажу.
— У нас здесь свой шпионаж, — подумала она и на цыпочках прокралась к дверям, подслушать разговор в гостиной.
У нее было подозрение, что сейчас там могут обсуждаться вещи, о которых не говорят при ней. И совсем не потому, что боятся смутить ее. Просто с некоторых пор Питер стал доверять этому старому козлу больше, чем ей. Это так несправедливо. Клэр сжала кулаки. Ведь в этой войне они на одной стороне — Клэр и Питер. Неужели он этого не понимает?
— Итак, Питер, мальчик мой, мы с вами вдвоем, как мифические герои против многоголовой гидры…
«Что же это за мифические герои?» — подумала Клэр, но, очевидно, эта метафора была чисто абстрактной, во всяком случае, на своего любимого конька в этот раз Делох не сел.
Она обхватила руками плечи и, задумавшись, подошла к окну. Может быть, в этой ситуации было бы разумнее всего сообщить Баррену, что привезенный им сюда чокнутый профессор замышляет неладное и втягивает в свои козни главного администратора. Только что это даст? Вряд ли донос откроет ей путь на свободу. Во-первых, она все еще нужна Ред-Року, да и Нил не производил впечатление излишне сентиментального человека. Она мало о нем знала, поэтому строить планы не могла. Возможно, он из тех, кто придерживается древнего правила — доносчику первый кнут. И еще… Клэр не притворялась рядом с Питером. Он в самом деле заменил в ее сердце Розена. Более того — она и сама не представляла, могло ли быть у них что-нибудь с Павлом в иных обстоятельствах. Дубойс же — другой случай. Питер был не просто заменой.
Его почти мистическое появление в ее жизни заставило пересмотреть многое.
И она не предала бы его ни за что на свете. Даже если завтра он захочет уничтожить весь мир, а бредятина, которую нес Делох, вполне могла привести именно к этому. Многоголовая гидра… Нет, она никогда не предаст его. Жаль, что Питер этого не понимает.
А Делох в гостиной продолжал давить ему на мозги:
— Вы сейчас главный козырь в нашей игре. Если хотите — избранный! Да! Только у вас есть ключи к этому осиному гнезду…
Делох, похоже, запутался в собственных метафорах.
— Я бы не сказал, что у меня есть все ключи. Многие эксперименты имеют высший уровень секретности, это то, что происходит в «подземельях». Думаю, только Баррен знает, над чем там работают. И еще несколько чинов в Пентагоне…
— Все это несущественные детали, Питер, не забывайте о главном — этот Карфаген должен быть разрушен! Вы продумали, как это сделать?
— В общих чертах, — мрачно ответил Дубойс. — Только…
— Что вас останавливает, мальчик мой? — Профессор Делох рассмеялся скрипучим смехом безумца. — Боитесь перешагнуть через кровь? Не бойтесь, мы с вами не убийцы, мы — орудие божественного гнева! А убийцы — это они, служители гидры. Все эти Блитсы, Баррены, Слайверы, Розены…
Услышав последнюю фамилию, Клэр напряглась.
— Ну, не знаю, — задумчиво проговорил Питер. — Розена вы зря включили в черный список. Он честный ученый, порядочный человек, которого попросту подставили…
— Ха! Ключевое слово — «честный ученый»! Самая опасная разновидность убийцы! Тот же Слайвер — это всего-навсего тупой служака, чьи запросы — эти запросы жвачного животного. Удвойте ему жалованье, пошлите торговать хот-догами в Диснейленде — и он будет счастлив и думать забудет о каком-то там Ред-Роке. Блитс или Баррен — существа другого уровня, но той же породы. Рабы Мамоны, у них в каждом зрачке светится по доллару. Думаете, им так уж важно, откуда течет золото в их сундуки? По большому счету, им все равно, что производить, чем торговать, — нефтью, памперсами, крылатыми ракетами, сахарной ватой — лишь бы не иссякал этот золотой поток. Отнимите у них Ред-Рок — они мигом обзаведутся другими игрушками… Но Розен — он не таков, он — честный ученый, рыцарь науки! Сытое брюхо, золотой унитаз, миллиарды на счетах — это не для него. Ему, как Платону, истину подавай, истину в последней инстанции… А вы подумайте, Питер, подумайте, дорогой мой, разве Слайвера мы должны благодарить за ядерную бомбу, за СПИД и лихорадку Эболи, за все «прелести» технотронной цивилизации, поставившие человечество на грань вымирания? Или, может быть, Баррена? Нет и еще раз нет! Ничего этого не было бы, если бы не ваши ученые — бессребреники и идеалисты! И чем больше таких Розенов мы погребем под руинами этой кузницы дьявола…
— Кстати, Розен-то как раз может и не вернуться в Ред-Рок. По моим сведениям, он собирается в небольшую экспедицию в Африку, а потом — Бог весть…
— Так сделайте же что-нибудь — вы знаете что! Сравнять с землей Ред-Рок, не уничтожив Розена — это, знаете ли, даже не полдела, а десятая часть.
— Послушайте, Георг, мне нужна свобода, и мне нужна Клэр! И ради этого я готов на все!
Клэр затрепетала, это было то, что она давно мечтала услышать, и поскольку сейчас он говорил об этом с Делохом, можно было быть уверенной — говорил искренне. Но одновременно ее охватил страх. Что они задумали, что они задумали?! Она горестно покачала головой — опять оказалась в западне, выстроенной собственными руками. Надо найти способ проинформировать Баррена — под угрозой само существование Ред-Рока и, возможно, жизнь ее Павла… Ее? С каких это пор? Павел никогда не принадлежал ей, даже когда их роман был на взлете, она занимала лишь второе место на пьедестале его любви, первое же всегда было зарезервировано за женой, этой русской артисткой… А Питер… Питер — это другое. Совсем другое — и единственное, что у нее есть. Нет, она не могла предать Дубойса, что бы они там с мерзавцем Делохом ни планировали. Клэр решила, что лучше покорно наблюдать, плыть по течению. Быть пассивной, любящей, нежной…
Он посмотрел на нее. Клэр лежала, прикрывшись едва-едва, с ловкостью профессиональной модели, одеяло почти ничего не скрывало.
Питер вздохнул:
— Если бы этот вечер никогда не кончался… Тебе приходилось так думать?
— Вечность в Ред-Роке? Шутишь? — она гневно изогнула брови.
— Милая, я тебе помогу, не сомневайся, — заверил он.
— Скоро сказка сказывается!
— Вот видишь, ты же все понимаешь…
Дубойс прекрасно понимал, что она ждет от него решительных действий. Его судьба была с юности сплетена с судьбой этой женщины, и все, что он делал в своей жизни, подводило его к ней, к этому моменту предельной близости, единения тел и душ. Сейчас он не испытывал никаких сожалений. Если бы что-нибудь было не так, не было бы ни этого вечера, ни Клэр Безансон, лежащей в его постели и ожидающей его, свою половинку. Ради нее он готов был на многое. Почти на все.
Питер Дубойс решил оставить философские размышления на утро. Теперь в нем говорил мужчина, самец. Он поймал Клэр за плечо и притянул к себе, чтобы поцеловать — жадно и долго, так, словно жизнь должна была закончиться вместе с этим поцелуем. Она повернулась к лампе, чтобы уменьшить свет, — Клэр нравился полумрак. За окном стояла ясная ночь.
Его руки проникли под блузку, ее кожа была горячей. Клэр быстро освободилась от одежды, серебряный кулон лежал между круглых небольших грудей. Питер откинул его, прежде чем спуститься к ним с поцелуями.
Она устроилась поудобнее, гладила и ласкала его, взъерошила волосы, ожидая главного.
Он посмотрел в ее глаза, в них было желание.
— Ты такой сильный, — она погладила его мускулы. — Ты можешь все…
(3)
— Ну, так ты готов? — спросила голливудская звезда Таня Розен, едва успев поздороваться. Иван посмотрел на нее восхищенно. Эту Танюшу тоже было не узнать. Энергичная, смелая, теперь это был ее мир, и ему очень хотелось влиться в него как можно скорее.— Всегда готов! — отрапортовал он, по-пионерски подняв руку ко лбу. — Каковы будут указания?
— Сценарий о жизни некоей Татьяны Лариной! — рассмеялась она. — Я серьезно, но ты не думай, что я совсем здесь с ума сошла. Во-первых, идея не моя, а Нила и Танечки Захаржевской. А во-вторых, событий и в самом деле хватало. Будем ковать железо, не отходя от кассы. По горячим следам.
— О, ты стала настоящей деловой леди. Просто волчица.
— Так с волками жить — по-волчьи выть! Впрочем, — тут же поправилась она, — здесь не страшнее, чем на нашей с тобой родине. Глотки друг другу грызут редко и в специально отведенных для этого местах. Словом, освоишься быстро!
— Когда начинать? — спросил он серьезно.
— Ну вот, как освоишься на новом месте, так и начнем!
И на месяц упорхнула в Париж для участия в новом проекте самого Роберта Олтмана. Роль была небольшая, гонорар, по нынешним меркам Тани Розен, копеечным, но сниматься у Мастера было чрезвычайно престижно, и многие голливудские звезды еще и приплатили бы, лишь бы угодить в кадр. Но прославленный режиссер приглашал далеко не всех.
По просьбе Татьяны Фитцсиммонс организовал для русского гостя маленькую экскурсию по павильонам «Мунлайт Пикчерз». Ивану случалось бывать на Ленфильме, так что киношная атмосфера была ему не в новинку, однако голливудское производство отличалось размахом. Там, где в отечественных условиях обходились одним техником, здесь суетилась целая сотня.
— Страхуемся! — сказал Колин.
Ивану не терпелось попробовать силы в новом жанре. Надо же, как оно все упромыслилось, однако! Со случайного взгляда на телеэкран начался отсчет исступленного полета в его с Танькой общее прошлое. Тысячи слов, лихорадочно вбитых в компьютер, — все здесь, с дискеток, прихваченных в Питере, перекочевали на новый винчестер. Тысячи выкуренных папирос, декалитры крепчайшего кофе, гипертонический криз, «скоряк», Новый год в больнице. Потом — пустота, молчание музы, месячный запой. Лева, поломанные ребра. Опять запой, суицидные позывы. И вот теперь судьба недвусмысленно подталкивает его к продолжению задуманного, и не задуманного даже, а просто ударившего в голову, как обух Раскольникова. Только теперь все у него будет иначе — спокойно, планомерно, взвешенно, как и подобает профессионалу. Восемь страниц готового текста в день… Ну, шесть… Частично адаптировать написанное ранее, частично — воспользоваться пленками, записанными во время бесед… И это была только часть материала — краеугольный камень, который ляжет в основу кинобиографии. Самой впечатляющей в истории Голливуда. Он уже несколько раз советовался с Колином Фитцсиммонсом по отдельным деталям. Сначала стеснялся беспокоить кинозвезду, однако Татьяна была права — Колин оказался приятным парнем, без звездных замашек.
— Пишите, как пишется! — посоветовал он в очередном разговоре. — Потом посмотрим, что нужно исправить.
И он писал, не задумываясь над тем, как это будет выглядеть на экране. Перед глазами, как будто на кинопленке, проходила совместная жизнь. Это были, пожалуй, самые сочные куски в материале. Порой он замечал, увлекаясь, что начинает писать о самом себе. «Рановато, Иван, засел за мемуары, — говорил он, ухмыляясь. — Фильм о тебе мировую общественность вряд ли заинтересует». Если не считать, пожалуй, Брюшного, который, поди, диву дается, куда подевался Ванька! И как у него рожу перекосило, стоило Баренцеву сунуть свои фальшивые корочки. Иван потом долго допытывался — откуда и зачем у Нила эти документы, но Баренцев, обычно откровенный со старым товарищем, на это только отшучивался. Ладно, много будем знать, скоро состаримся, а стариться Иван теперь совершенно не желал. Мысли о смерти оставили его, похоже, навсегда.
На столике рядом с постелью лежала целая стопка журналов. Иван Ларин, полистав один из них, положил на место. Вот когда в этих самых журналах будет статья о его фильме, то само собой прочтет и перечитает. «Как немного, собственно, для счастья человеку надо, — думал Ларин. — Немного удачи!» Только, пожалуй, не стоит этими мыслями делиться со здешней публикой. Они не размышляют, они работают. Хотя кто их знает… А вот в сценарий вставить можно. Он повертелся в постели, потом встал. Бар был пуст. Чертов Баренцев позаботился. Возмутительно. С другой стороны, забота о его состоянии трогала.
Иван вытащил из холодильника банку колы и подсел к компьютеру. Весьма предусмотрительно со стороны Нила — все на русском, начиная с клавиатуры.
«Чувствую себя, как белый человек», — вспомнил он старую поговорку.
Чего еще не хватает? Живи и работай. Еще недавно ему казалось, что будет трудно сотрудничать с Татьяной. Но оказалось, что это не так. Словно он общался с другим человеком — знакомым, но не более того. «Что ж, люди меняются», — сказал он себе. Сегодня ты не тот, что был вчера!
Татьяна принадлежала Павлу. Иван был уже в курсе скандальной истории с его обвинением. Тема снова была актуальна — дело Павла приняли к повторному рассмотрению, а его самого отпустили до суда под поручительство влиятельных лиц. Решение суда легко было предугадать: теперь обвинения выдвигались в адрес маленькой мексиканки и ее матери. Обвинения в вымогательстве. Доктор Розен оказался невиновен в совращении малолетней, как он был невиновен и в растрате: расследование установило, что бывшие руководители «Блю Спирит» Колтонд и Гольдман попросту подставили своего сотрудника, свалив на него часть собственных грехов. Первый отбывал двадцатилетний срок за подлог и хищения, второй был мертв. Как и Крис Вилаи, исполнительный директор «Информеда», обанкротивший собственную компанию и сдавший Павла в «Блю Спирит», он спился и покончил с собой, оставив вдову с пятью детьми. Криса Иван помнил по встрече в «Прибалтийской», и сейчас, задним числом, подумал, что американец ему уже тогда не сильно понравился. Было в этом Крисе что-то крысиное…
Самого Пашку Иван в Лос-Анджелесе не застал — тот улетел в Африку, на место падения крупного метеорита. Об этом метеорите тоже писали в прессе, однако, поскольку это самое падение случилось в необитаемой местности и жертв и разрушений не последовало, заметки были скупы, а вскоре и вовсе исчезли со страниц, уступив место очередным скандалам из Мира политики и шоу-бизнеса.
(4)
— Радиация?— Нет, здесь у нас нет радиоактивных материалов, но есть токсичные — одна из тем, над которой мы здесь трудимся — проблема переработки токсичных отходов. Химическое оружие мы не создаем — это вчерашний день. В будущем будет воевать электроника.
— Да, я кое-что читал об этом. Только мне кажется, что все эти новинки имеют смысл, когда противник обладает столь же высокоразвитыми технологиями. В противном случае, вашей электронике придется противостоять обычному оружию, а электроника — вещь хрупкая.
— Я понял, что вы имеете в виду, но на самом деле сейчас любая держава, способная представлять угрозу для Соединенных Штатов и мировой демократии, обладает этими технологиями. Мы вполне эффективно использовали их в Ираке и Югославии. Кроме того, в настоящее время мы активно разрабатываем системы, призванные оказывать влияние непосредственно на живую силу противника. Фактически, мы сможем управлять войсками, как если бы речь шла о компьютерной игре. Например, возможно послать импульс, заставляющий солдат врага впасть в беспричинную панику…
— И они побегут, как крысы! — задумчиво сказал Делох.
— Да, — оживился Слайвер, — вы можете посмотреть принцип действия на грызунах. Работы в этом направлении, вообще-то, ведутся очень давно, но только мы смогли продвинуться так далеко, что в ближайшем будущем можно будет говорить о применении в полевых условиях.
— Прекрасно, но вам не кажется, что война перестанет иметь героическое значение и, утратив эту свою составляющую, перестанет вдохновлять народ?
Слайвер посмотрел на Делоха несколько удивленно:
— Не ожидал подобного, честно признаюсь! Цель войны — спасти жизни граждан своей страны. И чем меньше врагов уничтожено, тем почетнее победа, разве не так? В древности войны вообще не были столь кровопролитны, как многие полагают. Что касается героики, то знаете, когда в английском флоте в начале двадцатого века стали появляться подводные лодки, возмущению старых адмиралов не было предела. Оружие бесчестное, тайное…
— Можно будет заставить солдат драться друг с другом, подобно тем воинам, что выросли из драконьих зубов, посеянных Кадмом! — предположил Дубойс.
— Это нетрудно, — подтвердил неохотно Слайвер.
— А голосовать за нужного кандидата?
— Мы держимся в стороне от политики! — запротестовал заместитель.
Питеру вспомнился рассказ, кажется, Уэллса. О террористе, который выкрал из лаборатории бациллы сибирской чумы, а те оказались всего лишь какой-то диковинной культурой, от которой кожа становится синей…
В ряде помещений были фальшивые окна, за которыми находился урбанистический пейзаж, менявшийся в полном соответствии со временем суток. Ходила басня, будто один из сотрудников, свихнувшись, пытался выброситься в одно из этих окон. На самом деле предназначение окон заключалось именно в том, чтобы улучшить психическое состояние работающих здесь людей. Окна заставляли их забыть, что они находятся в подземном бункере на глубине нескольких десятков метров.
Делох подошел и минуту всматривался в это фальшивое окно. Внизу даже можно было рассмотреть проезжающие автомобили.
— И насколько глубоко в землю уходит ваш замечательный Центр? — поинтересовался он.
— А вот это, профессор, уже военная тайна! — улыбнулся Слайвер. — А если честно, то я сам не в курсе, здесь есть много мест, в которые допускаются сотрудники лишь по специальным пропускам, выданным непосредственно владельцем Ред-Рока.
— Я таким не располагаю! — заметил Дубойс несколько удивленно.
— Если вы подадите запрос, то несомненно получите. При наличии веских оснований, — сказал Слайвер.
Дубойс покачал головой. В общем-то, следовало ожидать, что передав ему пост администратора, Баренцев вовсе не собирался посвящать его во все, что здесь творится.
— Говорят, — продолжил Слайвер, который счел, что обязанность гида позволяет ему немного пошутить, — говорят, что нижний сектор примыкает к верхним этажам преисподней, но я не могу это подтвердить или опровергнуть.
— Зато несомненно, что от сотрудничества с Люцифером вы бы не отказались, — задумчиво закончил Делох.
Электронные системы, следившие за атмосферой в «Подземельях», поддерживали влажность и температуру, наиболее комфортную для жизнедеятельности персонала. «Все для человека, все для блага человека» — смело можно было бы написать на входе в комплекс. Разумеется, в ряде секторов условия были такими, каких требовали хранившиеся в них материалы или проводимые эксперименты. Добраться до системы было непросто, но только не самому господину главному администратору. Здесь ему пришлось прибегнуть к помощи Клэр. Миссис Безансон затея, в которой ей предлагалось принять участие, совсем не понравилась. Не обошлось без шантажа. Питер просто поставил подругу перед фактом — ее помощь в обмен на поездку на Танафос, куда он планировал смыться во время катастрофы. По двум причинам — алиби безусловное, кроме того, ему очень хотелось подпортить праздник Захаржевской. Делох, который всецело поддерживал эту идею, кажется, планировал развить во время визита наступление на позиции иллюминатов. Правда, трудно было понять — каким именно образом. Дубойс очень сомневался, что Георг начнет активные боевые действия. Все-таки возраст, да и неразумно совсем.
— Безумие… Вы мне напоминаете тех кавалеристов, что отчаянно шли в атаку на танки во время Второй мировой.
— Смелость города берет!
— Только у вас нет коня, а вместо шашки в лучшем случае перочинный ножик! Дохлый номер!
— Конь есть, дорогой Питер. Прекрасный троянский конь. Не волнуйтесь, я не собираюсь бросаться на нашу милейшую миссис Баррен-Захаржевскую ни с шашкой, ни с ножиком. Мы пойдем другим путем! — закончил он серьезно.
Русист Делох не знал тем не менее, что повторяет фразу незабвенного вождя, также не знал об этом и Дубойс. Он посмотрел в глаза Делоху и кивнул.
— Итак, могу я узнать, что именно вы тут затеяли? — спросил Делох весело, словно речь шла о готовящемся празднике, а не о диверсии, которая должна была повлечь за собой человеческие жертвы.
Дубойс задержался с ответом. Он подумал о том, что намеревался всю свою жизнь посвятить борьбе с такими вот людьми, а вышло так, что оказался незаметно на их стороне.
Георг посмотрел на него.
— В принципе, — Питер отбросил раздумья, — при всей тщательной охране, Центр весьма уязвим. Здесь сосредоточено огромное количество опасных материалов. Если прибегнуть к метафоре, Ред-Рок — это большая пороховая бочка.
— А мы с вами держим в руках фитиль! — закончил Делох.
— Верно! — Дубойс кивнул.
— Вы полагаете, что сможете спровоцировать серьезную катастрофу?
— Я не берусь прогнозировать точно! — Дубойс был осторожен. — Но полагаю, что при благоприятных условиях можно вывести из строя большую часть комплекса. Возможно, он даже станет непригоден для дальнейших исследований.
— Вы полагаете, что сможете это сделать?
— Технически все проще, чем вы, вероятно, думаете после нашей экскурсии со Слайвером. Разумеется, в Ред-Роке предусмотрены различные меры по устранению последствий катастроф, но поскольку здесь никогда не происходило крупных аварий, этой стороне уделено мало внимания. Кроме того, компьютерная сеть Центра совершенно изолирована от внешней, во избежание утечки информации, и возможность внешнего воздействия сведена к нулю. Однако, в случае если одновременно произойдет несколько неполадок на разных уровнях, система неизбежно даст сбой. Предположим, что мы организуем, — Питер воодушевился, — одновременно несколько аварийных ситуаций, из которых лишь одна будет представлять реальную угрозу для Центра.
— Так что вы конкретно думаете учинить?
— В нашем распоряжении сейчас находятся токсичные соединения. В Центре решают проблему их утилизации, либо дальнейшего использования. Помните закон относительности? Один волос на голове — это немного, зато один волос в супе… Так вот — для аризонской пустыни у нас немного токсикатов, однако для того, чтобы отравить Ред-Рок, их более чем достаточно. Это субпродукт переработки токсичных отходов.