Страница:
Но надо было добраться до этого берега, а для этого первое условие — чтобы лед выдержал тяжесть «Красотки».
Это была не единственная опасность. Каждую минуту повозка рисковала опрокинуться от страшного юго-восточного ветра. Из предосторожности Корнелия, Наполеона и Кайета вышли из своего помещения и пошли с мужчинами, которые поддерживали «Красотку», не давая ей перевернуться. Лошади едва переступали, чувствуя, что почва уходит из-под ног.
26 октября утром, в половине шестого, лошади совсем выбились из сил. Пришлось остановиться среди непроглядной тьмы.
Ураган бушевал еще сильнее, и лед начал колыхаться под ногами.
— Что нам теперь делать? — спросил Жан.
— Надо вернуться на остров! — крикнула Корнелия, тщетно старавшаяся успокоить перепуганную Наполеону.
— Теперь это уже невозможно! — отвечал Сергей Васильевич.
— Почему?.. — спросил Каскабель. — Уж лучше сразиться с тюленями, чем…
— Я повторяю, что вернуться невозможно. Придется ехать против ветра, и наша повозка не выдержит. Ей надо идти по ветру или ее разнесет в щепы.
— Лишь бы только нам не пришлось ее бросить… — сказал Жан.
— Бросить! — вскричал Каскабель. — А что с нами будет без «Красотки»?
— Мы сделаем все, чтобы спасти её, — отвечал Сергей Васильевич. — Да!.. эта повозка — наше спасение, и мы сделаем все, что будет в наших силах…
— Значит, назад вернуться невозможно?.. — спросил Каскабель.
— Нет, надо идти вперед, — отвечал Сергей Васильевич. — Побольше смелости и хладнокровия, и мы достигнем Нуманы!
Эти слова ободрили всех. Было ясно видно, что возвращение на остров Диомида невозможно. Ураган несся с такой силой, что ни животные, ни люди не были в состоянии идти против него. «Красотка» не могла стоять даже на одном месте. При первой же попытке двинуться против ветра она была бы опрокинута.
Около десяти часов утра стало рассветать. Наступал день, бледный и туманный. Низкие облака тянулись над проливом. Метель так и крутилась, вихрем поднимая с земли снег и крупинки льда. При таких тяжелых условиях в полтора часа едва-едва протащились два километра, так как надо было объезжать то глубокие лужи, то льдины, нагроможденные одна на другую. А внизу подо льдом, волны, набегавшие с юга, колебали почву под ногами, точно судно при килевой качке. От этого колебания лед беспрерывно трещал.
Вдруг в исходе двенадцатого часа раздался страшный треск, и целая сеть мелких трещин появилась возле самой повозки… Под ногами лошадей открылась полынья около десяти метров в ширину.
Сергей Васильевич вскрикнул, и все остановились в нескольких шагах от провала.
— Наши лошади!.. Наши лошади!.. — кричал Жан. — Отец, спасем наших лошадей!..
Но было слишком поздно. Лед подломился, и несчастные животные скрылись в морской пучине. Если бы дышло не лопнуло и не оборвались постромки, то лошади увлекли бы за собой и «Красотку».
— Бедные животные! — воскликнул в полном отчаянии Каскабель.
Да! Эти два старых друга циркача, возившие его по белому свету, два его верных товарища, разделявшие с ним так долго кочевую жизнь, погибли. Каскабель и его семья рыдали от горя…
— Назад!.. Назад!.. — крикнул Сергей Васильевич.
Все схватились за колеса повозки и с трудом оттащили ее от промоины, которая все увеличивалась. Шагах в двадцати они остановились. Здесь было сравнительно безопасно.
Положение стало отчаянным. Что делать? Покинуть «Красотку» среди пролива и затем, добравшись до Нуманы, добыть там оленей и вернуться сюда?.. Казалось, что другого выхода нет.
Вдруг Жан воскликнул:
— Месье Серж! Месье Серж!.. Посмотрите… мы, кажется, плывем!..
— Плывем?..
Это было верно.
Было очевидно, что весь лед взломался и тронулся между берегами пролива. Буря и повышение температуры сделали свое дело. Большие полыньи виднелись к северу, и льдины, подгоняемые ветром, сдвинулись с места, а вместе с ними поплыла и та, на которой стояла повозка.
Сергей Васильевич старался угадать, в какую сторону их несет. С потерей лошадей и без того скверное положение, в котором находились путешественники, стало совсем отчаянным. Даже бросив «Красотку», теперь нельзя уже было достичь Нуманы. Теперь речь шла уже не о том, чтобы обойти какую-нибудь лужу; нет, между льдинами зияли уже настолько широкие трещины, что перебраться через них не было никакой возможности.
Кроме того, льдину, на которой стояла «Красотка», нельзя было направить по своему желанию. Да и долго ли она продержится под ударами соседних льдин?..
Ничего нельзя было предпринять! Пытаться направить льдину к сибирским берегам было выше человеческих сил. Этот кусок льда должен был теперь плыть до тех пор, пока на его пути не встретится какое-нибудь препятствие. А кто знает, где встретится это препятствие? Вдруг их занесет в полярные моря…
Около двух часов пополудни начало смеркаться. Став за ветром, Сергей Васильевич и спутники молчаливо вглядывались в темноту. Что могли они сказать, чем утешить напуганных женщин, которые, закутываясь в шубы, прижимались в страхе друг к другу. Только юный Сандр казался скорее удивленным, чем испуганным. Гвоздик возился в повозке, прибирая вещи, свалившиеся во время толчка. Сергей Васильевич и Жан были относительно хладнокровны, чего нельзя было сказать про Цезаря Каскабеля, который упрекал себя в том, что своей поспешностью заставил всех выехать из порта Кларенс и довел своих близких до такого ужасного положения.
Прежде всего надо было выяснить создавшееся положение. Как уже было сказано, в Беринговом проливе встречаются два течения. Одно идет к югу, другое направляется на север. Если только льдина, на которой приютилась «Красотка», попала в первое течение, то оставалась надежда, что ее прибьет к сибирскому берегу. Но если, напротив, ее несет второе течение, то она могла доплыть до Ледовитого океана, где нет ни острова, ни материка, к которому она могла бы пристать.
К несчастью, по мере того как ураган бушевал все больше и больше, видно было, что ветер дует с юга, и, скорее всего, льдину подхватило второе течение, в чем вскоре убедились Сергей Васильевич и Жан. Надежда, что их подхватило течение Камчатки, исчезла. Судя по компасу, их несло на север. Но можно ли было надеяться, что их прибьет к полуострову Принца Уэльского, к берегу Аляски или к порту Кларенс? Это было бы поистине чудесным случаем. Но между восточным мысом и мысом Принца Уэльского пролив открывался в океан, и надеяться на спасение было невозможно.
На поверхности льдины почти нельзя было стоять из-за урагана. Жан пошел было посмотреть на море, но ветер свалил его с ног, и если бы не Сергей Васильевич, то он погиб бы в волнах.
Что за ужасную ночь провели эти несчастные люди, точно потерпевшие кораблекрушение! Какие муки испытывали!.. Громадные айсберги налетали с треском на льдину. Казалось, что от толчков она вот-вот разлетится. Волны то и дело перекатывались по ледяной поверхности. Все наши путники промокли насквозь. Можно было бы укрыться в повозке, но она шаталась от ветра, и ни Сергей Васильевич, ни Каскабель не решились посоветовать остальным спрятаться под ее крышу.
Часы тянулись бесконечно. Однако толчки стали реже; очевидно, пролив очищался от льда. Быть может, льдина выплыла из затора, образовавшегося в самом проливе, и идет теперь по волнам океана? Или она вышла уже за пределы полярного круга? Возможно, что случайно она попала в течение у берегов Камчатки?.. А если ее не прибьет к берегам Америки, то не унесет ли ее течение к сплошным полярным льдам?
Как долго не наступал день!.. Тогда, по крайней мере, можно было бы ориентироваться…
Наконец забрезжило утро — утро 27 октября. Но погода не стала лучше. Наоборот, казалось, что буря еще усилилась.
Сергей Васильевич и Жан, с компасом в руках, вглядывались в горизонт, тщетно стараясь увидеть землю на западе или на востоке.
Сомневаться больше было нельзя — льдина плыла к северу, по течению Берингова пролива…
Как и следовало ожидать, буря эта страшно взволновала всех обитателей порта Кларенс, которые беспокоились за судьбу семейства Каскабель.
Но как могли бы они им помочь, раз вскрытие льда прекратило всякое сношение между обоими берегами пролива?..
Иначе обстояло дело в порту Нумане, где два русских сыщика, уехавшие за двое суток до отбытия труппы, сообщили об этом отъезде. Они тоже беспокоились, но совсем не из чувства симпатии. Они должны были арестовать графа Наркина, как только он ступит на сибирский берег… Но, очевидно, граф погиб во время этой бури вместе со всей семьей Каскабель.
Три дня спустя сомневаться уже было нечего, — течением прибило к берегу два лошадиных трупа.
Это были Вермут и Гладиатор, составлявшие единственную упряжку циркачей.
— Хорошо, что мы перебрались раньше через пролив, — сказал один из сыщиков.
— Да, — отвечал другой, — но жаль, что не удалось наше дельце!..
Глава третья
Это была не единственная опасность. Каждую минуту повозка рисковала опрокинуться от страшного юго-восточного ветра. Из предосторожности Корнелия, Наполеона и Кайета вышли из своего помещения и пошли с мужчинами, которые поддерживали «Красотку», не давая ей перевернуться. Лошади едва переступали, чувствуя, что почва уходит из-под ног.
26 октября утром, в половине шестого, лошади совсем выбились из сил. Пришлось остановиться среди непроглядной тьмы.
Ураган бушевал еще сильнее, и лед начал колыхаться под ногами.
— Что нам теперь делать? — спросил Жан.
— Надо вернуться на остров! — крикнула Корнелия, тщетно старавшаяся успокоить перепуганную Наполеону.
— Теперь это уже невозможно! — отвечал Сергей Васильевич.
— Почему?.. — спросил Каскабель. — Уж лучше сразиться с тюленями, чем…
— Я повторяю, что вернуться невозможно. Придется ехать против ветра, и наша повозка не выдержит. Ей надо идти по ветру или ее разнесет в щепы.
— Лишь бы только нам не пришлось ее бросить… — сказал Жан.
— Бросить! — вскричал Каскабель. — А что с нами будет без «Красотки»?
— Мы сделаем все, чтобы спасти её, — отвечал Сергей Васильевич. — Да!.. эта повозка — наше спасение, и мы сделаем все, что будет в наших силах…
— Значит, назад вернуться невозможно?.. — спросил Каскабель.
— Нет, надо идти вперед, — отвечал Сергей Васильевич. — Побольше смелости и хладнокровия, и мы достигнем Нуманы!
Эти слова ободрили всех. Было ясно видно, что возвращение на остров Диомида невозможно. Ураган несся с такой силой, что ни животные, ни люди не были в состоянии идти против него. «Красотка» не могла стоять даже на одном месте. При первой же попытке двинуться против ветра она была бы опрокинута.
Около десяти часов утра стало рассветать. Наступал день, бледный и туманный. Низкие облака тянулись над проливом. Метель так и крутилась, вихрем поднимая с земли снег и крупинки льда. При таких тяжелых условиях в полтора часа едва-едва протащились два километра, так как надо было объезжать то глубокие лужи, то льдины, нагроможденные одна на другую. А внизу подо льдом, волны, набегавшие с юга, колебали почву под ногами, точно судно при килевой качке. От этого колебания лед беспрерывно трещал.
Вдруг в исходе двенадцатого часа раздался страшный треск, и целая сеть мелких трещин появилась возле самой повозки… Под ногами лошадей открылась полынья около десяти метров в ширину.
Сергей Васильевич вскрикнул, и все остановились в нескольких шагах от провала.
— Наши лошади!.. Наши лошади!.. — кричал Жан. — Отец, спасем наших лошадей!..
Но было слишком поздно. Лед подломился, и несчастные животные скрылись в морской пучине. Если бы дышло не лопнуло и не оборвались постромки, то лошади увлекли бы за собой и «Красотку».
— Бедные животные! — воскликнул в полном отчаянии Каскабель.
Да! Эти два старых друга циркача, возившие его по белому свету, два его верных товарища, разделявшие с ним так долго кочевую жизнь, погибли. Каскабель и его семья рыдали от горя…
— Назад!.. Назад!.. — крикнул Сергей Васильевич.
Все схватились за колеса повозки и с трудом оттащили ее от промоины, которая все увеличивалась. Шагах в двадцати они остановились. Здесь было сравнительно безопасно.
Положение стало отчаянным. Что делать? Покинуть «Красотку» среди пролива и затем, добравшись до Нуманы, добыть там оленей и вернуться сюда?.. Казалось, что другого выхода нет.
Вдруг Жан воскликнул:
— Месье Серж! Месье Серж!.. Посмотрите… мы, кажется, плывем!..
— Плывем?..
Это было верно.
Было очевидно, что весь лед взломался и тронулся между берегами пролива. Буря и повышение температуры сделали свое дело. Большие полыньи виднелись к северу, и льдины, подгоняемые ветром, сдвинулись с места, а вместе с ними поплыла и та, на которой стояла повозка.
Сергей Васильевич старался угадать, в какую сторону их несет. С потерей лошадей и без того скверное положение, в котором находились путешественники, стало совсем отчаянным. Даже бросив «Красотку», теперь нельзя уже было достичь Нуманы. Теперь речь шла уже не о том, чтобы обойти какую-нибудь лужу; нет, между льдинами зияли уже настолько широкие трещины, что перебраться через них не было никакой возможности.
Кроме того, льдину, на которой стояла «Красотка», нельзя было направить по своему желанию. Да и долго ли она продержится под ударами соседних льдин?..
Ничего нельзя было предпринять! Пытаться направить льдину к сибирским берегам было выше человеческих сил. Этот кусок льда должен был теперь плыть до тех пор, пока на его пути не встретится какое-нибудь препятствие. А кто знает, где встретится это препятствие? Вдруг их занесет в полярные моря…
Около двух часов пополудни начало смеркаться. Став за ветром, Сергей Васильевич и спутники молчаливо вглядывались в темноту. Что могли они сказать, чем утешить напуганных женщин, которые, закутываясь в шубы, прижимались в страхе друг к другу. Только юный Сандр казался скорее удивленным, чем испуганным. Гвоздик возился в повозке, прибирая вещи, свалившиеся во время толчка. Сергей Васильевич и Жан были относительно хладнокровны, чего нельзя было сказать про Цезаря Каскабеля, который упрекал себя в том, что своей поспешностью заставил всех выехать из порта Кларенс и довел своих близких до такого ужасного положения.
Прежде всего надо было выяснить создавшееся положение. Как уже было сказано, в Беринговом проливе встречаются два течения. Одно идет к югу, другое направляется на север. Если только льдина, на которой приютилась «Красотка», попала в первое течение, то оставалась надежда, что ее прибьет к сибирскому берегу. Но если, напротив, ее несет второе течение, то она могла доплыть до Ледовитого океана, где нет ни острова, ни материка, к которому она могла бы пристать.
К несчастью, по мере того как ураган бушевал все больше и больше, видно было, что ветер дует с юга, и, скорее всего, льдину подхватило второе течение, в чем вскоре убедились Сергей Васильевич и Жан. Надежда, что их подхватило течение Камчатки, исчезла. Судя по компасу, их несло на север. Но можно ли было надеяться, что их прибьет к полуострову Принца Уэльского, к берегу Аляски или к порту Кларенс? Это было бы поистине чудесным случаем. Но между восточным мысом и мысом Принца Уэльского пролив открывался в океан, и надеяться на спасение было невозможно.
На поверхности льдины почти нельзя было стоять из-за урагана. Жан пошел было посмотреть на море, но ветер свалил его с ног, и если бы не Сергей Васильевич, то он погиб бы в волнах.
Что за ужасную ночь провели эти несчастные люди, точно потерпевшие кораблекрушение! Какие муки испытывали!.. Громадные айсберги налетали с треском на льдину. Казалось, что от толчков она вот-вот разлетится. Волны то и дело перекатывались по ледяной поверхности. Все наши путники промокли насквозь. Можно было бы укрыться в повозке, но она шаталась от ветра, и ни Сергей Васильевич, ни Каскабель не решились посоветовать остальным спрятаться под ее крышу.
Часы тянулись бесконечно. Однако толчки стали реже; очевидно, пролив очищался от льда. Быть может, льдина выплыла из затора, образовавшегося в самом проливе, и идет теперь по волнам океана? Или она вышла уже за пределы полярного круга? Возможно, что случайно она попала в течение у берегов Камчатки?.. А если ее не прибьет к берегам Америки, то не унесет ли ее течение к сплошным полярным льдам?
Как долго не наступал день!.. Тогда, по крайней мере, можно было бы ориентироваться…
Наконец забрезжило утро — утро 27 октября. Но погода не стала лучше. Наоборот, казалось, что буря еще усилилась.
Сергей Васильевич и Жан, с компасом в руках, вглядывались в горизонт, тщетно стараясь увидеть землю на западе или на востоке.
Сомневаться больше было нельзя — льдина плыла к северу, по течению Берингова пролива…
Как и следовало ожидать, буря эта страшно взволновала всех обитателей порта Кларенс, которые беспокоились за судьбу семейства Каскабель.
Но как могли бы они им помочь, раз вскрытие льда прекратило всякое сношение между обоими берегами пролива?..
Иначе обстояло дело в порту Нумане, где два русских сыщика, уехавшие за двое суток до отбытия труппы, сообщили об этом отъезде. Они тоже беспокоились, но совсем не из чувства симпатии. Они должны были арестовать графа Наркина, как только он ступит на сибирский берег… Но, очевидно, граф погиб во время этой бури вместе со всей семьей Каскабель.
Три дня спустя сомневаться уже было нечего, — течением прибило к берегу два лошадиных трупа.
Это были Вермут и Гладиатор, составлявшие единственную упряжку циркачей.
— Хорошо, что мы перебрались раньше через пролив, — сказал один из сыщиков.
— Да, — отвечал другой, — но жаль, что не удалось наше дельце!..
Глава третья
НА ЛЬДИНЕ
Могли ли несчастные, бывшие в таком отчаянном положении 27 октября, питать хотя бы самую слабую надежду на спасение? Плывя по проливу, они все-таки могли надеяться, что их прибьет к берегу… Но нет, течение несло их прямо в открытый океан.
Что же станется с льдиной в Ледовитом океане, если она не расколется и не растает? Затеряется ли она где-нибудь в арктических морях или же, подгоняемая восточным ветром, пристанет к Шпицбергену или к Новой Земле? В последнем случае возможно было бы, ценою большого труда и терпения, добраться до материка.
Этот исход пришел в голову Сергею Васильевичу. Он говорил об этом с Каскабелем и Жаном, пытливо вглядываясь в то же время в горизонт, затянутый туманом.
— Друзья мои, мы подвергаемся громадной опасности, так как каждую минуту льдина может расколоться, а мы лишены возможности покинуть ее.
— Это самая большая опасность? — спросил Каскабель.
— В настоящее время — да! — отвечал Сергей Васильевич. — Как только наступит мороз, опасность эта уменьшится и даже совсем исчезнет. Совершенно невозможно, чтобы в это время года и в этих широтах мороз не наступил через несколько дней.
— Вы правы, месье Серж, — сказал Жан. — Ну а если льдина устоит?.. Куда она направится?
— По моему мнению, не особенно далеко. Она не замедлит пристать к какому-нибудь ледяному полю. Как только море опять замерзнет, мы постараемся добраться до материка и будем продолжать намеченный нами маршрут.
— А чем заменим мы наших потонувших лошадей? — спросил Каскабель. — Ах, мои бедные лошадки! Мои бедные животные! Эти верные слуги были членами моей семьи. Знать, что я виновен в их гибели… Это ужасно!
Каскабель никак не мог утешиться. Отчаяние его было безгранично. Он уверял, что по его вине произошла вся эта катастрофа. Ну видел ли кто когда-нибудь, чтобы лошади шли по морю?.. Он горевал больше о лошадях, чем о том, что с ними самими будет без этих лошадей.
— Действительно, в тех ужасных обстоятельствах, в которых мы очутились благодаря буре, — сказал Сергей Васильевич, — потеря лошадей — непоправимое несчастье. Еще мы, мужчины, можем перенести и лишения и усталость. Но Корнелия Каскабель, Кайета и Наполеона, обе почти дети, что будут они делать, когда мы покинем «Красотку»?
— Покинем? — вскричал Каскабель.
— Да, нам придется покинуть ее, — подтвердил Жан.
— Да! — сказал Каскабель, угрожая себе собственными кулаками. — Так мне и надо! Это мне наказание за то, что я предпринял это путешествие!.. Ехать этой дорогой в Европу!..
— Не падайте духом, друг мой, — обратился к нему Сергей Васильевич. — Взглянем смело в лицо опасности. Это единственное средство преодолеть ее.
— Ну, отец, — прибавил Жан, — что сделано, того уже не вернешь. Не обвиняй себя в неосторожности и постарайся вернуть себе прежнюю энергию.
Но никакие увещевания не действовали на Каскабеля: его вера в себя получила страшный удар.
Тем временем Сергей Васильевич при помощи компаса старался точно установить направление течения. Этим наблюдениям он посвятил те несколько светлых часов, которые принес день.
Работа была нелегкая, так как невозможно было найти исходную точку. Впрочем, по ту сторону пролива море на большом протяжении казалось чистым от льда. При такой ненормальной температуре арктическое море не может совсем замерзнуть. Только в проливе, где встречаются два течения, вода замерзает, и образуется ледяное поле между двумя материками.
Результатом тщательного наблюдения явилось убеждение, что льдина подвигается к северо-западу. Это происходило, вероятно, оттого, что течение заворачивало в этом месте к сибирскому берегу, возле параллели полярного круга.
В то же время Сергей Васильевич окончательно убедился в том, что продолжавший свирепствовать ветер дул с юго-востока.
Убедившись во всем этом, Сергей Васильевич подошел к Цезарю Каскабелю и сообщил ему, что обстоятельства улучшаются, чем немного успокоил главу семьи.
— Да, — ответил тот, — хорошо уже и то, что мы идем по тому направлению, куда нам именно и нужно. Но какой крюк нам пришлось бы сделать!.. Ах, какой крюк!
Путники начали устраиваться по возможности удобнее на своем плывущем островке. Прежде всего решили, что помещаться они будут по-прежнему в повозке, так как там они были все-таки защищены от ветра.
Корнелия, Кайета и Наполеона пошли в свое отделение и занялись стряпней, о которой вот уже сутки никто не думал. Обед скоро был готов, и если не слышно было обычного смеха и веселых разговоров, то по крайней мере все подкрепили свои силы. Ведь с момента отъезда с островка Диомида все страшно измучились.
Так прошел день. Буря продолжала свирепствовать с ужасающей силой. Появились чайки и буревестники, вполне оправдывающие свое название.
Следующие дни: 28-е, 29-е, 30-е и 31 октября не принесли с собой никакой перемены. Восточный ветер бушевал по-прежнему.
Сергей Васильевич тщательно исследовал форму и величину льдины. Она была вроде неправильной трапеции, длиною от ста до ста тридцати метров и шириною около тридцати. В середине эта трапеция немного возвышалась. На поверхности не было заметно ни одной трещины, хотя иногда были слышны глухие потрескивания. По-видимому, льдина была очень прочна, по крайней мере до сих пор не заметно было, чтобы она пострадала от толчков.
С большими усилиями оттащили «Красотку» на середину. Там укрепили ее при помощи кольев, и теперь можно было быть уверенным, что ветер не опрокинет ее.
Больше всего пугали толчки при встрече льдины с громадными айсбергами, которые передвигались с различной скоростью и то плыли по течению, то кружились на одном месте. Некоторые поднимались над водой на высоту до семи метров. Казалось иногда, что вот-вот такая глыба налетит на плавучий островок и разобьет его или опрокинет. Некоторые толчки были так сильны, что если бы не были приняты меры предосторожности, то ничего не осталось бы в повозке; все было бы поломано и разбито. Все были в постоянном страхе, что льдина неожиданно расколется. Как только вблизи показывалась глыба льда, так сейчас же все путешественники собирались возле «Красотки» и, прижавшись друг к другу, ожидали толчка. Жан старался быть возле Кайеты. Самым ужасным несчастьем было бы, если бы льдина, расколовшись на несколько частей, разделила бы и без того исстрадавшихся путешественников.
Да, на середине льдины было все же надежнее, чем на краях.
Ночью Сергей Васильевич, Каскабель, Жан и Гвоздик дежурили поочередно. Ночи были очень темные, и только низко над горизонтом тускло светила луна, блеск которой, едва-едва пробиваясь сквозь туман, давал возможность рассмотреть приближение айсберга. Тогда, по крику дежурного, все моментально вскакивали и выбегали наружу.
Иногда направление айсберга менялось, и он проходил рядом с льдиной, а иногда толчок был так силен, что веревки лопались, и колья вылетали вон. Казалось, что все сейчас будет исковеркано; затем вновь все исправляли, довольные, что сами остались целы и невредимы.
Температура продолжала оставаться ненормальной. Море, несмотря на ноябрь, не замерзало. Это было необыкновенное явление для таких низких широт. Если бы еще попался какой-нибудь запоздавший китолов, можно было бы выстрелами привлечь его внимание. Забрав с собою потерпевших крушение, судно могло бы доставить их в один из портов Америки: в Викторию, Сан-Франциско, Сан-Диего или же на сибирский берег, в Петропавловск или Охотск… Но ни одного судна не было видно — только плывущие айсберги, только пустынное море, заканчивающееся на далеком горизонте вечными льдами.
Большим счастьем было то, что, в предвидении длинного путешествия по азиатским степям, где трудно что-либо достать, были сделаны большие запасы провизии: было много консервов, муки, рису, жиров и т. п. О корме лошадям теперь уже нечего было заботиться. Да и правду сказать, если бы Вермут и Гладиатор и уцелели при этой катастрофе, то чем бы их можно было здесь кормить?
2-го, 3-го, 4-го, 5-го и 6 ноября не случилось ничего нового, только ветер начал как будто немного стихать. Дневной свет продолжался всего два часа. Это ухудшало положение. Несмотря на беспрерывные наблюдения, Сергею Васильевичу было очень трудно проверять направление льдины, и ввиду невозможности отметить на карте ее движение он не знал, где они теперь находятся.
Однако 7-го числа заметили какую-то неподвижную точку.
В этот день, около одиннадцати часов утра, когда бледный свет стал пробиваться сквозь туман, Сергей Васильевич, Жан и Кайета вышли на край льдины. В числе балаганного имущества находилась довольно порядочная зрительная труба, в которую Гвоздик показывал зевакам экватор, изображаемый ниткою, натянутой на объектив, и жителей луны, которых представляла пара насекомых, засунутых в трубу. Тщательно вычистив эту трубу, Жан захватил ее с собою и, приставив к глазам, старался рассмотреть, не видно ли где-нибудь земли.
Несколько минут он внимательно всматривался, как вдруг Кайета, протянув руку к северу, сказала:
— Мне кажется, месье Серж, что там… гора!
— Гора? — ответил Жан. — Нет, по всей вероятности, это айсберг.
С этими словами он направил трубу на ту точку, которую указала Кайета, и сейчас же воскликнул:
— Кайета права!
Сергей Васильевич взял трубу и тоже посмотрел в нее.
— Да, — ответил он, — Кайета не ошиблась… Это довольно высокая гора!..
Посмотрели еще и убедились, что к северу, километрах в двадцати-двадцати пяти должна находиться земля.
Это было очень важно.
— Если там есть гора, то земля эта, должно быть, не маленькая, — заметил Жан.
— Ты прав, Жан, — отвечал Сергей Васильевич. — Вернувшись к «Красотке», мы постараемся определить по карте ее положение. Это даст нам возможность выяснить, где мы находимся.
— Жан, посмотри, как будто над горой вьется дым! — сказала Кайета.
— Тогда это вулкан! — воскликнул Сергей Васильевич.
— Да!.. Да!.. — проговорил Жан, направивший трубу на гору. — Дым виден довольно ясно…
Но день уже угасал, и очертания горы мало-помалу исчезли.
Действительно, час спустя, когда совершенно стемнело, в том направлении, где заметили гору, были видны красноватые отблески.
— Пойдем, взглянем на карту, — сказал Сергей Васильевич.
Все трое вернулись в лагерь.
Жан отыскал в атласе карту, изображавшую северный район, выше Берингова пролива, и вот что они установили.
Так как Сергей Васильевич уже убедился в том, что течение, направляясь сначала к северу, поворачивает затем на северо-запад, километров в двухстах выше пролива, и что льдина плывет по этому течению уже несколько дней, то надо было искать на карте, нет ли какой-нибудь земли к северо-западу.
Действительно, километрах в восьмидесяти от континента на карте находился большой остров, называемый географами островом Врангеля. Северная часть этого острова еще почти не исследована. Было, впрочем, очень вероятно, что, если течение будет продолжать увлекать за собой льдину, то она не пристанет к этому острову.
Сергей Васильевич не сомневался в том, что замеченная земля и есть именно остров Врангеля, так как на карте был указан между двумя мысами на южном берегу острова — мысами Гавани и Фомы, — вулкан в действии.
Его-то и заметила Кайета, и отблеск огня был сейчас, в темноте, ясно виден.
Теперь можно было точно определить путь, которым плыла льдина, выйдя из Берингова пролива. Обогнув берег, она миновала мыс Сердце-Камень, залив Колючин и Северный мыс, затем направилась в промежуток между Чукотской областью с одной стороны и островом Врангеля — с другой.
В какие широты попадет потом льдина? Куда занесет ее течение? Предвидеть это было невозможно. Больше всего беспокоило Сергея Васильевича то, что к северу не было видно на карте никакой земли.
Вечный лед тянется на неизмеримое пространство, и центр этого пространства — полюс.
Единственной надеждой на спасение было предположение, что море скоро замерзнет. Как только наступят сильные морозы, льдина остановится, и по ледяному полю можно будет попытаться достичь сибирского берега. Но как они обойдутся без «Красотки», которую придется бросить за неимением лошадей? Ведь переход предстоит долгий!
Ветер продолжал свирепствовать, не меняя своего направления. Большие волны, налетая на льдину, разбивались об ее края и перекатывались через нее, точно через палубу корабля во время сильной качки.
При этом льдина содрогалась даже в своей центральной части и, казалось, вот-вот расколется. Иногда громадные волны долетали до «Красотки», угрожая увлечь ее за собой.
По совету Сергея Васильевича приняли некоторые меры предосторожности. Так как в первых числах ноября выпал сильный снег, то можно было устроить нечто вроде снежного вала в задней части льдины, чтобы оградить ее от набегающих волн. Все принялись за дело. Когда снег был сложен и утоптан на высоте одного-двух метров, то насыпь эта представляла собою существенное препятствие для волн. Только брызги и пена перелетали через это импровизированное укрепление.
Во время этой работы Сандр и Наполеона не упустили случая поиграть в снежки, причем и Жирофль получил на свою долю изрядную порцию их. Каскабель не ворчал на детей за игру и только раз рассердился, когда неловко пущенный снежок попал не по адресу, шлепнувшись на голову Сергею Васильевичу.
— Кто это сделал? — крикнул Каскабель.
— Я, папа! — отвечала переконфузившаяся Наполеона.
— Какая ты неловкая! Извините, пожалуйста, месье Серж.
— Есть о чем говорить! Не браните ее, мой друг! Пусть она меня поцелует, и мы с ней помиримся.
Скоро не только выстроили вал, но и оградили «Красотку», устроив нечто вроде забора изо льда, который должен был защищать ее. К тому же и колеса ее увязли в снегу теперь чуть не до половины, так что нечего было бояться, что она перевернется от порыва ветра. Ограда доходила до крыши, но между ней и повозкой был оставлен узкий проход, так что кругом «Красотки» можно было ходить. Точно судно в доке стоял передвижной домик среди айсбергов. Если бы только льдина не разрушилась, то при этих условиях можно было дождаться момента, когда наступит настоящая зима.
Но тогда надо будет идти к материку, надо будет бросить этот передвижной дом, с которым семья Каскабель сроднилась, в котором она объехала весь Новый Свет! Надо будет расстаться с этим удобным и надежным приютом. Брошенная среди льдов Полярного моря [45]«Красотка» скроется в его пучине, едва настанут теплые дни!
Как только эта мысль приходила в голову Каскабелю, то исчезали и его обычное философское настроение и привычка смотреть на все с хорошей стороны. Он начинал обвинять себя, уверяя, что он — единственная причина всех несчастий. Он забывал совершенно, что всем этим они обязаны тем двум негодяям, которые обокрали их в ущелье Сьерра-Невады.
Напрасно старалась Корнелия отвлечь мужа от мрачных мыслей сначала добрым словом и, наконец, сердитым окриком. Напрасно дети, и даже Гвоздик, старались уговорить его, повторяя, что проект этого путешествия был одобрен всеми членами семьи. Напрасно Сергей Васильевич и «маленькая перепелочка» старались утешить безутешного Цезаря… Он отказывался их слушать.
— Разве ты больше не мужчина?.. — воскликнула однажды Корнелия, сильно встряхивая его.
Но он только поморщился от супружеской встряски и ничего не ответил.
В глубине души Корнелия очень беспокоилась за будущее, но она сознавала, что надо вырвать мужа из его удрученного состояния, которое совсем изменило этого мужественного человека.
В то же время вопрос о пище начал беспокоить Сергея Васильевича. Прежде всего надо было, чтобы провизии хватило до тех пор, пока будет возможно тронуться через ледяное поле, а также и на тот случай, если бы «Красотке» удалось добраться до сибирского берега. На охоту было бесполезно рассчитывать. В это время птицы здесь почти не показываются. Благоразумие требовало, чтобы вся провизия расходовалась возможно экономнее.
Так, увлекаемая течением, льдина доплыла до высоты островов Анжу, расположенных к северу от азиатского побережья.
Что же станется с льдиной в Ледовитом океане, если она не расколется и не растает? Затеряется ли она где-нибудь в арктических морях или же, подгоняемая восточным ветром, пристанет к Шпицбергену или к Новой Земле? В последнем случае возможно было бы, ценою большого труда и терпения, добраться до материка.
Этот исход пришел в голову Сергею Васильевичу. Он говорил об этом с Каскабелем и Жаном, пытливо вглядываясь в то же время в горизонт, затянутый туманом.
— Друзья мои, мы подвергаемся громадной опасности, так как каждую минуту льдина может расколоться, а мы лишены возможности покинуть ее.
— Это самая большая опасность? — спросил Каскабель.
— В настоящее время — да! — отвечал Сергей Васильевич. — Как только наступит мороз, опасность эта уменьшится и даже совсем исчезнет. Совершенно невозможно, чтобы в это время года и в этих широтах мороз не наступил через несколько дней.
— Вы правы, месье Серж, — сказал Жан. — Ну а если льдина устоит?.. Куда она направится?
— По моему мнению, не особенно далеко. Она не замедлит пристать к какому-нибудь ледяному полю. Как только море опять замерзнет, мы постараемся добраться до материка и будем продолжать намеченный нами маршрут.
— А чем заменим мы наших потонувших лошадей? — спросил Каскабель. — Ах, мои бедные лошадки! Мои бедные животные! Эти верные слуги были членами моей семьи. Знать, что я виновен в их гибели… Это ужасно!
Каскабель никак не мог утешиться. Отчаяние его было безгранично. Он уверял, что по его вине произошла вся эта катастрофа. Ну видел ли кто когда-нибудь, чтобы лошади шли по морю?.. Он горевал больше о лошадях, чем о том, что с ними самими будет без этих лошадей.
— Действительно, в тех ужасных обстоятельствах, в которых мы очутились благодаря буре, — сказал Сергей Васильевич, — потеря лошадей — непоправимое несчастье. Еще мы, мужчины, можем перенести и лишения и усталость. Но Корнелия Каскабель, Кайета и Наполеона, обе почти дети, что будут они делать, когда мы покинем «Красотку»?
— Покинем? — вскричал Каскабель.
— Да, нам придется покинуть ее, — подтвердил Жан.
— Да! — сказал Каскабель, угрожая себе собственными кулаками. — Так мне и надо! Это мне наказание за то, что я предпринял это путешествие!.. Ехать этой дорогой в Европу!..
— Не падайте духом, друг мой, — обратился к нему Сергей Васильевич. — Взглянем смело в лицо опасности. Это единственное средство преодолеть ее.
— Ну, отец, — прибавил Жан, — что сделано, того уже не вернешь. Не обвиняй себя в неосторожности и постарайся вернуть себе прежнюю энергию.
Но никакие увещевания не действовали на Каскабеля: его вера в себя получила страшный удар.
Тем временем Сергей Васильевич при помощи компаса старался точно установить направление течения. Этим наблюдениям он посвятил те несколько светлых часов, которые принес день.
Работа была нелегкая, так как невозможно было найти исходную точку. Впрочем, по ту сторону пролива море на большом протяжении казалось чистым от льда. При такой ненормальной температуре арктическое море не может совсем замерзнуть. Только в проливе, где встречаются два течения, вода замерзает, и образуется ледяное поле между двумя материками.
Результатом тщательного наблюдения явилось убеждение, что льдина подвигается к северо-западу. Это происходило, вероятно, оттого, что течение заворачивало в этом месте к сибирскому берегу, возле параллели полярного круга.
В то же время Сергей Васильевич окончательно убедился в том, что продолжавший свирепствовать ветер дул с юго-востока.
Убедившись во всем этом, Сергей Васильевич подошел к Цезарю Каскабелю и сообщил ему, что обстоятельства улучшаются, чем немного успокоил главу семьи.
— Да, — ответил тот, — хорошо уже и то, что мы идем по тому направлению, куда нам именно и нужно. Но какой крюк нам пришлось бы сделать!.. Ах, какой крюк!
Путники начали устраиваться по возможности удобнее на своем плывущем островке. Прежде всего решили, что помещаться они будут по-прежнему в повозке, так как там они были все-таки защищены от ветра.
Корнелия, Кайета и Наполеона пошли в свое отделение и занялись стряпней, о которой вот уже сутки никто не думал. Обед скоро был готов, и если не слышно было обычного смеха и веселых разговоров, то по крайней мере все подкрепили свои силы. Ведь с момента отъезда с островка Диомида все страшно измучились.
Так прошел день. Буря продолжала свирепствовать с ужасающей силой. Появились чайки и буревестники, вполне оправдывающие свое название.
Следующие дни: 28-е, 29-е, 30-е и 31 октября не принесли с собой никакой перемены. Восточный ветер бушевал по-прежнему.
Сергей Васильевич тщательно исследовал форму и величину льдины. Она была вроде неправильной трапеции, длиною от ста до ста тридцати метров и шириною около тридцати. В середине эта трапеция немного возвышалась. На поверхности не было заметно ни одной трещины, хотя иногда были слышны глухие потрескивания. По-видимому, льдина была очень прочна, по крайней мере до сих пор не заметно было, чтобы она пострадала от толчков.
С большими усилиями оттащили «Красотку» на середину. Там укрепили ее при помощи кольев, и теперь можно было быть уверенным, что ветер не опрокинет ее.
Больше всего пугали толчки при встрече льдины с громадными айсбергами, которые передвигались с различной скоростью и то плыли по течению, то кружились на одном месте. Некоторые поднимались над водой на высоту до семи метров. Казалось иногда, что вот-вот такая глыба налетит на плавучий островок и разобьет его или опрокинет. Некоторые толчки были так сильны, что если бы не были приняты меры предосторожности, то ничего не осталось бы в повозке; все было бы поломано и разбито. Все были в постоянном страхе, что льдина неожиданно расколется. Как только вблизи показывалась глыба льда, так сейчас же все путешественники собирались возле «Красотки» и, прижавшись друг к другу, ожидали толчка. Жан старался быть возле Кайеты. Самым ужасным несчастьем было бы, если бы льдина, расколовшись на несколько частей, разделила бы и без того исстрадавшихся путешественников.
Да, на середине льдины было все же надежнее, чем на краях.
Ночью Сергей Васильевич, Каскабель, Жан и Гвоздик дежурили поочередно. Ночи были очень темные, и только низко над горизонтом тускло светила луна, блеск которой, едва-едва пробиваясь сквозь туман, давал возможность рассмотреть приближение айсберга. Тогда, по крику дежурного, все моментально вскакивали и выбегали наружу.
Иногда направление айсберга менялось, и он проходил рядом с льдиной, а иногда толчок был так силен, что веревки лопались, и колья вылетали вон. Казалось, что все сейчас будет исковеркано; затем вновь все исправляли, довольные, что сами остались целы и невредимы.
Температура продолжала оставаться ненормальной. Море, несмотря на ноябрь, не замерзало. Это было необыкновенное явление для таких низких широт. Если бы еще попался какой-нибудь запоздавший китолов, можно было бы выстрелами привлечь его внимание. Забрав с собою потерпевших крушение, судно могло бы доставить их в один из портов Америки: в Викторию, Сан-Франциско, Сан-Диего или же на сибирский берег, в Петропавловск или Охотск… Но ни одного судна не было видно — только плывущие айсберги, только пустынное море, заканчивающееся на далеком горизонте вечными льдами.
Большим счастьем было то, что, в предвидении длинного путешествия по азиатским степям, где трудно что-либо достать, были сделаны большие запасы провизии: было много консервов, муки, рису, жиров и т. п. О корме лошадям теперь уже нечего было заботиться. Да и правду сказать, если бы Вермут и Гладиатор и уцелели при этой катастрофе, то чем бы их можно было здесь кормить?
2-го, 3-го, 4-го, 5-го и 6 ноября не случилось ничего нового, только ветер начал как будто немного стихать. Дневной свет продолжался всего два часа. Это ухудшало положение. Несмотря на беспрерывные наблюдения, Сергею Васильевичу было очень трудно проверять направление льдины, и ввиду невозможности отметить на карте ее движение он не знал, где они теперь находятся.
Однако 7-го числа заметили какую-то неподвижную точку.
В этот день, около одиннадцати часов утра, когда бледный свет стал пробиваться сквозь туман, Сергей Васильевич, Жан и Кайета вышли на край льдины. В числе балаганного имущества находилась довольно порядочная зрительная труба, в которую Гвоздик показывал зевакам экватор, изображаемый ниткою, натянутой на объектив, и жителей луны, которых представляла пара насекомых, засунутых в трубу. Тщательно вычистив эту трубу, Жан захватил ее с собою и, приставив к глазам, старался рассмотреть, не видно ли где-нибудь земли.
Несколько минут он внимательно всматривался, как вдруг Кайета, протянув руку к северу, сказала:
— Мне кажется, месье Серж, что там… гора!
— Гора? — ответил Жан. — Нет, по всей вероятности, это айсберг.
С этими словами он направил трубу на ту точку, которую указала Кайета, и сейчас же воскликнул:
— Кайета права!
Сергей Васильевич взял трубу и тоже посмотрел в нее.
— Да, — ответил он, — Кайета не ошиблась… Это довольно высокая гора!..
Посмотрели еще и убедились, что к северу, километрах в двадцати-двадцати пяти должна находиться земля.
Это было очень важно.
— Если там есть гора, то земля эта, должно быть, не маленькая, — заметил Жан.
— Ты прав, Жан, — отвечал Сергей Васильевич. — Вернувшись к «Красотке», мы постараемся определить по карте ее положение. Это даст нам возможность выяснить, где мы находимся.
— Жан, посмотри, как будто над горой вьется дым! — сказала Кайета.
— Тогда это вулкан! — воскликнул Сергей Васильевич.
— Да!.. Да!.. — проговорил Жан, направивший трубу на гору. — Дым виден довольно ясно…
Но день уже угасал, и очертания горы мало-помалу исчезли.
Действительно, час спустя, когда совершенно стемнело, в том направлении, где заметили гору, были видны красноватые отблески.
— Пойдем, взглянем на карту, — сказал Сергей Васильевич.
Все трое вернулись в лагерь.
Жан отыскал в атласе карту, изображавшую северный район, выше Берингова пролива, и вот что они установили.
Так как Сергей Васильевич уже убедился в том, что течение, направляясь сначала к северу, поворачивает затем на северо-запад, километров в двухстах выше пролива, и что льдина плывет по этому течению уже несколько дней, то надо было искать на карте, нет ли какой-нибудь земли к северо-западу.
Действительно, километрах в восьмидесяти от континента на карте находился большой остров, называемый географами островом Врангеля. Северная часть этого острова еще почти не исследована. Было, впрочем, очень вероятно, что, если течение будет продолжать увлекать за собой льдину, то она не пристанет к этому острову.
Сергей Васильевич не сомневался в том, что замеченная земля и есть именно остров Врангеля, так как на карте был указан между двумя мысами на южном берегу острова — мысами Гавани и Фомы, — вулкан в действии.
Его-то и заметила Кайета, и отблеск огня был сейчас, в темноте, ясно виден.
Теперь можно было точно определить путь, которым плыла льдина, выйдя из Берингова пролива. Обогнув берег, она миновала мыс Сердце-Камень, залив Колючин и Северный мыс, затем направилась в промежуток между Чукотской областью с одной стороны и островом Врангеля — с другой.
В какие широты попадет потом льдина? Куда занесет ее течение? Предвидеть это было невозможно. Больше всего беспокоило Сергея Васильевича то, что к северу не было видно на карте никакой земли.
Вечный лед тянется на неизмеримое пространство, и центр этого пространства — полюс.
Единственной надеждой на спасение было предположение, что море скоро замерзнет. Как только наступят сильные морозы, льдина остановится, и по ледяному полю можно будет попытаться достичь сибирского берега. Но как они обойдутся без «Красотки», которую придется бросить за неимением лошадей? Ведь переход предстоит долгий!
Ветер продолжал свирепствовать, не меняя своего направления. Большие волны, налетая на льдину, разбивались об ее края и перекатывались через нее, точно через палубу корабля во время сильной качки.
При этом льдина содрогалась даже в своей центральной части и, казалось, вот-вот расколется. Иногда громадные волны долетали до «Красотки», угрожая увлечь ее за собой.
По совету Сергея Васильевича приняли некоторые меры предосторожности. Так как в первых числах ноября выпал сильный снег, то можно было устроить нечто вроде снежного вала в задней части льдины, чтобы оградить ее от набегающих волн. Все принялись за дело. Когда снег был сложен и утоптан на высоте одного-двух метров, то насыпь эта представляла собою существенное препятствие для волн. Только брызги и пена перелетали через это импровизированное укрепление.
Во время этой работы Сандр и Наполеона не упустили случая поиграть в снежки, причем и Жирофль получил на свою долю изрядную порцию их. Каскабель не ворчал на детей за игру и только раз рассердился, когда неловко пущенный снежок попал не по адресу, шлепнувшись на голову Сергею Васильевичу.
— Кто это сделал? — крикнул Каскабель.
— Я, папа! — отвечала переконфузившаяся Наполеона.
— Какая ты неловкая! Извините, пожалуйста, месье Серж.
— Есть о чем говорить! Не браните ее, мой друг! Пусть она меня поцелует, и мы с ней помиримся.
Скоро не только выстроили вал, но и оградили «Красотку», устроив нечто вроде забора изо льда, который должен был защищать ее. К тому же и колеса ее увязли в снегу теперь чуть не до половины, так что нечего было бояться, что она перевернется от порыва ветра. Ограда доходила до крыши, но между ней и повозкой был оставлен узкий проход, так что кругом «Красотки» можно было ходить. Точно судно в доке стоял передвижной домик среди айсбергов. Если бы только льдина не разрушилась, то при этих условиях можно было дождаться момента, когда наступит настоящая зима.
Но тогда надо будет идти к материку, надо будет бросить этот передвижной дом, с которым семья Каскабель сроднилась, в котором она объехала весь Новый Свет! Надо будет расстаться с этим удобным и надежным приютом. Брошенная среди льдов Полярного моря [45]«Красотка» скроется в его пучине, едва настанут теплые дни!
Как только эта мысль приходила в голову Каскабелю, то исчезали и его обычное философское настроение и привычка смотреть на все с хорошей стороны. Он начинал обвинять себя, уверяя, что он — единственная причина всех несчастий. Он забывал совершенно, что всем этим они обязаны тем двум негодяям, которые обокрали их в ущелье Сьерра-Невады.
Напрасно старалась Корнелия отвлечь мужа от мрачных мыслей сначала добрым словом и, наконец, сердитым окриком. Напрасно дети, и даже Гвоздик, старались уговорить его, повторяя, что проект этого путешествия был одобрен всеми членами семьи. Напрасно Сергей Васильевич и «маленькая перепелочка» старались утешить безутешного Цезаря… Он отказывался их слушать.
— Разве ты больше не мужчина?.. — воскликнула однажды Корнелия, сильно встряхивая его.
Но он только поморщился от супружеской встряски и ничего не ответил.
В глубине души Корнелия очень беспокоилась за будущее, но она сознавала, что надо вырвать мужа из его удрученного состояния, которое совсем изменило этого мужественного человека.
В то же время вопрос о пище начал беспокоить Сергея Васильевича. Прежде всего надо было, чтобы провизии хватило до тех пор, пока будет возможно тронуться через ледяное поле, а также и на тот случай, если бы «Красотке» удалось добраться до сибирского берега. На охоту было бесполезно рассчитывать. В это время птицы здесь почти не показываются. Благоразумие требовало, чтобы вся провизия расходовалась возможно экономнее.
Так, увлекаемая течением, льдина доплыла до высоты островов Анжу, расположенных к северу от азиатского побережья.